Темные воды чужой жизни

Наверное, всё могло быть намного хуже. Если бы Сашин мозг работал иначе. Но он сработал так, как сама она не ожидала. Саше казалось, что в какой-то момент её стало две. Одна часть наблюдала происходящее будто со стороны. Другая — спокойная и уверенная, лишенная эмоций и страхов — действовала. Сама по себе. Будто это был другой человек. Робот. Умная машина. Искусственный интеллект. Первым делом она устранила паникующих Алину и Ками. Камила уже ревела. Загитова бегала от одного человека к другому, вопя «Что происходит?! Что происходит?» — Отойдите все дальше! — твердо сказала Саша, — Дайте воздух, блять. На удивление её послушали. Саша быстро обвела одноклассников глазами. Семененко был ближе всех к ней — и один из немногих без признаков явной паники. Саша поймала его взгляд. — Вызови скорую, пожалуйста, — сказала она до ужаса спокойным голосом. Семененко, будто проснувшись, быстро моргнул и полез в карман за телефоном. Саша снова посмотрела на Аню. — Нюта, я здесь. Всё будет хорошо, — Саша держала её за плечи, её голос дрожал. Было не вполне ясно, понимает ли Аня хоть что-то. Она дышала поверхностно и часто, будто что-то мешало ей сделать вдох. — Я с тобой, Нюта, — продолжала Саша, пусть в этих словах, возможно, и не было смысла. Аня выронила телефон, который до этого машинально держала в руках, и прижала ладони к ушам, будто ей мешал какой-то шум. Но шума не было. Саша осознавала в полной мере ограниченность своих знаний. Она не понимала, что происходит и не знала, как помочь. Аня задыхалась на Сашиных глазах и никто не понимал причины. Семененко оторвал от уха трубку мобильного и растерянно глянул на Сашу. — Они спрашивают, принимала ли она наркотики… — Черт, — выругалась Саша. Ну конечно, из-за чего еще могло такое случиться с семнадцатилетней девочкой? Одной рукой Саша все еще поддерживала Аню, другой — забрала телефон у Жени. «Прости, Нюта, сейчас не до конспирации» — Это не вещества, — быстро сказала она оператору скорой. — У неё почечная недостаточность в терминальной стадии, несколько лет гемодиализа. Наверное какая-то побочка. Я не знаю! — Саша ощущала себя беспомощной. — Пришлите машину быстрее, она не может дышать! — Она принимала препараты, разжижающие кровь? Гепарин или что-то подобное? — Я не знаю… — Понял вас, — кажется, на том конце, наконец, услышали. Саша вернула телефон Жене, который начал быстро называть адрес, бросая перепуганный взгляд то на Сашу, то на Аню. Сколько пройдёт времени, прежде чем приедут врачи? Саша старалась об этом не думать. Аня дрожала, была бледной, как снег, и её губы приобрели голубоватый оттенок. «Блять» Каким же ребячеством казалось сейчас то, что Саша не хотела лишний раз смущать Аню и не спрашивала подробнее про её здоровье. Какие же они обе были дуры! Теперь бы она знала чуть больше, могла бы дать эту информацию врачам скорой… Но она не знала, ничего не знала. Саша одной рукой расстегнула Анино пальто и несколько верхних пуговиц её рубашки, чтобы немного облегчить дыхание. Затем потянулась ниже и ослабила ремешок на джинсах, хотя едва ли это могло сильно помочь, но нужно было сделать хоть что-то. Она должна была сделать хотя бы самую малость, пока не прибудет нормальная помощь! Всё вокруг будто тонуло в тумане, из которого иногда выныривали лица одноклассников и еще каких-то любопытных. Их голоса сливались для Саши в однотонный белый шум и доносились будто бы из-под воды — приглушенные, потусторонние, нереальные. Аня закашлялась. Так сильно, будто готова была выплюнуть легкие. Саша не знала, что делать — и эта невозможность помочь убивала. Она бы без раздумий взяла на себя половину этих страданий, да что там, хоть все. Если бы могла. — Всё будет хорошо, Нюта, всё будет хорошо, потерпи еще немного, — только и могла повторять Саша снова и снова. Но хорошо не было. Аня снова кашляла, и на этот раз в уголке её губ появилась маленькая струйка крови. Где-то рядом Алина