Темные воды чужой жизни

Снова? Снова. Она ничего не контролировала и не помнила. Опять стерильный свет больничной палаты, который кажется слишком ярким. Больно. Она пробует вдохнуть, тело не слушается. Но она все равно дышит как-то. Кажется. Что-то дышит вместо неё. В горле ощущается сухость и боль. Если сейчас же не отключиться снова, её стошнит. Лучше вернуться туда, где ничего этого нет. Где не больно. Аня закрывает глаза. Она не хочет быть здесь. Сколько прошло времени? Кто-то пытается с ней говорить? Кажется, женщина. Аня не видит лица, всё кажется размытым. Просто что-то светлое. Мягкий голос обращается. — Анна Станиславовна? Рядом еще один голос. Низкий и мужской. — Вы нас слышите? Способность говорить как будто навсегда утрачена. Двигаться тоже. Аня один раз моргает. От яркого света и боли в уголках глаз проступают слезы. Врач подходит ближе. Его руки в перчатках большие и сильные. Наверняка он профессионал. Возможно, благодаря ему она до сих пор жива. Но все равно почему-то страшно. — Анна, мы сейчас извлечем интубационную трубку. Это будет немного неприятно, но попробуйте дышать самостоятельно. — говорит он спокойно. — Договорились? На выдохе на счет три. Договорились? У неё был выбор? Вряд ли. Аня жмурится, пока мужской голос считает до трех. Черт, да почему так больно? Лучше было не возвращаться, остаться в небытии, уйти навсегда. Чтобы все это, наконец, прекратилось. Вообще всё. Аня бы расплакалась, но в груди жжет от каждого теперь самостоятельного вдоха — куда еще реветь? Прибор над ухом начинает пищать, сообщая о падающей сатурации. Медсестра аккуратно вставляет кислородные канюли в нос и заправляет трубку за уши. Аня слышит распоряжения врача о дозировке обезболивающих, но уже как будто из другой комнаты. Прибор перестает пищать. Ладно, пора признать. Она снова в реанимации. Что-то снова произошло. Без предупреждения, без контроля, просто потому что. Последнее, что Аня помнит хорошо — урок информатики. Ей было немного не по себе, в груди что-то неприятно сдавливало, а в ушах звенело. Но она не придала этому значения. Потом, кажется, кто-то сказал, что на первом этаже взбунтовались унитазы… Аня помнила, что все пошли во двор. Помнила, как ругались Алина с Ками. Она звонила Глейху, чтобы поехать домой. Уезжать вообще-то не хотелось, потому что вокруг была какая-то теплая и почти праздничная обстановка. Сашка собиралась играть в баскетбол, кажется. Все смеялись. Но Ане было не очень хорошо — начинала кружиться голова и шум в ушах усиливался. Она не хотела, чтобы Саша заметила, что ей плохо. А потом не осталось ничего, кроме боли. И страха, который занял всё пространство. Внутри и снаружи. Она сама превратилась в боль, целиком и полностью. Если у неё остались какие-то желания, если они вообще могли остаться — то главным было одно: чтобы всё это прекратилось. Любой ценой. «Пусть всё закончится. Пожалуйста, пусть всё это, наконец, закончится! Боль, страх, больницы, анализы, лекарства — всё» Среди темноты, шума и голосов, среди всего этого громкого и такого противоестественно тяжелого, хотелось только… покоя. «Ничего ведь не изменится. Мир останется таким, как был. Он ничего не потеряет, если, наконец, уйти туда, где не больно. Навсегда» Но Сашка… «Сашка» Её еще совсем детские зеленые глаза, такие испуганные. С ней нельзя так поступать. Нельзя. Саша, она… Она еще не готова принять _такую_ ее свободу. — Анна Станиславовна, сможете оценить боль от одного до десяти? С ней снова говорила приятная, милая медсестра. Хотелось ответить, но слова застревали в горле. Буквально. Медсестра подошла ближе. — Всё в порядке. Говорить какое-то время будет тяжело, эндотрахеальная трубка от ИВЛ пережала голосовые связки, но вскоре они восстановятся. Не волнуйтесь. Можете показать на пальцах. Аня подняла руки, с удивлением обнаружив, что может ими шевелить и вполне свободно. Значит, всё не так уж плохо. Она показала семь пальцев. Медсестра набрала шприц и ввела что-то через катетер на левой руке. Спустя время стало немного легче. Теперь Аня могла смотреть в сторону окна не щурясь. Свет больше не казался таким оглушительно-ярким. Это был низкий первый этаж, оказывается… Сквозь стекло виднелся до боли знакомый дворик с каменным не работающим фонтаном. Они множество раз гуляли там с Сашей! Наконец-то Аня поняла, где именно находится. На столе у подоконника стояла ваза с букетом свежих кустовых роз. Точно таких же, какие Саша принесла когда-то в далеком октябре… Саша была здесь?.. Аня пыталась оценить обстановку и ситуацию. Хотя как только немного стихла боль, хотелось уснуть и ни о чем не думать. Но все же она успела понять, что почему-то её волосы заплетены. Она коснулась свободной рукой одной косички. — А, — медсестра улыбнулась, проследив за этим движением. — Это ваша сестренка сделала. Она всё время приходит, такая заботливая. Аня подняла глаза. Сестренка? Очень вряд ли, что отец или Алиса разрешили бы сюда прийти Яне с Инной. Алиса всегда считала, что посещение «таких мест» для детей — травма. Но медсестра беззаботно продолжала. — Всегда мечтала о такой сестре, я одна в семье. А у вас есть Сашенька, здорово же? Аня едва заметно улыбнулась. Если вообще была способна на это физически. И тут же уснула. Вот значит, кем заделалась Сашка, чтобы выбить себе посещения, которые только для