Stickers

Искра, буря... Юнги. Юнги не безумие, нет. Юнги как спасительная дверь для Розы из Титаника появляется в поле зрения Чонгука, виляет бёдрами в чёрных брюках и его, чонгуковой, серой водолазке, держа в руках два картонных держателя с кофе. До этого Чонгук за ровно две минуты двадцать семь секунд сказал Тэхёну только: — Здравствуйте. Не спрашивайте. Да, он считал. Потом он благополучно краснел. Мужчина же, снова в костюме тройке, с изумрудного цвета галстуком и заправленными с одной стороны за ухо волосами, всё это время омегу изучал. Смешно. Вчера тот его адвокатиком обзывал, кричал в трубку и кривлялся. А сегодня сидит, сложив ручки, поправляет воротничок, на него не смотрит даже. Стыдно? Не верится что-то. — Ким Тэхён-щи? Рад познакомиться, Мин Юнги, менеджер в Дэсан. Альфа встаёт, кланяется уважительно и протягивает визитку. Юнги зеркалит, поставив картонки на стол, визитку принимает. — Адвокат Ким Тэхен, к вашим услугам. Потом юрист указывает ладонями на место рядом с Чонгуком, и сам садится только тогда, когда омега приземляется на диван. Юнги вытаскивает из переносок стаканы кофе, пододвигая мужчинам: — Угощайтесь. Первые глотки напитков, неловкие взгляды — Тэхён берёт дело в свои руки: — Я понимаю, конечно, что это будет весьма неприятно для вас, Юнги-щи, но не могли бы вы рассказать вашу историю? Мне нужно понять, с чем нам придётся работать и как я могу помочь. Юнги ёрзает по дешёвому кожзаму, протирает ладони о ткань брюк на бёдрах. Он правильно сделал, что попросил Чонгука сходить с ним. Ободряющая улыбка его сейчас как раз кстати. — Ну... Он мне изменил. Поэтому я хочу развестись, но он сильно против этого. Тэхён кивает, всем видом показывает, что готов слушать дальше. Юнги прекрасно понимает, что этих сухих фактов мало. Вздыхает, снова смотрит на Чонгука. Опускает плечи, расслабляясь всё-таки, чувствуя омежью ладонь на бедре. — Я... Боже, когда говоришь это вслух – звучит ужасно. — Тэхён улыбается почти жалостливо, две руки кладет на бумажный стакан. — У меня случился выкидыш. Отсюда, прямо с офиса увезли на скорой в больницу. — Юнги укладывает руки на стол, сплетая пальцы в замок. — Муж, кхм... Хёнджон навестил меня один раз, сказал что едет в командировку, вот... Я дал маме ключи от нашей квартиры, она хотела принести мне своего супчика, ну, знаете, домашнее, все дела. Мама их и застукала. С девушкой-омегой. Юнги замолкает. Тэхён понимает — может совсем замолчать. Поэтому сам начинает расспрашивать: — Юнги-щи, давайте подробнее, хорошо? Посмотрите на эту ситуацию именно со стороны суда. Как думаете, что важно было бы услышать судье? Что бы разжалобило присяжных? Омегу пугает слово "суд". Но все факты к нему и ведут, у Юнги просто не остаётся выбора. Долой сопли, лишние чувства. Пора посмотреть правде в глаза. Ситуация ужасна не только, когда говоришь о ней вслух. Она ужасна, просто кошмарна сама по себе. Все нелицеприятные подробности, за которые так стыдно, вдруг становятся пунктами обвинения, строчками в деле. Юнги меняется в лице. Он готов себя защитить. — Ну, во-первых, Хёнджон соврал. Никакой командировки не было, мама застукала их буквально на следующий день после его визита ко мне. — Омега расслабляется, прихлёбывает кофе – теперь он нападающий.— Они были на супружеском ложе, если можно так сказать. Посреди дня. К слову, мы занимались сексом только ночью, без света, по какому-то его личному графику. Омега не сдерживает нервный смешок. Чонгук рядом распахивает рот. Тэхён улыбается победно. Вот оно, вот такого человека будет очень, очень легко защищать. Юнги может сам себя защитить. Юрист достаёт из кожаного портфеля блокнот и ручку, принимаясь фанатично записывать показания. Юнги не стесняется больше. Тэхён едва ли не подпрыгивает на месте, от разгорающегося внутри интереса. Хочется, хочется нырнуть поглубже, хочется узнать всё, хочется огласить номера статей обвинения, хочется облокотиться о деревянный стол в зале суда, ему не терпится почувствовать власть над ситуацией. Чонгуково лицо от каждого факта меняется с космической скоростью. Тэхён просит обнажить шею. Омега без вопросов опускает ворот водолазки, синяки начали желтеть Показывает, как примерно лежала рука обидчика, пытается слово в слово повторить его угрозы. Тэхён осматривает шею, недовольно поджимая губы. Вот бы раньше он узнал об этой ситуации! Вот бы снять свежие побои! Он бы взял обвиняемого тёпленьким! — Юнги-щи, к сожалению, к моему огромному сожалению, прямо сейчас мы на него заявить не сможем. Нет доказательной базы, у нас лишь показания пострадавшего – вас, если хотите – вашей мамы. У нас нет документально подтверждённых побоев. Синяки на вашей шее начали выцветать. Поэтому, сначала мы просто подаём заявление на развод. Если господин Чхве будет противится разводу, заявление автоматически переходит в суд. Но тут, к сожалению, быстро всё не происходит. Сначала в ЗАГСе всё будет работать около месяца, только потом назначат первое заседание в суде. Уже там, при условии что господин Чхве будет присутствовать, вам назначат испытательный месяц. — Юнги поднимает вопросительно брови. — Стандартная процедура, судебная система свято верит в то, что за месяц супруги снова друг друга полюбят. Ну и за этот месяц можно по-хорошему разобраться с имуществом. Квартиры, машины, накопления, дети – всё делится супругами за это время. Если остаются вопросы – то решаются они на втором заседании суда. Нам до него просто нужно будет дожить. Юнги допивает кофе, отодвигая от себя стакан. В голове медленно всё укладывается, разбирается по полочкам. Становится понятно, как дальше жить, и что делать. Они обмениваются контактами, решают завтра вместе на обеденном перерыве поехать в ЗАГС. Юнги поднимает тему оплаты – Тэхён останавливает его на полуслове. Дело ещё не в суде, а за консультацию денег он не возьмёт. Чонгук тихо улыбается. Юнги, пока рассказывал про себя, чонгуковы взгляды в сторону адвоката прекрасно видел. Омега и за друга переживал, и на альфу успевал смотреть. Искренне думал, наверное, что ни один из них этого не замечает. Юнги встаёт из-за стола, кланяется Тэхёну, протягивая руку. — Большое спасибо за вашу работу, Ким Тэхён-щи! Альфа подскакивает за ним, мягко руку пожимает, улыбается, напоминая о завтрашней поездке и прощается. Юнги одним взглядом прибивает Чонгука обратно к диванчику, когда тот пытается встать тоже. Секретарь, как испуганный оленёнок, оседает на скрипучий кожзам. Тэхён доброжелательно улыбается всё время, пока Юнги не скрывается из виду. Тот, в свою очередь, несколько раз оборачивается, направляясь к выходу из кафетерия. Улыбка с лица исчезает, Чонгук весь сжимается. Тэхён две руки ставит на стол, кладёт на ладони голову. Нижняя губа