Язвительные языки

      Утро было таким ярким, что, казалось, вот-вот – и его янтарные глаза расплавятся от света. Щуря взгляд, Кроули осмотрел здание больницы Святой Марии. Было весьма странное ощущение, что он вернётся в эти холодные, пропитанные лекарством, стены вновь. Сев в авто Вельзевул, он облегченно вдохнул запахи кожаного салона. Однако, какие же удобные эти джипы. В особенности после трёх недель, проведённых на жесткой койке. Внутри приятно пахло ванилью и женскими духами. Помявшись на мягком сидении сзади, он расслабил спину и откинулся назад. — Я говорила с Торном. Они подождут, пока тебе не станет лучше, — прокрутив ключ зажигания, проговорила менеджер. Авто тронулось с места.       За последние три недели она сильно похудела и казалась весьма утомлённой. Лёгкие светло-синие пятнышки под её глазами утяжеляли лицо в зеркале заднего вида. — Не стоило тебе этого делать, — опустошённо ответил он. — Я не буду возвращаться в проект. И в кино. Вообще никуда. — Энтони, не стоит так убиваться. Мы же уже с тобой говорили, что лечение… — Я отказался.       Машина резко затормозила на парковке, отчего оба нырнули вперёд. Вельзевул, ошеломлённая услышанным, повернулась к Кроули. Она могла ожидать подобного высказывания, однако всячески отсеивала этот вариант из головы. — Что значит “отказался”?! — громко вырвалось из её рта. — Ты от лечения отказался?! — Да, и поэтому скоро мне понадобится уже не менеджер, а сиделка. — Вот же Дьявол! Мы же с тобой обсуждали это! Почему ты отказался?       Кроули молча отвернул голову в сторону, показывая всё своё нежелание отвечать на этот вопрос. Как ему казалось, ответ был очевиден. Не убеждали его речи о Брайане или об Азирафаэле. Он считал, что быть рядом с инвалидами куда хуже, нежели с мыслями, что он труп. Куда уж лучше, чем постоянно ухаживать за человеком, который вряд ли в будущем вовсе вспомнит эту доброту и заботу. Или вообще этого человека. От таких мыслей руки всякий раз начинали трястись, будто в припадке эпилепсии.       Однако, после неудачной попытки суицида, Кроули словно стал другим. Его теперь не мучили кошмары прошлого ни наяву, ни во сне. Не было галлюцинаций, а из памяти не пропадали отрывки проведённого скучного дня. Даже что-то вспоминалось. Жизнь словно стала чуточку лучше, что ли? Ноги не подрагивало от судорог. Появился аппетит и весьма несносные мысли изредка покидали его рассудок на несколько часов.       За эти три недели, проведённые в палате один на один со стенами, медсёстрами и остальным персоналом, Энтони признался себе, что ему не хватает Азирафаэля. Не хватает его любви и той заботы, что частенько выходит за грани обычной опеки. Не хватает его нравоучений и простой, но какой любимой, улыбки. Он постоянно вспоминал о своих грандиозных планах, которые хотел бы воплотить с Фэллом, когда наступит их настоящая, любимая весна. А теперь у него лишь отдых от капельниц и уколов. Но сколько бы он не хотел ему позвонить, обида и страх всё так же давили и вынуждали всякий раз не набирать знакомый номер. “А вдруг снова будет жалость? А вдруг снова обманет? А если он и вправду тебя не любит?” — шептали ему внутренние голоса, когда тот решался позвонить.       И он ждал. Ждал, когда двери откроются и перед ним появится тот, кого бы раньше он видеть не хотел. Он бы обнял его и не отпускал. Никогда. Никуда. Однако, и от самого Азирафаэля не было ни сообщения, ни звонка. Как будто пропал. Исчез. Испарился как пар. Никто не знал где он. Ни Гавриил, ни Торн, ни кто-то ещё, с кем у него была тесная связь. От этого на душе становилось только хуже. “Неужели он меня бросил?” — резко пронеслось в его голове, отчего Кроули немного приподнялся с сидения, оторвав взгляд от проезжающих рядом машин. Эта мысль, будь она проклята всеми возможными силами, засела в мозгу. Крутилась. Кричала. — Тебе, кстати, Азирафаэль кое-что передал, — сказала Вельзевул, не отрывая взгляда от дороги. — Посмотри пакет на сидении.       