родственников… На следующий раз боль можно было оценить одной рукой — всего пять из десяти. И сил было немного больше. Аня смогла поговорить с врачом. Ну, точнее говорил в основном он, подробно рассказал, что произошло и чего ждать дальше. — Половина легкого осталась без кровоснабжения на время, поэтому на восстановление уйдет время. Но главная задача на сейчас — предотвратить подобные эпизоды на будущее. Хотя бы попытаться. Будем подбирать лечение и восстанавливаться, да? Аня кивнула. Что ей еще оставалось, кроме как смириться? Когда она проснулась в очередной раз, был уже вечер. Первое, что Аня почувствовала — что-то мягкое и теплое под своей ладошкой. Это оказалась Сашина рука. Сама Сашка — расслабленная и спокойная — дремала в кресле рядом. Похоже, она сидела так уже довольно давно. Аня осторожно сжала руку. Саша чуть дернулась и быстро открыла глаза. Она некоторое время быстро моргала. — Нюта… Саша засопела, как ребенок, и вдруг уткнулась Ане в плечо. — Я так рада, что ты здесь. Ее лицо было скрыто за копной рыжих волос, но Аня поняла, что Саша тихо плачет. «Господи» Аня протянула руку и погладила Сашу по голове. Как же это больно, больнее всего прочего — знать, через что она заставила пройти Сашу. — Не, ты не думай, — Саша, наконец, подняла на неё свои невозможные зеленые глаза. Реснички были мокрыми. — Это я от радости. Ты ни в чем не виновата, окей? Аня кивнула, продолжая гладить Сашины волосы одной рукой. Как она могла даже думать о том, что лучше было уйти? Как бы она смогла оставить Сашу, которая такая теплая, такая живая и настоящая была теперь рядом? — Прости за день Рождения, — прошептала Аня. Говорить в полный голос она все еще не могла. Саша вдруг ухмыльнулась, дотронулась пальцем до кончика Аниного носа и сказала. — Не извиняйся. Ты всё-таки умудрилась не помереть в мой ДР, а это уже весьма благородно с твоей стороны!.. Шутит? Шутит. Вот она, старая добрая Сашка. Ее Сашка… С сарказмом и черным юмором. Пусть и мокрыми глазами. Но такая знакомая, такая родная. Еще совсем недавно Аня предпочла бы провалиться сквозь землю, нежели допустить, чтобы Саша видела её в таком состоянии. Но теперь, когда это уже случилось, было почему-то… спокойно? Она всегда принимала как данность, что никто не виноват в её болезни, а значит — никто не обязан быть с ней в моменты уязвимости и этого локального ада. Как данность Аня принимала и то, что людям свойственно держаться подальше от сильных эмоций. Они не хотят, порой интуитивно и неосознанно, приближаться к тем, возле кого слишком близко гуляет смерть. Будто она вдруг решит с косой на перевес погнаться за случайным прохожим, оказавшимся рядом. Даже отец, который наверняка любил её как-то очень по-своему, всегда держался на расстоянии. Возможно, для него, привыкшего по-деловому решать любые вопросики, было невыносимо чувствовать собственное бессилие, находясь рядом с дочерью, которой невозможно помочь одними лишь деньгами. И Саша — Аня была в этом раньше уверена — конечно, тоже сбежит, сверкая пятками, когда поймет, с _чем_ связалась. Не потому, что плохой человек. Просто это свойственно большинству людей. Аня заранее смирилась с собственным одиночеством. Болезнь забирала постепенно всё — время, силы, возможности заниматься тем, что интересно и дорого, свободу. Она должна была забрать и Сашу рано или поздно. Поиграли в любовь и хватит. Но нет, Саша почему-то никуда не девалась. Снова и снова. Саша оставалась рядом. Выходит, она сдержала слово, однажды сказав «Я не боюсь». Выходит, она действительно имела ввиду именно это — она не боялась Аню. И не боялась всех проблем с ней связанных… И то, что так, оказывается, бывает казалось невероятным, невозможным открытием. Это противоречило всему, что знала Аня раньше. Саша забегала каждый день. Иногда по несколько раз, будто прописалась в больнице. Она больше не плакала. Всегда влетала в палату с улыбкой, шутила с медсестрой, деловито усаживалась в кресло для посетителей, закинув ногу на ногу, и болтала о мелочах вроде погоды. Иногда Ане казалось, что она не сможет любить Сашу сильнее, но с каждым разом в ней находились всё новые эмоции. И теперь они были намного крепче. Стабильнее что ли. Среди них почти не осталось места страху. Аня чувствовала себя с каждым днем немного лучше. Она спала все еще с кислородной поддержкой, но когда не спала — вынимала канюли из носа, и стаурация не обваливалась. А еще к ней понемногу возвращался голос. В один из дней Саша пришла, хитро глянула в сторону медсестры, а затем положила какой-то предмет Ане под подушку. — Это против правил, — шепнула она. — Но я представляю, какая тут тоска без интернета. Саша и нарушение правил — одно целое. И этим она влюбляла в себя всё больше. — Ты решила погубить мой тихий мирный диджитал-детокс? — улыбнулась Аня. Саша закатила глаза. — Хоть почитай, че в мире творится, пока ты тут торчишь. — Поверь, действительно важные новости я бы узнала даже без интернета. Как в том анекдоте про некролог. — Каком еще анекдоте, Аня? Совсем крышей тут едешь уже. — В таком, где советский мужик покупал в киоске газету, смотрел первую страницу и тут же выбрасывал. И так каждый день. Продавец однажды поинтересовался, зачем он так делает. Мужик сказал, что покупает газету только ради некролога. Продавец удивился, сказав, что некрологи печатают