Темные воды чужой жизни

Фигурное катание
Фемслэш
Завершён
NC-17
Темные воды чужой жизни
автор
Описание
Александра Трусова учится в лучшей частной школе Москвы, но у нее есть тайна. Она из очень бедной семьи. Скрывать положение удается, пока ее одноклассница Анна Щербакова не начинает что-то подозревать. Обе девушки одарены в математике, и весь класс уже год наблюдает их ожесточенную борьбу за путевку на олимпиаду. Саша знает, что Аня вот-вот раскроет ее секрет. Но что если секреты есть не только у Саши?
Примечания
Фанфик писался почти полгода. Самое необычное и приятное творческое приключение в моей жизни 🫶
Содержание Вперед

Часть 23. Кризис веры

“Но Руфь сказала: не принуждай меня оставить тебя и возвратиться от тебя; но куда ты пойдешь, туда и я пойду, и где ты жить будешь, там и я буду жить; народ твой будет моим народом, и твой Бог — моим Богом; и где ты умрешь, там и я умру и погребена буду; пусть то и то сделает мне Господь, и еще больше сделает; смерть одна разлучит меня с тобою.”

Книга Руфь 1:16-17

Саша нашарила рукой звенящий на тумбочке телефон. Это было воскресное утро — и она надеялась выспаться, но кто-то явно хотел помешать ее планам. Увидев на экране входящий вызов от контакта «Дудаков», Саша мгновенно проснулась и рывком села на кровати. — Алло? — Санечка, всё решено, — сказал врач. — У тебя госпитализация в следующее воскресенье вечером. Операция назначена на понедельник. Саша молчала в трубку. То ли не могла еще говорить спросонья, то ли пыталась переварить информацию. Дудаков продолжал. — Про вашу ситуацию в институте трансплантологии в курсе, готовить к операции будут на разных этажах. Но ты всяко там по коридорам не шастай, чтобы не встретиться случайно. — Да это уж я бы и без вас догадалась, — прохрипела Саша сонно. — А Аня… Когда Станислав ей скажет? — Позже. За сутки примерно. Ты же понимаешь, что когда речь о посмертном доноре, то обычно все решается за часы. — У нее будет совсем мало времени подумать… — Но не она первая, не она последняя. Я, конечно, надеюсь Анна и вправду согласится, как ты говоришь. Иначе все придется отменять. Саша кивнула и только потом сообразила, что ее жестов по телефону не видно. — Она согласится, вот посмотрите. Софа, лохматая и заспанная, смотрела на Сашу во все глаза, когда та положила трубку. — Ты чего так побелела? — спросила она. — Мне страшно… В комнату меж тем танцующей походкой вошла Танечка. Она уже давно встала, была полностью одета и причесана, а в руках держала охапку веточек вербы. Таня пожелала девочкам доброго утра и водрузила вербы в вазу на тумбочке, которая стояла между кроватями Саши и Софы. — Освещенные, только из церкви! — радостно сообщила она. Саша погладила пушистую почку вербы, не знаю толком, что с ней делать. Она была материалисткой до мозга костей. Ну, что с них, с математиков, взять, в конце концов? Ее до зубовного скрежета бесило, что бозон Хиггса называли «частицей Бога». Может он и вызвал Большой взрыв, но при чем тут бог, скажите пожалуйста? Саша принимала как данность лишь то, что можно было доказать. Поэтому с математикой они и подружились, наверное. Формулы объясняли мироустройство лучше. Вот только опрометчивых надежд на небесное царствие и новые встречи с ушедшими они не давали — и в этом была, конечно, некоторая печаль. — Что стряслось? — Танечка обеспокоено наклонилась, всматриваясь в Сашино лицо. — Ты не заболела? Саше пришлось всё рассказать. Как бы она, в конце концов, скрыла то, что уедет в больницу на несколько дней? Врать приемной семье не хотелось. А то, что её станут отговаривать — ничего страшного. Ведь решения она все равно принимает сама. Но Танечка на удивление не отговаривала. Софа сидела с открытым ртом и страхом в глазах, а Таня выглядела скорее так, будто давно знала, что этим всё кончится. — Правило работает как часы, — вздохнула она. — Только вам восемнадцать — сразу давай вытворять что-то опасное. — Ну я хотя бы не взяла кредит, — Саша попыталась отшутиться. Ей положили самый большой кусок омлета на завтрак. Алексей Николаевич и Танечка, похоже, решили, что обязаны откормить Сашу перед операцией как следует. — Это простая процедура, я уже дня через два буду дома, — сказала Саша. — А вы меня как на убой кормите. — Тебе понадобятся силы! Если бы можно было съесть что-то такое, отчего появятся не только физические силы, но и моральные — Саша бы уплетала за обе щеки. Но таких волшебных средств не существовало. Она смотрела на плетенные корзинки на подоконнике, которые Танечка украсила цветами перед Пасхой, и очень хотела поверить в бога. Именно сейчас. При чем не важно, в какого. Просто в Кого-то могущественного и всесильного, в Кого-то, кому можно было бы вцепиться в воротник (хотя разве боги носят обычную одежду?) и просить-просить-просить, умолять. «Пусть всё пройдет хорошо. Пожалуйста. Пусть всё пройдет удачно. Прошу, прошу. Только не забирайте её у меня!» Но в глубине души Саша понимала, что говорит это в пустоту. Всего лишь, чтобы успокоить себя. Вера ведь не идет от разума. А от чего тогда?.. Может, это просто ошибка мышления? Всего лишь логическая ловушка, в которую люди попадают от недостатка знаний? Смотреть на Аню в школе было тяжело. Она ведь еще ничего не знала… Только вернулась к привычной жизни, только перестала загоняться из-за косых взглядов и кривотолков, только опять начала общаться с подругами… А Саша вот-вот снова выдернет её из этого почти-нормального-мира в больничные стены. Как ни поворачивай ситуацию, Саша была Аниным шансом на спасение точно так же, как и неизбежной причиной ее новой боли. Она ввязывалась во все разговоры в классе, несла всякую чушь и без устали шутила, только бы не молчать и не погружаться в свои тревоги. Мориси рассказывал про «одного знакомого», который