испуганно зарыдала. Что ж. Саше тоже хотелось. Было страшно даже думать, откуда у Ани во рту кровь. Чьи-то руки — кажется Марка — протянули Саше салфетки. Она стала осторожно вытирать Анины губы, хотя смысла в этих действиях не было. Их взгляды встретились, и Саше на секунду показалось, что Аня смотрит осознанно — осознанно и до смерти перепуганно. А затем она отключилась. Саша успела поймать её в последний момент. С другой стороны поддержал Женя. Он быстро скинул свободной рукой вещи и чьи-то рюкзаки со скамейки. — Ей надо прилечь наверное, — руки Жени тряслись так сильно, что казалось он и сам вскоре потеряет сознание. Но вот Саша… Саша была поразительно расслаблена и спокойна. Какие-то далекие знания ясно и четко всплывали теперь в ее голове, точно были услышаны лишь вчера, а не вечность назад на курсах первой помощи. «В случае легочного кровотечения пострадавший должен оставаться в вертикальном положении» — Нет! — сказала Саша резко. — Не надо, она так захлебнется кровью. Женины руки затряслись еще сильнее. Саша бы даже пожалела его, не будь сейчас проблем посерьезнее. Она придвинулась к Ане вплотную и облокотила её расслабленное, почти не живое тело на себя, одной рукой придерживая голову. Аня была как тряпичная кукла. Или как… «Нет» — Все будет хорошо, слышишь? — продолжала шептать Саша, но теперь скорее себе, чем Ане. Потому что Аня совершенно точно ее не слышала. Она теперь не дышала вовсе, но Саша все еще ощущала под своей рукой, как быстро и сильно стучит Анино сердце. Казалось, оно вскоре попросту не выдержит, отчаянно пытаясь перекачать как можно больше крови, чтобы дать организму кислород, которого оставалось все меньше. Кислород, который был где-то в скорой, которая ехала неизвестно где. Но он наверняка там был. Как и аппарат ИВЛ. Как и все необходимые препараты, чтобы остановить кровотечение. Нужно было только дождаться. «Неужели всё закончится вот так?» Нет, Саша не имела права соединяться с той, другой своей частью. Той, в которой были запечатаны эмоции. Той, которая понимала целиком и полностью, что произошло. Только не сейчас. Потому что тогда Саша поддастся панике, как другие. Потому что тогда она поймет, что теряет… Теряет Аню? Здесь? Не попрощавшись? Ничего не сказав? Разве это возможно? Ведь только сегодня утром у гардероба Аня вешала пальто на крюк и, заметив Сашу между курток, мило подмигнула. Разве так бывает? Саша не имела права испытать весь ужас, который должна была испытывать сейчас. Она так решила. Потому что здесь, в её руках была Аня, которая совершенно точно не хотела бы уйти так. И что Саша могла сделать? Она взяла её руку, безжизненную и тонкую, с посиневшими кончиками пальцев. — Я рядом, Аня, я рядом, — сказала она тихо, хотя знала, что не будет услышана. И всё же, может быть, Аня что-то чувствовала? Если так, то пусть она знает, что Саша здесь, с ней, до конца. Не чужие люди, не безразличные родственники, а только Саша и её любовь. И только чьи-то голоса вокруг, которые вдруг стали живее и… радостнее? Саша подняла глаза. Она увидела машину скорой, которая тормозила у обочины неподалеку. А следом — и от этого сердце Саши подпрыгнуло — быстро припарковался… Глейх! Значит, Аня ему звонила до всего. Значит, он ехал к ней и, заметив машину скорой, направляющуюся к школе, вполне верно предположил, что нужно следовать за ней. Как же это было спасительно — видеть хоть кого-то взрослого. Кого-то, кто знал Аню, знал ситуацию и наверняка знал, что делать! Саша больше не была одна… Так казалось. Не одна в этой страшной, недетской ответственности. Глейх подбежал первым. Он подхватил Аню на руки — легко, как пушинку. Попутно что-то говоря Саше, хотя его голос доносился точно из-под толщи льда. — Отпусти, Саня, отпусти. Дальше мы сами. Саша разжала руку, которой все еще цеплялась за руку Ани. Глейх донес Аню до машины скорой, и реанимационная бригада тут же принялась что-то делать. Саша хотела подойти ближе, хотела