И конец их будет счастливым

5 октября 2023 года       С того момента как Сергей Разумовский пришёл в себя, прошло чуть больше недели. Эта неделя по праву занимала первое место в личном топе самых трудных недель за последний год уж точно. Длинная, тяжёлая, и высасывающая остатки и так немногочисленных сил.       После произошедшего в палате №13 Разумовский стал ещё более замкнутым, насколько это было возможно в возникшей ситуации. Он просто окончательно закрылся в себе. Это пугало. Он не разговаривал. Вообще. Сколько бы раз Анна не пыталась завести с ним диалог, у нее это не выходило. Все ответы Разумовского сводились к элементарному кивку головы и редкому “да”, что с безразличием срывалось с искусанных губ подопечного. Они вернулись в начало, и это Анне не нравилось от слова совсем. При этом, она по-прежнему не понимала, почему всё это легло на её плечи. Квалифицированный психолог или психиатр справился бы в такой ситуации намного лучше, чем она сама. Потому что это его работа. А её работа - обход палат. Не больше. Разве нет? В какой момент она стала сотрудницей клиники на особых условиях? Вопрос, почему ван дер Хольт выбрал именно её, по-прежнему витал в воздухе, нагоняя сомнения и нерадужные, от слова совсем, тяжёлые мысли.       Как оказалось, диалог с Николаем Александровичем, и, как следствие приступ Разумовского, сильно сказались на состоянии второго. Это было понятно и дураку. Реакция пациента была предсказуема, не было необходимости додумывать это. Всё логично и правильно, словно это объясняли на пальцах. Однако, Анна верила, что Разумовскому просто нужно время, чтобы отойти от случившегося. Осталось дождаться этого момента. Ей оставалось верить, что так и будет.       Через несколько дней после того, как Разумовский пришёл в себя, приборы и датчики были отключены. Как и говорил Николай Александрович, раз в несколько дней было необходимо ставить капельницу. В эти моменты Разумовский смиренно укладывался на кровать и позволял Анне присоединить трубку с иглой, так, словно ему было абсолютно плевать на то, что и кто делает с ним. Всё это проходило в абсолютной тишине. Анна выполняла указанные действия, выжидала время и снимала капельницу. Отсутствие хоть какой-то реакции со стороны парня тревожило её. Однако, не в её силах и возможностях было исправить это.       Со временем девушка смирилась с невозможностью наладить контакт со своим подопечным. Её политика была такова: если Разумовскому что-то понадобится, он сам скажет ей об этом, и необходимости выводить его на разговоры через силу, нет. К тому же, она боялась, что в один момент, её неаккуратно брошенная фраза, может стать причиной нового приступа. А этого Анна хотела меньше всего на свете. Сцена, произошедшая в тот злополучный день, до сих пор стояла перед её глазами, а порой напоминала о себе и во сне. То был не радужный счастливый сон, а жуткий кошмар, который заставлял Анну испуганно подскакивать среди ночи. Осознание, что это лишь сон, наступало не сразу. Пот, липко окутавший её тело, и, напрочь сбитое к чертям дыхание, вызывали в ней панику и страх. Потому что в каждом её кошмаре у неё не получалось спасти Разумовского, и он вновь и вновь забирал его, утягивал когтистыми лапами. Утаскивал его в мёртвую темноту, пока в ушах продолжали эхом слышаться крики беззащитного Разумовского, а Анна лишь стояла возле пустой и холодной больничной койки. И ничего не могла сделать.       Всё время Разумовский проводил за рассматриванием стены. Он садился на кровать, подтягивал колени к груди, обнимая их, и замирал в таком положении на несколько часов. Замирал, словно каменная статуя. Лишь изредка подрагивающие ресницы, в моменты, когда он моргал, и тихое, почти незаметное движение груди, когда он дышал, по-прежнему чувствуя боль и дискомфорт от ещё не зажившей раны, свидетельствовали, что он на самом деле не каменная статуя, а человек. Это пугало Анну, но она не позволяла себе показывать колючий и вязкий страх Разумовскому. Она расставляла вещи по местам, приносила воду и еду, после садилась на диван, так же замирая. Они сосуществовали друг с другом. Анна, потому что это была её работа, Разумовский, потому что у него не было выбора. Так происходило каждый день, по кругу. Круг этот, надо признаться, казался замкнутым.       