Болезнь

      Жан проснулся от звука рвоты.       Он инстинктивно посмотрел в спальный мешок Армина, но тот был пуст. Только тогда Жан понял, что шум доносится снаружи палатки.       Натянув ботинки так быстро, как только мог, он бросился мимо пологов палатки наружу. Ему не пришлось долго искать Армина, фактически, он чуть не наступил на него.       Армин сгорбился над лужей собственной рвоты, хотя её там было совсем немного, в основном вода и несколько ложек рагу. Он давился и задыхался, его руки дрожали от усилий удержаться, он был почти в положении планки, слишком слабый, чтобы даже подставить колени под себя для большей поддержки. Арлерт был так близко к палатке, что Жан предположил, что он, скорее всего, едва успел выбраться наружу, прежде чем его вырвало.       —Армин, — Жан опустился рядом с ним и бесплодно завис над ним на несколько секунд, не зная, что делать. Он решил, что ему нужно что-то сделать, и ограничился тем, что погладил Армина по спине, пока того рвало. Светлые волосы Арлерта теперь были короткими, и Жан был рад этому, потому что если бы они всё ещё были длиной до подбородка, ему пришлось бы отрастить дополнительную руку, чтобы держать их.       Через некоторое время тело Армина, казалось, поняло, что ему больше нечего сплёвывать, и рвота прекратилась. Жан заговорил.       —Что ты здесь делаешь?       Армину потребовалось несколько минут, чтобы перевести дух, прежде чем открыть рот и заговорить.       —Т-тошнило... Не хотел запачкать всё в палатке — его голос был хриплым, когда он говорил, и Жану пришлось наклониться к нему, чтобы разобрать, что он говорит.       Кирштейн не мог не заметить, как дрожат его руки, когда Армин пытался удержать себя.       —Я подниму тебя, хорошо?       Армин кивнул, едва заметно качнув головой, Жан воспринял это как сигнал обернуть руки вокруг его талии и оттащить его назад от его собственной блевотины. Он поднял Армина, но тот всем весом упал на грудь Жана. Он даже не мог удержаться в вертикальном положении.       Армин всё ещё тяжело дышал. Жан слышал резкие его выдохи: напряженные и болезненные. Он убрал руку с плеч Армина, чтобы нежно положить её на лоб парня, и чуть не выругался, когда его ладонь коснулась лица Арлерта. Он был значительно теплее, чем ранее этим утром, лихорадка обострилась ночью. Жан чувствовал, как Армин дрожит, когда он прислонился к нему.       —Давай, пойдем обратно, — Жан потянулся, чтобы поднять его и отнести обратно в палатку, когда Армин внезапно отстранился от него.       —Пожалуйста, не надо, — прокашлялся он между словами. — Я могу ходить.       Жан поморщился.       —Армин, ты не можешь ходить. Ты даже сидеть не можешь.       Армин, должно быть, понял, что прижался к Жану, потому что он попытался вырваться и сесть без поддержки, чтобы доказать сказанное, но в итоге только наклонился вбок, прежде чем Жан схватил его за плечи. Он издал сдавленный вдох разочарования.       —Пожалуйста, не надо, — повторил Армин, явно содрогаясь при мысли, что его придётся нести обратно в спальный мешок, как инвалида. — Это заставляет меня чувствовать себя слабым.       —Нет ничего плохого в том, чтобы быть слабым, — лицо Армина поникло, и Жан почувствовал, что сказал что-то не то, и поспешил исправиться. — Не то чтобы ты слабый, ты не...       Жан ненавидел то, как сейчас выглядело лицо Армина. Его глаза были безжизненными и усталыми, веки были такими тяжёлыми, из-за чего ему приходилось изо всех сил держать их открытыми. На его коже была неестественная бледность поверх румянца, который появился на его лице из-за лихорадки. Его чёлка прилипла к влажному от пота лбу, а остальные волосы были растрепаны из-за того, что он ворочался на подушке от болезненно ярких лихорадочных снов.       А теперь, вдобавок ко всему, Жан заставил его усомниться в себе.       —Ты не слабый, Армин. Ты солдат, чёрт возьми, — добавил Кирштейн, потратив немного времени на то, чтобы действительно подумать о том, что он говорит, а не просто вапалить. — Но сейчас ты в физически ослабленном состоянии, и это не твоя вина. Это нормально — принимать помощь от других, вот что я имею в виду.       Армин в молчаливом смирении наклонился ещё в руки Жана, которые поддерживали его за плечи, и тот поднял его.       Армин обхватил рукой его шею, то ли чтобы сохранить сидячее положение, то ли чтобы увериться, что он действительно помогает, а не просто вынуждает Жана тащить его вес. В этом не было особой необходимости, Армин вообще много не весил. Жан предположил, что если это его успокаивало, то в этом нет ничего плохого.       Он прошёл через полог палатки, осторожно, чтобы не споткнуться обо что-нибудь, пока Армин был в его руках. Палатка была предназначена для сна, потолок у неё не очень высокий, и Жану пришлось неудобно пригнуться из-за своего роста. Добравшись до спального мешка Армина, спрятанного в углу, он осторожно опустил его.       Жан принёс бурдюк с водой, и прежде чем он успел что-либо сказать, Армин бросил на него взгляд, который говорил: "Оставь меня".       —Один маленький глоток, и я оставлю тебя в покое, — Жан сочувственно улыбнулся ему, пытаясь заключить с ним этакую сделку. — Ты обезвожен.       —Один маленький глоток, — согласился Армин. Жан подождал, пока он чуть сядет, чтобы попить, но он не двинулся с места.       —Давай, — уговаривал Жан. — Хоть немного подними голову, чтобы не подавиться.       Армин на мгновение вытянул шею вперёд от подушки, прежде чем тут же уронить её обратно, тяжело дыша и кашляя, как будто сам факт поднятия головы полностью лишал его последних оставшихся сил.       —...Не могу       —Эй, ну же... — Жан не хотел ему верить, но Армин, которого он знал, который ненавидел больше всего, когда его считали слабым или бесполезным, не стал бы лгать о чём-то подобном. — Ты сейчас серьёзно?       Армин медленно кивнул, его тело не переставало дрожать ни на минуту. Тревога Жана усилилась. Эта резкая слабость, наряду с одной из самых сильных лихорадок, которые он когда-либо видел, и постоянным кашлем, который истощал его дыхание.       "Армин умирал?"       Он тут же выбросил эту ужасную мысль из головы или, по крайней мере, куда-то подальше на второй план.       —Я помогу тебе, ладно?       Жан подложил руку под голову Армина и слегка приподнял её. Веки Арлерта начали опускаться, и Жану пришлось его слегка встряхнуть.       —Не засыпай пока. Вот вода       Жан поднёс к его потрескавшимся губам кончик бурдюка, и Армин слабо ухватился за ткань сосуда, сделав несколько маленьких глотков, прежде чем оттолкнуть его со всей силой, с которую мог.       —Выпей ещё немного, — попросил Жан, но Армин покачал головой.       —Ты сказал один маленький глоток, — возразил он.       Жан попытался договориться.       —Просто выпей ещё, и я оставлю тебя в покое.       Армин не выглядел достаточно убеждённым, но обещание оставить его в покое было слишком заманчивым, и он сделал ещё один небольшой глоток.       Согласно их уговору, Жан мягко положил голову Армина на подушку и убрал бурдюк. Арлерт попросил одеяло, и Жан накрыл его им, возможно, вопреки своему здравому смыслу. Он не был таким сильным, как капитан Леви, и не мог отказать Армину, когда тот был в таком состоянии.       Жан вышел из палатки, как только Армин задремал. Он прошел немного до колодца и вернулся, чтобы наполнить ведро, и смыл им оставшуюся снаружи лужу рвоты. Кирштейн убедился, что Армин крепко спит, прежде чем сделал это, потому что знал, что осознание того, что Жан убирает за ним, расстроит Арлерта.       