Болезнь

      —Ты заслужил визит доктора.       Армину потребовалось больше времени, чем обычно, чтобы воспринять слова Леви. Он лежал плашмя в своём спальном мешке, влажное полотенце лежало на его лбу по настоянию Жана. Его грудь болела, и было трудно дышать. Каждый небольшой, гортанный хрип, который он вдыхал, заставлял его легкие гореть, как в те времена, когда он случайно вдыхал обжигающий пар после выхода из своего титана, только на этот раз он не исцелялся мгновенно. Арлерт перевернулся на бок, что сделало постоянные болезненные вдохи и выдохи немного легче для его груди. Прохладное полотенце соскользнуло с его лица из-за изменения положения, и Жан лишь слегка нахмурился, прежде чем убрать его, возможно, рассуждая про себя, что Армин больше не нуждается в нём так сильно.       По словам Леви, его температура упала на градус или два пару часов назад. По-видимому, его температура резко подскочила, и Арлерт был в бреду некоторое время, прежде чем она снова упала, и не то чтобы Армин помнил это. Теперь он был в сознании и в достаточно ясном, но его мозг всё ещё не функционировал с нормальной скоростью.       —Правда? Они согласились на это? — Армин не решался поверить, что марлийский доктор согласится его осмотреть. Он поплотнее завернулся в одеяло, когда на него напал резкий озноб. Он ненавидел лихорадку. Всё его тело сильно дрожало, и он ничего не мог сделать, чтобы это остановить, потому что холод даже не был настоящим.       —Пока нет, но им придётся, — на этот раз ему ответил Жан, его тон не оставлял места для спора. — Это не просто лихорадка, вызванная усталостью и переутомлением, ты едва дышишь. Что-то не так.       Армин обычно сказал бы что-нибудь, чтобы попытаться успокоить Жана, но он знал, что если откроет рот, чтобы заговорить, то, скорее всего, закашляет. К его сожалению, он всё равно разразился приступом кашля, и это было больно. Его горло саднило, а напряжение мышц живота от усилия кашля никак не помогало справиться с тошнотой. Его желудок сделал сальто, когда он приподнялся на локтях, и это движение оказалось последней каплей, которая подтолкнула его.       —Ж-жан, меня сейчас стошнит.       Он не хотел снова обременять Жана этим, именно он нашёл Армина снаружи, когда того вырвало, и оставался с ним всё это время (чёрт, он даже занес его в палатку), но Жан оказался сейчас самым близким ему человеком, и Армину немного чувствовал себя неловко от этого.       Жан поспешил, чтобы встать и сунуть пустое ведро под лицо Армина. Он несколько раз содрогнулся, прежде чем его вырвало, сжимая края ведра так сильно, что его костяшки побелели. Там не было ничего, кроме воды и желчи, и Армин не мог не чувствовать себя немного опустошённым. Вся вода, которую Жан и Конни уговаривали его выпить, когда он действительно не чувствовал, что она нужна, пропала зря.       Армин чувствовал, как кто-то водит успокаивающие круги в его спину, и едва мог слышать голос Жана под шумом собственного повышенного кровяного давления в ушах. Звук вернулся к нему на мгновение, но затем снова был заглушен рвотой. Армин резко втянул воздух, хватая ртом весь кислород, который он мог получить между рвотными позывами. Если раньше его грудь болела, когда он делал достаточно ровные вдохи, то теперь, когда его дыхание стало обрывистым, она полностью горела от боли. Кто бы ни стоял позади него, должно быть, его тяжёлое хриплое дыхание было встревожено, потому что рука на его спине слегка дрогнула. Армин попытался успокоиться и задержать дыхание, пока оно не стало более медленным и ровным, если не для его собственного здоровья, то потому, что ему было действительно больно продолжать так дышать.       Рвота прекратилась, по крайней мере, сейчас, её сила только ухудшала боль в голове, лёгкие до сих пор горели от учащённого дыхания. Армину было так больно, что он думал, что потеряет сознание. Он положил голову на край ведра, измученный, а холодный металл сильно контрастировал с покрасневшей кожей его щеки. Несмотря на то, что он уже успокоился, нежное поглаживание по спине не прекращалось, и Армин был благодарен за это. Это вымучило его.       