Не убоюсь греха. Том 2

      — Талинка, — шутил Григорий, — после общины вам Москвой покажется. Здесь есть и свой кремль, и свой бессмертный дед. К нему мы заедем. Дед Вася — вековой мужик, он ещё Сталина застал.       Тони безучастно кивнул в такт лошадиному шагу.       — Что тогда за сохой шагал, что сейчас. Говорит, что с тех времен кроме водки ничего не поменялось.       — А вы Сталина случайно не застали? — сонно огрызнулся Тони.       — Сколько мне лет по-твоему?       — Не знаю, — пожал безразлично плечами, — а когда Сталин жил?       — Дожили, — выдохнул Григорий и замолчал, правда хватило его выдержки ненадолго. Вскоре обиженное нутро нереализованного историка вырвалось наружу с самой лаконичной и обманчивой фразой: «Короче…». Тони не очень вслушивался в монолог, снова дремал, опираясь на грудь Августа. Григорий же с каждым словом чувствовал себя всё лучше и не переставал говорить. В общине не любили разговоров о прошлой жизни, всё это было греховно, проклято, стерто из памяти. А многим говорить хотелось! Там, в городах, отделенных от общины густыми лесами, осталась и семья, и первая любовь, и первая драка. Первое счастье и первое горе.       Григорий давно признался Тони, что выбрал Антонийскую общину не по вере, а потому что сидел. Сидел дважды и долго. Когда вышел — страна поменялась. Люди стали другими. Григорий сам про себя понимал, что надо было уезжать из города. От общества уезжать. Куда-нибудь в лес, работать лесником, жить в лесу. Но как назло вакансий лесника не было, а Антонийская община была. Среди деревьев и безмолвных зверей с молитвами и вечно кающимися во всём виноватыми людьми.       Пробудился Тони вновь, когда у Григория закончились все философствования с Августом. Услышал лишь конец, обращённый в Григория, в его жизнь.       — Ты-то, Август, ничего об этом времени не знаешь, оно мимо тебя прошло. Я тоже в совке пожить особо не успел. Кого я захватил? Гарби да Ельцина? Гайдара с его политикой купли и продажи. Я ненавидел всё, что связано было с социализмом! Отец — честный коммунист, гордый, никогда ничего у государства не просил. В жерновах системы вертелся, а мне свободы хотелось, хотелось жить… как в американских фильмах. Их тогда только начали завозить. Джинсы, жвачки «Турбо»… Да не пытайся представить. Не знаешь ты, насколько это вкусно, святоша… А я пошёл грузчиком работать, первые джинсы себе купил, бросил их в таз с белизной и кирпичной крошкой. Рисунок появился. Красивый, как карта звёздного неба. У меня товарищ их в два раза дороже купил. Бизнес — подумал я. Уже насмотрелся по фильмам. Знал, что это такое. Начал заниматься джинсами. Смог магнитофон матери купить. Импортный. Она так радовалась, так радовалась. А потом за мной пришли. Милиция тогда называлась. За спекулятивные действия садят. Отец так меня возненавидел. Магнитофон к едрене матери расколотил. Кричал: «У честного коммуниста не может быть сына-спекулянта!» На мать с кулаками кидался: «Нагуляла, сука! Не моё это семя! Выродок». Дали мне два года. Для отца сын-спекулянт хуже сына-пидораса. А мне семнадцать, жизнь ещё толком не началась. Пока сидел — ни мать, ни отец не приходили. Потом узнал, что отец запретил. После своей смерти квартиру партии оставил в завещании! Про нас ни слова! А я свободы хотел. Наступили девяностые. Думал, сейчас-то и поднимусь. В те времена не сложно было. Бабы зарабатывали: трусы шили из советской ткани, пришивали к ним бирки импортные и возили по стране. Всё это занятие трусовкой называли. Всё люди на улицу вытащили, распродавали имущество. Книги лежали никому ненужные. Вся советская интеллигенция вынесла свои библиотеки на улицу. И никто ничего не брал. А я бизнес делал. Ларёк из досок и фанеры а в нём то батарейки продаю, то масло, то пух. Бизнес попёр, а потом братки крышевать стали. А там и говорить не об чём…       Григорий замолчал, махнул рукой мужичку, идущему навстречу. Ехали они по главной дороге и почти добрались до окраинных домов.       «Пятнадцать лет в сумме отмотал, вышел, думал, город ваш вертел. Не вернусь. А оно вишь, как вышло… Из-за какого-то…» — Григорий цокнул, не стал договаривать.       Когда их лошади поравнялись с мужчиной, тот добродушно улыбнулся, поприветствовал Григория и спросил, не к деду Васе ли они направляются?       — К нему, к нему, коней надо накормить, — ответил Григорий.       — Он в магазин поехал. Ждать придётся, — лысый мужчина перевёл взгляд на Августа. — О, Август! Привет, как жизнь? А тебя… новенький? — обратился он к Тони.       — Да, он недавно к нам приехал, — ответил Август вместо Тони. — Мир дому твоему, Дима. Живём мы хорошо.       — Могу у вас мяса вяленого заказать? В следующий раз килограммчика четыре привезёте? Тёще понравилось, теперь тоже хочет взять. А я Вам за это могу косы новые предложить.       — Да, конечно, через месяцок привезём, — наврал Григорий и легко ударил лошадь по бокам, двинувшись вперёд.       Деда Васи не было часа четыре. Тони за это время, успел, сидя на завалинке, прикорнуть на плече у Августа. Когда дед вернулся, припарковав старенький мопед у ворот, Григорий передал ему лошадей. Попросил придержать их до того, как в деревню не придёт кто-нибудь из общины, и собрался было идти на поиски человека, который помог бы добраться до ближайшего города, но дед Вася не позволил. Он оказался стариком сердобольным и согласился не только лошадей придержать, но и изъявил инициативу накормить путников с дороги. Дал баранок, налил козьего молока. Тони хватило одного глотка, чтобы понять: этот дар природы он принимать не будет. Незаметно перелив своё молоко в опустевший стакан Августа, он одним взглядом объяснил ситуацию, и тому не оставалось ничего, кроме как запихнуть в себя и вторую порцию.       Дед Вася расспросил их о поездке подробнее. Григорий немногословно ответил, что едут они надолго, ничего при этом с собой не имея. Дед Вася допытываться не стал, подошёл к шкафу и вытащил мешок мирской одежды.       — В городе лучше б выглядеть поприземлённее, — простодушно пояснил он, делясь своими пусть и старыми, но крепкими вещами.       