Единственный шанс

«Палач обычно выступает в маске — справедливости». Станислав Ежи Лец

      Мягкая полупрозрачная дымка загадочно стелилась вдоль недосягаемого горизонта, обволакивая сонно ворчащее море таинственным наваждением, и оттого уже порядком уставшему от постоянного созерцания одной и той же картины зрению всё настойчивее чудились сокрытые в этом мареве жуткие тени, что словно наползали на беззащитное судно, грозя целиком поглотить его массивный грациозный корпус. Волны с присущим им безразличием набрасывались на медленно ползущий по их взъерошенным хребтам корабль, поднимаясь ровно до той границы, что обозначала вымокшую древесину, и с какой-то тревожной настойчивостью врезались в его округлые бока, как бы пытаясь о чём-то предупредить. Низко клубящиеся над самой водой грозовые тучи предупреждающе порыкивали на неугомонных покорителей взбудораженной стихии, время от времени вспыхивая змеистыми разрядами молний, и каждый раз, когда этот звероподобный рёв раздавался совсем близко, пронзая виски резкой пульсацией, колеблющееся полотно ненастного неба словно раскраивало поперёк огромными когтями, обнажая белёсую изнанку надвигающейся непогоды. Почувствовавшие угрозу чайки сбивались в стаи и низко-низко пролетали над водой, задевая крыльями её взболомученную гладь и оглашая пустынное пространство противным визгливым клекотом. Несмотря на то что затянутое тусклой серостью отражающихся в нём облаков море пока ещё не буйствовало, удерживаемое в плену собственной разрушительной силы, мятежный ветер уже вовсю терзал приспущенные паруса, точно испытывал хвалёное судно на прочность, душный воздух зыбко потрескивал от осевшего в нём напряжения, из-за чего в чутком сердце только нарастало беспричинное беспокойство, а не привыкшие к незнакомой обстановке инстинкты так и кричали о затаившейся в чертогах штормовых скоплений опасности. Несколько первых капель бесшумно шлёпнулись на круглое стекло, прочерчивая по пыльной поверхности ровную дорожку влаги, и не внушающий ни малейшего доверия пейзаж перед глазами Бали-бея мгновенно исказился, приобретая неестественно кривые очертания по мере того, как мелкая покрапывающая морось постепенно перерастала в проливной дождь. Мрачно наблюдая за тем, как из-за горизонта пугающе медленно выползает враждебная чёрная туча, распухшая от воды, мучимый отнюдь не утешительными мыслями воин всерьёз задумался о правильности своих действий, требующих от отважных моряков бесстрашно нырнуть прямо в центр назревающей бури и бросить вызов непокорной стихие, которая явно была недовольна появлением в своих владениях самоуверенных людей. Может, он чего-то не учёл и на самом деле существует другой курс, который выведет их к границе с Османской империей? Неукротимый поток щекотливых сомнений забивал весь его разум, не давая сосредоточиться и принять решение на холодную голову, вся былая решимость немного утихла, заглушённая навязчивым голосом мерзкой паники, и окончательно запутавшийся в собственных размышлениях Бали-бей с долей отчаяния обнаружил, что впервые столкнулся с подобной неопределённостью, когда даже выработанные и доведённые до автоматизма навыки опытного лидера оказались бессильны против разрастающегося внутри него страха совершить роковую ошибку. Чем была вызвана столь серьёзная тревога, угнетающая умственные способности его сознания, он и сам до конца не мог определиться, но эта явная беспомощность лишала его покоя, не позволяла собраться и взглянуть на ситуацию свежим взглядом, из-за чего он, к собственной досаде, становился лёгкой добычей для собственного малодушия, рождающего внутри него трусливое желание сбежать, лишь бы только не брать на себя ответственность за возможный провал. Чувствуя себя до предела уязвимым и совершенно неподготовленным к встрече с морской бурей, он снова и снова возвращался к изучению разложенной на столе карты, которую столько раз перечитал чуть ли не до дыр, но, вопреки воспрянувшей в груди пугливой надежде, его цепкий взгляд не смог выхватить из всего многообразия путей тот самый, верный и безопасный, который приведёт их к намеченной цели. Похоже, он с самого начала оказался прав и единственная дорога лежала через движущуюся им навстречу бурю, вот только ему совсем не хотелось бросать вызов силам природы и подвергать смертельной опасности весь экипаж. Толчкообразные движения волн становились всё более ощутимы, кое-где уже слышался их совсем недружелюбный плеск, однако никто из членов команды до сих пор не поднял панику, словно это было привычным для них делом. Неужели только он, Бали-бей, так переживает за судьбу этих безрассудных моряков, которые, судя по всему, родились с неуёмной жаждой риска и приключений? И где же ему, бывалому полководцу сухопутных войск, отыскать в себе этот дикий порыв, наверняка надёжно похороненный под многолетним слоем накопленного опыта и отточенной техники наземного командования? Единственное, что внушало ему хоть какую-то уверенность, была по-настоящему дружеская поддержка Тэхлике, которая с готовностью помогала новоиспечённому капитану в любом деле по первому его зову, а иногда и по собственной инициативе, поскольку чаще неприкосновенная гордость Бали-бея препятствовала ему прямо признаться, что исполнение обязанностей предводителя на корабле вчерашних пиратов даётся ему с некоторым трудом. Вот и теперь он с тайным трепетом ожидал появления верной и сообразительной Тэхлике, с некоторых пор ставшей ему кем-то больше, чем просто помощником, в глубине души надеялся, что она каким-то образом почует распирающую его тревогу и придёт на помощь, однако он тут же одёрнул себя от этих странных мыслей, вспомнив, что рано или поздно ему придётся свыкнуться со своим новым положением, если он хочет добиться успеха в своей затее. Ни один подчинённый не станет следовать за слабым лидером, и эта простая истина была слишком хорошо знакома Бали-бею, поэтому он решительно отбросил прочь неугодные противоречия и попытался сосредоточиться на карте, которая двоилась у него перед глазами от неравномерных покачиваний манёрвенного судна, в очередной раз ушедшего под наклон от хлёсткого удара новой волны.       