Жан появился перед ним с бурдюком, и именно тогда он понял, что утешающая рука, лежащая на его спине, должна принадлежать Конни. Леви заботился о них по-своему, но он никогда не был тем, кто успокаивал кого-то физическим прикосновением.       Обычно Армин немного сопротивлялся, прежде чем его уговаривали выпить даже немного воды, но сейчас он жаждал избавиться от едкого кислого привкуса во рту. Он с благодарностью взял бурдюк обеими руками, но Жан не отпустил его, вместо этого держа руку под сосудом, чтобы поддержать часть веса. Скорее всего, он не верил, что у Армина хватит сил поднять его. Армин не винил его, потому что он тоже не верил в это. Он щедро выпил, прежде чем слабо подтолкнуть руки Жана, чтобы дать ему понять, что он закончил.       —Ты в порядке?       В ушах Армина ещё звенело, и он не мог определить, кто спрашивает. Процесс отдышки был болезненным, но он так отчаянно нуждался в кислороде, что не мог ничего сделать, чтобы контролировать скорость, с которой он вдыхал каждый раз. Он мог только вяло кивнуть и надеяться, что усталое движение должным образом передаст достаточно понятный ответ.       —Тебе ещё нужно ведро?       Армин вяло покачал головой. Движение только усилило пульсацию в висках, и ему пришлось на мгновение замереть, чтобы дышать сквозь многочисленные источники боли, разбросанные по всему телу.       Кто-то, как он предположил, Жан, забрал у него ведро и вышел наружу. Скорее всего, чтобы убрать беспорядок, Армин понял это с немалой долей стыда. Он опирался на это ведро большей частью своего веса, поэтому слегка упал вперёд, когда его у него убрали. Конни схватил его за плечо и поймал, прежде чем Арлерт упал, уверенные пальцы надёжно обхватили его бицепс.       —Давай, — начал он. — Ложись обратно.       Армин бы возразил, если бы у него хватило сил сделать это. Он ненавидел то, как беспомощно он себя чувствовал, и не удивился бы, если бы Жан и Конни устали от его постоянной слабости. Капитан, вероятно, был зол на него за то, что он блевал в палатке.       Жан вернулся через несколько минут, тревожно нависая над ним с желанием как-то помочь, но не имея реальной возможности это сделать. Армин чувствовал, как его веки тяжелеют. До сих пор мгновения сознания были короткими и приятными. Приглушенные голоса Жана и Конни разговаривали прямо над ним, но они лишь становились всё глуше и продолжали удаляться, пока облако сна не утянуло его под себя.

***

      Следующие несколько часов прошли без происшествий. Армин просыпался лишь короткими моментами, в основном из-за случайных приступов кашля и постоянных напоминаний от Леви о необходимости делать глотки воды и восполнять то, что он потерял ранее.       Конни вышел из палатки ровно в семь часов, решив быть первым человеком, который попадёт в лазарет и заручится помощью доктора. Перед уходом он объявил, что не вернётся с пустыми руками, и Армин не мог не чувствовать себя немного жалко от того, кто в итоге окажется жертвой упрямства. Энни и Пик извинились под предлогом того, что им нужно пораньше приступить к своим обязанностям, а Армин не обладал типичной ясностью ума, чтобы достаточно внимательно всё проанализировать в тот момент.       Он попросил Жана помочь ему сесть. Армин не особо контролировал ситуацию, но было бы неловко, если бы он собирался просто лежать на спине и позволит доктору увидеть его таким. Жан был вполне доволен тем, что помог ему, прислонив его к стене палатки и засунув подушку за спину для большей поддержки. Пологи палатки зашуршали, и Конни проскользнул мимо них, когда вошёл внутрь, а за ним последовал человек, которого Армин видел всего один или два раза во время своих волонтёрских смен в медицинской палатке.       Доктор был высокого роста и с не самым радушным выражением лица, и если бы Армин был моложе, он бы сжался, как испуганный ребёнок, увидев его. Он испытывал желание сделать это даже сейчас, но он и так был достаточно уязвим перед тем, кто был его врагом всего полгода назад, и он не мог позволить себе проявить ещё большую слабость. Как бы сильно Армин ни ненавидел то, как его мозг постоянно сам думал о войне, его так воспитали. Их и так было намного меньше.       