Пока троица рылась в тряпье, он договорился с Димой, чтобы тот подбросил их до села. Там бы они с большей вероятностью смогли найти попутку до города. И всё было бы замечательно, если бы не Григорий. Сначала он смеялся над тем, как Тони брезгливо перебирал вещи деда Васи и отказывался их надевать, потом смеялся с того, как убого смотрелись на Тони резиновые сапоги, синие треники, на три размера больше и протёртые на коленках, и рубаха из общины — надевать предложенную футболку с дыркой под мышкой и разводами пота он категорически отказался. Единственным, что Тони взял сразу без раздумий, стала барсетка. Пусть потёртая и чем-то заляпанная, но она была первым отголоском той цивилизации, которую ему пришлось покинуть полтора месяца назад. Отвернувшись от всех, он быстро толкал в неё деньги, приминая купюры. Когда уместилась последняя тысяча, а сумка раздулась до нельзя, Август мягко спросил:       — Может лучше было бы в мою переложить? Я бы полотенце здесь оставил.       — Полотенце? — не понял Тони.       — Да, я в нём Карлушу нёс. Ещё гребень взял, — он достал деревянный гребешок из сумки. — Вот.       — Зачем он тебе?       — Ну как… — не понял Август, — чтоб расчесываться.       Тони нервно хихикнул, покачал головой, но от предложения отказался. Маленькая городская сумка в отличие от допотопного куска кожи, который Август называл «сумкой», была в разы удобнее. Висит на животе, всегда защищена руками, да и компактна, что говорить. С ней расставаться было глупо.       Во время поездки до села на старенькой Ниве, Тони держался за сумку, как за спасательный круг, сжимая пальцы на ней до белеющих костяшек. Его мутило. Мутило сильно. Наверное от езды по кочкам укачало. Даже голова начала кружиться. Он попросил разрешения открыть окно, честно признавшись, что ему было плохо, и Григорий решил, что это чудесный повод для шуток:       — Как будто ты до этого ни на одном бугре не прыгал.       — Это по первам так, а потом привыкнешь, — не зная контекста, добавил Дима. Он — простой деревенский мужик — как водитель был не очень, но и потребовал с них за проезд немного. Всего две тысячи.       Тони за четыре часа езды к тряске так и не привык. Август, как мог, его поддерживал. То по острой коленке погладит, то ещё и со своей стороны окошко откроет, чтобы воздуху было больше, то за руку робко возьмёт. Видя его сопереживающие глаза, Тони старался держаться и не раскисать. А ещё не блевать. С последним, к счастью, удалось справиться.       В селе им повезло найти попутку не просто до соседнего городишки, а прямиком до Красноярска! Потратив на дорогу по бесконечной трассе целый день, Тони мечтал лишь об одном: помыться и поспать в нормальной кровати. Выйдя из машины и зашагав по безлюдному и скупо освещённому тротуару, он ещё долго чувствовал задницей дорожную тряску.       Из-за отсутствия паспортов Тони не смог купить билеты на поезд прямиком до Новосибирска. Ночевать тоже было негде. Все ближайшие хостелы и гостиницы отказывались их принимать без документов. Даже госуслуги не помогли. Пришлось искать посуточную аренду на Авито, объяснять ситуацию арендодателям, слёзно умолять войти в положение и пустить переночевать всего на одну ночь. Евгений с тремя звёздочками рейтинга согласился, но потребовал сумму в два раза больше. К тому времени Тони уже готов был на что угодно, лишь бы не оставаться на улице.       Однако, провести ночь в скитаниях всё же пришлось. Хозяин напрочь отказался ехать через весь город на съёмную квартиру с ключами на ночь глядя и сказал дождаться утра. Пришлось идти в ближайший Бургер Кинг и сидеть там до закрытия. Поздние гости заведения и персонал с опаской косились на них, одетых, как оборванцев. К высоченному бородатому Августу, поражённо осматривающемуся по сторонам, устремлялось особенно много взглядов. Но когда Тони сделал заказ на две с половиной тысячи рублей, оплатил его наличкой и усадил Августа с Григорием за дальний стол, чтобы никто их не видел, всё излишнее внимание сошло на нет.       Когда Тони принёс заказ на двух подносах и поставил их на стол, разрешив есть всё, что захочется, Григорий повозмущался для приличия, назвал Тони транжирой, но три бургера себе всё-таки забрал. Август же не знал, с чего начать. Он замер, большими голодными глазами разглядывая закуски, напитки и бургеры.       — Попробуй это, — Тони подсел к нему на диванчик, придвинулся бедром к бедру и пододвинул ближе упаковку с сырными медальонами. — Но сначала гигиена!       Он разорвал упаковку с влажной антибактериальной салфеткой и заставил Августа протереть руки. Потом раскрыл вторую салфетку и осуждением посмотрел на Григория, который принялся за еду прямо так — с грязными руками. Григорий, не отрываясь от бургера, сказал:       — Я ж его за обёртку держу. Зачем мне салфетка? Себе лучше возьми. Пригодится.       Август отложил использованную салфетку, сложил руки в молитвенном жесте и вполголоса начал читать молитву.       Тони среагировал молниеносно: зажал ему рот рукой, цыкнул.       — Ты чё делаешь? Тут же люди.       — А что я такого сделал? — праведно возмутился Август, отняв его ладошку от лица.       Тони понял, как некрасиво себя повёл, и, смягчив голос, объяснил:       — Понимаешь, в городе не принято в кафе и ресторанах молиться перед едой… по крайней мере вслух. У людей городских вообще не принято молиться где-то, кроме церквей. Тебя посчитают странным. А я не хочу, чтобы тебя считали странным.       — Просто читай молитву мысленно, — подсказал Григорий. Август, пробурчав что-то о безнравственности здешних людей, замолчал, прикрыв глаза. Видно, воспользовался советом. Помолившись и не став заставлять молиться Тони, за что тот был ему очень признателен, он взял один сырный медальон, осторожно откусил, медленно прожевал и посмотрел на Тони.       — Вкусно, спасибо тебе, — он положил в рот целый медальон, проглотил, почти не жуя, взял второй, третий — настолько сильно ему хотелось есть.       Тони по-доброму усмехнулся, пододвинул ему большущий баскет, раскрыл упаковку кетчупа, сырного соуса и барбекю. Взял свой бургер с двумя котлетами, перед Августом положил точно такой же.       — Вот, запоминай названия, — Тони указал на поднос, — вот это всё — фаст-фуд. Картошка фри, картошка по-деревенски, крылышки в панировке, наггетсы. Вот это — соусы. Попробуешь всё, скажешь, что больше понравится. А вот это, — он развернул бургер Августа, — это гамбургер. И не простой, а с двойной котлетой! Очень вкусно!       — Я столько не съем, — растерялся Август.       — И ничего страшного. Ешь столько, сколько влезет, и пробуй всё, что захочешь, — Тони ободряюще улыбнулся и развернул свой бургер. Он смотрел на него и обмирал, словно держал в руках настоящий слиток золота: настолько соскучился по вредной еде. Закрыв глаза, он медленно, с наслаждением впился зубами в булку и от переизбытка чувств не сдержал довольного мычания.       — Бофе, — заговорил с набитым ртом, — ахуенно.       — Не ругайся и не упоминай Бога всуе, — шикнул Август.       — А ты фуй и никого не слуфай. Еф, еф давай, — отмахнулся Тони, откусывая ещё один огроменный кусок и закатывая глаза. — Ля-я-я! Гафтрономичефкий оргафм!       — Что? — переспросил Август.       — Гастрономический оргазм, — повторил Тони, прожевав.       — А это что такое?       Григорий и Тони дружно замерли.       — Ну… это значит, что еда очень вкусная, — нашёлся Тони. Меньше всего ему сейчас хотелось объяснять Августу, что такое гастроном и оргазм.       Август расплылся в улыбке, кивнул и повторил:       — Соглашусь, гас-тро-но-ми-чес-кий ор-газм. Правильно говорю? — уточнил у Тони.       — Ага, — тот натянуто улыбнулся, — только ни с кем, кроме меня это выражение не используй. Хорошо?       Григорий хрипло усмехнулся в усы:       — И чему ты нашего ребенка учишь? — и продолжил есть как ни в чём не бывало.       Тони смерил его осуждающим взглядом и обратился к Августу:       — Ты кушай, кушай. Не слушай его.       Август понемногу попробовал всё, а Тони внимательно за ним следил и после каждого нового блюда спрашивал: «Ну как? Нравится?». Август отвечал честно, но в этом не было никакой необходимости: выражение его лица было красноречивее любых слов. Если на кока коле его брови резко подлетели вверх и глаза широко и испуганно раскрылись, то на крылышках, щедро сдобренных соусом барбекю, он весь скривился и с трудом проглотил то, что положил в рот. Гамбургер полюбился ему особенно сильно. Сначала он не понимал, как его кусать, и просто попытался повторить за Тони, но одна из котлет при укусе вылезла с другой стороны и чуть не шмякнулась на стол. Август замарал в соусе все пальцы, на усах остался кетчуп. Вернув котлету на место и сильнее сплющив гамбургер, он смог его сосредоточенно доесть.       Когда он начал облизывать пальцы, Тони взъерепенился, как воробей: схватил использованную влажную салфетку и обтёр ему все руки, запретив строго-настрого так некрасиво вести себя за столом. Салфетка не сильно-то помогла, и пришлось отвести Августа, как маленького, в туалет под издевательские смешки Григория. Проследив за тем, чтобы он тщательно отмыл руки и бороду, Тони мысленно сделал пометку, что этот религиозный кошмар нужно будет сбрить при первой же возможности. Теперь никто их не накажет за богохульство, то есть, гигиену. Борода Августу совершенно не шла. Она была редкой — не то что у Олега или отца Антония, — короткой и жёсткой. Из-за неё целоваться с Августом было не очень неприятно, а осознание того, что он мог плохо промывать её от грязи и остатков еды, вызывало тошноту. К тому же борода его ужасно старила. Тони был уверен, что, избавившись от неё, Август станет только привлекательнее.       В Бургер Кинге Тони успел зарядить телефон и зайти в Вк. Когда он увидел, как много сообщений пришло от Крис, то брови его чуть ли не в волосы уползли.       Сто восемь.       Сто восемь сообщений.       Там были и мемы, и её фотки, и скрины из сообщений с мужиками, и встревоженные вопросы: «Всё там у тебя хорошо?» и «Когда собираетесь возвращаться?». Крис знала, что Тони с Олегом поедет на лето в Красноярскую глухомань, и была предупреждена, что связи там не будет. Но могла ли она предположить, куда именно попадёт Тони по глупости брата?       «Вот же она охренеет, когда узнает подробности поездки…» — подумал Тони и решил пока не заставлять её волноваться, написав:       «Привет, малыш, скоро вернусь в Нск, надо будет встретиться. Есть, что рассказать тебе».       Август заглянул ему через плечо и шёпотом спросил:       — Что ты такое делаешь? Это что?       — Пишу своей подруге, что я в порядке, жив и скоро буду дома, — объяснил Тони и передал телефон Августу, выйдя из Вк на главный экран. — Это телефон. Я тебе такой же куплю. Бери-бери, посмотри. Не бойся.       — Я не боюсь, — Август взял его, поднёс к глазам, осмотрел со всех сторон. Его лицо вытянулось, губы приоткрылись, впуская в грудь шумный удивленный вдох. — Я же видел его! Это он у тебя под кроватью прятался, да?       — Да, — ответил Тони, не задумываясь, и только спустя секунду до него дошёл смысл услышанного. — Стоп, а что ты под моей кроватью делал? Ты когда успел?       — Когда отец Антоний ампулы искал. Я тогда твой телефон нашёл и сразу спрятал обратно, чтобы ещё и за этот грех тебя не наказали. К тому же я тогда не знал, что это вообще такое, хотел у тебя потом спросить… — Август коснулся экрана пальцем, как это делал Тони, и случайно открыл Ютуб. — Ой, прости! Я что-то нажал. Я не хотел! Я всё испортил?       Тони рассмеялся, забрал телефон обратно.       — Всё в порядке. Просто видосы открыл. Сейчас сюда нажму и закрою, — он нажал внизу экрана, и Ютуб схлопнулся. — Вот видишь? Всё в порядке. С помощью телефона можно переписываться с друзьями. Не письма им писать бумажные, а вот такие сообщения, — он снова открыл переписку с Крис. — Даже звонить не надо. Написал — и всё. Как письма. Вы в общине писали кому-нибудь?       — Да.       — Ну вот. А тут и бумага не нужна. Удобно?       — Удобно.       — Когда приедем, познакомлю тебя с Крис. Она классная, а сейчас, — Тони открыл камеру, развернул её на себя, и Август испуганно вжался в диванчик. Тони успокоил его ласковым «тш-ш-ш», приобнял за плечи, вытянул руку, подобрал ракурс, широко улыбнулся и, попросив Августа сделать лицо попроще, нажал на красную кнопку внизу экрана. Глянув на зевающего Григория, он кивком головы позвал его к себе. — Давайте с вами тоже сфоткаемся.       Однако, Григорий решительно отказался и пригрозил Тони парой сломанных рёбер, если тот сфотографирует его исподтишка. Тони удачу испытывать не стал и, сделав ещё одно фото с Августом, отпустил его. Открыв галерею, показал ему получившиеся снимки. Август долго их рассматривал, прежде чем заключил:       — Ты такой красивый.       Тони неожиданно для самого себя смутился. То, с какой интонацией сказал это Август, какая нежная улыбка появилась на его губах и как смягчился взгляд, заставило его неловко заёрзать на сидении. Умел же Август выводить из равновесия всего лишь парой слов. Причём — добрых.       — Спасибо, ты тоже, — ответил Тони. Август посветлел, приосанился. Видать, комплимент ему пришёлся по душе. Однако, всё волшебство момента было испорчено неуместным комментарием Григория:       — Вы ещё очко друг другу полижите.       — А вам лишь бы посмотреть, да? — огрызнулся Тони, прежде чем Август успел расстроиться. Как же всё-таки хорошо, что его словарный запас пока не был загрязнён современным сленгом.       Григорий фыркнул, переплёл руки на груди и отвернулся. Он устроился удобнее, скатился по диванчику ниже и прикрыл глаза. Никто из них нормально не спал за время пути, особенно Григорий — он всегда сидел на переднем сидении и следил за водителем и дорогой. Времени на отдых у них не было. Они торопились убежать от общины как можно дальше и передвигались по Красноярскому краю без перерывов на ночёвку в нормальных условиях. Только сейчас у них случилась заминка, которая могла растянуться на неопределенное время, о чём Тони старался не думать.       Он безумно хотел домой. О том, как он проберётся туда без ключей, он вообще не переживал. С ними был Григорий, а, значит, он обязательно что-нибудь бы придумал. Тони мечтал залезть в ванную с любимой кокосовой пеной, вымыть голову с нормальным шампунем, а не с куском мыла. А потом он бы лёг в чистую домашнюю постель, на отцовский диван в большой комнате, затащил бы туда Августа и, обняв, как большого плюшевого медведя, наконец-то бы хорошенько выспался. Спать с кем-то ему нравилось гораздо больше: было спокойнее. Ему казалось, что тогда ничего плохого с ним точно не случится. А если вдруг он просыпался от кошмара, то быстро мог прийти в себя и расслабиться, ощущая боком тепло живого человека.       Тони посмотрел на Августа, разглядывающего фотографию, и вспомнил, как хорошо с ним спалось в общине. Надо будет обязательно это повторить. К тому же Август точно не откажется. Забрав у него телефон и написав Крис, что просмотрит все записи, что она отправила в ближайшие дни, он снял его с зарядки и вернул провод и блок питания охраннику, который согласился его выручить. Тони поблагодарил его за помощь, а охранник скупо напомнил:       — Ресторан закрывается через пятнадцать минут.       Август, ёрзавший на стуле, едва дождался, когда Тони вернётся к столу и, стесняясь, спросил:       — Так, а… полиция? Мы же в неё сейчас пойдём, да? Они же нам помогут?       За столом воцарилась неуютная тишина. Тони вобрал в грудь воздуха, но Григорий его опередил.       — Не пойдём.       — Нет, пойдём! — Тони тут же взглянул на него с вызовом. — Ваша община меня без гроша в кармане оставила, без паспорта… Она меня голодом морила! Меня там били и топили!       — Тс-с-с, — Григорий приложил палец к губам. — Ты ещё громче об этом кричи, акробат! Хочешь, чтоб нас за дебоширство загребли?       — Нет, но разве я не прав?! — прошипел Тони.       — Прав? Да ты хоть знаешь, как надолго это всё может растянуться? Ну, припрёшься ты сейчас туда, накалякаешь заяву, а они тебя вопросами в ответ завалят. Да нас всех могут в обезьянник только потому посадить, что ни у кого из нас нет документов. Это же милиция… тьфу ты, полиция! Им нельзя верить! Ты же хотел до Новосибирска как можно быстрее добраться? Я тебя сейчас разочарую. Можешь не добраться. Закроют тебя до выяснения обстоятельств, и всё тут.       Тони стих, поджал обидчиво губы, уставившись на него исподлобья. Был в словах Григория толк. К тому же идти в полицию ночью, будучи ужасно уставшим после дороги, явно было плохой идеей. Им бы утра дождаться, переночевать где-то. Тони перевёл взгляд на выжидающего Августа, проговорил глухо:       — Мы пойдём, но не сейчас. Григорий прав, — выдавил с неохотой. — Нам бы сейчас кров найти, о себе подумать, в первую очередь. Приедем в Новосибирск, вещи из моей квартиры заберём. Документы кое-какие. А там и в полицию все вместе пойдём.       — Разве Антоний ключи у тебя не отобрал? — с наездом спросил Григорий.       Тони, решив, что лучше сейчас не начинать новый виток скандала, понадеялся на удачу — что по приезде домой сможет задобрить Григория и уговорить на взлом замка — и поспешил перевести тему:       — Подъём! Скоро БК закроется. Нам надо где-то потусоваться до утра, пока не заработали автобусы.       Август, как ответственный пионер, тотчас подскочил, заторопился, Григорий нехотя поднялся и зевнул. Тони вывел их на улицу, огляделся по сторонам и спросил у Григория:       — Есть идеи, куда нам податься?       — Я намерен поспать, — бескомпромиссно ответил тот и на неровных ногах двинулся в неизвестном Тони направлении.       — Где вы собрались спать? — Тони пошёл за ним.       — Где найду.       Нашёл Григорий только лавочку в паре домов от Бургер Кинга. Она стояла перед входом в цветочный магазин. Спинка её была украшена металлической узорчатой конструкцией, которую оплетали сухоцветы. Григорий улегся на неё, повернулся набок, заняв собой всю лавочку, положил руки под голову и закрыл глаза. В окружении этого цветочного великолепия он походил на спящую красавицу с Алиэкспресс.       — А нам куда деваться? — спросил Тони, оглядываясь в поисках второй лавочки.       — На травку ложитесь, — зевнул Григорий.       Тони с отвращением покосился на подстриженный газон за лавочкой, потом посмотрел на Августа и жалостливо пролепетал:       — Я не хочу, чтобы мне в уши заползли жуки.       — Никто тебе в них не заползет, — Август взял его за руку, повел за собой. Улегся на траву, потянул следом Тони. — Хочешь — голову мне на плечо положи.       Тони так и поступил. Он пристроился рядышком, крепко прижимая сумку с деньгами к животу, лег на спину. Август приобнял его, Тони уложил голову ему на плечо, прижался всем телом.       — Вот я и стал тем, кем боялся, — прошептал он.       — Кем? — не понял Август.       — Бомжом, Август, бомжом.       Они лежали на траве, тесно прижавшись друг к другу и пытались согреться. Земля была холодной, ночной прохладный ветер не улучшал ситуацию. Если Григорий поверх рубахи из общины надел шерстяной жилет, который отобрал у Тони ещё в Талинке, а Август не стал расставаться с шерстяной кофтой, то Тони пришлось несладко. Кроме рубахи и треников с резиновыми сапогами на нем ничего не было. Он быстро околел, задрожал, застучал зубами. Август порывался отдать ему свою кофту, но Тони отказался.       — Если ты заболеешь, я себе этого не прощу.       Август недовольно засопел, расстегнул кофту, обхватил Тони кольцом рук и затащил на себя. Тони даже пикнуть не успел, как уже лежал на нём, и Август обнимал его полами кофты. Сумка выкатилась из рук, упала рядом. Август положил её себе под затылок, чтобы в плохом случае сразу ощутить, что её пытаются стащить.       Тони перевернулся на живот, устроил голову у Августа на груди. Под ухом мерно билось сердце. Тук-тук, тук-тук. Руки Августа крепко обнимали, удерживали, не позволяя завалиться вбок. Его грудь и живот мерно вздымались на вдохе, и это движение дарило покой. Тони прикрыл глаза. Попробовал подремать, попереворачивал голову с боку на бок, посчитал овец, но ничего не вышло. Он настолько переживал о том, получится ли заселиться в квартиру, не кинет ли их этот Евгений-три звезды и смогут ли они добраться до Новосибирска в ближайшие дни. Без паспорта получится только машиной воспользоваться. Может, придётся ловить попутки? Или договориться с кем-то, кто ехал из Красноярска в Новосибирск и мог взять попутчиков?       Тут-то Тони и осенило! Он не раз слышал про совместные путешествия, когда люди не хотели ехать в одиночку и набирали себе попутчиков через Интернет. Этот вариант просто идеально подходил. Не утерпев, Тони полез в телефон, чем нарушил покой Августа.       — Что случилось? — спросил тот сонно.       — Я знаю, как нам до дома добраться! — радостно сказал Тони. Он поднялся на ноги, упёр руку в бок и уставился в телефон.       На первом же попавшемся сайте, он нашёл водителя с четырьмя свободными местами в машине, который ехал из Красноярска до Речного вокзала в Новосибирске. Тони не мог поверить в такую удачу, ведь его квартира находилась всего в пяти минутах ходьбы от вокзала!       — Кончилась моя чёрная полоса, — приговаривал он, пока переходил в мессенджер и набирал сообщение Виктору — водителю. Поездка была запланирована на двадцать девятое августа на девять утра. Получалось, что в Красноярске им нужно было продержаться всего-то два дня. — Я нашёл нам водителя! Мы через два дня домой поедем!       Отправив сообщение, Тони убрал телефон в карман и опустился рядом с Августом на колени. От счастья у него открылось второе дыхание, и сон как рукой сняло. Всё тело наполнились силой. Хотелось бегать, прыгать, смеяться.       — Пойдём, — Тони растолкал его, — ещё успеем поспать. Давай погуляем! Всё равно спать тут неудобно и холодно.       — Тони, нам нужно поспать хотя бы немного.       — Я тут не усну, — заканючил Тони. — Я не хочу идти гулять один. Мне страшно. Давай вместе.       — А как мы Григория одного оставим?       — Да ничего с ним не случится, — Тони махнул на него рукой. — Ну, пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста. Давай немножечко погуляем, а потом так и быть, поспим.       Август провёл ладонями по лицу, устало вздыхая, и недовольно ответил:       — Ладно. Но только немножечко.       Тони помог ему, зевающему, подняться, отряхнул со спины, застегнул кофту. Отобрал сумку с деньгами, перекинул её ремень через плечо и, схватив Августа за руку, вприпрыжку двинулся к проезжей части. Там, где вдоль тротуара горели фонари и вывески магазинов, освещая улицу.       Тони сжимал ладонь Августа и шёл в неизвестность. Он решил двигаться в одном направлении, чтобы не заблудиться, а потом просто развернуться и по прямой вернуться. Август перестал сонно клевать носом в тот момент, когда увидел объёмные светящиеся буквы круглосуточного продуктового магазина.       — Как красиво, — прошептал он, остановившись и запрокинув голову.       — А я тебе говорил, что по ночам в городе классно, — Тони обнял его за руку, прислонил голову к плечу. — Когда домой приедем, я тебя по площади Ленина повожу. Там такая красивая улица есть — закачаешься. И в бар какой-нибудь свожу. И в клуб.       Тони нравилось наблюдать за тем, как Август реагировал на новые для себя вещи. От одного вида доверчиво приподнятых бровей и чуть приоткрытого рта становилось так радостно, что Тони был готов сорваться и побежать покупать билеты в кругосветное путешествие, чтобы показать Августу весь мир. Останавливал его лишь здравый смысл. Хотел бы Тони уметь так же удивляться простым вещам и обращать внимание на обычные светящиеся надписи, будто это не «Продукты 24», а настоящий музейный экспонат.       Август повернулся к нему, всмотрелся в лицо, хотел что-то сказать, но замер, когда взгляд упал на губы. Тони ощутил, как по всему телу пробежала волна жара. Они стояли близко-близко, Тони вжимался в него всем телом, чтоб согреться. Внезапное осознание, что близость Августа ему была не только приятна, но и желанна, заставило грудь вздыматься чаще. Единственное, что портило момент, так это борода. Почему-то в городе она особенно притягивала к себе внимание.       Чем больше они проводили времени вместе, тем чаще Тони ловил себя на мысли, что это было верное решение — упросить Августа покинуть общину вместе. С Августом он чувствовал себя в безопасности. Впервые за полтора месяца сердце наконец было спокойно. Он знал: Август не обидит его и подтверждением тому служили все дни, проведённые в общине. Август берёг его даже от самого себя и руки не распускал, хотя Тони прекрасно знал о его желаниях. Что он, сам не был мужчиной в конце концов?       О, Август являлся амбассадором слова «невинность», и это чертовски подкупало. Даже сейчас вместо того, чтобы просто поцеловать его, зачем-то гипнотизировал губы взглядом и не решался сделать первый шаг. Тони долго терпел и всё же решил взять инициативу на себя. Он приподнял подбородок, слегка потянулся навстречу, приоткрыл губы, демонстрируя, что готов, что хочет его поцелуя, но тут дверь продуктового распахнулась, явив миру пропитую влюблённую пару. Свет от вывески выхватил из ночи опухшие лица. Понять, кто мужчина, а кто женщина можно было разве что по длине неопрятных волос. Под звон бутылок из пакета они вжимались друг в друга и смеялись. Пьяный хрюкающий гомон шатал спящую улицу.       