Энтони вздрогнул и глянул в бок. И действительно. Рядом с ним, немного покачиваясь от езды, стоял небольшой бумажный пакет. Ухватив его, он засунул руку внутрь и достал чёрный твёрдый чехол. Раскрыв его, Кроули узнал свои собственные очки, к которым прилагалась маленькая свёрнутая записка. Каллиграфическим почерком, который тот сразу же узнал, говорилось: “Я не хотел тебя тревожить, потому не писал и не звонил. Мне не нужны эти очки без тебя. Мне нужен ты вместе с ними. Если я ещё нужен тебе, то я сделаю всё, чтобы ты мне поверил. Я люблю тебя. А.” Пальцы задрожали, чуть ли не сминая подушечками такую ценную и важную для него записку.       Прибыв домой, Кроули сделал неуверенный шаг через порог. Тишина. Дом не выглядел таким пустым, однако в нём, казалось, ничего не изменилось. Всё те же потресканные стены с некоторыми вмятинами от чашек и блюдец. Единственная кожаная куртка, висящая при входе, а под ней чёрные зимние ботинки. Пахло свежестью, и не той, что с улицы, а словно кто-то отстроил дом заново.       Актёр уставше выдохнул и зашагал в кухню, периферийным зрением замечая свой промелькнувший силуэт в отражении зеркала. Энтони остановился. Сердце заколотилось, словно он только что словил дикую галлюцинацию. — Что это? — удивлённо спросил он и вгляделся в ранее разбитое зеркало. Однако, оно было целым. Ни паутинки, ни осколка у маленькой тумбочки рядом. Без пятен и грязи. А на уровне глаз висела ещё одна маленькая записка. “Такой мужчина как ты должен почаще смотреть на этого прекрасного человека в отражении. Я люблю тебя. А.”       Энтони опешил и отстранился подальше от зеркала. На его удивление, он выглядел гораздо лучше, чем он себя помнил. Не было тех синяков под глазами и худых впавших щёк. Ранее потресканные сухие губы налились светло-розовым оттенком, а кожа приняла свой привычный здоровый загорелый окрас. Под тёмной кофтой различались мягкие изгибы. Не зря прирос его аппетит. — От этого всего скоро будут лишь воспоминания, — расстроенно прошептав, Энтони последовал на кухню. Упав на мягкую мебель, он тяжело выдохнул и всмотрелся в потолок.       Стоп.       Кроули подорвался с места и перевёл глаза на стул. Мебель была совсем новой и в точности похожей на ту, которую он разбил чуть меньше месяца назад. Мягкая спинка и сидушка, укрытые тёплым пледом, словно в ней кто-то до этого сидел. На полу не было ни осколка от разбитой посуды или от другой домашней утвари. До блеска сверкающий пол, покрытый плитками, оказывается, был отнюдь не тёмно-серого оттенка, как он считал, а голубого. Рядом с окном привычно стоял мольберт с чистым холстом. Ещё одна записка пыльно розового цвета тут же привлекла внимание глаз. “Покажи этот мир твоими глазами. Я люблю тебя. А.”       Только сейчас Кроули заметил, что на кухонном столе лежала тарелка свежих красных яблок. Никогда прежде он не видел такого блюдца с золотыми завитушками на ободках, от чего мысли толкнули его заглянуть в пустые настенные шкафчики.       К удивлению, всё то, что было разбито в мельчайшие или крупные осколки его собственными руками, сейчас в сохранности лежало в шкафах. Тарелки, чашки, стаканы и даже хрустальная ваза, что давно пылилась у него на чердаке. И снова записка на голубом квадратном клочке бумаги. “Думаю, тебе будет комфортно есть с целой посуды. Я люблю тебя. А.” — Неужели он убрал всё? — прошептал Энтони себе под нос.       Ноги тут же поволокли его в спальню. Перепрыгивая через ступеньки, он даже не замечал, что от тёмных пятен на стенах не осталось и следа. Лишь сухая засохшая белая краска. Стоило ему оказаться в комнате, Кроули замер.       Его, некогда старая пустая спальня, была изменена до неузнаваемости. Ни трещин, ни дырок, ни старых разваливающихся комодов, ни кровати, что постоянно скрипит при любом лёгком сквозняке. Наволочка, ранее пропитанная кровью и другими жидкостями, была отстирана и аккуратно натянута на новые ортопедические подушки. А постельное и одеяло, как и стоило бы догадаться, без серых пятен пота. На одной из подушек виднелась маленькая записка. Подойдя к интересующей вещи, Кроули тут же поднял листочек. “Я буду защищать тебя от кошмаров. Как наяву, так и во сне. Я люблю тебя. А.” — Я тоже тебя люблю, — прошептал Энтони и поднёс записку к губам.       