Соединенные судьбой

Пунктуальность, по крайней мере в европейской культуре, является одним из основополагающих факторов, определяющих уровень культурности и воспитанности. Речь Посполитая, слава Богу, был воспитан прилично, поэтому что первого, что второго у него было предостаточно, однако решительно ничто из этого не помешало ему опаздывать на прием к другой стране, из-за чего он чувствовал себя просто отвратительно, с поникшим взором смотря себе в ноги, как он делал всегда когда нервничал. Кто же мог знать, что всего в нескольких сотнях километров на восток все еще бушует зима? Давно уж он не бывал на русских землях. Мороз пробирал до костей. Холодно было не только физически, но и душевно - ведь сейчас рядом не было никого, кто бы мог поддержать. Положение в стране было настолько бедственно после войн, что буквально все были запряжены работой и не нашлось никого, кто бы мог его сопровождать, а потому ехать пришлось только в сопровождении личной гвардии, к которой, впрочем, на границе присоединились еще, как было положено, и русские. Да и Речи самому выделили лишь неделю, которая почти вся уйдет на дорогу туда-обратно, а потом опять работа, работа, работа... Смоленск встретил бывшего сюзерена весьма радушно, хотя казалось, что тот должен был быть весьма холоден - так не было. Сам Уния никогда не желал никому бедствий - ни пару лет назад, когда гром войны надвигался, ни десятки лет назад - когда он был на этих землях как захватчик и авантюрист. Вернее, его вынудили быть таковым его же парламент и подданные, он же не грезил враждой ни с каким народом, а тем более с родственным - русским. Он всей душой надеялся, что Смоленску будет лучше на его исторической родине. Взгляд приковался к виду за окном - к мирной жизни окрестных деревень, коих по мере приближения к столице виднелось все больше. Мирная жизнь. Поляк уже и позабыл что это. В сущности, сама по себе целая деревня уже выглядела для него необычно - настолько за эти несколько лет он привык видеть на их местах черную гарь. Тем временем на горизонте замаячили стены города и Речь вздохнул с облегчением - хоть не к глубокой ночи приехал, а когда еще хоть что-то видно. Подступы к столице, кстати, великодушно отчистили от снега. Колокольный звон оглушил своей внезапностью и Речь даже вздрогнул от неожиданности. Миновав городские врата, карета поехала по деревянным доскам вдоль нешироких улиц с выстроенными вереницами разномастного люда по бокам, которых отделяли добрые 2 метра и линии стрельцов. Толпа подвизгивая, с ликованием встречала его - польско-литовское государство, не так давно бывшее их злейшим врагом - словно своего собственного правителя. Странный народ - эти русские, но до чего гостеприимный. Печальная улыбка сама полезла на уста - в его стране Речь практически никогда так не встречали. Поляк внимательно разглядывал улочки города. Это был настоящий отголосок седой старины, словно пребывающий в культурном анабиозе с самого момента его основания, и именно это больше всего нравилось Унии в нем. Подсознательно он чувствовал большую близость к этим деревянным зданиям, причудливым оконным ставням, боярской и мещанской одежде, которая не подчиняется модному приговору Парижа. Он оглядел всего себя в лежащее около него на сидении зеркало: одет он был как и подобает европейской державе в нынешнюю эпоху - латы с плащем, кои его не особо и крепкому телу откровенно не шли и которые совершенно не согревали, но что поделать. Для здешней публики он и его солдаты будут выглядеть также дико, как и всегда - это тоже остаётся неизменным на протяжении лет. Отблеск солнечного луча полоснул нижнюю область правой щеки, но этого момента хватило, чтобы разглядеть в отражении нечто чёрное и продолговатое. — "О Боже! Мне казалось, что я все замазал!" — Воскликнул в душе Речь, принявшись доставать из внутреннего кармашка плаща что-то круглое, что оказалось пудрой красного цвета, как раз под нижнюю полосу его флага. Он старательно, не жалея косметики, замазал трещину и оглядел себя ещё раз, в попытках найти ещё одну. Но благо, остальные были уже основательно сокрыты тем же немудренным способом. Этот недуг - словно раковая опухоль - свалился на поляка два десятилетия назад во время ожесточенного противостояния