выпячивается вперёд, брови печально съезжаются. — И почему вы назвали меня "адвокатиком", Чонгук-щи? Секретарь же глаза в удивлении расширяет. Что происходит? Кто перед ним сидит? Взрослый мужчина, юрист, так живо включившийся в работу, игравший желваками на красивом лице, излучавший ауру профессионализма и серьезности, сейчас превратился в... малыша? Чонгук не заметил перехода, правда, здесь была кат-сцена? Кто-то свыше показал двумя руками ножницы, да? А потом всё зачистили. Просто... Как так быстро? И вообще, это точно один и тот же человек? Чонгуку на лицо улыбка сама лезет. Контраст ощущается колко и забавно. — Тэхён-щи, у вас сейчас такое лицо... Адвокат брови вверх поднимает вопросительно. — Какое, Чонгук-щи? И почему это вы ко мне официально обращаетесь? Я думал, вчера вы перешли на "ты". Чонгук серьёзное лицо держать не может, краснеет до ушей, закрывает лицо руками, откидываясь на спинку диванчика. Взрослые люди же, ну. Тэхен прекрасно его реакцию видит, смеётся низко — омега расслабился наконец. Лицо его выравнивается, оставляя лишь лёгкую улыбку, ладони опускаются на столешницу. Омега перед ним очень милый. Он видел, как тот переживает за друга, видел, как следил за ним. Видел, как поправлял чёлку несколько раз, одергивал воротник. О да, он вообще-то тоже хочет омеге понравится. Но выбрал тактику немного другую — очаровать профессионализмом, показать себя с разных сторон. Кажется, работает. — Если хотите, чтобы вам было комфортнее, я тоже буду обращаться к вам неофициально. Чонгук отрывает руки от лица, улыбается, кивает мужчине. Придвигается обратно к столешнице, ноготками несколько раз постукивая по пластику. — Вчера произошло недоразумение, но я буду честен с тобой, Тэхён, — специально выделяет интонацией обращение.— я даже рад, что так произошло. — Почему же? — Ну, на самом деле, я всё время откладывал момент, когда свяжусь с тобой. Сам ты тоже не появлялся, поэтому мне было немного неудобно. А так, случай сыграл мне на руку. Тэхён кивает глубоко, упираясь взглядом на короткие омежьи ногти: — Прошу у тебя прощения, Чонгук, я повел себя глупо. Не буду оправдываться завалом на работе, это безответственно, поэтому тоже скажу честно – много о тебе думал, слишком накрутил свои мысли, хотя и поймал себя на том, что не могу тебя упустить. Чонгук краснеет с новой силой, поджимает аккуратные губы. Тэхён продолжает. Слова даются ему легко и естественно, ощущаются очень вовремя и уместно. — Поэтому, может быть, поужинаем сегодня? Чонгук щурит глаза, растягивая губы в улыбке. Они оба, кажется, пытаются друг друга поймать. Оба хотят держать удочку в руке, но одновременно становятся беспомощными рыбками. Чонгуку нравится такое положение дел. Он чувствует себя равным. — Я выберу ресторан, хорошо? Забери меня в семь. Адрес скину. Он с победной улыбкой встает из-за стола, показательно поправляет воротничок белой рубашки, смотря альфе в глаза. Не прощается, разворачивается к выходу, виляет бёдрами, приковывая взгляд темных глаз. Он знает, что Тэхён смотрит. Альфа ловит каждое движение, каждую прядку чёрных волос, подпрыгивающих в воздухе. Потом сидит за столом один, упирая взгляд в собственные руки. Сердце колотится как бешенное. Если в суде ему представится шанс стоять против Чонгука, Тэхён почти готов поддаться.

***

Ему не нравится. Его бесят шелестящие обёртки, блеск дурацких наклеек и гомон толпы вокруг. Он хотел отвлечься. Да. Ему было нужно перевести внимание с себя, с документов и сегодняшнего ЗАГСа, на что-то другое. Но почему-то наоборот, хочется зарыться в свой ворох, закрыться, обнести себя забором. Его раздражает всё. Чонгук, который уже 10 минут советуется с консультантом насчёт цвета упаковки для свитера Намджуну, кажется, совсем состояния Юнги не замечает. А Юнги начинает трясти. Он чувствует, как давление крови скачет внутри. Чувствует, как заходится сердце. Не понимает, что не так. Дышать начинает чаще, свет торгового центра и вездесущих мерцающих гирлянд режет глаза. Внезапно становится очень страшно. Страшно за жизнь. Все вокруг вдруг становятся злыми и пугающими, весёлые предпраздничные разговоры сменяет зверский рык, вместо лиц — кровожадные пасти. Юнги задыхается. Юнги боится умереть. Все тело покрывается мурашками, на коже бисером выступает холодный пот. Он боится, что его сейчас убьют. Его точно сейчас убьют. Омега на дрожащих ногах опускается на корточки прямо у стойки с обёртками. Пальцами одной руки упирается в кафель, другой рукой закрывает голову. Если он не спрячется – он умрёт. Ему очень, очень страшно. Склизкие, чёрные руки страха берут его сознание, до боли сжимая пальцами, уродливыми влажными фалангами врезаясь в мягкую плоть. Давят до хруста костей, заставляя уменьшиться до размеров песчинки. По щекам катятся слёзы, губы дрожат, словно от холода. Внутри разверзается огромная, чёрная пропасть. — Юнги? Уронил что? Омега не реагирует никак, Чонгук улыбается консультанту, который оборачивает коробку со свитером в красивую бумагу шоколадного цвета. Снова поворачивается к парню внизу. — Юнги? Светловолосый отрывает пальцы от пола, дрожащую руку протягивает к штанине друга, цепляясь за темную ткань. Чонгук следит за движениями омеги. Мгновение просто смотрит на трясущуюся руку. А затем падает рядом с Юнги. — Тихо, тихо, тихо. Всё нормально. Юнги хлюпает носом, руками хватается за руки Чонгука , сжимая до боли. Чонгук ладонями ограждает его лицо ото всех, закрывает обзор, сам лбом к чужому припадает. — Всё хорошо, Юнги. Ты в безопасности, я рядом, я с тобой, всё нормально. Тихо, тихо. Юнги кивает еле заметно, воздух хватает истерически. Сам не понимает, что с ним происходит, просто ужасно боится смотреть вокруг, боится встретиться взглядом с бездонной каверной, слиться с чернью чужих пустых глазниц. Провалиться в ничто. — Давай, давай со мной, глубокий вдо-ох, — Чонгук показательно медленно набирает полные лёгкие воздуха, — и вы-ыдох. Вот так. Юнги пытается повторить, хныча, ногтями впиваясь в чужую кожу. Всё своё существо направляет к нежному голосу, знакомому, точно безопасному. От чонгуковых рук тепло по всему телу расползается, стирая липкую грязь от уродливых лап. Работает. Отпускает. Сердце выбирается из оков, лёгкие раскрываются. С груди словно снимают бетонную плиту. Волчий лай сменяется праздничной суетой. Вдох. Выдох. Руки расслабляются, спадают плетями. Вдох. Выдох. — Молодец, молодец. Умничка мой. Чонгук притягивает Юнги к себе за затылок, наглаживает волосы на загривке, своей грудью чувствует, как двигается грудь Юнги. Хорошо. Консультант перегибается через стойку, смотрит сверху вниз: — Я... я упаковал тут. Вам помочь? Чонгук натягивает улыбку, головой машет отрицательно. Они сами себе помогут.

