И конец их будет счастливым

      Первое, что чувствует Анна, когда вновь открывает глаза, это ноющее тело и ломоту, распространившуюся на каждую клеточку её тела. Глухой измученный стон вырвался из её уст, когда девушка попыталась выпрямить спину, которая всё это время была нещадно припечатана к спинке стула. Протерев сонные глаза, в которые, казалось, кто-то щедро насыпал песка, Анна осмотрелась, не сразу понимая, где она находилась.       Воспоминания медленно оседали в её голове и через несколько секунд, когда взгляд девушки упал на кровать и далее бледное лицо Сергея Разумовского, она осознала, что бестактно уснула в его палате, уснула на своём рабочем месте. - Уже восемь… - охрипшим ото сна голосом, пробормотала Анна, взглянув на циферблат настенных часов. Она проспала относительно долго. В это время все адекватные люди уже спали в своих постелях дома, а не на работе.       Из-за того, что в помещении было относительно яркое освещение и отсутствие настоящих окон, определить, какое время суток за окном было проблематично. Хотя, сейчас на экране, являющимся окном, транслировалось очень реалистичное изображение города, где солнце уже потихоньку садилось за горизонт.       Подойдя к окну буквально на негнущихся деревянных ногах, девушка присмотрелась к изображению, пытаясь понять, что за вид представлялся из него. По ощущениям, окно на очень высоком этаже. Не на десятом и даже не на тридцатом. Казалось, что из этого окна виден весь город, как на ладони. Анна подумала о том, что будь она в реальном здании на таком высоком этаже, у неё непременно бы закружилась голова.       Поразмыслив, первым предположением стала Москва, но никаких характерный зданий или других объектов, указывающих на то, что это действительно столица России, не было. Этот город был безусловно красив. Об этом свидетельствовали разного рода постройки и здания. Закатное солнце красиво освещало поверхность города, загадочно отражаясь от гигантских стёкол, которые являлись главным составляющим многих зданий здесь. Однако, это мог быть любой город, как Германии, так и России. Что уж говорить, это мог быть город из любой страны мира. Выдохнув, девушка решила не забивать этим себе и без того заполненную голову. Осмотрев палату в последний раз, она записала неизменные показатели с приборов и аккуратно прикрыла за собой дверь.       Охранники, которые бессменно находились в коридоре этого этажа, с удивлением взглянули на Анну, которая, кажется, впервые задержалась на работе настолько долго. Кто же знал, что вскоре, такие поздние возвращения домой станут обыденностью. Анна проигнорировала направленные на неё взгляды и устало прошагала мимо них. Вызвав лифт, она сразу же скрылась за его дверями.       Оказавшись дома через относительно недолгий промежуток времени, Анна на автомате зашла в душ, смывая остатки сна и усталость, накопившуюся за весь день. Далее она проследовала на кухню, где быстро нарезав бутерброд, закинула его в урчащий желудок, следом запивая быстрый ужин горячим чёрным чаем. Анна расположилась на диване в спальне, откидывая мокрые ленты коричневых волос за его спинку. Сама же она накрылась светлым пледом. Прикрыв уставшие глаза, Анна удовлетворенно выдохнула.       Через несколько минут пальцы, с неярким розовым маникюром, быстро стучали по клавиатуре ноутбука, пока девушка печатала отчёт для Августа ван дер Хольта. Кратко обозначив, что изменений в состоянии Разумовского нет, она вышла с рабочей почты и принялась за вход на свой засекреченный ящик. Проходить каждый раз многоэтапный вход на почту казалось сущим адом, однако, жаловаться на это было глупо. В частности из-за того, что это было одним из немногих факторов, гарантирующих её безопасность и анонимность. А чувствовать хоть какую-то безопасность всё же хотелось.       Введя все необходимые данные и пароли, девушка наконец-то вошла в свой ящик. Яркий экран ноутбука, являющийся единственным источником освещения в комнате, отсвечивал, заставляя тени от ещё мокрых ресниц, падать на девичье лицо. Сглотнув, девушка нажала на новое письмо от уже известного человека с ником armar. Дата отправления соответствовала десяти утра. Карие глаза быстро бегали по строчкам и между ними, вычитывая ответ на ранее отправленное письмо. Хольт спокоен? Есть какие-то действия с его стороны в нашу? Мы должны знать, если он решит вновь активизироваться. Отвечаю на ранее заданный тобой вопрос. Олег Волков в тюрьме, так решил суд. Сергей Разумовский действительно мëртв. Его убило одним из дронов Хольта, это по словам Грома. Но что странно, неясно, кто проводил похороны Разумовского, все пропустили этот момент. Не до этого было. Никто даже не знает, где он захоронен. Что касается Грома. Был суд, его оправдали. Жду твоего следующего письма. Не подведи.       