понять, что происходит, но не чувствовала собственного тела. К ней снова подбежал Глейх, вложив в руку какой-то небольшой предмет. — Отгоните машину на парковку. Я поеду с Нютой. Позвоню тебе позже, поняла? — сказал он четко, почти по слогам. Саша ничего не поняла, но кивнула. А потом, точно опомнившись, вцепилась в рукав Глейха. — Не оставляйте её одну! — она почти умоляла. Это нужно было донести, просто необходимо. Она же обещала Ане когда-то. — Везите в нашу больницу, не куда попало, прошу! Я позвоню им и предупрежу, там уже будут ждать. Не оставляйте её одну… — Я всё знаю, Санька, я знаю. Успокойся и жди звонка. *** Предметом, который Саша теперь сжимала в руке, оказались ключи от машины. Саша перебирала их в пальцах. Проводив взглядом скорую, она обессилено села прямо на бордюр у дороги. Между облаков показались скудные лучи. Серебристый ключ и брелок-кнопка красиво поблескивали на солнце. Чувства возвращались. Саша соединилась сама с собой. Как будто бы даже со щелчком — таким, который едва слышно, когда подходящие друг другу пазлы, наконец, собираются в одно целое. Клац. И тогда она услышала звуки — четко и громко. Все звуки, которые были здесь и раньше, но которые она не регистрировала. Шарканье ног по асфальту и гравию, карканье вороны в палисаднике за школой, голоса. Много людей. Много голосов. Слишком много. К счастью, её никто не трогал. Только Марк аккуратно забрал из её рук ключи от машины. — Я отгоню, — сказал он и исчез где-то в толпе. Через минуту подошли Алина с Ками. Камила всё еще нервно всхлипывала, сжимая в руках платочек. Алина стояла рядом, сдвинув брови, точно напряженно о чем-то думая. — Трусова, — сказала она, наконец, и, будто сомневаясь, добавила уже мягче. — Саша… Саша подняла на них взгляд. Камила не выдержала и перебила Алину, открывшую было рот что-то еще добавить. — Саша, что с ней?! Она умрет, Саш? Алина пнула Ками в бок. — Заткнись, дура, заткнись, не говори так! — Но ты же слышала! — Камила снова начала тихо плакать. — Ты же слышала, что Саша сказала по телефону. Это что-то серьезное? Саша, да? Это смертельно, да? Аня умирает? — Перестань! — Алина почти закричала. Саша бы хотела что-то сказать, но не знала даже с чего начать. Да и была ли она тем человеком, который должен был всё объяснять Аниным подругам и другим одноклассникам? Она определенно не хотела им быть. Но Камила не унималась, кидая вопросы, как из пулемета. — Что такое гемодиализ, Саш? Почему Аня нам ничего не говорила? Что сегодня случилось? Почему она не могла дышать, Саш? — Я не знаю! — Саша не выдержала. Это был уже третий раз за день, наверное, когда она говорила эту фразу и ненавидела себя за неё. К девочкам подошел Женя. Он был красный и встрёпанный, как будто сдавал нормативы по физре только что. — Наверное, какое-то осложнение, — сказал он неуверенно. — Я погуглил… что это всё такое. Ты ведь давно в курсе, Саш? Саша кивнула. Камила и Алина накинулись за разъяснениями теперь на Женю. Это было хорошо — по крайней мере освободило Сашу от необходимости говорить. Вскоре вернулся Марк и молча дал Саше бутылку минеральной воды. Это было кстати. Как и то, что Марк не задавал вопросов в отличие от остальных. — Я только не пойму, — говорил Семененко, потирая переносицу. Вид у него был печальный настолько, будто он только что вернулся с похорон. — Почему она скрывала? Бедная Анюта, это же очень тяжело. Зачем было молчать-то? — Чтобы ты не ходил с такой скорбной миной! — ответила Саша, поднимаясь с бордюра, а потом повернулась ко все еще ревущей Камиле. — И ты чтобы не разводила плач Ярославны. Что непонятного то? — Ну а ты тогда откуда знала? — прищурилась Алина. — От верблюда. — Серьезно, Трусова, сейчас не до шуток. Саша вздохнула. Можно подумать у неё было настроение смеяться. Она махнула рукой. Что ж. Сгорел сарай, гори и хата. Раз уж сегодня выдался такой незапланированный день правды, то может и ей пора перестать строить из себя