Упав на постель, тело тут же стало утопать в тёплом сне, приятно ласкаясь в слоях чистого одеяла и простыней. Наконец нормальная широкая кровать, с которой он не будет падать, как в больнице. Солнце успело уйти за горизонт, постепенно скрывая свои последние лучи от Лондона. Тёплый вечер без единой тучки на розовом небе. Помявшись на подушке, Кроули открыл глаза, пока кто-то трезвонил ему в домофон. То ли неожиданные гости вырвали его из сна, то ли он сам с непривычки проснулся от комфорта – неизвестно. Он поднялся с кровати и потёр руками лицо, дабы стереть весь сон с его щёк и глаз. Во рту пересохло, от чего громко причмокивая в поисках воды, Энтони спустился вниз. В надежде что нежданный гость уйдёт, он игнорировал звонки в дверь и устремился на кухню. Достав из холодильника запечатанную бутылку прохладной воды, он открыл горлышко и за один присест выпил содержимое.       Однако, сколько бы он не был на кухне, звонки в дом не унимались, словно помешанный священнослужитель трезвонил в колокола церкви. Голова стала постепенно гудеть от этого громкого звука. — Иду! — крикнул он и пошагал к двери. Но стоило ему её открыть, как Кроули удивлённо проморгался. — Я битый час тебе звоню! Имей же совесть! — возмутилась Анафема и прошла в дом. — Я прикупила тебе продуктов, а-то, поди, в холодильнике мышь повесилась. — А… — единственное, что он мог ответить. — Да не стоило. Ты же знаешь, что я не так много ем. — Ты мало ешь, потому что время на приготовление у тебя нет, — возмутилась девушка, раскладывая продукты по полкам холодильника. Она мельком оглядела кухню. — Ого! Только заметила, что у тебя так чисто. — Это… Это не я убрался. А Азирафаэль, — признался Кроули, почесывая рыжий затылок.       Фема замерла с бутылкой сока в руках. Не издавая и звука, она повернулась к хозяину дома. На её лице отображалась такая странная мимика, что Энтони едва ли смог распознать в этой буре эмоций паническую улыбку. — Азирафаэль был у тебя дома? — подчеркивая каждое произнесённое слово условной красной линией, спросила она. — Да. — И скажи мне на милость, откуда у него ключи? — Не знаю. Скорее всего дала Вельзевул, — пожимая плечами, сказал он и отвёл глаза в сторону яблок. Пальцы ухватились за первый попавшийся плод. — Вельзевул дала ключи Фэллу?! — Слушай, Анафема… Ты многого не знаешь. В особенности того, что произошло между нами за время съёмок, — успокаивающе проговорил Энтони, панически перебрасывая яблоко из руки в руку. — О, нет-нет-нет! Не говори, что ты его простил. Я не поверю, что вы стали друзьями! “Возлюбленными” — мысленно поправил её Кроули. Стараясь подобрать верные слова, он оглядывался по сторонам, словно именно там они и будут. Однако ни на потолке, ни на стенах или шкафчиках их не было. Энтони тяжело вздохнул и подошёл к Феме. Он положил свою руку ей на плечо и очень тихо и спокойно начал: — Прошло больше двадцати лет. Мы изменились. Я думал, что никогда не смогу простить ему, но простил. Простил то, что он сделал. Я отчасти был виноват и мог бы послушать его. Но не послушал и поплатился. Прошлое сейчас уже не имеет значения. Я скоро могу забыть тебя, его… Вас, — на одном дыхании прошептал Кроули. Солёный ком бессилия внезапно сдавил его худое горло. Кое-как собравшись с мыслями, он с трудом продолжил. — Я умираю, Анафема. И умирая, я хочу быть с тем, кого люблю.       Девушка, не отводя глаз, смотрела на Энтони. Её темные глаза едва подрагивали на последних солнечных лучах, которые ещё успевали просочиться сквозь окна. Странное предчувствие резко ударило куда-то в грудь, вынуждая её сказать: — И кого ты любишь? — Его. Я люблю его, Фема.       