Язвительные языки

      Казалось, что даже мизинец на его ноге прошибло током удивления и некого возмущения. Янтарные глаза подрагивающе взирали на женщину напротив.       Чёрные длинные волосы аккуратно и плавно стекали по её тонким плечам. Холодных оттенков макияж и лисий взгляд, сверкающий из-под чёрных ресниц, вызвал волну негодования в мужском теле, успешно вырывающуюся искаженной мимикой на лице.       Осматриваясь по сторонам, Кроули даже на мгновение посчитал, что всё это дурной сон, или его ноги забрели вовсе не туда. — Ребекка? Какого чёрта ты тут? — негодующе вырвалось изо рта. — А что? Я не могу приехать к бывшему мужу? — вполне спокойно спросила женщина. — Нет! Не можешь! — криком ответил Кроули. — Ты не можешь вваливаться в дом просто потому что ты этого хочешь! — Да ладно тебе. Я приехала сказать, что возвращаюсь в Лондон. — Великолепно! Но Лондон не ограничивается моим домом! И откуда у тебя ключи!?       Актёр не мог удержать болезненные худые ноги от ходьбы. Меряя кухню шаг за шагом, он возмущенно плевался ядовитыми взглядами из-под чёрных линз, радуясь, что под их защитой не видно истинной паники и злобы. — Сделала дубликат у Брайана. Проще простого, — улыбчиво ответила Бекка и поправила чёрный волнистый локон. — О, прекрасно. А теперь уходи.       Женщина сделала небольшой шаг вперёд, не сводя глаз с Энтони, словно чаруя своими утопающе-тёмными глазами. Плавные, как тянущиеся по небу облака, движения заталкивали в ещё больший ступор, нежели зарождали восторг или вожделение большего. — Скудненько у тебя тут, но я заметила парочку парных бокалов. Неужели нашлась та, кто будет терпеть тебя?       Кроули молчал, едва раззявив рот. Манипуляционные уловки хоть и были присущи его бывшей жене, но давно не работали на актёра должным образом. Как бы не хотелось сейчас с криком выгнать эту хитрую и меркантильную лису, Энтони сдержанно и холодно ответил: — Я понимаю, что твоя жизнь такая скучная и обыденная, раз ты ищешь своего рода “приключения”. Я прошу по-хорошему: просто уйди и не появляйся более тут. — И ты не поможешь мне с переездом? — игриво спросила Ребекка, похлопывая чёрными ресницами.       Если бы кто-то ударил Кроули по голове в этот момент, то он не смог бы прийти в себя после услышанного. Мысли, ранее путающиеся в ком из вопросов и агрессии, вовсе пропали из головы. Опустевший рассудок словно на репите прокручивал витающий в воздухе вопрос. — Что? Помочь? — искажая голос и удивленно улыбаясь, переспросил актер. — Да. Пожалей сына. Ему придётся много коробок таскать. “Сын… Брайан… ” — пролетело в голове.       Будь он гордее и суровее, то слал бы Ребекку далеко и надолго. Но только при упоминании сына от его злобы и агрессии оставалась лишь посыпавшаяся груда треснутой самооценки.       За кого как, но за Брайана Кроули мог переступить через своё самомнение и ворчливую гордость. В карих глазах всегда хотелось быть больше, чем отец по документам и временный ночлег. Хотелось измениться ради него и стать куда лучше, чем он есть.       Энтони давно удостоверился в том, что любовь к сыну часто подводит его, подставляя извилистые и ухабистые пути, от которых он набил не один десяток ушибов. Чего бы не стоило, он мог отдать всё ради счастливого и успешного будущего Брайана.       В период второго развода, когда сыну исполнилось всего семь, Кроули под натиском отдал последние деньги и недвижимость Ребекке. Оставшись в буквальном смысле на улице, его тешила лишь одинокая мысль, что сын будет жить в достатке. Не так, как его отец. Только не так.       Всякая выдавшаяся возможность повидаться с Брайаном никогда не была упущена или отвергнута. — Когда? — тихо и сухо спросил Энтони. — В понедельник после обеда. Я пришлю тебе адрес сообщением, — улыбчиво ответила Бекка и ухватила небольшую сумочку с обеденного стола. — У меня съемки. Я могу лишь после шести, — возразил актёр. — Как хочешь. Тебя никто не заставляет.       Женщина поправила воротник кашемирового пальто и молча покинула комнату. Стоило шагам утихнуть за хлопающей входной дверью, Кроули стянул чёрные очки с лица и тяжело выдохнул.       