непойми кого. Тем более сейчас всё на свете, кроме Ани, казалось таким несущественным. — Я случайно узнала. На работе. — На какой это еще работе? — На такой. Обычной. В больнице, где Аня наблюдается. Вот мы там и пересеклись. Так вышло… — И кем это ты работаешь в больнице? — Алина смотрела на Сашу с недоверием. — Нейрохирургом, блять! — выругалась Саша, но, поняв по лицам друзей, что сарказм не считан, добавила уже спокойнее. — Убирала я там. По выходным. Деньги на деревьях не растут потому что. В моей семье не растут по крайней мере. Да и нет её почти, семьи этой. Повисло неловкое молчание. — Что? — Саша насупилась, глядя на одноклассников исполобья. «Давайте, смейтесь» Что правда, смеяться явно никто не собирался. Даже Загитова. Она только растерянно переглядывалась с другими ребятами. — Ладно, — внезапно вмешался Марк. — Вы тут обсудите все новости, посудачьте, но без нас. Саш, поехали? Саша непонимающе заморгала. — Ты едешь? — еще раз спросил Марк. Он был очень спокойным. — Я отвезу тебя в больницу к Ане. Ты же собиралась туда ехать, правильно? В самом деле. Саша совершенно точно собиралась. Просто её мозг работал из ряда вон плохо даже для того, чтобы простроить маршрут и выбрать очередность действий. Слишком многое произошло. Но Марк всё решал — и это было сейчас огромным подспорьем. Кто-то принес Сашин рюкзак, куртку и Анин телефон, который она выронила возле скамеек. Мориси. Он похлопал Сашу по плечу. — Держи нас в курсе, ладно? Саша кивнула и послушно поплелась за Марком к парковке. *** Она не работала здесь всего несколько недель. Счастливые несколько недель. Беззаботные и куда-то безвозвратно ушедшие. В холле больницы ничего не изменилось с тех пор, и Саше на короткий миг показалось, что она просто вышла на смену после долгих каникул. Диванчик у окна хранил воспоминания. Здесь они сидели с Аней. Здесь она целовала Аню — не один, множество раз. И здесь же они ели с Марком круассаны в первый день нового года. У этого лифта Саша не раз нервно давила на кнопку, когда опаздывала на смену, будто так лифт приедет быстрее. У этого лифта они прощались с Аней каждую пятницу после короткой прогулки. Часто от избытка эмоций Саша, слишком счастливая, чтобы стоять на месте, забивала на лифт, неслась к лестнице и поднималась на второй этаж бегом, перескакивая через ступеньку. Картинка лестничного пролета возникла перед глазами, будто это было вчера. Такое простое воспоминание, такое обычное, но такое неоцененное вовремя, не прожитое осознанно, потому что в те моменты по-детски казалось, что так будет всегда. Воспоминания обволакивали Сашу, как кокон, ограждая от реальности, от сегодняшнего дня, от повода, по которому она была здесь теперь. Будто ничего не случилось. То есть она, конечно, понимала всё. Умом. Но ничего не чувствовала… Они с Марком вошли в лифт. Но теперь Саше нужно было нажать не на привычную кнопку с «двойкой». Она знала, что отделение реанимации и интенсивной терапии находится где-то на нулевом этаже прямо по коридору, хотя и не бывала там ни разу. Лифт тронулся, но стоило закрыться железным дверям, Саша почувствовала волну паники, которая резко и безжалостно поднялась откуда-то из груди и сдавила горло. Ей отчаянно захотелось обратно. Назад. Только бы не спускаться туда, где её могут встретить новости, с которыми она не готова жить. Вот теперь, только теперь, она почувствовала наконец _всё_. Саша вдавила красную кнопку «Stop», и лифт, задрожав, резко остановился между пролетами. — Ты что творишь?! — заорал Марк. В его глазах на миг показался испуг, когда свет в лифте мигнул. Саша не знала. Не знала. Она подошла к закрытым дверям лифта и прислонилась к холодному металу лбом. — Я хочу обратно! — Прекрати, — Марк потянулся к панели, чтобы снова нажать на нулевой этаж. — Нет! Нет, давай вернемся, — она глянула на друга умоляюще. Неужели он не понимал? Что тут вообще было непонятного? — Сань, послушай, ты не можешь вот так, — сказал