Конни не выглядел так, будто собирался покидать палатку, чтобы отправиться на другой конец плато и начать работу, как ему, вероятно, следовало бы сделать. Он, должно быть, беспокоился о благополучии Армина, если принял решение остаться, пока доктор его осматривает. Он сел рядом с Леви, на приличном расстоянии от блондина, чтобы не мешать доктору.       Мужчина опустился на колени возле спального мешка Армина, скорее всего, ему не нужно было спрашивать, чтобы понять, кто среди них больной, и его сумка с грохотом опустился на пол. Армин понял, что он, вероятно, представляет собой жалкое зрелище, его лицо раскраснелось от лихорадки, а рот слегка приоткрылся, чтобы обеспечить себя быстрым, затруднённым дыханием.       —Начнём с самого начала. Что случилось?       Возможно, это было связано с тем, как мозг Армина, казалось, плохо работал в последнее время, но он не ожидал, что его так внезапно начнут допрашивать.       —Эм...       Почувствовав его опасения, доктор, по-видимому, попытался помочь ему, задав более прямой вопрос.       —Когда это началось?       На это Армин мог ответить.       —Чуть больше недели назад, — он не упустил из виду неодобрительный взгляд Леви, который он заметил периферийным зрением. Капитан был явно зол тем, что он не сказал им, что чувствует себя плохо, раньше, и Армин не мог сказать, что винит его. Возможно, если бы он просто признался, когда его симптомы впервые проявились, то ему не пришлось бы быть такой обузой для всех.       —Какие у вас были симптомы тогда? — доктор открыл свою сумку, и Армин сдержался, чтобы не посмотреть туда.       —Боль в горле, ломота в конечностях, — перечислил Армин. — Головокружение, головные боли, с того момента всё только ухудшалось.       —Когда симптомы начали ухудшаться?       Армин обдумывал это несколько минут, но у него не было чёткого представления о времени с тех пор, как он вчера рухнул на другой стороне плато. Это было вчера? Его внутренние часы, конечно, не очень-то помогали.       Жан, должно быть, понял, что Армин недостаточно знал, чтобы ответить на вопрос, поэтому он сказал за него.       —Он потерял сознание, когда мы работали вчера утром. Рухнул прямо передо мной посреди работы.       "А, так это было вчера".       —Вы не знаете, ударился ли он головой?       Армин на мгновение расстроился из-за того, что доктор спрашивал Жана, а не его, и как они говорили о нём, как будто его не было, но вскоре он понял, что потерял сознание ещё до того, как коснулся земли, и не смог бы ответить на вопрос сам, даже если бы его спросили. Может, ему просто стоит прекратить пытаться формировать мнения, пока его мозг работает так медленно.       —Не думаю, — ответил Жан. —Я проверил его на наличие ран, и ничего не было.       Если бы он ударился головой, это объяснило бы головные боли. С другой стороны, головные боли были стандартными симптомами для практически любой распространенной болезни.       —Можете ли вы дать мне краткое изложение ваших симптомов сейчас? Какие из них беспокоят вас больше всего и тому подобное.       —У меня болит грудь, очень болит. Дышать тяжело, и каждое небольшое усилие или движение вызывает у меня одышку. Постоянный кашель, иногда приступы, — Армин подробно рассказал о своих более тяжёлых недомоганиях. — Ещё лихорадка, которая, как мне сказали, была намного сильнее ночью. Не то чтобы я помню, моя память смутна, но я почти уверен, что в какой-то момент у меня были галлюцинации.       —Зрительные или слуховые галлюцинации?       —И то, и другое, думаю...       —Какой была температура, когда она резко поднялась? — снова вопрос был адресован Жану. Доктор, скорее всего, предположил, что он наиболее информирован о состоянии Армина, учитывая, как он ответил на несколько предыдущих вопросов.       —У нас не было возможности измерить её, но мы подсчитали, что она была около ста четырёх, когда он был в полном бреду, — Жан наклонился и на мгновение положил руку на лоб Армина. — Она определенно немного снизилась после этого.             Доктор порылся в сумке, прежде чем достать из него что-то, в чём Армин узнал термометр.       —Тошнота или рвота? Я спрашиваю, потому что это может повлиять на то, как нам нужно будет вводить лекарства.       —Да, сэр, — Армин мысленно ударил себя за использование почтительного обращения, потому что кто вообще обращался к доктору на «сэр»? Желая отвлечься от оплошности, он продолжил. — И то, и другое: тошнота и рвота.       Доктор поднес термометр к лицу.       —Откройте рот.       Армин сделал это, довольно стыдливо, так как его дыхание не могло пахнуть хорошо после двух приступов рвоты. Его единственным утешением была уверенность в том, что доктор этого уровня, скорее всего, видел гораздо худшее в своё время. Термометр был помещен ему под язык, и Армин закрыл его ртом.       —Подержите его минуту или около того, — доктор снова начал рыться в своей сумке, то ли действительно искал что-то, то ли просто чтобы занять себя, пока они ждали, когда зарегистрируют температуру, Армин точно не был уверен.       Прошло несколько мучительно тихих минут, и Армин всё время концентрировался на том, чтобы не разразиться приступом кашля и не испортить свою единственную задачу — держать эту чёртову штуку во рту. Доктор вытащил из футляра что-то похожее на стетоскоп, прежде чем положить его на место и приблизиться, чтобы забрать термометр. Армин отстранился и прикрыл рот, откашливаясь сухим кашлем, который сдерживал.       —Около ста двух с половиной градусов. Лихорадка, конечно, но, к счастью, уже не сильная. Учитывая, что она была выше, чем вчера вечером, это определенно можно было бы классифицировать как высокую температуру, — доктор продезинфицировал термометр, прежде чем убрать его.       Армин был не особо удивлён манерами врача, когда тот без предупреждения задрал рубашку, чтобы приложить к груди ледяной стетоскоп, хотя он предполагал, что более раннее извлечение инструмента из чемодана само по себе было предупреждением. Не то чтобы это его особенно беспокоило, холод или внезапная потеря скромности, у него было более чем достаточно моментов без рубашки перед толпой от рук его титанических трансформаций. Первые несколько успешных трансформаций, которые он когда-либо делал, были особенно разрушительными. Иногда это был только его плащ, который поглощался его титаническим телом и терялся навсегда, в других случаях это были целые комплекты УПМ, которые оставляли ему на высоте шестидесяти метров, пока кто-то не решился взобраться на его огромного титана, добраться до шеи и вернуть его вниз. Но это было по-другому, скорее, Армин точно знал, почему доктор был так груб с ним, несмотря на его состояние.       Недавно он разговаривал с Конни о том же, когда тот разозлился, услышав очередное оскорбление или ругань в адрес элдийцев. «Не позволяй этому задеть тебя. Их слова ничего не значат», — сказал ему Армин. Он не мог винить Конни за то, что он разозлился, но их сотрудничество сейчас значило всё.       Однако это был первый раз, когда у него были зрители на медицинском осмотре с тех пор, как он был совсем маленьким ребёнком. Это было по-другому, немного более интимное, чем все те разы, когда он выскакивал из своего титана полуголым. Именно в этот момент он понял, почему девушки извинились и ушли прямо перед приходом доктора. Он был просто рад, что остальные предоставили себе возможность заняться чем-то другим. Или, по крайней мере, большинство из них.       