на последних страницах обычно. Но наш герой уверенно заявил, что тот некролог, который ждет он, будет на первой… Саша расхохоталась, запрокинув назад голову. — Ладно, Нюта. Можешь сидеть тут без интернета и ждать нужный некролог сколько угодно. Но вот с Алиной и Ками тебе все равно придется разбираться лично. Они уже задолбали Марка. Аня вздохнула. Вообще-то это было всё еще больно, но уже примерно на три из десяти. Она оттягивала этот разговор, сколько могла. Думать о том, что вся школа теперь знает то, что она так тщательно скрывала столько лет, было неуютно. — Там адок в чате класса? — спросила Аня обреченно. Саша пожала плечами, вынимая из кармана джинс свой мобильный. — Я тоже туда с того дня не заходила, если честно. Полторы тысячи непрочитанных, — Саша показала Ане экран. — Спасибо Марку, конечно. Он писал все новости, приезжал сюда ко мне, потом докладывал в классе. Короче, добровольно заделался пресс-службой. — Святой он человек. — Согласна, — кивнула Саша. — Но ты не сможешь скрываться от всех вечно. Алина уже приезжала сюда, мы немного погуляли. Она сказала, что убьёт тебя, если ты пропустишь вечеринку в честь её ДР в мае. — Обоже, типичная Алина. Я тут на смертном одре вообще-то! — Ну вот я ей так и сказала. А она говорит: «Пусть слезает с одра и пиздует готовиться к вечеринке!» — Слезай с одра и пиздуй на вечеринку. Звучит как девиз по жизни… Они рассмеялись в унисон. Аня впервые за последние дни в полной мере ощутила радость. Желание смеяться было искренним. Несмотря ни на что. Даже на то, что смеяться от души оказалось ужасно больно. В грудь как будто вонзились сотни маленьких сверл. Она закашлялась, голова немного закружилась и прибор над ухом запищал. Медсестра подошла и ловким движением надела кислородные канюли обратно на нос, пока Аня все еще смеялась, чувствуя себя счастливой и очень глупой. Боль отступала. Как и страх. Теперь снова с ней была Саша, мир живых людей, новости и подруги, грозившиеся убить в случае пропуска вечеринки. Больше не хотелось умирать. Саша меж тем немного изменилась в лице. Только что она хохотала во все зубы, а теперь сделалась серьезнее. Она протиснулась межу кроватью и монитором ЭКГ, наклонилась к Ане, поправила кислородную трубочку за ухом и крепко обняла. — Я люблю тебя, — сказала она вдруг неожиданно чувственно. Аня погладила Сашу по спине. — Я тоже тебя люблю. «Я люблю тебя больше жизни и больше смерти. Ты не единственная причина жить, но главная причина не умирать. Я буду любить тебя здесь и сейчас и буду любить тебя всегда» Саша чуть отстранилась и уставилась на Аню ошарашенно. Зеленые глаза казались почти изумрудными в дневном свете. — Это у тебя кислород упал и ты бредишь или я всё-таки дождалась признания? *** Саша пришла второй раз вечером. К этому времени Аня успела выспаться и всё-таки почитала сообщения в телеграме. Ощущения от прочитанного были странные. Во-первых, это смущало. По обрывкам первых непрочитанных сообщений Аня, наконец, смогла понять, что именно и как произошло там на школьном стадионе. «Ну и позорище, Шербакова, боже…» Что было дальше?.. Дальше Камила в чате упорно её хоронила. Алина же наоборот писала капслоком и ударилась в токсичный позитив, требуя у всех вокруг писать и думать только о ХОРОШЕМ, чтобы посылать правильные вибрации во вселенную. Потом обсуждали Сашу. Семененко накатал целую простыню о том, что им всем стоило следить за языком и делать хоть что-то, чтобы ученики не из богатых семей чувствовали себя комфортно и не стеснялись того, кем являются. Значит, Саша рассказала правду и о себе тоже? «Оу» Интересно, она спалилась как-то или просто решила, что теперь можно? А может решила таким образом разбавить шквал внимания к Ане, взяв часть удара на себя? В послеющих сообщениях кто-то постоянно вкидывал предложение пойти выпить, чтобы справиться со всем этим стрессом. Кто? Мориси, конечно. Кто ж еще это мог быть? Затем онлайн появился Марк. Он написал, что Аня стабильна, а Саша остается с ней в больнице. Значит, Саша была здесь с самого первого дня. После этих новостей настроение в чате чуть улучшилось. Камила перестала Аню хоронить, а Алина от токсичного позитива как-то неимоверно резко перешла к проклятьям: «Я ее блять убью! Дура. Идиотка. Какого хрена молчала столько лет?! Ну пусть только выйдет из больницы! Я ЕЙ УСТРОЮ КУРСКУЮ ДУГУ!!!» Мориси снова предлагал собраться и выпить. Саша Бойкова звала в церковь помолиться за здравие. А Дима в конце концов написал «Вы мне теперь только одно объясните. Они друг с другом мутят или нет?» Дальше Аня читать не стала. Лишь быстро пролистала чат, чтобы не упустить ничего важного. Всё было не так уж плохо, как она себе представляла. На удивление почти все события в жизни оказываются не такими уж кошмарными по сравнению с тем, как это рисовалось в голове… Немного беспокоило лишь то, что, судя по всему, Саша в школе вообще не появлялась. Аня не хотела быть причиной её двоек. В очередной раз. — Сань, ты так рвалась в школу, чтобы теперь забить? — спросила она вечером. — Не кипишуй только, — Саша махнула рукой. — Я узнаю всю домашку у Марка и делаю. Даже то эссе про будущее сдала и исправила кол. — Тебе не обязательно сидеть здесь со мной. Во всяком случае по утрам. Ходи в школу, пожалуйста, иначе я буду чувствовать себя виноватой. Саша закатила глаза