Выдохнув, Анна откинулась назад и прикрыла глаза. Всё это было странным и из-за этого сильно бесило её. Её в принципе бесило то, на что она не могла повлиять или что она не могла объяснить. Ситуация, возникшая вокруг Сергея Разумовского, и, которая, абсолютно неизвестно по какой причине оказавшаяся связанной напрямую с самой Анной, была одним из тех случаев, которые входили в список этих вещей. Это было то, на что она не могла повлиять и это было тем, что она не могла объяснить. Раздражённо захлопнув ноутбук, девушка отложила его на край дивана, и сама того не замечая, вновь уснула. Вновь в неудобной позе. Вновь чувствуя напряжение от мыслей и вопросов, не оставляющих её в покое даже во сне. Совсем скоро её спина скажет ей “пока”, и осуждать её никто не станет. Даже сама Анна. Две недели спустя…       Она приходила в палату №13, находившуюся на -5 этаже клиники Holt International каждый день на протяжении последних двух недель. Странно осознавать, что посещение этого места вошло в привычку Анны. Также, как и ранее входило в привычку посещать все палаты, которые в то время были закреплены за ней. Разница была лишь в том, что теперь такая палата у неё была одна единственная. И времени она здесь проводила намного больше, чем в какой-либо другой. При этом всем, она действительно проводила там почти всё своё рабочее, а иногда и внерабочее время. По рекомендации доктора Николая Александровича, Анна приходила рано утром, когда персонал только начинал стягиваться на работу, а уходила она порой уже тогда, когда на улице темнело. По словам врача, чем больше времени в сутки она присутствует в палате Разумовского, тем выше шанс, что в момент, когда он придёт в себя, рядом будет знающий человек. Спорить с доктором, который, признавала Анна, был одним из немногих людей, которым она так или иначе доверяла, ей не хотелось. Она относительно часто общалась с Николаем Александровичом. Когда он приходил, то рассказывал Анне о состоянии Разумовского то, о чем она, человек, не имеющий медецинского образования, не знала. Кроме этого, они обменялись почтовыми ящиками и теперь имели возможность связаться в крайних случаях, когда врача не было в городе.       Постепенно закат на улицах Берлина начал приходить всё раньше и раньше. Близился конец сентября, как никак. К тому же, становилось холоднее. Здесь это ощущалось особенно ярко. Жители столицы начинали носить более теплую и закрытую одежду, а частым гостем теперь был холодный дождь и ветер. Анна не любила осень. Та была для нее чем-то вроде переходного этапа между теплым летом и холодной зимой. А такие этапы она не любила. Это было чем-то непостоянным и неопределённым, неопределённость Анна на дух не переносила. Это была одна из тех вещей, которая так бесила её.       Часто девушка ловила себя на мысли, что почему-то, дома, в России осень не казалась ей такой серой и неприятной. Но и мысли о доме не грели её. Наоборот, она старалась избегать внезапных воспоминаний, неожиданно накрывающих её в самый неподходящий момент. Здесь же, каждое утро было невыносимым лишь из-за того, что было необходимо покидать теплую постель и выходить на улицу, где листья постепенно окрашивались в желтые и оранжевые цвета, а позже и вовсе осыпались. Что уж говорить про все остальные не самые приятные аспекты такого времени года, как осень.       Однако, когда Анна переступала порог палаты №13, всё менялось. Здесь ей становилось спокойнее, несмотря на противный химозный запах, который продолжал окутывать всё пространство в помещении. Она привыкла к нему. Охранники действительно не заходили сюда. А ещё, в коридоре почти не было слышно, что происходило в палате. Звукоизоляция, надо признать, здесь отличная. Это было прекрасно. Анне абсолютно не хотелось, чтобы охрана в коридоре слышала её русскую речь, обращённую к Разумовскому, находящемуся в коме.       