Замудрённые рельефы суши, окружённые сплошной водой, никак не поддавались неусидчивому вниманию Бали-бея, сколько бы он не вглядывался в их неразборчивые хитросплетения, но окончательно его мнимую концентрацию разрушил внезапно раздавшийся хлопок, от которого он предательски вздрогнул и вскинул голову, наткнувшись расчётливым взглядом на две выросшие на пороге фигуры. Ещё мгновение ему потребовалось на то, чтобы различить в одном крупном и мускулистом силуэте встревоженного Алонсо, а в другом, хрупком и стройном, — чем-то озабоченную Тэхлике, чьи глаза, по-кошачьи прищуренные до узких щёлок, искрились непонятным предвкушением, подпитываемым изнутри яростью. Сразу смекнув, что дело серьёзное, Бали-бей решительно выпрямился, властно расправив плечи, и по очереди окинул помощников требовательным взглядом, едва дождавшись, пока они исполнят приветственный поклон. Вот они одновременно сошли с места, приблизившись к нему, и Алонсо обратил на друга мрачный взор, в котором гнев неясно сочетался с неким бесстрашным призывом. Только тогда воин заметил, что оба успели насквозь промокнуть под нешуточным дождём: многослойная одежда липла к их поджарым телам, по лицу и шее стекали крупные капли, а с краёв треугольных шляп лилась скопившаяся в полах вода, пропитывая древесину под ногами. Бегло пройдясь по товарищам оценивающим взглядом, Бали-бей коротко кивнул Алонсо, увидев застывшее в его чертах настойчивое нетерпение.       — Это из-за ливня? — догадался Бали-бей, но, к его лёгком испугу, бывалый моряк покачал головой.       — Есть куда более серьёзная проблема, капитан, — отозвался он, не заметив, как обладатель нового статуса чуть поморщился, услышав непривычное обращение. — Пиратский корабль.       — Что? — против воли вырвалось у опешевшего Бали-бея, и сражённое кратковременной паникой сердце бешено заметалось в груди, едва не проломив рёбра.       — Пиратское судно прямо по курсу, — сдержанно повторила за брата Тэхлике, не сводя с воина решительного взгляда, от которого у него кровь застыла в жилах. — Вы должны сами взглянуть.       В сопровождении двух опытных моряков Бали-бей вышел на капитанский мостик, ринувшись под хлёсткие струи усилившегося дождя, и бросился вслед за ними к краю борта, откуда открывался завораживающий вид на объятое безумием море со вспененными волнами и пугающе почерневшими водами и нагромождённый гигантскими тучами горизонт, который то и дело оскверняла ослепительная вспышка голубоватой молнии. Его рубашка мгновенно промокла до нитки, тесно прильнув к его телу при первом же порыве ветра, ледяная влага беспрепятственно добралась до кожи, отчего мышцы мгновенно сковало холодом, но, к счастью, широкие полы капитанской шляпы защищали глаза от попадания дождевых капель, благодаря чему воин сумел сфокусировать безупречное зрение на мелкой невзрачной точке где-то за плотной стеной ливня, что неумолимо увеличивалась в размерах, довольно быстро приближаясь. Прошитое громовыми разрядами небо словно наседало на неё сверху, однако неопознанный объект с бесцеремонным рвением сопротивлялся сильному морскому течению, словно был полноправным хозяином этих владений, по прихоти которого и разыгрался весь этот разрушительный шторм. Позаимствовав у Алонсо подзорную трубу, Бали-бей встал одной ногой на перила борта и, придерживаясь на мокрый канат, со всем вниманием всмотрелся в небольшую увеличительную линзу, сквозь которую отчётливо увидел, как из-за завесы дождя вырисовывается незнакомое судно с тёмными парусами и высокими мачтами, на верхушке одной из которых развивался чёрный флаг. Что именно изображено на этом флаге, воину разглядеть не удалось, но этого и не требовалось, чтобы подтвердить слова Алонсо: прямо на них действительно шёл пиратский корабль, причём куда более целеустремлённо, чем хотелось бы, и от осознания всей безысходности ситуации Бали-бея пробил озноб, никак не связанный с продувавшем его мокрую одежду ветром. Несколько мгновений он не двигался, словно желал убедиться, что ему не показалось, но потом опустился на место, возвращая трубу другу, и повернулся к Тэхлике, словно ища её поддержки. Отважная пиратка смотрела грозно и непоколебимо, её губы сжались в тонкую линию, и не успевший вовремя отвести взгляд воин с неуместной нежностью подумал, что с таким свирепым выражением лица она выглядит поистине бесподобно. Особой мужественности ей придавали собранные внизу волосы, туго затянутые чёрной лентой от затылка до края кончиков, благодаря чему оставалась открытой большая часть её шеи, но Бали-бей не дал себе забыться беспечным любованием, хотя едва сдержался от столь заманчивого искушения.       — Что прикажете, капитан? — твёрдым голосом осведомилась Тэхлике, не сводя с него преданного взгляда. Ощутивший внезапный прилив сил и решимости Бали-бей уверенно расправил плечи, с долей властности приподнимая голову.       — Мы должны быть готовы к возможному нападению, — недолго думая, распорядился воин, испытав уже знакомое ему удовлетворения оттого, что ситуация вновь находится под его контролем. Мысль о том, что исход этой встречи целиком и полностью зависит от него, не давали ему сбиться, и нужные фразы словно сами приходили на ум, всплывшие откуда-то из глубин его подсознания. — Объявить боевую готовность. Мы встретим их во всеоружии.       — Есть, — чётко отрапортавала Тэхлике, коротко поклонившись, и метнулась исполнять поручение. Ещё до того, как её зычный голос, раздающий команды, заглушил шум грозы, он обернулся к Алонсо, чей взгляд источал такую же готовность приступить к исполнению приказов.       — Поднять паруса, — велел Бали-бей. — Идём полным ходом. Держим курс в центр бури.       Воспрянувший духом Алонсо отрывисто кивнул, сдвинув на лоб край шляпы, и с невиданным проворством бросился вниз по лестнице на палубу, где уже вовсю суетились матросы, готовясь к предстоящему столкновению. Их лихие голоса в унисон раздавались в трескучем воздухе, смешиваясь с утробным гулом стихии и плеском разыгравшихся волн, и наполняли согретое гордостью сердце Бали-бея неиссякаемым мужеством и азартным предвкушением славной битвы, так что он мгновенно позабыл о своей недавней тревоге, наконец почувствовав себя на своём месте. Глядя на то, как дружно и слаженно члены его команды выполняли свою работу, мастерски управляясь с парусами и канатами, он невольно восхитился их недюжинным бесстрашием и нерушимым единством, но ещё больше его воодушевила мысль, что он сам являлся неотъемлемой частью этого большого механизма и приводил его в действие. Среди коренастых и одновременно ловких силуэтов снующих по палубе моряков Бали-бей случайно выхватил юркую фигурку проворной Тэхлике, как раз помогающей своим товарищам закреплять распущенные по ветру паруса, и невольно улыбнулся от неожиданного прилива нежности, что совсем не соответствовало до предела накалённой атмосфере. Убедившись, что штурвал находится под чутким руководством опытного рулевого, воин устремил взгляд к горизонту, чтобы оценить, как быстро его подчинённые справились с поставленной задачей, и выжидающе нахмурился, обнаружив, что незнакомое судно подобралось уже совсем близко и по-прежнему не собиралось уступать дорогу. На его палубе тоже происходило кропотливое движение, но куда более беспорядочное и бессвязное, а вскоре сквозь монотонную дробь дождя и рокотливый шум моря стало возможным расслышать визгливые голоса и дикие крики вооружённых до зубов пиратов, явно выбравших одинокий корабль своей мишенью для очередной разбойничей вылазки. С некоторой обречённостью Бали-бей осознал, что схватки избежать им точно не удастся, поскольку пираты, очевидно, были настроены обчистить приглянувшееся им судно от носа до кормы, и, как только эта рождающая злость мысль посетила разгневанного воина, раздался первый оглушительный выстрел, разорвавший привычную мешанину других звуков, так что он почти физически ощутил, как его сердце на миг остановилось, а дыхание на секунду застопорилось в груди. Однако, несмотря на столь подлое нападение, их корабль ничуть не изменил своего направления и ожидаемой встряски после удара так и не произошло, из чего Бали-бей немедленно сделал вывод, что стреляли пираты не из пушки, а просто решили позабавиться и припугнуть соперников. Подобная наглость ещё больше взбесила оскорблённого такой издёвкой воина, поэтому в тот самый миг, когда их судна сравнялись, оказавшись напротив друг друга на некотором расстоянии, он занёс руку в воздух, приготовившись отдать приказ к нападению. Прямо на него смотрело чёрное бездонное дуло ржавой пушки, зияющей своей огнедышащей пастью из корпуса чужого корабля, и, когда взгляд его уловил короткую вспышку зажённого фитиля на той стороне, он резко рассёк податливый воздух ребром ладони.       — Огонь!       Сразу несколько громоподобных выстрелов заглушило последнее эхо его зычного голоса, на миг перекрыв стенания грозовой бури, корабль на краткий миг шатнуло в сторону, но результат не заставил себя ждать: сквозь плотную завесу порохового дыма Бали-бей смог рассмотреть первые безобразные бреши, пробитые в пиратском судне массивными ядрами, в море полетели раздробленные щепки и задетые выстрелами человеческие тела, стали отчётливо слышны дикие вопли обезумевших от ярости разбойников, глубоко возмущённых тем, что потенциальная жертва осмелилась нанести столь сокрушительный удар раньше них. Мощный всплеск мрачного ликования разлился в груди восторжествовавшего воина, однако время праздновать победу ещё не пришло: пираты уж точно не станут убегать после первого выстрела, и, словно в доказательство его мыслей, в отравленном едким туманом воздухе прогремели ответные залпы, от которых завибрировал пульс в висках. Со своего места Бали-бей смог увидеть только короткие вспышки, немного опередившие этот страшный звук, а затем твёрдая опора под его ногами внезапно резко ушла куда-то вбок, потерявшее равновесие тело со всей силы отбросило к перилам, и потерявший ориентацию в пространстве воин едва успел инстинктивно вцепиться в край борта, чтобы не вывалиться в море. Стойко выдержавшие столь мощный толчок рёбра болезненно затрещали, приложившись о твёрдую поверхность, в глазах потемнело, в голове несколько мгновений стоял белый шум, но Бали-бей заставил себя выпрямиться и вернуться в реальность, хотя из лёгких вышибло весь воздух, отчего приходилось ненасытно заглатывать его вместе с дымом, и ушибленные кости ломило от боли, которая сопровождала теперь каждый вздох. К счастью, корабль не пошёл ко дну, что ещё давало им надежду одержать верх над пиратами, и не успел воин подумать об этом, как его матросы направили в сторону неприятелей новые выстрелы, снова безошибочно нашедшие свою цель. Повсюду витали клочья белого смердящего тумана, от которого разъедало глаза, беспощадный дождь рассекал сотрясающийся воздух тонкими косыми линиями, ухудшая и без того ограниченную видимость, но, кажется, не только команда Бали-бея страдала от плохих погодных условий: самоуверенные пираты, видимо, тоже на секунду потеряли бдительность, поскольку прекратили стрелять, и воин воспользовался кратким затишьем и как следует прислушался, до предела напрягая изувеченный постоянным грохотом слух.       