выкрасил куриные яйца в цвета радуги и понес в церковь освящать. — Он хотел скандала? — спросила Алина. — Он хотел сесть? — предположила Аня. Саша только пожала плечами. Она прекрасно понимала, что её специально выводят на разговор о радужных яйцах. — Я где-то читала, что Христос был революционером, — сказала она, немного сместив фокус. — Изгонял торговцев из храма, вел за собой изгоев и строил организацию. — Какую еще организацию? — недоверчиво прищурился Дима. — Откуда я знаю? Рабоче-крестьянскую. Саша снова болтала лишь бы болтать. Она прекрасно понимала, что несет ерунду. И Аня это видела, но улыбалась — значит её это забавляло. Ну и славно… Только Марк замечал, как Саша сникает стоит Ане оказаться вне поля зрения. На уроке литературы он протянул ей под партой коробку мармеладных червячков и лакричных пластинок. — Сань, это не только твоя ответственность, — шепнул он. — Анина тоже. В конечном итоге решение будет за ней. Саша кивнула, незаметно закинув в рот цветного мармеладного червячка. Марк звучал убедительно, но все же Сашу не отпускала мысль, что именно она эту кашу заварила и именно она будет во всем виновата, если что-то пойдет не так. Иногда становилось так страшно, что она начинала даже хотеть, чтобы Аня отказалась от трансплантации. Ведь вот же она — живая, болтает с Алиной, невинно хлопает рисничками, когда учительница делает им замечание. И все вроде бы хорошо. Зачем трогать? Но, конечно, Саша понимала, что желание это малодушно и эгоистично. Аня ведь только _выглядела_ буднично-счастливой, потому что привыкла и умела. Но вероятно прямо сейчас она боролась с головокружением, анемией или терпела головную боль, считая минуты до момента, когда можно будет выпить очередную таблетку и хоть ненадолго почувствовать себя лучше. Разве такой жизни она заслуживала? Станислав должен был сказать Ане обо всём утром в воскресенье. Рано утром. Поэтому Саша толком не могла уснуть еще с субботы. Если Аня примет решение, которое все от неё ожидают, уже днем или вечером и она, и Саша окажутся в стенах больницы… Но на часах было десять — и никаких вестей от Ани. Ни единого сообщения в телеграме. Саша меряла шагами комнату, то и дело перекладывала рюкзак с вещами для больницы с места на место, вертела в руках телефон и репетировала на все лады их возможный диалог. Врать Ане было стыдно. Саша торговалась с совестью. Слезно обещала, что впредь всегда-всегда будет говорить только правду, а эта ложь — лишь на один раз. Ложь во спасение. Разве это плохо? Она снова и снова репетировала удивленный тон. Пыталась представить, как бы отреагировала на новость об операции, если бы ничего не знала. Что она скажет Ане, когда та позвонит? Наверное, сначала надо удивиться. Или испугаться? Или как? Половина одиннадцатого, одиннадцать… Всё еще тишина. В голову полезли мысли о том, что Аня всех удивила и попросту отказалась от операции. Но нет, ведь тогда бы Саше уже позвонил Дудаков и сказал разбирать чемоданы… Значит Аня все же согласилась? Или еще не приняла решение? Ближе к полудню Танечка позвала есть куличи. Это была последняя возможность Саши поесть — перед операцией нужно будет подержать голодовку. Но есть не хотелось, и это тоже тревожило, ведь раньше всегда от волнения у неё наоборот просыпался зверский аппетит. Саша отковыряла белую верхушку кулича, чтобы хотя бы сделать вид, что ест, иначе Танечка начнет волноваться. Они и так с Алексеем Николаевичем все время обеспокоено поглядывали на Сашу. Она как раз выбирала из глазури цветные бусины, когда раздался телефонный звонок. Саша вздрогнула так, будто это не звонок был, а выстрел. На экране горела надпись «Нюта». Началось. Саша выскочила из-за стола, схватив телефон, и выбежала во двор. Её сердце стучало так бешено, что хотелось его вырвать из груди и выбросить куда подальше. При чем вместе с мобильным. Она села на крыльцо, несколько раз рвано и глубоко вдохнула, а затем смахнула зеленый значок трубки. — Привет! «Блять, прозвучало СЛИШКОМ радостно» — Привет. Хотела спросить, ты сегодня занята? — голос Ани был спокойным. Будто она и не собиралась сообщать новости, которые могли изменить её жизнь. Их жизни, если уж на то пошло. — Э-э, нет, не особо. А что? Аня некоторое время молчала. Но потом так же беззаботно добавила. — Ты дома? Может хочешь встретиться? Саша посчитала про себя до трех, чтобы унять дрожь. — Спрашиваешь еще. А зачем? — В смысле зачем, Саш? — Аня рассмеялась. — Я не могу хотеть просто тебя увидеть? Саша стукнула себя по лбу. — Да можешь конечно. Просто… Я не ожидала. — Ну да, прости, — Аня вздохнула. — Обычно мы заранее все планируем. С нашими-то графиками. Но сегодня захотелось спонтанности. Или у тебя нет настроения? «Спонтанности ей захотелось, блин!» — Всё отлично с моим настроением! Давай встретимся. А где? Саша совсем растерялась. Почему Аня ничего не говорит? Может, Саша перепутала все даты и сегодня вообще не тот день, когда Стас должен был сказать Ане про возможность операции? — Ты можешь приехать на Щукинскую? Не спрашивай почему. Так надо. Саша открыла рот и замолчала. Окей. Щукинская — это было уже что-то. Возможно, Аня собиралась скинуть ей адрес института трансплантологии, надеясь, что дальше Саша сама сложит два и два? — Ладно… А куда именно? — Куда именно? Никуда. Я встречу тебя у метро. «Не угадала» — Хорошо, окей, договорились, — Саша поняла, что разговор пошел вообще не так, как она его представляла у себя в голове. Возможно, Аня хотела сказать ей всё лично при встрече. Скорее всего… Это, конечно, усложняло дело и требовало намного больше актерского мастерства. — Саш, ты в порядке? «Ага, блять, в обратном» — Конечно, а почему спрашиваешь? — Не знаю, у тебя голос рассеянный. — Да все хорошо вроде. Я пойду тогда