Что касается питания, то в рацион Сергея постепенно вводилась человеческая еда. Сначала сделать это было тяжело, почти невозможно, его организм отвергал даже самую элементарную и лёгкую пищу. Однако, спустя несколько дней он смог съесть ту еду, которую ежедневно оставляла охрана на столике рядом с дверью палаты. Это не могло не радовать. На его скулах иногда проявлялся румянец, а кожа приобретала живой оттенок. Хотя бы физическое состояние улучшалось. На моральное Анна повлиять не могла. Это зависило не от неё. Тот, от которого это действительно напрямую зависело, продолжал упираться пустым, стеклянным взглядом в стену. Поэтому, с моральным состоянием было туго. В письмах Августу Хольту Анна кратко обозначала, что Разумовский постепенно восстанавливался. Ей не хотелось расстраивать хозяина. Ей не хотелось обрушивать его гнев на себя.       Николай Александрович больше не появлялся. Анну, надо признать, бесило такое поведение доктора. Вызвав истерику у Разумовского, он исчез, оставляя Анну наедине с ним и проблемами, по-прежнему окружающими тринадцатую палату. Она не понимала мужчину, но все возмущения пришлось оставить при себе. Ей не хотелось рушить и без того шаткие отношения с единственным человеком, который был посвящён в её необычную работу. При этом, нередко дающим ей совет, что порой был так необходим. Поэтому, Анна смиренно сглатывала все возмущения и ожидала каждого сообщения, отправляемого доктором на её почту. Она догадывалась, что Николай Александрович хранил в тайне их дружественные, почти отцовские отношения. Ван дер Хольт явно не оценил бы подобный расклад. Её же такой вариант вполне устраивал.       В этот день всё происходило так же как и всегда. Придя с утра, Анна обнаружила, что Сергей к тому времени уже проснулся и теперь сидел на полу, облокачиваясь спиной на боковую часть кровати. Когда девушка вошла в палату, он дёрнулся, как и всегда, но расслабился, признав в гостье Анну. Заинтересованность в его глазах тут же пропала, и он устремил отстраненный, пустой взгляд в стену. Так же, как и всегда. Она поприветствовала его, в ответ получив лишь кивок. Далее передала завтрак Разумовскому и принялась готовить необходимые для перевязки вещи. Сделав перевязку, девушка взяла в охапку использованные бинты и ватные диски. Затем выкинула их в урну, расположенную в ванной. Когда она вернулась, то обнаружила Разумовского сидящего на кровати и рассматривающего окно. Замерев так на несколько секунд, Анна окинула палату быстрым взглядом, после чего проследовала к одноразовой пустой посуде, которую принялась убирать в чёрный мусорный пакет. - Это окно ужасно. Оно же ненастоящее...Лучше, если бы его здесь не было вообще. Анна вздрогнула, когда за спиной послышался тихий голос Разумовского. Она обернулась, заинтересовано устремляя взгляд на парня. Тот всё также сидел на кровати, подтянув колени к груди. Он рассматривал псевдо окно, и, могло бы показаться, что фраза была адресована в пустоту, однако, Анна приблизилась к кровати и тоже направила взгляд на окно. - Оно и правда ненастоящее… - тихо подтвердила она. Больше всего Анна боялась спугнуть Разумовского. За последнюю неделю это первое настолько объёмное предложение, которое он сказал. К тому же, диалог первым начал именно Разумовский. Он хотел поговорить с ней. Этот день уже начинался не так, как другие. Предчувствие чего-то надвигающегося осело на женские плечи. Но что могло пойти не так? Анна не успела подумать над этим. Тишину помещения вновь разрезал тихий голос Разумовского. - Тебе тоже оно не нравится. Он не спрашивал. Он утверждал. - Ты удивилась, когда увидела его. - добавил Сергей через несколько мгновений. Брови девушки метнулись вверх в удивлении. Сглотнув, она в непонимании перевела взгляд с окна на Разумовского. Некоторое время Анна находилась в замешательстве, пока её мозг пытался расшифровать то, что пытался до неё донести парень, и что он имел ввиду под “Ты удивилась, когда увидела его. “ Прокручивая ещё раз сказанную Сергеем фразу, она задумалась над тем, что попросить его повторить - не такая уж и плохая идея, однако, осознание, обухом свалившееся на неё, не позволило это сделать. Воздух оказался выбитым из лёгких, словно кто-то ударил Анну в самое солнечное сплетение. Она неосознанно приоткрыла накрашенные губы, когда в её голове возникло воспоминание о том, что произошло, как казалось очень давно.