и деловито уселась в кресло. — Аня, при чем здесь ты? Это всё взрослая жизнь виновата. Слишком много дел у нас, у взрослых, — Саша улыбнулась и подняла палец вверх с нарочито серьезным видом. — Вот вчера, не поверишь, я провела два часа в очереди в налоговой!.. Отвратительный опыт. А еще была в банке! Хорошо, что Алексей Николаевич пошел со мной. Там все эти бумажки… Саша тяжело вздохнула, но потом вдруг повеселела, достав что-то из заднего кармана джинс. — Зато гляди! У меня теперь есть своя карточка! Аня не смогла сдержать улыбку. Радость Саши от обладания собственной банковской картой распространялась и сияла на всю палату. Саше невероятно шло совершеннолетие. Может быть это звучало и странно — конечно, внешне она никак не изменилась за эти несколько дней. Но её глаза горели как-то по-особенному. Саша казалась увереннее, веселее, раскованнее. Как же невероятно важно для неё было, наконец, иметь возможность целиком и полностью контролировать свою жизнь. — А еще у меня было занятие с моим первым учеником. Семиклассником, — восторженно вещала Саша. — А на следующей неделе будет еще три новых ученика. Ты прикинь, мне за несколько занятий заплатят столько, сколько я тут в больнице в месяц получала! — Саша глянула на Аню. — Ты представляешь себе, что это за бабло? Нет, ты не представляешь… Аня обожала её юмор и самоиронию. Только теперь она начинала понимать, почему в начале их общения Саше было так важно всё как-то называть. Только теперь до Ани медленно доходило, почему Саше, в отличие от неё, всегда хотелось прояснить отношения — кто они друг другу? Встречаются или просто так? Ведь у Саши вся жизнь была кувырком с детства. Она взяла на себя роль взрослой, хотя не должна была. Отец же — наоборот свою родительскую роль не выполнял. Всё перекручено, неправильно, нестабильно. Конечно, ей хотелось хотя бы с Аней понимать, что у них в отношениях. А Аня не считала этого вовремя… Но сейчас видеть Сашу такой активной и деловой нравилось. Всё-таки она была человеком невероятной силы и упрямства. И явно пошла не в отца, слишком слабого. Какой была её мама? Может, Саша была похожа на неё гораздо больше, чем думала? Что-то неприятно и болезненно сжалось у Ани внутри. Будто по нервам прошлись бритвой. — Саш, — сказала вдруг Аня. Её голос звучал серьезно, и Сашино выражение лица от этого немного изменилось, стало встревоженным. — Ты помнишь… Ты помнишь, как умерла твоя мама? Саша смотрела, как баран на новые ворота. Явно оглушенная такой переменной темы. — Ну помню, — она как-то странно мотнула головой. — Мне было почти шесть, не тупая уже была вроде. Аня кивнула. Ей казалось, что она сможет продолжить этот разговор, но это оказалось сложнее, чем она думала. — И как ты, ну, — Аня выдохнула и осмелилась посмотреть прямо на Сашу. — Почему ты смогла дальше жить и даже быть вроде бы счастливой? Когда твой отец не смог. В смысле… Как ты смогла справиться с болью? Саша долго и внимательно смотрела на Аню. Сначала немного насупленно, но потом ее лицо расслабилось. — Я не справилась, — вздохнула Саша. — Она навсегда остается, ну, боль. Просто со временем чувствуешь и обращаешь внимание на неё все меньше, потому что, а что еще делать? Выбор что ли есть? В смысле, есть, конечно, выбор спиться или сторчаться, но от чувств это вообще ни разу не спасает. Так зачем? Аня замерла. Слышать это было больно. Саша лишилась тепла и стабильности в почти шесть. И она, Аня, точно не могла ей дать всего этого теперь. Особенно стабильности. — А ты почему спросила? — Саша сдвинула брови. — Просто. Хочу это тоже о тебе знать. — Или боишься, что долбанешь мне по старой травме? — Боюсь, — созналась Аня, немного подумав. — Это будет слишком несправедливо по отношению к тебе. — Ну да, но жизнь вообще несправедлива, — Саша присела на край кровати и взяла Анину руку. — Если и правда хочешь знать, то я тоже думала об этом. И я всё-таки поняла, что если вдруг что, то… Ну, я смогу без тебя, — Саша сжала Анину ладонь. — Правда смогу. Со временем. Только совсем не хочется проверять это. *** День был по-настоящему жаркий. В огромные окна торгового центра на Щукинской шпарило солнце. Раздевшись до футболки, Саша сидела за столиком фуд-корта и уплетала какой-то острый вьетнамский суп. Из окна открывался вид на очень странную, громадную и уродливую многоэтажку. Марк подошел со спины. — Ага-а! Вот значит, как ты прохлаждаешься вместо уроков! Саша повернулась и подмигнула Марку. Её настроение было просто чудесным. Во-первых, Аню перевели в обычную палату, и Саша собиралась провести с ней остаток дня до самого вечера. Во-вторых, она сделала, наконец, то, что давно собиралась сделать. — В любом случае, почему ты тут? — Марк присел рядом. Саша загадочно промолчала. Впрочем, не очень загадочно. На самом деле она пыталась прожевать слишком длинные макаронины из супа. — В налоговой что ли опять была? — Марк огляделся по сторонам. — Я думал ты там вчера уже со всеми делами расплевалась. Саша помотала головой. Она собиралась всё рассказать. То, что никто, вообще никто не должен был знать! Но Марк… На этот раз Саша решила, что Марку она расскажет. — Только никому, Кондратюк, слышишь? Никому! Ни одной живой душе! Даже Семененко. Даже бабушке! Просто ни-ко-му! Марк смотрел на неё с открытым ртом. Потом взгляд его зацепился за Сашину руку и