Язвительные языки

      Тени, словно надвигающийся густой туман из плоти и крови, как неподъемные статуи возвышались и ужасали. Холод медленно подкрадывался к пяткам, змеёй поднимаясь по дрожащим икрам. Воздух, такой морозный и сухой, обжигал горло, ныряя всё чаще в лёгкие, которые сжимались лапой неведомого чудовища.       Тени приближались. На коже едва стали ощущаться их мокрые и ледяные дыхания. С каждым шагом, шелест сухих листьев и травы слышался всё отчётливее, наталкивая на мысль чего-то неминуемого. Тёмные лики не были схожи с человеческими или похожими на ранее изведанных животных. Огромные плоские носы извергались белым, едва сизоватым дымом, а из вытянутых голов прорастали различные острые рога. Глаза совершенно бесформенные и красные, как спелая вишня, медленно стекали по худым, практически треугольным лицам, капая вниз и ведя за собой дорожку кровавых пятен. Когтистые лапы свисали и дотягивались до самого пола, скребя мокрую землю. — Не приближайтесь!       Голые ступни помялись на холодной грязи, ощущая мелкие камушки и комки. Челюсть неподдельно дрожала так, что в какой-то момент зубы могли посыпаться в белый кальциевый порошок.       Тени медленно подняли свои несвойственно длинные руки, протягивая их к дрожащему от ужаса человеку. С острых когтей cтекала вязкая чёрная смола. — Н-нет!       Неведомые чудовища окружали так, что от остатков их мешковатых тёмных одежд явно чувствовался кислый кровавый смрад даже на языке. Что-то невозможно холодное коснулось левого локтя. — Нет!.. Боже, нет!       Чёрная стекающая по руке смола медленно распространялась подобно живому организму, окутывая в плен. Худые ноги задрожали ещё сильнее и ранее твёрдая земля стала как гниющее вязкое болото. Икры медленно засасывало вглубь, будоража холодом кости и всячески обездвиживая бедную жертву. Стопы уже не чувствовали ни земли, ни холода или влаги.       Стараясь выкарабкаться из смолянистого болота, полного страха и ужаса, он вздрагивал. Стоило чужим ледяным губам коснутся его шеи, а костлявой руке оказаться на ещё человеческом лице, ладонь схлопнула еле открытый рот. Несвязный стон и крики о помощи подобно звону горлотали в голове, пытаясь пробиться наружу.       Тени сжимали, когтями проходясь по холодному телу, что по самое туловище уже погрязло в болотно-чёрной смоле. Силы угасали, словно горящая свеча в старом никому не нужном храме. Сверкающие угольно-серые рога блеснули на неизвестном серебрянном свету. Глаза задрожали, рот всё ещё всячески старался ухватить хоть один глоток воздуха.       Потеряв всякую веру в спасение, руки вновь зашевелились, стараясь отбросить чёрное нечто от себя. Надежда, такая слепящая и невозможная, медленно приближалась к нему, подобно спасению. — Спасите!.. — во всё горло прокричал он, стоило неизвестной Надежде приблизиться в видимом обозрении. Протягивая уже смоляные руки к этому, в голове не было той паники или ужаса, только мольба.       Неизвестная, но разнящаяся с другими, тень с завитыми серыми рогами, с которых быстро стекала странная жидкость, протянула руки в ответ. Они, словно состоящие из когтей и костей, медленно ухватились за тонкую шею и сжались.       Звуки пронизывающей уши тишины пугали до последнего позвонка и дрожащего волоска. Трясясь и смотря прямо в глаза, похожие на глубокий и неизведанный тёмно-синий омут, человек ухватился из последних сил за лапы уже самой Смерти, судорожно стараясь вырваться из её мёртвой хватки.       Твердые костлявые пальцы сжались сильнее на худой шее, вынуждая человека шире открыть рот для последних глотков воздуха.       