Серость

      Тэхён не из тех, кто долгое время может держать эмоции в себе. Он привык либо говорить о том, что чувствует, либо выплёскивать всё на полотно. Вот только в последние пару дней к кистям притрагиваться не было никакого желания. Он сидел перед пустым холстом, закрыв глаза руками, сцепленными в замок, и тяжело вздыхал. Его беспокоили чувства, от которых он убегал всю жизнь. Любовь он воспринимал как слабость. Это означало быть уязвимым, связывать себя не только телом, но и душой с другим человеком, чувствовать изменения в нём, самому реагировать на них… Постоянные ненужные мысли и заблуждения. Мясорубка — так Тэхён видел все эти эмоции. Как там Чонгук? Когда закончатся его процедуры? А вдруг пойдут осложнения и он снова потеряет способность видеть? Почему он не хочет рассказывать о результатах тестов? Тэхён пытается не думать об этом, но выходит плохо. Их отношениям пара недель, и за это время он успел увидеть Чонгука с другой стороны. Пару раз водил его под руку, когда они переходили дорогу, потому что Чон останавливался на краю, боясь сделать шаг, резко отстранялся, его дыхание становилось рваным, а на лбу выступал пот. Тэхён мягко обнимал его за плечи, словно хотел защитить своим телом, и медленно вёл через проезжую часть. Чонгук цеплялся за пальто Кима, почти стягивая его вниз, но его это не беспокоило, даже напротив — такие касания вызывают в нём трепет, желание помочь и быть опорой. Но в последние дни Чонгук не приходит, бегает по больницам, собирает документы. Он не желает инвалидности, чтобы навсегда засесть в квартире под присмотром няньки, он вполне себе здоровый человек и может добиться чего захочет. Чонгук устал от того, что все его спасают. Возможно, кому-то нравится такой расклад — когда каждый второй подтирает слёзы, пытается быть понимающим, но Чонгук жалости к себе не терпит. Тэхён это понял с первого дня их знакомства, а после это подтвердилось, когда Чонгук самостоятельно, пьяный в хлам, пытался забраться на кровать в его доме, отпихивал раскрытой ладонью в грудь и что-то бубнил о самостоятельности. После того, как пару раз упал на спину, всё же дал Тэхёну поднять себя и уложить в тёплую постель. «Я почти забрался сам!» — отрезал Чонгук, накрывшись одеялом с головой. «Да, сам выбрал остаться на полу, но нам не нужно, чтобы ты заболел», — мягко улыбаясь, парировал Тэхён. Сейчас он стал играть в избегание. Напрямую об этом не говорит, конечно, но с Тэхёном не видится уже вторую неделю, всё время занят поисками места учёбы и самого себя. «Я не знаю, кем хочу быть, Тэхён, а мне двадцать лет!» — восклицал Чонгук, когда они завтракали у Кима дома. «Дай себе время, — мягко успокаивал тот. — Ты только вернул зрение. Представляю, какой это стресс, не требуй от себя слишком многого» «Почему?» — недоуменно воскликнул Чонгук. «Выгоришь или разочаруешься», — сказал Тэхён. Это ему знакомо. Когда он подолгу рисует одни и те же эскизы, пытаясь отработать навык, после находится словно в некой прострации, ни на что и ни на кого не реагируя. Душа уже ничего не хочет, а тело остаётся безжизненной оболочкой. С того момента он завёл одно правило: не требовать от себя того, чего не в состоянии сейчас сделать, чтобы не корить себя после. Переживания за Чонгука постепенно выливаются на холст. Тэхён делает неровные мазки, рисуя белые пятна на чёрном фоне. Выходит что-то похожее на звёздное небо, только сверху покрытое густым туманом. Свет пытается пробиться сквозь него, но не может, значит, время ещё не пришло. Уже после, глубокой ночью, они засияют с новой силой, но не сейчас. Он утирает нос, пачкая его в белой краске и сам того не замечая. Вся его душа в переживаниях о Чонгуке. Странно, раньше он ни о ком так не думал. Этот парнишка, застенчивый и нерешительный, завоевал его сердце, но Тэхён ещё не готов открыться — он привык, что люди ничего не делают просто так. Субину за деньги нужен его талант, для того, чтобы Тэхён молчал — договор. Всё чего-то да стоит. Наверное, с чувствами так же. Тэхён не знает. Никогда их не испытывал, не влюблялся, не думал о человеке в таком ключе. Как приятно было бы его коснуться, прижать к себе, обнять в попытке запихнуть в своё сердце, стать опорой и собрать все слёзы с его покрасневших щёк. Но Чонгук при нём никогда не плакал, даже когда они пили вместе. Он словно скрывает свои чувства за толстой бронёй, сглатывает и забывает. Тэхён пытался достучаться, но ничего не вышло. От картины Тэхёна отвлекает громкий стук в дверь. Не вытирая руки от масляной краски, запнувшись о лежащий на полу мольберт, Ким ругается, спеша открыть дверь, и открывает рот в немом страхе. На пороге стоит Чонгук, это точно он, но его лицо уставшее, под глазами серые мешки, кофта в пятнах от кофе, а лицо сливается с белой стеной в квартире. Тэхён ничего не произносит, быстро хватает за руку, затаскивая внутрь, стягивает куртку, бросает её на тумбу. На языке столько вопросов, но он ждёт, пока Чонгук начнёт сам. — Я поступил, — еле слышно шепчет Чонгук. — Я поступил, Тэ, — обхватив Тэхёна за шею, он виснет на нём, то ли ноги не держат, то ли он так рад