Мира

Она скитается городом изо дня в день. Наблюдая и собирая информацию. Иногда прибегает к пыткам. Во благо. Старается не думать о том, что говорила ночами. Не думать о том, что доселе не принята им. Когда её вновь обступает тишина, она готова сражаться. Пускай и ныли старые шрамы. Пускай у нее и не было сил. В конце концов сдается. Она продолжит вновь возвращаться туда, где её не ждут. Её нигде не ждут. Горькие слезы катились по пустому лицу. Эта жизнь была пыткой. Вся её жизнь была пыткой. Кошмары тому подтверждение. *** Когда тамплиеры под командованием короля выступают против мусульман, она знает, что победе не бывать. Но упрямо стоит среди них. Подставляет тело стрелам, ибо смерть ее желание. Господь не смел даровать ей смерть. Когда она едва живая предстала пред очи курда, на ней не было живого места. Но и боли не было тоже. — Убей меня, — шепчет кровавой улыбкой, — меня нигде никто не ждет. Саладин смотрит на нее с недоверием, скользя глазами по израненному телу, проникая под кожу. Жутко. — За что же ты сражалась? — неверие в его глазах почти осязаемо. Она ежится от сковавшего ее тело холода, но отвечает, гордо вскинув голову: — Я шла умирать. *** Она перестала приходить к нему во снах. Перестала являться в тени деревьев. Её не было рядом, когда ему больше стали не нужны бинты, но маска по-прежнему скрывала лицо. Её не было нигде. Лишь едва заметная тень былого присутствия. Чтобы точно знал, что не сон. Чтоб не забывал. Время неумолимо шло вперёд, перечёркивая прошлое, выкидывая из памяти старые образы и мысли. Он шел в новый бой с небывалой страстью, ведя за собой. Его ярости не было предела, но голова оставалась пустой. Иллюзия мира меж ними была недолгой. Каждый был через чур высокомерен в собственной власти. Каждый считал, что правда за ним. Каждый имел свою цель. Пока один мечтал о мире у своих ног, второй в этом мире пытался забыться, волоча существование в приобретённом времени. Теперь у него было время, но как быть, когда в этом времени слишком много пустоты, которую занимало её лицо. Он никогда не питал ложных надежд по поводу своего места в чужой жизни, но когда и те крохи, что имели место быть, исчезли в пылу сражения, время предстало непосильной ношей на его испещренном шрамами теле. Когда соглашение о ненападении было подписано, его не постигла радость. Лишь пустота в душе разрослась с небылой силой, торкая самые темные струны души, стуча набатом где-то в голове и лёгких. — И впрямь, как и говорила девчонка, — Балдуин вскидывает глаза на собеседника, щурясь от неожиданно услышанной фразы. — Девчонка? — спрашивает, надеясь, что ослышался, что это лишь помыслы разгорячённого сражением разума. Сама мысль ныне казалась грехом. — Её подобрали мои люди. Всю в крови, на последнем издыхании просящую о смерти. Кривит красивое лицо в дьявольской усмешке, с жадностью поглощая каждое изменение в глазах оппонента. Как жаль, что маска и доселе скрывает чужое лицо. Однако весь ужас, отразившийся в глазах напротив, с лихвой утолил жажду, отчего усмешка стала ещё шире. — Мне это неинтересно, — голос прозвучал нарочито холодно, пытаясь скрыть бушующее пламя в душе. — Неужели? Думалось мне, что столь одарённый воин имеет ценность среди королевского войска, но, видимо, я ошибся. Что ж, раз мы закончили, желаю счастливо оставаться. Я вместо Вас возложу цветы на её могиле, — уходит, оставляя короля в одиночестве. В веренице мыслей, крутящихся вокруг одной юной особы. Как же так? *** Всеобщее веселье обошло его стороной. Возвращение в город, пир и прочее — все это отошло на задний план, занимая отнюдь не первое место в мыслях государя. Покои встретили тишиной и ароматом благовоний. Стол, заваленный бумагами, а среди них — небольшое зеркало, обнаруженное в комнате однажды утром. Он так и не посмел в него смотреться. Сейчас же в отражении на него смотрела маска, скрывавшая все его уродство и гамму эмоций, что никак не удержать внутри. Быть может смерть была лучшим решением, нежели связывать жизнь с таким как он. Пусть и был королём, пусть отступила болезнь, мучившая всю жизнь, но оставившая после себя шрамы. Шрамы, длиною в жизнь. Наказание за грехи. — Говорят, шрамы украшают мужчину, — Сибилла скользнула внутрь почти незаметно, подходя к брату, утаскивая того в крепкие объятия, — я скучала. — Те, кто так говорит, глупцы, — отворачивается не в силах вынести её осуждающий взгляд. — Что он сказал тебе такого, что ты весь сам не свой, брат мой? Молчит. Мысли вновь возвращаются к тому разговору, а руки сжимаются в кулаки. Так было правильно. Он должен в это поверить. Но не верит. — Она просила о смерти. Таковы его слова. Девушка хмыкает, устремляя взор на вечернее небо. Ныне, вне этих глупых воен, они часто проводили время вместе, коротая его на балконе королевских покоев. О ней не говорили. Он не позволял себе этих разговоров. Сибилла не настаивала, довольствуясь короткими разговорами ни о чём и обо всём одновременно. — Оно и неудивительно. Столько ночей у твоей постели, столько слёз и времени, проведенного за молитвой, — вспыхивает девушка, но отдергивает, — мне жаль. Он молчит, а когда решается спросить, Сибилла уходит, оставляя одного. Вновь наедине с собственными мыслями и ощущением чужих рук на плечах.