Больше месяца назад…

      Анна положила планшетник на тумбочку, расположенную неподалёку от кровати, а сама решила наконец-то осмотреть палату, выделенную под Разумовского. Всё, как и в других палатах, единственное отличие - огромное количество медицинских приборов. И дверь, расположенная на дальней стене слева. Отдельная ванная в палатах встречалась очень редко. Внезапно что-то заставило Анну застыть на одном месте и затаить дыхание. Она нахмурилась, внезапно отворачиваясь от двери на сто восемьдесят градусов к стене, на которой было расположено... окно. - Что за чëрт? - резкая фраза разрезала абсолютную тишину палаты, прерываемую лишь звуками работы приборов. Анна нахмурилась сильнее, уже готовая признать, что ей необходим отдых, а это всё лишь глупая игра её воображения. Потому что это было невозможно. - Какие могут быть окна на минус пятом этаже? Её голос более тихий, однако, в нём всё ещё сквозило удивление и неверие. В такие моменты тебе начинает казаться, что ты медленно сходишь с ума, иначе объяснить что-то подобное не выходит. Однако, понимание ситуации наступает, когда Анна подходит в плотную к "окну" и обнаруживает, что это лишь очень реалистичный электронный экран, транслирующий вид из как-будто бы настоящего окна. - Бред. Зачем это? Нигде больше такого нет... Анна задала этот вопрос в воздух, словно из тишины палаты последует ответ. Словно он мог бы последовать. - Зачем здесь вид из моей башни..?       Анна испуганно дёрнулась, когда тихий голос Разумовского вырвал её из собственных воспоминаний. Она медленно перевела расфокусированный взгляд на Разумовского, который продолжал сверлить пустым взглядом псевдо окно, и, видимо, не заметил, как девушка провалилась в воспоминание на несколько долгих секунд. - В каком смысле? - медленно спросила Анна, всё ещё находясь в замешательстве. - Это вид из моего окна башни Вместе. Это вид на мой Санкт-Петербург... Молчание. Анна качнула головой, пытаясь отыскать связь между всем, что было озвучено Разумовским. Ещё не отошедшая от шока, что обрушился на неё несколько минут назад, девушка постаралась собраться с мыслями. Ей не нравилось то, что в ту секунду происходило в палате. Всё запутывалось ещё сильнее, чем до этого, хотя, казалось, это невозможно. - Где мы находимся? - спросил Разумовский всё так же, не оборачиваясь. - Не в России.       Он вновь утверждал. Не предоставляя возможности ответить, Разумовский словно действительно говорил с пустотой, от которой не ожидал получить ответ. Разумовский привык не получать ответы на свои вопросы. Он привык быть один. Привык разговаривать сам с собой. Привык, потому что в клинике Рубинштейна с ним никто не говорил. С ним было некому разговаривать. Поэтому, он не дожидался ответа от Анны на заданные им вопросы. Не дожидался, потому что не привык, что кто-то реальный ответит на его вопрос. Не дожидался и отвечал на свои вопросы сам, потому что в клинике он был один. Не дожидался, потому что на все его вопросы всегда следовали молчаливые ответы из пустоты. Но здесь есть она. И она отвечала на его вопросы, пыталась говорить с ним на протяжении всего этого времени, с того момента, как он пришёл в себя. Она говорила с ним даже тогда, когда он был без сознания, пока находился в коме. Он помнил. Точнее сказать, он вспоминал. Вспоминал голос Анны и то, что она рассказывала ему на протяжении всего этого времени. Каждый день, каждый час. Он не знал, догадывается ли девушка о том, что её пациент помнит всё это, но пока решил оставить это в тайне. Не знал он и того, из каких побуждений Анна была с ним на протяжении почти двух месяцев. Не знал, можно ли ей доверять и не знал, что может последовать за её добрым отношением к нему.       