Единственный шанс

«Если прошлое не отпускает, то оно ещё не прошло!»

Эльчин Сафарли, «Мне тебя обещали».

      Неразборчивый шум многолюдной толпы заполнял собой всё пространство центральной площади, повисая звенящим эхом в знойном воздухе, и с каждым мгновением разрастался до таких немыслимых масштабов, что перебивал неусидчивый гул ожесточённого ветра и заглушал вкрадчивый рокот морского прибоя, будто бы заполняющего изнутри напряжённое сознание. Среди всеобщей суеты было весьма трудно различить какие-то отдельные звуки, но навострённый слух бывалого воина достаточно быстро разложил беспредельный грохот на его составляющие: со всех сторон непрерывно раздавалось ритмичное цоканье каблуков по каменной плитке, то тут, то там вплывал в светские беседы чей-то мелодичный смех, больше похожий на жест вежливости внимательного слушателя, время от времени относительная тишина пронзалась дребезжащим звоном наполненных бокалов, и всё вместе это складывалось в достаточно яркие представления в собранных мыслях наблюдательного гостя, рождая перед внутренним взором чёткие образы высокопоставленных чиновников и знатных господ. Разбившись на небольшие группы по интересам, утончённые персоны из высшего света предпочитали разгонять привычную скуку сдержанными, идеально встроенными разговорами, не несущими в себе какого-то особого смысла, иногда их безэмоциональные диалоги дополняли изысканные закуски и богатые вина, которыми они обменивались излишне выверенными жестами, но в остальном их бесконечное общение ни о чём олицетворяло собой весьма утомительное зрелище, пропитанное фальшивой учтивостью, дежурными улыбками и заранее подобранными фразами, сказанными монотонным ровным голосом. Пожалуй, единственное, на чём можно было заострить внимание на этом торжестве, были неповторимые, завораживающие своей роскошью наряды неотразимых дам и их суровых кавалеров, повсюду сопровождающих своих грациозных спутниц. И если строгие одеяния молчаливых мужчин в большинстве своём выглядели однообразно, то не упустившие случая покрасоваться перед толпой девушки в этот вечер продемонстрировали все свои скрытые достоинства: неброские, но в меру пышные платья плотно облегали их стройные фигуры, подчёркивая узкую талию и господский разворот плечей, соблазнительно глубокое декольте обнажало их длинные лебединые шеи и белоснежную грудь, изящные руки закрывали тонкие перчатки, оставляя участок открытой кожи под рукавом, и поверх гладкой ткани на их запястьях покоились золотые браслеты, украшенные ослепительно сверкающими драгоценностями. Острые надменные лица с аристократичными чертами смотрелись ещё более притягательно и божественно благодаря обильной косметике, что мастерски устраняла все неугодные изъяны, но при этом будто лишались своей индивидуальности: со всех сторон встречались одинаково узкие глаза с кошачьим разрезом, аккуратно подведённые сурьмой, и пленила взгляд безупречная чистая кожа, к которой так и подмывало прикоснуться. Полностью уверенные в своей безопасности женственные красавицы порой позволяли себе кокетливо заигрывать с одинокими гостями, пользуясь своим исключительным очарованием, и чаще всего подобная невинная забава заканчивалась тем, что окончательно сведённый с ума господин галантно приглашал прекрасную незнакомку на танец под живую элегантная музыку, источник которой никак не удавалось определить за её мощным звучанием. Пока одни непринуждённо кружились в светском вальсе, выделывая плавные пируэты и отточенные комбинации, другие продолжали вести бесполезные беседы за бокалом спиртного, лишь иногда удостаивая бесстрастным взглядом пляшущие в центре площади пары.       Последние нежные краски позднего заката лениво мазнули по открытому пространству главного бульвара, обливая покатые крыши ближайших домов пастельными оттенками сирени и приятными тонами весенней розы, прохладные сумерки постепенно скрадывали пугливые отголоски жаркого полудня, уничтожая маячащие в воздухе следы нестерпимой духоты, хотя ощущение тягостного тепла всё ещё сохранялось в самом пекле шумящей толпы. Укрывшись в глубокой тени, по-хозяйски расположившейся под каменной колонной, предельно сосредоточенный на своём задании Бали-бей пристально наблюдал за организованным на городской площади празднеством, вальяжно привалившись плечом к твёрдой поверхности и сложив руки на груди. Его цепкий, пронизывающий до костей каждого посетителя взгляд безостановочно блуждал среди богато разодетых гостей торжества и втайне выискивал среди режущей глаз пестроты дорогих тканей и блеска украшений один, отличающийся природным изяществом и естественной красотой силуэт, чьи ненарочито грациозные движения и горделивую походку он узнал бы даже с другого конца города. Но неповторимый объект его далёких мечтаний до сих пор не появился среди всеобщего веселья, совсем не похожего на тот беспредел, который устраивали прошлой ночью пираты, и неуёмная тревога уже подтачивала изнутри его хвалёное самообладание, так и подмывая