Сердцебиение

Весь следующий день Ибо ходил по врачам, словно загнанный зверь. Ему казалось, что каждый шаг дается ему с огромным усилием. Сначала он прошел УЗИ сердца, холодный гель на груди, тихий гул аппарата, шепот врачей. Затем последовали эхокардиография, где доктор внимательно изучал изображения его сердца, и электрокардиография, во время которой Ибо лежал с датчиками на груди, пытаясь унять бьющуюся в груди панику. Каждое новое исследование казалось ему вердиктом, и Ван Ибо не находил себе места, пока не получал результаты. После электрокардиограммы, он нервно ждал в коридоре, сжимая в руках замятую бумажку с номером кабинета, где должен был получить результаты. Наконец, его имя прозвучало в динамиках, и он, словно кукла, послушно поднялся и пошел в кабинет. Сердце колотилось, ноги подкашивались, и Ибо с трудом переставлял ноги, словно идя против течения. В кабинете его ждал Сяо Чжань. По его лицу, обычно приветливому, теперь читалось заметное беспокойство. — Присаживайтесь, — доктор указал на кресло напротив своего стола. Голос его звучал мягче обычного, будто он сам нервничал. — Что со мной? — задал Ван Ибо вопрос, волнующий его всё утро. — То, что я вам скажу, вы должны будете воспринять спокойно и без паники, — Сяо Чжань глубоко вздохнул, словно собираясь с силами, — По результатам обследований вам поставлен диагноз: сердечная недостаточность второй стадии (А). Ван Ибо вскочил с кресла, словно опаленный. — То есть как это? — в его голосе слышался не только страх, но и недоверие. — Пожалуйста, не волнуйтесь. На данном этапе есть возможность полного излечения… — Но? — перебил врача Ибо, уже предчувствуя худшее. — Но спорт, интенсивные физические нагрузки исключаются. Возможна легкая лечебная гимнастика, — со вздохом заключил Сяо Чжань. Мир словно рухнул. Сердце бешено колотилось, то в голове, то где-то в горле. Ван Ибо чувствовал, как по лбу струятся холодные капли пота. Нет, этого не может быть! Это просто сон, кошмар, который вот-вот закончится. Ван Ибо сжал кулаки, ногти врезались в ладони, но он не чувствовал боли. Он чувствовал только пустоту, которая заполняла его изнутри, и нестерпимую тоску по танцам, по жизни, которую он знал. — Нет, не может быть! — прошептал он, словно пытался убедить себя в том, что это всено лишь кошмар. — Я не могу… Я не смогу без танцев… Сяо Чжань внимательно смотрел на него, понимая, как тяжело Ибо сейчас. Он знал, что не может дать ему готовых ответов, не может изменить реальность, но может попытаться поддержать. — Я не смогу больше танцевать? — спросил Ван Ибо, голос его дрожал. — Я понимаю, как это важно для вас, — сказал Сяо Чжань, с сочувствием глядя на него. — Но сейчас нужно сосредоточиться на вашем здоровье. Мы будем делать все возможное, чтобы вы могли вернуться к танцам. Ибо медленно опустился в кресло, чувствуя, как мир вокруг него рушится. — Но ведь я… Я просто не смогу без танцев. Это вся моя жизнь, — прошептал он, голос дрожал от слез. Сяо Чжань понимал его отчаяние. Он сам был страстным поклонником танцев в молодости. Он знал, что для Ван Ибо танцы — это не просто хобби, это часть его личности, его души. — Господин Ван, — сказал он мягко, — я понимаю вашу тревогу. Но я хочу заверить вас, что мы сделаем все возможное, чтобы помочь вам вернуться к танцам, как только это будет безопасно. Мы будем работать вместе, чтобы найти способ, как вы сможете продолжать заниматься любимым делом, не рискуя своим здоровьем. Несколько минут стояла тишина. Сяо Чжань давал Ибо время, чтобы осмыслить его слова. Ван Ибо сидел, уставившись в пол, словно пытаясь провалиться в него, исчезнуть от этой тяжелой реальности. Он пытался представить себя без танцев, но не мог. Ему казалось, что это будет все равно что жить без дыхания. — Завтра вечером мы вас выпишем, — сказал Сяо Чжань, понимая, что сейчас лучше не нагружать Ибо подробностями. — Я расскажу вам позже, что нужно будет делать. — Спасибо, доктор. Я могу идти? — спросил Ибо, голос его звучал хрипло и