Сладкие мечты

Принять ванну было отличной идеей. Но не для того, чтобы успокоиться – Кандида давно поняла, что теплая расслабляющая ванна может только улучшить и без того хорошее настроение. Продлить тот период без тревоги, который начался не далее как этим утром и который не смог прервать даже короткий неприятный разговор… А ведь это именно Леопольдина советовала ей когда-то давно, так давно, принять ванну, чтобы избежать нервного срыва. Но в самом присутствии Леопольдины, в ее взгляде, в интонациях, было что-то темное, оно надвигалось на Кандиду со всех сторон… и в довершение всего – прикосновения. Они парализовали, они многократно усиливали ощущение неправильности происходящего, но не было ни сил, ни воли, чтобы оттолкнуть эти руки. Изломанность и недопустимость пугали и притягивали одновременно. Потому что так, или похоже, уже было: когда нет возможности прекратить, а потом стыдно, но приятно вспоминать. Горько-сладко. Сейчас всё изменилось. В просветах между ароматной пеной Кандида видела собственное тело, и впервые в жизни ей не было неловко разглядывать саму себя. Она подняла из воды кисти рук, оглядела их, словно впервые, сплела пальцы. Гладко, тепло. Опустила руки под воду и провела по животу, погладила грудь. Пальцы скользили, и было хорошо. Груди под водой выглядели привлекательнее, чем обычно, на них хотелось смотреть. Рука скользнула ниже и замерла между ног. Всё это – она, ее тело. И стыдиться нечего. Однако Кандида еще недавно она чувствовала такие привычные страх, стыд и неловкость, спеша на ужин к Анхелю де ла Уэрта накануне вечером. Спешила не потому, что опаздывала. Ее гнала гложущая неопределенность и сомнения в себе. Она словно оправдывалась перед кем-то, ведя длинные внутренние диалоги: это просто ужин со старым другом, нет, даже с другом семьи, конечно, неважно, кто именно из их семьи с ним ужинает, ну да, что же здесь такого, они так сблизились за последнее время, что иногда ходят гулять или встречаются в кафе, а вот сегодня он позвал ее поужинать, потому что у него сегодня особенно изысканный ужин… нет, ужин изысканный, потому что он ее позвал, а почему тогда он позвал именно ее – и так до бесконечности. … Он явно чувствовал ее напряжение, потому что, когда после ужина они перешли в неярко освещенную гостиную, спросил: - Кандида, всё хорошо? Тебе точно понравился ужин? – на его лице, в его темных глазах мелькнула лукавая улыбка. - Анхель, всё было прекрасно, просто я… – она будто на что-то решалась и потом всё же произнесла, смущаясь: - Наверное, здесь сквозит, словом… по полу так тянет холодом, и я… у меня замерзли ноги! Прости, это так по-детски. - Ах, это! Ну конечно! Я-то уже привык, это довольно старый дом. Сквозняки, и правда, гуляют, а вечерами сейчас прохладно. А ты, в этих туфельках… Вот что. Садись на диван, а я принесу плед. Он коснулся ее руки кончиками пальцев, и она ощутила тепло. - Ну что ты, зачем… Сейчас я и так согреюсь! – Она в смущении поглаживала дрожащими пальцами мягкую коричневатую обивку дивана. Когда Анхель вернулся, неся темно-шоколадный плед, Кандида сидела, сбросив туфли и зябко поджав ноги. Мужчина тоже сел, на расстоянии вытянутой руки, положил плед рядом. Кандида улыбнулась, но всё еще чуть напряженно. Он внимательно взглянул ей в лицо, потом осторожно коснулся ее ступни. - Позволь мне. Удивленно глядя на него, она развернулась к нему, не опуская ног на пол. - Д-да, конечно… Но я и под пледом… Спасибо… – раздался ее сдавленный голос. Анхель взял обе ее ступни в свои ладони, и она, сразу почувствовав жар его рук, поняла вдруг, как ей хорошо, но… Она балансировала на какой-то грани. - Согреваешься? – он слегка поглаживал ее небольшие изящные ступни. Его улыбка тоже была теплой. Кандида кивнула. Ей