Избранная тень приблизилась и нагнулась своим лицом к человеческому лику, по которому уже медленно поднималась вязкая чёрная жидкость у подбородка. Запах Смерти, подобно смеси из гнили и завядших цветов, окружал дымом.       Смола медленно подкрадывалась к векам обездвиженного тела. Глаза панически взирали в бывшую надежду, пуская ручьи слёз, что обжигали последние участки кожи.       Тень резким толчком проткнула когтями бывшую грудь. Последние нервные клетки сжались, ощущая дикую острую боль всем солнечным сплетением. Когтистая рука медленно достала бьющееся человеческое сердце. Клапаны, едва дёргаясь, извергались чёрной жидкостью.       Ладонь, ранее сдерживающая рот, медленно сползла по шее, ниже по ещё тёплой коже, образуя дорожку диких мурашек. Избранная тень нагнулась к дрожащему лицу и тихо прошептала: — Съешь своё гнилое сердце, — и рывком впихнула ранее бьющийся орган в рот.       Кроули, крича во всё горло, подорвался с постели. Прерывистые глотки воздуха слишком медленно наполняли лёгкие покоем. Голова гудела невыносимой давящей болью, а в желудке образовался твёрдый узел и тошнотный ком, что медленно поднимался по пищеводу.       Руки машинально прошлись по загорелой потной холодной груди, но ни шрамов, ни сквозных отверстий не нашлось.       Проморгавшись пару раз, рыжая голова упала обратно на холодную мокрую подушку. Глаза покосились в трещины и дырки на потолке, которые актёр уже столько раз успел сосчитать. Холод медленно подступил к икрам, сводя их в судорожной панике. — Бля…ах! — невнятно дрожащим и достаточно севшим голосом, заорал Энтони, хватаясь за простыни руками. Трясущееся пальцы сжимали ткани, ногтями разрывая их до мелких дыр. Тело медленно охватывала судорога, подобно смоле из кошмара, поднимаясь выше по телу.       Горячие, практически лавовые, слёзы брызгали из глаз, подобно гейзерам. Дыхание сбивалось, и казалось, что в лёгких вот-вот перестанет циркулировать воздух по затвердевшим от боли клеткам. Сердце болезненно сжималось в груди, а тёмные пятна периодически мигали перед глазами.       С момента, как судорога вновь окончила свой бой, прошло если не много времени, то достаточно для того, чтобы Кроули посчитал это вечностью. Покрутившись по сторонам, актёр напоролся глазами на влажные и засохшие кровавые пятна. Пальцы быстро притронулись к носу и губам, но от всей багряной реки остался лишь липковатый след.       За окнами светил молодой острый месяц, белыми лучами освещая край скомканного одеяла на кровати.       Кое-как поднявшись с липкой, мокрой и холодной постели, с трудом переставляя ногу за ногой, рыжеволосый медленно побрёл по дому. Ватная голова, опустошённая от мыслей, была полна картинками ужаса, что видал ранее рассудок.       Стопы коснулись ледяной плитки на кухне и мелкая россыпь мурашек быстро пробежала по коже. Колени задрожали, а ранее двоящаяся картинка перед янтарными глазами медленно мутнела, покрываясь тёмной пеленой.       Актёр машинально ухватился за стол дрожащими жилистыми пальцами, как можно сильнее стараясь удержаться в таком болезненном и ужасающем сознании. Утомившееся тело покосилось, а после бездыханно рухнуло вниз с громким грохотом.       Едва солнце взошло из-за горизонта, а его первые лучи упали на холодную землю и высотки, янтарные глаза разплющились. На языке отчётливо чувствовался едкий вкус металла и сырости, а прилипшая к плитке щека покрылась тонким слоем пыли. Голова не гудела как какое-то неизвестное время назад, а икры не покалывало от очередной паники.       