Сладкие мечты

Полицейский агент Роча пробирался по темной улице, стараясь не упасть. Эта дорога никогда не знала асфальта, была перекопана, казалось, вечно, – в ожидании лучшей участи. Теперь к привычным ухабам добавились еще и лужи после недавнего ливня. Впрочем, промочить ноги было бы наименьшим из зол. Что поделаешь, скромная, с недавних пор – снова холостяцкая квартира агента находилась далеко от полицейского участка, а он снова засиделся допоздна, вникая в подробности этого запутанного дела, сопоставляя детали. Слова. Оговорки. Случайные взгляды подозреваемых и свидетелей. Вот, наконец, и освещенный участок дороги. Желтоватый свет уличного фонаря с противоположной стороны падал на внушительную бетонную стену, основу-остов какой-то так никогда и не оконченной постройки. На стене были грубо намалеваны слова. Безыскусно, черным, какой-нибудь толстой кистью, совсем не так красиво и филигранно, как умеют уличные художники, что носят с собой баллончики с красками. Напротив, кое-где черные потеки расплывались, как тушь на ресницах плачущей женщины, наползая на слова в строчке ниже, замазывая их, пряча от глаз… Полицейский задрал голову, и его взору предстало следующее: Помню солнце в твоих волосах И кожи твоей …………………………….. Глаза цвета океанской волны И пальцев ………………… твоих В тот день ты любила меня Я счастье ……………………… за хвост И улыбка твоя была ……………………. всех сокровищ Земли Но в недобрый, но в ……………………… час Ты сказала, что не можешь любить Твои …………………… отвергли меня Я страдал и не мог понять: Ты не ……………….. любить меня Иль тебе любовь не нужна …………………., никогда и нигде? Но разве это важно теперь? Ведь ты не любишь меня Ведь ты ………………………….. Роча помотал головой, словно прогоняя наваждение. Кому-то явно было нечем заняться, вот он и исписал всю стену (и громадная же стена!) невесть чем, а серьезный полицейский стоит тут, теряет время, читает всякую галиматью. Да, настоящими, серьезными делами заняты далеко не все! С бесстрастным лицом агент медленно миновал стену и, ускоряя шаг, снова вступил на неосвещенный участок улицы. Он словно забыл о риске споткнуться, упасть, сломать ногу. В голове всё крутилась одна из незалитых краской строк настенного «шедевра». Странное дело, полицейский агент был всегда, мягко говоря, чужд поэзии, потому что не любил вникать в какие бы то ни было излияния чувств. Всё это находилось где-то в параллельной вселенной, никак не пересекаясь с незамысловатой жизнью полицейского, порой суровой, а порой и опасной. Тем не менее, у него в ушах звучало: «Глаза цвета океанской волны», – хотя он не произносил эти слова вслух и даже никогда не слышал их. Глаза. Цвета волны. Океанской. Видел он, что ли, где-то эти глаза? Агент Роча вздрогнул и остановился, как вкопанный, словно натолкнувшись на невидимую преграду. Он видел глаза такого, как ему казалось, цвета, глядя немного сверху вниз на женщину (она была ниже его ростом, она была босая!), которую допрашивал сегодня. За время службы в полиции агенту где только не приходилось бывать: в трущобах, притонах, забегаловках, съемных квартирах разного пошиба… А вот в больнице при монастыре еще не доводилось. Психически больная женщина подозревалась в убийстве мужа своей сестры. Очень, очень запутанное дело. Агент Роча в задумчивости всё же продолжил свой путь, на время забыв о глазах цвета океанской волны и снова начав перебирать в уме обстоятельства дела. Они были одно другого неприятнее и порой напоминали отвратительный клубок змей. Агент с хладнокровием ученого мысленно извлекал из клубка то одну, то другую извивающуюся рептилию, скептически качал головой и возвращал на место. Было здесь и «убийство убийцы» – смерть Рамона Валадеса от руки некоего Красавчика, которому уже, впрочем, дали тюремный срок. Было и «невыполненное задание» – неудачное убийство Ирмы С., той самой Ирмы, в которой пламя ненависти быстро погасило страх смерти. И что же? Теперь всё указывало на то, что недавно убитый адвокат Роблес, а вернее, сам его образ жизни, оказывался чуть ли не самой ядовитой змеей в этом мерзком клубке! Изворотлив, нечист на руку, использовал женщин в своих целях… Да так беспардонно использовал, что теперь в его убийстве подозреваются целых три! И снова они предстали мысленному взору агента. Смуглая Ирма С., безупречно одетая и причесанная, невероятно сильная духом. Вернулась, можно сказать, с того света, да еще и заново научилась ходить, преодолела физическую беспомощность после ранения. Дульсина Линарес, вдова Роблес. Эта сеньора представлялась исключительно так, по всей форме, и даже теперь в голове у агента прозвучало это полное официальное имя женщины из высшего общества. Тонкие черты лица, взгляд свысока, богатые модуляции голоса: от вкрадчивого шепота до истерических вскриков. А еще Кандида Линарес, ее родная сестра. Та самая, душевнобольная. С глазами цвета океанской волны. Агент снова и снова мысленно возвращался к сегодняшнему допросу. Как же разительно несхожи сестры! Получается прямо иллюстрация к словам классика. Правда, там было о двух братьях, точнее, о портретах двух братьев, которые… которые… Агент Роча не мог понять, почему вдруг его то привлекли какие-то странные настенные стихи, то у него внезапно всплыли строки из допотопных классиков, которыми он никогда и не интересовался… Кандида Линарес поразила его, еще когда ему пришлось уйти несолоно хлебавши: с первого раза допросить ее не получилось – она лежала в беспамятстве, вернее, в состоянии шока, бессмысленно глядя в одну точку. Ему запомнились ее тонкие руки поверх больничного одеяла. Он неловко отвернулся, чтобы не разглядывать их. И что, эти руки, эти слабые пальцы могли держать пистолет, орудие убийства?! Сегодня Кандида уже могла говорить, и агент Роча, наконец, официально допросил ее, невольно ощущая жестокость происходящего с этой женщиной, а себя – чуть ли не следователем-садистом. Ему совсем не хотелось мучить Кандиду Линарес своими вопросами. Наоборот, она вызывала желание уберечь ее от всевозможных бед, защитить. Заслонить от стрел злой судьбы. Такими категориями агент, разумеется, не мыслил, а скорее, смутно чувствовал всё это, не сводя с подозреваемой пристального взгляда проницательных темных глаз. Кандида Линарес не дрожала и не отмалчивалась, совсем не выказывала высокомерия или презрения, в отличие от своей сестры. Кандида держалась очень просто и естественно, забыв о растрепанных волосах и отсутствии косметики на лице. Агент внимательно вглядывался в ее лицо с правильными чертами, такое бледное и измученное. Конечно же, он не хотел упустить ни малейшего проявления эмоций на этом лице. Или, может быть, ему просто трудно было отвести взгляд. Именно тогда он и запомнил цвет ее глаз. И как-то незаметно он понял, что это доброе лицо. Агента удивляло и даже сбивало с толку отсутствие в ней желания показаться лучше, что-то изобразить. В ней не было наигранности, не было даже кокетства, и это поражало. За время всего разговора – допроса! – агент забыл, что перед ним душевнобольная. И снова главный вопрос: могла ли такая убить? Во время психоза у больных неизвестно откуда появляются силы, и они способны буквально на всё, он читал о таких случаях. Но она! В адвоката стреляли в упор, прямо в грудь, а Кандида Линарес… Она, конечно, могла поразить в самое сердце. Только в другом смысле, понял агент.