Глобальная чистка

      Мы спали почти весь день. Проснулись на закате. Даже я увидела, что проникшие в нашу пещерку солнечные лучи очень ярки и зловещего красного оттенка. А означать это могло только одно: буря не прекратится ни сегодня, ни завтра. Ведь, как известно, багрово-малиновый закат к шторму. Так что нам остаётся один выход.       Солнце закатилось. Инфорд потянулся и сел.       — У нас до наступления ночи ещё часа три. Надо поесть. Еды у нас вдоволь, так что…       Он замолчал и почти сразу же вскрикнул:       — Что с тобой?       А что, со мной что-то не так? Оказалось, что не так, совсем не так. Когда я, встав, ощутила, что падаю, пришло запоздалое осознание того, что длительное пребывание в обнажённом виде в холодной, пусть даже и согретой пламенем костра пещере обычно никому даром не проходит. Инфорд, разумеется, не дал упасть, подхватил и бережно опустил на ложе из водорослей.       — У тебя же жар! Давай, вызывай сюда своих друидов, и пусть они забирают тебя с этого проклятого острова, а я уж как-нибудь сам.       — Не мели ерунды! — разозлилась я. — Если бы я хотела, то ещё сутки назад ушла бы с ними, Мал-Дун же открытым текстом предупреждал, что нас ждёт, но я выбрала тебя. Так что заткнись и подумай лучше, что нам делать и как пережить эту ночь.       Несмотря на грубые слова и моё якобы незнание, я отлично знала, что мне делать в эту ночь.       Морской драуг закричал в этот раз гораздо ближе к пещере и гораздо раньше, чем вчера. И более того, пару раз мне послышался хруст каменного крошева у входа в пещеру. Но придётся ждать, пока либо уснёт, либо хотя бы отвлечётся Инфорд. Хотя на что тут отвлекаться? Ну, так или иначе, но предпринимать решительный шаг давно пора.       Был глухой послеполуночный час, когда я тихо встала и подошла к выходному отверстию. Необходимо было набраться мужества, чтобы переступить порог.       — Ты куда? — сонно поинтересовался Инфорд.       — Я сейчас вернусь.       — Стой! Не пущу!       Он вскочил на ноги, забыв о своём увечье, и тут же со стоном повалился обратно на охапку водорослей.       — Всё равно я не пущу тебя к нему! — попытался он доползти до меня. У него получилось, но я уже шагнула за порог пещеры в стылую крутящуюся и завывающую ночную мглу.       — Эй, драуг! Я знаю, чего ты хочешь. Я здесь!       Оскальзываясь на камнях, я поспешила по узкому гребню над пропастью, по которому пару дней назад ползла сюда. Вдруг чья-то ледяная мокрая рука обхватила моё запястье, затем переместилась ниже и цепко ухватила за ладонь. Второй рукой морской драуг ухватил меня за плечи, вернее, почти обнял, и так мы спустились к самой воде, где ждала маленькая лодка. По-прежнему молча мы загрузились в неё и отчалили от берега. И только тогда драуг заговорил:       — Я подслушивал ваши разговоры весь этот день. И вчера тоже. Я наблюдал за вами не для того, чтобы причинить вред тебе или твоему другу. На этом острове никогда не бывает людей, лишь морские птицы, волны да ветер соседствуют здесь друг с другом. Если бы ты знала, как здесь бывает одиноко осенними штормовыми ночами, когда завывает северный ветер и волны высотою с дом обрушиваются на гранитные утёсы, когда по целым суткам не видно голубого неба, а лишь несутся вслед за ветром низкие сине-фиолетовые тучи и не видать конца бурям.       Я поразилась, как складно и поэтично он говорил, и заподозрила его происхождение.       — При жизни ты был придворным скальдом?       — Не знаю, — покачал он головой. — Меня зовут Эвинд.       — Эвинд — островной ветер. Подходящее для тебя имя.       — Да, имя у меня скандинавское, но кем я был при жизни — не помню. Совсем ничего не помню. Да, возможно, я был скальдом. Помню только, что, когда жил среди людей, женщины и мужчины носили совсем иную одежду, не такую, как сейчас. Женщины заплетали две косы, а иногда и третью вокруг головы. Мужские и женские платья меньше отличались друг от друга, все носили длинные волосы, золотые и серебряные браслеты, серьги и кулоны. Но только знатные.       — Ты описываешь девятое столетие. Именно так одевались скандинавы того времени. Значит, сейчас тебе как минимум тысяча двести лет. Разве драуги так долго живут?       — Возможно, я же дожил.       — Скажи, Эвинд, а что ты делаешь здесь, у этих безлюдных берегов?       — Когда-то они не были безлюдными. Когда-то этот остров входил в состав Оркнейского архипелага, позже был отбит в битве ирландцами и стал принадлежать этой стране, хотя на нём после битвы не селились люди. Лишь магические народы жили здесь: роан, шелки, банши, мы, драуги, фэйри и другие. Но со временем и они ушли, и остался только я. Почему я не ушёл вместе с другими? Не знаю. Наверное, потому, что это моя родина, по крайней мере, много лет этот остров был моей родиной. И я прошу, умоляю тебя, побудь со мной эту ночь. Нет, не как любовница, а как собеседник. Несколько столетий я прожил в одиночестве. Я многое могу поведать тебе о прошлом и о будущем. Прошу тебя.       — Конечно, я побуду с тобой.       Вообще-то сперва я хотела вспылить, сказав, что он мне не оставляет выбора. Но его голос звучал так жалобно, а в словах таилась такая неприкрытая тоска и горечь, что у меня язык не повернулся упрекать его.       Эвинд причалил к небольшой шхере в видимости острова и помог мне выбраться из лодки. Следующие несколько часов мы просто говорили с ним о его жизни, о тех столетиях, которые он пережил, о людях и других расах, приходящих и уходящих с «его острова», о песнях и сагах, которые они слагали и пели, о таинственных силах природы и человеческой души. Пытливый и трезвый ум этого древнего существа поразил меня. И когда ледяной рассветный ветер стал пронизывать до костей, я сказала:       — А как смотришь на то, чтобы пойти работать в школе магии в этом измерении. Там обучаются студенты, много преподавателей, тебе не будет так одиноко.       — Ты предлагаешь мне жизнь среди живых?!       От удивления он едва не сверзился в воду с шершавой скалы, на которой мы сидели.       — Ты предлагаешь это мне?!       — А что в этом такого? Мой друг Инфорд, например, работает там преподавателем и счастлив. Ты, если хочешь, можешь пойти помощником егеря по устройству жизни подводного мира. На территории школы есть огромное озеро, там живут русалки и тритоны. Когда-то жило огромный морской обитатель, кто-то вроде вашего Кракена, правда, они его называли гигантским кальмаром, но по слухам, его уничтожили ещё лет двадцать тому назад. В школе преподаёт русалка. Правда, она не из местных, скорее, даже не русалка, а Ундина. Я, честно говоря, плохо разбираюсь в особенностях русалочьих кланов.       — А хочешь, я покажу тебе свою подводную жизнь? — спросил он.       — Ещё спрашиваешь. Конечно, хочу. Только как я?..       — Главное, держись за мою руку, пока не опустимся на дно, и ничего с тобой не случится.       Мы снова сели в лодку, и она стала погружаться на морское дно. Я крепко вцепилась в руку Эвинда. Оказалось, что мы можем даже разговаривать. Видимо, Эвинд применил какие-то свои чары. Опустившись, он, не сходя с места, протянул руку и сорвал огромный пучок длинных-предлинных бурых водорослей. Зубами и одной рукой он быстро переплёл их, сделав подобие крепкой верёвки, которой и обвязал нас за пояса. Теперь мы могли не держаться за руки и при этом были связаны. А потом он вдруг сказал:       — В тебе живёт новая жизнь. Мёртвое семя твоего друга позволило тебе жить под водой, и под землёй. Если бы ты захотела, ты могла бы дышать и без этой зачарованной верёвки. Но тебе с ней будет спокойнее. Пойдём.       