Несколько мгновений в море властвовала напряжённая тишина, настораживающая ещё больше, чем шедшие один за другим тяжёлые выстрелы, и время будто остановилось в ожидании, повергнув потрясённый мир в подозрительное оцепенение. Рядом с замеревшим на краю борта Бали-беем незаметно выросла промокшая и измазанная сажей Тэхлике, захлёбываясь учащённым дыханием, в одной руке она держала короткий широкий клинок, пристально всматриваясь в густую завесу дыма и дождя. По тому, как воинственно держалась бесстрашная девушка, воин сразу осознал, что ничего ещё не кончено, и в этот момент, словно подслушав его мысли, мнимое затишье пронзил совершенно дикий, почти звериный крик, сигнализирующий внезапную атаку, и вслед за этим свирепым воем, похожим за волчий клич, из едкого марева вынырнули сразу несколько мускулистых фигур вооружённых пиратов, оседлавших канаты, и подобно чёрному вихрю пронеслись над головами изумлённых матросов, в предвкушении рассекая воздух саблями и сопровождая свой налёт победными улюлюканьями. Описав один контрольный круг над застигнутыми врасплох моряками, беспощадный разбойники по очереди приземлились на борт их корабля в разных местах и тут же набросились на полноправных хозяев, завязывая грязную потасовку без правил, в которой у более дисциплинированных и опытных бойцов были бы все шансы одержать победу, если бы не численное превосходство атакующих. Один из этих головорезов камнем упал на палубу прямо перед Бали-беем, хищно скаля на него жёлтые щербатые зубы, и без предупреждения накинулся на него с обнажённым оружием, так что воин едва успел вынуть собственную саблю, чтобы отразить бесцеремонное нападение. Едва имеющий понятие о боевых приёмах пират с алчной яростью наседал на более проворного и хорошо обученного противника, пытаясь достать его небрежными, но оттого не менее опасными ударами, и еле успевающий отслеживать передвижения оппонента за проливным дождём Бали-бей стремительно и чётко блокировал его непредсказуемые выпады, ничуть не уступая в силе грузному и неповоротливому пирату. Однако недюжинное безрассудство и первобытная жажда крови сделали кровожадного разбойники совершенно бесстрашным, так что он не отступил даже тогда, когда бок о бок с капитаном в схватку вступила его верная помощница, управляясь с оружием так умело и ловко, словно с рождения постигала это тонкое ремесло. Краем глаза покосившись на яростно сражающуюся Тэхлике, встречающую каждый удар врага воинственным криком, Бали-бей только мимолётно успел восхититься безупречной точностью её боевых приёмов, после чего его снова захватила жаркая битва, мрачное наслаждение от которой бурлило в его крови опьяняющим азартом. Действуя слаженно и синхронно, точно выполняя давно заученные комбинации, они перешли в наступление, постепенно оттесняя опешевшего пирата к краю борта, и боковым зрением охваченный упоительной страстью воин заметил, что Тэхлике в точности копирует его манёвры, отзеркаливая его технику. Казалось, они кружились в каком-то смертоносном танце, и уже невозможно было отследить, кто за кем повторяет, ибо сражались они как единое целое и понимали друг друга с полуслова, словно существовала между ними незримая внутренняя связь, всю силу которой Бали-бей ощутил в тот момент, когда их плечи случайно соприкоснулись при исполнении очередного перехода, во время которого они поменялись местами. Одновременно перебросив сабли в другие руки, они продолжили атаковывать уже окончательно растерявшегося пирата, но тут раздался угрожающий треск, а вслед за ним мощный толчок выдернул опору из-под ног дерущихся, вынудив их прервать затянувшийся бой.       Удар оказался настолько сильным, что не удержавшегося на ногах пирата швырнуло за борт, судно опасно закачалось, поскрипывая своей деревянной основой, но на этот раз Бали-бей устоял, вовремя поймав равновесие. Какое-то бесконтрольное движение в тот же миг завладело его неусыпным вниманием, и, порывисто обернувшись, он увидел оставшуюся без опоры Тэхлике, которая вот-вот должна была упасть вперёд, встретившись грудью с поверхностью палубы. К счастью, Бали-бей вовремя оказался рядом и без раздумий обхватил девушку свободной рукой за талию, решительно притягивая её к своему боку и тем самым спасая от падения. Тесно прильнув к нему своим трепещущим станом, Тэхлике вскинула на него объятый смятением взгляд, загнанно дыша через рот, а он по-прежнему прижимал её к своему телу, вновь оказавшись в непозволительной близости от её губ, пленительно блестящих от дождевой влаги. Как же ему хотелось слизнуть эти выпуклые капли пресной воды, стекающие по подбородку ей на шею, но воин сдержался, напомнив себе, что им всё ещё грозит опасность. Судя по мощному удару, от которого всё судно до сих пор отчаянно дрожало, произошло столкновение, которое могло означать только одно: пираты взяли их корабль на абордаж, скрепив их канатами между собой, и от неминуемого осознания этой истины сердце Бали-бея пропустило удар. Неужели они проиграют? Лихорадочно оглянувшись, он поискал глазами своих товарищей, чтобы убедиться, что среди них нет тяжело раненых, но вместо этого наткнулся на чей-то высокий силуэт, стоящий на перилах палубы прямо перед ним и в то же время скрытый с глаз густым туманом. Быстрее, чем он успел оценить весь масштаб новой угрозы, он инстинктивно спрятал Тэхлике себе за спину, загораживая её своим телом, и направил на неприятеля саблю, заметив, что тот тоже вооружён и уже присел, изготовившись к прыжку. С удивительной ловкостью балансируя на краю корабельного борта, крупный и поджарый пират проворно спустился на палубу, издав громкий стук, и вскоре из тучи дыма показалось его обезображенное шрамами лицо с густой неухоженной бородой и такими же спутанными длинными волосами, украшенными разноцветными бусинами, единственный хищно прищуренный жёлтый глаз с нависшими над ним лохматыми бровями и раздвинутые в злобной усмешке кривые губы, обнажающие позолоченные зубы, половина из которых отсутствовала. Видимо, нарочно медля перед нападением, чтобы внушить противнику как можно больший страх своим отталкивающим