Разбитые реальности

Салли вернулся… Он посмотрел на дневник, а затем в мои полные шока глаза. — Блять, нет… Как ты… Зачем? — он не мог подобрать слов. — Почему… почему здесь написано имя мамы? — с трудом соединив слова в предложение, спросил я. — Ты не должен был… — Это мой отец написал? — Прости, Ларри! Он просил держать это в тайне. Прости, пожалуйста! — затараторил Салл. — Он просил? — с каждым его словом я всё больше терялся в догадках о том, что, черт возьми, происходит. — Он как-то может связываться со мной… — Значит, всё это время, — я начал повышать тон, — ты знал? Знал, что мой отец с другой гребаной планеты?! И ты… ты ещё и говорил с ним?! — Всё не так, как ты думаешь! — А что я должен думать? Что за пиздец здесь вообще происходит!? — я схватился руками за голову, чувствуя, как от нервов перехватило дыхание. Салл попытался подойти и потянул ко мне руку, но я откинул её. — Лучше не трогай меня! — я обошёл его и двинулся к выходу. — Ларри… — он хотел остановить меня, но сам не знал, что сказать. — Я ведь верил тебе, Салл… — бросил я вслух, выходя на улицу. Мысли смешались в комок гнева, отчаяния и непринятия. Мне нужно было побыть одному. В домике на дереве он бы меня сразу нашёл, а ключи от подвала я давно вернул Эддисону. От безысходности я направился в парк, уселся на самую отдалённую лавочку, спрятанную среди деревьев, и просидел на ней до самого заката. Я чувствовал, как падаю в пропасть, и не знал, от чего меня колотит сильнее: от правды об отце или от того, что Салл её скрывал. В конце концов, я сам говорил ему, что доверяю, но не подозревал, что всё окажется настолько безумным. В голове крутилось множество мыслей: знала ли мама о его происхождении? Куда он исчез? Кто ещё знает? Кто я такой? Почему он молчал… Салли несколько раз пытался позвонить мне на сотовый, но я не брал трубку. В конце концов, он начал писать: Салл (17:05): Куда ты ушёл? Салл (17:30): С тобой всё в порядке? Салл (18:10): Мне жаль, что ты так узнал. Салл (18:12): Но пути назад нет. Салл (18:20): Я оставил дневник в домике на дереве. Салл (18:21): Пожалуйста, прочитай до конца. Салл (18:22): Я люблю тебя. “Теперь значит, хочешь, чтобы я прочитал…” — промелькнуло в голове, и я задумался над тем, хочу ли это делать. Столько лет меня мучил вопрос, куда исчез мой отец. Мысли о том, что он просто оставил нас, причиняли невероятную боль. И сейчас, когда истина совсем близка, страх внутри меня лишь нарастает. Смогу ли я принять эту правду? Нужна ли она мне на самом деле? Я долго не мог решиться, но всё же встал и медленно двинулся к домику. Солнце зашло за горизонт к тому времени, как я добрался. Я зажёг масляную лампу, и первыми из темноты вырвались ужасающие картины, спрятанные здесь. Всё начинало походить на кошмарный сон. На деревянной коробке, служившей мне столом, лежал дневник. Я приподнял лампу и подсветил оконный проём — под ним всё ещё стояла бутылка вина с Нового года. “Надеюсь, не испортилось,” — подумал я, сделав глоток, чтобы слегка успокоить нервы. — “Пойдёт…” Я начал читать… Он много писал о своей сестре, которую потерял при приземлении, и о том, как сильно полюбил маму. Вскоре в дневнике появились записи и обо мне: “…Лишь увидев его, я с первой секунды понял, что сделаю для него всё. Мы с Лизой дали ему жизнь и ощущаем колоссальную и безоговорочную любовь к нашему мальчику. Впервые увидев его, мы не смогли сдержать слёз радости. Надеюсь, мы всегда будем столь счастливы…” Это вновь пробудило во мне воспоминания о том, как было хорошо раньше, когда вся семья была в сборе. По сердцу словно что-то полоснуло. "...Когда я укладывал малыша Ларри, произошло нечто странное. Краем глаза я заметил тень, пролетевшую по комнате и сбившую коробку с игрушками. Меня охватил страх. В мыслях промелькнули воспоминания. Вторжение теней. Родной мир. Эвелин…” Блядская тень… Ещё тогда. Я снова сделал глоток вина, задумавшись о том, что нечто зловещее могло преследовать меня ещё с рождения. Мне снова стало обидно от того, что Салл всё это время молчал, хотя знал об этом. На следующих страницах отец рассказывал о старухе Розенберг и о том, что она пыталась втянуть его в культ. “...Когда я отказался, она схватила меня за рукав и сказала, что 'страшные последствия ждут человека, идущего наперекор самой судьбе'. Я вырвал руку и ушёл. У меня нет времени на игры умалишённой женщины, и уж тем более я не верю в 'судьбу'. И всё же, сидя сейчас с Ларри, я никак не могу отделаться от какого-то тянущего чувства в желудке…” Расплата за отказ ждала его совсем скоро… "...