Единственными посетителями по-прежнему оставалась лишь Анна и доктор Николай Александрович. И его помощница. Она приходила в то время, когда Анны не бывало на месте. Признаться, она даже не знала, как зовут эту помощницу, лично познакомиться они не сумели. Всё, что знала о ней Анна, это то, что Николай Александрович сильно доверял ей. Именно она первое время меняла повязки Разумовского, обрабатывала швы на ране и меняла все капельницы.       Сам же Николай Александрович приходил раз в три или четыре дня, затем вновь исчезал. Доктор записывал показания приборов, говорил с Анной о ее наблюдениях и уходил, оставляя ее в очередной раз наедине с всё ещё бессознательным Сергеем Разумовским.       Что касается его состояния, то оно почти не изменилось, исключая некоторые мелочи. В большинстве своём, оно оставалось таким же, как и две недели назад. Он находился в коме почти месяц и, признаться честно, Анна уже не верила в его выздоровление, но не позволяла этим мыслям укорениться в её сознании. Однако, несмотря на все это, она продолжала приходить к нему каждый день и разговаривать…       Если сначала беседы с бессознательным Разумовским смущали ее, то уже через несколько дней она смогла свыкнуться с этим, а сейчас и вовсе не представляла свой день без этого. Просидеть больше 10 часов в абсолютной тишине представлялось адом, а разговоры, скорее монологи, были глотком свежего воздуха для Анны. Переступив рано утром порог палаты, девушка устраивалась на диван, что теперь был передвинут ближе к кровати Разумовского. Она приветствовала его, спрашивала о самочувствии Сергея, словно он мог бы ей ответить, записывала показания с приборов и начинала говорить. Останавливаясь лишь тогда, когда ее собственный мозг уставал от такого количества сказанных слов и требовал отдыха, чтобы переварить всё ранее сказанное.       Она говорила обо всём на свете и одновременно с этим, не о чем. Она рассказывала о погоде, царившей за окном, о том, что на улице постепенно становилось холоднее, о том, что одним вечером в магазине не оказалось ее любимой газировки и ей пришлось купить другую, абсолютно невкусную и приторно сладкую. Анна жаловалась на соседей, которые решили устроить ремонт и проводили его исключительно по вечерам, жаловалась на свою коллегу и подругу Софи, решившую перепутать все личные дела пациентов, из-за чего они несколько часов разгребали кучу бумаг.       Она говорила с ним обо всем, что мог придумать ее мозг, и девушка правда верила, что Разумовский в эти моменты ее слышал. Более того, спустя некоторое время, когда Анна уже относительно хорошо изучила черты лица мужчины, а это произошло относительно быстро, в ее голове рисовались образы парня, в которых обязательно присутствовала реакция на те или иные рассказы девушки. Ей казалось, что когда Разумовский смеется, то в уголках его глаз залегают маленькие морщинки, а улыбка становится похожа на улыбку чеширского кота. А когда он злится, то обязательно хмурит брови и его губы вытягиваются в узкую полоску. И так было постоянно. Это было необычно и странно, иметь в голове образ живого человека, которого ты никогда не знал.       А еще, она читала. Через несколько дней после первого ее пребывания в палате Разумовского, Анна протащила в своей сумке несколько тоненьких томиков русской классики. Это было проблематично и опасно. Заставь охранник показать ее содержимое шоппера, пошла бы крахом вся ее шпионская деятельность. Зачем смотрителю в Германии на рабочем месте книги на русском языке ? Однако, она смогла это сделать, хотя ощущение вспыхнувшего в тот день адреналина в крови, всё ещё помнилось ей, словно это было вчера. Все последующие дни иногда Анна брала книгу в руки и тихо читала вслух, всё же надеясь, что Разумовский ее слышит и обязательно оценит выразительное прочтение “Мастера и Маргариты” Булгакова, или, например, “Отцов и детей” Тургенева.       Сказать, что состояние подопечного Анны совершенно не изменилось, было одназначно также нельзя. Несмотря на то, что мужчина так и не пришел в себя, он всё же потихоньку восстанавливался, как и говорил Николай Александрович. Гематомы на его лице постепенно затягивались и заживали. От некоторых оставались красные или синие пятна, некоторые, самые серьезные и глубокие всё еще не исчезали, но врач заручался, что мазь, которую Анна или сам он, наносят на лицо Разумовского, обязательно поможет в скором времени. Кроме этого, Николай Александрович говорил о том, что через некоторое время, когда пациент всё же придет в себя, будет необходимо мазать и другие участки его тела, которые также были повреждены. В состоянии, когда Разумовский находится в коме, этого делать нельзя, как объяснил врач. По его словам, лишние передвижения могут негативно повлиять на него самого и процесс такого сложного восстановления. Он призывал не тревожить Сергея раньше времени.       