собираться? — Ага. Давай. *** Погода была аномально жаркой и сухой. Саша стояла у торгового центра на залитой солнцем площади, натянув на глаза козырек кепки. Люди спешили из метро нырнуть в прохладу магазинов, болтали, курили возле серебристых урн. В центре площади компания Сашиных ровесников то и дело взрывалась смехом. Какой-то длинноволосый парнишка открыл бутылку с водой и начал обливать ею визжащих и хохочущих друзей. Саша завидовала их расслабленности, нервно переминаясь с ноги на ногу и высматривая Аню. Сердце сделало сальто, когда Саша, наконец, увидела её, спешащую по ступенькам. Мысли тут же стали вязкими и дремотными, стоило Ане оказаться перед ней. Она была похожа на какое-то неземное и невесомое создание в легком, почти прозрачном сиреневом платье. Саша часто заморгала, точно пытаясь вспомнить, зачем вообще сюда приехала. Аня совсем не выглядела, как человек, который через несколько часов должен был лечь в больницу на сложную и опасную операцию. Собранные мальвинкой волосы струились по спине. Черные кеды на первый взгляд совсем не сочетались с нежным платьем, но это было лишь иллюзией: почему-то Ане шло буквально всё. — Ты куда это такая собралась? — еле-еле справившись с эмоциями, спросила Саша. — На свидание, - Аня улыбалась и её голос тоже был звонким и смеющимся. — На свидание?! Саша уже ненавидела себя за столь чрезмерную реакцию. Разумеется, она ожидала другого ответа, но это не стоило так явно показывать. — Тебя удивляет, что у нас может быть свидание? — Аня чуть склонила голову. — Нет. То есть да. То есть… У нас вроде не было раньше прямо свиданий. Ну, мы просто гуляли… и всякое такое. — Не было, — Аня сделалась немного грустной, однако быстро собралась. — Но сегодня пусть будет, ладно? Надо же когда-то начинать. Она взяла Сашу за руку и увлекла за собой куда-то через площадь. Саше хотелось остановить её, схватить за плечи и хорошенько встряхнуть, сказав «Какое к черту свидание, Аня?! Скажи, что ты решила!». Но сделать этого Саша никак не могла, иначе моментально выдаст себя и поставит весь план под угрозу. Аня остановилась рядом с припаркованным у обочины электросамокатом, разжала Сашину руку и вынула из маленькой сумочки телефон. — Я скачала приложение для этих штук. Прокатишься со мной? Всегда хотела это сделать. Саша опять глупо и часто моргала. «Какой самокат? Какое кататься? Что происходит?» — Ты позвала меня, чтобы мы прокатились на самокате? Аня подняла на неё свои невероятные глаза олененка. — Считаешь это глупость? — Нет-нет, это здорово, — тут же спохватилась Саша. Аня выдохнула и как-то смущено пожала плечами. — Знаешь, просто прошлым летом я часто наблюдала, как парочки гоняют вдвоем на самокате. Мне казалось это таким… милым что ли. Но я не думала, что когда-нибудь встречу того, с кем хотелось бы так же. Поэтому это просто оставалось такой маленькой мечтой. Ну а потом появилась ты, но тогда уже погода не располагала. А теперь вроде как всё складывается. Слышать это почему-то было грустно. Как и понимать, что когда-то, совсем еще недавно, существовала та версия Ани, которая не верила, что может любить и быть безусловно любима в ответ. Но разве сейчас все это было важно? Разве не было более насущных проблем? Саша не знала, как задать свой главный вопрос, не задавая его. — Но почему вдруг сейчас и здесь? Всё лето еще впереди, — сказала она растерянно. На миг показалось, что Аня вот-вот что-то скажет. Её губы чуть дрожали и слова будто вертелись на языке, готовые сорваться. Но потом Аня отвернулась и глянула куда-то вниз, ковыряя носком кеда камушек, торчащий в асфальте. — Иногда не обязательно затягивать с исполнением желаний. Давай просто сделаем это? — Ладно, окей. Аня снова перевела на неё взгляд — какой-то странный, изучающий, слишком внимательный. — Что? — не выдержала Саша этого контакта глаза-в-глаза. — Нет, ничего… — Аня подошла к ней вплотную и осторожно приподняла рукой козырек кепки. А потом мягко коснулась губ, медленно углубив поцелуй. Саша замерла от неожиданности, удовольствия и растерянности. *** Асфальт был гладким и самокат шел плавно, почти летел. На удивление вдвоем удерживать равновесие было совсем не сложно. Одной рукой Саша крепко обнимала Аню со спины. Другой — вместе с ней держалась за руль. Теплый весенний ветер мягко обтекал кожу. То и дело Саша убирала руку с Аниной талии, чтобы поправить на одну сторону ее волосы, которые поднимались от ветра и щекотали лицо. Саша думала о телефоне, который лежал где-то в рюкзаке. Дудаков не звонил. Не говорил, что операция отменяется. Значит… Значит всё состоится? Значит всё-таки они обе — и Саша, и Аня сегодня вечером окажутся на разных этажах одной больницы? Почему-то сейчас верилось в это с трудом, ведь они неслись на самокате неизвестно куда, а Аня по-прежнему молчала. Сашу посетила довольно жуткая мысль — может Аня вообще не собирается ей ничего рассказывать? Это ведь было в её духе: промолчать о чем-то, что касается здоровья, чтобы не пугать и не расстраивать. От этой догадки стало неуютно. Но обижаться на Аню из-за недосказанностей Саша не имела права. Ведь злиться на ложь может разве что тот, кто сам кристально честен. А она отнюдь не была. Они остановились на светофоре, и, пользуясь моментом, Аня повернулась. — Тебе хоть нравится? Или я фигню придумала? — она быстрым жестом заправила Саше за ухо выбившиеся из-под кепки пряди волос. — А тебе? Ты рада? Аня улыбнулась. — Я очень рада. До Саши стало медленно доходить, что всё это значит. Аня уже знала. Знала, что её ждет. Успела посчитать, сколько свободных часов у неё осталось и выбрала провести это время с Сашей. Хорошо провести. Сделать маленькую безумную глупость, исполнить мечту. Что требовалось от Саши? Очевидно, что просто быть. Не задавать вопросов, не копаться в