На нас обрушилась очередная трагедия... мы потеряли дочь. Мертворождение. Лиза опустошена…” После потери ребёнка мой отец согласился присоединиться к культу, в надежде, что это поможет спасти меня и маму… На этом записи его жизни обрывались. Последняя страница была обращена к Салли: "Салл, пожалуйста, прочитай этот дневник, который я вел в течение последнего года. Знаю, что Лиза с Ларри, скорее всего, ненавидят меня за то, что я ушёл, но, пожалуйста, знай, что я всегда любил их и до сих пор люблю. Больше всего на свете. И именно поэтому мне пришлось уйти — чтобы их защитить. Ты хороший человек, Салл, и я рад, что вы с Ларри так сблизились. Я видел отрывки будущего. Я видел отрывки прошлого. И теперь я должен сыграть ту роль, что мне суждена. Я пожертвую собой ради тех, кого люблю, чтобы положить конец этому сумасшествию. Остановить наводящую ужас темноту, что поселилась в этом мире. Ни за что не рассказывай правду ни Ларри, ни Лизе. Прошу, Салл. Защити их ради меня. Они — твоя семья, и это делает тебя и моей семьёй. Мне жаль, что в твоей жизни было столько страданий, и ещё больнее говорить, что тебя ждут новые злоключения. Но тебе суждено сыграть важную роль. Со временем всё прояснится. Искренне твой, Джим Джонсон." Я закрыл дневник и посмотрел в окно. Мрачные деревья отбрасывали тень на зловещие апартаменты Эддисона. Сколько кошмарных событий произошло в этом месте. Я думал, что отец бросил нас, но на деле всё оказалось куда хуже. И всё же, я злился… Злился от того, что он решил не посвящать меня в это. Почему-то взвалил эту ношу на Салли, заставив его со всем разбираться в одиночку. Он действительно хранил тайну не по своей воле, и мне было ужасно стыдно за то, что обвинил его в этом. Больше всего на свете хотелось снова увидеть его. Апрельская ночь отнюдь не радовала теплом. Пока читал этот проклятый дневник, пальцы успели закоченеть. Я отставил недопитую бутылку в сторону, погасил лампу и отправился домой. Как я и думал, Салли не спал. Он сидел на кухне с чашкой кофе и смотрел в пустоту. — Ты же ненавидишь кофе, — тихо сказал я, входя в дом. — Думал, ты ещё не скоро придёшь. Боялся уснуть… — едва увидев меня он оживился. Хотелось сквозь землю провалиться от того, что накричал и убежал. Я подошёл к нему и обнял за плечи. Его запах казался таким родным и успокаивал, как ничто другое на свете. — Прости, Салл… — Тебе не за что извиняться, это ведь моя вина. — Нет, это вина моего отца. И злюсь я только на него. Как он вообще мог всё это взвалить на тебя? Почему? — Он сделал это, чтобы оградить тебя и Лизу. — Знаешь, меня уже конкретно заебало, что близкие люди хотят меня от чего-то оградить… — я отпустил его плечи и присел рядом на стул. — Может, ему вообще не стоило решать за нас с мамой? Может, мы имели право хотя бы знать, что он чертов пришелец? — Наверное, у него просто не было выбора… — тихо сказал Салл. “Не было выбора” — эти слова резали душу с того самого сеанса гипноза. В последнее время выбора действительно становилось всё меньше. Я положил голову на столешницу и хотел уже было хорошенько стукнуть себя по лбу, но почувствовал, как тонкие пальчики Салли начали нежно и осторожно разглаживать мои волосы. — Интересно, почему всё это происходит с нами. Почему мы не можем быть просто счастливыми, как другие люди? — спросил я, не поднимая головы. — Может, потому что нам не плевать, и мы не хотим закрывать глаза на всю херню, что происходит. — А что если уже ничего нельзя исправить… Может, мы вообще единственные, кто пытается что-то сделать? — … Я повернулся к нему и встретил грустный задумчивый взгляд. Я привстал и потянулся руками к ремням протеза. — Можно? — спросил я на всякий случай. Салл кивнул. Я снял маску и прижался к нему, как можно ближе, пытаясь уловить тепло. — Ты замерз? — спросил он, потрогав мои окоченевшие пальцы. — Есть немного… — Пойдём, я согрею тебя. Он снова, пусть едва уловимо, но улыбнулся мне, взял за руку и отвёл в мою комнату. Там он прилёг на кровать и протянул ко мне руки. Я скинул куртку, свернулся калачиком и уткнулся головой в его живот. Обычно это Салли так делает, а я его обнимаю, но сегодня мне было нужнее — закопаться поглубже в нём и утонуть. — Салл… Тебя это не пугает? — тихо спросил я. — Что именно? — Моё происхождение… Кто я вообще такой? — Ты мой друг. — Но… — Ты самый лучший на свете, Ларри-схерали, — он прижал мою голову ближе к себе. — А на остальное мне плевать. Я всё глубже осознавал причины, по которым всегда прятался от этого мира. Мне казалось, что всё вокруг — это нечто чуждое, не принадлежащее мне. Я чувствовал себя потерянным и совершенно одиноким, пока не встретил его… В тот день, когда только что переехавший Салли вошёл в мою комнату, всё изменилось. Его смелость и доброта ко всей этой гребаной вселенной вдохновили меня. Я начал открываться ему, а он мне. Он боялся, что меня напугает его лицо, но сам даже не подал виду, когда узнал правду обо мне. Мы оба принимали друг друга такими, какие есть… всегда. И сейчас, в его объятиях, я снова чувствовал себя принятым и любимым. Он нежно гладил меня по волосам, не говоря ни слова, пока долгожданный сон наконец не пришёл.

