Эм

Во всём доме не изменилось ничего. Никто как будто и не знал, что женщина ходит гулять по ночам, а это начало продолжаться и происходило почти каждый вечер, переходя в закономерность. Она перестала появляться за завтраком, потому что спала до обеда, а если не спала, но просто лежала в кровати, занимаясь своими делами. Несколько раз Эмма специально оставалась в гостиной до допоздна, чтобы посмотреть, как Дафна возвращается и каждый раз испытывала одно и то же чувство, слыша, как поворачивается ручка двери, как она упирается рукой в косяк, перешагивая через порог, как идёт по скрипучей лестнице. Она уже и не понимала, так ли ей важно видеть, как Дафна возвращается домой, или она просто помешалась на давящем ощущении сочувствия в горле, сжимавшего ещё и сердце. Когда она спускалась во второй половине дня, то встречаясь, никто и виду не подавал, да и она тоже, что что-то происходит. Это было удивительно, потому что когда Эмма посмотрела на неё взглядом, в котором скрыть крик: «Я всё знаю! Что с вами такое?!» было невозможно, Дафна только отсалютовала стаканом в знак приветствия и пошла дальше, даже не остановившись. Если для Эм всё происходящее было каким-то сюрреализмом, то видимо для всех остальных в порядке вещей. Настолько неважно, обыденно и буднично, что никто даже слова об этом не проронил, а Эмма, не понимая можно ли об этом спрашивать, молчала, и даже учитывая, что весь её вид просто кричал немыми вопросами, на которые у неё всё внутри хотело знать ответы, всё равно всё оставалось как было. Она пока ещё не полноправный член семьи, чтобы копаться во всех их привычках, и этой мыслью она себя отговаривала, когда привычное воспитание вдруг спрашивало: «А почему ты не спросишь всё ли у неë в порядке?», ведь в нормальных семьях делают именно так. Интересно, этим людям деньги подарили такую независимость? Да, деньги дарят независимость, много денег — много независимости, а очень много денег — безразличие. И это было оно. — Эмма, — Оливия отвлекла девушку от завтрака. Та вопросительно подняла глаза, пожёвывая омлет. — У нас кажется на днях починили бассейн… — Да, я вызывал мастера, он подтвердил, что всё в порядке, — Девид добавил, не влезая в разговор. — …Вот. Если хочешь мы могли бы сходить, тебе, наверно, должно понравится. — В завершение на её лице появилась самая вежливая и ласковая улыбка, после которой стало понятно, что отказывать её просто нельзя. Да и не хотелось. Бассейн — это хорошее развлечение тут. Эмма уже свыклась с мыслью, что ей приходится тут развлекать себя саму, хотя в последние время голова была занята совсем другим — она и не заметила, что уже несколько дней прислушивается и вздрагивает от каждого звука с третьего этажа — так что бассейн, это прекрасная возможность правда отвлечься. — Было бы классно, — согласилась она, кивая и опуская взгляд назад в тарелку. — Да, возьмите с собой Дафну, — подкинул идею Девид невзначай. Эмма, не поднимая глаз от тарелки, чтобы не выдать своего интереса, напряглась, продолжая как ни в чём не бывало есть, но невольно всё её сознание перешло в уши, чтобы не пропустить ни одного слова. — Мне кажется, ей должно понравится. Уголки губ дрогнули вверх, но она тут же закинула в рот ещё один кусок, начиная жевать и поднимая глаза на Оливию. — Да, — кивнула женщина благосклонно. И Эмма начала ждать. Она ждала команды от Оливии, когда можно будет пойти, чтобы, надеясь всей душой, что Дафна не откажется, что её позовут. Не заметить напряжение между женщинами было сложно, поэтому она переживала. Да и Дафна последнее время была «сама себе на уме», может быть она обделит вниманием не только ненавистную семью, но и девушку? Эмма не собиралась их осуждать за это, но внутри себя не понимала, как можно не любить Дафну, не понимать, не сочувствовать и не поддерживать. Она как будто отзывалась внутри у девушки всей собой, вся без остатка она была уже любима и понята Эммой, несмотря на то, что они знакомы всего несколько недель. Дело даже не в том, что Эмма видела еë насквозь — наоборот, женщина была для неë ночной загадкой сфинкса, но девушка чувствовала, знала, что что бы там не скрывалось, она примет это в любом случае. Было странное