внешним видом, пират неторопливо подкрадывался к своей жертве, и воин воспользовался этим шансом, чтобы получше рассмотреть врага и оценить его слабые места. В глаза ему тут же бросился деревянный протез, заменяющий одну из его ног, чёрная повязка, скрывающая пустую глазницу, и широкая, щедро усеянная декоративными перьями шляпа, по которой он сразу догадался, что имеет дело с предводителем этих разбойников. В голове у него тут же родился безупречный план, благодаря которому он мог бы лишить бушующих на нижней палубе пиратов их главной силы, и в тот самый миг, когда он принял это решение, он обернулся к оцепеневшей за его спиной Тэхлике, намереваясь отдать ей приказ, но не успел: какая-то мощная ударная волна сбила его с ног, отозвавшись резкой болью где-то в груди, и в следующее мгновение его позвоночник со всего размаху встретился с деревянным полом, так что острая пульсация распространилась по всему его телу, достигнув затылка. В оглушённом сознании образовалась пугающая пустота, и сверху его накрыла волна зловещей черноты, отчего его мысли пронзила чудовищная паника, а в ушах зазвенело, так что в голове воцарился неясный беспорядочный гул.       «— ...Настоящий воин должен быть сдержанным и рассудительным, он не может принимать решения в порыве гнева, это лишь говорит о его слабости! Он должен контролировать свою силу, знать, что такое милосердие, сохранять должное самообладание! Он должен быть справедливым!»       Из тягучего омута опасного забытья его вырвал предупреждающий крик, принадлежащий, как он понял, оставшейся где-то в стороне Тэхлике, и бездумно подчинившийся прозвучащей в её голосе нескрываемой мольбе воин с трудом разлепил залитые хлёстким ливнем глаза, сфокусировав размытый взгляд на неясных очертаниях корабля, и, как оказалось, вовремя: не успел он окончательно прийти в себя, как над самым его ухом просвистела чужая сабля и вонзилась в податливое дерево прямо рядом с ним. По неприятным болезненным ощущениям Бали-бей определил, что острое лезвие, скорее всего, зацепило мягкий хрящ, но в следующую секунду он напрочь забыл об этом, поскольку явно вознамеревшийся его прикончить пират предпринял ещё одну попытку вонзить оружие ему в грудь, от которой он успешно увернулся, уходя в плавный кувырок назад. Снова оказавшись на ногах, воин отыскал глазами раздосадованного неудачей разбойника и первым набросился на него, одним молниеносным движением обрушивая на него саблю. К его удивлению, капитан оказался куда более достойным и сильным противником, чем его подчинённый, и явно превосходил Бали-бея по силе и росту, что давало ему очевидное преимущество. Однако, кроме всех своих прочих заслуг, воин славился хитростью и изворотливостью и потому умело использовал свою природную гибкость, чтобы запутать соперника и лишить его бдительности. В очередной раз, когда пират попробовал достать лезвием его уязвимую шею, воин пригнулся, стремительно поднырнув под его саблю, и, оказавшись в слепой зоне капитана, со всей силы врезался плечом в его мощную грудь, отталкивая назад. Удар оказался столь силён, что оба опрокинулись на пол, протакившись по палубе, и новая боль пронзила Бали-бея с ног до головы, расползаясь огненным жаром от середины спины, которой он впечатался в перила палубы. Несмотря на подкатившую к горлу тошноту и сдавливающую ломку во всём теле, он тут же вскочил на ноги и оглянулся в поисках противника. Оглушённый падением капитан только что выпрямился, вонзая в османского воина одержимый взгляд, и до побеления костяшек сжал саблю в жилистой ладони, свирепо дыша, словно разъярённый бык. Его шляпа, слетевшая с головы во время столкновения, покоилась на полу, прибитая к нему ожесточённым дождём, но пират не обратил на это внимания, совершенно обезумев от собственной ненависти. Издав хриплое рычание, он сорвался с места, пересекая палубу стремительным бегом, и, оттолкнувшись ногой от края борта, замахнулся на Бали-бея саблей в высоком прыжке, но просчитался: принявших устойчивую позу воин согнул колени, развернувшись к противнику полубоком, и в ту секунду, когда грузный силуэт капитана оказался чётко над ним, начиная снижаться, он упёрся твёрдой рукой в его мускулистое плечо, на мгновение ощутив всю тяжесть навалившегося на него тела, и одним движением перебросил его через голову, яростно вздохнув в голос от усилия. Истошный вопль прорезал приевшийся шум стучащего по дереву дождя, и обернувшийся на этот жуткий звук Бали-бей успел увидеть только исчезающие за краем борта ноги пирата, скинутого с корабля в бушующее море. Мерзкое эхо от его неистового крика ещё долго стояло в ушах воина, мышцы отчаянно ныли от напряжения, неутомимо сокращаясь после трудного боя, растянутые сухожилия пульсировали, точно неловко задетые струны, и дыхание со свистом вырывалось из обожённой пороховым дымом груди, смешиваясь с неуправляемыми потоками бунтующего ветра. Не помня себя от накатившего облегчения, он бросился к краю борта, упираясь руками в перила, и опустил взгляд на вздымающиеся волны, выискивая среди пены и плавающих щепок упавшего капитана, однако безвольное тело уже давно подхватил бурный поток и унёс его в открытое море, не оставив несчастному шансов на спасение. Только промокшая шляпа с потрёпанными краями напоминала о том, что совсем недавно здесь развернулась ожесточённая битва, однако если теперь тут воцарилась относительная тишина, то где-то внизу всё ещё раздавались вполне реальные боевые крики и звон стальных лезвий, мгновенно вернувшие Бали-бея в действительность. Собрав остаток сил и встретившись взглядом с Тэхлике, выражение глаз которой было трудно разобрать за стеной дождевого потока, воин приблизился к пиратской шляпе, подобрав её с пола, и лёгким кивком призвал девушку следовать за собой. Победа в этой схватке уже была одержана, и теперь настало время объявить об этом во всеуслышание.