Внутренний мир рухнул, подобно замертво падающей птице. Прозвучавшее казалось нереальным, отчего Анафема идиотски улыбнулась с такой глупой шутки. Однако, когда она поняла, что Кроули говорил честно и открыто, то удивлённо приподняла брови выше обычного. — То есть… Как? Ты влюблён в него? — переходя едва ли не на шёпот, спросила она, стараясь не подавать внешних признаков отвращения. От собственной догадки ей стало не по себе. — Я люблю его. Я люблю его глаза. Люблю его идиотский характер, который иногда выходит за рамки той консервативности, которой он придерживается. Люблю его таким, какой он есть. Люблю его за всё, что произошло между нами. Люблю. Я хочу умереть рядом с ним. Он тоже любит меня. Он будет рядом со мной. Ведь именно он спас меня. — Нет-нет! Это другое! — возразила Анафема, махая ладонью перед его лицом, словно стараясь вернуть себя и Кроули в реальность. — Он же сделал с тобой такое! — Сделал, я не отрицаю этого. Но посмотри на меня. Когда я был в коме, он не отходил от койки, пока его вовсе не выгнали. Он искал меня, когда я пропал, и нашёл. Он был рядом, когда меня мучили кошмары. Да, я знаю, что он не очень-то и хороший человек. Как и я. Ты б только знала, что иногда я ему говорил… Но сейчас мы любим друг друга. Он не ангел, что бы его любили все остальные. Как и я. Он единственный, кто подарил мне такое. Настоящую любовь. Со всеми её проблемами, со всеми её изъянами и болью. Я простил ему его злость. Его обиду. И я не жду, что ты простишь его. Просто пойми, я хочу быть с ним.       Анафема, вспомнив что надо дышать, сделала глубокий вдох и выдох. Отстранившись от Кроули, она сняла очки, бросив их на кухонный стол, и потёрла лицо руками. Под ресницами собрались слёзы, которые тут же растёрлись кончиками пальцев. — Ты уверен в нём? — всё ещё не понимая случившегося, спросила она. — Нет. Но я хочу быть с ним, пока вообще помню его лицо. Пока я помню то, что помогало мне жить. — Но тебе же предлагали лечение. Доктор же сказал, что ты сможешь жить нормально. Как же так? — Я не хочу. Лечить эту болезнь – словно сидеть каждый день на наркотиках. Зависимость и только. Я не хочу жить так.       Анафема тяжело выдохнула и обняла Кроули, крепче сжимая того в объятиях. Зарываясь пальцами в его короткие волосы, она подавливала лёгкие всхлипы, удерживая их где-то в глубине души. Горячие слёзы потекли по щекам. — Прошу, не надо бросать нас, — простонала она тихо тому в ухо. — Только не это. Ты нужен нам!... Мне… Вельзевул, Брайану и, Господи прости, Фэллу. — Но что я могу сделать? Рэн сказал, что единственный выход это таблетки и постоянное наблюдение. Да разве это жизнь? — тихо ответил Кроули, обнимая её в ответ. — Просто… Просто давай попробуем… Прошу… — стараясь унять слёзы, сопела Анафема. — У меня есть друг в Тайване. Пройдём обследование там? Я возьму отпуск и мы поедем туда. Или… Или ты можешь взять всю свою свиту… Вельзевул, Фэлла и его помощника. — Не стоит. Уж лучше продолжать лечится тут, — ответил он и отодвинулся от неё. — Если я вам так нужен, то сейчас позвоню Рэну.       Найдя телефон где-то в закромах своих грязных уличных вещей, Кроули набрал Шоубона. Долгие гудки прозвучали в его ухо. Однако, поздновато он звонит ему, но всё же знакомый голос невролога донёсся в ответ. — Энтони? То есть… Мистер Кроули? У вас что-то случилось? — встревоженно спросил он. — Нет-нет, я просто подумал, что хочу принять ваше предложение. Я буду лечиться. Если это что-то радикальное, оно ведь может подождать, пока у меня окончатся съёмки? — Мистер Кроули, не переживайте так. Ваша проблема не требует стационарного лечения. Вы, как обычный человек, дальше будете работать, отдыхать и наслаждаться жизнью. Просто изредка надо будет захаживать ко мне на осмотры, — успокоил его Рэн. — Я рад, что Вы всё-таки решили довериться моим словам и медицине. — Тогда… — протянул Кроули и посмотрел на наручные часы. — Смогу ли я завтра с утра зайти к вам? — Да, моя смена начинается в девять. Если будете раньше, я приму Вас без очереди. — Хорошо, док. Спасибо Вам, — улыбчиво сказал Энтони. — Всех благ.       Несколькими неделями позже.       Похлёбывая только сварившийся кофе, Кроули посматривал в окно из кухни. Его маленький ранее загнивающий саженец наконец расцвёл и пустил короткие листья. Они легко пошатывались на ветру, тихо шелестя вместе с зеленой травой.       