ощущение, что они уже друг друга прекрасно знают, потому что понимают. Это было удивительно, но в самый первый момент, когда Эмма поехала к ней в больницу, она делала это из банальной вежливости и желания понравится новым родственникам, она вдруг нашла там нечто… удивительное. Удивительного человека, по спящему расслабленному лицу которого Эмма поняла, что им суждено общаться. Они будут знакомы, будут дружить, будут знать друг друга. Что-то внутри подсказывало, что между ними будет нерушимая связь или уж во всяком случает они никогда друг друга не забудут. Уж Эмма то точно. Что её натолкнуло на эту мысль? Давящее чувство в груди, ватные и холодные пальцы, дрожь в коленках — вот, что она испытала, когда подошла достаточно близко, чтобы увидеть мягкое спокойное спящее лицо. Ресницы, прикрывающие сонный пустой взгляд, приоткрытые губы, вьющиеся растрёпанные волосы, морщинку беж бровей, крошечную родинку на верхнем веке, мягкие не накрашенные брови, залом на коже на щеках по сторонам от губ… она могла продолжать бесконечно, потому что то лицо отпечаталось у неё в сознании, и каждый день видя его уже не бесчувственным и не живым, а полным мысли, сознания. Искра, которая теплилась в нём, показывала, что его хозяйка живая, настоящая, заставляла девушку удивляться и волноваться, трепетать перед этой загадкой — Дафной Кирби, которую она не знала, но чувствовала, что им по пути. — Дорогая, — раздалось ещё из коридора. В дверном проёме показалось лицо Оливии. — Идём? Бассейн был в пристрое, куда Эмма уже заходила, но тут было столько дверей, что она уже перестала строить догадки, что за ними. За одной из них был бассейн, который как оказалось чинили уже несколько месяцев. Прогуливаясь по его краю, пока женщина переодевалась, Эмма смотрела то в окно, за которым лежал снег, то на тёплую воду, которая легкими волнами набегала на борт, распространяя лёгкий запах хлорки. Она не знала, почему её так хорошо — из-за того, что это бассейн в жилом доме и судя по всему она может теперь тут плескаться сколько влезет, или просто разнообразие было приятным, но как то ни было, она чувствовала радость, а в смеси с волнительным ожиданием это было просто чудо. Её душа пела, прерываясь только тогда, тогда откуда-то раздавался звук — она вздрагивала, глядя на дверь. Эмма ждала, что вот-вот появиться она. С середины бассейна раздался звук — всплыло несколько пузырей. Девушка нахмурилась, присмотрелась. Дафна была уже в воде, выпустив достаточно серебристых пузырей ртом и носом для того, чтобы едва касаться дна кончиками пальцев, но не задыхаться. Опустившись на край, Эмма изящно соскользнула в воду, оказываясь на дне. Перед ней открылась тихая и умиротворяющая картина — вся суета, в которой они находились всё утро, осталась по ту сторону водной глади, а перед ней открывался совершенно чистый, сверкающий проникающим из окон белым светом, который плясал бликами, бассейн, на дне которого недалеко от неё сидела женщина. Её тёмные волосы, как замерившее языки пламени, парили вокруг её головы, окутывая лицо темным ореолом, от чего густые брови и черные ресницы казались выразительнее, как будто нарисованные углем на тех самых картинах старых мастеров, волнующих воображение своей лиричностью и осязаемостью. У неё было очень красивое лицо, и сейчас, при полностью отсутствующем макияже, она как будто помолодела лет на десять, а умиротворение, которого кажется девушка ни разу не видела на её лице, скинуло ещё лет пять. Чистая кожа, как будто вдруг не тронутая ничем, хотя ещё вчера она поднималась по лестнице пьяная в хлам; девственно чистые глаза и красноватый кончик носа, она была бледнее, чем обычно, но в этой бледности была чистота и невинность, которую никто не замечал. Которую она сама в себе не замечала. Лицо разгладились и расслабилась, приходя в вид, каким его придумал создатель. Это уже потом мир подарил ей складку меж бровей и угрюмое выражение лица. Перед ней была девушка с закрытыми глазами, спящая красавица, с полным покоем на лице, которое появилось только под водой. Там, где её не мог достать никто. Сделав два движения руками, она подплыла к ней, останавливаясь. Девушка не знала, зачем она сделала это, причём