Жан наблюдал за ним с непонятным выражением лица, и даже зная его почти половину своей жизни, Армин не мог полностью разобрать его. Руки доктора лежали на его груди, поправляя положение стетоскопа, и хотя прошли годы с момента инцидента на складе, он чувствовал, что становится напряжённым и беспокойным от контакта. Может быть, это потому, что он был слишком молод, когда это произошло, может быть, потому, что вся эта ситуация вновь разожгла его самые большие комплексы, связанные с его внешностью, но он никогда не забудет тот абсолютный страх, который он чувствовал, когда был привязан к стулу, а тот мужчина наклонился над ним, его дыхание было оскорбительным и горячим на его лице. Жан встретил его обнадёживающей улыбкой, и именно тогда Армин понял, что выражение его лица было смесью сожаления и жалости.       Как раз когда он подумывал попросить доктора остановиться или изобразить приступ кашля, который заставил бы его отстраниться, но непрошеные руки оставили его. Армин сдёрнул рубашку обратно в ту же секунду, как они это сделали.       —Сердцебиение немного ускорено, но не настолько, чтобы вызывать какое-либо особое беспокойство, — доктор на мгновение замолчал, словно пытаясь дать Армину ложную надежду, что неприятные тыкания и толчки закончились. Но это было не так, — Наклонитесь вперёд.       Армин подчинился (он не мог сделать ничего другого), и его рубашку снова подтянули. Именно в этот момент его одурманенный лихорадкой мозг наконец понял, что это не та рубашка, в которой он лёг спать. На этот раз головка стетоскопа был помещён на верхнюю часть его спины, и шок от холодной был ещё сильнее в этом месте. Он резко втянул воздух, прежде чем смог остановиться, и почувствовал, как по его коже побежали мурашки. Холод был неприятным, но прикосновение к спине не доставляло ему такого дискомфорта, как когда внимание доктора было направлено на его грудь, так что он мог с этим смириться.       —Дышите ровно.       Армин дышал, или, по крайней мере, пытался настолько ровно, насколько мог в тот момент. Боль в лёгких не утихла совсем, грудь всё ещё горела при каждом движении диафрагмы. Доктор мучительно долго держал стетоскоп у кожи спины, несколько раз меняя его положение, прежде чем наконец убрать его. Он вынул ушные наконечники и положил инструмент обратно.       —Слышен очень отчетливый треск. Другими словами — жидкость в лёгких.       Всё внимание в комнате было приковано к этому. Даже Райнер, который всё это время сидел в стороне, будто, не проявлял до этого интереса и вообще не участвовал.       —Это пневмония, сомнений нет. Все симптомы налицо, и я в этом убедился       Жан слегка поёжился с того места, где он сидел на коленях в паре футов слева от Армина, он выглядел тревожно. Это была неизведанная территория, никто из них раньше не сталкивался с этой конкретной болезнью.       —Пневмония?       —Инфекция легких, которая вызывает воспаление и жидкость в воздушных мешочках. Обычно передается воздушно-капельным путём, — отчуждённым голосом объяснил доктор. — Она может быть опасна для младенцев и маленьких детей, а также для пожилых людей и тех, у кого уже есть какие-либо заболевания, но он молод и физически здоров, так что это должно пройти с лечением.       —Как нам это лечить? — как ни странно, именно Конни спросил, скорее всего, опередив Жана с тем же вопросом.       —Я оставлю вам антибиотики, но сначала мне нужно будет ввести противорвотное средство, чтобы справиться с тошнотой, так как вас, скорее всего, просто вырвет с любым пероральным лекарством, если я этого не сделаю, — сообщил им доктор, и Конни только кивнул, не найдя никаких изъянов в его логике.       Теперь Армину сказали лечь, и ему это очень не понравилось, потому что это было ужасно уязвимое положение. Он попытался взглянуть на то, что доктор, казалось, выуживал из своей сумки, но ему не удалось хорошо рассмотреть содержимое с этого ракурса.       Капитан выглядел немного настороженным, что совсем не помогло и без того напряжённым нервам Армина, потому что инстинкты Леви никогда не ошибались.       —Как вы планируете вводить противорвотное средство, если он не может ничего принимать ртом? — спросил капитан.       —Внутривенные препараты. Вероятно, и жидкости, поскольку он обезвожен, — довольно беспристрастно ответил доктор, отметив сухость губ Армина и усталость в его глазах.       Армин ещё раз быстро взглянул на его портфель, и, "ох", это определённо были "шприцы".