Как бы Кроули не хотел садиться на таблетки, однако что-то внутри сломалось, щёлкнуло, и желание умирать от собственных рук стало медленно, но уверенно сходить на нет. После падения мир, как и его саженец, зацвёл, раскрасился хоть и тусклыми, но всё же более яркими оттенками. На языке всё ещё был вкус горьких лекарств, прописанных Рэном, от чего его малость тошнило. Энтони отставил чашку с остатком кофе в сторону и глянул на мольберт. Как бы он не хотел вновь увидеть человека, что попросил изобразить его мир, мысли об обиде всё еще не давали ему покоя.       Азирафаэль же и не думал объявляться собственной персоной, что присуще его норовящей личности в целом. Изредка от него приходили посылки курьерами со всякими вкусностями и очередной порцией записок, которые Кроули тайно берёг в своей прикроватной тумбочке, всякий раз перечитывая их перед сном, или когда ощущал прилив одиночества.       Анафема частенько захаживала к нему, в очередной раз приготовить горячего супа или чего-то ещё. И сколько бы Энтони не молил её не делать этого, девушку с её синдромом помощи было не унять. Всякий раз приходя к нему, она изредка намекала на то, что Азирафаэль уж больно сильно активизировался, коль выходит за рамки дозволенности и меняет в чужом доме что-либо. Вечно бухтела, помешивая суп или бульон ложкой.       Кроули было приятно понимать, что давно знакомая и близкая подруга вновь объявилась в его жизни. Хоть их связь нельзя было назвать тесной и сплочённой, как в студенческие годы, однако с момента переезда Анафемы обратно в Лондон, их встречи были всё чаще и чаще. Но всё это началось незадолго до съёмок, а именно за четверть года. 23 марта прошлого года       Тёмным весенним вечером, когда тучи так привычно сгущались над его домом, Энтони молча смотрел в окно, изредка улавливая мелькающие мысли в его голове. Дождь закапал, скатываясь по стеклу, образуя тонкие быстрые струйки. Казалось, это единственное, что его тогда интересовало.       Звон в дом отвлёк от монотонного и весьма скучного увлечения, отчего Кроули удивлённо посмотрел на дверь. Уже шестой месяц он не покидал дом, а тут кто-то заявляется к нему на ночь глядя. Звон повторился, удостоверив Энтони в том, что ему не показалось. Или же это была одна из тех настойчивых галлюцинаций, которые так часто атаковали его мозг по ночам. Поднявшись с места, он подошёл к двери и открыл её. На пороге, вся мокрая и злая, стояла Анафема, дрожа от холода. — Фема? Ты чего тут забыла? — удивлённо спросил он. Увидеть своими глазами подругу, которая только недавно была в США, было не просто странно, но и слегка необычно. — Может ты пропустишь меня в дом? — спросила она, продолжая трястись от холода. — Ой, да, проходи, — отступив вбок, он выглянул за её спину. Ничем не примечательная тёмная дождливая ночь.       Анафема недовольно замотыляла головой. Вода лилась с её одежды прямо на пол, чего, по правде, Кроули даже не замечал. Перекинув зелёный палантин с плеч на одну из вешалок, девушка протёрла стёкла очков. Выглядела она так, словно Энтони снова провинился перед ней. — Ты почему трубку не берёшь? Я звоню тебе уже который день, а ты не в сети, — возмутилась она и убрала прилипшие к лицу мокрые локоны. — А… Я даже не знаю, где мой телефон, — признался отрешённо актёр. — Последний раз я видел его месяца два назад. — Господи, — взмолилась она, закатив глаза к потолку. — Ты опять? — Нет, — соврал он. — Я просто… — Ты просто унываешь по пустякам. У меня есть к тебе важный разговор.       Девушка убежала в кухню. Хозяйничая как у себя дома, она поставила чайник и достала любимый бренд чая, который Кроули специально хранил для неё. Она оглянула кухню со стороны. Всё так же пусто и одиноко. Хуже, чем в квартирах с минимализмом. Ободранные обои, потрескавшиеся стены. Ранее светлый плинтус покрылся слоем грязи, а потолок вновь пожелтел из-за протекающей крыши. — Ты знаешь, что компания ЭсСиВижн объявила о подборе кандидатов для их нового сериала? — закидывая пакетик с чаем в кружку, спросила она. — Я не слежу за такими новостями. — А зря. Ты знаешь, кого они хотят позвать на главные роли? Тебя и Фэлла.       