причинах — просто дать Ане то, чего она хотела. Саша вдруг ясно и живо ощутила и этот приятный ветер на коже, и эту скорость, и шоколадный запах Аниного шампуня. Вспомнила, что сама когда-то с легкой завистью заглядывалась на влюбленных, которые носились на самокатах, — и не позволяла себе даже мечтать о чем-то подобном. А теперь она могла принять правила этой игры. Сделать вид на несколько часов, что времени не существует. Ни прошлого, ни тревожного будущего — ничего. Только она и Аня. Весенние, легкие, бесконечно влюбленные. — Нют, куда мы едем? — Саша склонилась к самому ее уху. — Пусть это будет сюрпризом. — Тир, сладкая вата, кино? Не говори, что ты решила устроить нам свидание из любовной мелодрамы, — Саша ехидно улыбнулась. — Считаешь, я настолько банальна? — Уж в чем, в чем, а в этом тебя точно не обвинишь. — А может и зря? Может, в некоторых вопросах я мыслю очень даже примитивно? — Это, например, в каких? — Сама догадайся, — Анин тон был бессовестно игривым. Саша прижалась к её спине плотнее и провела рукой по животу, смяв пальцами складки легкого платья. Аня задышала быстрее. — Саш, я сейчас потеряю управление. — Тогда признавайся, что за вопросы такие. А то я не догадливая, — улыбаясь себе под нос, Саша провела пальцами где-то возле Аниного пупка и плавно опустила руку ниже. — Саша! Самокат повело в сторону, но все же кое как Аня вырулила. — Ты сумасшедшая! Саша поцеловала её в шею и зарылась носом в волосы. — Кто бы говорил, — прошептала она, вдыхая запах Аниной кожи и чего-то мыльно-шоколадного. Саша надеялась, что Аня все же смотрит за дорогой, потому что самой ей хотелось лишь закрыть, нет, зажмурить глаза и раствориться в моменте. «Если Бог — это Любовь, то он здесь. Если Бог — это Любовь, то я знаю Бога. Если Бог - это всё, то Любовь — это всё. Аня — всё, потому что Аня — любовь. Которая долготерпит, милосердствует, не мыслит зла, сорадуется истине, всему верит, всего надеется, все переносит и никогда не перестает» Аня припарковала самокат у подъезда какого-то старинного четырехэтажного дома. Саша спустилась на твердую землю и почувствовала облегчение. Хотя где-то в области груди и живота, в том месте, которым она всю дорогу прижималась к Ане стало как-то пусто и прохладно. — Мы приехали? — Кажется, да, — Аня взяла её за руку и повела в подъезд. Точнее это больше походило на то, что в Питере называли парадной. На второй этаж вела широкая лестница с массивными перилами. Аня направилась вверх и, остановившись у красивой деревянной двери, вынула из сумки ключи. Саша просто надеялась, что она знает, что делает… Квартира, в которую они вошли, состояла всего из одной комнаты, но очень большой. Рамы двух высоких окон были распахнуты, и ветер играл плотными бордовыми шторами. Солнце почти не проникало через них, и от этого вся комната, даже воздух в ней, казались розоватыми. — Ты сняла квартиру? — Саша с интересом наблюдала, как Аня повесила на крючок свою сумку и положила ключ на полочку рядом. — Ага, — её голос звучал нейтрально, но в глазах горел какой-то очень странный огонек. — На несколько часов это наше убежище. Саша прошлась по скрипучему паркету и огляделась. Посреди комнаты стояла двуспальная кровать, а рядом с ней и вокруг — везде: на полках, в горшках на полу — зеленые растения. Саша засмотрелась на все это и ляпнула первое, что пришло в голову. — Ты сказала на несколько часов. Значит мы не будем ночевать здесь? Аня не улыбалась, но глаза её смеялись. — Нет, мы не будем ночевать здесь. Вообще-то Саша прекрасно знала, _где_ они будут сегодня ночевать. Но думать об этом не хотелось. Отогнать тревожные мысли полностью не получалось, поэтому сбитый с толку мозг снова выдал полную ерунду. — Тогда зачем нам кровать? Аня тихо засмеялась, проходя на кухню, которая была отделена от комнаты только ажурной деревянной ширмой. — Саш, не так просто найти квартиру БЕЗ кровати. Саша покраснела. Нужно было срочно что-то делать. Она отправилась на кухню вслед за Аней и открыла холодильник. К её счастью в дверце было полно напитков. — Колу? — спросила она, вынимая две стеклянные бутылки. Аня кивнула. Саша привыкла пить прямо из бутылки, но над кухонным островком очень красиво висели натертые и блестящие бокалы — грех не воспользоваться. Она разлила кока-колу и придвинула один бокал к Ане. — За что первый тост? — Говорят, первый тост всегда за мир, — Аня смотрела прямо, не мигая. — Слишком размытая формулировка. — Не придирайся. — Мой батя говорит, что первый тост должен быть за революцию. — Не знала, что он у тебя коммунист, — Аня подняла одну бровь. — Но мне нравится, давай. Они чокнулись. Аня отпила колу и молчала, поэтому неловкость паузы и ситуации вынуждала идти на крайние меры. Говорить хотя бы что-то. — Занчит, ты привела меня в квартиру… Затем мы выпили… — За революцию, — уточнила Аня. — Да. Мы выпили за революцию… Знаешь, что обычно за всем этим следует по сценарию? — Саша почувствовала, как её уши краснеют от сказанного. — Идут штурмовать Зимний? — Аня! — А что же тогда? Саша посмотрела на неё обреченно. Ну как, как эта невинная феечка в легком платье могла так издеваться? Саша почти смирилась с собственным уязвимым положением и просто закрыла лицо руками. — Ничего. Забей, забудь, что я это сказала! Саша опять совершенно некстати вспомнила, зачем _изначально_ собиралась увидеться с Аней. И из-за того, что теперь ее мысли были заняты совершенно другим, она вдруг показалась себе ужасно безответственной. Саша убрала руки от лица, надеясь, что оно еще не достигло цвета помидора, и шумно выдохнула. Аня придвинула стул, села напротив и взяла её запястья в свои руки. — Эй, ну ты чего? Я ведь сама все это устроила. Мне по идее и смущаться, а не тебе. — Устроила что? — Да так, — Аня чуть прикусила