его сорваться с места и ринуться прямо в тесные ряды прохожих, чтобы отыскать среди них обворожительную фигуру Ракиты. Однако суровые поползновения здравого рассудка вовремя удерживали воина от этого бездумного порыва, напоминая ему о необходимости лишний раз не попадаться на глаза другим аристократам, хотя к этому вечеру он подготовился, нарядившись вместо уже ставшей привычной пиратской одежды в чёрный камзол на турецкий манер и заменив шляпу на такого же цвета тюрбан, к которому даже не сразу притерпелся. При этом наряд его не кричал роскошью и великолепием, позволяя ему оставаться незамеченным в наступающем полумраке, но даже в эту минуту его отважное сердце понемногу съедало нарастающее волнение, вынуждая его слишком глубоко вдаваться в мысли об успехе этой операции, из-за чего он неосознанно перебирал пальцами чётки на своей шее, чтобы хоть чем-то занять изнывающее от безделья тело. Внезапно мягкое, но требовательное прикосновение к плечу бесцеремонно выдернуло его из омута напрасных переживаний, которые он, впрочем, не показывал на безучастном лице, и заставило его вернуться в реальность, где по-прежнему царила предпраздничная суета, охватившая каждого неравнодушного гостя нетерпеливым ожиданием и возвышенным восторгом.       — Волнуешься? — прошелестел над ухом успокаивающий густой голос, мгновенно погасивший разгорающийся очаг беспочвенного страха.       — Ничуть, — с хмурым видом бросил Бали-бей, почувствовав, что щекотливое беспокойство в самом деле немного его отпустило, уступив место непоколебимой решимости. — Но нам нужно быть начеку. Мы не должны себя выдать.       — Предоставь это мне, — с нотками коварного лукавства улыбнулась Тэхлике, овевая взбудораженным дыханием открытую часть его шеи, видневшуюся из-под стоячего воротника. — Если что-то пойдёт не так, мои ребята нас прикроют.       Обернувшись, воин схлестнулся расчётливым взглядом с замершей подле него девушкой, что беззастенчиво погружала ему в душу свои бесстрашные глаза, и на мгновение забыл о предстоящей встрече с Ракитой, об их важной миссии и о множестве находящихся рядом людей, охваченный беззаветным любованием и подлинным восхищением. Кто этой ночью и заслуживал его комплиментов и всех богатств мира, так это Тэхлике, бесподобная и невообразимо прекрасная, облачённая в лёгкое алое платье без рукавов с узким вырезом на груди, стянутое на фигуристой талии простым поясом с драгоценной брошью. Обнажённые стройные руки и гладкие ключицы притягивали к себе заворожённый взгляд безнадёжного воздыхателя, завитые локоны были собраны в непривычную высокую причёску, открывая соблазнительный вид на гордо выпрямленную шею, переливающаяся всеми оттенками вишнёвого и красного ткань услужливо подчёркивала манящие изгибы её безупречной фигуры, начиная от покатых плечей и заканчивая натренированными ногами, и в дополнение к этому смелому и неординарному образу её кошачьи глаза были слегка подведены сурьмой, придавая им ещё более явное сходство с горящими очами дикого хищника. Заметив, что забывшийся Бали-бей откровенно залюбовался её вызывающе дерзким обликом, Тэхлике шутливо толкнула его в плечо, не сдержав подобие смущённой улыбки, и затем вдруг шагнула вплотную к нему, по привычке прильнув к его напряжённому стану, чтобы аккуратно и заботливо поправить края его камзола. Невольный всплеск лёгкого умиления вызвал на упрямо сжатых губах Бали-бея ответную выразительную улыбку, но прежде, чем он успел поддаться первому необузданному желанию, напарница внезапно снова тронула его за руку, на этот раз призывно, и кивком указала ему куда-то за его спину, словно приказывая на что-то посмотреть. Беспрекословно повиновавшись, воин устремил приправленный неудержимым любопытством взгляд на разношёрстную толпу светских гуляк и не сразу заметил, что все разговоры стихли, музыка из танцевальной превратилась в торжественную, а сами гости выстроились стройными рядами вдоль бульвара, образовав импровизированный проход, и устремили одинаково восторженные взгляды в одну сторону, где, он точно знал, должна была появиться та, которую он так долго ждал.       Только пугливая мысль об этом коснулась края его сознания, как из-под завесы щадяще прозрачных теней степенно соткался величественный облик Ракиты, что с долей неоспоримого превосходства влилась в окружившие её восхваления верных поклонников, твёрдо поставленным шагом преодолевая путь к центру площади. Красующееся на ней воздушное платье льдисто-голубого оттенка, плавно переходящего на конце подола в нежный белый, придавало ей изумительное сходство с райской птицей из золотой клетки: все противоречивые подробности её безупречной фигуры оставались скрытыми от посторонних глаз ровным вырезом, длинными рукавами и умеренно пышной юбкой, но зато в собранные в тугой пучок светлые волосы, помимо маленькой серебряной короны, были умело вплетены синие и изумрудные перья, щекотавшие её тонкую шею. Из украшений на безымянном пальце одной руки сверкало неброское