***

Весь следующий день я провёл с довольно странными вопросами самому себе: кто я? Кто мой отец? Что он такого узнал, чтобы жертвовать собой? Одну за другой я включал кассеты с фильмами про инопланетян, пока не наткнулся на совсем новенькую “Люди в черном”. “Надо бы это с Салли посмотреть, хотели же на него в кино сходить,” — подумалось мне. Я снова вспомнил, как вчера говорил с ним. Стыдно, очень стыдно. Мой отец заставил его хранить тайну, а я вот так… Захотелось сделать что-нибудь приятное для него. После работы я заскочил в магазин, купил набор продуктов и отправился домой. Его нигде не было видно, “скорее всего, сидит в сарае,” — подумал я и принялся за готовку. — Привет, — послышалось за спиной, когда я почти закончил. — Привет. А я как раз хотел уже за тобой идти. Опять весь день на каракули пялился? — Ага. Знаешь, мне даже удалось найти значение ещё двух символов. — Это хорошо. Жаль, не могу пока тебе помогать днём. — Ты и так сильно помог. А что ты там готовишь? — Карбонару. — Ого! Ты и такое умеешь? — Не то чтобы умею, но делал пару раз с мамой. Вот, попробуй. — Я поставил перед ним тарелку и протянул вилку. Салл снял протез и аккуратно подцепил макаронину. — Хм… ты что, влюбился, Ларри? — с улыбкой спросил он. — В смысле? — Пересолено же. — Улыбка на его лице стала ещё шире. — Блин… Весь день ни на чём не могу сосредоточиться, чувак. Извини. — Я потянулся, чтобы забрать тарелку назад, но Салл лишь хлопнул меня вилкой по руке. — Даже не думай, мне нравится. — Как скажешь, бро, — я улыбнулся тоже. — Кстати, смотри, что у меня есть. Я положил на стол кассету. Салли тут же схватил её и радостно произнёс: — Да, ладно! Чел, это же “Люди в черном”! Мы ведь тогда так и не посмотрели. — Ну, тебе повезло, что твой парень работает в прокате. Первым увидишь все новинки. — Я вдруг понял, что первый раз назвал себя его парнем, а не другом. Кажется, даже немного покраснел. — Мне с тобой во многом повезло, — ответил он и понёс тарелку к столику в гостиной. Я проследовал вслед за ним, включил фильм и попробовал карбонару — реально солёная. Но Салл всё равно ел и улыбался. Плохие воспоминания о вчерашнем постепенно стирались из памяти. Это был пятый фильм о пришельцах за сегодня. Он был крутой, конечно, но мысли об отце не давали в полной мере погрузиться в сюжет, то и дело всплывая в голове. — Как думаешь, — спросил я вслух, — отец был как они? Что-то иное под человеческой кожей? — Вроде он писал, что наша физиология совсем не отличается. — А душа? — Хм… даже не знаю. — Ты говорил, он как-то связывается с тобой. — Да, но последний раз мы общались, когда я ещё в школе учился. И не то чтобы это был прям он. Скорее, какое-то эхо. — И что он говорил? — Что очень любит тебя и Лизу. — Ясно… — А ещё, что я должен помочь ему остановить неизбежное и помнить о красном круге. — Эм… Красном круге? — Вообще, тогда было много помех, я мог не всё разобрать. Иногда он говорил задом наперёд, иногда слова пропадали. И ещё я понятия не имею, как он смог передать мне свой дневник. — А ты рассказывал Тодду об этом? — Нет. Он сказал, что никто не должен знать и что на кону много жизней. — Наверное, Моррисон тут же захочет меня вскрыть, если узнает, что я наполовину пришелец. — Да ладно тебе, он, конечно, может увлечься, но не настолько. — Думаешь, стоит его посвятить? — Это уже тебе решать… Я решил спрятать дневник на том же месте, где прятал его Салл. Мне хотелось самому разобраться со своим прошлым, прежде чем делиться им с Тоддом или кем-то ещё. Всю оставшуюся неделю до приезда ребят мы проводили каждый вечер вместе: работали над переводом, смотрели фильмы и просто любили друг друга. Это были хорошие дни и почему-то мне казалось, что так хорошо больше никогда не будет…