Ноги гудели пульсирующей пламенной болью, словно по капиллярам разносилась свежеизлитая лава. Сухие, дрожащие от судорог, мышцы икр покалывали в предвкушении нового приступа. Едва худощавое тело коснулось холодной, но такой желанной мягкой кровати, голова поглотилась в царство сна.       Сколько бы не пролетело дней или часов, Кроули всё время крутил в голове один и тот же вопрос: для чего Ребекка вернулась в Лондон? Не так беспокоил сам факт возвращения бывшей супруги, как причина этого и резкое обьявление о себе.       Женщина, что бросила его в один из самых тяжёлых периодов жизни, появилась в момент, когда актёр стал более счастлив и уязвим. Женщина, что забрала не только всё имущество, оставив с двадцатью фунтами в кармане, но и сына, которого он так любил. Женщина, что за долгие десять лет удосужилась позвонить лишь дважды, один из которых был вовсе случайным.       Единственное хорошее, что он видел в появлении Ребекки, было то, что Брайан частенько будет заезжать в Лондон.       Кое-как уговорив Торна перенести его сцены на потом, Кроули мчал на всех парах по шумному и оживлённому Лондону. Сердце, предвкушающее долгожданную встречу, готово было выпрыгнуть из груди. Сжимая крепче руль в руках, актёр прокручивал все возможные идеи завлечь сына провести время с ним. “Может, пригласить к себе на пару ночей?.. Или сначала поехать куда-то? А если он устал? Пусть он приедет ко мне, мы закажем пиццу или суши, а потом будем смотреть какое-то посредственное кино.. Обсуждать всякое. Может он захочет остаться у меня? Было бы хорошо.. А может.. может..”       Не успев идеям собраться в один кокон, как машина остановилась у нужного адреса. Покинув салон, рыжеволосый огляделся по сторонам и заметил знакомую короткую чёрную шевелюру.       Брайан, такой выросший и повзрослевший, уже не был похож на непоседливого и балованного ребёнка, коим он был раньше. Только глаза сына упали на давно знакомую Бентли и её владельца рядом, в тот же момент засветились детской радостью и счастьем. — Пап! — крикнул он и быстрым шагом подошёл к Энтони. Не успев тот и слово ответить, как его сжали чуть ли не в самых крепких объятиях, коих за его жизнь было не так и много. Долгожданное тепло словно светлыми ручьями разливалось по подтянутому телу, наполняя каждую клеточку счастьем. — Бра..й.., — сквозь улыбку прокряхтел Кроули.       Разорвав кольца объятий, сын улыбчиво оглядел отца, который возвышался на половину головы. Его тёмное отражение в линзах очков хоть и не вводило в желание сдерживать эмоции под пеленой непонимания, но лёгкое беспокойство внезапно образовалось где-то в глубине груди. — Ты выглядишь так… странно? Постарел что-ли… — прошептал Брайан, осматривая лицо Энтони. — Эй! Я в самом расцвете сил!       Разбирая грузовик, наполненный коробками, Энтони то и делал, что задавал массу различных вопросов, внимательно слушая ответы на них и улыбаясь.       Более не волновали ноги, что пылали от очередных утренних судорог. Не волновали новые кровавые пятна на подушках, или прошлое, что ранее не давало покоя для сна. Вибрирующий телефон от сообщений и звонков был вовсе брошен в салоне авто.       Каково было его удивление, что сын не только решил пойти по стопам отца, желая очаровывать публику, но и принял достаточно серьёзное решение съехать от Ребекки в свою квартиру. — Ты уже решил, куда именно поступишь? — выгружая последнюю коробку из машины, спросил Кроули. — Ещё не думал о конкретном институте, но думаю, что пойду в твой. А потом может и в тот театр.., — задумчиво ответил Брайан.       Кроули остановился. В груди болезненно сжалось сердце, словно образуя холодный твёрдый камень. По спине пробежалась стая неприятных мурашек, пробирая холодом до самого позвонка. Руки, держащие коробку, едва смяли картонные стенки до тёмных пятен.       Страх. Неподдельный страх медленно поднимался от замёрзших пяток выше по ногам к туловищу. Где-то в икрах давно знакомая игла стала покалывать мышцы, словно удерживая в сознании.       Холод. Рыжие мокрые волосы, собравшиеся в комки из грязи, тряпок и вырванных клочков локонов, распластались по бледно-голубой плитке. Мутная серо-коричневая вода медленно стекала вдоль лица, смешиваясь с каплями багряной крови. Худое, дрожащее от мороза, тело сжалось в эмбрион, еле ухватившись тонкими руками за колени. — Вставай! Мы не окончили! — прозвенело где-то сверху. Тёмные возвышающиеся тени окружали, касаясь кожи своим холодным липким дыханием.       