так быстро и уверенно. Наверно, сказалось томительное ожидание и неизвестность. Она хотела видеть Дафну, хотела знать, что с ней, хотела быть рядом, поэтому поддавшись инстинкту пошла. Вблизи всё ещё лучше — если издали это было удивительно, как призрак, которого видишь однажды в жизни, а потом нежно хранишь этот образ в памяти, то рядом она обретает плоть. Живую, настоящую, и это будоражит сознание, заставляя сердце биться быстрее. Нет ли чего-то более желанного, чем сон, воплотившийся в реальность? Женщина, чей образ оказался вписанным в книги, как сон, как мечта, как слова, с самым нежным значением, вдруг стала живой и осязаемой. Настоящей, из плоти и крови, и это возбуждало сознание со всех сторон, щекоча мозг и всю нервную систему. Внутри всё дрожало от мысли, что до неë можно дотронуться, но Эмма не решалась, боясь потревожить. Женщина открыла глаза и, оттолкнувшись ото дна, вынырнула, ладонями стирая в лица воду и отбрасывая волосы назад. Девушка, как поплавок, выскочила рядом. — У тебя губы синие. — Находясь по губы в воде, говорит она, отплёвывая жидкость. Как же давно Эмма не слышала еë голос. Низкий, хриплый, грудной. Он заставил вздрогнуть, но улыбнуться. Это был приятный испуг, за которым следовало удовлетворение, как после кислой конфеты, внутри которой сироп. — Замерзла? Не дожидаясь ответа, протягивает руку, касаясь носа, и чувствуя его кончик не теплее льдинки, которую иногда случайно вылавливаешь языком из виски, снова возвращает руку в воду, держась за её счёт на плаву. — Тут есть теплый гидромассаж, — указывает рукой в пузырящийся угол, двумя пальцами сжимая нос, чтобы выгнать воду и оттуда. Как всегда знает что делать. Это Эмма, гонимая инстинктами, смотрит на неë блаженным взглядом, не переставая улыбаться по-дурацки. — Мне не холодно. — Замявшись отвечает, на миг погружаясь под воду и, оттолкнувшись носочками от дна, снов возвращается, внезапно чувствуя железную хватку на предплечье. Дафна сжала её руку с невероятной силой, удерживая её над водой. Откуда столько силы в этой хрупкой женщине, ростом дай Боже метр шестьдесят. — Дыши. Как странно, что они не общались почти четыре дня, с той самой ночи, и женщина такая же, как обычно. Эмма невольно думала, что с происшедшими изменениями, отношение женщины к ней изменится, и она даже не заговорит с ней, а сейчас перед ней совершенно спокойная, всё понимающая и внимающая Дафна, которая относится к ней так же хорошо. Это заставляло плавиться, как мороженое на солнце — всё страхи оказались напрасны. Девушка послушно сделала несколько глубоких вдохов, на протяжении которых рука женщина не разжалась ни на миллиметр, сохраняя твёрдость, и, как только спокойствие было восстановлено, и Эмма улыбнулась ей, всё ещё с тенью легкого страха на лице, женщина отпустила руку, подавая кисти, за которые Эмма послушно взялась. Резким, скорее внезапным, движением женщина отодвинулась, руки натянулись и у Эм не было никакого выбора, кроме как следовать за ней. — Хотите научить? — улыбка. — Не хочешь? Эмма выглядела сосредоточенной. Несмотря на то, что всё она делала плавно и мягко, руки, которыми Дафна держала девушку были твердыми, сжимали кисти железной хваткой и не было никаких сомнений в том, что она её ни за что не отпустит. Это успокаивало и удивляло, потому что образ крошечной слабой женщины никак не вязался с силой её рук. Это придавало уверенности, и, хоть она и молчала, даже в глаза не смотрела, чувствовалась поддержка. Эмма с усердием плыла за ней, и, как только уходила под воду глубже, чем по нос, её тут же подхватывали сильные руки, придерживая за талию. Это было просто удивительно, но без одежды и обуви, она вдруг показалась такой маленькой. Она была Эмме по подбородок, не выше — такая хрупкая, но так крепко держит. Женщина была невероятно грациозна в жизни, о в воде казалось она была неповторима, даже несмотря на маленький рост, который так скучно прятала за одеждой, прищепками и обувью. Пока Эмма барахталась, пытаясь преодолеть назначенную ей дистанцию, Дафна огибала её мягкой линией, появлялась из-под воды, и мягкие руки, появлявшиеся как из ниоткуда, там же и пропадали, но всегда были рядом, незримо спасая свою