***

28 августа 1521 года, Белград       Последние всполохи позднего заката окрасили край утопающего в сумерках неба в густой оттенок алой крови, и первая звёздная кайма уже начала дребезжать на иссиня-чёрном полотне умирающего зарева, туманно подмигивая с высоты случайным наблюдателям. Их кроткие мерцания слабо отражались в тенистых водах присмиревшего Дуная, словно спрятанные на дне драгоценные камни, но проходящая иногда по поверхности лёгкая рябь завистливо смахивала эти неподвижные искорки, терзая оставленный ими след неумолимым течением. Ненавязчивые дуновения ночной прохлады постепенно вытеснили обжигающие потоки знойного суховея, и теперь по-хозяйски разгуливали по диким степям и открытым равнинам, схлёстываясь с тёплыми струями исходящего от реки пара, что скопился в ней за день и теперь стремился вырваться на свободу. Откуда-то сверху на медленно остывающую землю спускались сиреневые тени, трепетно вздрагивая от малейшего прикосновения освежающего ветерка, где-то за деревьями слышались робкие голоса ночных хищников, покинувших свои норы в поисках пропитания, но в остальном над необъятными окрестностями властвовала невозмутимая тишина, так и навевающая мысль об исцеляющем сне. Это хрупкое нерушимое безмолвие могло бы казаться безупречным, если бы в эту самую минуту у подножия неприступной крепости, где только начиналось праздное веселье, не собралась многотысячная армия вооружённых воинов, накрывших половину долины кроваво-красным морем и совсем скоро собиравшихся обрушить величественные каменные стены цитадели прямо на головы неверных. Согретый теплом множества разгорячённых предвкушением тел и единым дыханием томящихся в нетерпении бойцов воздух словно отяжелел от всеобщего напряжения, витая над войском трескучим облаком какого-то мрачного предчувствия, однако, если приструнившие своих лошадей воины и ощущали физическое давление длительного ожидания, не смели сдвинуться с места без приказа своих командиров и потому были вынуждены держаться в седле смирно и прямо, гордо приподняв головы, пока на передовой заканчивались последние приготовления и расставлялись смертоносные пушки. За всё то время, что янычары провели в неподвижных позах у подножия крепости, никто не произнёс ни слова, все были глубоко погружены в собственные тайные мысли, сосредотачиваясь на предстоящей битве, и, кажется, только одному из них, особо вспыльчивому и столь же импульсивному, было крайне трудно отгородиться от внешнего мира, где по-прежнему беззаботно пели последние дневные птицы, в лесах беспечно копошилась непуганая живность, и природа всё так же бодрствовала, радуя глаз своей неповторимой красотой и даже не подозревая, что совсем скоро вся эта умиротворённая идиллия будет разрушена одним предупреждающим выстрелом. Ничего не ведая о творящемся у них под боком беспределе, невинные существа едва ли могли осознать весь масштаб человеческого противостояния и как ни в чём не бывало наслаждались жизнью, и почему-то именно сейчас, когда до переломного момента осталось совсем мало времени, Бали-бей вдруг со всей серьёзностью задумался об этом, хотя раньше подобные мысли никогда не посещали его богатое воображение. Вместо того, чтобы уйти глубоко в себя и проникнуться всем величием этих бесценных мгновений, отделающих его от настоящей взрослой жизни, молодой воин предпочёл уединиться с природой, горячо любимой им с самого детства, выбрал бесцельное созерцание раскинувшегося над ним бескрайнего неба, щедро облитого самыми разнообразными оттенками, решил наслаждаться почти беззвучной песней ветра и внимать вкрадчивому шёпоту невыносимой тишины, впервые показавшейся ему настолько пугающей и неприятной, пророчащей дурные вести. Откуда поселилась в нём эта не свойственная ему мнительность, больше похожая на тщательно подавленный внутри страх, Бали-бей и сам не мог объяснить, но это угнетающее предчувствие не давало ему покоя и медленно сводило с ума по мере того, как ожидания растягивались, превращаясь в бесконечный поток незримой вечности. Намного острее, чем когда-либо, он ощущал нестерпимую беспомощность перед роком судьбы, наверняка подготовившей ему очередное испытание, вот только вся суть этой внезапной уязвимости перед высшими силами до сих пор оставалась для него тайной за семью печатями, и эта зловещая неизвестность когтями сдавливала его сердце, заставляя мучиться беспочвенной тревогой, лишала должного хладнокровия и отзывалась непозволительной слабостью во всём теле, так что он даже испугался, сможет ли удержать саблю в неповоротливых пальцах. Куда же в самый ответственный момент подевалась его недавняя бравада? Почему он совсем не чувствует в себе силы и бессмертные голоса своих предков, прежде наделяющих его незаменимой уверенностью? Неужели он в самом деле просто не готов к тому, что ждёт его за стенами огромной крепости, и совсем не достоин того, чтобы стоять во главе своего маленького отряда? При упоминании друзей Бали-бею стало немного легче и мгновенно захотелось обернуться и встретиться взглядами с каждым из них, чтобы понять, так ли сильно они волнуются, однако он заглушил в себе это трусливое желание, обнаружив, что судорожное напряжение, сковавшее каждую мышцу в его теле, не даёт ему пошевелиться. От накатившего отчаяния он едва не завыл в голос, проклиная своё бессилие, но в то же время был вынужден признать, что на этот раз безмолвная поддержка товарищей вряд ли сможет помочь ему избавиться от удушающего чувства собственной ничтожности. Похоже, настал именно тот момент, когда ему, молодому неопытному воину, придётся полагаться только на самого себя.       