Кроули проморгался и осознал, что он лежит на кухонном полу. Рядом растеклась небольшая, совсем крохотная лужица крови, смешанная с другими неведомыми слизями. Тонкие руки медленно опёрлись об пол и подняли замёрзшее туловище с головой.       Домашняя футболка, воротник которой был пропитан кровью и другими жидкостями, неприятно липла к груди и спине, словно настойчивая пиявка. Старые синие спортивные штаны медленно сползли с бёдер. Грязные ладони, то ли в пепле, то ли в пыли, зашлёпали по ляжкам, стараясь привести мышцы в норму.       Энтони уставше выдохнул и полностью встал, глядя на небольшое красное бесформенное пятно на полу. Стоило металлическому вкусу въесться в язык, как яркой волной он ударил по рецепторам с удвоенной силой. Отвращение накатывало валунами с омерзением.       Актёр стянул грязную футболку и кинул её на пятно воплощения своих неминуемых проблем, и из последних сил прижал стопой. Ткань медленно впитывала остатки багряной лужи.       Сколько бы Кроули не проклинал своё бессилие, желая покончить с муками, здравый рассудок каждый раз толкал его на единую мысль “А как же.. Фэлл? ”. Единственный, кто был рядом и подарил невероятные чувства любви. Кто подарил ощущение уникальности и восторга. Кто в очередной раз бросая улыбку, не скрывает за ней зла и корыстных намерений. Кто убил изнутри, размазал по полу, словно кусок грязи, много лет назад.       Кроули давно потерял счёт времени и осознания пространства, вечно теряясь в собственном доме, словно в лабиринте. Очередной раз приходя то в одну, то в другую комнату, сразу настигал вопрос “А.. что я тут делаю?”, и ответа как такового никогда не следовало.       Потерев лицо бледной влажной рукой, Кроули уставше плюхнулся на сиденье в авто и посмотрел на часы. Восемь утра. Двигатель завёлся и машина ловко выехала на проезжую часть.       Шум города никогда не давил на мозг, раздражая своими громкими голосами, сигнализациями и гудением. Мельтешащие люди и такие же проносящиеся машины всякий раз ускользали из виду. Тучи медленно сгущались над ранним Лондоном, сокрушаясь мелкими осадками в виде моросящего дождя.       Бентли остановилась на полупустой парковке. Кроули, словно мешок костей, жидкости и болезней, выпал из салона, кое-как хлопнув дверью. Последние силы, сосредоточенные в ногах, утекали как ручьи от ливня в канализацию. Медленно делая шаги в сторону павильона, актёр уже просто молился Всевышней о том, чтобы прожить этот день, не ляпнувшись в очередную лужу.       Ноги пересекли железные массивные двери и поволоклись дальше. Сьёмочная группа кружилась роем возле кино-площадки, периодически что-то выкрикивая друг другу. Неизвестная музыка наполняла железные стены павильона вибрациями и шумом.       Кроули медленно доволок ноги до кофемашины и довольно опёрся бёдрами о массивный тяжёлый стол. Спина гудела непонятно откуда взявшейся болью, а конечности и вовсе казались рваными кусками ваты. Каким то чудом, рыжеволосый смог достать бумажный стаканчик и поставить его под аппарат. Даже не забыл нажать на кнопку.       Актёр оглянулся по сторонам. Шум и гам хоть и врезались острыми иглами в его уши и голову, но были по своему хороши. Последний день сьёмок.       Только эта мысль утешала его рассудок. Он может забыть на какое-то время о невыносимых сьёмках, сможет сутками валяться в кровати, набирая энергию, подобно большому аккумулятору. Наконец сможет взяться за кисти и, устроившись поудобнее где-то на природе с Азирафаэлем, сотворять новые шедевры для своей маленькой галереи.       