***

Юнги молча смотрит на то, как в маленькой квартирке Чонгука суетятся двое омег. Ему уже немного стыдно от того, сколько забот он приносит окружающим. Но поделать ничего с этим не может. Чонгук после происшествия объяснил, что у него случилась паническая атака. Сказал, что у его одноклассницы в экзаменационный период в выпускном классе пару раз такое случалось, от того примерно знает, как себя вести. Когда Юнги писал об этом Чимину, который просил делиться своим состоянием здоровья иногда, он точно не думал о том, что медбрат захочет приехать. Был на пороге чонгуковой квартиры буквально через двадцать минут, скромно занося большие пакеты с едой первее себя. — Ты же понимаешь, что это ненормально, Юнги? Доктор Чхве ведь выписывала тебе направление на психологическую помощь? — Чимин заботливо поправляет плед в ногах омеги, лежащего на диване. Юнги кивает, засовывая в рот сухую рыбную палочку, начиная медленно посасывать. После торгового центра Юнги чувствует себя пассивно. Хочется растечься по упругим подушкам, мягкость его будто засасывает в себя, заставляя отключить голову. Он устал. Чонгук усаживается на пол возле низкого квадратного стола, прямо напротив Юнги, включает газовую плитку, регулируя огонь. В кастрюлю на плите запускает специи, и начинает помогать Чимину вытаскивать из пакета пивные банки и коробки с курицей. — Давай, Юнги-щи, тебе надо поесть. — Чимин открывает банку с характерным звуком, передавая пиво омеге на диване. Сам он расположился на полу с Чонгуком, по правую его руку. — После паничек обычно чувствуешь себя как амёба. Чонгук натягивает на руку полиэтиленовую перчатку, затем лезет в коробку с красной от соуса курицей. — Да, я помню. Моя одноклассница потом прямо на уроке засыпала, бедняжка. Её так родители замучали с этими экзаменами, что сама не своя была, могла прямо посреди коридора сесть и начать плакать. Вроде как, в Сеульский поступила. Юнги на диване подтягивает к себе ноги, усаживаясь по-турецки. Пиво приятно холодит нутро, вымывая будто изнутри тяжёлый день. Нежные голоса омег комфортным бархатом ложатся на слух, успокаивая. — Как вспомню экзамены в меде, так в дрожь бросает. — Чимин запускает в кипящую воду квадратики лапши, — Как бы мне не нравилась медицина, учёбу на дух не переношу. Не знаю, как вообще до диплома дошёл. Чонгук оживляется, начинает расспросы об учёбе, поглощая кусок за куском. Юнги заслушивается, наблюдая за младшими, прихлёбывая из банки. — И что, прямо трупов? Прямо сами? Прям туда залезали, да? Чимин смеётся заливисто, палочками подкладывает лапшу в тарелку Чонгуку, забавляясь с реакции. — Не противно вам, Чонгук-щи, за едой об этом разговаривать? — Да вы что! Интересно же! Это получается вы знаете, как там всё устроено у нас! Щу-у-упали! — Чонгук размахивает куриной ножкой в воздухе, обводя всё своё тело. Пиво размывает границы, Чонгук говорит слишком громко и эмоционально, заглядываясь на странные для корейца русые волосы Чимина. Сначала разговор уходит в русло медколледжа, Чимин старается отвечать на любопытство пьянеющего омеги, не вдаваясь в не очень аппетитные подробности. — Я, честно говоря, не ожидал Вас так скоро увидеть, Чимин-щи! Ну, вы не подумайте неправильно, просто, ну... Чимин кивает понимающе, улыбается, ладонями машет в сторону Чонгука, мол, всё в порядке. — Я тоже не ожидал с вами увидеться, Чонгук-щи, но я очень рад, мы замечательно сейчас проводим время. Чонгук мычит согласно, вгрызаясь в курицу. Чимин открывает новую банку, подталкивая по деревянному столу к чужим рукам. Чонгук с полным ртом пытается выговорить "спасибо", чем вызывает новую улыбку медбрата. Юнги растворяется в атмосфере, откидывает голову на спинку дивана. Пиво в банке заканчивается, но тянуться за новой порцией совсем не хочется. Курочка тоже не особо привлекает, рыбные палочки, вывалившиеся из упаковки на диван, уже надоели. Юнги отпускает ситуацию. Два голоса фоном обволакивают, заставляют расслабиться. Веки опускаются, на диване под пледом тепло и уютно. Чимин замечает ровно дышащего Юнги. Трогает весёлого Чонгука за руку, прислоняет палец к губам: — Ш-ш-ш! Уснул... Чонгук на омегу на диване взгляд переводит, громко хлюпает лапшой, глотает. Откладывает палочки на стол, стягивает с рук зубами перчатки. — Надо его на кровать, пойдём. Юнги сквозь туман слышит омежьи голоса, словно тряпичная кукла опирается на чьи-то руки, в полусне не разбирая кто есть кто. До кровати доводят-доносят кое-как, как только под головой оказывается подушка, Юнги в темноту проваливается. Чимин снимает с чужих ног носки, Чонгук поправляет одеяло. Омегу оставляют в комнате одного, прикрывая за собой дверь. Разговоры становятся тише, но остаются такими же активными. — У меня, вообще-то, есть соджу! Чимин тихонько в ладони хлопает, предвкушая коктейль. У него выходной завтра, он планировал весь вечер пятницы и субботу пролежать дома, но сообщение от Юнги решило его судьбу самостоятельно. Его сейчас всё устраивает. Чонгук забавный, дружелюбный и мило морщит крупный нос. Болтает обо всём на свете, иногда переходит на неформальный корейский, забывая о приличиях. Чимину нравится, они будто очень давно знакомы. Чонгук достает зелёную бутылку соджу из холодильника, пальцами поддевает стекляные стаканы с полочки. Чимин на полу принимает всё в свои руки. Крутит бутылку вокруг своей оси, внутри прозрачная жидкость воронку образует. Чонгук разливает по стаканам пиво, Чимин откручивает металлическую крышку с бутылки, плещет в пиво соджу, разбрызгивая алкоголь по столу. Стеклянные бока стаканов бьются друг о друга. Чонгук громким шёпотом говорит: — До дна, за знакомство? Чимин смеётся тихо, припадая губами к стеклу. Стаканы то и дело наполняются, с соджу пьянеют быстрее. Чимин собирает разбросанные рыбные палочки с дивана, сразу две засовывает в рот себе, одной тычет в губы Чонгуку. Чон мычит, но рот открывает, начинает мусолить рыбу. Снова забывает контролировать громкость голоса, Чимин часто подносит палец к губам, мол, тише. В ходе болтовни выясняют, что одногодки, но Чимин старше на пару месяцев. Пьют за это. Потом пьют за омег во всём мире. Потом за прекрасный вечер. Когда соджу кончается, добивают всё пиво. Чимин обсасывает острую куриную лапку, когда Чон ложится на стол, вытягивая руку. Смотрит на старшего блестящими глазами. Красный соус размазывается по пухлым губам, пачкает щёку. Чимин облизывается, собирает с пальцев голой руки поочерёдно специи языком. Чонгук тянется к лицу напротив, большим пальцем стирает соус, механически абсолютно, сам засовывает палец в рот. Чимин смотрит заторможенно. Краснеет ушами. Сердце от чего-то бьётся как сумасшедшее. Взгляд прикован к аккуратным губам напротив. Это смущает. Младший улыбается пьяно. Чимин сглатывает. Неловко переводит вгляд на пустые коробочки от курицы, снова засовывает в рот лапку, пытаясь себя занять. Грязные полиэтиленовые перчатки, как назло, пачкают и щёку, и подбородок, Чимин хмурит брови, в пьяном бреду пытаясь стереть соус теми же перчатками, только сильнее размазывая по лицу приправы. Чонгук хихикает над ним тихо, поднимается со стола. Берёт чужое лицо в руки, чистыми пальцами собирая соус с кожи. Снова отправляет пальцы себе в рот, слизывает. Чимин дышит глубоко, замирает. Следит за движениями младшего, смотрит, как влажные блестящие пальцы лижет розовый язык, как губы иногда смыкаются вокруг фаланги. Приоткрывает рот, в надежде захватить больше воздуха. Задыхается. Сердце