захотелось придвинуться ближе, лишь для того, чтобы ему было удобнее. Она приподнялась на руках и сделала одно движение. С каким-то испугом взглянула в глаза мужчине. Не отпуская ее ступней, он подался вперед и прижался лицом к ее ногам, но тут же отпрянул и полушепотом произнес: - Прости… Это было лишнее. – Он виновато развел руками, наконец, выпустив ее ступни. В глазах Кандиды мелькнула боль. - Тебе неприятно дотрагиваться до меня? Это потому, что я… я… женщина с прошлым, как говорится, да? – Она говорила тихо, изо всех сил стараясь, чтобы голос не дрожал. Брови Анхеля изумленно взлетели вверх. При этом лицо его оставалось серьезным, даже грустным. - Что ты говоришь? Какая еще женщина с прошлым? - Ты знаешь… Все знают, какая. С которой можно… всё. И от которой достойным мужчинам лучше держаться подальше! – выпалила она, задохнувшись от подступивших слёз. - Я, наверное, обидел тебя. Это было дерзко… и неуместно, возможно. Но это был порыв! – Анхель печально улыбнулся. – Порыв мужчины, уж не знаю, достойного ли. Я так хотел, я очень хотел коснуться тебя. Я говорю правду. - Что? Правду… – протянула она, продолжая сидеть с согнутыми ногами, не решаясь или забыв переменить позу. И снова боль, а теперь еще и мольба, мелькнули в ее глазах. - Конечно, правду! Я лучше промолчу, чем солгу. - Я не в обиде. Это не дерзость. Это так… хорошо. Он не смог больше сдерживать себя, он стал целовать ее колени, обхватив руками бедра, снова прижимаясь лицом к ее ногам. Она робко положила одну руку ему на плечо, а другой осмелилась погладить его по голове. Наконец, опустила босые ноги на пол и придвинулась ближе. Он обнял ее, и она спрятала голову у него на груди. Закрыла глаза. - Я должен говорить сейчас что-то… Обещать. Или даже клясться. Но я боюсь… - И ты тоже боишься, да? - Боюсь спугнуть момент. Почему – тоже? От того, что происходило дальше, у Кандиды осталось одно чудесное ощущение: обволакивающее, оберегающее тепло. Бережные прикосновения, забота в каждом жесте, в каждом внимательном взгляде. Когда он медленно раздевал ее, она поймала себя даже не на мысли, а на ощущении: ей не хотелось прикрыться или выключить свет, наоборот, хотелось, чтобы он видел ее тело, чтобы он рассмотрел ее. Пока он аккуратно снимал собственный костюм и рубашку, она сама избавилась от нижнего белья, двигаясь, словно ее загипнотизировали, медленно, но целенаправленно, не в силах оторвать взгляда от того, как обнажается кожа под тонкой тканью. И уже будучи полностью раздетой, Кандида, не узнавая себя, расправила плечи и даже слегка выгнула спину, очень прямо сидя на самом краешке дивана. Ей нравилось, как Анхель, стоящий напротив, ласкает ее одним взглядом, не жадным или пошлым, а восхищенным. Она посмотрела ему в глаза и, медленно отклонившись, легла на диван, чуть запрокинув голову, под которой так услужливо оказался мягкий валик. Анхель целовал ее в губы и в шею, легко, нежно, многообещающе, заставляя желать, чтобы эти поцелуи длились вечно. Одной рукой он крепко обнимал ее, а другой – гладил ее плечо, грудь, живот. Слегка улыбнувшись, Кандида остановила эту ласковую руку и сама направила ее ниже – туда, где нарастало желание, разгорался огонь, где – она чувствовала – будет так приятно… Женщина не ожидала от самой себя таких «непристойных» действий. Более того, она не верила в саму возможность новой близости с мужчиной и новых ощущений, этой незнакомой защищенности. …Кандида проснулась в гостевой, куда поздней ночью Анхель проводил ее, закутанную в тот самый, темно-шоколадный, плед. - Может быть, ты хочешь переночевать в моей спальне? – спросил он, когда они уже стояли у самой двери. - Нет, в спальне для гостей мне будет лучше, – эти обыкновенные, будничные слова никак не