Кроули легко улыбнулся уголками губ и поправил очки. Привычно горячий кофе не горчил и не обпекал язык так сильно, как раньше, а его крепкий аромат еле касался обоняния. — Доброе утро! — послышалось где-то вблизи. Рыжеволосый поднял голову и замер. Азирафаэль в длинном белом плаще, что развевался при ходьбе, спешил к нему. На лице сияла добродушная улыбка.       Но стоило янтарным глазам моргнуть, как из возлюбленного, человек напротив медленно превращался в ту самую страшную серую тень. Белые вьющиеся волосы окрасились в серебряный оттенок, а изо лба проросли огромные закручивающиеся чёрные рога. Небесно голубые глаза и белки сменились тем самым тёмно-синим омутом, медленно стекая по щекам, подобно слезам. Руки.. Ранее такие нежные пухлые руки протянулись до пола и стали медленно чернеть, образуя за собой дорожки вязкой чёрной смолы. Сердце сжалось в камень, а кто-то словно сдавил горло, не позволяя лишний раз вдохнуть. Неизвестный холод медленно крался по позвоночнику, будоража коленки. Эта сущность, ранее бывшая Азирафаэлем, приближалась так быстро, что Кроули лишь молчаливо взирал в ответ, ощущая, как лицо парализовал ужас и шок. Жилистые пальцы затряслись, едва расплёскивая кофе на руку.       Оно протянуло свою когтистую, обмазанную угольной слизью, кисть и дотронулось до запястья. Кроули испуганно покосился на собственную руку. Чёрная смола медленно капала и распространялась по его смугло-бледной коже. — Блять! — что есть силы закричал Энтони и замотылял рукой. Горячий стаканчик кофе отлетел в сторону, расплёскиваясь в воздухе. Сердце колотилось в груди, пульсируя в голове и глазах.       Кроули рывком стянул чёрное пальто, отбрасывая его в сторону. Дрожащие руки разрывали части тканей рубашки, по которым быстро распространялась липкая смола. — Энтони!.. Энтони!       Рыжеволосый поднял голову, тяжело дыша. Перед ним не была тень, не была та Смерть, что вырвала его сердце из груди, запихнув ему прямо в глотку. Это был Азирафаэль. Испуганный и дрожащий от ужаса в паре ярдов от него. Небесные глаза наполнялись диким страхом и непониманием. — А.. Что?.. А.. — оглядевшись по сторонам, актёр понял, что не только любимые глаза взирали на него, но десятки чужих, непонимающих происходящего.       Фэлл медленно сделал пару шагов и нагнулся к опущенному худому лицу. По загоревшим щекам быстро юркнула пара одиноких слезинок. — Дорогой, что с тобой? — тихо спросил белокурый. — Я.. ам.. я…, — невнятно ответил Кроули и поднял голову. — Ты.. Ты.. Азирафаэль… Это ты?       Фэлл удивлённо покосился на рыжеволосого, который, словно опьянённый, шатался из стороны в сторону, дрожа всем телом. — Конечно это я, дорогой. Я тут. Рядом, — успокаивающе прошептал он и нежно положил ладонь на худое предплечье. Холодная бледная рука не столько дрожала от непонятной ему паники, сколько от дикого напряжения в мышцах. — Пойдём.. Сейчас придет врач и поможет.. Пойдём в гримерную..       Азирафаэль лёгким кивком одному из участников съёмочной группы приказал привести доктора, а сам, едва приобняв за талию, медленно поволок дрожащее худое тело в сторону гримёрных.       Мысли путались с догадками в пушистой белой голове всякий раз, как из тонких уст вылетал непонятный звук или бубнёж. Фэлл медленно открыл дверь гримёрной и практически впихнул Кроули внутрь.       Рыжеволосый болезненно упал на маленький диванчик. С лица слетели чёрные очки, после чего Азирафаэль сам застыл в ужасе.       