со Швецией. Хотя назвать его таковым можно только разве что с большой натяжкой, точнее, это было противостояние для его подданных, которые, прежде бросив Королевство на произвол судьбы, присягнув на верность шведу, вскоре разочаровались во втором и ополонились против того. Для Посполитого это было позорное бегство за границу, да и возможно ли было поступить по-другому, когда ты не обладаешь практически никакой властью в стране, имея в подчинении лишь несколько сотен человек из слуг и личной гвардии? Однако рассуждать на такие философские и болезненные темы было ой как не вовремя, ибо вскоре доски сменились каменной кладкой, что ознаменовало минование Спасских ворот и въезд на территорию Кремля. Радостные эмоции от встречи с народом прошли, а на замену им вернулась волнительность, заставлявшая сердце биться быстрей. РП сделал несколько медленных и глубоких вдохов, дабы устаканить сердцебиение и улыбнулся самому себе: — Все пройдет славно, не волнуйся... Карета остановилась на знакомой площади, а дверь открыли снаружи. Выйдя, жмурясь от слепящего глаза вечернего солнца, Королевство тут же пробила резкая дрожь, да такая, что сложенные сзади и покрывающие практически все до колен могучие белые крылья всколыхнулись, а латы забрякали, ударяясь друг о друга. По направлению вдоль к ожидающим его знатным особам и ступеням, ведущих в богатую тронную залу, были также, как и в городе выстроенны стрельцы. — Продрогли, Ваше Величество? — Вывел из сосредоточенности крылатого подоспевший из следовавшей за ним кареты Смоленск. Одевался тот давно уж в русском стиле, а потому на холод реагировал не так остро. — Все в порядке. — Смущённо ответил Речь. — Тогда пройдёмте. Мы Вас уже заждались. — Посполитый на это лишь молча кивнул и пошел вместе со Смоленском вперёд. Стоявшие города и знать глазели на того в полном шоке: разве позволительно простому городу идти практически под руку с целым государством? Особо испепеляющим был взгляд конечно же Москвы, которого Речь не сразу-то и заметил из-за бьющего в глаза Солнца. Стоял тот, как оказалось, со слегка кислым выражением лица и караваем и солью в руках, как и полагается русским традициям. Все верно - он здесь хозяин, так пусть он и встречает гостей. Но смущало это его, по видимому, знатно, однако заметив, что гость на него смотрит, тот сразу переменил выражение на более располагающее и приветливо улыбнулся. Речь, не будучи ни слепцом, ни глупцом, обратил внимание на обращённые к его спутнику взоры, смысл и причину которых сразу понял. Для него такая "выходка" не значила ничего нахального - у него в стране нормально держаться на одном уровне с городами и воеводствами, в отличии, видимо, от всего остального мира. — Приветствуем Ваше Королевское Величество на русской земле! Извольте отведать и принять наши скромные дары. — Отчеканил уже приевшиеся за несколько лет слова Москва. Речь послушно отломил от ещё теплой выпечки небольшой кусок, и, чуть дотронувшись его боком соли, отправил в рот. После долгого и полу-голодного дня в пути, пышный хлеб казался самой вкусной в мире едой. Поляк бы с удовольствием навернул ещё пару кусочков, но это было бы неприлично, а вообще, его ещё ждёт огромный стол яств, поэтому оставить побольше свободного места в желудке было предпочтительней. — Премного благодарен. — РП принял из рук столицы тяжёлую тарелку и, от неимения кого-либо более приближенного рядом, передал ее Смоленску, который с покорностью ее принял, словно он всё ещё был его - Речи Посполитого - подданным. Расцеловавшись с Москвой три раза в щеки как и положено в России, столица с полагающейся почтительностью пропустил иностранного монарха вперёд, но, прежде чем нагнать его, зло посмотрел уже, кажется, понявшему всю трагичность своего положения из взглядов окружающих Смоленску в глаза, как бы не вербально говоря: "ты живёшь последний час!". Оба пошли вместе по ступеням вверх, вдоль выстроенных в шеренги городов, каждый из которых преклонял пред ними голову. — Добрались благополучно? Небось не ожидали увидать у нас снег? — Начал диалог Москва, дабы придать атмосфере большей непринуждённости. — Да, это, пожалуй, было для Нас небольшой неожиданностью. — Дружелюбно улыбнулся пернатый. — Наверное, претомились в дороге-то, не