вязались с ее сияющими глазами и улыбкой – улыбкой человека, не верящего своему счастью. - Что ж, тогда – спокойной ночи, – тихо произнес Анхель и, прижав Кандиду к себе, прошептал: - Спасибо… Она обхватила его руками, уже не держа укутывавший ее плед, который немедленно соскользнул на пол. Почувствовав это, Анхель обнял ее в ответ, одновременно укрывая своим мягким халатом. Два хрупких обнаженных тела снова приникли одно к другому, слившись в объятии, как будто и не было гораздо более тесного единения совсем недавно. Закрыв глаза, прижавшись к груди Анхеля, Кандида зачарованно слушала удары его сердца. Она даже не помнила, как уснула, а проснувшись, всем существом почувствовала: что-то изменилось в ней. Чего-то нет. И от этого легко и хорошо. Вглядываясь в солнечную полоску между темными шторами, Кандида поняла: нет тревоги, переходящей в страх, той самой тревоги, которая с давних времен жила у нее в районе желудка. В самом солнечном сплетении. Тревоги, которая утром каждого, каждого, каждого дня заставляла ее задаваться вопросом: «Ну, что плохого ждет тебя сегодня, Канди?» Теперь же этой тревоги просто не ощущалось. Кандида чувствовала себя в полумраке гостевой спальни в доме Анхеля де ла Уэрта спокойно, как, нверное, никогда и нигде. … После завтрака, состоявшего из кофе и тостов с джемом («Домашний, Амалия делает сама, попробуй, тебе понравится, я уверен!») Анхель вызвал ей такси, а она попросила водителя остановиться за пару кварталов до особняка Линаресов. Расплатившись, двинулась по пустынной улице. Ночью прошел дождь, но несильный: асфальт был влажный, без луж. Сквозь листву редких деревьев проглядывало солнце. Это были уже не робкие рассветные лучи, но еще и не обжигающие дневные. Солнце словно улыбалось и подмигивало. Воздух дышал прохладой и свежестью, в нем пока не чувствовалась городская пыль. Проходя мимо уличного кафе, Кандида заметила кудрявого молодого человека в кожаной куртке. Он была наверняка первым и точно единственным на тот момент посетителем. Выглядел молодой человек неважно: лицо осунулось, под глазами – тени, как будто он и не ложился спать. Парень навалился локтями на красный пластиковый столик, с каким-то болезненным выражением уставившись в чашку с кофе, будто требовал у нее ответа на некий мучивший его вопрос. Когда Кандида поравнялась с ним, он вдруг внимательно посмотрел на нее, и его лицо внезапно просветлело. Как у грустного ребенка, которого вдруг развеселила какая-то безделица, из тех, что незаметны взрослым, но могут так радовать детей. Парень простодушно улыбнулся, и Кандида ответила ему, тоже улыбнувшись, радостно, открыто, не думая ни о чем. …- Сеньорита! – вскрикнула Леопольдина, выбегая из помещения для прислуги и преграждая путь Кандиде, уже собиравшей подняться к себе. - Да, Леопольдина. Что-то срочное? – хорошо скрывая досаду, поинтересовалась Кандида. - Ах, сеньорита, – Леопольдина изящно отступила на полшага, одновременно демонстративно оглядывая хозяйку с головы до ног. (На Кандиде был легкий песочного цвета плащ, который она расстегнула, светло-бежевый костюм с прямой юбкой и коротким приталенным жакетом и коричневые туфли на невысоком каблуке). – Вам пришло письмо, и я так боюсь, так боюсь, что это… это… повестка! - Какая еще повестка, о чем ты? – нахмурилась Кандида. - Ох, сеньорита, ну посмотрите сами, – затараторила служанка, – письмо же… – она сделала драматическую паузу и даже закатила глаза, – от агента Рочи! От полицейского!! – А это значит… – Леопольдина картинно прижала руку к груди. - Это значит, что мне, наверное, нужно сначала прочитать его, – тихо проговорила Кандида и раздельно продолжила: - Дай мне, пожалуйста, конверт. Изогнувшись всем телом, Леопольдина театральным жестом протянула