Всё вокруг тупое, поэтому я с тобою

Фёдор всегда был прилежным и послушным сыном. Не случалось такого, что он мог перечить родителям, не послушаться их или не принять наказание за малейший косяк. Он никогда не спорил с взрослыми, не разговаривал с незнакомцами, не крал и не бегал с ребятами своего возраста по заброшкам, предпочтя им чтение; всегда благодарил за подарки, даже если в душе он не был так уж очень рад; в школе был самым лучшим учеником с идеальной репутацией, гордостью преподавателей и своих родителей, победителем многих олимпиад и тем, кому завидовали и пытались подлизаться, чтобы списать или получить ответы на контрольную. Вместо ободранных коленок и листьев в волосах он приносил медали и грамоты с музыкальных конкурсов, каждый раз поражая своих слушателей виртуозной игрой на виолончели. Нельзя сказать, что такая жизнь ему нравилась, хотелось хоть немного иногда повеселиться и вести себя, как настоящий ребёнок, не думающий ни о чем, кроме как о том, что было бы здорово залезть на дерево и сделать с ветки сальто; но он желал верить, что родители искренне любят его и не сделают ничего худого, потому не перечил им и старался только радовать, потому что они улыбались.. И эти улыбки приносили ему почти настоящее счастье, так что уже никакие развлечения на время не привлекали его. Но в любой подобной истории всегда есть какое-то но. Может, малозначительное на первый взгляд, но в корне меняющее ход всех событий и ломающее систему, как тростинку. И с этим но Фёдор познакомился в восьмом классе, встретившись всего неделю назад. Четвёртого ноября. Ничего не предвещало никаких изменений, был обычный холодный день, заставляющий сильнее утыкаться носом в высокий воротник и прятать руки в карманы в тщетных попытках их отогреть. Изначально темноволосый сидел один почти на всех уроках, иногда к нему подсаживались разного рода собеседники, но не замечали никакой реакции на свои слова и отходили, оставив читающего Бредбери в гордом одиночестве. Перед последним уроком, а всего их было шесть, в класс залетело шумное нечто, необычно радостно провозглашая, что он проспал в первый же день и что ему «очень жаль», а сам с счастливым лицом уселся на свободное место рядом с Фёдором, даже не спросив разрешения, и стал знакомиться. Достоевский совершенно искренне пытался делать вид, что ему не интересно, но этот человек выглядел настолько отличным от всего класса, настолько необычным, что взгляд всё равно вернулся на новенького, которому, казалось, было совершенно плевать, слушают ли его вообще, потому он просто трындел о том, что забыл перевести время и что его крыса сожрала домашку, в чем клятвенно уверял, похоже, весь этаж. На уроке «нечто» под именем Коля очень старательно делал журавликов из всех бумажек, что попадались ему под руку, а потом разукрашивал их цветными карандашами и давал клички, однако после двух замечаний был выгнан за дверь вместе с вещами и, кажется, ушёл домой, ибо больше он в школу не вернулся. Фёдор не то чтобы сильно переживал за него, но когда выходил, оглядывался по сторонам и всё надеялся увидеть белобрысую макушку, просто чтобы убедиться, что его не наругали и он не прогулял оставшиеся три четверти урока. На ступеньках Достоевский утратил интерес к этому занятию и вжал голову в плечи, поправляя лямки рюкзака и принимаясь спускаться, думая лишь о том, что придёт домой и сделает себе вкусный горячий чай без сахара, но даже не успел закончить мысль, как к нему подлетел Гоголь, что-то очень быстро проговорил про то, что рад, что Фёдора не ругали, и какие-то свои дела, и с словами «Не мерзни, Дось!» накинул свой красный шарф, тут же убегая, так что темноволосый не мог сказать точно, в какую именно сторону. Он стоял, наверно, минуты две на ступенях, будто призрачно ещё надеясь, что Коля вернётся за шарфом, в итоге замотался в него получше и снова спрятал руки в карманы, отмечая не без приятности, что так намного теплее. На следующий день Фёдор снова сидел один. Он даже подумал, что для Гоголя являться на десять минут последнего урока в порядке вещей, но он не пришёл. И на следующий день. И на следующий.. Достоевский не успел обменяться с ним номерами, потому не знал, как связаться, но в пятницу белобрысая бестия сама добавилась в групповой чат, однако ни на какие сообщения и звонки всё равно не отвечала, сколько ему ни писал и ни звонил сосед по парте. В вторник одиннадцатого ноября, в свой собственный день рождения, Фёдор заболел и сам не пошёл в школу, валяясь дома в кровати с температурой, кашлем и насморком, и желая лишь проснуться утром без всего этого ужаса. Было, наверное, часа два дня, когда он услышал настойчивый стук в окно сквозь беспокойный сон, глупо хлопая глазами, уставившись на Гоголя, который висел на одной руке на ветке, лучезарно улыбаясь, и ему показалось, что голова стала болеть немного меньше. –Пошли в контактный зоопарк! Я достал билеты!