Неполноценные.

──⊹⊱✫⊰⊹──

      В палате Накахары царила умиротворённая, разбавленная яркой каплей пылающей жути, звенящая тишина. Рыжий ненароком прислушивался к каждому шороху за белой дверью, весьма опасливо реагируя на тяжёлые и строгие шаги медсестёр и санитаров, проходивших мимо его палаты в холле. Солнечный свет просачивался сквозь небольшие щели между тусклыми шторами, броско освещая частицы пыли в душном и неподвижном воздухе, что подобно крохотной метели, скромно кружились в непросторном помещении. Голые стены маленькой комнаты были слегка потёрты, а изношенная на них белая штукатурка невольно вызывала ассоциации с прошлыми жильцами, нагоняя море тоски и неясного страха.       После недолгой беседы с Дадзаем Накахара глубоко задумался: не слишком ли у него длинный язык? Ибо некорректные мысли, сокровенные тайны и даже простые факты о себе он всегда предпочитал держать строго на прочном замке, ключ от которого найти также тяжело, словно иголку в стоге густого сена. Однако, вопреки всему, парень жаждет открыться хоть кому-то, будь то новый друг Дадзай или первый попавшийся на глаза прохожий; останавливала его лишь одна большая преграда: страх — труднопроходимое препятствие, преодолеть которое, казалось, почти невозможно в понимании Накахары. Рыжий желал быть лучшим другом, любимым ребёнком и искренним человеком, а не бесчувственным монстром или комком неконтролируемой агрессии, каким его видели до тех пор, пока мальчик не терял не только себя, но и свой защитный образ сложного подростка, пребывая в жутком смятении.       Накахара задумался так сильно, что невольно начал кусать нижнюю губу, ковырять заусенец едва ли не до появления розоватой крови и нервно трясти ногой, потухшими глазами глядя на мёртвую стену перед собой.       Однако стоит отметить, что Накахара нетерпеливо ждал Дадзая, что даже душа трепетала от предвкушения и лёгкого волнения. Рыжего поразило понимание и спокойствие шатена, чего он, казалось, в жизни не видывал. Небольшое проявление сопереживания со стороны Осаму глубоко тронуло ранимого Чую, отчего душа его опасливая стала быть почти по-детски наивной по отношению к шатену.       Находиться в палате невыносимо скучно, выходить из помещения ему не хотелось, да и в самой комнатке нет ничего, чем можно было бы себя занять во время абсолютной тишины и полного одиночества. Потому придётся молча и покорно ждать пробуждения Осаму, каким бы тяжёлым делом это не являлось.

──⊹⊱✫⊰⊹──

      Осаму тем временем толком почти не удалось вздремнуть. Невыносимая жара не позволяла Дадзаю даже мечтать о желанном покое. Долго ворочаясь в тёплой постели, шатен в конечном итоге раздражённо вздохнул и медленно сел, заметно сутулясь. Парень потёр усталые глаза, широко зевнул и собирался встать, дабы выйти из палаты и найти уборную, однако кое-что заставило его застыть в страхе и ужасе.       «Твою мать…» — отчаянно подумал шатен про себя, желая провалиться сквозь землю. Парень в изнеможении закрыл карие очи, когда безошибочно понял, что вновь слышит чужие голоса.       «Обернись…» — словно гром среди ясного неба разнёсся строгий голос в его голове.       Парень нахмурился, зажмурил глаза и осторожно помотал головой:       — Нет, нет… — негромко сорвалось с его сухих губ.       «Обернись…» — вновь прозвучал злополучный голос с неизменным навязчивым и до дрожи пугающим тембром.       Дадзай попятился назад, сел на кровать чуть дальше и прижался спиной к холодной стене. Он поджал колени и закрыл руками уши в надежде больше не слышать сей кошмарный голос, хоть и хорошо понимал, что данное действие ничем не поможет.       «Обернись…» — опять этот голос. Он звучал всё громче и навязчивее, эхом без конца звеня в голове подобно колоколам в церкви, отдавая холодок по всему юношескому телу.       — Нет, там никого нет, замолчи… — голос Осаму начал беспомощно дрожать, а на глаза навернулись слёзы, которые едва могли пробраться сквозь плотно сомкнутые веки. Чувство тревоги нарастало внутри него, подобно сгущающимся тучам на мирном небе. Ладони Дадзая начали потеть, слабое сердце забилось громко и быстро, словно тяжёлый звук тикающих часов, а открыть зажмуренные очи казалось непосильной задачей в данные ему невыносимые минуты. Голос в голове не умолкал долго, повествуя всё больше чуши и пугающих высказываний, начиная от простого «обернись», заканчивая жуткими речами и призывами совершить злостное деяние.