стучит где-то у горла. Чонгук мягкими пальцами стирает специи с подбородка, специально мочит пальцы своей слюной, оттирая бархатную кожу дочиста. Подбирается ближе к большим губам. Моргает медленно, пробует упругость на ощупь. Приминает нижнюю губу большим пальцем, поддерживая за подбородок. Чимин не дышит. Чонгук переводит взгляд в карие глаза напротив. Чимин смотрит в ответ. Мутно, хмельно, просяще. Чимин себя не контролирует, он пьян, и не несёт за себя ответственность. Он сможет утром сказать, что ничего не помнит, что был невменяемым. Чимин отмажется как-нибудь. Он потом придумает. Сейчас же он первый тянется к чужим губам. Накрывает приоткрытый рот Чонгука своим, на пробу чмокает. Чонгук не отстраняется. Вздыхает рвано, округляя глаза. Чимин отрывается от губ, проверяет реакцию. Смотрят друг на друга, пытаясь в зрачках друг друга найти какие-то ответы. Только вопросов никто не задавал. Чонгук глаза закрывает, наваливается на старшего, прижимается к полным, мягким, пряным от соуса губам. Сминает поочерёдно то верхнюю, то нижнюю. Чимин не сдерживает стон. Нравится. Грязными руками обхватывает омегу за спину, оставляя оранжево-красную мазню на белой футболке. Оба дышат слишком громко, сопят носами, но не отрываются от желанных губ. Стучатся зубами, пытаясь подстроится друг под друга. Чонгук язык запускает в горячий рот, переплетается с чужим. Пробует слюну на вкус. Отрываются, чтобы вдохнуть воздуха побольше, потом цепляются друг за друга снова, будто не за что больше держаться, будто вот-вот – и сорвутся, а внизу бездна. Чонгук припечатывает омегу к себе, держит одной рукой за затылок, зарывается в пшеничные волосы, скребёт нежную кожу. Чимин отлипает через силу, смотрит на младшего напротив. Чонгук красный, пьяный, отдышаться не может. Губы опухшие, на шее пульсирует венка. — Боже, ты... Чимин вытаскивает ноги из под стола, переползает на колени Чонгука, прижимается ближе, задницей прокатываясь по твёрдому паху. Чонгук вздыхает рвано. — Молчи только, ладно? Чон кивает, взгляда от старшего отвести не может. Чимин снова припадает к губам, посасывает, языком проходится по ровным зубам. Чонгук руками обвивает поясницу, прижимаясь к тёплому телу животом. У Чимина тормоза срывает, он изнутри горит натурально, хочется ближе, больше, глубже. Притирается округлой задницей к вставшему естеству Чонгука. Влажнеет, постанывает в горячий рот напротив. Чонгук себя не помнит, руками опускается ниже, мнёт упругость, сжимает с силой половинки, ловит каждый вздох. Лижет языком подбородок, обводит влажно скулу. У самого внизу начинает мокнуть бельё. Губами исследует нежную шею, собирает бисер пота, пробует солоноватость чужой усталости. Прикусывает кадык, выбивая из Чимина новые звуки, зализывает за собой проказничество. Чимин хнычет, носом утыкается в чёрные волосы, полные лёгкие феромона набирает, упивается, пьянеет еще хлеще. Густой запах изнутри обволакивает, будто в каждую клетку забивается, отпечатывается на ядрах, заменяет собой кислород в лёгких. Член ноет, требует ласки, между ягодицами влажно пульсирует, хочет почувствовать заполненность. Омега елозит по эрекции Чонгука, через два слоя ткани трётся, изнутри весь стыд выжигая. Чонгук присасывается к горячей ключице, сжимает пальцы на пышной заднице, сам часто подаваясь вперёд. Фрикции становятся резче, сильнее, Чимин ногтями впивается в угловатые чонгуковы лопатки. Тонко стонет, опуская голову к уху. Чон голову разворачивает, упирается в лоб своим. Они одно дыхание на двоих делят. Феромоны смешиваются между собой, одурманивающий ландыш с тяжелой зеленью танцует, превращаясь в сильнейший коктейль, от которого голову уносит. Глаза в глаза друг другу, снова тонут в чёрных зрачках, только ответов никто не ищет. Их нет. Никому они не нужны, всё в воздухе, всё в запахах гуляет. Чимин двигает бёдрами быстрее, Чонгук брови заламывает, рот в немом крике распахивает. Пальчики на ногах поджимаются, низ живота в узел завязывается. Руки задницу до боли стискивают. Чимин ахает, чувствуя судорогу, следя за закатывающимися карими глазами. Улыбается, растягивая красные губы, толкается бёдрами в том же темпе, ощущая собственный накатывающий оргазм. У Чонгука от сверх стимуляции начинает дрожать нога, он снова к ключице припадает, прикусывает зубами, оставляя еле заметные следы. Чимин стонет громко, запрокидывая голову, изливаясь, по инерции еще несколько раз двигаясь по обмякающему паху. Руки расслабляются, Чимин ссутуливается, упираясь лбом в плечо Чонгука. Чон ладонями спину старшего оглаживает, медленно оставляя на шее лёгкие поцелуи бабочки. Глаза у обоих прикрыты. — Я буду молчать. Не стыдно.

***

Утро встречает солнцем прямо в глаза и противными засохшими трусами. Чонгук посапывает, отвернувшись к спинке дивана, уместив голову на затёкшем локте Чимина. Пак зевает, прикрывая рот свободной рукой, разлепляет опухшие глаза и думает о том, что чудеса в мире существуют. Потому что то, как они вдвоём ни разу не свалились с не раздвинутого дивана в состоянии нестояния, видимо, действительно чудо. Хочется много пить и помыться. Чимин аккуратно вытаскивает руку из-под младшего, стараясь не разбудить. Лавирует между жестяными пустыми банками, валяющимися на полу. Как они там оказались, не понятно, потому что Чимин точно помнит, что составляли они всё на стол. Что делать — для Чимина большой вопрос. В штанах засохшая ткань неудобно трётся о нежную кожу, сменной одежды у него, естественно, с собой нет. Чимин проходит в крошечную ванную, соединённую с туалетом. В надежде хоть на что-то ныряет в шкафчик над стиральной машиной. И там наверху, оказывается, иногда кто-то слышит молитвы. Потому что возле ровной стопки чистых разноцветных полотенец лежит такая же стопочка белья. Пак выдыхает громко, прикрывая глаза и упираясь лбом прямо в полотенца. Одной проблемой меньше. Насчёт возвращения трусов он потом как-нибудь разберётся. Чимин снимает с себя одежду, недолго думая, кидает своё бельё в барабан стиральной машины, а джинсы с футболкой укладывая на унитаз. В зеркало смотреться не хочется, потому что прекрасно понятно, что там его ожидает. Но краем глаза он все равно замечает – что-то не так. Засос. На ключице, ближе к ямочке, аккуратным овалом вырисовывается бордовый кровоподтёк. Чимин к зеркалу ближе подходит, кончиками пальцев обводя отметину. Почему-то нет стыда совсем. Уши не краснеют, не хочется собраться быстро и убежать из квартиры, не встречаясь с хозяином, не хочется стереть всё из памяти, свалив на алкоголь. Чимин улыбается одними уголками, припухшие с ночи губы растягивая. Заходит в душевую кабинку, настраивает воду для себя. Мысли проясняются еще больше, Чимин смывает похмелье контрастной температурой. Намыливается чужим шампунем, вбирая в нос аромат травы. Забавно, что Чонгук для себя выбирает отдушку, похожую на его собственный запах. Чимину нравится. Полотенца мягкие, пахнут чистотой и свежестью, впитывают воду с красноватой растёртой кожи. Чимин натягивает первые из стопки трусы, поправляет на влажной внутренней поверхности бедра у промежности. Ткань обтягивает тело, кое-где пропитываясь мокрыми капельками. Парень сырые волосы зачёсывает пальцами назад, открывая лоб. Набирает в рот колпачок ополаскивателя, гоняет по щекам, после сплёвывает. Изо рта теперь пышет мятой, дышать морозно. Из ванной выходит одетый, обсушивая волосы на затылке и оставляя полотенце на плечах. Квартирка до сих пор спит. Чонгук