Жан сбросил обувь и лёг в свой спальный мешок, но не мог заснуть. Армин хрипел в двух футах от него, и Кирштейн не мог сосредоточиться ни на чём другом. Его напряженные вздохи звучали хрипло, как будто он боролся с резким дыханием.       Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.       Жан послушал его какое-то время, прежде чем сесть и принять решение перевернуть Армина на бок. Арлерт немного сопротивлялся во сне, слабо мычал, но его дыхание немного успокоилось при изменении положения. Кирштейн слегка наклонил голову Армина назад, чтобы немного открыть его дыхательные пути и облегчить его страдания. Это, казалось, немного помогло. Жан понимал, что не сможет спать, пока Армин в таком состоянии, поэтому он решил сесть на своё спальное место и взял на себя задачу следить за ним.       Лицо Армина совсем не походило на то, как должен выглядеть спящий. На лбу у него была складка, в чертах лица было непоколебимое напряжение. Между поверхностными вдохами время от времени раздавались стоны и короткие, пронзительные крики, и порой Армин издавал резкий вой, который пугал Жана и заставлял его сердце чуть ли выпрыгивать из груди. Кирштейн протянул руку через двухфутовый расстояние между их спальными местами и проверил температуру Армина тыльной стороной ладони. Он горел, его лихорадка, казалось, обострялась всё сильнее и сильнее с каждой минутой. Как раз в тот момент, когда Жан собирался смастерить ещё один импровизированный холодный компресс из старой ткани, он услышал кое-что.       —Э-эрен...       Было так тихо, что если бы Жан всё ещё сидел прямо на своём спальном мешке и резко не наклонялся к Армину, он бы ничего не услышал.       —Микаса...       Лихорадочные сны: Жан знал о них, хотя до сих пор не видел никого, кто бы страдал от них. Капитан Леви упомянул, что Армин звал своих родителей во сне, пока он присматривал за ним. Армин не говорил много о своих родителях. Единственный раз, когда он когда-либо упоминал их в разговоре, был ещё в кадетском корпусе, когда Жан по глупости предположил, что они всё ещё живы. Кирштейн не знал, заботились ли родители Армина когда-либо о нём, когда он болел в детстве, но он знал, что Эрен и Микаса точно.       Жан смутно помнил, как он болел время от времени во время их тренировок. Тогда они с Армином не были так близки, поэтому он слышал об этом только если распространялись сплетни или кто-то замечал его отсутствие и спрашивал об этом. Что он хорошо помнил, так это то, как двое друзей Армина оставались рядом с ним во время его болезни. Жан помнил это, потому что в то время он считал это странным. Когда Армин был не в строю, Эрена и Микасу не видели ни во время еды, ни в свободное время по вечерам. Конечно, Жан видел их во время обязательных тренировок или теоретических занятий, но они выглядели расстроенными из-за того, что были там, и всегда спешили вернуться в лазарет, как только их отпускали. Несколько других кадетов комментировали, как это странно, а кто-то другой добавлял, что они беженцы из Сигансины и что вполне естественно, что они так близки. Они были правы.       Они втроём всегда были вместе.       Это заставило сердце Жана сжаться в груди. Эрен мёртв, Микаса могла быть где угодно. Армин был один, и Жан ни разу не видел, чтобы он плакал из-за этого. Все они молча смотрели на него месяцами, ожидая увидеть, как он в конце концов сорвётся, но этого не произошло. Жан хотел бы, чтобы он это сделал.       Ещё один сдавленный крик Армина вырвал Жана из раздумий. Он снова звал Микасу. Он звал её чаще, чем Эрена, как будто его одурманенный лихорадкой бессознательный разум знал, что его больше нет, или, может быть, потому, что он сблизился с Микасой и отдалился от Эрена за последние годы вплоть до Гула. Его дрожащие пальцы бесцельно хватались за что-то, чего не было, и прежде чем Жан успел даже решить это, он взял руку Армина в свою.       