Первое время Анна не могла смотреть на то, как сам врач делал перевязку на ране Разумовского. Когда это делала его помощница, девушка этого не видела. Когда же перевязку делал Николай Александрович, Анна в большинстве случаев находилась в палате. Это было не самое приятное для неё зрелище, поэтому, она старалась отвлечь себя рассматриванием стены и лишь изредка подавала доктору то, что становилось ему необходимым в ходе этих самых перевязок. Через некоторое время, Анна свыклась и с этим. Рана медленно покрывалась новым слоем кожи, а еще через время швы становились менее заметными, поэтому, зачастую девушка могла справиться с перевязкой сама. Этого потребовала ситуация, которая возникла одним прекрасным днём.       Тогда Николай Александрович пропал на более чем три дня, его помощница также не приходила. В тот момент, выбора у Анны особо не представлялось. Рисковать потихоньку заживающей раной, ей тоже особо не хотелось. Она знала, что может последовать, если вовремя не обрабатывать швы. Так Анна впервые попробовала сделать перевязку сама. Помогло ей и то, что каждый раз Николай Александрович озвучивал все свои действия в ходе перевязки, даже тогда, когда Анна пугливо отворачивалась к стене. Её руки трясутся каждый раз, как в первый, стоит ей начать снимать старую повязку, однако, это потихоньку вошло в привычку. И, надо признаться, что Анна гордилась собой, ей нравилось ощущать чувство независимости от кого-то даже в таком аспекте.       Что касается её работы на два фронта, то она продолжала ежедневно отправлять отчеты Хольту, после чего сообщала поступающую информацию по засекреченным каналам в Москву. Из-за того, что она теперь большинство времени проводила в палате Разумовского, ее общение с коллегами свелось к нулю, однако, у Анны всё еще было подруга Софи, которая в свою очередь знала обо всем, что происходило в клинике и за ее пределами. Это создавало идеальные условия для Анны.       Так и проходили все эти дни, на протяжении двух последних недель. Это утром ничем не отличалось от других. Хотя, всё же отличалось. Настроение в тот день не заладилось с момента, как Анна открыла глаза, а спальню не заполнила трель будильника на смартфоне.       Утро выдалось паршивым. Выспаться ночью не удалось, а последней каплей в этой бочке проблем и плохого настроения стал начавшийся по дороге на работу ливень. Чертыхнувшись несколько раз и, буркнув под нос с десяток не самых приятных слов на русском языке, Анна сорвалась на бег и уже через несколько минут добралась до клиники. Мокрая куртка оказалась на спинке диване в тот же момент, когда девушка переступила порог общего кабинета смотрителей. - Погодка та ещё, да? - понимающе хмыкнув, проговорила Софи. В этот момент она задумчиво листала жёлтую толстую папку, но отвлеклась, когда в кабинет, словно фурия, влетела промокшая подруга. - Ненавижу осень. - лишь устало проговорила Анна, стараясь исправить бардак, возникший на голове. Поджав губы, накрашенные в тот день бежевым карандашом и помадой розового цвета, Анна с отвращением коснулась белой рубашки, что безщадно намокла и теперь неприятно липла к телу. С голубыми свободными джинсами, удачно выбранными с утра, ситуация обстояла чуть лучше, с учётом, что поверх рубашки была накинута куртка. - Погрейся под пледом, а потом уже пойдёшь на обход. - кивнув на диван и лежащий на нём плед, озвучила Софи. Такой расклад Анне не нравился, но решив, что в том случае, если она заболеет, пользы никому точно не будет, она решила подчиниться совету коллеги. Девушка устроилась на диване, кутаясь в серый плед, ещё год назад принесённый Софи. - Как твой подопечный? - словно невзначай спросила через несколько минут Софи. - Без изменений. - кратко ответила Анна. - Понятно. - выдохнула подруга.       