В потёмках холодного безразличия

      Прорезался новый день; совсем скоро рутинные дела снова проглотят ночную безмятежность и окунутся в спешке да суете по новой колеи. Особняк семьи Абдуб ещё пребывал в сонном мареве тишины, когда ближе к четвёртому часу Манзиль доставил их домой. По пустым коридорам под слабым светом пробуждающегося солнца, проникающего сквозь зашторенные большие окна, и переливами реагирующего на движения электрического освещения, старательно-бесшумно шуршало кресло Раяна. Охранник же продолжил прерванное дежурство.       На пути в комнату, где хозяина ожидала мягкая постель, невыспавшийся и ужасно этим раздражённый Раян столкнулся с вовсю зевающим кузеном и только тогда вспомнил о недавней договорённости между ними. Чтобы не заскрежетать зубами, пришлось напомнить самому себе, что его жизнь отныне — неуправляемый хаос и череда неудачных обстоятельств. Сладкий сон вновь отложился до лучших времён.       Раян мысленно костерил себя за забывчивость — сам же накануне вечером предложил любимому старшему брату взаимовыгодную помощь, и теперь отказываться от своих слов и пойти на попятную… О, как бы он хотел!.. Хотел, чтобы этот суматошный день поскорее закончился! Но, вот засада, день только начался, а всё уже наметилось нестись ракетой. Явно издеваясь над Раяном, его братец, который вчера был награждён почётной ролью будильника, окинул его придирчивым взглядом и с некоторой надеждой произнёс:       — Может, лучше я сам?       Нахмуренные брови ясно дали понять, что их обладатель пренебрежения к себе не потерпит, а Арслан, тот самый будильник, мигом пожалел, что вообще заикнулся о скуке после ухода истинной пары. Раян не услышал сдавленного обречённого вздоха, будто предчувствовавшего грядущее, но смог вступить в ряды помощников, лишь освежив лицо холодной водой.       Дом постепенно просыпался. Слуги готовили завтрак и приводили особняк в порядок после вчерашнего приёма гостей. Они также будили господ. Алем как раз подходил к спальне Раяна, чтобы подготовить его к утренним процедурам, когда по широким коридорам пронёсся возмущённый голос господина Юзима, который заставил кровь застыть в жилах. Такой тон супруг почившего брата нынешнего главы Абдуб использовал только в исключительных случаях. Этот признак служил предзнаменованием беды, и Алем поспешил в комнату своего господина, но там никого не оказалось. Только неубранная постель свидетельствовала о том, что Раян всё же ложился на кровать, хотя, судя по прохладе простыней, ненадолго.       — Где этот неугомонный лунатик?! — Алем обернулся на грозный возглас и обнаружил у себя за спиной господина Юзима, недовольно поджимающего губы в кривую полоску, и растерянно улыбающегося Юрия Павловича. Ответ был немногословный. — Не знаешь? Дай угадаю: куда Раян смотался ночью, во сколько вернулся и вернулся ли вообще, тоже ку-ку. Бесполезная бестолочь!       — Юзим, успокойтесь. Я уверен, скоро всё утрясётся и мы проясним ситуацию. Не следует волноваться понапрасну, — сказав это, Юрий Павлович кивнул Алему, и тот прошмыгнул прочь. — Для начала давайте поедим?..       Алем мчался по лабиринтам жилища и совершенно не понимал, куда ему обратиться, чтобы найти исчезнувшего господина. Раян, с его недееспособностью, как сквозь землю провалился. И от Манзиля толка не получилось — тот лишь плечами пожимал, словно бы говоря: «в целости и сохранности отвёз, в целости и сохранности привёз, а дальше не моя забота, дайте поспать». Пофигизм некоторых приводил в удручающее состояние. Алему ничего не оставалось, кроме продолжения мучительного поиска и старания не попасться под горячую руку, пока он случайно не напоролся на такой же мечущийся взгляд, как и у него самого. Прислужник кузена Раяна также вглядывался в окружающих, но тихо и чуть боязливо, верно не хотел, чтобы кто-то узнал… Что? О ещё одной пропаже? Поняв наконец, в каком направлении двигаться, они оба устремились в подвал. И как им сразу в голову не пришло?..       Минус второй этаж встретил их стойким смешанным запахом различных трав, хранящихся здесь на каждой поверхности, в открытом и закрытом виде, свежих и высушенных. Этот запах вызывал вполне себе не эфемерное желание избавиться от обоняния в принципе.       При жизни первого хозяина поместья просторное подвальное помещение ещё обустраивалось, но уже тогда поговаривали о необходимости лаборатории для испытаний со снадобьями. Алем был юн и мало что понимал. После смерти старшего господина Абдуб в подвал вообще перестали кого-либо из прислужников впускать, объясняя утечкой опасного газа. Через несколько месяцев туда не рискнул бы соваться даже самый смелый слуга из-за суеверного страха, вызванного слухами о синем призраке, одиноко перемещающимся сквозь стены нижних помещений.       