старательную ученицу. Однако у всего есть лимит, у сил новичка тоже, поэтому, чувствуя, что мышцы вот-вот перестанут слушаться, Эмма с виноватой улыбкой протянула руки, буквально вися на женщине, которая кстати была совсем не против, и только подхватив её за локти, дала ей время отдышаться. Остановилась, взяла, ждёт. Между ними было всего несколько сантиметров, а девушка, которая была полностью уверена в своей безопасности, тем не менее испытывала некоторый страх и неловкость от такого близкого нахождения — их животы касались друг друга, ноги переплетались, а носы казалось вот-вот соприкоснуться. Девушка неловко улыбалась, вжимая подбородок в шею, и, испустив нервный смешок, вскинула голову, тут же сталкиваясь лоб в лоб с тёмно-карими глазами, смотревшими на неё с вниманием и твёрдостью. Не выдержав напряжения, силы, которую они излучали, она снова отвела взгляд, краснея. Женщина была неумолима, а в ответ только продолжала смотреть. Вытащив руку из-под воды и стряхнув с неё воду, безымянным пальцем убрала с её лица прилипшие мокрые волосы, мешающие ей, и заправила за уши. У неё дрожали руки. Эмма думала, что это от усталости, и Дафна знала, что она так думает, поэтому была спокойна. Но внутри она сомневалась. Можно ли ей так делать, не выглядит ли это слишком откровенно? Что подумает девушка, она ведь к ней сейчас так близко. Да, скрывать ей было нечего, но пусть даже честно заработанные, совершенно обыкновенные, но это были морщины: две по бокам от уголков рта, одна меж бровей, и десятки, переплетавшиеся друг с другом под глазами и в уголках; Это были губы: мягкие, бесформенные, с тонкой сеточкой по краям; Это были волосы: пышные, но седеющие у корней, и тускнеющие. Стесняться было нечего, она выглядела на свой возраст и может даже чуть лучше, но такая откровенность могла напугать. И женщина сомневалась в том, что она не покажется ей похотливой, и что ещё хуже сердобольной. Ей хотелось быть с ней собой, на свой возраст, как внешне, так и внутренне, потому что в душе она ещё не считала себя старой, хоть и были прецеденты доказывающие обратное. Рядом с девушкой её не хотелось быть «старейшиной рода Олли», не хотелось быть тем мастодонтом, который вершит судьбы в этом доме и мнение которого так же неоспоримо и неприлично, как слова Папы Римского. Ей хотелось быть собой, и чтобы она не боялась и не гнушалась ей, а смотрела с улыбкой от того, что перед ней стоит милая сердцу подруга. Но Эмма только улыбнулась застенчиво, поднимая глаза в очередной раз. Нет, она не считала Дафну ни старой, ни вредной, надоедливой. Она была для неё милее всех, и каждый раз это подтверждала. Её аристократичная немногословность была долгом происхождению, резкость — результатом особенного жизненного пути, который девушка неоспоримо уважала, и ни одной мыслью не допускала презирать её за это. В конце концов после всего женщина сохранила свою доброту, которая была лучше любой вежливости и любезности. Сухая и откровенная доброта, которая придётся по вкусу не каждому, но обычные простые и нескушенные люди, распробовав это особое блюдо будут навеки влюблены с то, как она сжимает свою руку, до белых следов на коже, чтобы ты не оступился. — Девушки, у вас всё в порядке? — Противный и писклявый голос Оливии разорвал поток мыслей в головах у обеих, заставляя отвлечься друг от друга и повернуться. — Да, мы просто… учимся плавать! — Первая ответила Эмма, лишая этой муки женщину. — Замечательно! — Вздохнула она, останавливаясь на краю бассейна. — Когда-то Дафна и Чарли учила плавать, — неизвестно зачем продолжала рассказ она, глядя на них обеих. Видимо их приватности пришёл конец, поэтому, отпуская друг друга, Дафна всё ещё держала её под руку, они поплыли к бортику, — Ты ведь отлично плавала, Дафна, да? Женщина кивнула, промычав сухое и безэмоциональное «угу». — А потом эта болезнь и… — Я всё ещё имею плавать, — перевала она её сухо, как всегда, не желая слушать расписания невестки. Уже сидя на краю бассейна, она отжала волосы двумя руками, и встала, подняв полотенце с лежака, и ушла в тёплый душ. Она и правда очень маленькая. Очень. Эмма проводила еë взглядом, пытаясь запомнить этот еë особенно нежный и хрупкий вид.