Кандиде конверт, а прежде чем отдать, слегка, совсем чуть-чуть, легко и практически незаметно, очень игриво хлопнула им сеньориту по руке. - Да, конечно, – скорбно проговорила Леопольдина вслед Кандиде, поднимавшейся на второй этаж, – очень может быть, что над домом Линаресов вновь сгущаются тучи… или они никак не рассеются. Хотя вам не до них, сеньорита – вы не ночуете дома, может статься, еще немного – и вы уже не сеньорита Линарес, а сеньора де ла… Кандида резко остановилась на ступеньках и через плечо обернулась к Леопольдине. У той по  лицу расплывалась улыбка, которую можно было назвать только хищной. - Вот что, Леопольдина. Через полчаса я спущусь, и мы кое-что обговорим. - Если желаете, я могу подняться к вам, сеньорита, – промурлыкала служанка. - Нет-нет, это лишнее. Я спущусь. …Смыть с себя сладко пахнущие хлопья пены. Обсушить мягким полотенцем влажную кожу. Поправить прическу – в последнее время Кандида отказалась от пышной челки и просто и элегантно носила волосы, немного не достававшие до плеч, на косой пробор. Надеть легко платье из струящейся кремовой материи. И спуститься вниз, оставив до поры до времени на туалетном столике письмо – конечно же, не из полицейского участка, хотя, несомненно, от полицейского агента. Леопольдина торопливо вошла в гостиную. - Я вас слушаю, сеньорита. – Она склонила голову, исподлобья поглядывая на Кандиду (та сидела в кресле у журнального столика). Леопольдина смотрела чуть насмешливо. Вызывающе. - Леопольдина. – Кандида опустила ладони на подлокотники кресла, собираясь с мыслями. – Пришло, как мне кажется, время прояснить две вещи. Твое… поведение… нет. Скорее, отношение… – Кандиде было непросто говорить, но она явно решилась на что-то. Леопольдина приподняла бровь. - Я о тех моментах, когда ты… вела себя… скажем так, неподобающе. Я не говорю о твоих обычных дерзостях и несоблюдении… Я говорю о том, что ты не раз позволяла себе слова… и не только… – у Кандиды всё-таки перехватило дыхание, она была слишком смущена. Воспользовавшись паузой, служанка почти вплотную приблизилась к сидящей в кресле хозяйке. - Дай мне договорить, – твердо сказала Кандида, поднялась и, сделав шаг мимо Леопольдины, прошлась по гостиной, чем-то напомнив свою младшую сестру. Леопольдина опешила. - Так вот. Признаюсь честно, те моменты не прошли бесследно для меня. Я как-то по-другому смотрю теперь на… – ее голос снова прервался. - На кого, сеньорита? – страстно шепнула Леопольдина, явно пытаясь прожечь Кандиду взглядом. - На отношения между людьми, скажем так. На личные отношения, – бесцветным голосом проговорила Кандида. – От нашей семьи Линаресов ведь можно ожидать всего, буквально всего, – она чуть усмехнулась и покачала головой. – И может статься, однажды у меня и возникнут чувства… к женщине, я предвижу, это возможно! Но когда так случится, то это уж точно будет женщина, которая захочет заботиться обо мне, да, защищать меня, а не ранить словами, не контролировать мою жизнь! – в последних словах Кандиды звенела радость. Леопольдина стояла, как громом пораженная. - А вторая? – выдавила, наконец, она. - Что – вторая? – Кандида непонимающе смотрела на нее, приходя в себя после собственных слов. - Вторая вещь, которую нужно обсудить… - Ах да, – Кандида вздохнула с явным облегчением. – Прошло уже достаточно времени с тех пор, как Дульсина стреляла в тебя, ты была тяжело ранена, но теперь уже вполне здорова и полна сил, забыто и само это потрясение, ты живешь полной жизнью, а в ней так много возможностей… Словом, ты уволена, Леопольдина. - Вот так новости с утра пораньше, слышь, Рикардо! – раздалось со стороны лестницы. (Невнятная скороговорка, резковатые отрывистые интонации). – Кандида, ты что же, донью Ворону наконец-то уволила?