Мокрые красные глаза плыли от горячих слёз, а лицо искажалось при каждом глубоком вдохе ртом. Бледная кожа покрылась двумя огромными пятнами под веками, которые были больше похожи на потёкшие шоколадные тени, нежели новые синяки. Маленькая струйка крови резко вытекла из одной ноздри, скатываясь к сухим губам, затекая в рот.       Только сейчас Азирафаэль смог увидеть истинное состояние Кроули во всём его величии. — Господи, что с тобой, — ошарашенно протараторил Фэлл и достал небольшой платок из кармана пальто. Он быстро нагнулся и протёр багряный след дрожащими пальцами. — Мне.. мне кошмар снился.., — прошептал Кроули и ухватился за мягкую ладонь рукой, сжимая её сильнее в хватке.. — Я не знаю, что это было.. — Кошмар?.., — недоумённо переспросил Азирафаэль.       Да снятся ли кошмары наяву? Проявляются ли они силуэтами и фрагментами в сознании? Или это и есть плод травмированной психики, который называют в обществе “галлюцинациями”?       Не успел Кроули и слово вымолвить, как в дверь постучались. — Входите, — громко ответил Азирафаэль и отпрянул от рыжеволосого. Холодные жилистые руки вмиг потеряли долгожданное и такое трепетное тепло.       Двери открылись и на пороге гримёрной встал врач, который немного удивлённо взглянул на лежащего Энтони. — Боже правый, что случилось? — спросил мужчина и подошёл к дивану. — Голова сильно кружится.. , — промямлил Кроули и опёрся локтём о диван, стараясь приподняться, — а ещё глаза болят..       Врач неодобрительно оглядел лицо больного, а после перевёл взгляд на Азирафаэля, который вовсе не понимал сути происходящего. — Часто у вас такое? Были ли случаи потери сознания? Или травмы головы? — Нет, ни разу, — соврал рыжеволосый, хотя так верил в эту сладкую и невероятную ложь.       Он вообще во многое хотел бы верить, но то ли холодный рассудок не позволял такого, то ли вера в точные науки была более приоритетна. Непонятно. Но в свою ложь верилось куда сильнее. Ложь, что он абсолютно здоров, была настолько сладкая и манящая, затмевающая глаза цветной пеленой, что Кроули был готов верить даже в самое невозможное и превосходящее.       Стоило врачу впихнуть пару таблеток и прочитать нравоучений о здоровом образе жизни, как звук захлопывающейся двери пронёсся по гримёрной.       Азирафаэль, молча сидя в небольшом кресле, обеспокоенно оглядывал возлюбленного, изредка метаясь глазами по комнате, словно пытался найти в деталях интерьера ответы на его тысячу вопросов. — Что с тобой? — резко вырвалось из пухлых губ. — Я не знаю. Может я не выспался.., — предположил Кроули и, пожав плечами, медленно привстал с дивана. Ноги, как и прежде, его не слушались, отзываясь дикой колющей болью в икрах. — Из-за сна?! — гневно заорал Азирафаэль. Его лицо исказилось. Эмоция менялась с каждым мгновением то на бушующую ярость, то на ужас или встревоженность. — Ты мне говоришь, что это всё из-за сна?! — Да. Сам знаешь, что сон очень важен и…, — Кроули, не успев договорить, ощутил, как что-то ледяное, будто из самого морга, коснулось его локтя. Со всей силы вздрогнув и обернувшись, актёр удивлённо вгляделся во вполне знакомую и обычную стену. — Что?! Что опять?       Рыжеволосый обернулся на Фэлла. Никогда прежде не было такого яркого желания схватить этого человека за шкирку и выбросить за дверь. Эмоции, непонятные и совершенно разные, бушевали подобно кипящему маслу в котле. — Я.., — тихо и вполне уверенно начал Энтони. — Я действительно устал. Сам знаешь, последние дни сьёмок самые сложные. А сегодня ещё и кошмар снился.. Я очень устал, Азирафаэль, честно.       