Спустя ещё некоторое время минус второй этаж целиком перешёл под нужды мини-лаборатории для младших членов семейства и охранялся всеми современными средствами защиты, доступ к которым строго регулировался самими наследниками. Слухи забылись, а опасения никуда не делись, въевшись глубоко в кровь. Алем с товарищем спустились в подвал и, нервно оглядываясь, добрались до дверей другого лифта, ведущего ещё ниже, полностью уверенные, что они как на ладони. И оказались правы.       — Что случилось? — выехал из-за поворота господин Раян, не давая ступить дальше, и Алем смог дышать полной грудью, несмотря на перенасыщенный букет в воздухе. Боги, какое облегчение! — Алем?       Следом за Раяном вывернул и его двоюродный брат, и рядом послышался вздох такого же облегчения.       — Господин…       И вот уже добрых полчаса Раяна донимал дядюшка и не планировал униматься в ближайшее время, даже несмотря на наличие посторонних в кабинете.       — Что же ты натворил, а?! Ты вообще дружишь с головой? Как вообще решился на подобное? Кощунство!       Раян поморщился. Свидетель бурной реакции рассерженного до предела родственника преспокойно сидел чуть поодаль на диване и попивал чай с успокаивающими травами. Оставалось лишь выяснить, как эта сцена семейного конфуза отразится на дальнейших взаимоотношениях с Юрием. Терять даже гипотетического союзника не хотелось.       — Кощунство? — действительно, иначе и не скажешь. Раян испытывал нарастающее чувство странной, усталой злости. Тем не менее, он старался сохранять спокойствие, наконец вставляя слово в длинный монолог: — Дядюшка, кто-то позвонил мне в полночь и попросил прийти в участок. Что мне оставалось делать?       — Сообщить нам, Раян. Ты должен в первую очередь сообщить нам, — Юзим грациозно опустился в глубокое кресло напротив и сверлил его внимательным взглядом. Что-то выжидал. — Мне поручили ответственность за тебя, между прочим. Или уже забыл, сколько на свете мошенников?       — Мошенники потребовали бы выкуп, да и я не совсем дурак, чтобы не проверить адрес по геолокации. Но вы, дядюшка, правы. Я просто не думал, что всё зайдёт так далеко. Я не хотел причинять вам неудобств и напрасно волновать.       Однако, возможно, стоило бы поступить по-другому. Стоило бы разбудить весь дом, чтобы всей толпой, во главе с дядюшкой, ломиться в открытые двери ОБиП и украсть из-под носа у доблестных служителей правопорядка будущего мужа Раяна. Возможно, тогда огласка в прессе вызвала бы куда более фееричный шум, чем сейчас. А его бы оставили в покое?       — Перестань юлить! — глаза Юзима снова полыхали. Видимо, досада подавлялась лишь в голосе, а лицо выдавало. Что же. — Ладно, не меня, но хотя бы Юрия проинформировал. Его сын возглавляет крупнейшую корпорацию в стране и за границей, и, как это повлияет на репутацию, одним богам ведомо… Посмотри только, какой позор на всю первую полосу!       Эти пререкания изнуряли Раяна знатно. Изгнанная вчера сильными руками головная боль возвращалась прыткими шагами, обостряя эмоции. Ему становилось плевать с высокого моста не только на мнение уважаемого дядюшки, но и что о нём подумает будущий папенька. Без посторонних глаз и ушей разговор давно бы вёлся в совсем других тонах и перенял совсем другие выражения. Юзим не выносил, когда что-то происходило вне его досягаемости, а Раян — контроля со стороны.       — А мне кажется, милая фотография. Дети выглядят очень гармонично, — третий человек в кабинете, который до этого момента оставался незамеченным, обратил на себя внимание, поставив чашку на фарфоровое блюдце немного громче, чем следовало, и подал знак слугам, чтобы те подлили ему горячего чаю. Он был очень доволен сбором. — Прошу прощения, что прерываю вашу воспитательную беседу, Юзим. Я думаю, нам всем нужен небольшой перерыв. Раян, дорогой, тебе, должно быть, пришлось нелегко. Ты выглядишь измождённым. Вот, выпей — мне сказали, что это успокаивает. Да и вкус... чарующий! Ах, что я говорю, ты и так знаешь.       Юзим в этот момент будто бы пребывал в прострации. Похоже, его тарахтение вышло в трубу, никому не сдавшееся. Даже мигрень Раяна перестала так сильно давить на мозг, и он с благодарностью слушал ласковый тембр Мирнова-старшего.       — Юрий П...       — Ну что ты, Раян, обижаешь старичка, — укоризненный вздох вышел как нежный хлопок по плечу. — Мы же договаривались... Папенька.       — Папенька, — уверенно проговорил Раян. — Очень вкусно, спасибо.       Хорошо, маленькая месть свершилась, и Раян даже, сам того не ведая, укрепил взаимную эмпатию с родителем жениха. Об остальном он предпочитал не думать.