Кроули замер. Ужас ударил ему в голову, словно стрелой, пронизывая тело током. Лёгкая ненависть пробралась к пальцам, сжимая их в еле дрожащий кулак. — Будто они не знают в каких мы отношениях, — не подавая вида страха, сказал он. — Это буквально разрушит им сериал. — Энтони, послушай, — уверенно и спокойно начала Фема. — Нельзя бегать всю жизнь. Это твой шанс закончить эту войну. Компания известная и сериал будет шуметь долго. Ты получишь возможность не просто сразить зрителя собой наповал, а ещё и выставить себя в лучшем свете на фоне Фэлла.       Актёр удивленно поднял на неё глаза. Это точно была его подруга, которая только при упоминании белокурого актёра, сразу морщилась от злости? — Я не хочу его видеть, — буркнул Кроули. — Он самодовольный кретин, который то и делает, что выставляет себя с самой богоподобной стороны. Такой весь правильный. Ага, от Бога у него лишь белые волосы. — Вот именно. Покажи людям его обратную сторону. — Фема, я не хочу. — А если я скажу, что тебе предлагают роль сутенёра, — хитро улыбаясь, спросила девушка и хлебнула чай. Что-что, а интересные роли для Кроули были всегда больной и цепляющей темой одновременно. — Ты должен закончить это, Энтони. Ты обязан ему отомстить.       Впервые Кроули понял, что рад такому исходу, когда проснулся с диким похмельем в гримёрке с Фэллом. В весьма странных синяках. И тут ещё вопрос, что именно его больше зацепило: хорошо проведённая ночь или же эти тёмные пятна на груди. К его сожалению, ни он, ни Фэлл и впрямь не помнят, чем закончился тот вечер, однако ночь на съёмках за городом они уже вряд ли когда-то забудут. Поток воспоминаний, который вызывал улыбку на его лице, прервал неожиданный звонок в дом. “Опять курьер?” — подумал он и пошагал к двери, предварительно нацепив очки на лицо. Но стоило ему её открыть, на пороге оказался отнюдь не тот, кого можно было ожидать. — Брайан? Бекка? Вы чего тут?       Бывшая жена брезгливо заглянула внутрь здания и лёгким толчком пихнула сына к Кроули. — У меня сегодня самолёт, а техника в новом доме ещё не работает. Пусть Брайан поживёт пока у тебя. — Я… — удивлённо промямлил он. Его тёмные брови выглянули из-под очков. — Почему ты раньше не сказала? А если бы меня не было дома? — Вся страна гудит о том, что ты был в коме, потому где бы тебе ещё быть? В Доминикане с очередной проституткой? — вальяжно ответила Бекка. — Господи! Какой ещё проституткой?! — Всё, я пошла.       Прыгнув в машину, женщина скрылась в салоне такси, которое тут же умчалось куда-то далеко. Облегчённо выдохнув, Кроули закрыл дверь и посмотрел на пацана, который, походу, сам не знал о таких планах его матери. — Ну, твоя спальня наверху, если что. Ты, кстати, голоден? — спросил Энтони, вглядываясь в копию Бекки перед собой. — Ты научился готовить? — удивлённо спросил Брайан и скинул свой тяжёлый рюкзак с плеча. — Я научился заказывать, — хитро подметил Кроули и показал парочку рекламных флаеров, которые как раз кучковались у него в прихожей на тумбочке.       Через пару часов после заказа столь огромного количества еды, Энтони с Брайаном разместились в большой и весьма просторной гостевой на диване, похрустывая очередной ложкой свежего салата. Видимо, любовь к стеблям разной зелени передалась сыну от отца по полной. Они поглядывали в телевизор, пока там крутился очередной фантастический боевик.       Пока Брайан ел, Кроули всё чаще вспоминал, что именно так он проводил некоторые вечера с Азирафаэлем. Какие-то из блюд всячески напоминали ему прошлое, по которому он скучает. Неистово скучает. Громкая реклама оторвала его от мыслей, от чего он поднял голову и сделал звук тише. — Прости, что не приходил к тебе, — опустив глаза в одну из тарелок перед собой, сказал Брайан. — Мама постоянно заваливала меня делами по дому. — Ты чего? — подталкивая его локтём в руку, удивлённо спросил Энтони. — Думаешь, я не знаю твою маму? Мы же сейчас увиделись, а потому плевать, что было в прошлом. — Ну, не знаю, — протянул сын. — Все мои друзья знают, кто ты, и когда они узнали о том, что произошло, то вечно спрашивали о твоём состоянии. А я что? “Ой, а я к нему не прихожу”, да? — Брайан, у тебя были весьма весомые причины, одна из которых начинается на “Р”, — успокаивающе сказал он. — Я подал заявление на поступление в театральный вуз.       