ворочается на диване, забавно бухтя от солнечных лучей, лезущих в глаза. Чимин улыбается. В холодильнике отыскиваются все ингредиенты, Пак здраво прикидывает, что никто не станет обижаться на потраченные продукты. В маленькую кастрюлю на плите летят тонкие слайсы замороженной говядины из полиэтиленового пакета, найденного в морозилке. Туда-же идёт чеснок. На кунжутном масле все начинает вкусно шкворчать, наполняя комнату запахами. Кимчи из большого контейнера Чимин сначала пробует на вкус сам, удовлетворённо опуская плечи. Вкусно, очень вкусно, прямо то, что надо. Режет капусту помельче, отправляя в кастрюлю, свежую капусту тоже шинкует, кидая следом. Заливает всё добро соевым соусом, помешивая деревянной лопаткой, а после почти до верхов заливает кастрюльку водой. Пока суп закипает, Чимин закидывает в пакеты пустые пивные банки, собирая с пола и стола. Коробки из-под курицы и панчанов засовывает в отдельные пакеты, надеясь на то, что Чонгук разберётся с этим сам. Аккуратно ставит под раковину, рядом с мусорным ведром. На кухне споласкивает влажную тряпочку, решая протереть от куриного соуса и разлитого алкоголя стол. Принимается оттирать дерево, когда Чонгук сонно чмокает губами, разворачиваясь к Чимину. — Доброе... утро. Младший хрипит спросонья, рукой прикрывает глаза от солнца. Чимин выворачивает тряпочку чистой стороной, специально усаживается спиной прямо к дивану, принимаясь натирать стол. Чонгук осторожно кладёт руку на чужую шею, большим пальцем оглаживая позвонки, задевая влажные волосы на затылке. Чимин поворачивается, сминая в пальцах тряпку. — Привет. Чонгук не сдерживается, улыбается, краснеет, закрывая руками лицо. Тихо смеётся в ладошки, подтягивает к груди колени. Боже. Ночью было интересно. Чимин чужую реакцию прекрасно понимает, втягивает щеки, не пуская на лицо улыбку, принимаясь тереть столешницу с новой силой. — Я готовлю суп. Похмельный. И я украл у тебя трусы. Чонгук на секунду руки от лица отрывает, впериваясь взглядом в пшеничный затылок, осознавая сказанное. А потом прыскает громче, разворачиваясь на спину, вытягиваясь по дивану. Чимин отпускает эмоции, тоже улыбается лучисто, щёчки приподнимает. Глаза в полумесяцы превращаются. Тряпочка остаётся на столе, плечи Чимина содрогаются от тихого смеха. Сидят в залитой солнцем гостиной, сами свет излучают. — У меня там суп закипел, еще проростков нужно закинуть. Юнги встаёт прямо к столу, когда Чонгук с полотенцем на голове охает и ахает через каждую ложку, прихлёбывая громко бульон. Омега не обращает внимания на многозначительные взгляды, что двое друг на друга через стол кидают. Чонгук просит номер медбрата, когда тот уже стоит в дверях, собираясь уходить. — Выпьем кофе как-нибудь? Чимин кивает сдержанно, косится на зевающего Юнги рядом. — Конечно. В вашей компании, Чонгук-щи, я только за. Юнги радуется, что двое друзей нашли общий язык. Почему-то сейчас вокруг него начали собираться замечательные люди. Везёт, наверное, просто.

***

Намджун оставляет банановый йогурт на чонгуковом столе, заходя в кабинет. Он сегодня рано, на своей машине и очень-очень голодный. На офисной кухне находятся его любимые печенья. Их до странного много в пачке, которая стоит отдельно на верхней полке. Видимо, все в офисе знают, что он их обожает, поэтому не трогают. Директору с одной стороны приятно, а с другой стыдно. Он какой-то особенный, что ли, что даже печеньки его не ест никто? Специально переставляет пачку на полку с остальными. Набирает себе на небольшой поднос несколько разных, делает кофе. Не спалось сегодня. Намджун ворочался полночи. Сначала пытался занять себя книгой, но Достоевский не шёл. Пробовал засмотреться чем-то на ютубе, не получилось. Только мысли, навязчивые, словно вода заполняющие всё сознание, перекрывали собой всё извне. Намджун совсем дураком себя чувствует, но поделать не может ничего, решительно соглашаясь с судьбой. Ну, если он дурак, значит так нужно. Если он не может выбросить из головы запах жасмина — так нужно. Если он испытывает симпатию к замужнему омеге... Что-ж. Значит, так нужно. И он дурак. В кабинете уплетает сахарные печеньки, запивая крепким кофе, удовольствия от этого не получая вообще. Как полоумный, цепляется хоть за что-то, чтобы остаться на плаву, поэтому зарывается в документы. Ни одна цифра в мозгу больше чем на долю секунды не остаётся, сколько бы раз Директор ее не читал. Строчка также остаётся незнакомой и непонятной сколько бы не вчитывался в неё. Взгляд падает на розовые и зелёные стикеры, приклеенные к рядом лежащим бумагам. Он дурак. Словно его могут заметить, словно делает что-то постыдное, берёт дрожащими пальцами отчёт Юнги, посматривая на дверь. Потирает бумагу, подносит ближе, будто хочет рассмотреть. Снова кидает взгляд на дверь. Никто не побеспокоит его. Никто не войдет. Он один в офисе. Прижимается носом к цветным клейким бумажечкам, вбирая в себя крупицы запаха, что остались от омежьих прикосновений. Больше додумывает, чем чувствует, но внутри всё горит от мысли, что Юнги эти пометочки приклеивал специально для него. Чтобы облегчить работу, чтобы сделать приятно. Ким Намджун дурак, но он честно это признаёт, и если потребуется положит руку на сердце и возьмет в свидетели набожного Сокджина, но скажет это вслух перед всеми. Он дурак и ничего не собирается с этим делать. Около восьми Чонгук с йогуртом в руке заглядывает в щель между дверью и косяком. — Ты чего как ранёхонько сегодня? Они разговаривают через весь кабинет об утренних делах и планах, Чонгук тянет сладость из трубочки. Но у Намджуна в голове только одно: если Чонгук здесь, значит и Юнги в офисе. Хочется увидеть. Намджун снова тянется рукой к отчётам менеджера, между слов, как-бы невзначай, бросает взгляд на первый лист, показательно хмурит брови. Когда Чонгук присасывается к йогурту снова, а из бутылочки доносится характерный пустой звук, Намджун переводит взгляд на него и с серьёзным лицом говорит: — Менеджера Мина позови мне, пожалуйста. Чонгук округляет глаза, выпуская трубочку изо рта. — Ну... ладно. Кивает, уже собирается уходить, но дёргается, оборачивается, щурит глаза и будто сканирует Директора. — Ты чего это, а, хён? Намджун держит лицо, смотря на секретаря в упор. Прекрасно знает его уловки. Чонгук ловил его так уже несколько раз. Не может он перед братом устоять, врать ему не умеет. Но сейчас другой вопрос. Намджун железный, не дёргает ни одним мускулом на лице, смотрит всё также серьёзно. Чонгук расслабляет лицо. — Позову сейчас, хорошо. Как только дверь закрывается, Намджун выдыхает. Стук в дверь снова заставляет сердце запрыгать в горле. — Войдите! — Директор, вызывали? Юнги обеспокоен, по лицу видно. Не ожидал с утра пораньше на ковёр. Красив до безумия. Чёлка пушистая лезет в глаза, в ушах жемчужные серьги, которые Намджун заметил еще тем утром. Ему идёт. Рубашка с низким круглым горлом идеально сидит на плечах, длинные рукава-фонарики придают романтичности и так гипер-романтизированному в глазах Намджуна омеге. Он весь слишком. Слишком нежный, слишком хрупкий, слишком красивый. Намджун хочет зарыться носом в макушку, вдохнуть полные лёгкие. Вместо этого, сухо кивает, рукой подзывая менеджера к себе, упираясь взглядом в бумаги. Что он вообще делает? Зачем он строит сейчас из себя строгого начальника? Ему нечего предъявить Юнги. Отчёт идеальный, он просмотрел его ещё в пятницу вечером. Намджун дурак. Юнги как солдатик вышагивает к директорскому