кольцо да на груди покоялось массивное ожерелье, идеально гармонирующее с металлической цепочкой на её талии, служившей вместо пояса, и, казалось, отсутствие каких-либо показных излишеств только придавало ей ещё больше царственной стати и неприкосновенного величия, о котором ясно говорили её господская осанка и брошенный чуть свысока властный взгляд. Совсем юные черты её лица, не затронутого намеренно добавленными деталями, источали одно лишь ледяное покровительство, в гордо приподнятом подбородке читалась непрекрытая уверенность, мгновенно показывающая окружающим её несокрушимый авторитет, и теперь она ещё меньше походила на ту застенчивую навивную девочку, которую Бали-бей когда-то спас в лесу от разбойников. Необъяснимое сожаление вдохнуло в него лютую стужу холодного разочарования, когда она спокойно прошла мимо него, даже мимолётно не задев своим незнакомым чужим взором, и только тогда обуянный внутренним трепетом воин обнаружил, что всё это время она была не одна: бок о бок с ней тяжёлой и по-военному выверенной поступью вышагивал рослый мускулистый мужчина средних лет, облачённый в иностранную солдатскую форму, с суровым лицом и хладнокровным выражением в глубине пронзительных карих глаз, что преданно следовал за ней повсюду, иногда придерживая её под руку. Был ли это её спутник на этот вечер или обычный телохранитель, Бали-бей так и не смог достоверно определить, однако от него не укрылось, что Ракита охотно принимала ухаживания своего кавалера и ничуть не сопротивлялась, когда он манерно подал ей раскрытую ладонь в белой перчатке, помогая взойти на небольшое возвышение под роскошным навесом, где был накрыт стол на двоих. Только после того, как главная пара заняла свои законные места, а хозяйка приёма совершила разрешающий жест, непрерывное течение музыки снова вернулось в прежнее русло и торжество продолжилось в том же духе. Тут же перед навострённым взглядом увлечённого своими наблюдениями воина вновь замелькали разноцветные тени, закрывая ему обзор, так что он с досадой выругался и отклонился, отступая поглубже в тень.       — Это она? — услышал он над ухом возбуждённый шёпот Тэхлике, о присутствии которой он уже успел позабыть. Получив утвердительный кивок в ответ, девушка не сдержала тихий вздох восхищения, прикрыв рот ладонью, и с большим жаром обратилась в оцепеневшему в раздумьях воину. — Чего же ты ждёшь? Иди к ней!       — Сейчас нельзя, — осадил её Бали-бей, коротко покосившись на неугомонную напарницу. — Она не одна… Я не могу появиться перед ней, когда рядом находятся посторонние. Нужно подождать.       — Сейчас или никогда, — упрямо заявила Тэхлике, обратив на него непоколебимый взгляд. — Это же открытый приём, здесь никто не остаётся в одиночестве. Думаю, самое время сыграть наши роли. Я возьму на себя её надутого охранника, а ты не теряй времени даром. Встретимся, когда вы закончите партию танца.       — Стой! — Едва успевший осознать всё сказанное Бали-бей порывисто схватил Тэхлике за руку, мягко сжимая её запястье, и склонился над ней, проникновенно заглядывая ей в глаза. — Будь осторожна.       На его глазах вышедшая на свет Тэхлике по-настоящему сдержанным, великосветским шагом пересекла наполненную шумными беседами площадь, чувствуя себя настолько уверенно, что у Бали-бея на миг создалось впечатление, будто она уже не раз посещала подобные мероприятия и имела о них полноценные представления. Двигаясь легко, с ненарочитой кокетливостью, она без тени смущения приблизилась к возвышению, останавливаясь у подножия ступенек, и с аккуратным наклоном головы обратилась к телохранителю Ракиты, чем заработала их одинаково настороженные, пропитанные наигранной вежливостью взгляды. Затаив дыхание воин наблюдал, как отреагировавший на её слова солдат словно нехотя встаёт с места под одобрительный кивок своей спутницы, поправляя и без того идеально сидящую на нём форму, и неторопливо спускается к поджидающей его Тэхлике, которая всё продолжала учтиво и немного заигрывающе улыбаться. Не сговариваясь, безупречно вжившаяся в свою роль пиратка и её молчаливый кавалер взяли друг друга под руки и направились прогулочным шагом вдоль бульвара, перебрасываясь какими-то дежурными фразами. Оставшаяся в одиночестве Ракита смотрела им вслед с нескрываемым недовольством, даже не пытаясь подавить свою ревность, и в этот момент не сводящий с неё внимательного взгляда Бали-бей бесшумно выбрался из своего укрытия, преодолевая тот же путь, которым шла Тэхлике, но прежде, чем он достиг подножия лестницы, девушка заметила его броское чёрное одеяние среди толпы, их взоры на миг пересеклись в зыбком воздухе, объятые взаимной растерянностью, после чего юная госпожа внезапно сорвалась с места и сизым вихрем пронеслась мимо него, обдавая стойким ароматом цветочных духов. Инстинктивно взметнувшиеся вверх пальцы схватили пустоту, недотянувшись до её тонкого запястья, цепкий взор выхватил из множества движущихся фигур её прямую спину, стремительно удаляющуюся в