Армин крепко сжал его, что стало для Жана шоком, потому что у него не было сил даже выдержать вес собственной головы менее получаса назад. Жан даже не знал, спит ли он в этот момент, его глаза были закрыты, но это ничего не значило. Он надеялся, что спит, потому что такое поведение во время бодрствования означало бы, что Армин бредит, а он этого не хотел. Жан несколько раз пытался позвать его по имени, но не получил никакого ответа. Он бесцельно гладил волосы Армина другой рукой, пытаясь повторить то, что сделали бы Эрен и Микаса, и обеспечить ему хоть какое-то подобие утешения. В идеале он хотел бы намочить тряпку в холодной воде, чтобы положить её на лоб в попытке разобраться с усиливающейся лихорадкой, но Армин держал его руку железной хваткой. Он больше не плакал так сильно, хотя бы.       Если подумать, он видел, как Эрен и Армин держались за руки несколько раз, ещё в их очень ранние дни тренировок. Это было невинное детское поведение, которое ещё не было отброшено в подростковом возрасте. Жан помнил, как ходили слухи, что они были «слишком близки», после этого он больше никогда не видел, чтобы они держались за руки.       Жан не знал, который час. Он не слышал птиц снаружи, что давало ему понять, что солнце не взойдёт ещё как минимум два часа, максимум девять. Краем глаза Кирштейн заметил движение Леви и лишь надеялся, что тот скоро проснётся, чтобы спросить совета у капитана.       В маловероятной череде событий проснулся Конни, зевнув и неприятно потянувшись, как он всегда делал. Было как-то странно, что он проснулся в это время, обычно он спал как убитый всю ночь, но Жан был рад, что ему больше не нужно приглядывать за Армином в одиночку.       Конни был всего в паре футов от него, поэтому ему не пришлось кричать, чтобы позвать товарища.       —Конни, не спишь?       Конни, очевидно, не заметил, что Жан тоже не спит и сидит, потому что он немного вздрогнул, услышав его.       —Боже, Жан... Нет, не сплю.       —Сделайте одолжение. Принеси чистую тряпку, намочи в холодной воде и выжми, — Жан кивнул в сторону маленьких полотенец, которыми он вчера сбивал температуру Армина. — У Армина жар, сильный.       —Чёрт... да, хорошо, — Конни встал, и поплёлся к ящику с припасами у входа в палатку. Он схватил чистую тряпку и держал её над ведром для стирки, пока пропитывал ткань прохладной водой. Спрингер поспешно бросил бурдюк на землю, чтобы освободить руку, и обеими руками выжал лишнюю воду. Опустившись на колени рядом с Жаном, он передал тряпку.       Жан пожал плечами, не в силах взять её.       —У него моя рука, — объяснил он и указал туда, где Армин сжимал руку. — Сложи её и положи ему на лоб.       Конни подтолкнул Армина с бока на спину, чтобы он мог положить компресс на лицо, не рискуя, что тряпка соскользнёт. Жан заметил, как хрипы в груди Арлерта вернулись вновь, когда Конни сделал это. Спрингер, похоже, тоже это заметил, потому что посмотрел на Жана с выражением, которое можно было описать только как чистый и неподдельный ужас.       —Что случилось? Он был не так плох, когда мы все легли спать.       —Не знаю, — Жан снова взглянул на лицо Армина. Его глаза были слегка приоткрыты, но они не были сосредоточены ни на чём конкретном. Жан надеялся, что его разбудил лишь холод от ткани, поскольку альтернативный вариант подтвердил бы его опасения, что Армин всё это время бодрствовал, просто не был в себе. — Я думаю, он немного в бреду.       —Немного? — Конни оторвал взгляд от ужасно раскрасневшегося лица Армина, чтобы встретиться взглядом с Жаном, решив немного сменить тему. — Как долго ты не спишь?       —Чуть больше часа, — пробормотал Жан, лениво поглаживая большим пальцем руку, которая сжимала его собственную. Он всё больше и больше хмурился с каждой секундой, слушая невнятное бормотание Армина. — Я не понимаю, он только что вставал и разговаривал со мной.       