Эм

Вечером к ужину все снова съехались домой и тяжёлая пытка Эммы по развлечению самой себя подошла к концу. Она пару раз подходила к комнате мисс Кирби и два раза даже осмелилась заглянуть. Комната была залита приятным приглушённым светом, проникавшем через задёрнутые шторы. Там было душно, так как комната находилась прямо под крышей, а холодное зимнее солнце казалось работало наоборот и только добавляло сюда тепла. Хотя может это было тепло от больной? Оба раза, что Эм заглядывала, женщина спала, не притронувшись к завтраку, который девушка ей оставила. «Это ей на пользу» — успокаивала она себя, прикрывая за собой дверь. «Назойливая девица» — проносилось в голове у Дафны каждый раз, когда она слышала шаги. Она и правда спала: немного, безрезультатно и беспокойно. Просыпаясь от каждого шороха. Поэтому всеобщее отсутствие и немного выпивки пошли ей на пользу настолько, насколько это было возможно в её случае — сон все равно был не глубокий, поэтому она просто лежала с закрытыми глазами, иногда покуривая, иногда прикладываясь к бокалу, а иногда просто лежала, закрыв глаза от яркого света, проникавшего через пыльные занавески, предплечьем, позволяя кисти с сигаретой или без неë, свисать с другой стороны… И всякий раз притворялась спящей, когда слышала скрип дверной ручки. Спать было просто невозможно, несмотря на образовавшуюся тишину — слишком душно, (у неё практически пот стекал по вискам), слишком часто к ней заглядывают, шаркая дверью по ковру. Дафна практически слышала, как девушка стоит, и думает. От её сожалений и размышлений гудел воздух, и ей оставалось только ждать, когда её снова оставят в одиночестве. — Хей? — с тихим стуком на пороге самой тихой обитаемой комнаты в доме показался Чарли под вечер. Казалось, с приходом темноты стало лучше — на то она и Англия, все привыкли к плохой погоде: туман, снег, на худой конец есть ночь, холодная и тихая, накрывающая дома целиком и оставляя их в покое. — Привет, — кивнула женщина, опуская книжку. Смерила племянника взглядом поверх очков. — Пришёл показать тёте, как ты вырос? — Решил зайти, мы с тобой ещё не говорили, Даф. — Он уже стоял над ней, сунув руки в карманы, и смотрел сверху вниз с блаженной улыбкой. Похлопав по одеялу рядом, она предложила ему сесть, закрывая книгу и снимая очки. — Как ты? — наградила его презрительным и оскорбленным взглядом исподлобья, прерывая укладывание очков в футляр. — Извини. Что скажешь? — О чем? — Кажется к тебе заходила Эмма вчера. — О, и сегодня, и не один раз. Кажется, я отрастила себе хвостик, сама того не ведая. — Усмехнулась она слабо, потирая переносицу. Он, охая в своей обычной недовольной манере, сдвинулась под одеялом в сторону, чтобы парню было куда сесть. — Славная. — Безэмоциональным тоном она выдала свой комментарий. — Тебе не нравится. — Поправил он, произнося очевидную правду за неë. — Слишком сладкая. — Женщина наконец-то вволю поморщилась, выказывая своё недоверие и брезгливость, — Откуда она такая? Из центра гуманитарной помощи? — Волонтёр красного креста, — снова он поправил её, прикрывая согласно глаза и сразу же услышал едва слышное «О, Боже» на выдохе. Улыбнулся. Это так похоже на его Дафну — во всем видеть фальшь. — У нас планируется торжественный ужин в честь помолвки. Я бы хотел, чтобы ты тоже была, — перешёл он наконец к сути. — Поэтому постарайся, пожалуйста, выполнять рекомендации врача. Я был бы очень рад видеть тебя. — Короткая улыбка. В ответ такая же, только более усталая и вымученная. По ней было не понятно, передразнивает она его или правда до смерти устала от таких просьб. Дафну и Чарли связывало нечто большее, чем кровь. Она была его нянькой. Хотя нянькой — это громко сказано. Когда Чарли родился она Уже пила, курила и была замужем. Брак был неудачный, поэтому она сбегала из него, жила у брата иногда месяцами, но всегда, когда она была тут, то никогда не оставалась основательно. Никого и никогда не покидало ощущение, что она вот-вот уедет. И это так и было — Дафна никогда не раскладывала чемоданы, потому что у неё их не было. Она приезжала со своей сумочкой, скидывала с себя своё сорное пальто на руки дворецкому, не разувшись, поднималась наверх, где у неё были её какие-то старые вещи, которые на удивление никогда не выходили из моды, потому что в ней по сути