И мы пошли. Меня поразил огромный подводный грот в основании острова, в котором и жил Эвинд. Дно вокруг было усыпано цветным красно-бурым песком и мелкими ракушками моллюсков. Раковины покрупнее украшали клумбы из камней, в которых росли кипы водорослей и каких-то подводных растений, названий которых я не знала. Весь подводный двор озарялся морскими звёздами, чьи фосфорические тела излучали мягкий зеленоватый свет круглые сутки. Ведь на такой глубине было очень темно даже днём. Не знаю, как, но я видела их свечение. Возможно, потому что сама была в этот момент не совсем человеком. Сам грот был украшен фигурками древнескандинавских богов и морских существ, изнутри его поддерживали колонны, вытесанные явно руками человека. У противоположной от входа стены грота был вытесан альков с удобной постелью из водорослей и мягких серебристых листьев, явно земного, но магического происхождения.       — Это водный остролист, — пояснил на мой вопрос Эвинд. — Я много растений привёз из дальних стран как реального мира, так и того, который вы зовёте мистическим или мифическим, ведь я могу существовать сразу в обоих измерениях, и для меня в них нет никакой разницы.       Мы болтали с ним ещё долго. Я даже немного согрелась. Здесь, под водой, было не так холодно, возможно, сказывалась глубина. Ведь известно, что в осенне-зимние месяцы на глубине гораздо теплее, чем на поверхности.       Где-то за кучевыми облаками уже давно сиял день, а я, утомлённая, спала в алькове доброго Эвинда. Когда я проснулась, Эвинд преподнёс мне мастерски сделанную трость из шести полых трубок, выточенных из моржовых клыков и прочно соединённых моржовым усом. Рукоять трости Эвинд выпилил из китовой кости, а наконечник в виде морской звезды — из бивня нарвала. Также он облачил меня в юбку из китовой кожи и топик-бюстгальтер из той же кожи, с чашечками-раковинами, выложенными изнутри мягким гусиным пухом и прошитыми какой-то тонкой кожей. Ого, за мной так ещё никто не ухаживал. Только вот Эвинд даже и не думал за мной приударить. Он просто решил сделать мне приятное, первому живому существу, встреченному им за долгие годы вынужденного одиночества.       Когда мы под руку вошли в пещеру, день уже перевалили за полдень. На Инфорда мы буквально наткнулись у самого порога. Похоже, он так и пролежал все эти часы здесь, ожидая меня. И мне вдруг почему-то стало стыдно. Из-за чего бы? Ведь мы с Эвиндом ничего такого не делали. Да и делали бы, это ничего не значило. Инфорд мне ни парень, ни жених, ни любовник. Да, у нас был секс. Но трудно удержаться двоим взрослым людям, полностью обнажённым и вынужденным долгие часы проводить вместе. Тем более, что оба мы одиноки и вообще… вот это самое «вообще» и не давало мне покоя. Почему-то сейчас, стоя об руку с одним живым мертвецом перед лицом другого, влюблённого в меня, я чувствовала себя как-то гаденько.       Вырвав руку из руки Эвинда, я бросилась в самый дальний угол пещеры и замерла там, схватив почему-то лежащую на каменному полу пещеры арфу, оставленную, теперь я понимаю, нарочно Молдвином. Рассеянно я касалась струн, между тем как глаза наполнялись слезами. За что?       А и вправду, за что? Инфорд ничего не сказал, когда я вернулась. Он молчал, но это молчание сказало мне больше слов. Он презирал меня, считая…       Я не слышала, как дрались двое мужчин, не слышала, как подошёл ко мне сзади Молдвин, и осознала я себя только тогда, когда на плечи мне легли руки Мал-Дуинна, а Молдвин взял за руку.       — Нам пора! — спокойно произнёс он.       И я почувствовала, как окружающее мгновенно переменилось в секундном ударе сердца и головокружении.