Конни ничего не сказал на это. Он оставался с тем же молчаливым выражением беспокойства, и Жан продолжил:       —Он мало говорил, но он был в сознании и в достаточно ясном, чтобы понимать, что я ему говорю, и отвечать мне, — Жан тяжело вздохнул, наклонившись вперёд, усталость была очевидна в его позе. — С тех пор он немного говорил, но ничего из этого несвязно, и он не отвечает мне.       —Что он говорил? — Конни заметил, как влажная ткань сползает на глаза Армина, и попытался поправить её.       —Я не смог разобрать всё, но в основном только имена, — Жан замолчал. — Микаса, Эрен, что-то в этом роде. Он также пару раз произносил наши имена.       Конни раздраженно наполовину вздохнул, наполовину рассмеялся.       —Я польщён.       —О чём вы там болтаете? — хриплый голос Леви оказался для них обоих неожиданностью. — Сейчас середина ночи. Что вы оба делаете, сгорбившись в углу?       —Капитан, — Жан поприветствовал его, обернувшись на мгновение. — Армину нездоровится.       Капитан сделал лицо, которое Жан не смог разобрать. Это была странная и незнакомая смесь раздражения, беспокойства и принятия.       —Что ещё нового? Солнце село на западе?       Жан нахмурился.       —У него резко поднялась температура, сэр.       Капитан, должно быть, чувствовал себя немного виноватым за то, что запугал Жана, заставив его использовать почтительное обращение, потому что его тон и выражение лица немного смягчились. Леви сел на кровати, пошаркал туда, где в спальном мешке лежал Армин, и быстро оглядел его, глаза Аккермана слегка расширились, когда он услышал бормотание и гортанные скулёжи Армина.       —Он бредит?       —Думаю, да, — Жану удалось освободить руку от хватки Армина, хотя это вызвало у второго всхлип недовольства в его неспокойном состоянии. Кирштейн предположил, что тот факт, что Армин мог реагировать на что-то, был хорошим знаком, даже если он не отвечал им напрямую. Капитан всё ещё выжидающе смотрел на Жана, скорее всего, ожидая больше информации. — Его вырвало ранее снаружи.       —Что... стошнило? — Конни оглянулся на них, он уже встал, чтобы дать Леви место сесть возле спального мешка Армина. — Как думаете, это желудочный вирус или что-то в этом роде?       —Вряд ли. Он бы обделался, если бы это было так, — заявил капитан со своей обычной грубостью, и Жан на мгновение вздохнул с облегчением от того, что Армин на деле так не сделал. Конни слегка отпрянул, как будто он вообще пожалел, что спросил.       —Ему нужен доктор, — продолжил Леви. — Сперва я думал, что он сможет выздороветь, отдохнув несколько дней, но, похоже, теперь это не так.       Жан стянул с Армина одеяло, пытаясь его охладить, хотя он прекрасно понимал, что это не поможет, учитывая, насколько критически высокой была его температура.       —Нет никакой гарантии, что мы найдём доктора, который захочет его осмотреть, и даже если найдём, он определённо не захочет прийти к нам посреди ночи.       Уголки губ капитана дёрнулись вниз в хмуром взгляде.       —И что теперь? — заговорил Конни, взяв на себя роль Жана, держа Армина за руку, пытаясь утешить его и немного облегчить его страдания. Жан был готов поспорить, что Армин не мог их видеть в тусклом свете палатки и сквозь туман в разуме. Физическое прикосновение, вероятно, было единственным, что могло убедить в его состоянии, что он не один.       Леви потянулся к Армину, чтобы проверить температуру его шеи и груди, вероятно, не стал проверять лоб из-за того, что кожа там ещё была сильно холодной из-за влажной ткани.       —Ему нужно продержаться следующие восемь часов или около того, пока мы не сможем хотя бы попытаться убедить марлийского доктора помочь ему.       Жан поднял руки, чтобы закрыть уши — движение для самоконтроля, и приготовился к тому, что может произойти в течение ночи.