***

      Противная мелодия будильника, которую, не иначе, установили демоны из преисподней, разбудила блаженно спящего, делая жизнь с первых секунд невыносимой. Мыча и чертыхаясь, Богдан схватился за голову — она трещала так, будто её на куски рвало дикое зверьё. Проще было бы сразу убиться, но инстинкт самосохранения не дал погрузиться на дно отчаяния и позволил подняться на ноги — т.е. нажать на отключение звука.       Возвратив телефон, Богдан с полуприкрытыми глазами ощупывал поверхность прикроватной тумбочки в поисках стакана воды. И, к его удивлению, там нашлась не только так необходимая сейчас бутылка минералки, но и целая упаковка таблеток от похмелья. Мысленно сделав пометку поблагодарить удивительно заботливого братика, он запил две и опрокинулся обратно в грёзы.       Уже проваливаясь в очередной сон, Богдан настороженно встрепенулся от вежливого стука и просьбы разрешить внести угощения в номер. Пустота в собственных мыслях уступила место мгновенной растерянности, и ползающее где-то на заднем плане осознание того, что он находится в совершенно другом месте, нежели в родном доме, вдруг опалило сонливость. И вот, облачившись в слишком мягкий для него халат, он стоял посреди одних из самых роскошных апартаментов города после почти десятиминутного разговора с работником отеля, в коем непостижимым образом умудрился оказаться, и в непонимании смотрел на уже оплаченный кем-то изысканный завтрак. Нет, не кем-то там обезличенным, а Раяном, что вызывало недоумение куда более сильное.       Из раздумий его вывел пиликающий, словно в нетерпении, телефон. Без особого энтузиазма открыв присланные другом видеосообщения, Богдан испытал такой шок, что ещё немного — и, казалось, от перенапряжения могли полопаться глазные яблоки, не желая видеть самую большую оплошность владельца. Видео с камер наблюдения в здании ОБиП и анонимных гаджетов приходили исправно с интервалом примерно в минуту, порождая нервный тик. Дружба с сотрудником правоохранительных органов — одновременно и награда, и наказание.       Последним уведомлением приковыляла ссылка на самый популярный новостной журнал королевства, и сообщение под ней гласило: «Негоже нажираться без лучшего-то другана! И не боись, всё изъято, для общественности ничё не оставил, я не злопамятный, так что больше никто, кроме меня, не может глянуть. Тольк, это, все уже видели в живую! Кстать, на журнал... ты уж прости, туда мои не сунутся. И, эт... не могу не сказать, фотка — бомба!».       Богдан окончательно остолбенел. На первой полосе крупный снимок демонстрировал его самого, наклонившегося в неудобной позе, сжавшегося на спинке своего кресла Раяна и поцелуй. Только как три вроде бы несовместимых элемента уживались в одном кадре, объяснению не поддавалось. Статья, сопровождавшая снимок, и вовсе попахивала пиар-ходом компании, но таковым не являлась от слова совсем. Тогда какая выгода автору писать этот слащавый бред про истинность, дополненный пожеланиями счастья молодым в конце, что походили скорее на издевательский плевок, контрольный выстрел в гроб, чтобы покойный точно не встал?       Богдан отложил железку и провёл ладонями по лицу. Самое смешное, он не помнил практически ничего. Блаженная темнота вместо воспоминаний. С ним такое было впервые. Или мозг заблокировал нежеланное? Богдан оглядел поистине королевский номер, пытаясь зацепиться хоть за что-нибудь устойчивое, когда напоролся на эмблему известного бренда. В кресле обнаружились ранее почему-то не замеченные чёрный чехол, свёрток с клочком бумаги сверху.

      «Мирнов!       Здесь новый костюм и белая рубашка, на полу найдёшь коробку обуви. Надеюсь, размер подойдёт, если же нет, звони в администрацию отеля — закажут нужный комплект (за такие деньжища вообще должны на руках носить, по моему глубокому убеждению. Ну да ладно). Никите я сообщил, утром поговорю с Юрием. Отдохни.       П.С. Благодарностей не надо. До свадьбы меня не доставай — и мы в расчёте.       П.С.С. Когда союз официально зарегистрируют, пожалуйста, сделай так, чтобы я не таскался по всяким ОБиП из-за тебя!       Раян».