Тони быстро отодвинулся от Августа, а тот оттеснил его рукой себе за спину. Бедный ничего не знающий об этом мире Август! Он ещё не понимал всех опасностей города, не знал, от чего надо беречься, но уже рвался в бой, закрывая собой единственного близкого человека. Этот секундный, решительный жест казался таким сильным и нежным одновременно, что руки Тони дрогнули. Он даже не нашёлся, что сказать. Мягко коснулся ладонью спины Августа, храбро сделал шаг в сторону, чтоб быть не за спиной, а рядом.       — Отче наш, Иже еси на небесех. Да святится имя Твое… — вдруг запел Август, и Тони впал в ступор.       Парочка влюблённых тоже примолкла, сбитая с толку тем, что вместо ожидаемых замечаний услышала песнопения. Даже вывеска — и та мигнула.       — Август, — перебил Тони и дёрнул его за плечо, — Август, ты что делаешь? Прекрати немедленно.       — Я защищаю нас от бесов, — пояснил он и продолжил читать молитву.       Тони зажал ему рот, натянул на лицо улыбку и обратился к пьяницам:       — Проходите, он у меня блаженный. Проходите скорее, пока я его держу!       Мужик от греха подальше схватил свою пассию за локоть и повёл прочь. Он что-то кричал, уходя, но из-за высоты градуса, находившегося в нём, ни одно слово не было членораздельным и понятным. Единственное, что Тони различил, так это смачный плевок. Вот там всё было предельно ясно.       Август вырвался из его рук и обиженно воскликнул:       — Чего ты мне мешаешь? Я нас спасал!       — Август, успокойся, — твёрдо сказал Тони. — Успокойся и послушай меня, — тот скрестил руки на груди, кивнул, мол, давай, говори, — это не бесы. Это люди. Просто они ведут очень плохой образ жизни. Они много пьют, поэтому так страшно выглядят.       — Так вот до чего может довести пьянство, — Август был шокирован внезапным открытием. Вряд ли в общине допивались до такого состояния. Там отец Антоний собственноручно все бутылки отобрал. — Вот почему это грех.       — Тут я с тобой соглашусь. Пьянство — тот ещё грех.       — Им надо в церковь. Чтобы молились.       — Не поможет им церковь. Им только врачи помогут. Можно в рехабе полежать. Там их вылечат. Но они туда не пойдут.       — Почему? Им же помогут, — не понимал Август.       — Помогут, если они сами захотят. Пока человек не захочет — никто его не заставит, а эти, — он махнул рукой в сторону, куда ушла парочка, — эти точно не хотят.       Август посмотрел туда же, но никого не увидел в темноте между домами. Они растворились в ночи, и, быть может, Тони и Август были последними, кто видели их живыми.       — Ты прав, — с тяжёлым вздохом согласился Август. — Нельзя кого-то заставить измениться. Как и поверить в Бога, — он погрустнел, посмотрел на небо. Неужели снова молился? О чём? О спасении душ этих пьяниц?       Или о спасении Тони?       — Август, — вполголоса позвал тот, тронул за руку, — пойдём обратно, а? Я больше не хочу гулять.       Август кивнул, обнял его ладонь своей и повёл обратно. Тони оставалось лишь удивиться тому, как быстро тот учился ориентироваться в городской среде. Иногда сам Тони страдал топографическим кретинизмом и найти нужное здание на местности без помощи карт в телефоне, а Август шёл настолько уверенно, будто карты были загружены ему прямо в мозг.       Они дошли до знакомого проулка и обнаружили бегающего перед магазином Григория. Как только он их завидел, рванулся, схватил за грудки сначала Августа, потом Тони и зарычал:       — Что, падлы, оставить меня решили? Кинуть?       — Никто не собирался вас кидать, — заверещал Тони, вцепившись в его руки на своей рубахе.       — Деньги с собой унёс, — он дёрнул его за ремень сумки, тряхнул за плечи. — Это как называется, а? Я тебя спас, а ты вот мне чем отплатить решил?!       — Мы не сбегали. Мы просто прогулялись, — хмуро отозвался Август. — Оставь Тони. Не трогай его.       От голоса Августа по пояснице Тони побежали мурашки. До чего же приятно было ощущать себя под защитой. Тони нагло улыбнулся Григорию, отпустившему его, и взял Августа за руку. Григорий, проследив за этим жестом, презрительно фыркнул, выматерился и пригрозил, что больше сегодня не заснёт. Тони на это только плечами пожал и занял его лавочку, усадив Августа рядом.       До рассвета Григорий, как и обещал, не сомкнул глаз, в отличие от Тони, который поставил будильник на семь утра и с чистой совестью завалился спать на плечо Августа. Тот приобнял его, настоял на том, чтобы Тони укрылся его кофтой, и тоже задремал.       Сон был беспокойным, Тони постоянно просыпался, трогал сумку и снова проваливался в липкую полудрёму. Толком не отдохнув, он проснулся от бесячего рингтона ровно в семь утра, продрал глаза и огляделся по сторонам. По тротуарам уже вовсю ходили люди и бросали на них осуждающие взгляды. Григорий умостился рядом и сверлил уничтожающим взглядом каждого, кто осмеливался на него посмотреть.       — Доброе утро, — хриплым ото сна голосом сказал Август и выпустил Тони из тёплых и уютных объятий. Сразу же захотелось вернуться обратно. А ещё лучше — залезть на Августа и растечься по нему, подобно слайму. Тони поймал себя на мысли, что никогда не испытывал ничего подобного рядом с Олегом, несмотря на то, что тот тоже за него заступался и, бывало, набивал обидчикам морды. В его объятиях просто не было спасения, а в жаркой близости — тепла. Когда Олег находился рядом, Тони не чувствовал настолько безграничного умиротворения, какое дарил ему Август. Он вообще представить не мог, что такое умиротворение существовало.       Нехотя поднявшись и потянувшись, Тони забил в картах адрес квартиры, построил маршрут от точки, где находился, и повёл путешественников сначала в Бургер Кинг, где они смогли умыться и сходить по-человечески в туалет, а после — на остановку. Дорога до квартиры заняла больше часа. Когда они добрались до нужного дома на другом конце города и позвонили в домофон, им никто не открыл. Хозяин подъехал лишь спустя полтора часа и даже не извинился за опоздание. Отмахнулся от нервной и обиженной троицы словом: «Пробки».       Теперь-то стало понятно, почему у Евгения было всего три звезды. Но ещё понятнее стало, когда он показал им жилье.       