Мира

Она стояла у входа, молча разглядывая сидящего в глубине комнаты. Молчал и он, чувствуя на себе чужой цепкий взгляд. Он же первым нарушил тишину: — Я не ждал гостей, — вставая и делая шаг навстречу. Плотный капюшон соскользнул с головы, открывая взору лицо за металлической маской — то, к которому её вел Господь. — Прекрасен, — несколько шагов вперёд и тонкие губы целуют холодный металл маски, точно касаясь губ, спрятанных за ней. Голубые глаза в прорезях маски округлились от шока, руки в белых перчатках оттолкнули пришедшую, отчего та не удержалась на ногах. Он возвышался над ней высокой горой. В этой глупой маске, что так ему шла и белых одеяниях — точно такой, как она видела. — Кто…? — Меня привёл Господь. Он молчал. Молчала и она, смотря на бурю в глазах напротив, слушая сбитое дыхание. Она ждала. Знала, что не поверит. Но не прогонит. Судьба. Как иронично: две мертвых души встретились, дабы исцелить друг друга. Тлеющий огонь распалялся, обжигая, но не принося боли. У него не было боли, у неё не было жизни. Мёртвые. Улыбка уголком губ и снова шаг навстречу. Он делает шаг назад, обходя стол. Там лежит клинок. Она поднимает руки в знак поражения. — Убей. Он моргает и кривит лицо под маской, будто от боли. Его ладонь сжимает чужая, более хрупкая и маленькая. Стягивает перчатку, касаясь израненной кожи. — Что вы себе позволяете? — шипит, наклоняясь к девичьему лицу. В глазах штиль, на душе — буря. Перехватывает запястье, освобождая оголённую руку. Её шея слишком тонкая — раз и сломается. Он требует ответы — она эти ответы предоставляет. На улице глубоко за полночь, когда слышится тихий стук в дверь. Она сидит у кровати, блуждая взглядом по не скрытому маской лицу, он этот взгляд хочет поймать. И их безмолвная война длилась бы вечность, пока испуганный вусмерть Тиберий не влетает внутрь. — Ты поздно, — говорит не оборачиваясь, пока король хрипло смеётся, наконец поймав её взгляд. *** Тишина сопровождала её с момента, как она впервые открыла глаза. Много позже в её голове прозвучал Его голос, зовя на святую землю. В объятья того, кто был ниспослал Им к людям. Она научилась читать по губам прежде, чем научилась слышать. А когда услышала, не хотела вновь окунаться в давящую тишь. Но тишина следовала за Ним, точнее предвещала Его голос в её голове. Она никак не могла описать тот голос, но точно знала, кому он принадлежит. Потому слушала. Всегда. За исключением той ночи, когда проснувшись увидела лишь пепел. Ей нельзя здесь оставаться боле, нельзя было и до теперь. Это был её первый грех. Здесь. Но не первый там — месте, которое было её домом, но которого она не знала. Босые ноги горели от раскалённого песка, но ничего не поделаешь — обуви у неё не было. Убитый ею мужчина был на диво щуплым, но снятая с него одежда все равно висела на ней мешком. Обувь не взяла — слишком большая. Вместо этого обмотала ноги кусками ткани, что были её одеждой. Она забрала у мужчины все, что было — включая жизнь. Это был её второй грех. Но много больше было там, только их не знает.