Белокурый смягчил эмоции на лице и болезненно выдохнул. В тишине повисло отчаяние и бессилие. — Прости, что накричал. Я.., — печально проговорил Фэлл, — я действительно не знаю, что с тобой, и это меня выводит.. Это меня ломает. Я чувствую свою бесполезность. — Господи, Азирафаэль, ты не виноват! — резко возгласил Энтони и сделал пару тяжёлых шагов к возлюбленному. — Хватит винить себя во всём. То что происходит, это..       Как бы не хотелось сказать “Не твоя вина”, но такая явная и самая искренняя ложь просто не смогла вырваться из тонких губ. Сердце сжалось где-то в глубине души, утягивая за собой лёгкие и мышцы спины. — Я люблю тебя.. и ты думаешь, что если бы я тебя не простил, то смог бы быть с тобой? — тихо спросил Кроули.       Вопрос, повисший в воздухе давил на головы. Раздавливал своим весом, выталкивая различные догадки и предубеждения. Азирафаэль молча глянул в глаза напротив. Такие любимые янтарные зрачки, дрожащие и ищущие счастья. Мягкая ладонь нежно легла на худую щёку, легко поглаживая большим пальцем смуглую грубую кожу. — Я не знаю, Энтони. Я бы не простил, — честно признался белокурый. — Идиот, — глупо улыбаясь уголками губ, промямлил Кроули, — Ты такой идиот! За что мне любовь идиота, а, Вселенная!?       Азирафаэль расхохотался во всё горло так, что в желудке неприятно сжался узел мышц. Но стоило его смеху стихнуть, как сухие губы рьяно и так желанно накрыли его. Кроули ухватился за широкое плечо, чуть ли не вжимаясь в белое фарфоровое личико губами. Языки проворно соприкасались, обжигались между собой, спутывались как толстые нитки.       Губы пылали страстью и жаром всякий раз, как чьи-то острые зубы хватали их в короткий плен.       Худая ладонь медленно спустилась с плеча до груди, изредка хватаясь за ткань в порыве уносящих рассудок эмоций, а после быстро юркнула на светлые брюки. — Дорогой, — оторвавшись от поцелуя, прошептал Азирафаэль, — может.. Может не сейчас?       Рыжеволосый, будто не слыша ни слов возлюбленного, ни здравого рассудка, припал к молочной шее, губами оставляя мокрую извилистую дорожку из поцелуев. Тело под ним приятно вздыхало и вздрагивало, от чего такой дурманящий сладкий запах уже не просто легко возбуждал, а был самым настоящим афродизиаком. Резким рывком, Кроули развернул белокурого и толкнул его на диван, попутно валясь на его колени. — А если..кто-то зайдёт? — прерываясь от лёгких стонов, спросил Азирафаэль. — Пусть завидуют молча, — воркуя, прошептал на ухо Энтони и легко прикусил мочку зубами.       Под ягодицами отчётливо ощущался набухший горячий член, всякий раз вздрагивая от лёгких прыжков на нём. Комната медленно наполнялась звуками страсти и похоти, пока время так скоротечно уползало куда-то в неизвестную бесконечность. Азирафаэль медленно поднял руку и юркнул под тёмную рубашку. Подтянутая загорелая грудь податливо откликалась на его нежные трепетные касания мурашками и вздрагиваниями. Нащупав затвердевший сосок, пальцы непроизвольно сжали его, от чего Кроули томно простонал. — У вас там всё хорошо? — резко послышался знакомый голос за дверью. Актёры замерли в самой странной для них позе и переглянулись. — Нет! — резко ответил рыжеволосый и спрыгнул с такой скоростью с мягких колен, что Азирафаэль сам не успел понять, как это произошло. — Меня интеллектуально насилуют! — Хоть кто-то тебя уму научит! — смеясь, ответила Вельзи. — И это я тебя насилую? — хохоча, тихо спросил Фэлл и поправил одежду. — Твой внешний вид насилует меня каждый раз.       Не столь величественный особняк, но всё ещё внушительных размеров, встретил своих гостей широкими аллеями вдоль ухоженного зеленистого сада, начищенными ступеньками и ярко светящимися фонарями. Сумерки едва успели проявиться на небосводе, как переменились на ночное звёздное покрывало из сотни тысяч небесных тел.       