небольшую повязку с бинтиком у локтевого сгиба. Марк чуть нахмурился. — Нет, Трусова… Саша проследила за его взглядом и даже разозлилась. — Да, Кондратюк! Только не ты туда же. Даже не вздумай отговаривать! — Но Саша… — Просто замолчи, если не собираешься поддержать. Мне и без тебя отговаривающих хватает, понял? Первым отговаривающим был Дудаков. — Выйдти отсюда, Александра, и не возвращайся, пока голову не включишь! Даже разговаривать об этом не хочу. Это было следующее утро после того, как Аню забрала скорая. И Сашин день Рождения по совместительству. Оба — и Саша, и Сергей Викторович — были невыспавшимися. — Никуда я не уйду! — Саша упрямо села в кресло напротив стола врача. — Уйдешь, потому что я в этом участвовать не буду. Ты еще ребенок, Александра! — Документы так не считают! — Плевал я на документы. У меня старшему сыну на год больше, чем тебе. И я считаю его дураком и ребенком. Нет, вы еще не готовы принимать такие решения. — Не знаю насчет вашего сына, — Саша насупилась и скрестила на груди руки. — Но лично я приняла решение ДАВНО. Сергей Викторович потер переносицу. — Саша, — он глубоко вздохнул. — Не делай мне нервы. Ты не выспалась, ты на эмоциях, я прекрасно понимаю всё. Куда ты торопишься? Пусть пройдет время, станешь старше, поумнеешь чуть-чуть… — Нет, вы не понимаете, — Саша придвинулась ближе в столу и уперла взгляд в Дудакова. — Это нужно сделать до лета. — С чего такая спешка интересно? — С того, — Саша все еще хмурилась. Она немного отвела глаза, — С того, что она не должна ничего знать. Пока Аня несовершеннолетняя, документы подписывают родители или опекуны. Потом уже она будет делать это сама… И не согласится. Если будет знать, кто… — И правильно сделает. — Нет, не правильно! — Отлично, — Сергей Викторович откинулся на спинку своего стула. — Ты еще хочешь, чтобы я участвовал в обмане. Молодец, Александра. Слов нет. — Это ложь во спасение. Или как у Гриндевальда было. Это самое… For the greater good! — выпалила Саша. — И вообще. От вас многое не требуется. Просто скажите, с чего начать. Дайте мне направление на нужные анализы. Не дадите — я сама всё узнаю и найду! — Саша, детка, — Дудаков вдруг смягчился. Он смотрел на неё как-то с жалостью даже. — Ты еще совсем юная. Ну нельзя так. Ты ничего не узнала о своих рисках. Это ведь даже не то же самое, что кровь сдать как донор. Это на всю жизнь. — Ошибаетесь, я прочитала про все свои риски. — слишком заботливый взгляд Дудакова трогал. Но Саша продолжала хмуриться. Нужно было держать лицо. — Хорошо, — Сергей Викторович что-то набрал в компьютере. — Хорошо. Я дам тебе направление, поедешь в институт трансплантологии на Щукинской и сдашь на совместимость тканей. Но я тебе сразу говорю. Вы с Анной, насколько я знаю, аж никак не родственники. А значит совместимость будет скорее всего примерно нулевая. Саша сощурилась и ухмыльнулась. Ну и балда же Дудаков, хоть вроде и умный, и врач. — Тогда, — сказала Саша деловито. — Мы просто найдем в базе такую же несчастливую пару, которая не совпадает друг с другом, но где я совпаду с другим реципиентом, а его донор — с Аней. И вуаля. И не говорите, что вы этого не знали, смешно. Бедный Дудаков совсем погрустнел. — Значит, ты про перекрестную трансплантацию тоже успела уже прочитать. — Я умею читать. И не тупая так-то. И вообще не понимаю, почему Аня говорила, что у неё редкая группа и проблемы с совместимостью, если все так просто решается… — О, — Сергей Викторович поднял брови. — Боюсь, Анна Станиславовна много чего тебе _не_ говорила. — В смысле? — Например того, что дело не в совместимости. Ей вообще не рекомендовали трансплантацию. Ни я, ни другие доктора. — Да в смысле? — Саша забыла, что нужно держать лицо и оставаться максимально смелой и дерзкой. Разговор вдруг пошел совсем не по плану. — Саш, она слабенькая. Аня. — сказал Дудаков, все еще глядя на Сашу почти по-отечески. — Шансы на успешную операцию небольшие. И на то, что она справится с имунносупрессивной терапией тоже. Орган не приживется попросту и всё. Никто в здравом уме не будет рисковать целой почкой, если это скорее всего без толку. Поэтому она даже не в листе ожидания. Ты не знала? Саша не знала. Аня рассказывала ей совсем другое. Ну конечно. Как обычно, не хотела пугать и расстраивать. — И что? — сказала Саша, совладав с эмоциями. — Тем более. Никто не хочет рисковать, если речь о доноре из листа ожидания, понятно, что захотят пересадить кому-то с лучшими шансами. Но я то готова рискнуть. И именно для неё. — Саш, давай всё-таки поговорим еще немного позже. Мне нужно работать и ты меня совсем с этими своими идеями… — Нет, дайте мне это направление уже и я отстану. На время. Сергей Викторович скривился как от боли. — Ну ты же совсем еще ребенок, Саш! Как тебе не страшно-то? — Но Аня тоже… И ей тоже страшно. — Ну и чё молчишь? — Саша сидела за столиком фуд-корта скрестив руки на груди. Марк рядом ел. — Ты сама сказала молчать, если не хочу поддерживать, — сказал он с набитым ртом. — А какого фига, спрашивается, ты не хочешь поддерживать? Саша понимала идиотизм собственной претензии, но то, что Марк многословно молчал немного бесило. — Тебе сказать как друг или просто как человек? — спросил Марк. — А есть разница? — Есть, — он смотрел на грозную Сашу немного с опаской. — Как человек я тебя понимаю. Но как