И в этот момент мужчина понял, что узлы страха на его шее плотно стянули горло. Кроули сглотнул вязкую слюну с привкусом зелёного лука. Однако, он не ожидал такой смены темы их диалога. Отставив тарелку на свободное от блюд место, Энтони развалился на диване и забросил голову на самый край спинки. — Актёром хочешь быть? — Брайан молчаливо кивнул. — Тогда пусть будет так. Я рад, что ты нашёл своё призвание. — Я хочу быть таким же, как ты. Хочу, чтобы мои глаза ослепляли вспышки камер, а я, в слоях костюмов, изображал какого-то паренька, который вряд ли понимает положение его дел. И в конце рабочего дня, когда в ушах звон, а голова словно налитая медью, я приходил домой к тому, кто скажет, что горд мной.       Кроули молчал. Ему бы тоже хотелось приходить домой, где его ждут и любят, несмотря на проблемы вселенского масштаба или размером с маленькую комнатушку. — Главное, чтобы это принесло плоды, — сдерживая эмоции, сжато и холодно проговорил он. — Я слышал, что там учился мистер Фэлл и был в своём роде очень и очень популярным. — Не знаю, может, — соврал Энтони. — Мне не доводилось с ним видеться в студенческие годы.       Ночь, медленно оседая на город, обрушила тяжёлый ливень на крыши и улицы. Брайан никак не мог уснуть на новом месте, от чего постоянно крутился по кровати отца. Он открыл глаза и посмотрел в потолок. Темноту изредка освещали лунные лучи, которые успешно просачивались сквозь густые тучи прямо ему в окно.       Брайан охотно осмотрел спальню, которую не видел по меньшей мере несколько лет. Ремонт и новая мебель внушали странное беспокойство куда-то в сердце. Парень взял телефон с тумбочки. Экран подсветил малое количество заряда на устройстве. — Бляха, у меня зарядка внизу, — буркнул он и открыл одну из дверец прикроватной мебели.       Однако вместе с зарядкой, которую хранил там Кроули, он заметил кипу цветных бумажных записок. Детское любопытство взяло верх и коварные руки достали найденный тайный клад. Прочитывая каждое из маленьких посланий, Брайан всё больше натягивал хитрую улыбку на лице. “Так у папы подружка на “А”? Не помню таких в его окружении” — удивлённо подумал он и положил на место найденные записки. Поставив телефон на зарядку, Брайан услышал голос со стороны гостиной. Нет, это был не голос. Это был крик.       Энтони разрывался как пленник ужаса, путаясь в одеяле. Руки подрагивающе пытались убрать тяжёлое покрывало, но словно что-то нечеловеческое ещё больше запутывало его. Брайан, быстро спустившийся вниз, подбежал к отцу. Не найдя лучшего варианта, он стал вырывать одеяло из рук, периодически тормоша того за плечи. — Пап, проснись! — прокричал он, потряхивая Кроули. — Пап! Это кошмар, пап! — А…А! Азирафаэль?! Это ты? Ты? — Пап, это я. Я. Брайан!       Только спустя пару секунд Энтони распознал лик напуганного сына. Посмотрев по сторонам, он тяжело выдохнул. Ужасный сон. Это просто ужасный сон. — Прости, я разбудил тебя? — Нет, па. Я ещё не спал. Тебе принести воды? — обеспокоенно спросил Брайан. Кроули помахал головой. — Иди спи, а я пойду заварю себе чай. Может, ты тоже будешь? — Не думаю, но если не усну – я подойду, хорошо? — Конечно.       Энтони так и не смог уснуть после третьей чашки расслабляющего чая, который ему передала Анафема. Завалившись набок, он включил телевизор. На экране мелькнула реклама сериала “Непостижимые”.       Единственное, о чём он не хотел думать – отнюдь не о том, что через два дня ему придётся ловить на себе жалостливые взгляды съёмочной группы и сотрудников студии. От того он и не покидал дом без всякой на то нужды. Однако лишь одни глаза хотелось ему повидать. Уже не первый день Кроули вынашивал мысль позвонить Азирафаэлю где-то посреди ночи и просто поговорить, без упоминания прошлого. Словно и не было ничего. Но сердце просило, молило не причинять ему боль сильнее. Так и крутился Энтони с телефоном в руках, периодически разговаривая с цветами в небольших вазонах, представляя вместо одного из них Фэлла.       