столу, честно не понимая, зачем и за что его с самого утра вызвали к начальнику. Ещё и Чонгук шепнул, что Директор серьёзный. В голове проносятся все отчёты, которые он честно сдал на прошлой неделе, все бумаги, которые он перепроверил после больничного. У него не должно быть косяков. Юнги встаёт почти вплотную к столу, смотря на уложенные директорские волосы. Намджун поднимает голову, снова оглядывает омегу. Близко, руку протяни, дотронется, почувствует мягкость чужой кожи. Жасмин бьёт в нос, Намджун надеется, что Юнги не замечает, как он тихо набирает полные лёгкие. — Что такое, Директор? Ну зачем он задаёт этот вопрос? Намджун не знает, честно не знает что предъявить менеджеру. Он просто хотел его увидеть, почувствовать приятный аромат. Директор кладёт отчёт омеги перед собой, пальцами поддевает листы, пробегается глазами по цветным стикерам. Сглатывает. Он не хочет врать. — Всё хорошо, менеджер Мин. Ему не хочется играть перед этим омегой. Намджун откладывает документы на угол стола, откидывается на спинку кресла. Смотрит на Юнги открыто. Лицо омеги меняется, успокаивается. — Не хотел доставлять тебе неудобств перед коллегами, поэтому вызвал к себе. Как твои дела? Юнги улыбается, кончиками пальцем прикасается к бровям, приглаживая волоски. — Да я... Нормально, вроде. — А если по-дружески? Юнги поджимает губы, сцепляет между собой пальцы у живота в замок. Намджун выдыхает шумно. Понятно. — Можем пообедать вместе, чтобы тебя не смущала рабочая атмосфера, м? - Намджун под столом сжимает до боли своё бедро. Волнуется. — Если хочешь, конечно. Юнги же наоборот, растягивает губы, мило щурит глазки, кивает глубоко. — Да, Директор, мне правда будет удобнее так. Здесь... — Юнги прочищает горло. — Здесь не совсем дружеская атмосфера. Рука на бедре Намджуна расслабляется. — Около двух? Юнги кивает, снова одаривает Директора улыбкой. На выходе надевает маску серьёзности, чувствует смущение, хочет оставить этот разговор за дверьми кабинета. Никто не должен об этом знать. Он никому не скажет, что Директор просто хотел с ним поговорить. Никому никогда не признается, что видел, как Директор глубоко вдыхал его феромон, не сдерживая улыбки. Под судом будет молчать о том, как директорские пальцы оглаживали его яркие наклейки с заметками на отчёте. Никто не узнает. Юнги работает на адреналине, закрывает ежедневные отчёты друг за другом, носится по офису между коллегами, требуя информацию, как заведённый. Пальцы колет от возбуждения. Ёнджун приносит кофе и интересуется, насколько сильно Директор ругал его и за что, из-за чего он сейчас так себя ведёт. — Юнги-щи, выпейте, передохните. Что же он, так сильно Вас отчитал? Вы же идеальный работник, Юнги-щи. — Не переживай, Ёнджун-а, мне тоже иногда нужно взбодриться. Директор Ким прекрасно об этом знает, он всё делает правильно. Ёнджун причитает ещё, но во всём со старшим соглашается. Он вообще менеджера Мина обожает. Тот работает отлично, выглядит всегда супер, на него хочется равняться. Ближе к обеду Юнги чуть ли не подпрыгивать начинает на своем стуле. Когда коллеги собираются расходится, Юнги отмазывается от предложений вместе сходить в кафетерий. Директор выходит уже в почти пустой офис, с абсолютно серьезным, даже суровым выражением лица кивает Юнги. — Менеджер Мин. Юнги подскакивает с места, кланяется немного и пристраивается к левому боку Директора, часто семеня ногами. Ёнджун, сидящий за своим дальним столом стажёра, в ужасе прижимает к себе папку с бумагами. Нет, он не хочет посещать кабинет Директора. *** До небольшого ресторанчика идут пешком, ловя заинтересованные взгляды коллег на первом этаже бизнес центра. Морозец приятно холодит щёки, Юнги прячет узловатые пальцы в карманы пальто. Праздник скоро совсем, на улице всё кричит торжеством, а настроения нет от слова совсем. Чонгук покупал подарки, а он сейчас в таком замешательстве, что не до этого. Кому подарки дарить? Думал, Рождество с мужем встретит... Директор широкоплечий почти вплотную к нему идёт, задевая время от времени локтем. Юнги, вместо дурацких мыслей, на этих ненавязчивых прикосновениях сосредотачивается. Чего он расклеивается вообще? Маме нужно подарок купить. Книгу какую-нибудь с японскими схемами вязания, Юнги помнит, она говорила об этом что-то. Да и у него теперь два замечательных друга есть, им точно надо выбрать презентики. Чонгуку, может быть, какие-нибудь милые тапочки или пижаму. А Чимину? Кошмар, он его толком не знает. Но отблагодарить за всё, что омега для него делает, безумно хочется. Намджун на задумчивого омегу смотрит, ловит все движения мимики на милом лице. Выпяченные губы в бесцветном бальзаме блестят на солнце. В голове возникает совершенно детское желание дотронуться пальцем, понять, какие они на ощупь. Намджун сам своим мыслям улыбается. Юнги берёт пасту и кофе со сливками. Хочется чего-то тёплого и комфортного. Намджун копирует заказ омеги. Юнги на это вопросительно поднимает бровь. Как только официант отходит, Директор улыбается совершенно невинно, понимая вопрос Юнги. — Я доверюсь сегодня твоему вкусу, мне кажется, должно быть вкусно. Разговор завязывается сам по себе, атмосфера в ресторанчике расслабляющая, тихая музыка на фоне звенит рождественскими колокольчиками. Намджун снимает пиджак, устраивает его на спинке своего стула, после чего подворачивает рукава рубашки. Юнги снова заглядывается на красивые руки альфы. — Ну так что, уже можно спрашивать как у тебя дела? Юнги на вопрос лишь улыбается, прекрасно понимает, что рассказать стоит хотя бы потому, что самом после легче станет. Да и Директору, почему-то, рассказать хочется вообще обо всём. Он всё понимает, слушает внимательно, успокаивает. Хочется, чтобы он успокоил. — Я подал на развод. Что-то внутри Намджуна рассыпается сейчас. Фейерверком взрываются в голове замки, щеколды, цепи, опутывающие тот уголок, в котором Намджун тонул которую ночь. Кадык беспокойно ходит по мужскому горлу, во рту появляется сладковатый привкус. Границы размываются. Намджун сумасшедший, он совсем некультурный и сейчас, словно щенку, хочется мотать хвостом и тявкать от радости. Феромон тучной кипой выделяется в пространство. — Я... Тебя поздравлять? — Альфа прочищает горло. — Или наоборот? Юнги хихикает, задумывается на мгновение. Тянется за салфеткой, мнёт в пальцах, складывает уголки. — Наверное, лучше поздравить. По крайней мере, после недавних событий, это лучшее решение, мне кажется. Намджун кивает, протягивает через стол руки. Юнги откладывает салфетку, зеркалит движение. Намджун улыбается очаровательно, показывая ямочки, сжимает в своих ладонях прохладные руки омеги. — Поздравляю, Юнги. Правда, если ты уверен в том, что это наилучшее решение, значит это действительно так. Паста оказывается вкусной, как и предполагал Намджун. А вот кофе не очень, Юнги высыпает три пакетика сахара, но ни это, ни сливки, не перебивают горечь. Телефон в кармане начинает трезвонить. Вибрация беспокоит бедро, Юнги не понимает, кому он так срочно понадобился, что сообщения идут бесконечным потоком. — Ой, извини. Юнги поспешно телефон из брюк вынимает, смотрит на экран. Да так и застывает. Сглатывает. Руки начинают трястись. Снова становится страшно. Хёнджон. В груди просыпаются те ужасные чувства, что накрывали в их последнюю встречу. Будто сейчас он поднимет голову, и прямо перед ним окажется этот зверь. Будто он стоит рядом, брызжет ядовитой слюной, тянет руки к горлу. — Юнги? Всё нормально?