Марк, набирая в легкие побольше воздуха. — Идем, всё будет хорошо. — Откуда ты знаешь?! — Я… Я не знаю. Но… Вот именно. Вот именно — они не знали. Возможно, не знали _пока еще_. Но ведь Глейх бы позвонил, если бы… Если бы… На этой мысли Саша быстро задышала, но только чтобы не зарыдать. Что если он не смог позвонить и сказать? Попросту не решился. Что если сейчас там, внизу она обнаружит Аниного отца или врачей, которые, как в фильме, скажут «Нам очень жаль»? Тогда всё закончится. Тогда она больше не сможет даже на несколько спасительных минут вернуться обратно в холл, где у кофейни висит сиреневая вывеска. В холл, куда она однажды вбежала, пряча под пальто букет цветов. Где впервые ощутила, что может подарить кому-то радость, что может быть нужной. Без Ани все эти воспоминания теряли силу и смысл. Они перестанут быть реальными. И Саша тоже перестанет быть. — Саш, это паника. Это не ты. Не слушай её, — Марк приобняла Сашу за плечи сзади. — Надо это сделать. Ты не будешь одна. И ты сильная. Аня тоже. Это паника? Конечно, паника. Конечно. Саша смотрела в щель лифта, стоявшего между этажами, как в последний раз. Как на последнюю возможность не встречаться с реальностью. Но тут был Марк. И его теплые руки. Волна паники точно разбилась о волнорез и отступила, давая несколько мгновений на то, чтобы действовать разумно. Несколько мгновений, за которые Саша все же смогла нажать на нужную кнопку — и лифт, наконец, спустился на нулевой этаж. В коридоре не было никаких сцен с плачущими родственниками. Там было пусто. Только Глейх сидел в углу на кушетке, что-то листая в телефоне. Он поднял глаза на звук открывшихся дверей. И взгляд его был… спокойным. Цунами паники точно застыла, как на стоп-кадре. Всё обошлось? Обойдется? — Как она? — Саша подбежала к Глейху, который встал с места. — Я так понимаю, что уже стабильно. — сказал Глейх. Он положил руки на Сашины плечи. — Выдохни, Саня, выдохни. Ты сегодня молодец, слышишь? Марк где-то позади выругался от облегчения. Саша бессильно опустилась на кушетку. — Что сказали врачи? — Что это был тромб, который перекрыл легочную артерию. Так случается. У Нюты были риски и раньше, но предугадать нельзя. Всё могло быть хуже, но ты вовремя среагировала, Сань. Ты всё правильно сделала. В скорой так сказали. Саша пропустила похвалу мимо ушей. Ничего особенного она не сделала. Знала бы больше — другой вопрос, а так… — Что значит «так случается»? Чем тут все врачи вообще раньше занимались? Почему нельзя было ничего сделать, чтобы не случалось?! — Сань, — Глейх сел с ней рядом, все еще держа свои руки на её плечах как-то по-отечески. — Пусть тебе подробнее уже врач расскажет, я не специалист. Но я знаю, что всё не так просто. Наше тело обычно поддерживает правильный состав крови. Чтобы она не была слишком густой или наоборот. У Нюты не так. У неё миллион лекарств и постоянная сдача анализов, чтобы сгладить риски. Но это никогда не стопроцентная гарантия, понимаешь? Саша вздохнула. Она понимала. Наверное. Только принять эту реальность было не так уж просто. Больно принять, что какой-то сбой, какое-то чертово лишнее лекарство может за несколько секунд забрать любовь всей её жизни. Вот, значит, от какой боли её хотела уберечь Аня? Вот значит, чего она боялась. — К ней можно? — спросила Саша. — Нет, только родственникам. — А где Станислав? — Я все ему сообщил. Сказал приедет, как только освободится. «Как только освободится…» Саше захотелось тут же забыть эту фразу. Сделать вид, что она её никогда не слышала. Она звучала слишком жестоко. Настолько жестоко, что Саша даже не хотела с этим знанием жить. Аня не заслуживала такого отношения. Да в общем никто, даже самый распоследний человек в мире, не заслуживал. А Аня тем более. Она не сделала ничего плохого в этой жизни. Кроме того, что родилась не от той женщины и не в то время… Глейх уехал первым. Смысла ему оставаться в целом не было. Саша позвонила Алексею Николаевичу