Он знал, что Азирафаэль непременно ответит ему, решись только Энтони сделать свой шаг. Он знал, что если его чувство боли остынет, то всё вернётся на круги счастья, однако страшные мысли всё ещё не покидали его голову.       А вдруг это снова жалость и вина? Вдруг Азирафаэль таким образом снова искупляет свою вину перед ним и потому присылает всякие романтические записки, разные блюда, которые Кроули с радостью ест, представляя того рядом. Вдруг это всё-таки не любовь?       А если любовь?       Не сдержавшись, Энтони поднялся с дивана, сжимая телефон в пальцах. На экране высветилось два часа ночи. Зная Фэлла, тот скорее всего снова читал очередную книгу Кристи, потому, без всякого чувства напряжения и навязчивости, Кроули нажал на вызов. Долгие гудки, не успев начаться, оборвались. — Фэлл? — тихо спросил Энтони. — Я не разбудил тебя? — Здравствуй, дорогой. Нет, я как раз думал о тебе. Как ты? — Будто ты не знаешь, — громко выдыхая, проговорил он и вышел на улицу через террасу на кухне. Упав в мягкое уличное кресло, что успело покрыться влагой от ночного тумана, Кроули взял пачку сигарет с маленького кофейного столика. — Мне приехать? — спросил Азирафаэль. Как бы не хотелось Энтони сказать “да”, дома он был не один. Вдыхая серый дым, он лишь отрицательно замычал. — Не стоит. У меня Брайан. Я и так его разбудил. — Хорошо, как тебе удобно, — сжато ответил тот.       Кроули замолчал. Если бы он знал, с чего начать разговор – было бы куда легче. С возлюбленным он всегда мог поддержать диалог, однако сейчас, в такой важный момент, ничего внятного на ум не приходило. Оглянув тлеющий огонёк у пальцев, Кроули сжал смятый фильтр. — Я люблю тебя, — тихо сказал Энтони. Его голос легко подрагивал в тишине, развеваясь порывом весеннего ветра. Сглотнув слюну, наполненную привкусом сожжённого табака, он выжидающе стал постукивать носком обуви по плитке. — Энтони, прошу, ничего не делай. Позволь мне приехать и помочь, — озабоченный услышанным, сказал Азирафаэль. — Я не собираюсь что-то делать, — грустно ответил он, так и не услышав ответного признания в любви. — Я просто сказал, что люблю. — Ох… Прости, просто… Когда я вытаскивал тебя из воды, я боялся, что потерял тебя, — дрожащим голосом признался Фэлл. — Потому, ещё раз прости, если так реагирую.       Ему не хотелось вспоминать тот день, но обстоятельства вынуждали вновь увидеть и почувствовать каждую деталь всем телом. Как он, барахтаясь в ледяной воде, старался занырнуть глубже, чтобы вытащить Энтони из воды. Захлёбываясь в солёных пенных волнах, что будто назло выталкивали его обратно на землю. Он помнил, как сердце пробирало дрожью от холода и страха всякий раз, когда тело любимого человека опускалось всё ниже и ниже к скалистому дну. Не теряя попыток, Фэлл нырял всё глубже, пока в лёгкие попадали капли солёного моря.       Кроули замер с ужасом на лице. Сигарета, жар которой медленно подступал к коже, вот-вот могла выпасть из трясущихся пальцев. Резкое осознание ударило ему в голову. — Ты же плохо плаваешь, — вспомнил Энтони. — Как же… Как ты вообще додумался лезть в воду?! — Я хотел спасти тебя. Мне большего не надо. Только спасти. — Господи, — прошептал Кроули и потёр сонное лицо рукой. Единственная слеза проскользнула по щеке, капая тому на одежду. — Прости, Азирафаэль. Я не знал, что я настолько… — Дорогой, — осторожно перебил его Фэлл, — ты не должен извиняться. Тем более передо мной. — А что я должен? — Жить.       Кроули тихо хмыкнул, легко улыбаясь куда-то в темноту. Тишина отшиба города всегда его привлекала, наталкивала на странные и весьма курьёзные мысли. Он как можно удобнее развалился на кресле и тихо проговорил: — Я думал, что умру. Надеялся, что умру. — Я бы умер с тобой. Держа тебя за руку, мы бы вместе опустились на дно. — Азирафаэль, — едва слышимо прошептал Энтони. К горлу подкатывал трясущийся ком, а глаза медленно стали наполняться слезами. — Мне только что приснилось, что ты погиб. Разбился в автокатастрофе. И… И я больше не смог тебя обнять. Я так боюсь потерять тебя. Я так боюсь, что ты уйдёшь на тот свет и я больше никогда не смогу тебя увидеть. Пообещай мне, что ты будешь жить так, как велено тебе, а не… судьбе. Пообещай мне, прошу. — Обещаю.