встрече. Он весь дрожит. Тэхён придерживает Чона за талию, пятится, зарывшись носом в сальные волосы. Сейчас это не важно. Ничего не важно. То, что от Чонгука пахнет сигаретами и грязными волосами… Его тело вспотевшее, а руки скользкие… — Поступил? — Тэхён усаживает его на диван, опускается рядом, позволяя Чонгуку положить голову на свои колени, и невзначай гладит его по уху, перебегая пальцами на шею. Чонгук не рассказывал, на кого именно собирается учиться, держал в тайне до последнего, боялся спугнуть. — Я буду учиться на хореографа! У Тэхёна немеет язык. Этого он совершенно не ожидал… Человек, который рассказывал о том, как мечтал стать врачом, грезил о точных науках, вдруг решил податься в искусство. — Хоре… — Тэхён мотает головой. — Что? Вот именно, Чонгук, что? — Я поступил в академию искусств. Они посмотрели мой танец и сказали, что я принят! — Чонгук рад, но из-за измотанного состояния голос осипший. Посмотрели танец? Какой, к чёрту, танец? Почему Тэхён слышит об этом впервые? — Ты поступил куда? — Тэхён похож на стереотипного дурака из мультиков, который переспрашивает всё по десять раз, но он и чувствует себя именно таковым. — Мне было очень не по себе, — Чонгук продолжает вжиматься в крепкие бёдра Тэхёна, заставляя того покрываться мурашками и выдыхать в восхищении. — Я не знал, кем мне быть, душа была не на месте — кажется, ты так это называл. Я совсем запутался в себе, часами листал вступительные экзамены в разных вузах, смотрел всё, от строителя до космонавта, — он тихо смеётся. — А потом увидел сайт Академии Искусств, посмотрел пару видео, и во мне словно… Не знаю, как сказать… — Чонгук кладет руку на грудь. — Когда сердце замирает и дышать становится трудно, а глаза будто вот-вот лопнут — настолько широко ты их открываешь. Понимаешь меня, Тэхён? О да, Тэхён понимает. Но лишь кивает в ответ. — Я выучил хореографию, записал видео и отправил, ни на что, если честно, не надеялся, но, Тэхён! — Чонгук поднимается, резко сокращая дистанцию между ними, почти касаясь своим носом его. — Они сказали «да». — Ты покажешь мне? — Тэхён опускает руку на затылок Чонгука, вороша его пропотевшие волосы. — Хочу посмотреть. — Мне прямо тут станцевать? — Чонгук скептически осматривает квартиру. — Маловато места. — Видео, — Тэхён громко смеётся, стукаясь с ним лбами, — видео, дурак. Чонгук улыбается уголками губ, доставая из сумки планшет с потёртым экраном, и быстро открывает страницу с письмом для академии. Тэхён не готов. Он видит Чонгука в полупрозрачной белой рубашке и спортивных легинсах и понимает — не выдержит. Чон нажимает на плей, нервно закусывая губу, следя за реакцией Тэхёна, который всё видео сидит с открытым ртом и ни капли этого не скрывает. Пустой зал — скорее всего, Чонгук записывал танец в самой академии, — на фоне играет медленный аккомпанемент фортепьяно. Волосы Чона завязаны в хвостик так, что вспотевшее лицо видно до мельчайших деталей, как и искусанные припухшие губы. Худоба Чонгука выглядит болезненной. Он — эстетичный. Заставляет сердце Тэхёна замирать на каждом взмахе руками. Капли пота стекают по шее, пока Чонгук элегантно переставляет ноги и смотрит буквально в душу, будто готовый вот-вот наброситься. Когда Чон опускается на колени, задирая голову к потолку, его грудь вздрагивает от сбитого дыхания, а рубашка, прилипшая к груди, очерчивает её контуры, Тэхён окончательно теряет дар речи. — Тебе понравилось? — нерешительно интересуется Чонгук. Понравилось? Он шутит? У Тэхёна уже десять минут словно не бьётся сердце. — Знаю, — начинает отчитывать себя Чон, — экзаменаторы сказали, что такт хромает, но через годы обучения всё будет идеально. А сейчас что, было не идеально? Тэхён продолжает молчать, глядя на Чонгука, который ждёт, пока он хоть что-то скажет. — Чонгук, — хрипло шепчет Тэхён, — это было прекрасно. Почему ты мне не говорил? Господи, я так переживал, что с тобой что-то случилось! — он двигается ближе, кладёт руку на колено Чона. — Что я сказал что-то не то… А ты всё это время репетировал. Я должен был… Должен был быть рядом, поддержать, так почему? Почему ты не сказал? Тэхён не в обиде за это. Совсем нет. — Я не хотел, боялся стать обузой, — Чонгук грустно улыбается. — Обо мне всё время кто-то заботится, и я устал, Тэхён. — Чонгук, люди заботятся о тебе, потому что любят, а не потому, что им тебя жалко, — Тэхён медленно поднимает руку, касается пальцами вспотевшей щеки Чона, затем скользит на пухлые губы, делает пару мазков. — Переживают, разговаривают, помогают — из-за любви. Никто не называет тебя беспомощным, никто и никогда так о тебе не думал, и я тоже. — Ты сейчас, — Чонгук наклоняется вперёд, — мне в любви признался? — Да, и поэтому, — Тэхён выдыхает, — никогда, слышишь, никогда не думай, что ты для меня обуза. У Чонгука во второй раз за неделю сбивается дыхание. Что это? Когда смотришь в глаза человеку и весь остальной мир не существует, боишься моргнуть, пошевелиться — вдруг всё окажется сном, от которого проснёшься при малейшем шорохе. Чонгук думает — вот бы этот сон не кончался. Тэхён в который раз понимает, что именно он чувствует.