Не в силах больше терпеть нарастающее беспокойство, что постепенно превращалось в липкую панику, Бали-бей прошёлся рассеянным взглядом по стройным рядам замеревших перед ним воинов, со спины казавшихся совершенно одинаковыми, и попробовал мысленно зарядиться от них неиссякаемой энергией кровного единства, но, к своему глубокому огорчению, ничего не почувствовал. Потому что внутри этого тесного круга, внешне связанного одной идеей и общей верой, на самом деле не существовало никакого единства, ибо все они замкнулись в себе и не спешили делиться своими мыслями с другими, словно опасались, что их заподозрят в слабости или трусости. И неожиданно посвящённый в эту страшную правду Бали-бей впервые увидел этих отважных и до мозга костей преданных своему призванию воинов такими, какими они были на самом деле: сдержанными и решительными, но в то же время обременёнными своими страхами, о существовании которых они всё равно забудят, как только прозвучит приказ к началу боя, как только сотрётся тонкая грань между жизнью и смертью и каждый из них окажется перед выбором. И вот они стоят здесь, перед стеной вражеской крепости, готовясь сделать осознанный шаг в неизвестность — каждый из них является частью единого целого и одновременно каждый из них по-своему одинок. Если раньше осознание этой истины пробуждало в нём непонятную тоску, то теперь она казалась ему естественной и даже правильной. Неизвестно, почему, но все эти мысли чудесным образом успокоили бурю в душе Бали-бея, и он наконец смог вдохнуть полной грудью ароматный вечерний воздух, чувствуя, как постепенно ослабевает внутри тугой узел закоронелого напряжения. Так вот, что ему нужно было, чтобы избавиться от этой непосильной ноши, что камнем лежала на его плечах? Стоило только принять это временное одиночество и свыкнуться с тем, что это не навсегда? Немного приободрённый открывшейся ему истиной воин снова ощутил прилив свежих сил и всепоглощающей смелости, отчего ему немедленно захотелось сорваться с места и вступить в схватку прямо сейчас, однако он сдержал свой необузданный порыв, мысленно пообещав себе, что непременно сохранит этот настрой до начала битвы. Глубоко втянув носом студённый воздух, он ощутил, как плечи его сами собой расправляются, совершенствуя горделивую осанку, а ладонь опускается на рукоять сабли, что уже изнывала в преддверии сражения, точно переняв благоговейный трепет своего хозяина. Теперь он с уверенностью мог сказать сам себе, что готов к любым опасностям, поджидающим его на этом непростом пути, и точно знал, что отныне никакая сила не заставит его сдаться в самом начале. Ещё раз окинув растянувшееся от края до края войско свежим взглядом, Бали-бей решительно нахмурился, подавая грудь вперёд, и тут же предательски вздрогнул, ощутив робкое прикосновение к своему плечу со спины.       — Бали-бей, — прошелестел над самым ухом знакомый тихий голос, и воин резко обернулся, наткнувшись изумлённым взглядом на стоящую позади него Нуркан, появления которой он даже не заметил. Порывисто развернувшись к сестре, он быстро оглянулся, желая убедиться, что их никто не видит, и только после этого обратил на неё строгий и немного растерянный взгляд.       — Как ты здесь оказалась? — со смесью удивления и непонимания прошептал Бали-бей, перехватив совершенно потерянный взор сестры. — Немедленно возвращайся обратно! Если нас заметят, будут неприятности!       — Не могу я так! — внезапно выпалила Нуркан, словно сдерживая слёзы, и вскинула на брата блестящие глаза, чем ещё больше сбила его с толку. — Это нечестно! Почему нас разделили? Неужели повелитель не знает, что мы всегда всё делаем вместе, что мы нужны друг другу как воздух! Как он может так поступать с нами?! О Аллах, если с тобой что-то случится, я даже не узнаю об этом и не смогу тебе помочь!       — Успокойся, Нура, — терпеливо осадил её Бали-бей, ничем не выдав пробежавшей по телу ледяной тревоги. Он уже и забыл, что Сулейман всё-таки не позволил сестре участвовать в бою вместе с другими воинами в первых рядах, поставив её в запасной отряд, и теперь неусидчивая девушка сходила с ума от волнения: впервые с того дня, как они отправились в поход, им предстояло разделиться и действовать в одиночку, полагаясь исключительно на свои умения и знания. — Не забывай, что перед нами будут сражаться конница и янычары. До меня дело дойдёт в последнюю очередь или вообще не дойдёт. Что ты так переживаешь?       — Потому что мне страшно! — со злостью и отчаянием вскричала Нуркан и оцепенела, тяжело дыша. Несколько мгновений между ними висело неловкое молчание, нарушаемое лишь её загнанным дыханием, и за это короткое время, показавшееся ему длиннее вечности, воин неожиданно заметил, насколько несчастной и подавленной выглядит его сестра, совсем не привыкшая к подобному одиночеству. — Я не хочу отпускать тебя туда одного! Прошу, позволь мне остаться с тобой, я буду выполнять все твои приказы, честное слово!       — Я не могу принимать такие решения, — сокрушённо покачал головой Бали-бей и склонился к сестре, с искренним сожалением посмотрев в её слезящиеся глаза. — У меня нет подобных полномочий. Нам остаётся только исполнять приказ. Ты прекрасно знаешь, что будет, если мы не подчинимся. Раз повелитель посчитал это необходимым, значит, так нужно.       Раздражённо вздохнув, Нуркан резко отвернулась, яростно сжимая кулаки, и тут же обессиленно уронила голову ему на плечо, уткнувшись носом в кожаный жилет, надетый поверх рубашки, отчего Бали-бей невольно покачнулся. Он хотел было привести сестру в чувства, напомнив ей, что они уже далеко не дети и не могут позволять себе таких вольностей, но беспомощное сочувствие к ней помешало ему проявить должную твёрдость и оттолкнуть её в тот момент, когда она больше всего нуждалась в его поддержке. Не в силах подобрать правильные слова, чтобы утешить её, он от безысходности молча приобнял её за талию, бережно прижимая к своему телу её хрупкую трепещущую фигурку. Спустя мгновение он услышал, как Нуркан тихо всхлипнула, спрятав лицо в складках его одежды, и тогда он совсем растерялся, хотя отчётливо помнил, что в детстве часто успокаивал её после ссор и каким-то образом умудрялся находить верные фразы. Теперь же он испытывал отвратную беспомощность, не сравнимую с его недавними метаниями накануне битвы, и самое ужасное заключалось в том, что он не имел права обещать ей благополучный исход для всех. Ещё в детстве война представлялась ему чем-то ужасным и неотвратимым, где хозяйничают смерть и разрушения, и только теперь он осознал, что среди этого хаоса вряд ли найдётся место для перепуганной и растерянной девушки, думающей лишь о том, как бы защитить своего брата.       — Ты очень храбрая и сильная, — ласково проворковал Бали-бей на ухо Нуркан, ничуть не кривя душой. — Да разве может быть иначе, если мы с тобой принадлежим роду прославленных воинов?       — Это совсем другое! — с досадой отмахнулась сестра, внезапно отстраняясь. — Ты лидер, командир, ты вожак стаи, а я… Я никто.       — Раз я вожак стаи, значит мне нужен помощник, — многозначительно улыбнулся воин, сделав вид, что меткое замечание Нуркан его нисколько не задело. Услышав его слова, девушка вонзила в него непонимающий взгляд, вопросительно склонив голову набок, на что он умилённо усмехнулся. — И не просто помощник, мне нужна Альфа. Бесстрашная, верная Альфа, готовая сражаться со мной бок о бок. Эту роль я могу доверить только тебе одной, Нура. Ты согласна стать моей Альфой?       — Я… — ошеломлённо запнулась Нуркан, словно никак не могла осознать услышанное. В ту же секунду она встряхнулась, прогоняя неугодную растерянность, и в упор посмотрела на бея твёрдым взглядом, мгновенно предавшим ей уверенности. — Это честь для меня.       — Отлично, — с облегчением выдохнул Бали-бей и ласково потрепал сестру по голове, взъерошив её собранные в тугой пучок волосы. — Теперь возвращайся к своему отряду и будь начеку. Я буду ждать тебя на поле боя.       Словно заворожённая, Нуркан рассеянно кивнула, не сводя с него беззаветно любящего взгляда, и будто через силу заставила себя сойти с места, бегом устремляясь в задние ряды бесчисленного войска. Её юркая фигурка мгновенно затерялось среди высокий и поджарых силуэтов других янычар, даже не обративших внимания на неожиданную помеху, и воин внутренне перевёл дух, убедившись, что никому не было дела до их запрещённого разговора. Только тогда, когда сестра исчезла из виду, бесшумная и никем не замеченная, Бали-бей развернулся в сторону крепости и уже отточенным движением принял правильную позу, оцепенев в ожидании приказа. Где-то впереди, за мощными спинами его старших товарищей, замер на своём белоснежном коне Сулейман, облачённый в тяжёлые доспехи, а вокруг него суетились, заканчивая последние приготовления, его верные визири, чьи грубые голоса доносились неясным шумом до уха воина, подхваченные вечерним ветром. В сгущающейся тьме были отчётливо различимы янтарные огни зажённых факелов, гипнотизирующих взгляд, необъятные стены крепости тонули в мутных тенях, задевая пиками башен ясное звёздное небо, и откуда-то из далека раздалось мелодичное стрекотание проснувшихся сверчков, возвещающих о наступлении ночи. Оказывается, Бали-бей даже не заметил, как лёгкие сумерки сменились непроглядной темнотой, а значит, до начала осады оставались считанные мгновения, в течение которых его сердце словно грозилось выпрыгнуть из груди. По позвоночнику будто прошёлся ледяной хлыст, вынудив его привести в тонус каждый мускул, и, хотя монотонный стук пульсирующей крови в ушах заглушил даже последний вздох умирающий тишины, он всё равно отчётливо услышал, как обнажилась первая сабля, принадлежащая главнокомандующему, и повис в воздухе воодушевляющий звон заточенной стали, послуживший своеобразным сигналом для утомлённых бездействием воинов. Собрав в кулак всю свою выдержку, Бали-бей выжидающе прищурился, с готовностью вцепившись в своё оружие, и перевёл решительный взгляд на пока ещё невредимые крепостные стены с тайным трепетом затаив дыхание.       Пора.