нижнюю губу. — Просто ты теперь знаешь, в каких вопросах мои мысли примитивны… Саша попыталась улыбнуться. — Я думала ты говорила насчет свиданий. — Скорее насчет того, чем должны свидания заканчиваться… Сашины внутренности медленно скручивались в узел. — И это свидание тоже? — Ну. Может быть. — Аня пожала плечами. — Как думаешь чем оно должно закончиться? «Оно закончится тем, что нам обеим вскроют животы на операционном столе, вот чем оно закончится» Саша поежилась и отогнала непрошенные мысли. — Ну нет, — сказала она. - Ты всё это придумала, ты и говори, чем закончится. Аня откинулась на спинку стула и как-то нервно вытерла ладошки о платье. Саша довольно улыбнулась. — Что? Уже не такая смелая? — Неправда. — Правда-правда, ты боишься. — Ничего я не боюсь. — Ну тогда скажи уже. — Сказать что? Саша сжала губы и очень серьезно уставилась Ане в глаза. — Чего ты хочешь? От прямоты Сашиного взгляда и от прямоты вопроса Аня действительно оробела. Её взгляд стал растерянным и на самом деле смущенным. Не игривым, не хитрым — глубоко, по-настоящему смущенным. Щеки порозовели. Аня сильнее закусила губу. — Я хочу посмотреть на тебя. Они замолчали. И тишину, казалось, можно было потрогать рукой. — Так сделай это. — Посмотреть на тебя _без всего_ — Я поняла. Говорить стало совсем невозможно. В горле пересохло. Саша смотрела на Анину искусанную припухшую губу и от осознания перспективы и того, что сейчас должно было произойти, что-то горячее и вязкое разлилось по всему телу. Саша уже была готова и сама сказать, _чего_ она хочет. Чего-то безумного и смелого. Сделать это с Аней или наоборот — чтобы Аня сделала что-то. Не важно. — Ну давай, вот же я, — прошептала Саша, ужаснувшись этой низкой, томной хрипотце собственного голоса. Она поднялась со стула и Аня встала почти одновременно с ней. — Что, вот так просто? — Да как-нибудь, можешь сложно. Только начни уже. Аня убрала Сашины волосы назад. Её руки дрожали, и Саша едва дышала, ожидая следующих действий. Она сама почти не двигалась, лишь ждала. Ждала, когда Анины пальцы пройдутся по складкам её футболки вниз, возьмутся за край… Все еще дрожащие, нервные. Видеть это волнение было невыносимо. Саша не выдержала, притянув Аню к себе — сильно, крепко, безумно. Она почти врезалась в её губы. И вот так, в поцелуе, не разделяясь и едва не наступая друг дружке на ноги, они дошли до комнаты. На секунду Аня отстранилась, но только чтобы, наконец, снять с Саши футболку. Она замерла с чуть приоткрытым ртом — потому что на Саше не оказалось лифчика. — Видишь, — сказала Саша тихо. — Это еще проще, чем ты думала. — Всё, замолчи… Аня положила ладони на Сашину грудь. От этого чуть прохладного касания захотелось дышать быстрее, захотелось попросить о большем. Дрожь рассыпалась по внутренностям, как бисер. Фонтаном куда-то вверх, а затем резко проваливаясь в низ живота. Аня гладила её ребра, затем живот, кожу вокруг пирсинга и опускалась всё ниже, дойдя, наконец, до металической пуговицы на шортах. Саша наблюдала за тем, как Анины руки пытаются справиться с пуговицей и молнией. Когда пояс ослаб, Саша помогла ей, сама стянув шорты вниз. Она чуть было не запуталась в ногах, откидывая джинсовую ткань куда-то подальше на пол. И только потом осознала, что теперь осталась в одном белье, обычном, белом, невзрачном. Но уже влажном — предательски очевидно влажном. — Это несправедливо, — сказала Саша. — Ты все еще в одежде. Претензия прозвучала как-то по-детски. Аня прижалась к Саше всем телом, обняв руками как-то мягко, волшебно. Так тепло и так невесомо, точно была наваждением, миражом. — Мы разве договаривались, что я тоже разденусь? — она улыбнулась куда-то Саше в шею. — Так нечестно! Аня лишь приблизилась к губам и прошептала прямо в них. — А кто обещал, что будет честно? — А-а-аня… — Ладно, можешь снять с меня платье, — она повернулась спиной, убирая легким движением волосы, чтобы открыть путь к молнии. Теперь тряслись руки Саши: молния была тонкая, непослушная, то и дело норовила зажевать ткань платья. А так хотелось с ней поскорее справиться. — В фильмах это происходит быстрее, — прокомментировала Аня. Саша нервно хихикнула. — Там это делают с сотого дубля. Наконец, у нее получилось. Едва дыша, Саша очень медленно приспустила платье с Аниных плеч. Легкая ткань, стоило ей немного помочь, быстро съехала ниже и упала на пол, открывая очень хрупкое, тоненькое тело в светло-сиреневом белье. Аня повернулась к Саше лицом — абсолютно прекрасная в этой почти наготе и уязвимости. Саша села на край кровати и притянула Аню ближе к себе. Она положила руки ей на талию, а затем аккуратно коснулась губами маленького шрамика между ребер. Аня в ответ запустила дрожащие пальцы в копну Сашиных волос. — И что теперь? — тихо спросила она. — Ты хотела на меня посмотреть. Смотри… — Тогда еще не всё. Саша уперла взгляд в пол. Она уже почти свыклась с откровенностью ситуации, но избавляться от последнего элемента одежды было почему-то страшно. Аня опустилась перед ней на колени и — боже — от этого не стало легче! Совсем не стало… Она коснулась резинки трусов, потянув её ниже. Саше пришлось опереться на руки, чтобы немного поднять бедра и, наконец, освободиться от кусочка ткани, который отделял её от её же бесстыдной версии. Приятный розоватый полумрак комнаты вдруг показался недостаточно тёмным. Лучше бы была ночь, лучше бы можно было выключить свет и сделать вид, что все это происходит с кем-то другим, но не с ними. От неловкости и невозможности спрятаться, Саша попыталась прикрыться собственными волосами. Потому что Аня делала ровно то, чего хотела. Смотрела завороженно, внимательно и почти не моргая — и от этого хотелось умереть. Она не шевелилась и не касалась Саши, но Саша была готова поклясться, что чувствует