Тонкие окровавленные руки опёрлись на скользкий ледяной пол. Дрожа всем телом то ли от боли, холода или страха, избитое тельце, пошатываясь, поднялось.       Ужас, настигающий душу в кошмарах, незаметно быстро ухватил в плен колени. — Пап? — удивлённо спросил Брайан и едва повернул голову. — Пап, что с тобой?       Тихий и родной голос словно вырвал из ледяного окоченения ужаса. Кроули проморгался, в надежде забыть всплывающие картинки перед глазами. — А? А! — заторможенно промямлил актёр. — Пап..Ты чего? Всё нормально? — встревоженно спросил Брайан. — Ой, прости. Я.. ты же знаешь, поддержу тебя, помогу, — еле улыбаясь, ответил актёр. — Мама сказала, что это не моё. — Твоя мать может сказать что угодно, а слушать тебе это или нет – только твой выбор. Когда я решил попробовать сняться в первых постановках, моя семья не одобряла такой выбор. Ты не узнаешь, по нраву ли тебе это, если ты не попробуешь. Пока есть желание – действуй. Потом ты не успеешь моргнуть, как тебе сорок три, у тебя ненавистная работа и пустой дом. Лучше набить много шишек, занимаясь любимым делом, нежели запаковать себя, как фарфоровую куклу и плыть по медленному течению.       Зимнее солнце, что неприятно слепило глаза, никак не обжигая кожу лица или рук, быстро зашло за горизонт, сокрушая глубокую холодную ночь на город. Сверкающие звёзды всё больше заполняли тёмный и чистый небосвод.       Увалившись в салон Бентли, Кроули уставше выдохнул. Мышцы рук приятно ныли. Актёр взял телефон. “Дорогой, где ты?”, “У тебя всё хорошо?”, “Торн сказал, что тебя не будет. Надеюсь, ты вскоре ответишь.”, “Я переживаю.”, “ После сьёмок я приеду к тебе.”, “Дорогой, я надеюсь, что ты не будешь против”. — Пернатик.       Тонкие губы дрогнули в лёгкой улыбке, едва осознание прочитанного дало о себе знать. Ощущать переживание такого близкого человека, как Азирафаэль, было приятно сладко и маняще. Дрожащая от усталости рука дрогнула и быстро напечатала короткое сообщение. “Прости. Появились неотложные дела. Давай встретимся у тебя?”.       Не успел актёр выложить телефон из рук, как гаджет зазвенел. — Дорогой, у тебя всё нормально? — послышался встревоженный голос белокурого с той стороны. Едва ли можно было ощутить, как переживания пробивались через щели стенки актёрской сдержанности. — Да-да. Прости, что не отвечал. — Я очень переживал. Торн ничего не говорил. Лишь только то, что тебя не будет. А Вельзевул и вовсе не знала, что с тобой, — печально ответил Азирафаэль. — Это был первый и последний раз. Обещаю. Так что насчёт встречи? Мне приезжать? — Ох.., — тяжело выдохнул белокурый, — да, я только за. Только дай мне заехать в магазин. — Хорошо, тогда я буду ждать, — улыбаясь кончиками губ, ответил Кроули. — Я люблю тебя, Энтони.       Рыжеволосый, и так размякший на водительском кресле, был готов превратиться в молочно-розовую жидкость, растекаясь по салону, подобно маслу. Трепещущие слова, так сильно греющие его сердце и душу, горящими стрелами купидона вонзились в грудь. — И я тебя люблю.       Стоило телефонному звонку оборваться, как фигура, стоящая слишком близко к открытой двери, зашевелилась. — Значит мама была права? — хитро улыбаясь, прошептал Брайан. Кроули испуганно подпрыгнул. — А тебя она не научила, что подслушивать нехорошо? — чуть ли не издеваясь и скалясь, спросил актёр. — Не-а! — улыбаясь во все тридцать два, ответил сын. Уж чего-чего, а подслушивать как раз таки его научил отец, когда тому было всего лишь шесть. — Так и кто это? Ты нас познакомишь? — Так, ты вот это тут не начинай. Будет время – я сам тебя приглашу познакомиться. Идёт? — Хорошо! Тогда.. — Брайан едва замялся, отвернув голову в сторону, — может встретимся на неделе или после?       Кроули замер. Как бы хотелось ему выкрикнуть громкое “Конечно!” и выпрыгнуть с машины, но от всего переполняющего тело счастья, вырвалась лишь радостная улыбка. — Безусловно. Позвонишь мне, и я тебя заберу.       Стоило двигателю завестись, как машина юркнула на дорогу и скрылась за первым поворотом.       