угодно ли чего? Хоть РП и понимал, что эти расспросы - чистой воды формальность, но всё же решил попытать удачу. — Вы знаете, есть одна просьба. — Безусловно! Все, что Ваше Королевское Величество только попросят организовать! — Залебезил город. Не такого начала он, признаться, ожидал. Уже попривык к тому, что Речь довольно скромный и особо ни о чем не просит. — Пожалуйста, не вымещайте гнева на Смоленске. Он ещё не вполне отвык от Наших порядков, дайте ему время привыкнуть. — Москва был в шоке. Он ожидал услышать по крайней мере что-то вроде "накормить и предоставить Нашим гвардейцам достойный ночлег", или "направить Наших коней в царское стойло", но никак не что-то подобное... Он посмотрел на Речь и столкнулся со строгой серьёзностью в его взоре. — К-как Вашему Королевскому Величеству будет угодно! — Обескураженно ответил Москва и подметил про себя, что вести себя впреть следовало аккуратнее, а то вдруг какая страна посерьёзнее его в чем-то подобным когда-то уличит. Хорошо хоть, что поляк после ответа успокоился. Тем временем в Грановитой Палате, несмотря на нагромождение приличного количества различных особ по боковым частям, царила гробовая тишина. Русское Царство восседал на троне по центру, будучи окружённым наиболее приближенными, в числе которых был и Российская Империя, стоявший по его правую руку. РИ, доныне сильно волновавшийся, почему-то внезапно утихомирился, словно что-то сневзашло на него свыше. Когда из коридора раздались шаги, все затаили дыхание. Настало время долгожданному гостю показаться. Речь, признаться, по природе был немного стеснительным и не особо любил показываться на большой публике, однако что поделать - таковы были его обязанности. Младший русский, ссылаясь на описания большинства окружающих (Тверь не в счёт), ожидал, что из-за угла сейчас вынырнет здоровенное тело с грубым выражением лица, на котором вскоре заиграет нелепая фальшивая улыба, как это бывало практически на каждом приеме. Однако в пышную по убранству залу вошла небольшая, но статная фигура, с так идущей ей субтильностью и бледностью. Одет он был как и все европейцы странно для русского глаза. Единственный глаз царевича особенно рассматривал, как казалось с первого взгляда - белую коронационную мантию, которая, всмотревшись он чётче, оказалась сложенными сзади белоснежными крыльями, подобных орлинным. Росс так засмотрелся на Унию, что даже не сразу заметил ответно направленного на него взгляда голубых глаз, смотревших на него с не меньшим любопытством. Оба опомнились только когда между ними оставалось всего два метра, и настала очередь Посполитого положить поклон непосредственно текущему властителю здешних земель, который мягко говоря недоумевал от этих странных гляделок, а вставший по левую от царя руку Москва торжественно объявил: — Его Королевское Величество Король Польский, Великий Князь Литовский, Русский, Мазовецкий, Жемайтийский, Курляндский и прочая, и прочая, и прочая... — "Видимо, это наследник." — Подумал поляк, низко кланяясь. С наследниками других стран он уже имел случаи встречаться при таких же обстоятельствах, чего таить - он же и сам когда-то был наследником. Однако в этом одноглазом мальчике было что-то необычное и притягивающее. И нет - не нелепость глазной повязки, контрастирующей с богатым царским одеянием - глазные болезни часто встречаются в среде государств, но что-то другое, необъяснимое. — Рады Вас видеть, Государь. — Тверь не обманул - Речь и вправду неплохо говорил по-русски, почти без акцента, хотя мягкие знаки слегка "подъедал". «Но такому бархатному голосу это простительно...» — завороженно проговорил про себя РИ, отмечая приятную звучность его тенора. — Взаимно, Ваше Королевское Величество. — Сдержанно улыбнулся РЦ, слегонца кивнув головой в знак приветствия - ответно кланяться или вставать ему не полагалось. Странный обычай для Европы при встрече другого государства, но Речь уже давно к этому привык, да и не был он аж настолько закоренелым европейцем. — Сегодня Мы имеем честь представлять Вам Нашего сына - Российскую Империю. — Царство повернул голову вправо, в сторону младшего, передавая ему очередь в разговоре. Росс вышел из оцепенения и слегка даже вздрогнул от неожиданности, хотя его всегда таким образом