и Танечке, чтобы предупредить, что домой приедет не скоро. Те порывались приехать к ней, но ей удалось убедить их остаться дома. Они сидели с Марком, обнявшись. — Я теперь понимаю, почему ты и Аня, ну… Почему ты влюбилась, — сказал Марк. — А раньше не понимал что ли? — Вообще-то не понимал, — он немного ухмыльнулся. — Я вроде с Щербаковой с первого класса. Но она никогда мне не нравилась. В смысле казалась какой-то ненастоящей, высокомерной что ли. А ты — другое дело. Ты радостная, добрая. Хоть и выпендривалась, конечно, чтобы соответствовать, но нутро ж не спрячешь. — Да прям там. — Да не прям. Бабуля всегда говорила, что друзей надо выбирать добрых. Дела делать можно с кем угодно. Но вот дружить — только с добрыми. — И нищими? — Саша глянула на Марка тоже с ухмылкой. Но слабой и беззлобной. — Ну тут уж слов из песни не выкинешь, — Марк пожал плечами. — Вы с Аней сразу не поладили и это было супер ожидаемо. Но потом, когда… — Когда ты забыл, что нужно стучать… — Когда вы забыли, что нужно закрывать двери!.. В общем, это было очень странно. И не потому что Аня девчонка. Двадцать первый век, как никак. Просто она казалась мне последним человеком, которого бы ты могла любить. — А теперь не кажется? — Нет. Теперь нет, — Марк грустно вздохнул. — Она не высокомерная. Просто как подбитая птичка, раненая, и поэтому, наверное, такая… Мы же ничего не знали. А ты добрая. Ты не могла по-другому, когда узнала. Это же понятно… — Думаешь я ее пожалела просто что ли? — Саша немного нахмурилась. — Нет, Трусова, просто ты не отвернулась. И наверное смогла увидеть её настоящую. Аню. Я только сейчас вот сижу и осознаю всё. Что она всё это время была рядом, но никто не знал, через что она каждый день проходила. Хорошо, что у вас так сложилось. Ну, что ты знала. — Наверное. Марк был рядом, пока ему не начала названивать бабушка. Из того, что расслышала Саша, она была в гневе, поняв, что внук в очередной раз вместе с машиной где-то у черта на рогах, а не в школе. И хотя Марк вроде бы внятно объяснил, что причина была более чем уважительная, Саша не стала его задерживать. Испытывать судьбу в виде бабушки Марка никогда не стоит. До отъезда Марка ей казалось, что она справится. Подумаешь — просто сидеть и ждать. С Аней ведь всё было хорошо, насколько возможно. Но, оставшись одна, она почувствовала холод и глубокое, детское одиночество. Ей было тепло и приятно болтать на отвлеченные темы с Марком. И дальше хотелось того же — чтобы её обняли, утешили, сказали, что всё будет хорошо. И зачем она опять пыталась казаться сильнее, чем была? Почему не сказала «Да», когда Танечка спрашивала, нужно ли приехать? Ведь остаточная тревога засела в груди в виде острой ледяной сосульки. Саша злилась и ненавидела Аниного отца. Он мог уже давно быть там, с дочерью. Но вместо этого Аня была совсем одна. Да, вероятнее всего, еще без сознания. И всё-таки. Она ведь боялась этого, Саша знала… Саша обещала, что не допустит… Хотелось разреветься. Нет. Больше того — какое-то давно забытое чувство то и дело порывалось подняться из недр ее естества. Не слезы, не просто плач, а что-то, что Саша успела позабыть. Чувство, когда рыдания будто разрывают изнутри, когда перестаешь контролировать собственные мышцы, а только боль заставляет их содрогаться и выть. Что-то такое глубинное, почти животное копилось и готово было прорваться. Но Саша держалась. Снова распахнулись двери лифта, и к ней выбежала Медведева. Саша, не задумываясь, бросилась к ней на шею. — Женя! — Я только пришла на смену и узнала новости! Ты как, Сань? Саша как-то невнятно мотнула головой и издала звук похожий на «Гм». Остальные силы ушли на то, чтобы сдержать ту мощную, тяжелую лавину эмоций, которая стала будто бы только неудержимее от объятия. — Женя, я должна её увидеть! — у Саши брызнули слезы. Она засопела куда-то Женьке в шею. — Я пока не знаю, как это устроить. Но мы подумаем, ладно, Сань? Только не реви. Но не