друг я ведь должен беспокоиться о тебе, правда же? И не сказать, что это прям круто, что ты хочешь угробить свое здоровье. — Блин, Кондратюк. Это не так страшно, — сказала Саша. — Я здорова, как бык. Мне одной почки хватит до конца моих дней. Еще и лишний повод не забухать, как батя. — Нет, Сань, это не так радужно, как ты говоришь. — Как друг, — Саша подняла вверх указательный палец. — Ты бы лучше беспокоился о моем _моральном_ состоянии, чем о физическом здоровье. Вот как мне жить, зная, что я могу ей помочь и не делать этого? А? Марк промолчал, поэтому Саша продолжила. — Знаешь, что Аня спрашивала вчера? Про то, как я справилась со смертью мамы. А почему спрашивала, знаешь, Кондратюк? Она хотела знать, не наделаю ли я глупостей, если теперь еще и ее потеряю. Смогу ли без нее. — И что ты сказала? — Сказала что смогу, — Саша потерла нос, который вдруг защекотало изнутри. — Потому что так ей будет спокойнее. Но на самом деле я не знаю, Марк. Марк выглядел подавленным и притихшим. С ним Саша на тему смерти мамы тоже не говорила. Да и в целом они затронули что-то слишком уж глубокое. Но ситуация ведь и предполагала… Он ковырял вилкой еду в тарелке. — Ну слушай, — сказал он. — Только не ори на меня сразу , окей? Ты же хочешь знать моё мнение? — Ладно, не буду я орать. — Я просто имею ввиду… Тебе не кажется, что всё это как-то не очень нормально. В смысле, что ты думаешь, что не сможешь без неё жить. Говорят, что когда не можешь жить без человека, это уже не про любовь, а про зависимость. — И кто же это такой умный говорит!? — вскинулась Саша. — Ты обещала не орать. Иначе я вообще ничего не скажу. — Ладно, прости. — Ну психологи всякие говорят… — Всякие… — Саша закатила глаза. — А сам-то ты понимаешь, че сказал? Как я должна себя чувствовать без Ани? Типа ну помрет и ладно, живу дальше? Я ведь такая самодостаточная. Так что ли? — Я не знаю, — Марк не выглядел уверенным. — Не так, наверное. Но я просто хочу, чтобы ты хорошо подумала. И если принимаешь серьезные решения, то чтобы хоть понимала почему. Если из-за любви, это одно. А если просто из жалости? — При чем тут жалость, Кондратюк? — При том. Ты не думала ну… — ему явно было тяжело или может быть даже страшно говорить это. — Что просто вот Аня такая… одинокая и несчастная. И ты тоже в каком-то смысле. И вот вы оказались друг другу нужны в определенный момент. Спасаете друг друга, но это не любовь? Саша засопела. По-хорошему, Марка хотелось огреть по башке пустой тарелкой от супа. — Ты говоришь сейчас гадости. Вроде как встретились две ущербные, ну класс, — сказала Саша, еле сдерживая гнев. — Что тогда по-твоему любовь? Ну или по мнению твоих драгоценных психологов? — Я не так сказал! — Марк отодвинул тарелку. — И мои драгоценные психологи тут не при чем. Мне и без них всегда казалось, что здоровые отношения это когда у людей самих по себе, по отдельности, все прекрасно. И они встречаются просто чтобы было еще прекраснее. А не чтобы закрывать друг другу душевные дыры. — Ну а что, если эти душевные дыры есть? Таким, как мы, теперь вообще что ли к людям не подходить?! — Да нет же господи, Сань, не набрасывайся на меня. Я просто не уверен, что тебе стоит идти на серьезные риски, не разобравшись в себе для начала. Это ведь не обязательно, ты не должна. Никому ничего не должна. И никто не знает, что будет через время. Разве ты не заслуживаешь каких-то… простых отношений? С человеком, у которого всё классно и спокойно. И который даст тебе то же. Саша смотрела на Марка долгое время. Открывала и закрывала рот, но от возмущения не могла даже подобрать слов. — Я не хочу никаких отношений ни с каким простым человеком. — сказала она медленно. — И мне противно это сейчас слышать. — Ладно, извини. Я не буду больше. Просто сказал, как думаю. — По-дурацки думаешь! *** Марк немного испортил настроение. Но в целом Саша ехала на метро в больницу к Ане с ощущением радости. Впереди у них был целый вечер. В обычной палате, без постоянного надзора и уймы приборов рядом. Она сможет обнимать Аню несколько часов подряд — и плевать, почему именно у неё есть такое желание. О словах Марка думать не хотелось. Саша решила забежать к Дудакову, чтобы уточнить, в какое именно отделение перевели Аню. Но тот, разговаривая по телефону, жестом пригласил её сесть. Саша послушно дождалась, пока врач повесит трубку, и уставилась на него выжидающе. Неужели опять будет отговаривать, наивный? — Александра, я хотел с тобой еще раз поговорить. Саша закатила глаза. Всё-таки наивный. После нравоучений Марка выслушивать очередные «умные» доводы не хотелось совершенно. Хотелось к Ане. — Бла-бла-бла, — сказала Саша, театрально заткнув уши пальцами. — Я не передумаю. — Нет, я о другом, Александра, — Дудаков встал из-за стола, на ходу машинально поправляя какие-то стопки тетрадей и медкарт на столе. — Просто хотел сказать, что я ведь учился с твоей мамой… Мы не были большими друзьями, но все же я сейчас думаю, что бы она сказала, если бы узнала, что я для ее дочки только и сделал, что работу предложил. И не самую лучшую, давай уж на чистоту. — Нормальная работа была, не парьтесь, — хмыкнула Саша. К откровениям Дудакова и его воспоминаниям о маме она точно сейчас была не готова. — Я тут подумал, что в конце концов у меня не последняя должность да и зарплата неплохая. Я мог бы