Серость

      — Натурщиком? — переспрашивает Чонгук. Голова у него ещё ватная — вчера явно перебрал с алкоголем и совсем ничего не помнит. — Да, — Тэхён сидит перед мольбертом, водя по нему сухой кистью, словно пытаясь собраться с мыслями и, наконец, хоть что-то нарисовать. — Ты сам предложил вчера, забыл? — смеётся Ким, наблюдая за парнем, на лице которого полное недоумение. — И что, — таращится Чонгук, жадно глотая холодную воду из хрустального стакана, — прям совсем голым? — Прям совсем, — кивает Тэхён, вытирая пальцы о салфетку. — Сам сказал — ты будешь самой красивой моделью. Вот тебе и раз… Чонгук не может этого вспомнить. Но вот поцелуй Тэхёна на своих губах всё ещё отчётливо чувствует. — Если передумал, то так и скажи, я не заставляю, это была твоя инициатива, — художник откидывается на спинку кресла и закидывает руки за голову. Чонгук снова таращится на напряжённые мышцы и выступающие вены Тэхёна. — Я даже не знаю, — мямлит он, краснея. — Ты увидишь, ну… Всё там… — Да, увижу, — соглашается Тэхён, словно для него в этом нет ничего удивительного, но не настаивает. — Я просто спросил, помнишь ли ты об этом. Ладно, забудь, скорее всего, ты просто много выпил. Сначала пьяный поцелуй, теперь позировать буквально нагишом… Чем Чонгук думал? — Я готов, — Чонгук тянется к своей футболке и поднимает её за края. Тэхён даже не успевает среагировать, а Чон уже кидает смятую одежду на пол. Подтянутое тело всё такое же болезненно худое, на венах синяки от инъекций и множество шрамов. Нанёс ли их себе Чонгук сам или это следы лечения, для Тэхёна остаётся загадкой, но он красивый. Чертовски привлекательный. Смущённо отводит взгляд в сторону, скрещивая руки на груди, прикрывает розоватые соски, тяжело вздыхая. Тэхён указывает кистью на штаны, намекая, что их тоже нужно будет снять. — Да знаю я, — бурчит Чонгук, поджимая губы. — Знаешь, я не каждый день раздеваюсь для художников! — Не знал, — отшучивается Тэхён. — Я запомню. А сам уже задыхается от такой неприличной красоты. — Я могу помочь, — Тэ растягивает губы в улыбке, играя бровями. — Лучше подготовь краски! — Чонгук поворачивается к нему спиной, а Тэхён ползёт взглядом по позвонкам и рёбрам, изучая спину, контуры лопаток, то, как падает свет, очерчивая силуэт Чона. На это смотреть можно вечно. Чонгук не понимает, что делает, ругается про себя — это просто какой-то нонсенс, апофеоз кретинизма и всё в таком духе, — но брюки всё-таки стягивает, оставаясь в одних боксерах, облегающих тонкие бёдра. Он похож на винтажную фарфоровую статуэтку или даже каменную, как те, что раньше украшали города Древнего Рима. Привлекательный, эстетичный и скованный. Сделав глубокий вдох, Чонгук спускает с себя бельё и медленно поворачивается к художнику лицом, но глаз не открывает. — Ты красивый, — не в силах скрыть своего потрясения, хрипит Тэхён, уронив челюсть. — Садись вон в то кресло, — он указывает на резной стул с белой обивкой, и Чонгук семенит к нему довольно долго, усаживается поудобнее минут пять, испытывая терпение, но Тэхён готов подождать. — Расслабься, сядь как тебе удобно. — Да помню я! — восклицает Чонгук, нервно зачёсывает прядки волос назад и откидывается на спинку кресла, затем подпирает голову рукой, укладывая ногу на ногу. — Очень хорошо, — Тэхёну действительно нравится эта поза, ничего не хочется менять. Он и не собирался разглядывать гениталии парня. Куда более интересно то, как он сам себя преподнесёт. Не нужно пытаться показаться тем, кем не являешься — вот главный залог успеха натурщика. — Я могу налить тебе, если хочешь. — Нет, — отрезает Чонгук. Он хочет помнить всё. — Никакого алкоголя сегодня… — Тогда начнём, — Тэхён укладывает кисточку рядом с холстом, долго ищет, за что зацепиться, но не видит ничего, кроме тёмных глаз, в которых ещё с первых секунд их знакомства успел утонуть. Чонгук постепенно привыкает. Его рука, лежащая на колене, перестаёт сжимать ногу, а плечи не вздымаются при каждом нервном вздохе. Он смотрит в глаза Тэхёна каждый раз, когда тот отрывается от холста, чтобы сравнить реальность с зарождающейся картиной. — Ты оставишь её себе? — Чонгук облизывает пересохшие губы, кусает их до крови, громко сглатывает. — Нет, продам какому-нибудь извращенцу, — ворчит Тэхён. — Конечно, оставлю! Что за глупые вопросы… Ещё он портреты ню не раздаривал проходимцам. — Кто тебя знает. Может, тебе бы за неё хорошо заплатили, — предполагает Чонгук. — Плевать на деньги! Тебя я никому не продам, — отсекает Тэхён и возвращается к работе, всё больше времени уделяя лицу, аккуратному и такому манящему. Вчерашняя ночь бьёт чередой воспоминаний. Чонгук целует его, положив руки на крепкие плечи, прижимается грудью, отдавая всё свое тепло, томно дышит, умоляя не отпускать. Тэхён вцепляется крепче в его рёбра, ведёт пальцами по спине, запускает вторую руку в мягкие волосы и не может насытиться, проникая языком глубже. Они оба задыхались, оба понимали, что