Красавец из деревни.

«Мы разводимся». «Но.. почему?». — Что.. — распахнул глаза Михаил, смотря на Александру. После его взгляд пал на остановившегося сына и тут же пронзил его своими холодом и ненавистью. — Что ты ей рассказал, гадëныш? ЧТО?! От такого громкого крика юноша сжался и зажмурился, сжимая и разжимая кулаки. Сейчас, когда его отец вполне трезв, стало страшно. Страшно, что он серьëзно может ему навредить, наплевав на то, что тут его жена, а где-то "там" лежит мама. — Не ори на моего сына, дрянь, — рыкнула Александра в ответ. — Я знаю, что ты тут пьяный устроил. А если бы Коли не было? Феденька и так слабый, ты посмотри! Как ты мог поднять на него руку?! — Я?! Я ничего ему не сделал! — Конечно, ты был пьян, поэтому ничего не помнишь! Знаешь, что мне Людка показала? Знаешь?! Ты ударил Колю! Соседского мальчика, который ни в чëм не виноват! Ты — придурок. Я не могу больше держать тебя ни рядом с собой, ни рядом с сыном. От тебя не знаешь, чего ожидать! Михаил, горя злобой, подошëл к жене и с силой толкнул еë к столу. Та не удержалась и повалилась на пол, ударившись о стул спиной и затылком. Федя понял, что удар был довольно сильным и болезненным и переживающе вздрогнул, после чего уже хотел подбежать к ней, утешить, помочь, но боковым зрением заметил, как отцовский силуэт двинулся к нему. И парень попятился назад, молясь всем богам, чтобы стенка сзади чудом испарилась, и он смог убежать. Но это было неосуществимо - боги не слышали его. Через несколько шагов Фëдор спиной наткнулся на твëрдое дерево. Крепкая фигура всë продолжала приближаться, и тогда брюнет начал скатываться по стенке вниз. Но не успел он достигнуть пола, как толстые, неприятно липкие пальцы схватили его за шею, грозясь вот-вот перекрыть дыхательные пути, порвать вены и артерии и вместе с этим сломать шейные позвонки. Федя захрипел и слабыми руками вцепился в запястья Михаила. — Родился жалким! — крикнул отец, отчего Фëдор ещë сильнее сжался. — Вырос жалким! — мальчик зажмурился. — И сейчас выглядишь крайне жалко! — а после этого задрожал от страха. — Д-дыша.. ть.. — чувствуя, как кровообращение замедлилось, а воздух стал выходить из лëгких, тихо просипел Федя. Почти то же самое он ощущал, когда его топили. И снова.. снова это чувство. Страх, что он сейчас умрëт. Нет. Ощущение, что он умирает. — Это из-за тебя! Как нож по сердцу, также резанули эти слова его слух. Фëдор распахнул глаза и в ужасе взглянул на отца. «Из-за меня..? Но что я сделал..? Родился?». В глазах начало мутнеть, и младший Достоевский ослаб в отцовской хватке. А можно ли теперь назвать этого человека его отцом? А через пару секунд он упал на пол. Михаил отпустил его, но было уже поздно. Юноша потерял способность чувствовать, говорить, видеть и слышать, находясь в обмороке. *** — Федя.. Федя! Сыночек! Ответь! — Тëть Саш, он живой, просто без сознания. Яркий свет бьëт в глаза прямо сквозь веки. Неприятно, и Федя жмурится, отворачивая голову. — Господи, он проснулся! — слышится расслабленный голос матери. — Федя.. Ты не— — Бф-ф-выф-ыв.. Прищурившись, Достоевский всë же приоткрыл глаза и первым делом увидел пред собой размытый силуэт Николая, который посмеивался над его сонливым недовольством. — Мам.. — позвал Федя первым делом. Гоголь исчез, а вместо него появился тревожный облик женщины, крепко, но с переживающей аккуратностью мягко обнявший его. — Феденька, Господи, ты живой! — Мама.. — по-детски жалобно снова позвал Достоевский. — Да, сына, всё хорошо, папа ушëл и больше не придëт. Я разведусь с ним, разведусь.. Он тебя больше не тронет. — Ма-ам.. — голос надорвался на половине слова и юноша ощутил влагу на глазах. — Ась? Федя, да ну, всë хорошо! Не плачь. Успокойся. Всë, всë— — Мне так страшно было.. — всхлипнул брюнет. Александра замолчала на некоторое время и стала утешать его, нежно гладя по волосам. — Не бойся. Всë хорошо. Не тронет он тебя больше. Обещаю. Пойдëм, личико