~ Видимо, ему было слишком всё равно на состояние своего друга, но знаете.. Достоевскому на тот момент резко стало фиолетово на свою болезнь, сколько он ни пытался убедить себя вспомнить правила поведения и то, что матушка строго наказала не вставать без необходимости. –Давай, мы быстро! Туда и обратно! Я тебе свою куртку одолжу! Фёдор насилу поднялся с кровати, прокашливаясь, и залпом осушил чашку с чаем, поднимаясь на ноги и открывая тому окно, так что Коля быстро спрыгнул с ветки на подоконник и уселся на него. –Как-то у тебя скучновато.. Ну давай, швидше, швидше! Одевайся потеплее. Я устрою тебе твой самый лучший день рождения! Дальше в комнату он не спрыгнул, видимо, всё же понимая, что помыть пол после него они могут не успеть, действительно отдал свою куртку и даже перчатки, только заметив, как быстро покраснели от холода чужие руки, замотал ему шарф, натянул на голову ушанку, так что та невольно съехала и закрыла обзор, но Достоевский всё равно не без чужой помощи сделал на кровати что-то вроде манекена из другой одежды и подушек, и забрался на подоконник, чуть ли не падая вниз, но Гоголь успешно спустил его на землю по водосточной трубе, славливая уже на уровне первого этажа, и взял за руку, ведя куда-то за собой. Контактный зоопарк находился как раз недалеко, билеты у них приняли, и Коля стал ходить вместе с ним от клетки к клетке, позволял хорькам бегать по себе и чуть ли не сжирать его волосы, пока Фёдор восхищённо смотрел на двух нежащихся в домике крысок, всё не решаясь дотронуться до них: боялся спугнуть их идиллию. –Дось! Смотри-смотри, это мы! Гоголь чуть пихнул его в плечо, показывая двух кроликов на своих руках: чёрного и белого - и вновь широко улыбнулся, пихая в ладони одноклассника одного зверька, так что тот растерялся, не зная, правда ли можно, но снял зубами одну перчатку и всё же аккуратно взял чёрного пушистика, по-детски хлопая глазами и слегка поглаживая его, будто переживал, что кролик захочет убежать, но он, наоборот, только смотрел на него в ответ словно выжидающе, что не могло не умилить и не вызвать лёгкую улыбку на обычно бесстрастном лице. –Давай сопрëм их, а? ~ Коля ехидно ухмыльнулся, прищуривая свои раскосые глаза, так что было сложно понять, шутит он или нет, но работник зоопарка, что стоял в стороне, кашлянул в кулак нарочито громко и строго посмотрел на Гоголя, который тут же понял, что предложил эту авантюру совсем не тихо. –Я пошутил! ~ Оный понизил голос и вновь посмотрел на Фёдора, подходя ближе: –Я серьёзно.. Пошли, пока не видит? –Хаха.. Коль.. –Что сразу "Коль"?! Фёдор улыбнулся ему, хихикнув, и мотнул головой, одними губами говоря «Ничего», ибо состояние горла всё ещё оставляло желать лучшего. Светловолосый только фыркнул на это, обнял ещё сильнее белого кролика, который, похоже, всем своим видом просил спасти его, и вернул на место, так что зверёк быстрее убежал в домик, боясь, что страшный человек передумает, после чего Достоевский бережно опустил своего чёрного пушистика в небольшой вольер и помахал кролику, который единожды обернулся на него и скрылся там же, где и пару секунд назад его сожитель. Ещё какое-то время они ходили-бродили по зоопарку, тыкая пальцами в ежей и беря на руки мышек, Коля передразнивал некоторых попугаев, так что Фёдор жалел, что не взял с собой телефон, дабы заснять эту развернувшуюся комедию, но вовремя заметил время на часах и указал на него однокласснику, сказав, что его родители скоро будут дома, потому они быстрее побежали обратно. Достоевский никогда так не бегал, его лёгкие и без болезни не выдерживали таких нагрузок, а теперь чуть ли не каждые метров пятнадцать оный задыхался в кашле, но упорно продолжал бег, понимая, что если отстанет, точно пустит коту под хвост всю их авантюру. Забраться обратно в окно было сложнее, как и скрыть следы того, что он вообще куда-то выходил, но с этим всем отзывчиво помогал Гоголь, складывая вещи по местам и первой попавшейся тряпкой затирая следы ботинок на подоконнике, и, когда всё было сделано, уже собрался уходить, но остановился, как только его схватили за рукав куртки. –Коль.. Спасибо.. За этот день.. Фёдор улыбнулся тому, выглядя, наверно, самым счастливым человеком, у которого от этой прогулки могла подняться температура до сорока градусов, но он правда не хотел сейчас об этом думать. –Не за что, Дось~ Поправляйся! Светловолосый спрыгнул вниз, перемахнув за раз через подоконник, чтобы не оставить новых следов, которые так старательно затирал, и помахал рукой выглянувшему из окна другу, убегая уже в сторону своего дома. В этот день Фёдор впервые сбежал из дома, ослушавшись родителей. В этот день его наказали и запретили сладкое на неделю. Но в этот день он действительно был счастлив.