реветь она уже не могла. Ящик Пандоры открылся. — Жень… Они не будут ее привязывать? — Что ты такое несешь, Саш? — Женя встряхнула её. — Зачем? Там в каждой палате есть медсестра, она за всем следит. Но Сашу это не успокаивало. Всё, что копилось много часов, а может и много лет, теперь проливалось в виде слез наружу. — И кормить через зонд без необходимости тоже не будут? — дрожащим голосом прохрипела она. — Саш? — Женя потрогала её лоб. — Да откуда ты этого набралась? Саша стояла и всхлипывала перед Женей. Она верила подруге. Хотела верить, но лавина боли, страха и беспомощности накрывала с головой. — Жень, я не могу просто стоять здесь, понимаешь? Я ведь… Я ведь люблю ее. — Ясно, ясно, — Медведева растерянно погладила Сашу по спине, но уже не сильно надеясь, что это поможет. — Я понимаю. Она твоя подруга и… — Нет, Жень, нет, — Саша подняла мокрые и красные глаза на Женьку. — Она для меня всё. На лице Жени отразился шок и одновременно понимание. — Боже мой, ребенок, как же тебя угораздило?.. Женя снова крепко обняла Сашу. И Саша, наконец, заревела. Полной грудью, содрогаясь и икая. Как ревела только однажды — много лет назад в детстве. *** Саша проснулась в кабинете Дудакова на его кожаном диване. За окном было уже темно. В голове медленно восстанавливались последние события, и от их обилия голова начинала болеть. Женя привела её, ревущую на всю больницу, в их «родное» отделение. — Да что же это такое? Сейчас мне всех пациентов до смерти перепугаешь! — Сергей Викторович вышел им навстречу. — А ну марш сюда! Но Саша не могла остановиться. Однажды в детстве она сломала кран (впрочем, резьба и так у него была уже на соплях) и вода хлестала, как из пожарной машины. Саша чувствовала себя этим краном — она больше не могла перекрыть эмоции, как ни старалась. Дудаков усадил её на диван. Он пытался задавать вопросы, но Саша могла только всхлипывать в ответ и выдавала какие-то неразборчивые фразы. Что было потом она так и не смогла вспомнить. Кажется, Женя кого-то позвала. Кто-то (какой-то незнакомый мужчина, может быть тоже врач) принес ей продолговатую маленькую таблетку. А Дудаков налил стакан воды… А потом она проснулась. Хотя совершенно не понимала, как засыпала. Сергей Викторович сидел за столом при свете настольной лампы. — Ну наконец-то. Я уж думал домой сегодня не поеду… Саша взяла свой телефон, застрявший в щели между седушкой дивана и подлокотником. Экран показывал почти двенадцать ночи. «Блять» Саша села, нашарив ногами свои ботинки на полу. Ей было физически очень не хорошо. Но дышалось легче. Будто вместе со слезами и рёвом с неё, наконец, свалился и весь накопившийся груз. — Есть новости? — спросила Саша. — Нет. Но иногда отсутствие новостей — это само по себе хорошая новость, — сказал Дудаков. — Ты как себя чувствуешь? — Да я то нормально. — Хорошо. — он поднялся со своего кресла. — Идем. Женя тебя кое куда проводит. Я договорился. Саша сразу поняла, о чем речь. Ей не нужно было повторять дважды. Она помчалась за Дудаковым в коридор, теряя ботинки, потому что не успела даже нормально завязать шнурки. А уж обращать внимание на головную боль было теперь вообще смешно. Медведева похлопала её по плечу. — Готова? — они вошли в лифт и Женя нажала кнопку нулевого этажа. — Еще бы! Саша впервые за весь день испытывала некое подобие радости. Жалкое подобие, но всё же. — Ты уверена? — Женя посмотрела на неё немного встревоженно. — Я имею ввиду, что видеть в таком состоянии близких не то же самое, что каких-то незнакомых людей. — Ничего. Поди не сахарная, не растаю. — Ладно. Тебе — верю. Только завяжи шнурки нормально. У входа Саша вымыла руки и обработала их антисептиком. Потом ей дали одноразовый голубой халат и маску. Женя пошла с ней — и Саше от этого было пусть немного, но спокойнее. В чем-то она оказалась, конечно, права. Видеть близких в столь уязвимом, столь беспомощном состоянии не просто. Ты никогда к этому до конца не готов, хотя