      Настоящее фиаско. Можно было смело тушить свет.       Когда после всех навалившихся потрясений он прибыл домой, у приветствующего его домработника Стаса был удивлённый вид.       — Никита уехал? — спросил Богдан, как ответственный старший брат.       — Да, господин. Не переживайте, Стёпа отвёз вашего брата около полутора часов назад. Ещё не вернулся.       — А папа?..       — В кабинете, у него гость. Вам что-нибудь понадобится?       — Нет, спасибо.       Отослав слугу, Богдан решил подняться на верхний этаж, чтобы переодеться и чуть перевести дух. Но не успел он добрести до первых ступенек, как из недр кабинета выплыл Юрий в сопровождении смутного знакомца.       — Что у нас делал человек Абельгаффара? — поинтересовался Богдан у родителя, любезно проводившего дорогого гостя, словно они жили без прислуги.       — Помог мне определиться с интерьером, сынок. Такой милый мальчик, нам так повезло с ним!       — Этот милый сосланный шпион стоил четырёх уволенных сотрудников.       — Не говори глупостей. Ты уволил их за дело, — засмеялся Юрий.       — Папа прав, — веско резюмировал очевидное Богдан, удивлённый непринуждённостью родителя, но продолжая пока играть по его правилам. — И зачем тебе понадобилась помощь оргинейца в ссылке?       — Я планирую небольшой косметический ремонт. Кстати, можешь уже собираться в столичную квартиру.       Богдан уставился на родителя.       — Папа, ты серьёзно? Ремонт? Тебе обязательно нужно заниматься такими хлопотами именно сейчас? — негодование всё же, пусть и немного опасливо, выплеснулось наружу.       — Может быть, и правда, это не совсем уместно — создавать дополнительные сложности перед предстоящим событием... Но, сынок, зачем тянуть? Неужели подождём, пока потолок не рухнет нам на головы? Дом старый. — Юрий укоризненно посмотрел на сына, а потом обвёл его взглядом с головы до ног и усмехнулся: — А у Раяна, оказывается, прекрасный вкус!       Застывший Богдан, недоумевая, также оглядел себя: да, он, всегда предпочитавший однотонные наряды, выглядел крайне необычно в стильном светлом костюме в вертикальную полоску. Но какое отношение предпочтения Раяна имеют к делу? Их дом действительно старый, но вряд ли обветшал за три года без ремонта, чтобы рассыпаться как карточный. Папочка точно что-то недоговаривал.       Юрий всегда был таким. Его амбициозность и долгосрочное планирование всегда вызывали восхищение, но тщательное обдумывание родителем множества сценариев будущего и замалчивание некоторых прогнозов иногда пугали. Если он уже всё для себя решил, тогда Богдану, как самому недалёкому, оставалось барахтаться в темноте в попытках за что-то ухватиться; но его периодически двигали и вели за руку, как маленького, чтобы он не тормозил каждый раз.       Всё отчётливее становилась собственная бесполезность. Интересно, так себя чувствовал Раян, когда ему не оставили выбора? Ему так же хотелось оттолкнуть руку помощи и сделать всё наперекор?

***

      Последующие дни в «Приюте для инвалидов» проходили в сплошной суматохе. Подготовка ко дню Единения вызывала отнюдь не праздничное настроение: оказалось, несладко разучивать сценки, стихи, песни с капризным населением центра. Смотрители старались не слишком давить на своих опекаемых, но программу минимум все должны продемонстрировать по высшему разряду, и потому совсем улизнуть от обязанностей никому не давали. Так-то они готовились и прошлую неделю, начали вообще в середине позапрошлой, теперь же репетиции стали интенсивнее и прибавились волнение и мандраж перед торжеством. Организаторам хотелось выглядеть достойно перед гостями и выступлениями подопечных привлечь больше потенциальных спонсоров.       Раян в этом мероприятии участвовал лишь косвенно. Ему, вчерашнему студенту, не позволили вступать в полномасштабное действие, доверяя только следить за опекаемыми, что не могли в силу обстоятельств вносить собственную лепту в праздник: т.е. нужно было лишь выполнять непосредственную свою работу. Так что он с чистой совестью с головой погрузился в отчёты.       Время неуклонно летело вперёд — и вот последняя неделя его пребывания в центре подходила к концу, но Раян вопреки собственным мыслям не чувствовал удовлетворения и простаивался в подвешенном состоянии, будто не довёл дело до логической точки, до полноценного завершения. А срок, который давался безвозмездно, чтобы что-то изменить, тупо упущен. Возможно, поэтому, незаконченное, оно и гложило изнутри, довлело над ним, беспокоило.       — Йенушка, ну перестань кукситься. Успеем мы всё!       