теперь никогда не оставят друг друга, признавались немыми взглядами в искренних чувствах. Любовь с первого взгляда, или как это зовётся во всех романах и стихах, которые Тэхён читает по ночам? Встретить того единственного, показать ему свою обнажённую душу… Пока Тэхён читал Чонгуку в ночи признание в прозе, тот невзначай предложил действительно предстать перед ним голышом. Дурак. Но Тэхён согласился. — Ты меня взглядом сейчас сожрёшь, — Тэхён смеётся, прикрыв глаза. Не то, чтобы он против. — А ты меня нет? — Чонгук впервые не боится, когда его так пристально рассматривают, видят все изъяны его тела. Ему впервые не стыдно. — Я очень стараюсь, — врёт Тэхён, хотя внутри всё перевернулось с ног на голову. Ким соврёт себе, если скажет, что Чонгук не сексуальный. — Хотел спросить: почему ты рисуешь меня в серых оттенках? — Серый хорошо показывает мелкие детали тела, лица. Можно сделать акценты тенями… Он — мой любимый, — новый пункт — этот оттенок теперь ассоциируется только с Чонгуком. — И все изъяны? — У тебя нет изъянов, — Тэхён долго ведёт грифелем по одному месту и наконец опускает его ниже, приступая к телу, всё чаще бросая взгляд на Чонгука. — Член тоже нарисуешь? — Чонгук почти смеётся, морща нос, но в его голове это и правда звучало забавно. — Хочешь два? — А второй где? — удивляется Чон. — На лбу, если ещё раз пошевелишься! — угрожает Тэхён, но, конечно же, он этого не сделает. — Всё-всё, не отвлекаю, маэстро! Чонгук на самом деле открытый и добрый, просто с израненной душой. Он скрывается за маской, боясь подпустить к себе кого-то поближе. Всю его жизнь его либо жалели, либо пользовались, и третьего было не дано. Третьим стал Тэхён. На секунду остановившись, Ким поднимается с места. Чонгук боится, вдруг что-то сделал не так. Например, моргнул… Тэ быстро преодолевает расстояние между ними, ставит руки на ручки кресла, нависая сверху, выдерживая зрительный контакт секунду, две, дышит в унисон с Чонгуком, подбирается ближе — и целует. Терпение лопается. Тэхён очень старался, но когда, казалось бы, последний штрих был наложен, в голове словно всё отключилось, все его желания оказались направлены в одну точку. Чонгук поднимает руку, упираясь раскрытой ладонью в его торс, тянется выше, отвечая на поцелуй, сглатывает слюну, забирается на кресло с ногами и встаёт на колени, окольцовывая шею в крепкой хватке, сцепляя пальцы в замок. Чонгук сладкий, с остатком вкуса виски на языке, Тэхён горький от табака и сигарет, которые курил ранним утром на балконе. Убийственное сочетание. Ким поднимает его выше, придерживая под спиной, легко отрывает от кресла и несет на диван, где укладывает и нависая сверху. — Ты закончил картину? — скептически интересуется Чонгук. — Да, — Тэхён снова целует его — другого просто не хочется. Этот парень ворвался в его жизнь незвано, но теперь он его не отпустит. Разводит коленом сведённые ноги, садится, продолжая целовать. Слюна стекают по подбородку у обоих, пульс частит и жар по телу. Невозможно насытиться этим моментом. — Дальше мы не зайдём? — в пространстве повисает осторожный вопрос Чонгука. — Не бойся. Ничего большего, ничего такого, чего ты не захочешь, — Ким спускается ниже, оставляя поцелуи на шее, ведёт носом, глубоко вдыхая, пока Чонгук под ним дрожит от желания, забывает все свои страхи, проваливаясь в момент, где есть только он и Тэхён. Единственный и настоящий, не притворяющийся кем-то другим, открытый, как свежая рана, которую хочется излечить. Чонгук с первых секунд знал, что просто так расстаться не получится, когда пришёл в первый раз и увидел уставшего от жизни художника. Чонгук показался уставшим от жизни человеком, но с надеждой на что-то светлое. Дольше, чем один поцелуй. Тэхён нежен, словно с той самой статуей, сохранившей свою красоту через века, мажет языком по груди, оставляя мокрый след меж рёбер, сглатывает слюну вперемешку с солёным потом, почти хрипит, едва дыша, не забывая гладить Чонгука по рукам, вырисовывая по телу узоры. — Ты очень чувствительный, — удивляется Тэхён, когда Чон под ним вздрагивает от любого прикосновения. Он столько всего вытерпел за свою жизнь, но продолжает реагировать на что-то незначительное так ярко. — Это из-за тебя, — Чонгук давится в громких стонах, тонет в звуках хриплого голоса, прикрывая глаза. — За что ты мне такой? — Тэхён останавливает губы возле розового соска. — Не понимаю… — Если честно, я сам не знаю, — Чонгуку не хочется останавливаться, но все эти новые чувства ему незнакомы. Он практически их боится. — Что это? Не понимаю… Чонгук никогда ни с кем не был близок настолько. — То, с чем мы пока не будем спешить, — Тэхён себе не простит, если первый раз у Чона будет таким неосознанным, пусть тот и сам этого не понимает. — Можешь сходить в душ. — Это ещё зачем? — Чонгук запутывается пальцами в кудрявых волосах. — Природа подскажет, — по-детски хихикает Тэхён. Они и так зашли далеко. Кто-то должен быть разумнее.