Квартира разительно отличалась от того, что было представлено на сайте. То ли здесь жили свиньи, то ли ремонт был сделан лет десять назад, но состояние квартиры оставляло желать лучшего. Пол на кухне был заляпан чем-то липким, коричневатым, непонятного происхождения, обои в местах стыков отходили от стен. Не хотелось даже разуваться. Разболтавшиеся ножки стола безбожно качались при прикосновении к столешнице и еле удерживали её. Холодильник, прилегающий к плите, был запачкан маслом, ручка — в каких-то рыжих подтёках. Слой жира на газовой плите был таким чёрным и застарелым, что Тони решил не пытаться её отмывать и просто заказать еду доставкой или прогуляться до кафе. Готовить на этой… прости Господи, кухне он брезговал. Краны подтекали и на кухне, и в ванной. Звук капающей воды начал действовать на нервы, стоило только пересилить себя и разуться. Однако выбора не было. Либо соглашаться на это замызганное старьё, либо оставаться на улице вместе с Григорием и Августом.       — Если захотите посмотреть телевизор, — предостерёг Евгений, — нужно будет настроить антенну. Она лежит в выдвижном ящике шкафа под телевизором, но я не уверен, что она будет работать, — он прошёл в большую комнату, показал, в каком именно из двух ящиков находится антенна.       Мебель здесь тоже была не самая новая. Кожаный ободранный диван перед телевизором, пыльный ковёр за ним. Тони порадовался, что будет спать не на нём. В соседней комнате стояла кровать. Большая, двуспальная: самое то для него и Августа! Хоть матрас и был сереньким, а выглядел вполне прилично. По крайней мере Тони не нашёл на нём знакомых пятен. Хоть в чём-то повезло!       — Подушки, одеяла, и постельное бельё лежат в шкафах на верхних полках в обеих комнатах, — Евгений подошёл к окну, попытался его открыть. Не вышло. — Чуть не забыл. В этой комнате окно не работает. Не доламывайте его до конца, если не хотите покрывать это из своего кармана. В другой комнате — всё нормально.       — Да, мы поняли, — ответил Тони за всех сразу. Август ходил за ним хвостиком, молчал и не мешал, в то время как Григорий по-хозяйски расхаживал по квартире и проверял выключатели.       — Берёте? За три восемьсот в сутки сдам.       — Конечно, берём, — Тони потянулся к сумке, но его остановил Григорий.       — За такое состояние сантехники и проводки надо бы тысячу скинуть.       — Пятьсот скину — не больше.       Тони подошёл к Григорию и прошептал:       — У нас есть деньги, мы заплатим. Вдруг он нам не сдаст, если будем спорить?       Но тот отмахнулся и продолжил торговаться:       — Девятьсот.       — Шестьсот, — Евгений недовольно поджал толстые губы и стал похож на утку.       — Восемьсот, и будет ровно три тысячи. Красивое же число.       — Хорошо, — сдался Евгений. — Перевод или наличка?       — Наличка. Нам на двое суток, — Тони отошёл в сторону, открыл сумку, отсчитал шесть тысяч, закрыл сумку и прижал её к животу рукой, будто Евгений мог её вырвать и сбежать. Отдал, скрепя сердце. Тот, пересчитав их, передал новым жильцам два дубликата ключей.       — Женщин не водить, вечеринки не устраивать. Не шуметь. Стены тонкие. Домашних животных нельзя, мебель попортят.       «Куда уж хуже?» — мысленно прокомментировал Тони, а вслух произнёс:       — Конечно, само собой, спасибо, что выручили.       — Только я вас сначала сфотографирую, — Евгений достал из кармана телефон.       — Это ещё зачем? — напрягся Григорий.       — А чтобы фоторобот не пришлось составлять, если вы мне тут технику и мебель порастащите.       — Да было бы тут что та… — насмешливо возмутился Григорий, но Тони его перебил:       — Да-да, без проблем, — он понятия не имел, почему Григорий так боялся камер, но сейчас его дурь могла выйти им всем боком. Зыркнув на него опасным прищуром, Тони улыбнулся Евгению, — фотографируйте.       Тони до боли сжал запястье Григория и держал, пока Евгений не сделал фото. Григорий устрашающе прошипел:       — Акробат, огребёшь ты у меня.       Напоследок Евгений сфотографировал Августа и вышел из квартиры. Как только дверь за ним закрылась, и Тони задвинул щеколду, Григорий хлопнул в ладоши, потёр руки и воскликнул:       — А теперь считаемся! Тони, тащи бабки!       Он уселся на незаправленный матрас двуспальной кровати, подозвал замершего в коридоре Августа. Тот уселся на самый краешек кровати. Тони, уже считая эту комнату своей собственностью на все двое суток, плюхнулся с разбега на матрас. Раздался деревянный хруст.       — Ты внатуре косяк, — фыркнул Григорий, — ламель поди сломал.       — А давайте мы просто матрас поднимать не будем и всё будет чики-пуки, — Тони, пристыженный, поспешил скорее вывалить деньги на кровать. Он выгреб все бумажки, разложил по поверхности. Открыл калькулятор в телефоне. — Говорите, сколько насчитаете, я буду прибавлять.       Комната наполнилась приятным шуршанием купюр, перебиваемым звонкими плевками Григория. Когда Тони попросил его так не делать, он демонстративно плюнул дважды и взялся за следующую купюру. Август считал деньги вдумчиво, медленно, боясь ошибиться. Наверное, таких сумм он в жизни никогда и не видывал. Вряд ли отец Антоний давал ему много. Наверное, ограничивал его небольшим бюджетом и наказывал уложиться в него, чего бы Августу это ни стоило.       Тони хоть и перебирал купюры быстро, но часто ошибался и начинал считать сначала. У него всегда были проблемы с концентрацией. Особенно это мешало в школе, когда он то минус перед числом забывал написать в примере, то не мог верно сократить числа. Учителя говорили ему, что он витает в облаках, но Тони был уверен, что нигде не витал. У него просто не получалось. А зачем себя мучить и пытаться научиться решать эти чертовы примеры и задачи, если сколько бы он ни старался, результат всегда был один? К тому же не настолько ему нравилась математика, чтобы рвать ради неё задницу. А вот ради денег…       — Семьдесят пять, записывай, — между делом бросил ему Григорий и отложил подсчитанные купюры в аккуратную стопку. Работал он быстро и четко. То ли ему помогали плевки, то ли раздражающее шипящее бормотание — Тони не знал.       Сумма на калькуляторе выходила уже приличной, а учтено было не больше половины всех денег. Когда подсчёт был окончен, Тони ошарашенно присвистнул и развернул экран телефона к Григорию и Августу, боясь произносить число вслух. Вместо него это сделал Григорий:       — Миллион триста сорок восемь тысяч пятьсот.       — Ахуй, — заключил Тони.       Август перекрестился.       — Неплохо сработал, молодец, Тони, — похвалил его Григорий и по-отечески похлопал по плечу. Рука у него была тяжёлая, и Тони заойкал. — Мы теперь с тобой братва. А с братвой надо делиться, помнишь?       — Да помню-помню, — Тони схватился за плечо, потёр его. — Ща разделю на три.       — Э, не-е-е, — Григорий погрозил пальцем, — мы с тобой договаривались, что делим пополам. И что Августу ты отдаёшь из своей половины.       — А у вас харя не треснет?       — Ты чего так оборзел? Смерть от жопы отлегла, так всё, можно сразу кидать доброго самарянина?       — Вас никто не кидает! — вскрикнул Тони и стукнул себя кулаком по коленке. — Но будет честно, если каждому из нас выпадет равная доля.       — Каждому из нас? Ты этот балласт с собой сграбастал!       — Да если бы не он, как бы мы сбежали? Он дом свой поджёг. Неустойку ему точно выплатить надо!       — Вот и выплати из своих! Ради тебя же он геройствовать полез. Ты и несешь ответственность! — Григорий положил обе ладони на купюры, не давая их даже начать делить.       — Ответственность та же шоколадка, её лучше разделить на всех, — Тони лёг грудью на кровать, прикрывая собой купюры и руки Григория.       — Я думаю Тони прав, — вмешался Август. — Ты и сам это знаешь, ведь когда нам потребовалась твоя помощь, ты принял на себя часть нашей вины. Разве не тяжело тебе нести её? А деньги? Это великий источник искушения! Они втягивают нас в порочную сеть безрассудных и вредных похотей. В них корень всех зол. Вам будет трудно нести половину всей суммы, — проповедническим тоном начал Август, и Тони едва скрыл улыбку в матрасе. Иногда его фанатизм приносил пользу.       — Ну-у-у, распроповедничался, мне твоего протеже хватило. Деньги в городе не тягость, а великое спасение. Хотя бы от голодной смерти.       — Душа твоя везде едина, и деньги всюду искушают её.       — Вон запел как! — Григорий хлопнул ладонями по бёдрам. — Что, мульёны в руках подержать захотелось?       Август, обиженный таким обвинением, весь напрягся, вытянулся как струна.       — Да мне ни копейки не…       — Август! Заткнись! — Тони приподнялся над разворошёнными деньгами, которые ранее Григорий любовно уложил аккуратными стопками, и бросил на Августа недовольный взгляд.       — А чё ты любовничка затыкаешь? — Григорий мерзенько улыбнулся. — Кто в семье у вас главный?       — У кого деньги, тот и главный! — заявил Тони.       — Вот, деньги уже нас ссорят! — воскликнул Август и, мягко отодвинув с них Тони, сгрёб большую часть, подскочил с кровати и опасно попятился в сторону окна. — Избавиться от них надо! Избавиться! Выбросить, а то и лучше очистить огнём.       Тони с Григорием медленно встали вслед за ним, аккуратно протягивая к нему руки. Август скрючился, прижав большую часть смятых купюр к груди.       — Ну ты чего, Август? — как можно мягче сказал Тони, делая несмелый шажок к нему. Август попятился снова. С каждым шагом он становился всё ближе к окну.       — Э! Акробат! Мы так не договаривались. Успокой его, — в конце Григорий сошёл на шёпот. Они, как два охотника, загнавшие в угол дичь, боялись совершить любое неосторожное движение. Август мог вспылить, и плакали их денежки!       — Соглашайтесь поделить на троих, а то он сейчас нас всех от денег очистит, — шепнул ему Тони.       — А-а, хер с тобой, кучерявый, тебе с ним жить! — плюнул Григорий, поднимая руки вверх. — Признаю! Половина суммы во грех ввела! Отец Август, давай на троих! На троих оно как-то благочестивее выйдет.       Август неспешно отнял руки от груди, купюры посыпались на пол, и Тони с Григорием враз рванули их собирать.       — Дурак! Сейчас залетит купюра за шкаф, с тебя же взыщем! — негодовал Григорий, укладывая купюру к купюре и нервно поглядывая на Тони, следя, чтоб он ни одной тысячи не упрятал.       Прежде чем разделить миллион между собой, его заново пришлось пересчитать. Делить решили по четыреста сорок девять тысяч пятьсот рублей на каждого. Григорий лично убедился, чтобы ни одной сотни ему не зажали.       Как только вопрос с деньгами был решён, Тони обвязал свои и Августовские купюры найденным в квартире шнурком, сложил в сумку и забрал её с собой в ванну, где целый час простоял под горячим душем. Кроме куска использованного мыла на рыжей пластмассовой мыльнице здесь ничего не было. Оно просто отвратительно воняло, и Тони пожалел, что не захватил в общине душистого мыла, которое изготавливал Август.       Пришлось мыться без мыла и ощущать несмываемый запах пота, исходящий от каждого сантиметра тела. Нужно было зайти в ближайший магазин и купить гель для душа, а ещё мыла для рук, шампунь, умывалку для лица, спонжик, мочалку и бритву. Волосы на теле Тони росли очень плохо, особенно после курса лазерной эпиляции, но отчаянные одиночки после поездки в общину вылезли на поверхность и в паху, и в подмышках, и на груди, и на ногах. Надо было всё-таки исправно доходить курс не только для лица. Жаль, Тони поленился.       Выйдя из чугунной проржавевшей ванны и ступив мокрыми стопами на холодную плитку, он понял, что никто не оставил им полотенец. Значит, купить следовало ещё и их. Обругав хорошенько Евгения, Тони принялся на мокрое тело надевать те вещи, в которых приехал. Сумку с деньгами повесил на плечо, зачем-то её открыл, проверил пачки купюр, будто Григорий мог телепортнуться из комнаты в закрытую ванную и своровать его долю, и, только когда удостоверился, что всё в порядке, нарисовал на запотевшем зеркале смайлик, посылающий воздушный поцелуй, отправил поцелуй ему в ответ и вышел в коридор.       — Нам нужно в магазин. Купить еды, средств для гигиены и одежды на первое время, — сходу начал он.       — У меня одежда нормальная, а поем я хлеба, — отозвался Григорий, лежащий на диване и нежно поглаживающий пачку купюр. Качал их как ребенка под зудящий телевизор. Времени даром он, конечно же, не терял: решил узнать, что творится в стране и мире из новостей по России-1.       — Окей, но мылом своим я вам пользоваться не дам.       — Я видел, что в ванной оно есть. Зачем мне твоё?       — Прекрасно, успехов, — Тони хлопнул в ладоши, сжал их над головой. Меньше всего он хотел вновь спорить с Григорием. До чего же раздражающим и бескомпромиссным человеком тот был! — Август, поможешь мне! Один я сумки не попру!       Хоть с этим верующим проблем не возникло. Август сразу же отошёл от кухонного окна, через которое смотрел во двор. Квартира находилась на пятом этаже, неудивительно, что его заинтересовал вид с такой высоты. Он, поди, в таких местах не бывал ни разу.       — Пойдём, — Тони махнул ему рукой и направился в прихожую — обуваться.