За несколько дней до праздника и Раяну перепала малость нервотрёпки. В компании ещё трёх везунчиков он вырезал фигурки к декорациям. Кто-то оказался задействован в других задачах, и сцену в итоги не доделали — пришлось запрягать запасной состав.       — Не успеем, — вздохнул самый тихий и непонятно зачем здесь затесавшийся опекаемый Раяна. Здесь — не в смысле за столом любительской мастерской, а в самом Приюте, где каждая монетка на счету: cмотреть за ним — сплошной отдых, но и дополнительная трата так необходимых другим ресурсов, что диву даёшься. Лёгкий акцент в речи выдавал человека западных стран. Такой особенный? — День остался, а конца-края не видать! Мне ещё полы после ужина мыть.       — Мыть? Полы? А как же уборщики? — изумился Раян, за три недели ничего подобного не слышавший.       Однако изумление потонуло в причитаниях оптимиста-Ильи — самого младшего опекаемого Раяна.       — А я ещё раз повторяю, успеем. Не расстраивай нас, Йену-у-ушка! — потянул Илья, вынуждая собеседника закатить глаза. — Вон, даже смотритель хмурится!       — Он из-за тебя хмурной вообще-то, Ильюу-у-ушка, — Илья на передразнивание обиженно выпятил нижнюю губу. — Ты ещё заплачь.       Всхлипы не заставили себя долго ждать. Шутливые всхлипы. И минуты не прошло, как плакса смеялся над неровно вырезанной фигуркой товарища, за что вполне заслуженно получал щелбаны. Навеяло воспоминаниями, но Раян тряхнул головой — и отражение былого оставило его в покое. На этот раз.       Кроме Раяна, за представлением наблюдал и молчаливый друг Ильи, молодой альфа из группы другого смотрителя, самовольно согласившийся принять участие в увлекательном соревновании со временем — им бы успеть переделать всё до ужина второй смены. Кроме того, ещё никто не отменял ежедневные процедуры. Младшие не выдержали первыми, и Илья с товарищем наперегонки укатили на своих средствах передвижения, оставляя позади убирающихся старших.       — Ты выполняешь работу уборщика? — с осторожностью слона поинтересовался Раян, сортируя использованный инвентарь на «ещё пригодится» и «в мусор без оглядки». Начинать разговор политкорректно времени и смысла как-то не находилось.       Йен был старше Раяна на пару лет. Он, к счастью, передвигался на своих полностью здоровых двоих и уверенно держал в руках метлу; впервые приехал в Росоманию в шестнадцать и с тех пор, со слов того же Ильи тире главного сплетника всея центра, имел некоторые тёрки с миграционной службой. Но Раян не вникал в немедицинские детали и боялся худшего.       — О, смотритель Абдуб, тут не эксплуатируют мой труд. Если вы про это, не беспокойтесь, — у Раяна отлегло, и он издал вздох облегчения. Йен, заметив такую реакцию, лишь плечами пожал. — Кроме вас, из смотрителей, честно говоря, никто об этом не спрашивал.       — В Росомании труд каждого человека ценится и оплачивается соответствующе профессии. Особенно в условиях, когда человек даже с некоторой недееспособностью отлично выполняет возложенные на него обязанности, — прозвучало высокопарно. Раян усмехнулся. — По крайней мере, так написано в конституции. Другими словами и с подводными формулировками, конечно, но сути они не меняют.       — Понял. Но я не гражданин этого государства, — закончил подметать Йен. — И как только я покину это учреждение, меня могут запросто депортировать на родину.       — Зачем? Проблемы с законом?       — На родине никаких. Да и здесь просто остаточные сложности — я осознанно ничего не нарушал. Авиакатастрофа десятилетней давности, слышали о ней?       Слышал ли Раян о катастрофе межнационального масштаба? О самом крупном в истории авиа-проектирования пассажирском лайнере, о его трагическом последнем взлёте и о сотнях несчастных — покалеченных, пропавших без вести, погибших. Трудно оставаться незнающим, когда в брюхе этой железной птицы летел твой близкий родственник.       Некоторые тела так и не удалось опознать — такой силой обладал взрыв рядом с топливным отсеком. Взрывчатка, заложенная точно профессионалами, сдетонировала в окружённой горами болотистой местности, сигнал о помощи не подавали — попросту не успели. Когда с радаров пропал самолёт, набитый людишками под завязку, думали, неполадки приборов, а потом началась первая сильная метель в году, и... просто чудо, что спасатели хоть кого-то находили живым.       Из более чем шестисот пассажиров, включая лётчиков и стюардов, в живых осталось лишь восемь. Официальная версия — про террористическую атаку — подтверждалась различными доводами и доказательствами, однако верили в неё только обыватели. Слишком много выбрало именно этот рейс влиятельных людей. И слишком много среди них погибло оргинейцев. Даже спустя десятилетие расследование страшной трагедии всё ещё не завершили.       