не были, просто она в них была хороша. Как и всегда. Она спала до обеда, а просыпаясь, ждала вечера, попивала джин с тоником, курила, читая книжки, и была абсолютно беспечна, несмотря на то, что всё вокруг неë рушилось. Тогда Чарли этого не знал, сейчас — не понимал. Не понимал как та, одетая в полные протеста к классической аристократии палаццо или кюлоты, в блузке с не застёгнутой верхней пуговкой, женщина, полная новизны, моды, которую казалось сама задавала, и полного равнодушия к этому всему, могла жить так, как жила она. Еë веселье начиналось часов в девять, а до этого времени, сидя в огромной, громоздкой гостиной, в которой её тонкая тогда фигурка казалась комично-слишком новой, для бархатных штор, тяжёлых диванов из красного дерева и везде и всюду выложенного камня — пол, потолок, стены, камин — все тут было старое и основательное, совсем не про Дафну, которая, как ветер, то появлялась, то исчезала, никогда и не перед кем не отчитываясь. Листая журналы или книжку, она параллельно смотрела, как на глазах растёт мальчишка. Она его воспринимала как цветок в горшке на окне — растёт и растёт, а она не садовод. Этот томат — рассада её брата. А он сводил еë с ума, но обожал, потому что дети, будучи маленькими, любят всех. И Чарли, несмотря на бесконечный сарказм, раздражительность и лёгкую степень опьянения тётки, никогда ей не гнушался, принося и показывая ей свои игрушки, запрыгивая на диван рядом, заставляя и так подобранные под себя ноги, подобрать ещë сильнее, прижать к себе книгу, чтобы она не пострадала от маленьких цепких и неосторожных рук, спокойно играл, пока она, задремав, похрапывала, и никогда не жаловался, потому что Дафна была той самой тёткой, которая то жила с ними месяцами, то исчезала на полгода, потом снова появляясь как ни в чем не бывало и проводила с ним целые дни сидя на диване в гостиной, частенько морщась и фыркая, потому что не хотела иметь с родственниками ничего общего. Сейчас уже Чарли понимал, что она приходила к ним не от хорошей жизни, да и вела она себя иногда погано, но те дни в гостиной с ней в полностью пустом доме вызывали у него странное чувство тепла и ностальгии. Эти дни казались самыми добрыми в его жизни, несмотря на то, что за очном тогда всегда, кажется шёл дождь, стуча по стеклу и крыше, постоянно был туман, из-за чего приходилось зажигать все светильники и камин горел практически круглые сутки, да и Дафне до него почти не было дела, если не считать того, что на его по-детски наивные вопросы она обязательно отвечала в своей типичной манере — как будто он один из её бывших любовников, и ему нужно отвалить хорошенькую долю сарказма и равнодушия. Со временем Даф изменилась, в частности постарела, но Чарли видел в ней сейчас ту тридцатилетнюю, уже немного уставшую и хмурую от вечных скандалов с мужем, женщину. Красивую, стройную, недоступную, но свою. Свою тётю. — Ты могла бы хорошо провести время, м? — поинтересовался он, подмигивая. Она ничего не говорит, потому что не хочет обещать — все это, все лекарства, процедуры, воздержание от курения и алкоголя, которые тоже очень лаконично вписывались в его формулировку «рекомендации врача» — её совсем не радовало ровно в той же степени, что и невыполнение этих советов. В целом она просто маялась тут, переживая один день за другим. В её прошлой жизни было не лучше, но веселее, она хотя бы не чувствовала себя ребёнком, которого сдали в продлёнку. — Я тебя умоляю, — это был бунт. — В любом случае, мы с Эм были очень рады тебя видеть, — уворачиваясь от её недовольного взгляда, он быстрым движением чмокнул её в лоб. — Для меня это важно. — Ненавижу враньё! — прикрикнула она ему в спину, будто схватив парня этой фразой за воротник. Она даже сама немного удивилась, ведь расчёт был в том, это это будет стандартная колкость в уходящую спину, какую она не раз и не два в жизни бросала любовникам или каким-то нахалам, которые встречались ей на пути. Чарли повернулся через плечо, заглядывая на женщину с улыбкой. Непонятная реакция. Тонкая рука высокого и тощего парня, обладавшая те ми же характеристиками, поддела бархатный мешочек черного цвета, оставленный тут пару дней назад его невестой. — Твой подарок, — кивнул он многозначительно, намекая, что она опять не оправдала ожиданий. Даже не то, что ожиданий… она