представляли. Под те же поклоны окружающей публики, кои сопровождали и его с отцом, и Речи Посполитого вход сюда, он уверенно шагнул в сторону последнего. Лёгкие страх и неуверенность, до того всегда будучи неизменно присутствующими при всех таких официальных мероприятиях, под этим теплым взглядом небесного цвета глаз рассеивались, словно туман на Солнце. Вообще, в такой ситуации нужно было просто-напросто почтительно друг другу поклониться. Поляк так и сделал, но то, что учинил младший русский - не поддается никаким правилам дипломатического этикета. Спустившись в несколько шажков с тронного подиума, он вплотную приблизился к только заканчивающему кланяться Унии и прильнул к нему, уткнувшись по своему росту ему в живот, полу-обвив руками, как оказалось, очень мягкие и довольно холодные с дороги на ощупь крылья, которые слегка дрогнули, явно не ожидав такого контакта. Стоило видеть выражения лиц Русского Царства и Москвы, а также окружающих их городов, которые тут же со страху попрятали свои взгляды, направив их в пол, притворяясь всё ещё кланящимися. Первые двое же просто таращились на это, но быстро изменились, дабы если РП это заметил, ему не подумалось, что что-то пошло не по плану. Не хватало им ещё перед Речью позориться. Сам же крылатый опешил не в меньшей степени. Щеки покрылись еще более густым румянцем, чем он имел с мороза, а внутри будто разлилось что-то теплое, заставившее забыть ту обстановку, в которой он сейчас находится и всю неловкость этой сцены со стороны. Он блаженно улыбнулся и приобнял ребенка за голову и шею в ответ - на большее его рост бы не позволил. У Унии даже глаза заслезились. Через пару секунд Росс "отлип" от него, и, прежде чем счастливый гость успел что-либо сказать, начал сам: — Не извольте быть обескураженными Нашими действиями - у нас в культуре принято обнимать и прощать друг друга перед Великим Постом, который начинается на следующей неделе. Извольте также, пожалуйста, расцеловаться. — РИ распростер руки и уже в край смущенный поляк безропотно ему подчинился, осев на правое колено и выполнив, судя по тону, приказание. Лобзаясь в щеки, русский отметил пониженную температуру тела поляка. — Приносим извинения за то, что Наш батюшка не могут с Вами поприветствоваться как подобает, таковы правила. Надеемся, Нас одних Вам хватит. — Тут уже глаз на лоб полез и у самого РИ. Как он вообще осмелился произнести что-то подобное в присутствии отца? С ним явно было что-то не так сегодня. Сзади послышалось копошение: это РЦ встал с трона и направился вниз. Оба - РИ и РП знатно так испугались, но благо, обошлось, ибо подошёл он к Речи и, взяв обеспокоенное лицо того в свои ручища, поцеловал три раза, неохотно прижав к себе. Речь боязливо ответил на объятие, а публика всё ещё прятала взгляд. Москва мялся с ноги на ногу, думая, вмешиваться ему или нет. — Извините Нас. Царевич прав, Нам и впрям следовало бы более раскрепоститься, тем более перед самим Великим Постом. — Отпрянув от гостя, проговорил царь улыбаясь, под конец своего изречения направив взгляд на сына. Стоит отдать РЦ должное: самообладание он не теряет даже после подобных ситуаций. — Ч-что же Вы? Это Нам следовало бы извиниться, Вы Нас так долго ждали... — Поляк виновато опустил взгляд. В этом лице было в этот момент столько детского стыда, что даже ребенок Росс еле подавил в себе позыв умилительно улыбнуться. — Пустяки. Вы же не могли предугадать погоду. Но вот насчет позднего часа Вы правы. Возможно, стоило бы оговорить все дела сразу во дворце в более спокойной обстановке, ведь Вы так замерзли и претомились. — РИ словно читал мысли отца и Посполитого. Первому было сейчас ой как не комфортно на публике, хоть он этого и не подавал, а второй и впрям порядком подустал и промерз, да и будет ли он перечить хозяевам? Вся тройня отправилась на выход под почтительные взгляды недоумевающей публики, позаботиться о разгоне которой по домам или рабочим местам жестом оставили Москву, который было подался вслед за Царством, но был вовремя им остановлен. Москва стоял неподвижно на протяжении нескольких минут даже после ухода монархов и никто не решался к нему подойти. Видимо кого-то, кому просто не повезло оказаться с ним сейчас в одном помещении, ждут большие неприятности.