Раян прекрасно был осведомлён из анамнеза о тогдашнем состоянии Йена Бени, хоть и не связывал ни с какими событиями. Коматозник более полугода, повреждения сетчаток глаз, обморожение конечностей средней тяжести. Бонусом шли, что ни странно, ожоги, черепно-мозговая и другие глубокие раны и царапины от железных осколков, да проблемы с психикой на фоне стресса и потери единственных родственников.       — На родине меня никто не ждёт, а здесь... здесь у меня друзья, и я... столько пережил. На самом деле мне несказанно повезло. Зрение понемногу восстанавливается, руки-ноги целы, хотя врачи были скептически настроены, и даже шрамов практически не осталось. Лишь с документами случилась неувязка, в миграционке до сих пор придираются.       — Ты обратился к юристам?       — О, Приют предоставил консультацию, спасибо им. Как мне уже объяснили, моей вины в произошедшей путанице нет. Меня перепутали.       Рядом с его бесчувственным телом после авиакрушения нашли клочок паспорта росоманского образца, и лечили Йена как гражданина Росомании, временно утратившего личную характеристику, поскольку он сначала пребывал в медикаментозной коме, а после некоторое время не просыпался сам, чтобы выдать совершенно неожиданное местным правоохранителям, сказать: я не Иван. И всё сложилось так, что, когда выписывали из больницы, ему оставалось лишь одно — путёвка в центр реабилитации Приют для инвалидов. Врачи королевства не обременялись дополнительными обязанностями по долечиванию больных.       Печально, что впоследствии, преодолев все каверзные пути исцеления физического и душевного, Йен угодил в ловушку беспощадной и неповоротливой системы.       — Если нужна будет помощь, ты знаешь, где меня найти.       — Спасибо, — благодарно взглянул Йен, сев напротив и отобрав у Раяна часть работы. — На самом деле вы первый смотритель, который не игнорирует никого. Ко мне, в основном, предвзятое отношение, это ладно, но остальные… Илья, например. Он, хоть и старался не показывать, нуждался в помощи смотрителя даже больше, чем коматозники. Хорошо, начальник временно взял ответственность за нашу группу, под его присмотром Илюша расцвёл. А потом появились и вы.       — Ты льстишь каждому смотрителю, наверное, да? — улыбнулся Раян.       — Только тем, кому не скучно меня слушать.       В этот момент Раяну пришло оповещение. Дорогой кузен пунктуален, как всегда. Список будущих мертвецов не так-то легко достать, так что Арслан заслуживал по крайней мере похвалы. Потом как-нибудь обязательно. А сейчас листать и надеяться. Надеяться, что... Боги!       — Прости, мне срочно нужно к начальству. Справишься без меня? — дождавшись растерянного кивка, Раян сорвался с места.       Ему, главное, уговорить, а дальше... Будь, что будет.

***

      — Ну ты и конспиратор, Богдан! — воскликнул в дверях друг, в приветствии распахнув руки. Денис Архипов собственной персоной, лучший друг юности, верный товарищ в суровые армейские будни и соратник в гражданской повседневности. И качественный собутыльник, что не напьётся сам в хлам и окружению не даст излишне разгуляться. — Как можно утаить от брата, что тебя выгнали из дома?       — Денис, — хмуро проговорил Богдан, отвечая на объятия. — Никто никого не выгонял. Папа буквально не может сидеть без дела, только и всего.       — Не оправдывай Юрия Павловича! — Богдан лишь закатил глаза на шутливый толчок в плечо. — И вообще, доложил бы сразу, закатили бы вечеринку.       — Какую вечеринку, Ден? Мы не подростки, чтобы устраивать такое.       — Кто бы говорил! — усаживаясь в предложенное место поудобнее, Денис вмиг посерьёзнел: — Выкладывай.       — Заделался психологом? Так нравится копаться в моих мозгах? — не преминул с долей иронии поддеть товарища Богдан и тут же повинился.       Он тяжело вздохнул. Богдан осознавал: Денис или кто-то другой не виноват в заковыристых заморочках его непроходящего кризиса. То утро неожиданных открытий о себе любимом никогда не сотрётся из памяти, но вечер... Вечер был непонятен. Богдан тогда так и не отговорил родителя от сумасбродной затеи и нехотя признал поражение. Но сейчас его рефлексии были по иному поводу.       — Выпивка найдётся?       — Вижу, вжился в роль, — пока он ходил за искомым, Денис уже уютно устроился, полулёжа скрестив ноги. — Лови.       — О, холодное! Спасибо, — принял Денис баночку пива. Богдан наблюдал за развалившимся на диване молодым стражем порядка, как за очень старым домашним животным, которое стало вдруг не в пример активным и принялось точить когти о любимый ковролин. — Ты про роль хозяина и раба? Ты тоже ничего, только малость переигрываешь. Меньше экспрессии, друг, и всё получится.       