Неполноценные.

──⊹⊱✫⊰⊹──

      Время около пяти вечера. Солнце, словно умелый художник, нежно разбрасывало на небе широкие мазки огненно-красных и нежных красок. Воздух вокруг витал влажный, немного прохладный и до невозможности свежий. Всё это казалось наипрекраснейшей картиной в сопровождении криков резвящихся детей на детской площадке.       Осаму сидел рядом с Акико, его рука, небрежно лежащая на спинке скамейки, несмело дёргалась в мимолётных попытках притронуться к ней, ибо он не желал вторгаться в её личное пространство и не хотел нарушать столь приятную тишину эмоционально тяжёлым разговором. Заметив краткие движения руки Дадзая, Акико с тихой усмешкой сама положила её себе на плечо и придвинулась ближе, произнося с яркой улыбкой:       — Ну ты чего как не свой?       Осаму неловко улыбнулся:       — Прости.       — Всё нормально, тебе можно, — Акико мило улыбнулась. — Ну, лучше рассказывай, где пропадал, что случилось, как твои дела вообще?       — Ой, Акико-чан, это очень и очень долгая история… — Осаму усмехнулся.       — А я никуда не тороплюсь.       Парень вздохнул с мягкой улыбкой и начал свой длинный рассказ, во время которого Йосано внимательно слушала Дадзая, изредка задавала ему вопросы и выдавала самые разные и искренние эмоции. Осаму упомянул всё: то, как он попал в больницу, какие диагнозы ему поставили, про отношения родителей, про их развод и многое другое. В конце парень, уставший от долгого монолога, добавил лишь:       — Такие дела, Акико-чан.       — Ничего себе… — тихо пробормотала она, шокированная рассказом Дадзая.       — Прости пожалуйста, что я пропал без вести. Я бы мог хотя бы тебя предупредить.       — Да ладно тебе, Осаму, ничего страшного. Я не обижаюсь. Просто я очень сильно переживала. Как только слух о тебе дошёл до меня, всё, понеслась. У твоего отца лично спрашивать не хотела, спросила у твоей мамы, а она вообще не дала внятного ответа на мои вопросы. Очень несчастной она казалась без тебя, кстати.       Дадзай кивнул и натянул понимающую улыбку:       — Ну, как видишь, со мной всё в порядке. А у тебя-то как дела, Акико-чан?       — Гораздо лучше, чем у тебя. С родителями ничего нового, всё нормально, как обычно. В школе всё стабильно. Словом, чудно! — девушка ярко улыбнулась.       — Это очень хорошо, я рад! А сама как? Как твоё самочувствие?       — Прекрасно, — как обычно, кратко, ответила она. Йосано никогда не рассказывала о своём душевном состоянии подробно. И это сухое «Прекрасно» имело совсем противоположное значение.       — Уверена?       — Ну, да. А почему нет?       Дадзай вздохнул и осторожно произнёс:       — Знаешь, я терпеть не могу напоминать тебе об этом случае, но…       Акико перебила его твёрдыми и уверенными словами:       — Да, всё нормально. Год уже прошёл с того момента, и все уже успели позабыть о случившемся.       — Тебе очень тяжело, я же вижу… — нежно и тихо сказал Осаму.       Тогда она продолжила негромко:       — Надо мной никто не издевается и не тычет в меня пальцем со словами «грязная шлюха». Главное, чтобы не подливали масла в огонь. А в остальном всё чудесно: у меня прекрасные друзья, хорошие родители и замечательный психолог, — она чуть улыбнулась, вроде мягко, но ужасно тоскливо. — Да, случилось со мной такое несчастье, но рядом со мной всегда есть люди, которые меня поддерживают.       Дадзай расплылся в улыбке от услышанного и крепче обнял девушку, прижимая к себе её хрупкое тело. То, что Акико всегда бесприкословно разрешала Осаму прикасаться к себе, в то время как остальным запрещала без её ведома, грело душу приятным теплом.       Немного отстранившись, Дадзай взглянул на Йосано и улыбнулся, подмечая следующее:       — Акико-чан, у тебя волосы отросли.       — Ах, да, — она тихо хихикнула. — Всё никак не могу найти времени сходить в парикмахерскую и подстричься.       — Но тебе очень идёт.       — Думаешь? У меня и чёлка отросла, очень мешает, приходится её закалывать, — говорила она, сама того не заметив, накручивая прядь длинных волос на указательный палец.       — Да прекрасно смотрится, правда. У тебя очень красивые волосы.       Йосано вновь мило улыбнулась и заправила выбившиеся пряди за ухо:       — Спасибо…       — Да не за что, — Осаму улыбнулся в ответ. — Но я, знаешь, что спросить хотел: как давно вы с Чуей учитесь вместе?       — Два года назад или около того он перевёлся в наш класс.       — М-м… — он задумчиво промычал. — И какие у вас с ним взаимоотношения?       — Да нормальные, вроде. А почему ты спрашиваешь?       — Да просто, интересно… — о вчерашних неосторожных высказываниях Накахары Дадзай пока промолчал.       — Ну, он обычно очень угрюмый, конфликтный. То он дерётся с кем-то, то с учителями спорит, то ещё что. Но обычно без причины не язвится.       — А вот после того, как разлетелась новость о том, что… — Осаму протянул, подбирая синонимы, — о случившемся с тобой, какая у него была реакция?       Акико сщурила глаза, подозрительно глядя на Осаму, но с улыбкой, шутливо произнося:       — Ты что-то из меня вытянуть пытаешься, — она усмехнулась и продолжила. — Я не помню, как он отреагировал. По его кислой физиономии трудно понять, что у него на уме. А почему интересуешься?       — Ну, мы с Чуей познакомились по моей инициативе, ибо мне в больнице было скучно, и по началу всё было хорошо, пока вчера он не наговорил о тебе гадостей.       — В смысле?       — Не нравишься ты ему, в общем. Он явно против тебя. Ты уверена, что между вами нет обиды или злобы?       — Да нет, Осаму. Я похожа на человека, который бы стал кого-то яро ненавидеть? — она усмехнулась. — На самом деле он так ко всем относится. И, кстати, об этом, как ты вообще поладил с Накахарой?       — Знаешь, как-то само получилось… — он призадумался. — Наверное, Чуя просто был сломлен, потому и согласился на общение. В больнице он был крайне податлив и мягок, словно пластилин. Я понял уже, что мне, видать, крайне повезло. Но вот, какая проблема возникла…       — М?       — Ты же меня знаешь, Акико-чан: я не тот человек, с которым легко завести долгую и крепкую дружбу; одно неосторожное действие или слово — всё, постепенно, но очень холодно я прекращаю общение, — объяснял Осаму. — И после того, что о тебе вчера наговорил Чуя…       — Но он со всеми так, Осаму.       — Нет, Акико-чан, ты не знаешь. То, что он злится на всех подряд, ходит с недовольным лицом и прочее: всё это — защитная реакция. На деле он не такой дерзкий и уверенный в себе, как кажется. Поэтому я очень сильно задумался по этому поводу.       — М-м… — протянула Йосано задумчиво. — А что именно он сказал?       — Да ладно тебе, не бери в голову. Я не хочу, чтобы ты из-за этого нагружалась.       — Я не буду с этим разбираться, ты знаешь. Я не такой человек. Мне просто интересно.       Осаму вздохнул, словно устал от тяжёлой беседы, произнося:       — Он упомянул о насилии. Сказал, что ты врунья и стерва.       Йосано на это лишь усмехнулась:       — Ой, не впервой я об этом слышу в свой адрес. Так что ничего.       — Ну знаешь ли, так говорить о ни в чём не повинных людях не очень хорошо. Ты уверена?       — Абсолютно. Если надо будет, я с ним спокойно поговорю. Или ты, если захочешь, сам ему объяснишь всю суть. Но меня подобное уже совсем не обижает. Я привыкла.       — Ну ладно, — Осаму слегка улыбнулся, добавляя. — Я тобой восхищаюсь, Акико-чан.       Девушка на приятные слова Осаму лишь мягко улыбнулась и со вздохом положила голову на плечо Дадзая, не проронив ни слова. Впрочем, и дальше между ними царила мирная, приятная и понимающая тишина.