Анин взгляд кожей — и он обжигает. И смазка выделяется так обильно, будто Аня касается там, где нужно. И от этого было безумно стыдно и хотелось сжаться в точку. — Ну всё, ты довольна? — Саша не могла это больше выносить. Аня поднялась с пола. — Да. Ты очень красивая… Она подошла к кровати и села за Сашиной спиной. И только тогда Саша осознала, что напротив неё во всю стену стоит большое зеркало. Блять. Саша зажмурилась. Она не готова была увидеть себя такую. Будто со стороны. Потому что это было железным доказательством того, что происходящее реально. — Жесть, надо отодвинуться или убрать куда-то это зеркало. Кто додумался его так поставить?! Аня обняла её со спины, положив одну руку на живот, а другую на грудь, начав водить пальцами рядом с соском. — А по-моему отлично придумали, — сказала она. — Не закрывай глаза. Посмотри, насколько ты идеальна. — Издеваешься? — Совсем нет, — Аня начала гладить её живот настойчивее, с каждым разом опуская руку всё ниже. — Это ведь красиво. Ты красивая… Твое тело красивое. Посмотри, Саш. Смотри… Саша открыла глаза — хотелось выругаться. Она видела себя — нагую и откровенную, и Анины руки на своем теле. Красивые руки… Было ли всё это красиво? Были ли они прекрасны в этом проявлении любви? Увиденное будто опрокидывало всё внутри. Внизу живота болело, почти жгло. Саша была такой готовой… Мозг умолял снова зажмуриться. Но часть ее желала продолжать смотреть, и эту часть хотелось придушить. Анины пальцы оказались между ног, попали в это влажное свидетельство Сашиного возбуждения. — Мне сделать это? — спросила она. — Да. Пожалуйста, — звучало не как просьба. Почти как мольба. И Аня надавила сильнее и ускорила темп. Саша больше не могла. Она зажмурилась и отвернула голову в сторону. Хотелось дышать быстрее, хотелось опираться на руки и поднять бедра навстречу Аниным пальцам. — Я… Я почти. Пожалуйста, быстрее… — Тогда не отворачивайся. Смотри, Саша. — Ты ненормальная… Саша открыла глаза. Почему Аня могла с ней _так_? Почему заставляла делать то, от чего было жгуче стыдно? И почему Саша позволяла ей это? И почему ей… нравилось это? Видеть их. То есть самих себя, вспотевших и красных, с волосами разбросанными и беспорядочными. С телами, так тесно прижатыми друг к другу. Саша была точно парализована, не в силах оторваться от созерцания того, что происходило с ней. И Аней. От Аниных пальцев прямо там, между её ног. Ног, которые уже были так напряжены, что дрожали. От её движений, от звука её дыхания где-то возле уха. От того, что стало почти больно. От того, что эту тяжесть терпеть невыносимо. — Это красиво, Саш, ты видишь? Она видела. И пролилась, задрожав всем телом. Аня остановилась. Больше не двигала пальцами — лишь продолжала держать их там, помогая не сойти с ума, медленно, слегка содрогаясь, вернуться к тишине и привычному ощущению тела… . Саша пила колу, лежа в кровати. Теперь уже прямо из бутылки, без всяких бокалов. Она снова надела белье и футболку — будто так могла отгородиться и спрятаться от того, что произошло. Как бы немного закрыться от этого нового опыта. Нет, он ей нравился. Но сбивал с толку своей силой и откровенностью. И больше всего сбивало с толку то, что причиной всему была Аня. Всего лишь Аня. Не кто-то могущественный и сверхъестественный, а просто девушка — маленькая и хрупкая. Аня возвращалась из кухни. Она так и не надела платье, и Саша могла любоваться её телом в красивом белье. Очень тоненьким, но все равно таким идеальным. Идеальным даже с гематомками на руках, даже с двумя шрамиками — на левом предплечье и между ребер. Саша знала, что вскоре появится еще один, но что ж — у нее тоже будет. И это совсем не про уродство, не может быть, потому что это про любовь и надежду. Даже если когда-нибудь спустя годы они перестанут так страстно тянуться друг к другу, даже если у каждой будет своя жизнь (сейчас, конечно, это было сложно даже представить), они все равно останутся связаны. Это навсегда будет любовь. Потому что любовь не перестаёт. «…хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится» Аня забралась под простынь и прижалась к Саше. Что-то было зажато в её кулачке. — У меня для тебя кое что есть, — сказала она, смущенно улыбаясь. На её ладошке лежала собачка из бисера. — Ты сплела ее для меня? — Ну да. Она немного кривая, но я правда старалась… Саша бережно взяла бисерного зверя в свои пальцы. Собачка выглядела очень милой, разве что её глазки-бусинки были немного несимметричными. Зато она была на проволочном каркасе или вроде того — у неё гнулись лапки и крутилась голова. — Спасибо! И ничего она не кривая. Это самая лучшая бисерная собачка в мире! — Хорошо. Пусть она тебя оберегает. Саша быстро чмокнула Аню в кончик носа и повернулась на другой бок, чтобы положить собачку на тумбочку. И тогда — пока Аня не видела её глаз — Сашу пронзила боль осознания. Про такие подарки ведь говорят «на память». А значит… Всё это — и свидание, и произошедшее в этой квартире, и бисерная собачка были для Ани не просто способом хорошо провести последние часы перед больницей. Она прощалась. Вот, что это было. Она оставляла Саше это воспоминание — безоблачное и теплое. На всякий случай. Саша ведь говорила о том, как для неё это важно. Но только она говорила о другом, совсем о другом. Она не была готова прощаться с Аней. Она верила, что все будет хорошо, потому что это Аня. Аня. Смысл и Любовь. С Аней невозможно было прощаться, потому что так нельзя, потому что противоестественно! Саша больно закусила щеку изнутри и зажмурила глаза. «Не реви, не реви, не реви, не реви» Плакать было нельзя. Не здесь, не при Ане. Она легла на спину, стараясь вспомнить все известные человечеству дыхательные практики, чтобы успокоиться. Вдох, четыре секунды, выдох или как там?.. — Эй, ты