В течение следующих пятнадцати минут они лишь изредка переговаривались о чём-то незначительном. Анна сидела на диване и листала папку, в которую собирала все протоколы и заметки, связанные с Разумовским. В один момент, когда Софи уже покинула общий кабинет смотрителей, Анна удивлённо выдохнула, стоило взгляду зацепиться за пометку на первой странице в личном деле Разумовского. Дата рождения: 27 сентября 1998 года. Подскочив на месте, девушка схватила свой мобильный телефон и открыла календарь, размещённый на главном экране смартфона. 27 сентября 2023 года. В этот день у Сергея Разумовского был день рождения и ему исполнилось 25 лет. Застыв в этом положении на несколько долгих секунд, Анна задумалась над тем, может ли она что-то сделать для Разумовского, с учётом, что он по-прежнему находится в коме. Через несколько минут кожаная куртка была накинута на плечи Анны, а сама она покинула здание клиники, вновь оказываясь под холодными каплями осеннего дождя.       Щëки Анны непроизвольно покрылись румянцем, когда она, переступив порог лифта -5 этажа, прошагала мимо охраны с букетом цветов в руках. Ей оставалось надеяться, что её скулы горят из-за дождя, и возможно, поднявшейся вследствие этого температуры. Но точно не из-за смущения и стеснения, которое так явно охватило её, стоило поймать на себе удивлённые взгляды шести охранников-громил. Посчитав, что отчитываться перед охраной она не обязана, девушка горделиво приподняла подбородок и на трясущихся ногах прошагала к двери тринадцатой палаты.       Когда Анна наконец-то оказалась в уже привычной обстановке, первым делом она скинула куртку, вновь промокшую под дождём. Одновременно с тем, ей было жарко, и мысли о возникшей температуре вновь напомнили о себе. Но несмотря на это, Анна отмахнулась от них. - Доброе утро. Хотя, надо признать, на улице ужасная погода, ты даже себе не представляешь. Я промокла! - жаловалась Анна, пытаясь смахнуть лишнюю воду с напрочь промокших волос. Те теперь были оттенка тёмного шоколада и неприятно липли к лицу и спине. - Наверняка я заболею после этого. - смиренно озвучила девушка, присаживаясь на диван и рассматривая параллельно с тем показатели на приборах. - Я надеюсь хотя бы тебе лучше. - тише добавила она, и вновь прошагала к двери, приоткрывая её. - Извините. Не могли бы вы отыскать для меня вазу… ? Охранник, ближе всего стоящий к двери, посмотрел на Анну с ещё более удивлённым лицом, чем до этого. На нём читался ряд немых вопросов, однако, озвучивать он их не стал. Девушка же, применила всё своё очарование, на которое была способна, и теперь заглядывала в глаза охранника, стараясь убедить его в том, что эта ваза очень необходима ей, и без неё дальше жить ни она, ни кто либо ещё в этой клинике не сможет. - Извините, но я не могу покинуть пост. - ответил через несколько мгновений охранник, смотря куда-то поверх головы Анны. Девушка была не готова возвращаться в палату с поражением, и, поэтому, вновь предприняла попытку убедить мужчину. - Понимаете… Ваза очень нужна мне… Если я покину палату, господин ван дер Хольт сильно разозлится… - состроив печальную гримасу и надув накрашенные губы, произнесла Анна. - Ладно. Ждите в палате. Мужчина, явно не желающий получать выговор от хозяина, смиренно согласился и подозвал к себе второго мужчину. - Вот и отличненько. Спасибо вам. - расплывшись в хитрой улыбке, Анна вновь исчезла за дверью палаты. - Вазу нам сейчас организуют. - пробурчала она себе под нос, вновь приземляясь на диван. - Вообще. Сегодня 27 сентября… И у тебя день рождения. Поэтому, я принесла тебе цветы. Девушка переложила ранее принесённые цветы на тумбочку, стоящую рядом с кроватью.       Это был небольшой букет из голубой лаванды и нескольких цветков такого же голубого крокуса. Удивительно, но в России голубую лаванду Анна никогда не встречала. Здесь же, она продавалась в цветочном, расположенном не так далеко от клиники. - Жаль ты не чувствуешь, как приятно они пахнут… - с сожалением произнесла девушка. - Это голубая лаванда. Никогда не видела её дома… И крокус… Тоже голубой… Красивые цветы… - медленно озвучивала она, рассматривая букет цветов, на которых всё ещё блестели капли дождевой воды. - Я думаю тебе бы они понравились. - добавила девушка через несколько мгновений. - Вообще… Я выбрала голубые, потому что это цвет твоих глаз. И когда я их увидела, то подумала о тебе. - совсем тихо произнесла Анна. - Глупо, с учётом, что я не видела твоих глаз в реальности. Только на фото… Но знаешь, мне кажется, что твои глаза именно такие, как эти цветы. - всё тише и