тебе больше помогать. Как считаешь? Глаза Саши расширились от удивления. Вот это поворот. С чего бы? Сергей Викторович продолжил. — Да, может я не многое могу дать, но все же тебе предстоит учеба. Стипендия маленькая… Я поговорю с супругой и мы, думаю, вполне сможем каждый месяц тебе немного помогать деньгами. Как ты на это смотришь? Саша сдвинула брови. Она не считала Дудакова хитрым или подлым, но это, мягко говоря, запоздалое предложение помощи сейчас выглядело странно. — Это очень мило с вашей стороны, но я справляюсь. Ничего не нужно, правда. У меня сейчас есть приемная семья и они мне помогают. Дудаков смотрел на Сашу так внимательно, будто хотел прочесть на её лице какую-то особую, конкретную информацию. — В чем дело? — не выдержала Саша этого взгляда. Сергей Викторович снова сел за стол. — Просто я подумал, Саша, что если ты делаешь то, что задумала, из-за денег, то это того не стоит, поверь мне, старому человеку! — Боже, нет! — Саша аж схватилась за голову. — И, Александра, это подсудное дело. Если Анин отец тебе что-то пообещал… Это криминал, Саша. — Я же сказала, что нет! — перебила она. — Станислав ничего не знает еще. Я как раз таки хотела просить вас поговорить с ним, когда придут мои анализы и вообще разговор станет предметным! — Саша, хорошо. Успокойся, — Дудаков поднял руки в примирительном жесте. — Тогда я просто не понимаю. — Да чего? — Ты хочешь, чтобы я участвовал в истории, которая пахнет криминалом. Я понял, что Анна твоя подруга. Я понял, что ты переживаешь. Но сколько вы знакомы? Пару лет? И неужели ты считаешь, что готова на такой шаг ради почти что постороннего человека. Александра, это подозрительно выглядит, понимаешь ты или нет? — Вы бы ради своего друга не поступили так? — нахмурилась Саша. — Я бы да. Но мы с моим другом плечом к плечу идем двадцать лет без малого. Это совсем другая история. — Ну а у меня такая история, — Саша сказала ровно, без эмоций. Желание что-либо доказывать вдруг пропало. Как же ей всё надоело. Сначала Марк. Теперь снова Дудаков. Оба считали её какой-то дурочкой с переулочка. Сколько можно искать слова, лезть из кожи вон, чтобы они поняли… — Я иду к Ане. Поговорим, когда придут мои результаты. *** Саше нужно было немного прийти в себя, чтобы Аня не поняла, что именно её гложет. Ведь рассказать всю правду не получится. Как назло, единственным человеком, который мог бы ее в самом деле понять, была Аня. Но Аня же была первой, кто не должен был ни о чем знать. Саша несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула перед входом в палату. Затем натянула улыбку. — Как тебе твоя относительная свобода? — спросила она, заходя. — Уже сказала Алине с Ками, что они теперь могут тебя навестить? — О нет. Можно мы пока сохраним эту информацию в тайне? — проговорила Аня тихо. — А свобода прекрасна. Ты не представляешь даже, насколько мы не ценим возможность просто помыть голову. Аня расплела косички. Её волосы были теперь чистые, пушистые. И она не собирала их в хвост, что делало её похожей на какую-то диснеевскую принцессу. Видеть Аню не в больничной серой рубашке, а в черном спортивном костюме, без кучи аппаратов вокруг, без электродов на груди было радостно. Саша даже на миг забыла обо всём плохом, что случилось за день. Она скинула обувь и села на кровать рядом с Аней. Та на секунду как-то странно замерла, будто боясь чего-то. — Саш, только не волнуйся… — Чего? — Саша все еще смотрела на окно палаты, которое выходило на западную сторону. Клонящееся к закату алое солнце красиво разукрасило облака. Она перевела озадаченный взгляд на Аню. Он зацепился за что-то странное под её черной футболкой. — Это еще что? — Саша аккуратно приподняла Анину футболку. — Я же говорю, не волнуйся, пожалуйста. Между двумя нижними ребрами был наклеен пластырь, из-под которого буквально из кожи выходила небольшая силиконовая трубочка. Она тянулась с кровати вниз к какому-то небольшому странному насосу. — Да блять, — Саша все же выругалась. — Саш, это ничего страшного, правда. Просто скопилась жидкость в легком. Её откачают и трубку уберут. Это совсем не страшно. Саша сжала зубы только чтобы не завыть. Ну почему снова? Она ведь думала, что страдания Ани уже позади. Показать свое отчаяние слишком явно тоже было нельзя, чтобы не пугать и не расстраивать Аню. Поэтому она просто легла рядом и аккуратно приобняла её уткнувшись носом куда-то в шею, в волосы. Она знала, что Аня справится, со всем справится, но сейчас, снова, в очередной раз было просто её жаль. Она вспомнила слова Марка, но прогнала их вон из своей головы. Он не понимал, о чем говорит. Дурак. Было ведь совсем не важно, любовь у неё к Ане или что-то другое. Саша физически больше не могла смотреть, как та терпит боль. Она чувствовала её как свою собственную. И она хотела это прекратить. Саша легла на бок, чтобы видеть Анино лицо. Как же она скучала по ней, по возможности вот так лежать рядом и смотреть в карие глаза. Самые красивые глаза с самыми красивыми ресничками в мире. Одной рукой Саша водила пальцами, едва касаясь, от груди к животу Ани. Нежно. Хотелось просто дотрагиваться до её кожи — пусть лишь подушечками пальцев, пусть через одежду. — Аня, почему я тебе нравлюсь? — спросила Саша. Аня чуть улыбнулась. Её губы были бледными, но все равно самыми красивыми. — Не знаю. Мне нужно