──⊹⊱✫⊰⊹──

      Прошло около получаса с облегчающего мгновения, как чужой голос, вновь возникший из ниоткуда в голове Дадзая, почти бесследно исчез. Находиться в новом, совершенно незнакомом месте в момент очередного наплыва разных галлюцинаций было крайне отвратительно и страшно. Дадзай даже поймал себя на мысли, что скучает по матери и её любящим объятьям; скучает по её заботе, опеке и искренней материнской любви. Горе болезненно захлестнуло парня, когда в голове внезапно всплыло воспоминание о сегодняшнем дне: «Я даже не обнял её…» — а всё из-за чего? Из-за собственной гордыни.       Парень хотел свернуться в клубочек и тихо реветь от ноющей тоски по матери. А после очередного пугающего эпизода с галлюцинациями парень и вовсе оказался на грани серьёзного эмоционального срыва. Ему хотелось кричать и плакать, думая об ангельском облике прекрасной матери, в которой он так нуждался…       Юноша пришёл в себя нескоро. Он вытер слёзы с глаз рукавом чистой рубашки и шмыгнул носом. Шатен встал с койки неимоверно уставший и измотанный, с отвратительным чувством вины и горя на истерзанной душе и подошёл к открытому окну. Солнце медленно опускается к горизонту, освещая окрестности палитрой нежных цветов, а значит время близится к запланированной с Чуей беседе. Хоть и чувствовал он себя паршиво, Осаму подумал, что разговор с рыжеволосым будет отличным способом отвлечься и прийти в себя.       Дадзай смело сел на подоконник и произнёс тихим, едва ли не дрожащим голоском:       — Накахара…       Ответ последовал почти мгновенно, словно Чуя безмолвно сидел и терпеливо ожидал, пока Дадзай его окликнет:       — Дадзай! — парень ринулся к окну и хотел было высунуться, однако он вспомнил про решётку на нём.       Шатен усмехнулся мгновенному отклику:       — Как ты?       — Значительно лучше, спасибо. А ты?       — Нормально, пойдёт, — зевнув, пробормотал он.       Рыжий сделал краткую паузу для недолгих раздумий и решил задать вопрос:        — У тебя голос какой-то измученный… Ты плохо спал?       Шатен тихо рассмеялся, вытер слёзы с карих очей рукавом рубашки, что назло наворачивались вновь и вновь, и взглянул на мокрое пятно на ней:       — Да, плохо спал, — парень шмыгнул носом и постарался слегка улыбнуться, дабы тон звучал мягче. — Не бери в голову. Чем занимался, пока меня не было?       Рыжий не стал задавать лишних, нелучших вопросов, что могли бы поставить Осаму в неудобное положение, а потому, следуя примеру Дадзая, сменил неприятную тему:       — Совершенно ничем. Здесь скучно одному… — ещё одно предложение он не договорил, но оно звонко и тепло прозвучало в его голове: «Но я рад, что есть хотя бы ты…»       — Вот как. — на придыхании вымолвил шатен, — Могу понять.       Рыжий, слушая частые вздохи и тихие всхлипы, больше не мог игнорировать изнемождённый голос Дадзая и решил спросить:       — С тобой точно всё хорошо? У тебя голос немного дрожит и ты носом шмыгаешь… — прекрасно известно, что Накахара обо всём догадался.       Шатен взял себя в руки, набрал в лёгкие побольше воздуха и вытер слёзы, дабы остыть. В голове вновь всплыл образ матери:       — Знаешь, что, Накахара… — Внезапно вымолвил Дадзай довольно тихо. — Я по матери скучаю, честно говоря… — его голос был подавленным, словно он еле вырывался из дрожащих уст плачущего.       Сердце рыжего вдруг заболело от невинных слов Осаму. Он не успел придумать ответ, как вдруг услышал тихий всхлип:       — Ты плачешь..? — слегка удивлённо и обескураженно спросил он мягким тоном.       — Извини… — тихонько вымолвил шатен, быстро вытирая слёзы дрожащими руками.       — Эй, ну ты чего так..? — прозвучал нежный голос Накахары, сильно обеспокоенный внезапным плачем друга. Хотелось погладить юношу по спине, кучерявой макушке, дабы таким образом утешить, однако приходилось ограничиваться лишь ласковыми словами.— Дадзай?       — Ничего, я просто вдруг понял, что не ценил ни мамину заботу, ни её саму… Я уже сильно по ней соскучился, хотя до того, как сюда попал, видеть её не хотел… — послышался ещё один всхлип, а слова с губ срывались самовольно, словно с крепкой железной цепи. — Прости пожалуйста, я сейчас весь на эмоциях.       Накахара по началу не знал, как подобрать слова и сильно от этого запереживал, однако вымолвил то, что считал нужным:       — Ничего-ничего, проплачься, если тебе плохо, и позови кого-нибудь, предупреди о самочувствии. Тебе должны помочь, — рыжему было несколько больно и неловко от того, что он не может помочь Дадзаю не только из-за физических преград, но и из-за собственной несоциализованности. Чую искренне будоражило состояние шатена, ведь он оказался первым человеком, кто оказался сострадающим по отношению к нему. Однако в то же время он испытывал бурю смешанных эмоций.       — Да, извини пожалуйста, я схожу позже, — Дадзай судорожно вздохнул, поджав губы.       — Нет, сходи сейчас, — настоял рыжий.       — А как же ты? Мы же хотели ещё поболтать.       — У нас ещё куча времени впереди, Дадзай, я никуда не денусь. Беги прямо сейчас, нечего откладывать, — его голос был совершенно спокойным и безмятежным, словно лёгкое дуновение прохладного ветерка, однако в душе действительно бушевала настоящая вьюга переживаний.       — Ладно, спасибо… — ласково последовало в ответ. — Я обязательно вернусь позже, Накахара, — Дадзай встал с подоконника и, немного шатаясь, пошагал к двери; ноги ватные, голова трещит от боли, а руки подрагивают от небольшого осадка, оставшегося после панической атаки.       В коридоре, к счастью, Осаму встретил его терапевт и мгновенно поспешил сделать всё, что в его силах, дабы подарить Дадзаю былое безмятежие и спокойствие.