"Где ты?" "Что ты творишь?" "Юнги, что я говорил тебе." "Мне пришло уведомление из загса." "Ты не посмеешь!" "Давай поговорим?" "Не поступай со мной так!"

На лбу выступают бисеринки пота. Намджун перегибается через стол, пытаясь заглянуть омеге в глаза. —Юнги, что такое?

"Я приеду." "Юнги?" "Мы поговорим с тобой и всё выясним дорогой." "Отвечай!" "Ответь мне!" "Почему ты не берёшь трубку?" "Блять, Юнги!" "Сука!" "Возьми ебучий телефон!" "Прими звонок!" "Где ты?" "Какого хуя, Юнги?"

Омега откладывает телефон на стол, руки дрожат. Смотрит Намджуну в глаза, цепляется взглядом за карие радужки. Температура в теле поднимается, Юнги чувствует, как горит кожа на голове. — Намджун... — Что случилось, что с тобой? Намджун кладёт обе руки на щёки омеги, осматривает лицо. — Плохо? Что не так? Юнги сглатывает шумно, косится на вибрирующий телефон на столе. Намджун за взглядом следит, переводит взгляд туда же. Снова смотрит на омегу, молча спрашивая разрешения. Юнги сжимает губы, глаза на мокром месте. — Я его боюсь, Намджун. Альфа выпускает чужие щёки, пальцами поддевает телефон со стола. Листает бесконечные уведомления, вчитывается в сообщения. Хмурит брови, жевалки на скулах сжимаются. Блядский муж. Юнги дрожит коленками под столом, пальцами ухватывается за грязную салфетку, ковыряет бумагу ногтями. Намджун омежий телефон засовывает в свой карман брюк, укладывает ладони на столе. —Всё, успокойся. Протягивает руки к омеге, вынимает из тонких пальцев несчастную салфетку. Сверху сам ладошки накрывает, сжимает. — Его ведь нет здесь. Здесь я. Юнги взглядом упирается в чужую руку на своих, всё своё естество направляет на ощущения в руках. Так легче, так проще. — Юнги-я, посмотри на меня. Давай, подними глазки. — Омега слушается, вздёргивая подбородок. — Умница. Видишь, тут мы с тобой вдвоём. Ты и я. Намджун большой, широкий, пахнет густо. Юнги вдыхает глубоко, рассматривает чужое лицо. Спокойный альфа располагает к забвению. Хочется раствориться, уместиться в его больших горячих руках маленьким комочком. Радужки цвета крепкого черного чая гипнотизируют. Приятно слышать, как альфа называет его ласково, как хвалит. Мягко на сердце, тепло. Намджун помогает ему с пальто, поправляет воротник, запахивая поглубже. Поднявшийся ветер чистит голову, выветривая плохие мысли. Директор время от времени придерживает омегу за локоть, чтобы тот не поскользнулся. — Уже думал, как будешь отмечать Рождество? Юнги поднимает голову на Намджуна, поднимая бровки. — М? Да нет, ещё не знаю. Может, к маме съезжу. — Она живёт не в городе? — Ага, далековато от Сеула. В деревушке домик небольшой. Там спокойно. Лес рядом, если снега побольше выпадет, можно будет с горки покататься. Намджун ловит чужую деснавую улыбку, гордо вздёргивает подбородок. Удалось, удалось перевести фокус внимания, удалось вызвать улыбку на хорошеньком лице. — Я буду совсем наглецом, если напрошусь на какие-нибудь выходные? Юнги смеётся, втягивая голову в плечи, прикрывает лицо рукой. — Ох, моя мама будет рада паре альфьих рук на её участке. Сто процентов найдёт для тебя занятие. У нас там забор как раз подкрасить надо, ха-ха. Но это ближе к весне, конечно. До здания доходят посмеиваясь, Намджун страхует на ступенях, придерживая омегу за поясницу. Разыгралась пурга, снег метёт понизу. Щиколотки зябнут, хочется побыстрее в тепло, может быть, выпить чая с Чонгуком. Юнги уже находит в кармане пропуск-карту и посмеивается с Директором о том, что пару кустиков около огорода было бы неплохо выкорчевать, как мышцы в горле резко сводит судорогой. — Юнги! Омега застывает у турникетов, Намджун заинтересованно поворачивается на звук. На другой стороне холла у окна стоит высокий мужчина в чёрном пальто. Замечая, что Юнги остановился, тот сам начинает широкими шагами приближаться к нему. Намджун тихонько поворачивается к омеге, укладывая ладонь на плечо, заглядывает в остекленевшие глаза. В моменте приходит осознание, всё складывается в одну картинку: омежий телефон, вибрирующий на собственном бедре, реакция Юнги на чужой голос, густой альфий феромон, уже доносящийся до носа. Резкий железный запах. Противный. — Юнги, дорогой, а я тебя искал! На лице Хёнджона расплывается наигранная улыбка. Юнги отмирает, разворачивается к мужу, встаёт перед Директором, спиной чувствуя тепло большого тела. Губы поджимает, расправляет плечи. Его тренер теперь не невидимый, он чувствует его касания, он слышит его запах. Чёрный чай вокруг сгущается, обволакивает омегу, феромон горчит на языке. Директор начинает злиться. — Здравствуй, Хёнджон. Альфа зубы в улыбке показывает, смотрит на Директора позади мужа, смеряет взглядом. — А кто это с тобой? Познакомишь, Юнги? И может кофе попьём? У вас ведь тут какая-то забегаловка есть, да? Юнги смотрит на противника почти не моргая. Страх сводит горло, низ живота начинает гудеть от нервов, но ощущение Намджуна сзади держит в сознании. — Мой обед закончился, мне нужно идти работать. Хёнджон смотрит испытывающе, засовывает руки в карманы брюк, переводит взгляд то на альфу позади, то на самого Юнги. Толкает язык в щёку, улыбка с лица исчезает. — Нам нужно поговорить. Наедине. Хёнджон порывается отойти от турникетов, ожидая, что омега последует за ним. Но Юнги стоит на месте, глазами лишь следит за альфой. Хёнджон останавливается, снова упирается взглядом в омежьи глаза. — Юнги? — Мне пора в офис. Хёнджон раздувает ноздри. Намджун смотрит на альфу не мигая, выбрасывает в воздух густой феромон. Альфа морщится, поднимая голову на Директора. — Что вы стоите? Не видите, нам с мужем нужно поговорить. — опускает глаза на омегу, — Пойдём, за пять минут твой идиот-директор тебя не хватится. Юнги в ужасе распахивает глаза. Почему-то оскорбления в сторону Намджуна слышать ещё больнее. Стыдно, что этот человек имеет к нему какое-то отношение сейчас. В груди разжигается ненависть. Невиданная до этого момента. Он искренне верил альфе перед собой, он думал, что в его жизни с ним все будет правильно, всё сложится верно, как и положено. Сейчас же хочется разодрать ногтями отвратное холёное лицо. — Да как ты смеешь говорить подобное! Юнги отрывается спиной от Намджуна, шагает навстречу альфе. Брови съезжаются к переносице, верхняя губа презрительно взлетает вверх, обнажая зубы. Дикость изнутри просится, желая вонзить клыки в обидчика. Хёнджон только бровь от удивления приподнимает. — Ты решил сцену здесь устроить? Не позорь меня, омега, успокойся. Юнги алеет щеками от злости, снизу вверх смотрит на мужа, которого так называть не хочет более. Руки в кулаки сжимаются, ногти впиваются в ладошки. — Нам не о чем с тобой говорить, Хёнджон, мне всё стало понятно еще в прошлый раз. Я знаю, что тебе пришло