в порядке? — Аня коснулась своей мягкой ладошкой её щеки. Саша открыла глаза, глядя в потолок. Пытаясь дышать. По счету. Ровно. Нужна была какая-то другая эмоция, чтобы перебить эту боль. Такая же сильная. Но ничего не находилось, совсем ничего. Разве что… злость? Но что это была за злость? И в сущности — на кого? Аня смотрела на неё, будто любовалась. Все таким же странным внимательным взглядом, как и весь день до этого. Она как будто хотела одними глазами вобрать Сашу в себя… А может так оно и было. Если она и вправду допускала мысль, что не вернется. Пыталась прожить момент… Может, Саше стоило сделать то же самое? Она повернула голову у Ане, уставившись в её красивые глаза. Запомнить, запомнить, запомнить всё. Эти риснички, эти мягкие губы, такие… такие… Запомнить всё и даже больше. Запомнить полумрак комнаты и колышущиеся шторы. Запах сирени, залетающий в окно с улицы. Звук моторной лодки — похоже где-то недалеко протекала река. Саша хотела бы раствориться и запомнить. Но будто не могла. Потому что злилась. Как так? Почему Аня не скажет ей правды? Почему хочет уйти на операцию, оставив Сашу в неведении? Да, Саша и сама не без греха, но ведь это другое! Хотелось задать какой-нибудь провокационный вопрос. Поставить Аню в тупик. Хватит этой игры. Почему она решила за них двоих, что нужно сделать так, а не иначе? Может Саше не нужно это счастливое воспоминание такой ценой? Сейчас она спросит. Спросит что-нибудь или скажет!.. Аня выбралась из-под простыни и села на краю кровати, обернувшись на Сашу. — Принести тебе еще колы? — спросила она так запросто, так легко и беззаботно. Сквозь щель между шторами пробивался солнечный луч и в нём кружились пылинки. Он освещал Анину макушку, и она, Аня, её Аня, была такой красивой. Такой спокойной… Что Саша попросту не смогла. — Нюта, — прошептала она. — Что? «Господи, эти глаза, эти волосы, это тело!..» — Ничего, — Саша прокашлялась, потому что слова застревали в горле. — Ты какая-то… Какая-то необычная сегодня. Аня улыбнулась. — Я чувствую себя очень счастливой, Саш. Сердце было в огне. От боли, от любви, от желания и чего-то еще, потому что злость тоже не прошла. Саша была в полном раздрае. Но Аня чувствовала себя счастливой… Может, она придумала всё это — этот идеальный день — не только ради Саши? Может, ей тоже хотелось прожить его. Вдохнуть полной грудью весну, Сашу, насмотреться и надышаться. Не плакать, не сидеть в больнице, не говорить о смерти или чем-то таком. А побыть в любви — только и всего. И это Саше рушить не хотелось. А хотелось теперь чего-то другого. Чего-то на самом деле безумного. Сделать Ане подарок… Особый подарок. Чтобы этот самый-лучший-день и правда был лучшим. Еще лучше, чем сейчас. — Не надо колу, — Саша нервно сглотнула. — Иди ко мне. Она протянула руки и заключила Аню в объятия. От тепла её тела было хорошо, приятно и… Саша не знала, откуда в её голове такие идеи и почему они возникли именно сейчас. Она хотела это попробовать — и сама себе немного ужасалась. Чувствовать силу собственных рук нравилось. Саша повернула Аню и положила на кровать. — Ого, — Аня хитро улыбнулась. — Ты чего это? Саша шумно задышала. Она села между ног Ани и положила ей руки на живот. — Я хочу… Хочу сделать кое что не совсем обычное. Аня на секунду замерла. — Ладно. Хорошо. Скажешь что? Саша замотала головой. Нет, её решительности точно не хватит на то, чтобы еще и проговаривать это. — Трусишка Трусова, — рассмеялась Аня. И почему-то это разозлило. Но не взаправду. Просто — почему она так бессовестно смеялась? Или дело было в том, что Сашин гнев еще не до конца прошел? Не сказать, что она испытывала сейчас какую-то сексуальную агрессию к Ане. Во всяком случае ничего такого, чтобы хотелось причинить что-то кроме удовольствия. Но в удовольствии тоже была власть — их неизбежная власть друг над другом, которая заключалась в возможности дать это удовольствие или не давать. Думать об этом было странно. Как и смотреть на Аню с замершей улыбкой, чего-то ожидающую, но чего именно — не известно. Но Саша хотела. Хотела, чтобы всё получилось. И всё в ней этого хотело. Она склонилась и стала покрывать тело Ани поцелуями: нос, губы, затем шею. Она спускалась всё ниже, целовала ложбинку груди, легонько проводя пальцами по ткани лифчика. Ребра, живот, затем внутреннюю сторону бедра — и снова возвращалась к животу и груди. Целовала сильно, как в последний раз — стараясь не думать о том, что это и вправду мог быть последний раз. Она целовала и гладила кожу Ани руками, но сознательно обходила всё, что ниже пупка. Почему? Потому что… — Саш… Аня поймала её руку и направила к резинке трусов. Но Саша её руку убрала наверх, прижав к подушке над Аниной головой. Это вызвало удивление — и Саша улыбнулась. Как-то слишком довольно, немного дико. — Нет, еще рано, — сказала она все так же улыбаясь. Ей нравился этот контроль, пусть это было всего лишь игрой. Это возбуждало, удивляло — всё сразу. А еще это вынуждало Аню становиться какой-то совсем другой. Такой растерянной, такой беспорядочной. — Саш, пожалуйста, — с ее губ сорвался почти стон. И — господи — как же это нравилось. То, что Аня была такой и то, что Саша могла делать с ней это. Что они могли делать что-то подобное друг с другом. Саша водила пальцами, едва касаясь, по Аниным бедрам, наблюдая, как по её такому нежному, такому маленькому телу разбегаются мурашки. И как на светло-сиреневом красивом белье появляется влажное пятнышко. Саша знала, что удовольствие иногда заложено в самой невозможности получить желаемое. И Саша могла дать это ощутить Ане, но для этого ей самой требовалось немного осмелеть. — Если хочешь чего-то, попроси, — сказала Саша, пытаясь звучать дерзко. — Ты серьезно? Господи… — Аня задышала чаще. — Ну