неизвестном направлении, и подброшенный одержимой страстью Бали-бей слепо ринулся за ней, быстрой неуловимой ланью, ловко огибая неподвижные силуэты гостей, незримой тенью просачиваясь в узкие промежутки сближенных друг с другом тел, изворотливо ускользая отточенными манёврами от непредвиденных столкновений и при этом ни на миг не упуская из виду светлое пятнышко её волос, мелькающих в закатных сумерках. Скованная безупречными манерами и ограничивающим движения платьем, девушка значительно уступала в скорости и проворстве хорошо обученному османскому воину, и потому совсем скоро он догнал её на танцевальной площадке, крепко стиснув преплечье, и достаточно грубым рывком развернул её к себе, услышав, как она сдавленно вздохнула от мимолётной боли. Во власти опьяняющего азарта и безумной жажды он не рассчитал силы, так что лёгкий стан Ракиты с размаху врезался ему в рёбра, и два разгорячённых погоней тела лихорадочно сплелись в текучем воздухе, обескураженно застыв в непреднамеренных объятиях.       — Что ты себе позволяешь?! — свирепо прошипела Ракита, яростно дёрнувшись, но Бали-бей только сильнее стиснул её плечи. — Немедленно отпусти меня, иначе я позову охрану!       — Напрасная трата сил, — надсадно пропыхтел воин, самодовольно оскалившись. — Я скроюсь от них прежде, чем они успеют опомниться. Ты же не хочешь привлечь к себе лишнее внимание? Лучше расслабься и потанцуй со мной.       — Что?! — ошеломлённо вскричала Ракита, даже забыв о том, что хотела вырваться, и вскинула на него объятые пламенным гневом, непонимающий взгляд, тяжело дыша после бега. — Ты в своём уме?!       — Всего лишь один танец, — спокойно повторил уже немного отдышавшийся Бали-бей и ответил взвинченной девушке проницательным взглядом, с потаённым наслаждением вбирая в себя бешеную дробь её загнанного сердца, что с гулким эхом теснилось ему в грудь. — Пожалуйста. Я скажу тебе пару слов, а потом уйду.       Не успела глубоко уязвлённая подобной наглостью Ракита хоть что-то ответить, как заиграла танцевальная музыка, по своим ритмичным напевами напоминающая подвижный вальс, и мгновенно поймавший нужный темп Бали-бей без предупреждения утянул её в лёгкое вращение, плавно вливаясь в бесконечно текущий поток незамысловатого танца, в котором уже кружились другие пары, бросающие на странный дуэт любопытные взгляды. Вскоре после первого аккорда из толпы зрителей послышались изумлённые шепотки, но полностью сосредоточенный на движениях воин не обращал никакого внимания на беспардонных зевак, наверняка с особой жадностью пожирающих его своими округлёнными глазами, и не сводил пытливого взора с мрачного лица Ракиты, выполняющей вальсовые повороты уверенно и не задумываясь. Подхваченные единым мотивом задушевной мелодии и упоительным ощущением свободы и отстранённости от внешнего мира, они безупречно проделывали заученные когда-то в прошлом комбинации, чутко слушая и понимая намерения друг друга, неосознанно доверяя своему партнёру и попеременно предоставляя ему право вести начатую партию, и за считанные мгновения уже настолько прониклись этим незабываемым чувством лёгкости и невесомого полёта в чужих надёжных объятиях, что сведённые тугим напряжением мышцы сами собой расслабились, отдавшись головокружительной воле динамичного танца. Приведённая в тонус поясница Ракиты снова приобрела присущую ей гибкость и податливость, покорно прильнув к его ладони, из глаз её исчезло былое осуждение, но всё ещё тлели горячие угли прошедшей ярости, почему-то вызывая у него приступ беспричинного веселья. Когда позади остался первый круг, Бали-бей ловко прокрутил девушку под своей рукой, совершая переход, и они поменялись местами, заступая на второй заход. Всё это время они неотрывно смотрели друг на друга, почти не моргая, прерывистые потоки их учащённого дыхания давно уже воссоединились в одну вибрирующую струю внутреннего тепла, подогревая их омытые приятным наваждением души наконец соприкоснуться. Словно намеренно созданная для этого вальса Ракита легко и непринуждённо парила в его умелых руках, и ясно почувствовавший её открытость воин при следующем повороте чуть усилил хватку, требовательным давлением притянув её вплотную к своему телу, так, чтобы их пылающие лица оказались в непозволительной близости друг от друга.       — Кажется, я уже сказала своё последнее слово, — на удивление ровным голосом заметила Ракита и с поворотом отстранилась от него на расстояние вытянутой рукой, так что теперь в воздухе соприкасались только кончики их пальцев. — С какой целью ты пришёл сюда, рискуя собственной шкурой?       — Я знаю, что ты слукавила, — прямо заявил Бали-бей и бережным движением закрутил девушку в обратную сторону, снова пригрев ладонью её талию. — Роскошные приёмы, охрана, толпы поклонников. Ты далеко не так проста, как хочешь казаться. У тебя есть достаточно власти, чтобы помочь мне найти союзников, я ведь прав? Осталось только понять, что тебя останавливает.       — Ты действительно не понимаешь? — горько усмехнулась девушка и грациозно провальсировала вокруг него, на ходу меняя захват рук. — Я хоть и при власти, но в мои полномочия не входит принимать такие решения. Даже если бы я хотела, я бы всё равно не смогла ничего для тебя сделать. Слишком многим пришлось бы пожертвовать.       — Я должен был догадаться, — обернулся к ней воин и с лёгкостью подхватил её на руки за талию, прокрутив в воздухе. — Власть и богатство решают всё. В этом мире почти не осталось тех, кто готов помогать бескорыстно. Но я надеялся, что ты другая.       Снова оказавшись на земле, Ракита стрельнула на него жёстким взглядом, в котором так и сквозило потаённое возмущение, но не стала прерывать партию и как ни в чём ни бывало прильнула спиной к его телу, разводя изящные руки в стороны. Не растерявшись, Бали-бей ненавязчиво придержал снизу её ладони, смещаясь чуть в сторону, и почти безупречно повторил за ней необычный танцевальный шаг, во время которого девушка то приближалась, то вновь отдалялась от него, как бы дразня его своей нарочитой игривостью. Больше она не сказала ему ни слова, даже не взглянула на него своими невозможным, царапающими сердце глазами, однако пребывающий в каком-то потустороннем трансе воин и без того уже осознал, что всё кончено, Ракита только что без намёка на сожаление подтвердила свой отказ, и теперь ему стоило всё бросить и бежать отсюда вместе с Тэхлике, но он не мог. Не мог заставить себя уйти, прервать этот незабываемый танец, признать, что на этот раз он потерпел поражение. Непроходимые дебри его тернистых мыслей вдруг прорезал ослепительный луч внезапного прозрения, и воодушевлённый новой безумной идеей Бали-бей решительно притянул покорную девушку к себе, переплетая из пальцы в крепкий замок, и приблизился к ней вплотную, опуская на неё заговорщический взгляд.       — Бежим со мной, — лихорадочно зашептал он и внезапно приобнял её за талию одной рукой, отклоняя к земле, так что партнёрше пришлось уйти в грациозный прогиб, вцепившись в его мощные плечи. — Этот мир не создан для тебя, Ракита, тебе здесь не место. Ты должна пойти со мной.       — Не могу, — хрипло выдохнула молодая госпожа, со всей искренностью заглядывая в его блестящие от нетерпения глаза, и на одно непристойно короткое мгновение она снова стала похожа на ту безобидную сельскую девчонку, добрую, милосердную и понимающую, в которую он имел неосторожность без памяти влюбиться, но это упоительное наваждение растаяло так быстро, что он решил, будто ему показалось.       — Почему? — прямо спросил Бали-бей, не воспротивившись, когда девушка неожиданно выпрямилась, уходя от его руки, и остановилась посреди танца, поднимая на него пропитанный обречённой тоской и безысходностью взгляд, глубоко вонзившийся ему в сердце.       — У меня долг, — совсем тихо отозвалась Ракита и медленно подняла на уровень его глаз правую руку, на безымянном пальце которой красовалось единственное кольцо. Ещё до того, как прозвучало роковое признание, окончательно павший духом воин осознал всё сокровенное значение этого перстня, но почему-то отчаянно отказывался в это верить, чувствуя, как внутри у него что-то обрывается и падает в бездонную пропасть, разбиваясь на сотни бесчисленных осколков. — Я обручена. Прощай, Игнис.       Ещё не успела отзвенеть в рыхлом воздухе последняя протяжная нота изливающейся на переполненную улицу мелодии, ещё не закончился завершающий вальсовый поворот, после которого партнёры должны были благодарить друг друга за танец, а Ракита уже высвободилась из его объятий, грубо отталкивая от себя его руки, и бросилась бежать в толпу зрителей, ни разу не оглянувшись. Вслед ей смотрели десятки изумлённых взглядов заинтригованных произошедшей сценой гостей, кто-то даже указывал рукой на застывшего посреди площади Бали-бея, который словно прирос к земле, не в силах сдвинуться с места. В ушах стоял гудящий белый шум, накапливаясь в висках пульсирующей вибрацией, устремлённые на него любопытные лица знатных персон расплывались перед глазами, но среди них больше не мелькала знакомая высокая причёска, словно светловолосая девушка исчезла без следа. Танец уже прервался, сделавшие заключительный поклон пары в немом недоумении уставились на одиноко стоящего среди них незнакомца, бесцеремонно разглядывая его с ног до головы, и не выдержавший такого напора воин наконец сбросил с себя опасное оцепенение и ринулся прочь с площадки, на ходу придумывая самые изощрённые и запутанные манёвры, чтобы избежать преследования. Сердце его колотилось, точно безумное, от тела исходил удушливый жар, дыхание дрожало где-то на поверхности, ничуть не утоляя зверскую жажду опалённых лёгких, но Бали-бей всё бежал, расталкивая ряды перепуганных посетителей, и всеми силами старался изгнать из головы предательский образ Ракиты, думая только о том, скрыться от возможной погони, хотя угрожающих криков и громкого топота множества ног до сих пор не было слышно. Нужно было найти Тэхлике и поскорее убраться отсюда.