Азирафаэль, находясь в собственной кухне, всё это время бросал оценивающие взгляды на сервированный стол. Небольшие порции различных блюд ярко контрастировали между собой, наполняя комнату различными запахами пряностей и трав.       Актёр не так сильно любил поглощение пищи, как её подачу. До боли в душе он обожал часами переставлять блюда, выбирать самую подходящую кухонную утварь, даже красиво складывать бумажные салфетки.       Процесс сервировки стола был для него неким ритуалом, перед главным событием для желудка. Всякий выдавшийся раз, Азирафаэль, словно играя в кулинарного критика, старался подбирать новые сочетания для блюд и посуды. — Ох, это никуда не годится, — немного раздражённо пробурчал Фэлл, посматривая на пару пустующих тарелок с золотистыми узорами. Ловко поменяв их на однотонные белые, он ободряюще кивнул. — И последний штрих..       Что-что, а вот выбор алкоголя к меню был как самым любимым, так и самым затруднительным. Завернув в одну из комнат, Азирафаэль машинально быстро нашёл выключатель у двери. Щёлк.       Большая комната залилась тёплым золотистым светом. На глаза сразу же попались высокие винные стеллажи, ликёро-водочные шкафы и небольшие навесные полки для виски и рома. Уютное громоздкое кресло у захламлённого бумагами и письмами поклонников стола привычно было покрыто одиноким коричневым пледом.       Став перед винным стеллажом, Азирафаэль внимательно осмотрел деревянные таблички, на которых золотистым шрифтом размещались названия и года той или иной бутылки. Прыгая от надписи к надписи, глаза никак не могли найти того самого кандидата, который так прелестно хорошо подошёл бы к сегодняшнему вечеру. — Та-ак, Каберне-совиньон.. Калифорния.. Нет, слишком островато… Риоха две тысячи четырнадцатого.. хм, слишком сладко… А может Барбареско?.. Хотя.. О! Пенфолдс Грейндж.. две тысячи восьмой! Сладковатый с пряной ноткой! В самый раз!       Азирафаэль радостно ухватил тёмную бутылку и вышел прочь из своей небольшой алкогольной коллекционной, предварительно выключив свет. Только стеклянная тара оказалась на обеденном столе, все струны восторга данной экспозиции заиграли яркими красками и мажорными нотами.       Недолго спустя по дому разнесся домофонный звон. Быстро поправив рубашку, Азирафаэль подбежал к выходу и открыл дверь. Перед ним, словно бежавший не один марафон, стоял запыханный, но улыбающийся Кроули. Рыжие длинные локоны неряшливо падали вниз, завиваясь в мокрых кончиках. — Здравствуй, дорогой, — улыбчиво сказал Азирафаэль и сделал шаг вбок, пропуская желанного гостя внутрь. — Проходи.       Стоило худощавому рыжеволосому переступить порог, как пряно-сладкие ароматы приятно вскружили и одурманили голову, окуная в лёгкое чувство восторга и уюта. Тепло дома разрывало все цепи, вырывало истинные чувства наружу, позволяя им изливаться в томящихся вздохах. — Привет.. Я тут захватил кое-что.. — сдерживая радость в дрожащей улыбке, проговорил Кроули и достал небольшую, но увесистую коробку. Только входные двери успели хлопнуть, а за ними прозвучать щелчку замка, Азирафаэль, будто захлёстнутый чувствами, набросился на Энтони, сжимая его в объятиях.       Худощавый даже не мог вообразить, что сегодняшний день может стать ещё лучше. Как после стольких холодных и пасмурных лет с ним могло произойти такое? В один день два самых близких и родных человека обнимали его так, как хотелось ему когда-то. Тепло любовными ручьями наполняло приятной дрожью и страстью. Пробираясь до самых кончиков пальцев, оно изредка покалывало изнутри, словно давало о себе знать.       Прижавшись сильнее к Азирафаэлю, Кроули медленно опустил жилистые ладони с широкой спины на талию, нежно поглаживая мягкие и любимые бока. Тёплые пухлые губы аккуратно коснулись тонких уст, словно оставляя самый короткий и робкий поцелуй. — Ой, прости.. Я переживал просто.., — тихо проговорил Фэлл.       Энтони довольно прижался щекой к тёплому белому лбу, едва потираясь о него. Так не хотелось его отпускать. Так не хотелось терять тот трепет, что заставлял его сердце биться чаще, а струнам арф сотворять богоподобную любовную песнь. Пока они тут, окруженные покоем и счастьем, а время так незаметно быстро уплывает из их жизни, хотелось бы всё запечатлеть. Каждый вздох. Каждый лёгкий поцелуй. Каждое признание в любви.