давай, Нюта, скажи, что мне сделать? По правде Саша чувствовала себя неловко и глупо. Но новое удивление на лице Ани того стоило. Вид её распахнутых глаз и покрасневших щек сводил с ума. Саша положила ладонь на влажное белье Ани, но едва касаясь. Ее тело дернулось, она попыталась свести бедра, но Саша сидела между ними и… — Саша! — Аня зажмурила глаза. — Хорошо-хорошо. Просто сделай это. — Сделать что? — Дотронься. Пожалуйста. Саша надавила сильнее. Она склонилась над Аней и уперлась свободной рукой в матрас куда-то возле её шеи. Саша ускорила темп и одновременно припала к Аниным губам. Но только на секунду. Чтобы тут же разомкнуть поцелуй и услышать стон, такой тихий, такой… просящий? — Ты такая красивая, — прошептала Саша Ане в губы. — Быстрее, Саш. Я… Саша еще немного ускорилась. Рука начинала уставать, но эта усталость ничего не значила, потому что так прекрасно было наблюдать за Аней: как она покусывала губу, как отводила смущенный взгляд от Саши, как её мышцы напрягались и как — Саша чувствовала это своими бедрами — пыталась свести ноги, чтобы получить то, чего так хотелось. Главное было не упустить момент. И Саша не упустила. Когда Аня почти рывком подалась вперед, когда её тело дрожало и было готово… За секунду до Саша остановилась и перестала двигать рукой. И Аня превратилась в звук. Она вцепилась рукой в футболку на Сашиной спине. — Нет! Ты ненормальная, — простонала она. — Ты… Ты… Саша! — Что? — Саша пыталась звучать невинно. — Да ты!.. Ты зачем остановилась? Ты… Сделай это, прошу! Саша продолжала смотреть Ане в лицо, а рукой отодвинула резинку ее трусов и попала пальцами во влажное нечто. Аня подалась вперед. Она хотела чувствовать Сашину руку ближе, и Саша хотела чувствовать своей рукой Анино тело, такое горячее, такое возбужденное. Она могла ввести пальцы и все быстро закончить, а могла этого не делать. В этом смятении и спутанности мыслей и ощущений Саша чувствовала, как в ней открываются какие-то совершенно новые грани её сексуальности. От этой игры, от этой недоведенности до конца кружилась голова. А Аня почти скулила под ней. В древних культах секс был способом познания божественного, никак не грехом. И это было похоже на правду. Потому что они были на пике чего-то паранормального, вот так через тела познавая души друг друга. Саша смотрела на Аню почти в экстазе, тающую в этом влажном желании получить разрядку. На её дрожащее тело, на неё — такую. Аню, просто Аню — ангела не из этого мира — и будто видела её насквозь в этой открытости, откровенности. Видела что-то в ней, про неё. И казалось, что именно это можно было бы назвать «частицей бога», как бозон Хиггса — этот предвестник Большого взрыва. Аня задрожала так сильно, что Саша пришлось лечь на неё. Она чувствовала, как её мышцы сокращаются. Как она хочет закричать — и плевать на открытые окна. Аня подалась вперед и врезалась в Сашины губы в каком-то ненормальном, безумном поцелуе. Она прикусила её нижнюю губу, чуть потянув на себя — Саша ощутила острый, но почему-то приятный укол боли — и поцелуй приобрел легкий металический привкус. *** Они лежали, глядя друг на друга. Аня дотрагивалась пальцем до ранки на Сашиной губе. — Прости за это. Саша улыбнулась. — Пустяки, это того стоило, — она внимательно оглядела Аню, надеясь, что не оставила на её теле таких же отметин. Иначе в больнице перед операцией неловко будет вообще всем. Но если не думать о том, что скажут люди, Саше было приятно ощущать этот укус — доказательство их недавней страсти. Она притянула Аню ближе, вдыхая запах её тела. Вот теперь можно было запомнить. Аню. И их самый-лучший-день. — Я читала, что раньше люди специально делали порез, чтобы обменяться кровью из ран. И так как будто становились братьями, — сказала Аня. — Вроде как кровными родственниками? — Ага. — Ерунда, — сказала Саша, поцеловав Аню в макушку. — Совсем не обязательно быть родственниками, чтобы быть верными и заботиться друг о друге. Мне ли тебе рассказывать? Аня погладила Сашино плече. — Хорошо, что мы с тобой не родственники. Иначе то, что мы делали, было бы грехом. Саша ухмыльнулась. — Многие и так считают грехом то, что мы делали. — Они идиоты, — Аня чуть отстранилась, чтобы посмотреть Саше в глаза. — Они ничего не понимают. У тебя такая светлая душа, Саш. Ты береги её, ладно? Никогда не предавай. — В каком смысле? — Просто береги. У тебя всегда есть ты и твоя душа, которая нужна этому миру. Саша моргнула, чтобы не заплакать. — Ты всерьез говоришь о душе? Веришь, что она существует? Аня подперла голову рукой. — Это не вопрос веры. Конечно существует. Мы все её чувствуем. Ты разве нет? — Ну… Когда я говорю «душа», я скорее имею ввиду сознание. Мозг. Нейронные связи. Нашу личность, нашу память. — Сознание отличается от мозга так же, как информация от данных. Но разве не очевидно, что есть что-то третье — не тело и не сознание. Просто что-то, что делает нас нами? — Наши нейроны делают нас нами… — Да, они много делают. Уйму всего, — Аня улыбнулась нежно, но немного грустно. — Но мы — это мы, даже когда только рождаемся и еще нет никакого сознания. И даже когда растем и все клетки нашего тела полностью меняются несколько раз. И даже в старости, когда какая-нибудь деменция забирает память и сознание рассыпается — все равно есть что-то, благодаря чему мы — это все еще мы. — И даже после смерти? Саша старалась звучать отстраненно. Старалась не смотреть на Аню в этот момент. Если Аня верила в души — то кто Саша, чтобы сомневаться? — Я надеюсь… — Аня. — Что? Саша снова прижалась к ней. Всем телом, всем теплом, что у неё было. Если бы могла — прижалась бы душой. А может так и было. — Я люблю тебя. — И я тебя. Здесь и сейчас. И всегда.
Вперед

Награды от читателей

Войдите на сервис, чтобы оставить свой отзыв о работе.