Серость

— Ты что? — Тэхён хмурится. Он явно не ожидал увидеть Чонгука на пороге своего дома во второй раз. Сегодня тот в чёрной футболке, сверху голубая рубашка и джинсы, шаркающие по земле штанинами. — Я… — Чон нервно почёсывает затылок. Кажется, его не рады видеть… — Купил билеты на выставку с твоими картинами. Это не его картины, они выставлены под другим именем. Тэхён не хочет их видеть, слышать восхищённые возгласы людей, адресованные не ему. — Зачем? — Тэхён опирается на косяк, оглядывает Чонгука с ног до головы. Этот парень глупый или как? — Мы можем сходить вместе. Я заметил, что у тебя дома нет твоих работ совершенно, — Чонгук покачивается на ногах, держа руки за спиной. — А мне бы так хотелось посмотреть. Тэхён очень наблюдателен — издержки профессии. Он замечает, как у парня дёргается кадык, руки не находят себе места, и Чонгук то и дело вытирает ладони о рубашку. — Я не хочу, — отрезает Тэхён. — Тебе это зачем? — Увидеть мир твоими глазами, — звучит очень меланхолично, вот только в картинах, которые Тэхён рисует для других, мало чего от него. — Я рисую под заказ, — Тэхён потирает переносицу пальцами. — Большинство полотен не с моими идеями, так что вряд ли ты что-то поймёшь для себя. Да и зачем ему это? Они виделись один раз. Между ними ничего не может быть. — Ты совсем ничего не привнёс? — на лице Чонгука удивление. Такого ведь не может быть. — Совсем, — Тэхён хочет скорее закончить этот диалог. На выставку он не пойдёт ни за что. — Так не бывает, — Гук пожимает плечами. — Ты ведь художник. — Художник от слова «худо», — смеётся Тэхён, прикрыв глаза. — Ты от меня не отстанешь, да? Тэхён понимает Чонгука. Ему только неделю назад вернули зрение, способность видеть этот мир, а не только слышать. Он хочет познать всё, что упустил будучи слепым. — Если попросишь, — Чонгук сглатывает в третий раз, — я уйду. Зачем Тэхён согласился на портрет этого странного парня? Впускать его в свою жизнь не хочется, водить по выставкам тоже — Тэхён не страдает синдромом спасателя, он думает только о собственном благополучии и перестал это скрывать очень давно. — Ладно, — Тэхён, что ты делаешь? — Завтра, в шесть вечера, в выставочном центре. Тэхён собирается закрыть дверь, но Чонгук останавливает его, выставив ногу в проём. — Я могу прийти к тебе? Боюсь заблудиться… — не моргая, просит Чонгук. — У тебя топографический кретинизм? — беззлобно спрашивает Тэхён, но улыбается. — Есть такое, — Чонгук чешет затылок, прикрыв глаза. — Хорошо, приходи в пять, и не опаздывай, — Тэхён закрывает дверь, не успев дать Чонгуку ответить. Нужно собраться с мыслями. Ему не запрещено посещать выставки, но организаторы и сам «художник» будут косо поглядывать, не давать проходу и следить, чтобы он не сказал лишнего. Тэхён не готов испытывать всё это снова. Он перестал посещать выставки полгода назад — там его окружали коршуны, готовые разорвать художника на части, ткнуть лицом в договор, а после отправить домой, чтобы лишний раз не светился. Тэхён оседает на пол, ударившись затылком о дверь. Интересно, Чонгук ушёл? Или продолжает топтаться на месте? Каково это — полжизни быть слепым, а потом вдруг вернуть зрение? Тэхён с этим, слава богу, не сталкивался, поэтому, наверное, ему так сложно понять Чонгука. Если не испытывал чего-то на себе, судить по опыту другого сложно, практически невозможно. Что из этой вылазки выйдет, пока непонятно, но Тэхён надеется, что ничего страшного — он просто выпьет кофе, расскажет Чонгуку о некоторых своих работах и со спокойной душой вернётся домой. Так всё и случится.