Уилберт, Уильям и Карэй удивлённо переглянулись между собой. Они явно не ожидали что приедут куда-то сюда, ведь решительный тон толстосума был куда грознее. — Бёрди, зачем ты нас сюда привёз? — удивлённо спросил Уильям, осматриваясь по сторонам. Луга, усеянные чистой травой, и небольшой пруд наталкивали на воспоминания из прошлого, которые едва грели его остывшее сердце. Но за солнечными детскими буднями, всегда вспоминалось то самое “ Я не могу. Мы не можем”, которое сжигало всё хорошее. — Я думаю, что нам сначала надо перевести дух с дороги, — словно переводя тему, улыбчиво и уставше ответил белокурый толстосум и зашёл внутрь, толкнув массивную дверь.       Широкий, залитый золотистым светом холл, наполненный картинами, вазами и громоздкой лестницей, встретил своих гостей. Четверо прислуг, из которых было двое немолодых женщин и мужчин, зашептались, а после выпрямились, как солдатики, улыбаясь пришедшему господину. — Донна, проведите гостей в их опочивальни, — улыбчиво приказал Бёрди и любезно отдал светлый плащ дворецкому. — Да, Лорд Вэйн.       Карэй, стоило ему оказаться в своей комнате, немного удивленно покружился по сторонам. Широкое и, главное, просторное помещение было наполнено цветущими в горшках растениями, а большие окна выходили на маленький закругленный балкон. На полу лежал персидский ковёр, мягкий, словно состоящий из самого настоящего облака. Огромная кровать. Только для него. “Почему я надеялся, что мы будем делить одну постель?” — резко возник вопрос в голове.       Сутенёр, право, вообще не знал, откуда и по какой причине такое приходит на ум. Он, окружённый последние годы жизни похотью и страстью, вообще считал, что любви, как таковой, не существует. Не бывает того взгляда, при котором сердце, подобно струнам, начинает дрожать от неизведанных и непонятных чувств. Не существует человека, который мог бы полюбить кого-то, просто “потому что” и без всяких на то причин. Не бывает чувств, которые заставляют людей что-то делать не ради своей выгоды, а ради других.       Но стоило Карэю однажды пересечься с Бёрди в переулке, стереотип разрушился как карточный домик на ветру. Два года назад.       Лондон задувало порывистым ледяным ветром, который кружил между тёмными домами, минуя фонарные столбы, качая петельные деревянные вывески. Тучи медленно сгущались, образовывая громоздкие чёрно-серые пятна на практически уже ночном небосводе.       Карэй, спешащий уже не помня точно куда, быстро ступал по плиточной аллее, оборачиваясь по сторонам, словно за ним кто-то следил. Очередной раз обернувшись, сутенёр даже не успел заметить, что впереди, из-за открывающейся двери, вышел человек. Худое тело моментально сбило неизвестного господина с ног, падая рядом. — Ради всех святых!.. — резко и грубо вырвалось из его рта. Машинально подорвавшись с мокрой плитки и отряхнув только налипшую грязь, Карэй удивлённо покосился на человека снизу.       Это был невысокий, взрослый мужчина сорока лет. Светлые вьющиеся волосы волнами стекали к плечам. В меру подтянут и гладко выбрит. На теле, как с иголочки, расположился чёрный фрак, ушитый золотыми узорами по рукавами и лацканам. Из-под белых брюк сверкнули начищенные тёмные туфли. На шее едва развевался объёмный бант, что лентами придавливал воротник чёрной рубашки. — Простите! Я не хотел! Мне так жаль, сэр! — резко затараторил мужчина испуганным голосом, подрываясь с места. — Давайте я заплачу вам за ваш.. испорченный костюм.       