Когда Разумовский очнулся, он не мог понять, откуда ему известно имя этой длинноволосой девушки. Сейчас он понимал, что она сама сказала ему своё имя. Он понимал, что они находятся далеко не в России. Понимал, потому что Анну здесь все называют Энн, а доктор Николай Александрович говорил с ней на иностранном языке. Он был похож на немецкий. Неужели он в Германии? Но почему он оказался в Германии? - Мы в Германии... Это Берлин, Серёжа... - от чего-то и голос Анны стал куда тише, чем был. Он молчал. Продолжал сверлить окно отсутствующим взглядом ещё некоторое время. Анна боялась представить, о чем думал в тот момент Разумовский и что испытывал. Страх, злость, безумие? Возможно, всё это одновременно. Она ожидала любую реакцию, однако, парень лишь продолжал уверенно молчать. - Меня редко называют так... - тихий голос вновь прозвучал через несколько долгих минут, когда Анна уже не была готова получить ответ. Её удивляло, что он проигнорировал её новость о том, что они находятся в Берлине. Разумовский отреагировал так, словно знал, или, ему действительно было всё равно. Или он догадывался. - Некому называть меня Серёжей. - добавил через несколько секунд он. Анна поджала губы, аккуратно приближаясь к кровати. - Хочешь, я буду тебя так называть? - её голос тихий, он сквозил сомнением и страхом, страхом, что Разумовский вновь замкнется. Фраза, внезапно сорвавшаяся с женских губ, заставила Анну испугаться и затаить дыхание. Один неверный шаг и Разумовский вновь огородит себя каменной стеной, не позволяя Анне не под какими предлогами проникнуть в его мир. Она присела на край кровати, затаивая дыхание. Разумовский вновь замолчит, не позволит ей пробиться сквозь купол, выстроенный им. Что, если так? Что ей делать в таком случае? Анна вновь не успела подумать над этим. - Почему ты делаешь это? - лишь произнёс он. Анна вновь оказалась в замешательстве. Почему она делает что? - Я работаю здесь. Больше года. - наконец ответила она. Замерев, девушка взглянула на Разумовского, ожидая его реакции. Он задавал слишком много вопросов, на которые у неё не было ответа. Что ещё хуже, ей абсолютно не хотелось врать Сергею. От того становилось куда сложнее. - Здесь, это где? Что это за место? - вновь спросил Сергей. - Это клиника в Берлине. Она не была готова сообщать ему то, что эта клиника принадлежит Августу ван дер Хольту. Ей показалось, что любое упоминание имён людей, из-за которых он оказался здесь, может вызвать новый приступ. Этого она не желала. К тому же, с Хольтом Разумовский друзьями не был. Маловероятно. В ту секунду она молилась, чтобы парень не стал задавать уточняющие вопросы про эту самую клинику. Анна посыпалась бы на первом же вопросе. - Как я здесь оказался? - Тебя доставили сюда после… случившегося в башне Вместе. - аккуратно произнесла девушка. - Так ты оказался здесь. - Что дальше? Что дальше?       Анна и сама была бы непрочь узнать, а что дальше. Она задавала себе этот вопрос каждый день с момента, как Разумовский пришёл в себя. Так что же дальше? Была ли она готова дать этот ответ сейчас? Скорее нет, чем да. Всё вокруг было настолько хрупко выстроено, что каждый шаг мог действительно оказаться неверным. И последним. Что дальше? - Твоё восстановление. - кратко ответила Анна. - Я не хочу. Тихий ответ сорвался с губ Разумовского раньше, чем он успел подумать над ним. Однако, ему действительно не было нужно это восстановление. Как минимум, он не видел в этом смысла. Как максимум, он понимал, что никто в этом мире просто так ничего не делает. С чего бы этой девчушке быть исключением? С чего бы исключением быть тому человеку, который привёз его в эту клинику? - Будь благоразумнее. Тебе необходима реабилитация. Я не смогу помочь тебе, если ты будешь сидеть в танке. - нахмурившись, выпалила она. Он не ответил. Вновь устремил взгляд в стену, обозначая тем самым, что разговор окончен. Ему не хотелось спорить с ней. Не было сил. Да и смысла тоже.       Вздохнув, Анна приподнялась с кровати. Ей оставалось надеяться, что Разумовский не посчитал её слова грубыми. Хотя, судя по выражению его лица, было ясно только одно. Ему абсолютно плевать. Этот диалог был безусловным прогрессом. Скромная улыбка возникла на лице Анны, но тут же исчезла. Это был лишь маленький шаг на такой длинной и тернистой дороге. Вечером того же дня, Анна поделится своими успехами с Николаем Александровичем. Ответ на своё письмо она получит на следующее утро.