подумать, наверное, чтобы сказать. Но вообще… Нет, как я могу сказать, если не знаю, Саш? Просто ты такая. — Ну какая такая? — Вот такая, — Аня заправила ей за ухо выбившуюся прядь. Саша вздохнула. — А ты никогда не думала, что мы просто больные на голову, ущербные, играемся в спасателей и вместе только чтобы залечивать душевные раны друг друга? — выпалила она на одном дыхании. Аня на удивление продолжала улыбаться. — Думала. Что мы не сильные, не здоровые, не счастливые, не беззаботные. Думала, Саш, ну и что? Я готова залечивать твои душевные раны столько, сколько ты захочешь. Если это помогает, конечно, — Аня мягко провела пальцами по Сашиной щеке. — А вот эти гордые, беззаботные и проработанные, они умеют вообще любить, как считаешь? Саша любовалась Аней. Её потрясающим спокойствием. И тем, _как_, она говорила о чувствах теперь. Как она произносила слово «любить» и не боялась его. Её мудрая Аня. Которая уж наверняка знала больше, чем Марк и все его интернет-советчики. — Наверное, они тоже умеют, — неуверенно сказала Саша. — Просто. Может не так драматично? — Может. Но я думаю, что для них любовь — это просто что-то прикольное. Дополнение ко всем остальным радостям, но не прям главное. И, наверное, так тоже неплохо. Но для меня не так… — Не так? — Не так, Саш. Для меня ты больше, чем просто кто-то классный на жизненном пути. Намного больше. И я принимаю это невероятное счастье с благодарностью и смирением. Жизнь слишком короткая, чтобы долго думать, что и как, бояться говорить. Я… просто очень люблю тебя. Саша перекатилась на живот, оперлась на локти и нависла над Аней, любуясь её лицом, любуясь её мягкой улыбкой и не переставая удивляться в очередной раз, как же ей повезло. Как же невероятно ей повезло встретить именно Аню. Полюбить именно её. — Скажи, скажи это еще раз, пожалуйста! — Саша улыбалась и смотрела Ане в глаза умоляюще. — Я просто очень люблю тебя. Саша склонилась и быстро поцеловала её губы. — И еще раз скажи. — Я люблю тебя, Саш, — прошептала Аня. Подняла руки и запустила тонкие пальцы Саше в волосы. Заправляя рыжие пряди, нежно убирая за уши, касаясь щек и век. Саше хотелось закрыть глаза и почти по-кошачьему замурчать от нежности этих касаний. Они казались волшебными, они совершенно точно отгоняли тревоги и исцеляли душу. Как бы там ни было. Может они и были с Аней немного того. И поэтому спасали друг друга. Собой. Любовью. Возможно, для каких-то других, счастливых людей, это странно. Но какая разница. Саша почти смеялась, потому что её волосы все равно падали вниз, сколько Аня ни заправляла их ей за уши. Потому что они щекотали Аню и она тоже улыбалась. — Ты мой ёжик, — сказала вдруг Саша нежно. — Ёжик? — Аня даже чуть закусила губу от удивления. — Почему ёжик? Саша снова быстро её поцеловала. — Потому что с дырочкой в правом боку. — засмеялась она. — Ежик резиновый, шел и насвистывал… Знаешь песню? И Аня тоже смеялась, но чуть жмурясь от боли, потому что ей было больно смеяться. И Саша это знала, поэтому снова накрыла её губы поцелуем. И когда оторвалась, заметила, что Аня смотрит влюбленно и растерянно. За этот взгляд, за эти глаза, за всё в ней, в Ане, за Аню Саша бы отдала весь мир. Потому что с Аней Саша чувствовала себя по-настоящему счастливой, живой и спасенной. Эта любовь будто возмещала разом всё, что у неё было отнято. Стократ. Анин взгляд сместился куда-то в сторону, и Саша поняла по её глазам, что там, позади, кто-то есть. Она резко перевернулась на спину и затем села, подняв невинные глаза на… Дудаков стоял в дверях. Сколько он там пробыл? Саша очень надеялась, что не долго. И не застал её драцкую шутку про ёжика с дырочкой в правом боку. — Сергей Викторович, — поздоровалась Аня. — Давно вас не видела. Дудаков развел руками. — По моей части у вас всё в порядке пока. — По вашей части — это с почками? Тогда и вправду в порядке. Они стабильно не работают. — улыбнулась Аня. Саша вздохнула с трудом скрывая улыбку. Хотя бы в этом — в черном юморе — они с Аней друг друга нашли. А это уже повод как минимум жениться. — Я Александру ищу на самом деле, — сказал Сергей Викторович. — Не против отпустить ее на два слова, Анна Станиславовна? — Не против, — Аня немного удивилась. — Но не забывайте, что она больше не ваша работница, а мой уважаемый гость. — Разумеется, — Дудаков отвесил Ане шуточный поклон. Саша натянула обувь и вышла за Сергеем Викторовичем в коридор. Он смотрел на неё странно. Саша оглянулась на двери Аниной палаты, чтобы убедиться, что они с Дудаковым отошли достаточно далеко и Аня случайно не услышит ничего из того, что ей слышать не следует. — Саш, хорошо, — сказал вдруг Дудаков устало, но как-то по-доброму. Или растерянно? — Что хорошо? — Я позвоню отцу девочки. Анны. Ани… И приглашу тебя. Чтобы мы всё обсудили. Саша не верила ушам. И глазам. Что произошло с Сергеем Викторовичем? Откуда такая резкая перемена? Он готов помогать? — Почему вдруг? — Саша спросила и тут же осеклась. Это прозвучало грубо, а она вовсе не хотела грубить. — В смысле… почему? Дудаков мягко взъерошил Сашины волосы и по-отечески прижал к себе. — Ну откуда ж я раньше знал, что она твой ёжик, оказывается… Саша густо покраснела. Кажется, у неё только что случился невольный, но вполне удачный каминг-аут перед бывшим начальником. Но если до него иначе не доходило — что ж…