тебе умоем и покушаем, мгм? Федька закивал, а затем встал с кровати, как в тумане, последовав за матерью. Он не видел перед собой ничего, даже не заметил, что находится не дома, но всë же дошел до раковины. Интересно. У них такого нету. Только бочка с водой. Александра включила воду и стала вытирать лицо сына аккуратными движениями руки. Оба молчали. До того момента, пока не оказались на кухоньке. Там перекинулись парой коротких и похожих друг на друга фраз, а после этого снова не проронили ни слова. Федя всë же пришëл в себя и осмотрелся. Он тут уже был. Точно. Они у Коли дома. А напротив него как раз и сидел сам Гоголь, переживающе оглядывая друга, даже не раскрывая рта. В его глазах ясно читалась тревога, несмотря на недавнее крохотное веселье и улыбку. Где-то сзади него бабушка Люда носилась у старой плиты и корпела над чем-то очень ароматным и явно вкусным. В животе неприятно заурчало и Федя сгорбился, скривив губы от голода. Юноша слегка ëжился, ощущая на себе взгляд Николая. Этот разноглазый парень осматривал его и будто одним взглядом выражал всë своë сочувствие. Они оба понимали, что им надо остаться наедине, чтобы поговорить. Стало стыдно, ведь Коля видел, как Фëдор просто так разревелся, не успев проснуться. Но в то же время Достоевский знал, что друг его не осудит. Гоголь очень понимающий человек. По нему это заметно сразу, ещë до того как он раскроет рот с намерением вымолвить первое словечко. Но всë же Федя хотел показывать себя с лучшей, сильной стороны, с какой нет места слезам. За время Фединых раздумий стол уже был накрыт. Перед всеми стояли тарелочки с яичницей, украшенной кубиками колбасы и растопленным сыром. На краю тарелки лежал кусочек укропа, а на столе у каждого был ломтик хлеба. Все начали с аппетитом есть, но вскоре Людмила, видимо, не выдержала этого молчания и заговорила: — Федька, он тебя душил, что ли? У тебя синячище на шее, о-ох! Юношу передëрнуло, от чего вилка упала и звонко стукнулась о тарелку. Он сжал кулаки и опустил голову, стиснув зубы. Да, душил. Феде было ужасно страшно, ведь против трезвого отца ничего сделать он решительно не мог. Парень снова вспомнил, как его чуть ли не утопили эти избалованные дети. И он чувствует себя ужасно, понимая, что, несмотря на явные сходства, эти случаи различаются между собой как пламень и лëд: избалованные дети не идут ни в какое сравнение с родным отцом. — Люд, ну не надо.. — покачала головой Александра. — Федя тогда испугался очень, наверное. Да и я тоже испугалась за него! Этот дурак меня как оттолкнул, так я и ударилась о стул и всё, в обморок. Ой, представить страшно, что бы Миша мог сделать кроме удушения. Вот же дурак, самый настоящий! — она сделала паузу, а после обратилась к сыну будто за подтверждением своих слов: — Да, Федя? Мальчик же всë продолжал молчать, делая вид, что не слышит, но снова принялся за еду, кушая уже аккуратнее и медленнее, будто весь его аппетит пропал. — Давайте пока забудем про это, — неловко вздохнула Александра. Вскоре разговор зашëл про летающие по деревне сплетни: про то, что какая-то девчушка с другого конца посëлка беременна, про чью-то драку и даже про то, как недавно в реке нашли мальчика с амнезией. Что только в их деревне не творилось. А оба юноши сидели тихо и слушали женские разговоры. Тарелки давно были пусты. Федя и Коля посматривали друг на друга, так и не решаясь заговорить при старших. Но блондин первый не выдержал этого. Кивнув на дверь, он тем самым предложил другу перейти в ту комнату, в которой Достоевский и проснулся. И тот сразу подорвался с места, ведь только этого и ждал. Оба вошли и закрыли дверь, присев на кровати. — Как ты? — Прости. Парни начали говорить одновременно, отчего замолкли. «Чëрт, и когда мне говорить, чтобы мы снова не начали вместе?». — Всë хорошо? — внезапно быстро бросил Николай, дабы Федя его не перебил. — Я.. не знаю, — опустив голову ответил брюнет. — Страшно