Брошенный

      После того как Кушель Аккерман отдала своего восьмилетнего сына родному брату, она продолжила жить своей жизнью, а именно обслуживала клиентов в пабе.       Жила женщина бедно, денег еле хватало на то, чтобы заплатить за аренду съемной квартиры. На еду и одежду и почти средств не было. А тут еще и дитя содержать надо. Устав от всего, Кушель легче было отказаться от него. Но она не представляла себе реакцию своего брата, когда отправляла ему письмо по междугородней почте. Он взбесился, когда приехав с другого города, его огорошили не самой хорошей новостью. В письме сестра писала, что скучала по нему, брату. А тут на его плечи хотели свалить ответственность за незнакомого мальчика, пусть и родного племянника.        Окна на кухне были зашторены, несмотря на то, что на дворе стоял солнечный день. Солнечные лучи пробирались сквозь грязные шторы, хоть как-то освещая комнату. Кенни сидел за круглым кухонным столом напротив женщины, которая не предложила ему даже воды. Не сняв своей широкополой шляпы, с сигаретой в зубах, он яростно метал взгляды на свою младшую сестру. Запах табака настолько привычен сотруднице паба, что стал ей почти родным.       — Я думал помочь тебе на какое-то время, может быть, на месяц, но не на постоянное сожительство же! Ты, что, думаешь, у меня есть время возиться с твоим сыном? Сама родила, сама и содержи.       Резко встав со стула, от чего тот пошатнулся, он начал нервно мерить кухню шагами.       — Кенни, ну, пожалуйста. Я так больше не могу. Мне даже одевать нечего на работу. Помнишь, ты когда-то говорил, что хотел бы иметь сына, хотел бы научить его, каким нужно быть мужчиной. Вот тебе и представился шанс…       — Тихо! — прервал Кушель Кенни, подняв указательный палец вверх.       На пороге кухни стоял маленький бледный Леви с большими глазами и порванной местами кофте, некогда бывшей белого цвета и потрепанных темных брюках. От одного вида мальчика хотелось плакать. Кенни, хоть и бандит, но не настолько он злой и плохой. Ребенка бы хорошенько покормить стоило, дать чистую одежду… Все, приехали. Дядя-бандит уже жалел его. Да, он хотел сына много лет назад, когда еще не знал взрослой жизни. Но он стал жестким, черствым и беспринципным. Что он может дать мальчику? Всучить в маленькие руки нож и пистолет? Хозяйка тоже обратила на мальчика внимание. Ее выражение лица было странным. Непонятно было, что оно конкретно выражало: гнев, непонимание, почему сын стоит здесь, или просто отвращение. Но любовь в ее глазах точно отсутствовала.       — Леви! Что ты здесь делаешь? Не видишь, мы разговариваем с дядей, — воскликнула мать Леви.       — Я хочу есть, — почти неслышно пробормотал мальчик. Сил на большую громкость не было.       — Ты его вообще не кормишь? — покачав головой, спросил мужчина, который уже знал ответ на этот вопрос.       — Так ты его и покорми, — спокойно отозвалась Кушель.       «Все понятно», размышлял Кенни и подойдя к ребенку, опустился перед ним на корточки.       — Скажи, мальчуган, ты бы хотел поехать со мной в другой город? Или предпочитаешь остаться здесь со своей матерью?       — А кто вы? — склонив темноволосую голову на бок, поинтересовался Леви.       — Да точно. Забыл представиться. Я — Кенни, брат твоей матери.       Мальчик недолго думал. Он обвел взглядом мать, которая отрешенно смотрела в стену, странного дядю с дымящейся сигаретой между пальцами правой руки, и потянул его за рукав.       — Хочу с вами в другой город.       — Отлично. Тогда идем прямо сейчас. Скажи мамочке «пока», — издевательски произнес мужчина.       Но Леви ушел, молча и не глядя на мать. Да и Кушель не рвалась с ним попрощаться.