уведомление, я рад. Буду ждать тебя в ЗАГСе. Хёнджон на глазах чернеет, на лбу выступает вена. Он снова шипит, будто змея, Юнги холодеет. — Ты сейчас пойдёшь со мной и заберёшь заявление, понял меня, сука? Что я говорил тебе в прошлый раз? Я тебе такую весёленькую жизнь устрою, что до старости изнутри гнить будешь, мой дорогой муж. У Юнги нижняя губа трястись начинает, глаза влажнеют. Спина не чувствует тепла Директора, вокруг будто пелена опускается. Вот сейчас, снова один, снова беспомощный. Он ничего не сделает против этого альфы. Сейчас снова будет больно. Через силу, через ужасный страх перед авторитетом, за которым планировал всю жизнь идти, шепчет сипло: — Я никуда не пойду... Хёнджон руку поднимает на уровень омежьего лица, Юнги съеживается рефлекторно. Альфа кладёт ладонь нежную щёку, вдавливает пальцы в кожу. — Пойдёшь, Юнги. Ты ведь любишь меня, дорогой. Пойдёшь. Юнги по сердцу слова режут, изнутри выворачивать начинает. От орехово-железного запаха тошнит, прикосновения на лице кожу разъедают. Предательская слеза срывается с ресниц. Внутри горит всё, хочется отойти от ненавистного альфы, хочется убежать, умыться, зарыться носом в чистоту, выдавить изнутри когда-то приятный аромат. Юнги сжимает губы, подбородок дрожит, горло сковало будто цепями. — Не пойду. Пощёчина, хлёсткая, ошпаривающая бархатную кожу, ложится на щёку Юнги. Голова омеги дёргается, Юнги хватается за лицо, распахивает глаза, смотрит на зверя. Удар будто не по телу, по самой душе приходится. — Убери от него руки, ублюдок! Намджун ждал слишком долго. Допустил, дурак, нельзя было даже давать этому скоту подходить к Юнги. Сжимал кулаки, держал волка на цепи, верил в то, что Юнги справится сам. Намджун хватает альфу за грудки, закрывая собой омегу, буквально поднимает над землёй. Хёнджон цепляется за чужие руки, кулаком пытается попасть в лицо. Намджун не замечает, перед глазами штора красная, в голове пульсирует одно — не защитил, не успел, слишком глупо доверился случаю. Нужно устранить опасность. Его омеге страшно. Хёнджон кричит так, чтобы слышал весь холл: —Ты кто вообще такой?! Ты его трахаешь, что ли?! Намджун рычит утробно, в его скулу всё же прилетает смазанный удар. Тормоза срывает. Директор бросает альфу на пол, Хёнджон больно приземляется, успевая поднять голову. Упирается на локти видя, как мужчина больше и шире его самого снова нагибается над ним, снова берёт за ткань пиджака под пальто, легко поднимает на ноги. Одной рукой удерживает за грудь, другой чётко бьет в челюсть. Хёнджон вскрикивает, дёргается, снова машет руками, пытаясь задеть чужое лицо. Намджун снова бьёт, не целясь, попадает в глаз. Хёнджон кричит, закрывает лицо руками, пытается скрючится от боли, но Директор его удерживает за плечи теперь. — Подойдёшь к Юнги ближе, чем на километр, я вырву тебе глотку, ничтожество. Говорит медленно, чётко, из ноздрей будто дым идёт. Из будки у двери бегут охранники, Намджун замечает это боковым зрением. Тогда выпускает альфу из рук, тот валится на кафель, прижимая руки к глазу, стонет. — Ещё раз попадёшься мне на глаза, на своих двоих не уйдёшь, понял? Грязь. — Поднимает голову на седого мужчину в форме.— Почему посторонние в здании? За что вам деньги платят? Вызывайте полицию! Охранник кланяется, говорит, что красную кнопку уже нажал, другой, помоложе, неуклюже надевает старые наручники на альфу на полу. Намджун следит, как ублюдка тащат в охранную будку, а после разворачивается. Чонгук обнимает Юнги, прижимает к уху телефон. Его омега содрогается, уткнувшись в чужое плечо. — Да, да, Боже мой, я всё снял, Тэхён-а. Конечно, да, тут Директор, там охранники, они вызвали. Да, Тэхён-а. Хорошо. Где ты едешь? Я... Боже, я испугался. Чон выходил из кафетерия, когда увидел развернувшуюся сцену. На панике позвонил адвокату, тот чуть ли не кричал в трубку, чтобы омега всё записал на видео и ни в коем случае не лез сам. Чонгук послушался, ему было страшно и руки дрожали, но видео, как Чхве Хёнджон бьёт Мин Юнги по лицу, теперь хранится на его телефоне. Директор размашистыми шагами приближается к омегам, пытается глушить свой жёсткий от злости и адреналина феромон. Выдыхает несколько раз, стоя почти вплотную к ним. — Чонгук-и, я возьму Юнги на себя, ладно? Чонгук оленьи глаза на старшего брата поднимает, сам дышит загнанно. Сначала Юнги сжимает сильно, потом тянет запах носом, удостоверившись, что Намджун не опасен, кивает и выпускает омегу из объятий. — Спасибо, Чонгук-и. Отмени на сегодня всё, пожалуйста. И сам... оповести меня, когда здесь будет полиция. Намджун легко перехватывает Юнги за талию, прижимает к себе, отрывая от пола. Обнимает крепко, укладывает светлую макушку себе на плечо. Юнги только об этом и мечтал последние несколько минут. Плачет, зарывается носом в крепкую мужскую шею, ищет пахучую железу. Трётся лицом, прижимается лбом и губами, желая оставить на себе как можно больше феромона. Черный чай успокаивает. Юнги обвивает альфу за шею, закрывает глаза. Они вдвоём сейчас в его мире, больше никого не существует. Намджун мягко и тихо шепчет: — Всё теперь хорошо, маленький. Успокаивайся. Я с тобой. Только я рядом. Они проходят через турникеты, люди пропускают Директора в пустой лифт. Намджун локтем нажимает на этаж офиса. Долго стоят посреди кабинета. Юнги не хочет слезать с рук, Намджун не желает отпускать. В ушах пульсом всё еще бьёт вина. Он не защитил, он не успел, допустил то, что его омеге больно. Ужасный, ужасный альфа. Как мог довериться случаю, почему не перестраховался? Дурак, Намджун - дурак. Юнги влажными ресницами щекочет кожу у нижней челюсти, задевает ухо. Шумно дышит, наполняя грудную клетку нужным запахом, разгоняя по венам кровь с необходимым феромоном. — Нужно будет съездить в участок, Юнги. А потом поедем домой, хорошо? Там безопасно и тепло, маленький. Надо доехать. Юнги пропускает первую часть про участок мимо ушей, шмыгает носом, представляя, что дома у Намджуна всё пахнет чаем, что искать запаха не надо будет, он повсюду. Кивает, расслабляет руки. Намджун аккуратно опускает омегу на землю, придерживая под поясницу. — Умница, маленький. Юнги отстранятся не желает, прижимается щекой к широкой груди, пытаясь укрыться от всего мира. Намджун гладит худую спину, упирается носом в светлую макушку, вбирает себя жасмин. Волк внутри покорно складывает лапы. Альфа перемещает их на диван, Юнги забивает на приличия, залезает на колени Директора. Намджуну мурчать от этого хочется, он омегу держит за бёдра и поясницу, в себя вжимает. Феромон сладкий, лёгкий, успокаивающий, смешивается с омежьим, расслабляет. Юнги прикрывает глаза, отпускает поводок, проваливается. Тепло и темно. Спокойно. С Намджуном он в безопасности.