***

Зима 1525 года, окрестности Будапешта       — К оружию! В лагере восстание!       Чей-то громкий яростный возглас жестоко разорвал тягучее полотно дремлющей тишины, бешеный потоком свирепости и смятения прорвавшись сквозь непрочный барьер чужого поверхностного сна, и бесцеремонно вздёрнул мгновенно пробудившегося Бали-бея с жёсткого матраса, заставив немедленно позабыть о валящей с ног невыносимой усталости. Достигнув открытых нараспашку мыслей подброшенного дурным предчувствием воина, неотвратимый смысл прозвеневшего в зимнем воздухе призыва стремительно обуял его податливое сознание, ледяными когтями непрошеного испуга стиснул его размягшее в плену приятного забытья сердце, оплетая колючими лозами исступлённой тревоги восприимчивую душу, так что несколько томительно долгих мгновений он не шевелился, чутко прислушиваясь в разрастающимся в лагере беспорядкам, оглушительному звону знакомых орудий и неразборчивым боевым крикам, среди которых, к его ужасу, не раздавалось нестройных голосов вражеских солдат. Пугающе верное подозрение жутким поползновением закралось в его пребывающий в замешательстве разум, приковывая острыми шипами к упругому матрасу, однако при следующем неистовом всплеске беспощадного сражения, охватившего, казалось, весь утопающий в суровых снегах лагерь османов, подстёгнутый одержимым рвением Бали-бей быстро вскочил на ноги, вслепую натягивая походные сапоги, и, нащупав руками в полной темноте верную саблю, опрометью выбрался из своего уютного, обдуваемого северным ветром шатра на поле боя, на миг застывая в тканевом проёме. Изумлённому взгляду его предстало устрашающее зрелище немилосердного противостояния, развернувшегося во всех уголках кипящего лагеря: разбившись на небольшие отряды, обезумевшие от нечеловеческого гнева янычары в алой форме безжалостно наседали на своих же безоружных товарищей, едва успевших осознать всю суть происходящего, заточенные клинки с противным чавканьем потрошили их беззащитные, открытые к нападению тела, обтянутые ночными рубашками, повсюду уже валялись горы трупов, по истоптанному снегу текли реки багровой крови, отливающей смертоносной сталью в свете зимней луны, над лагерем вязкой пеленой стоял отвратительный смрад животного страха и первобытной паники, вызывая рвотные позывы и предательское головокружение. Самые собранные и выносливые воины — в большинстве своём это были командиры — сбивались в оборонительные группировки, сдерживая натиск неуправляемых дезертиров, однако даже их сил явно было недостаточно, чтобы усмирить разгоревшийся мятеж, у которого с каждой секундой появлялось всё больше сторонников. Едва не теряя сознание от глубинного потрясения, Бали-бей в немом неверии окидывал развороченные палатки и разбросанные по земле орудия смешанным взглядом, захлёбываясь бешеными вздохами, его лёгкая белая рубашка навыпуск промокла насквозь, пропитавшись холодным влажным воздухом, и вскоре каждую его мышцу сковало цепким ознобом, из-за чего из выстуженных лёгких стали вырываться клочья белого пара. Чувствуя, что начинает неудержимо дрожать всем телом, окоченевший воин стиснул руки в кулаки, с трудом заставляя неповоротливые пальцы слушаться, и без раздумий кинулся в самую гущу необузданного хаоса, пригибаясь к земле под ударными порывами хлёсткого ветра.       От летящего навстречу шквального вихря останавливалось дыхание, обожённую гортань сводило судорожным спазмом, а из глаз выжимались невольные слёзы, однако упрямо рвущийся к намеченной цели Бали-бей стойко сносил жестокие притязания погоды, стараясь бежать как можно быстрее по рыхлому снегу, хотя его ноги с каждым шагом проваливались в снег почти до колена. В плену ожесточённого мороза его заиндевелая кожа потеряла чувствительность, перестав реагировать на новые болезненные уколы лютой стужи, а вскоре он совсем привык к этим временным неудобствам, полностью сосредоточившись на предстоящем сражении. Непрерывный грохот крови в ушах заглушал все остальные непереносимые звуки, будь то предсмертные стоны или воинственные крики, несколько раз на пути ему встречались обезумевшие от жажды братской крови предатели, видевшие в одиноком молодом воине лёгкую добычу, однако их ждало неприятное открытие: немало возмужавший за эти годы санджак-бей был далеко не из робкого десятка и без тени сожаления расправлялся с наседающими на него мятежниками, используя против них свою природную гибкость и вырабатанное проворство. Движимый одной лишь хладнокровной расчётливостью, он обрушивал на окруживших его противников мощные удары, сбивая их с толку обманными переходами, подныривал под их клинки, нанося точные сокрушительные атаки в незащищённую область рёбер и живота, перемещался им за спины в слепую зону, чтобы одним искуссным движением сместить их хрупкие шейные позвонки. Оттого, что ему приходилось проделывать эти грязные приёмы по отношению к бывшим товарищам, его охватывало решительно отторжение, а на языке ощущался противный привкус омерзительного стыда, однако Бали-бей силой воли подавлял в себе