Одна беда — Денис имел ужасное чувство юмора. И на его подмигивания пришлось кинуть ещё одну баночку, которую тот, увы, легко поймал.       — Паршивец, — Богдан плюхнулся в кресло. Выпивка напомнила ему о самом позорном моменте в его биографии. — Знаешь... Я звонил в тот день, ну, чтобы возместить ущерб хозяину бара, из которого меня забрали в ОБиП.       — И? — поторопил Денис, не выдержав томительной паузы.       — Раян уже всё оплатил, — скорбным тоном возвестил Богдан. — И даже на моральную компенсацию расщедрился. Он издевается так надо мной, да?       — Подожди, — оторопел в ответ Денис. — По-моему, я запутался. Как ты вообще пришёл к такому умозаключению?       — А что? Полагаешь, это нормально?! — Богдан вдруг повысил голос. — Раян мне чужой человек. Он не должен был так поступать.       — Как «так»? Он твой будущий супруг.       — Только на бумаге.       — А на людях? — простой, казалось бы, вопрос выбил почву из-под ног и заставил устало вздохнуть. Сочувствующий взгляд напротив словно только вбил последний атрибут жизни — могильную плиту. — Слушай, не каждый омега побежит в полночь в участок забирать пьяного в дрова женишка. Тем более в вашей ситуации, — и после недолгого молчания вынес вердикт: — Ты крупно попал.       Богдан одарил неудавшегося юмориста укоризненным взглядом, под которым испепелиться лучше самостоятельно. Но подобным Денис явно был перенасыщен на работе и сам суровым взором карих глаз мог кого угодно довести до чистосердечного. Богдан оценил попытку немного разрядить атмосферу, вот только...       — Твои аналитические способности бесподобны, но нисколечко не помогают, Ден.       Богдан подружился с ним не сразу. У него к тому времени уже сформировалась компашка единомышленников, и в их клуб новичков — чужаков по сути — не пускали. Всё изменилось, когда Денис вступил в хоккейную команду. Правильно говорили предки: спорт объединяет. И двое учеников из разных сословий наконец познакомились и смогли построить крепкую дружбу. Хотя и поначалу не верилось.       Тогда как Богдан перебивался с низких баллов на средние, Денису в учёбе не было равных. Он с завидной лёгкостью побеждал во всевозможных конкурсах, всегда находился в числе первых в государственных и международных олимпиадах. Благодаря своему выдающемуся уму получал гранты, что позволило ему поступить в школу, где учился Богдан, исполнив тем самым мечту покойных родителей.       Жизненные перипетии порой доводят судьбу до абсурда. В юности не предполагалось, что из всей шумной и весёлой компании не отвернётся от него исключительно русоволосый нетипичный ботаник с хоккейного клуба, в который Богдан и вступил-то лишь по настоянию отца. И теперь, когда старшего родителя не было, он вспоминал то время с тёплой ностальгией, даже свой подростковый максимализм. Вернуться бы — да все проблемы канули бы в мусорку вселенной.       Конечно, Денис, столько времени и сил потративший, отговаривая Богдана от этой незавидной участи жениха, мог справедливо продекламировать ему в лицо: «Я же говорил!» и дружески похлопать по плечу. Однако вместо бессмысленного закатывания глаз, тот внезапно предложил:       — Может, тебе стоит попытаться найти с ним общий язык? Судя по всему, что ты мне рассказывал, этот сердобольный вполне способен стать тебе если не другом, то приятелем точно. Тем более он, по твоим же словам, не заинтересован в романтизации вашего союза.       — Не уверен, что Раян знает значение романтики, — отстранённо заметил Богдан.       — Вот, это же отлично, — осторожно следил за реакцией напряжённого друга Денис. — Не будет классических скандалов и выяснений отношений. Чего ты не рад?       Почему-то Богдан не собирался делиться с ним о странном ощущении подвоха. Раян далеко не тот, каким хочет казаться. Либо должен. Богдан не раз и не два пытался заглянуть под маски, которые мастерски создавались и, как он был уверен, скрывали намного более интересное нутро. А именно это нутро и требовали инстинкты.       — Я не представляю, что ожидать от этого брака. Уже сейчас ощущение, словно ступил на минное поле.       — Слушай, брат, я тебе, конечно, друг, но напомню... На кону репутация твоей семьи.       — Я делаю это только ради Егора. И мы поссоримся, если продолжишь.       — Всё, молчу-молчу, кто я такой, чтоб конкурировать с любовью всей твоей жизни. Кстати, это из-за него ты напился? — Богдан встал и вышел в другую комнату, чтобы поставить чайник гостю и не ввязываться в изначально бессмысленную и неравную драку, слыша приглушённое: — Вот вечно ты убегаешь, когда тебе не нравится правда. Фу на тебя.       Богдан сжал кулаки. Как же достало.