плевала на манеры и вежливость, игнорируя непрошеный и в сущности ненужный ей на подарок, марая собственное достоинство, но признавать этого она не собиралась публично. — Подай его сюда. — Поманила она его рукой, приподнимаясь в кровати. Парень расслаблено шёл ей навстречу назад к кровати, сунув свободную руку в карман. Он с ней играл, как будто в отместку, и его это веселило. Дафна во всех красках вспомнила те ужасные времена, когда Чарли был непослушным ребёнком, особенно было тяжело, когда ему было около десяти, а она была ещё замужем, и изнывала в браке, высасывавшем из ней силы и без гиперактичного племянника, любившего подложить кнопку, болтать без умолку по несколько часов, заставляя гудящую голову с уже тогда появившейся перманентной мигренью раскалываться, прибегать в спальню ни свет, ни заря, задевать её бокалы бурбона, роняя их на пол и разбивая, и что ещё страшнее, разливая, и требуя читать сказки в самый неподходящий момент — или перед выходом куда-то или именно в тот вечер, когда у женщины в очередной раз после скандала с мужем раскалывалась голова от спирта, которым она этот скандал заливала. Делать на все назло, тем самым выводя из себя и без того нервную и раздражительную женщину, Чарли испытывал её на прочность. Мальчишка всегда будет мальчишкой, ровно как старая вымотанная женщина будет старой вымотанной женщиной. Дафна уже и не вспомнит момент, когда её радовало чириканье молодёжи, и она чувствовала хоть какую-то к этому причастность, а не жестокую издёвку над её терпением, которое она заботливо берегла, но оно от подобных выходок заканчивалось в несколько секунд. — Тебе венчаться через несколько месяцев, я бы на твоём месте поберегла свою душу от грехов и перестала издеваться над старой тётей Дафной. — Вот это моя старая не добрая тётя Дафна, — улыбнулся он, уже стоя над ней несколько секунд с мешочком в руках. Он крутил его между пальцами, возвышаясь над женщиной, как огромный угрожающий утёс, заставляя её раздражаться и злиться только от одного того факта. Наконец, наигравшись с её нервами, он опустил мешочек ей, и пока она, с недовольным видом принимала его, быстро чмокнул в макушку. — Отдыхай.

***

— Я… — голос Эммы упал вниз, выворачиваясь с тропы растерянности на вопрос, который мучает её весь день. — Она… Этот кашель, ужасный. И она без остановки курит, пьёт, не ест, она… Она завтракала бурбоном! Молодой человек согласно кивал, отпивая своего кофе. Подтверждает каждое слово, даже не глядя на неё в ответ. Про себя он думал, что Эмма просто мучается от безделья, потому что у неё сейчас нет никакой работы и она все дни проводила дома, а сейчас, когда приехала Дафна, в доме появилось что-то, что возбуждает её чрезмерное воображение и судорожное желание всем помогать. Ему оно было чуждо, и он сам бы не взялся сказать почему. То ли из-за того, что он жил с тёткой всю жизнь и она уже столько раз на его памяти чувствовала себя именно так, и совершенно это игнорировала, продолжая, пить, купить и быть стервой, то ли потому что он изначально не обладал состраданием в должной мере, чтобы переживать по таким мелочам. Ведь в его понимании — это были мелочи. — Эм, я знаю всё это, — равнодушно ответил молодой человек, дослушав. Девушка буквально на глазах потеряла все свои цвета, бледнея. Она одна замечает этот ужас? Но то, что это знает Чарли, значит вполне вероятно, что в курсе все, и никто ничего не делает — это чудовищно. — Она больна уже много лет, и это её обычное состояние, завтра она может спуститься в роскошном платье, а может пролежать весь день в постели, это Дафна. — Пожал он плечами. — Она не умирает, просто проводит время… сама себе на уме, — придумал он подходящее выражения, даже несколько веселея от этого. — Ты же её видела, она курит, спит до обеда, носит эти… вульгарные вещи. Она просто так живёт, и это не похоже ни на тебя, не даже на нас. — Нас? Вас? Эмма нахмурилась невольно на этих словах, даже не понимая, что её смутило. Чарли только пожимает плечами, снова отхлёбывая кофе. — Она никогда не будет довольна тобой, мной, кем угодно, и я думаю не надо из кожи вон лезть, чтобы угодить моей сумасшедшей тёте, просто согласись с её правилами. — Чмокнув её в макушку, он вышел, не давая каких-либо подробностей, оставляя её один на один с собой в кухне.