лишние эмоции, ни на миг не изменяя своему железному самообладанию. Где-то впереди, за сумрачной завесой беззвёздной ночной тьмы, уже виднелась его главная цель, до которой он так отчаянно пытался добраться, осталось только взобраться на небольшой холм и занять нужную позицию. Упираясь руками в мокрый снег, он вскарабкался на пологий склон, на вершине которого в один ровный ряд стояли на специальных подпорках стальные ружья, упираясь удлинёнными стволами в землю, и с разбегу рухнул на колени возле самого крайнего из них, бросив рядом окровавленную саблю. Времени на чёткое следование инструкциям уже не оставалось, поэтому охваченный боевым азартом воин схватился скользкими пальцами за тяжёлое орудие, с трудом поднимая его в воздух, тесно прижал его конец к своему плечу так, чтобы ствол остался на подставке, а дуло смотрело чётко вперёд, и принял позу для выстрела, наводя смертоносное ружьё на свою первую цель. Откуда-то снизу на него нёсся кричащий во всё горло мятежник, вскинув над головой свой запачканный клинок, и тогда затаивший дыхание стрелок тщательно прицелился, зажмурив один глаз. Спустя секунду его оглушил громкий хлопок, сопроводившийся ослепительной вспышкой подожжённого пороха, ушибленное плечо протестующе взвыло от сильной отдачи, сведённое болезненным онемением, в ноздри забралась удушливая вонь пепельного дыма, однако Бали-бей сдержал приступ инстинктивного кашля и тут же перевёл ствол на следующую жертву, намереваясь спустить курок, когда рядом неожиданно раздался другой выстрел, умертвив сражённого чей-то шальной пулей янычара. Недоумённо оглянувшись, воин со смесью облегчения и благодарности наткнулся удивлённым взглядом на присевшего рядом Тугрула, который занял свободную позицию по соседству с ним, и на его глазах прославленный своей безупречной меткостью друг произвёл сразу несколько смертоносных залпов точно в цель, при этом ни разу не поморщившись от чрезмерной нагрузки, оказанное на правое плечо. Словно почувствовав на себе его пристальный взор, Атмаджа коротко обернулся, обменявшись с приятелем короткими кивками, и вдвоём они снова принялись за дело, оглашая взбудораженные окрестности неспящего лагеря громоподобным рёвом тяжёлых орудий.       Когда количество взбирающихся на склон янычар резко уменьшилось, Бали-бей воспользовался краткой передышкой, чтобы отыскать среди дерущихся остальных членов своего первого отряда, и почти сразу заметил их на поле битвы, таких же растрёпанных после сна, но предельно собранных и хорошо подготовленных. Вот суровый Серхат порывисто припал на одно колено возле полуразрушенной палатки с луком в руках, метая в мятежников остроконечные стрелы, недалеко от него его младший брат Эрдоган, резвый и неуправляемый юноша, орудовал саблей в дуэте с импульсивным Айкутом, который совершал настолько необычные и непредсказуемые манёвры, что даже сам Бали-бей терялся от обилия поворотов и размашистых ударов, а серьёзный Онур обнаружился на другом конце лагеря возле шатра одного из визирей, где он держал оборону при помощи длинного копья бок о бок с другими солдатами. Жаркая гордость огненным цветком воспылала в груди удовлетворённого воина, убедившегося, что его друзья нашли применение своим незаменимым талантам, однако в следующую секунду его внутренности пронзил нестерпимый холод от осознания того, что среди сражающихся он ни разу не заметил Нуркан. Стараясь не поддаваться лихорадочной панике, он ещё раз окинул поле брани выискивающим взглядом, до боли в пальцах стиснув железный корпус ружья, но на глаза ему так и не попалась щуплая фигурка черноволосой девушки, из-за чего к горлу подкатил тошнотворный страх. Может, она нашла какое-то укрытие и ждёт, когда восстание закончится? Или бунтовщики взяли её в заложницы, чтобы потребовать выкуп у султана? Самые разные неутешительные догадки, одна ужаснее другой, громоздились в мозгах не на шутку перепуганного воина, выбивая его из строя, но тут очередная волна нового наступления смыла из памяти волнения за сестру, вынудив снова вернуться к бурлящему перед носом сражению. Поддавшись первому порыву, Бали-бей уже поднял было ружьё, намереваясь открыть огонь по несущимся на него янычарам, но, всмотревшись повнимательнее, он с упавшим сердцем обнаружил, что это была не новая атака, а отчаянное бегство, спровоцированное кем-то из обороняющихся солдат. Оставшиеся на стороне повелителя воины бежали, на ходу спотыкаясь и падая в снег, а за их спинами уже вырастала толпа вооружённых мятежников, почувствовавших опьяняющий вкус близкой победы. Холодея от ужаса, Бали-бей резко повернулся к оцепеневшему рядом Тугрулу, перехватив его решительный взгляд, и резким кивком указал ему на отступающих в тыл воинов, отдавая ему самому непонятный приказ и даже сам не ведая, о чём хочет его попросить. Однако в затянутых беспросветной тьмой преданных глазах Атмаджи яркой искрой зажглось нетерпеливое осознание, и он тут же сорвался с места, обгоняя толпу, и преградил ей дорогу, выставив вперёд заряженное ружьё. Заметив впереди препятствие, воины остановились, нерешительно топчась на месте, в их суетливых взорах плескался неподдельный страх, и все они, как один, обернулись на застывшего на вершине склона Бали-бея, словно ожидая от него команды. Выпрямившись во весь рост, он обвёл товарищей непоколебимым взглядом, стараясь через этот жест передать им часть своей неиссякаемой отваги, и вскинул над головой ружьё, как никогда наслаждаясь расположившейся в его руке увесистой тяжестью.       — Не отступать! — громогласно прокричал он на весь лагерь, перекрывая обрывистый гул ледяного ветра, застудившего его голосовые связки. — Тот, кто бежит от своей смерти, останется трусом, а тот, чьё сердце бьётся ради преданности, навеки прославит своё имя недюжинной отвагой! На нашей стороне вера, а значит, в любой борьбе мы одержим победу!       Его проникновенные слова возымели должное действие почти мгновенно: окрылённые его ободряющей речью воины ответили ему ликующими возгласами, на все лады прославляя Аллаха и своего повелителя, а затем одновременно бросились навстречу разъярённой толпе мятежников, схлёстываясь с ними в беспощадной битве. Вскоре две надвигающиеся друг на друга волны окончательно перемешались, скрываясь под белой пылью взрыхлённого снега и бесконечным мельтешением обнажённых клинков, но Бали-бей всё-таки сумел разглядеть в бушующем море поджарых тел ловкие фигуры друзей, сражающихся наравне со старшими товарищами. Стрелять из ружья он уже не стал из опасения случайно попасть в кого-то из них, поэтому небрежно бросил тяжёлое орудие на землю и подобрал свою саблю, вступая в бой вместе с бесстрашным Тугрулом. Вдвоём они протиснулись в самое пекло нешуточного противостояния, осыпая недругов чередой смертельных ударов, им под ноги то и дело падали бездыханные трупы, затрудняя продвижение, но по мере того, как приятели прокладывали себе дорогу к свободе, ряды мятежников постепенно редели, вызывая невольные подозрения. Внутренне увлечённый сражением Бали-бей недоумевал, откуда в столь немногочисленном отряде вдруг появилось столько мощи, пока не заметил среди израненных и изнурённых долгим боем янычар невредимых, полных свежих сил солдат, присланных с другого конца лагеря в качестве подкрепления. Их надёжное и верное присутствие чудесным образом взбодрило оказавшихся в меньшинстве товарищей, и воодушевлённый их отвагой воин с новым остервенением ринулся в кровопролитную схватку, чувствуя, что конец всего этого безумия уже близок. На победу в этом позорном восстание он даже не смел рассчитывать, но всё-таки его немного утешали мысли о том, что бунтовщики постепенно отступали под натиском преданных своему долгу янычар, один за другим покидая поле боя, и в конце концов среди них остались только самые отчаянные и безумные, которые уже добровольно стали бросаться под лезвие его разящей сабли…       Как-то сразу спустя целую вечность Бали-бей понял, что всё закончилось. Просто в один момент вдруг погасли все образы, потухли невыносимые звуки, и откуда-то сверху его накрыла ублажающая тишина. Зверский холод всё так же терзал его разгорячённое, местами покалеченное тело, приятно остужая пылающие жгучей болью царапины и открытые раны, но никаких серьёзных повреждений он на себе не обнаружил или не заметил, слишком опустошённый прошедшим боем. Все те, кто пережил неравное сражение, уже помогали раненым и приводили в порядок разрушенный лагерь, оставшиеся в живых мятежники были немедленно схвачены и взяты под стражу, а убитые, отдавшие свои жизни во имя чужих тщеславных целей благородные воины устилали кровавым ковром земли дикой равнины, ставшей временным укрытием для доблестной армии османов. Стеклянный, пропитанный металлическим привкусом крови воздух беспрепятственно проникал в расправленные лёгкие, вонзаясь в гладкие стенки цепким инеем, промозглый ветер налетел с новым ожесточением, грозясь выстудить упрямое существо до последней жилы, однако странно задумчивый, погружённый в свой развороченный внутренний мир воин не мог так просто покинуть место жестокого противостояния, движимый искренним беспокойством за судьбу своих друзей. Однако тревога его оказалась беспочвенной: все пятеро, уставшие, побитые и истощённые, но живые, сбились в тесную кучку под навесом уцелевшей палатки, грея друг друга своими телами, и первой его мыслью было присоединиться к их небольшой уютной компании, но он не смог заставить себя сдвинуться с места. Какая-то неподъёмная тяжесть давила ему на плечи, пригибая вниз, оседала жидким свинцом в натруженных конечностях, делая их неуклюжими и неповоротливыми, заполняла сознание ватной невесомостью, вытесняя громкие мысли, и вгрызалась мучительным недомоганием в разорванные мышцы и гудящие кости, затрагивая каждую клеточку внутри него приятным оцепенением. Безумный мир покачнулся у него перед глазами, Бали-бей беспомощно осел на землю, рухнул спиной на влажный снег, мгновенно впитавшийся в его насквозь промокшую рубашку, раскинул руки в стороны, устремив в светлеющее небо равнодушный взгляд, и в изнеможении закрыл глаза.