***

      Мероприятие подходило к удачному завершению. Раян подумывал о вознаграждении своих помощников. Надо бы их сводить кое-куда, но, как быть с Йеном, он пока не придумал. Однако обязан — ведь вскоре им придётся прощаться.       К сожалению, Раян не сумел уговорить руководство продлить срок его подработки.       Всю неделю стояла летняя жара, но завтра, в день возвращения родителей, обещали дожди, и не мешало бы подготовиться к их приезду. Необходимо не забыть попросить водителя взять с собой дополнительные зонты и дождевики. Странное совпадение — ведь когда родители с братом уезжали, тоже нещадно моросило, будто даже природа не желала их отпускать.       Также стоило бы привести в порядок подвал, но одному, без Арслана, это будет уже проблематично. Они там здорово нахимичили в прошлый раз.       — Смотритель Абдуб, — голос Валентина Леонтьевича ворвался в размеренный ход мыслей. — Вижу, вы облюбовали это место.       Раян обнаружил себя в открытой оранжерее среди вовсю цветущих деревьев. С тех пор, как зацвели эти кашьяны и ароматы разлетелись по округе, Раяна, одного или с компанией опекаемых, можно было найти здесь, работающим ли, отдыхающим ли на свежем воздухе. Он часто сюда забредал в раздрае, задумчивости и в поисках вдохновения. И получал спокойствие на душе.       — Простите, Валентин Леонтьевич. Я уже ухожу, — по направлению к нему шагали двое, и Раян поспешил на выход, лишь кивнув через плечо. Он по мельчайшим тональностям мог определять, когда становился лишним, и не хотел мешать возможным переговорам.       — Что ж, мы благодарны за оказанную помощь и... — продолжил было разговор Валентин, но его уже не слушали.       — Подождите... Раян? Вы здесь работаете?       Раян обернулся на выходе. Этот человек... Как он тут оказался?!       — Вы знакомы? — неловкая тишина была не на руку руководству серых комплексов Приюта. Тем более с щедрым спонсором. — Какая неожиданность!       — Да, — вежливо улыбнулся... этот человек. Как же его зовут?.. — Мы родственники.       Среди белоснежных цветков кашьяна этот человек смахивал на небесного ангела. С удлинённым костюмом в тон его светлой головушки он и вовсе словно сиял изнутри.       — Вы же завтра только должны приехать, — бросил Раян попытки отыскать в своей захламлённой памяти одно единственное имя.       Бесполезная черепушка.       — Оу, вы не знали... Я не уезжал, не мог оставить дела, — говоривший расстроенно опустил голову.       — При всём сочувствии я рад, что в схожей ситуации не одинок.       Раян удивлённо моргнул. В синеве глаз читалась такая благодарность, что могла объять весь свет.       Неспешно выбравшись из оранжереи, они с Валентином Леонтьевичем продолжили прерванный обмен любезностями, не обращая внимания на плетущегося позади Раяна, пока не подошли к импровизированной сцене на открытом воздухе и пока Валентина не окликнули другие гости. Раян проводил его обречённым взглядом.       — Вам здесь нравится? — присел этот человек на выделенное ему сидение.       Раян проклял свою неспособность удерживать в памяти чужие имена.       — Бывало и получше, но удалённость от городов позволяет дышать.       — Как думаете, стоит ли это заведение тех средств, которые мы все вложили сегодня?       — Стоит. Не смотрите на унылые коробки, смотрите на улыбающиеся лица тех, кого вы поддержали сегодня лишь своим присутствием. Они редко видят столько незнакомых богачей, пришедших сюда ради них. Они очень старались все дни репетиций. Мероприятие — это ещё один способ докричаться до вас. Мы здесь и мы тоже люди.       Что-то он сболтнул лишнего: вон, этот человек отводит взгляд и поджимает губы. Пухлые, пчела ужалила, что ли?.. Жуть. Боги, что только не лезет в голову, но не что-то полезное. Не его это дело. Пусть хоть собаки покусают, ему-то что.       Ситуацию спас подошедший Валентин Леонтьевич, и, извинившись, Раян оставил их наедине от греха подальше. Создавалось впечатление, что что-то в его словах зацепило собеседника за живое, и он надеялся не слишком усложнить этим работу начальству. Полагаться на благоразумие этого... человека наивности не хватало.       На чаепитии по случаю окончания праздника, когда все гости уже разъехались, стало известно, что один из спонсоров сделал дополнительное пожертвование, как раз достаточное для укрепления и обновления фасада зданий. Обрадованное этой новостью население Приюта сразу пустилось в споры о предстоящем ремонте и с воодушевлением принялось строить планы, нисколько не интересуясь, у кого там неожиданно проснулась добродетель. Раян был из их числа. Какая разница, кто проявил неслыханную щедрость, если благодаря ситуации он добился, чтобы великодушный от всеобщего веселья Валентин Леонтьевич оставил его ещё на три месяца в должности смотрителя.       Весь долгий путь домой на выходные Раян провёл в приподнятом настроении. В полной уверенности, что вечер ничто не испортит и удастся от напряжённых рабочих дней наконец-то отдохнуть, он вошёл в дом и встретился взглядом с дядюшкой Юзимом — и доброе расположение духа улетучилось в тот же миг.       Судя по увлажнившимся глазам дядюшки, мир давно перекрасился в серый оттенок и с небес лились каменистые дожди.