безжизненно. — Да, конечно. — Сяо Чжань встал и проводил Ван Ибо до двери, ощущая беспомощность перед его болью. Он знал, что ему предстоит долгий и непростой путь восстановления, но он также знал, что Ибо сильный, что он сможет справиться с любыми препятствиями, если будет бороться. *** Придя в палату, Ибо без сил упал на кровать, уткнувшись лицом в подушку. Слёзы хлынули из его глаз, и он смог дать волю эмоциям, которые держал внутри все это время. Он плакал громко, рыдал, словно ребенок, не в силах сдержать боль и отчаяние. В этот момент ему казалось, что вся его жизнь рушится на куски, что он потерял все, что имел. Танцы были не просто хобби, не просто работой. Это была его суть, его душа, его цель. И теперь он чувствовал себя пустым, беспомощным, словно половина его самого пропала без возврата. Ван Ибо пролежал так до самого вечера, просто глядя в стену. Даже не отреагировал, когда медсестра принесла ужин и поставила его на столик. «Сердечная недостаточность второй стадии» — эти слова отдавались эхом у него в голове, будто застряли в бесконечном цикле, повторяясь снова и снова. Несколько раз в палату заглядывал Сяо Чжань, видел одну и ту же картину — застывшее, погруженное в себя лицо пациента, и со вздохом уходил. Он понимал, что сейчас излишни слова поддержки, что только тишина и время могут помочь переварить эту новость, эту страшную правду о хрупкости жизни. В тишине, нарушаемой лишь тиканьем часов на стене и глухим стуком собственного сердца, Ибо начал прокручивать в памяти все, что успел сделать в жизни. Была ли она полна ярких красок, или же он просто существовал, выполняя предписанные роли? Вспоминались счастливые моменты — смех друзей, первая влюбленность, аплодисменты благодарной публики. Но все это теперь казалось далеким, словно отрывки из старого фильма, уже не способные вернуть прежнюю остроту ощущений. «Сердечная недостаточность второй стадии…» — снова эхом отозвались в голове слова врача, и Ибо закрыл глаза, сжав кулаки. Он хотел бы кричать, хотел бы бить кулаками по стенке, но сила уже уходила, словно песок, просыпающийся из раскрытой ладони. В тишине, давящей на душу, словно тяжелый груз, Ван Ибо не выдержал. Он чувствовал себя словно в пустоте, где его мысли кружились в вихре страха и отчаяния. Достал телефон и набрал мамин номер, пальцы дрожали, словно от холода. Он прижал телефон к уху, ожидая, что она ответит, но даже ее голос не мог заглушить шум в его голове. Сначала лишь тяжёлые вздохи, а потом слезы. Слезы, которые несли в себе груз боли, страха и одиночества. Он плакал долго, прежде чем смог сказать хоть слово. Голос мамы, ее слова утешения, были единственным утешением в этом мрачном мире, где его мечты рушились на глазах. — Мама, я боюсь… Я не смогу больше танцевать, — прошептал он, голос дрожал от слез. Мама молчала, но он чувствовал ее любовь в тишине, чувствовал, что она рядом. Мама, как всегда, успокаивала, говорила о том, что все будет хорошо, что они вместе пройдут через это испытание. Ее голос был тихим, но полным силы и любви, и Ибо чувствовал, как ее слова, словно бальзам, успокаивают его разрываемую страхом душу. Он слышал, как в ее голосе мелькает страх, но она стойко держится, поддерживая его, давая ему силы бороться. — Мама, прости меня, прошептал Ибо, — я не всегда был хорошим сыном… — Не говори глупостей, — ответила она. — Ты всегда был самым лучшим сыном на свете. Я люблю тебя и всегда буду рядом. Не волнуйся. Когда тебя выписывают? — Завтра после четырех. Ибо вздохнул. Ему хотелось, чтобы все это поскорее закончилось. Он представил себе, как его везут домой, как он будет лежать в постели, как его родители будут беспокоиться о нем. — Отец заберёт тебя, всё будет хорошо. Голос мамы был спокоен, но Ибо чувствовал, что она сама боится. Ему было так жалко ее, так жалко себя. Он хотел, чтобы все было по-прежнему, чтобы он мог продолжать танцевать. Он представлял себе сцену, зал, свет софитов, аплодисменты… Он так сильно хотел вернуться к этому, но боялся, что все изменится.