тише продолжала она. Внезапный стук в дверь заставил Анну подскочить на месте. Моргнув несколько раз, она прошла к двери и затем вышла в коридор. - Вот ваза. Охранник кратко обозначил результат своих недолгих поисков и теперь протягивал девушке стеклянную вазу. Вопрос, откуда ваза оказалась в клинике Holt International, остался неозвученным. Однако, по лицам других охранников было понятно, что этот вопрос их тоже мучил. - Спасибо! - счастливо улыбнувшись, поблагодарила она мужчину и вновь скрылась за дверью палаты. - Нужна вода… Сейчас. - произнесла Анна, исчезая за дверью, ведущую прямо из палаты в ванную комнату. Через несколько минут девушка вернулась уже с наполненной водой вазой, и, поставив её на тумбочку, перенесла туда букет. - Вот. Красотища. - довольно проговорила она. - С днём рождения тебя, Серëжа. Продолжая улыбаться, Анна пристроилась на диване, и поджав ноги под себя, вновь устремила взгляд на цветы.       Через некоторое время, Анна всё же решила заняться своей непосредственной работой. Она взяла чистый бланк и по стандарту заполнила его. Её радовало, что в показателях наконец-то были изменения. Устроившись на диване, девушка вновь взялась за книгу. Пролистнув большую её часть, она отыскала место, где остановилась в прошлый раз. Оставшуюся часть дня они провели за прочтением “Мастера и Маргариты”. Несмотря на всё ещё промокшую одежду и холодную дождливую погоду за окном, Анна впервые за последнее время чувствовала тепло.       На удивление, следующее утро было очень солнечным. Погода на улице абсолютно не вязалась с той, что накрыла Берлин накануне днём. Однако, это позволило настроению жителей улучшиться. Анна не была исключением. Солнце светило ей в спину, пока девушка неторопливым шагом направлялась в сторону здания клиники. Настроение действительно было прекрасным. Непривычно прекрасным.       Когда она оказалась на месте, застать Софи ей не удалось. Видимо, та уже отправилась на обход своих палат. Ещё с прошлого вечера Анна подумала над тем, что было бы славно узнать у подруги, как отреагировали другие смотрители на её новые обязанности и перераспределение среди работников. Однако, сделать это до начала рабочего дня у Анны не вышло, поэтому, она решила сделать это в течение дня. Собрав необходимые папки и натянув на себя бейдж, девушка отправилась по знакомому маршруту. В тринадцатую палату минус пятого этажа.       Непонятное предчувствие возникло на душе Анны, стоило ей оказаться в уже знакомом коридоре. Всё было как обычно. Охрана приветственно проводила её взглядом, а внутри палаты видимых изменений не было. Однако, Анну не покидало ощущение, что что-то явно не так. Осмотрев Разумовского на наличие каких-то визуальных изменений, девушка убедилась в том, что всё было как и всегда. Датчики и приборы показывали неизменные показатели, которые тут же оказались вписаны в пустой протокол от 28 сентября 2023 года.       Отложив папку и планшетник на диван, Анна приблизилась к кровати Разумовского. Лицо того постепенно заживало, что не могло не радовать. Подчиняясь внезапному порыву, Анна смахнула прядь рыжих волос, неаккуратно упавших на лицо Разумовского. Его волосы показались ей невероятно мягкими, несмотря на то, что за ними явно никто не осуществлял уход всё это время. Отстранившись, Анна испугалась собственных действий и осмотрелась, словно кто-то мог увидеть это. Хотя это было невозможно.       Необъяснимое предчувствие чего-то надвигающегося вновь напомнило о себе. Попытавшись отыскать причину этому ощущению, Анна в очередной раз потерпела неудачу. Всё по-прежнему было так же как и всегда. Так же как и во все дни до этого. Но, как оказалось, это было ненадолго.       Внезапно, сердцебиение Разумовского, отображаемое на приборе, изменилось. Удары сердца показывали рекордное число 103. Нахмурившись, Анна вновь приблизилась к кровати своего подопечного, пытаясь понять причину скачка показателей. Она перевела взгляд на табло, дожидаясь момента, когда ритм сердца придет в норму и вновь покажет уже привычные 68 ударов. Однако, это не произошло не через 30 секунд и даже не через минуту. Нахмурившись, Анна вновь перевела взгляд на лицо Разумовского. Ей стоило больших усилий, чтобы не вскрикнуть в тот момент, когда она наткнулась на голубые глаза, заинтересовано рассматривающие её всё это время. Интуиция её не подвела, а предчувствие сбылось.