Карэй молчаливо взирал на неизвестного. Он быстро понял, что это – дворянское отродье, которое за всю свою жизнь не знало бедности и нищеты. Сутенёр знал, что если жизнь так обернётся и на пути встретится кто-то из знати – будет плохо, и как говорил его отец: “Надо сматывать снасти и плыть куда подальше”.       Но человек напротив был другим. Мягким и суетливым. Пугливым и.. ранимым? Совершенно не похож на дворян, которые не видят дальше своего собственного особняка и сотни гектаров земель. — Всё.. всё нормально, не нужно! — опомнившись, пробормотал Карэй. Его не так смутила такая неожиданная просьба неизвестного господина, как то, что к нему проявили уважение. На душе стало как-то не по себе. Только сейчас он увидел, что на полу медленно раскатывались несколько рулонов дорогого шёлка и прочей пряжи, покрытые грязью и пятнами от луж. — Так же нельзя! — возразил неизвестный блондин, — Ваша рубашка вся в грязи.. Позвольте хоть что-то сделать!       Карэй даже не мог вспомнить, почему согласился тогда на такую помощь от Бёрди. Словно сама судьба толкнула его в эту пучину страсти, агонии и приключений.       Находясь в раздумьях уже какое-то время, сутенёр не сразу понял, что сумерки переменились на ночь, а в его новых покоях стало ещё темнее. Выйдя из комнаты, Карэй медленно побрёл коридорами, осматривая каждую новую деталь и историю, которую они могли в себе таить. Кроме пейзажей, портретов и фарфоровых ваз, украшенных различными орнаментами и рисунками цветов, ничего не привлекало взгляда. Ноги медленно ступали по ковру, пока не остановились у одной из дверей. Коричневая дубовая плита не так сильно захватила на себе внимание, как то, что на ней был огромный слой пыли и даже парочка мелких паутин.       Карэй знал, что Бёрди любит чистоту и порядок, и никогда бы не позволил такому произойти. Рука потянулась к запылённой ручке и неуверенно провернула её вниз. Лёгкий щелчок прозвенел в ушах. Дверь открылась.       Тёмное большое пространство медленно стало заполняться светом из холла. Сделав пару шагов внутрь, сутенёр замер и затаил дыхание.       Помещение, ранее скрывавшееся за дверью, было не какими-то очередными покоями в этом особняке. Стены были увешаны холодным оружием из стали и серебра, острия которых сверкали на свету. Большие стойки с мушкетами, револьверами и арбалетами, погрязшие в пыли и паутине, нагнетали в теле ощущение лёгкого страха и неверия. Ружья разных моделей и размеров не так пугали своим количеством, как своим наличием. — Оружейная? — тихо сам себя спросил Карэй.       Он никогда не видел у Бёрди в руках что-то острее масляного ножа или фехтовальной тренировочной шпаги. А тут, самый настоящий военный арсенал, которым можно было бы вооружить не одну сотню солдат. — Вам нельзя тут находиться! — резко послышалось сзади. Карэй испуганно обернулся. Перед ним стояла та самая служанка, что провела его в опочивальню. Она дрожаще взирала на гостя перед собой, теребя край своего старого фартука. — Я.. я случайно сюда попал.. — пытаясь выкрутиться, начал сутенёр. — Господину не понравится это. Господин будет зол. Очень зол. Ради вашей жизни, выйдите, пока Господин не пришёл.       Сутенёр молчаливо покинул комнату, пока мысли, бушующие ураганом из пепла, чувств и догадок, метались в голове. Перед глазами всё так же всплывал испуганный лик Донны, которая, видимо, понимала, что может произойти. Не понимал только он сам. Все догадки и рассуждения сводились к единому вопросу: “Кто на самом деле дворянин Бёрди Вэйн?”