Саша думала, что готова. В палате их поприветствовала милая медсестра. Она была возраста Жени, может чуть старше. С аккуратными блондинистыми волосами, собранными в пучок, и веснушчатым лицом. — Заходите, не волнуйтесь, — сказала она мягко. Так, будто Саша была желанным гостем. — Если что-то будет нужно, говорите, не стесняйтесь. На негнущихся ногах Саша подошла к высокой кровати. И до боли закусила губу — хорошо, что это было не видно под маской. И хорошо, что Аня была без сознания, потому что сейчас Саша бы не смогла держать лицо. Женя не обманула. Здесь всё было по-человечески. Аня не была привязана. Только одна рука с капельницей была зафиксирована мягким ремешком. Но от этого не стало сильно легче. — Нюта. Саша знала, что не получит ответ, но все равно почему-то сказала. Эмпатию выкрутило на максимум. К глазам опять подступили горячие и соленые слезы. Её Аня, родная и любимая Аня. Аня, которая могла улыбаться одними только глазами, Аня, которая всегда была такой сильной. Ее хрупкая стойкая девочка теперь была в датчиках, капельницах, с интубационной трубкой в горле, подсоединенной к ИВЛ. Невозможно. Саша сжала руку Жени. — Ей не больно? — спросила она отчаянно и потом перевела вопросительный взгляд на светловолосую добрую медсестру. — Что вы, — та снова мягко и понимающе улыбнулась. — Я слежу, чтобы обезболивающие поступали вовремя. Саша кивнула. Она подошла ближе к Ане, осторожно, боясь задеть какой-нибудь проводок или трубочку. — Нют, я здесь, — сказала Саша тихо. Было сложно сразу найти место на руке Ани, свободное от иголок и катетеров. Но Саша все же робко провела пальцами по её предплечью. — И я всё время буду здесь, рядом. Ты не одна, ладно? Ань… Ты никогда не будешь одна больше. «И я никогда не буду одна, пока ты есть» Саша знала, что Аня не хотела бы видеть её слезы. Она бы винила за них себя. Дура! Дурочка… Как и Саша. Всегда быть сильной, не дай бог показать кому-то свою «ущербность». Саша погладила Аню по волосам, немного взлохмаченным, небрежно собранным одной резинкой. Это было не хорошо — если Аня проведет в таком положении еще хотя бы пару дней, волосы окончательно спутаются. Саша это знала по себе. — Я хотела бы, — почему-то просить было страшно. — Хотела бы заплести ей волосы… Страшно было потому, что Саше все еще казалось, что рано или поздно её выгонят, дабы не наглела. Итак «по блату» ведь пустили. Но белокурая медсестра лишь кивнула. — Конечно. Я принесу расческу. И где-то была упаковка новых резинок. Я поищу. Саша осторожно, стараясь не сделать лишний раз больно (хотя все говорили, что Аня ничего не почувствует все равно), стала расчесывать шелковые русые прядки. Неспеша распутывала пальцами те места, где уже образовались узелки. А потом начала заплетать аккуратные косички. Снова наворачивались слезы. Потому что Саша так давно хотела это сделать. Только вот в её мечтах Аня была в сознании… Ну почему всё так? «Ты боялась, что причинишь мне боль. И вот мне больно. Ужасно больно. Только ты в этом тоже совсем не виновата. Ты ни в чем не виновата, но почему-то без вины наказана» Саша закрепила резинку на кончике косички. И расплакалась, но беззвучно, чтобы вдруг не выставили за двери приходить в себя. Она подняла глаза, стараясь закатить слезы обратно. Взгляд зацепился за круглые часы на стене. Десять минут первого. Значит, уже наступил следующий день? Саша моргнула и сглотнула ком, стараясь успокоиться. Пришел новый день, а значит пора прекращать расклеиваться. Потому что это необычный день. Она ведь совсем на нервах забыла. Мама говорила, что Саша родилась в шесть вечера. Значит по-настоящему восемнадцать ей исполнится лишь через несколько часов. Но никто ведь не учитывает часы. А значит, перед законом вот уже целых десять минут она — совершеннолетняя. — Выбирайся отсюда, Ань, и поскорее. — Саша улыбнулась себе под маской. — Всё будет хорошо, я знаю. Теперь она знала. Знала, что делать. А главное, наконец, могла.