было. До сих пор отойти не могу, — честно признался он. Прошла пара секунд молчания и Гоголь присел ближе. Его руки легли на Федины плечи и затем он обнял его очень, очень крепко. Выразил этим всю свою заботу и поддержку в этой ситуации. — Всë будет хорошо. Если что, то приходи ко мне, и мы обговорим любую проблему, идëт? — приулыбнулся Коля, гладя друга по спине. Темновласый неуверенно опустил голову, но обнял его в ответ, поджимая губы. Они снова замолчали, но вскоре старший, будто обдумав что-то, бросил продолжение своим словам: — Я ведь твой единственный друг тут. Это прозвучало странно.. Слишком странно. С какой-то чересчур настораживающей интонацией, говорящей о чëм-то за ширмой обычного понимания фраз. Достоевский слегка отстранился, заглянув вглубь этих прекрасных глаз. Они точно что-то скрывают, но губы только что.. только что.. Он.. понял. — Откуда.. — распахнув глаза, с неуверенностью начал Фёдор. — Федя, я с самого начала всë понял. Думаешь, я не видел всех тех взглядов на тебе? То, как они специально отталкивали тебя от меня? Юноша опустил взгляд и стиснул зубы. Стыдно. Стыдно за очередную ложь. Стыдно, что если раскроется ещë одна, то Коля точно будет очень зол на него. — Ты плакал, потому что дружишь по-настоящему в первый раз, и оттого считаешь, что должен быть для меня особенным.. А дальше Федя и не слушал. Этот парень попал в яблочко. Не то, что в яблочко, а в самую его сердцевину. Воздух будто перехватило, а тело прошибло током. Губы задрожали, а на глазах появилась прозрачная жидкость. Неужели Коле это не нравится..? Нет.. Конечно, ему это не нравится! Федя не может запретить ему дружить с другими, только потому что он сам их ненавидит! И Коле, вероятно, от этого только и захочется, что уйти от Фединого общества: за его ложь и тайные желания. И от этого было безумно больно. Словно в сердце воткнули тысячи острых лезвий. — Про.. сти.. — дрожащим голосом пролепетал Достоевский. — Федя? За что простить? Я ведь говорю: ты и правда— Брюнет вскочил с кровати и рванул к двери, распахнув еë так сильно, что, когда он исчез за косяком, та с грохотом захлопнулась обратно. — Федя, стой! Юноша выбежал на улицу, но там не останавливался ни на секунду: тут же побежал по просёлочной дороге. Пробежав свой дом, завернул к реке. Но направился не прямо по полю, а повернул в обратную от него сторону. Огромная трава стала практически перерастать его, окутывая со всех сторон. Он уже не видел, куда бежал. Перед ним плясали только золотистые стебельки пшеницы и зелëная трава. Совсем запутавшись, Федя обо что-то споткнулся и упал на землю, зажмурившись и захныкав от своей беспомощности. Он оттолкнул Колю от себя ещë сильнее. Он распознал ложь. Он ведь не любит ложь, да? А кто еë любит? Феде безумно стыдно. Он испугался резких, но верных слов друга, оттого и убежал, а сейчас лежит здесь, не в состоянии подняться. Он снова бежал. Бежал от своих проблем и их решений. Слишком быстро и далеко, чтобы одуматься и вернуться назад. Дыхание напрочь сбито. Хочется пить и выдрать сердце из груди, чтобы оно больше не билось о стенки грудной клетки с такой бешеной силой и чтобы не доставляло от этого столько боли. Разум снова туманится. Ощущения всë те же, как когда Гоголь предложил ему пробежаться. Только в разы хуже. Хочется умереть на какое-то время, чтобы душа успокоилась, а затем вернуться в этот мир. Становится страшно и отвратительно от самого себя. Хочется выть, орать. Ругать самого Бога. «Бог, Господь, почему ты меня таким создал?! Почему?! За что именно я должен терпеть всë это и вечно носить клеймо изгоя? Только Коля греет мою душу и успокаивает, но всë равно.. всë равно я сейчас лежу тут после разговора с ним и задыхаюсь. Снова! Почему ты не мог наделить меня таким же здоровьем и силой, что есть у Коли? Или почему я просто не могу переродиться и стать лучше?!». Да и просто ли он задыхается?

«Может, я снова.. снова умираю..?».