* * *

Тэхён не может оторвать взгляда от Чонгука в приталенной чёрной рубашке и узких брюках, в туфлях на платформе и с цепью, окольцовывающей шею. Красивый. Чертовски, неприлично красивый. Тэхён засматривается и не стесняется этого совершенно. — Тебе будет удобно? — перед тем, как открыть дверь, Тэхён нырнул в бежевый свитер и коричневые штаны. Ему свободно и легко. — Да, — Чонгук выходит из дома, вдыхая тёплый воздух, поднимает голову к небу, наслаждаясь солнцем. — Этот мир… такой красивый. Вчера я первый раз увидел цветение хризантем. Это было как рождение. — Угу, — на самом деле, Тэхён поражён. Он, как личность, чувствительная к миру, сам любит наблюдать за обыденными вещами — осенними листьями, хлопьями снега, паром от чашки чая. Он вдохновляется буквально всем, что видит, но давно перестал рисовать для себя — очень много заказов от других людей, на свои «хочу» времени просто нет. — Поедем на автобусе? — предлагает Чонгук, понимая, что, скорее всего, у Тэхёна нет машины. — Я, конечно, бедный, но не настолько. У меня есть старенький форд, — улыбается Ким, ведя гостя в сторону гаража, где стоит голубая машина, переливающаяся под искусственным освещением, с двумя белыми полосками на капоте. Чонгук подходит к ней впритык, изучая взглядом каждый изгиб, и восхищается, громко выдыхая. — Она прекрасна, — Чонгук хочет дотронуться до холодного металла, но неуверенно опускает руку, убирает её в карман. — Правда? — Тэхён хмыкает, усаживаясь на водительское место. — Ты так и будешь там стоять? Или поедешь на капоте? — опустив голову на руль, он всё ещё хочет передумать, но Чонгук тогда уйдёт расстроенным, а обещания нельзя давать просто так. Это то, что Тэхён усвоил за свою жизнь. Сердце сжимается, мышцы напрягаются до предела, когда Чонгук опускается рядом и запутывается в ремне безопасности. Неуклюжий. Тэхён тянется через его ноги, помогает пристегнуться. Секунда — и их взгляды встречаются. Он слишком близок к тому, чтобы коснуться носом щеки Чонгука. Неловко кашлянув, он извиняется и заводит машину. Зачем? Тэхён, зачем ты согласился? — Только есть одно правило, — Тэхён смотрит ровно перед собой, следя за дорожным движением, за тем, как белые полоски устремляются вниз. Свет фонарей бьёт в окно, освещая лицо Чонгука. Тэ пытается не смотреть, но он видит в профиле Чонгука что-то хрупкое, притягательное, заставляющее волноваться. Тэхён мысленно бьёт себя по лицу и вдавливает педаль газа в пол. Из этой машины много не выдавишь, но он пытается. — Ты никому не должен говорить обо мне. Не заговаривай ни с кем о картинах, чтобы случайно не проболтаться. — А если я случайно скажу, что восхищаюсь художником Ким Тэхёном? — Чонгук улыбается, зажав руки между ног. — Чонгук, у меня будут проблемы, — Тэхён заканчивает разговор, когда они останавливаются возле въезда на территорию высокого здания с множеством окон, устремляющегося в небо, словно пытающегося разорвать алое небесное покрывало. Лучи медленно вырываются из-за облаков, словно солнце не хочет уходить, пытается на минуту задержаться. На парковке у выставочного центра множество дорогих машин, стоимость которых начинается от миллиона и выше, и на старенький форд Тэхёна все смотрят предвзято. Богатые мужчины в костюмах ведут под руку женщин в коктейльных платьях, все разговоры о чём-то высоком — об эмоциональном окрасе картин художника, о его переживаниях, надрывах, которые он пытался изобразить на полотне. Но Тэхён знает, что все чувства, переданные в этих работах, искусственные. Когда он рисует не для себя, чувствует себя бездушной машиной. В работах на этой выставке нет ничего, кроме пустоты. — Все пришли парами, — подмечает Чонгук, выходя из машины и осматриваясь, разглядывая вечернее небо. — Да, это же выставка именитого художника, — смеётся Тэхён. Чхве Субин — его постоянный заказчик, которому Тэхён нарисовал уже несколько десятков картин по точному описанию юного автора, который решил не заканчивать художественную академию, а сразу зарабатывать деньги, но на чужих трудах. Для него искусство — это всё, что можно продать. Если картина ничего не стоит — она плохая. Та ещё личность, мерзопакостная, Тэхён не скрывает своего отвращения при виде него. Но Субин не хочет становиться лучшими друзьями, и на мнение Тэхёна ему всё равно, плевать, как он себя ведёт и что думает, главное — чтобы заказ был выполнен вовремя. — Субин? Это кто? — Чонгук останавливается перед вращающейся дверью. — Художник, — саркастично отвечает Тэхён, прикрывая глаза, когда заходит внутрь здания. Здесь людей ещё больше. Все ходят, задрав головы, мужчины в очках разглядывают полотна, женщины подле них всем своим видом пытаются показывать интерес, но на самом деле скучают. Их главная цель — произвести впечатление на своего избранника. Хочет ли Тэхён произвести впечатление на Чонгука?.. — Так ярко, — Чонгук смотрит в сторону бара, над котором висят лампы на цепочках. Белые стены, увешанные картинами, вытягиваются в коридоры. — Это… — восхищённо и немного заикаясь тянет он. — …Всё твоё? — Тихо, — Тэхён дёргает его за руку, — я ведь просил. Чонгук мотает головой, сминая пальцами край рубашки. — Прости, прости, — несколько раз кивнув, тараторит он. Тэхён ведёт его за руку в сторону последней работы, которую закончил на днях. Субин решил вывесить и её. На ней бледный худощавый юноша, вокруг разбросаны художественные принадлежности, а его рука тянется к зеркалу, вырисовывая узоры. Оттенков множество, но акцент на жёлтых и серых. Лица объекта не видно, словно он сам отказывается на него смотреть или показывать зрителю. Тэхён видит в этой картине отражение себя. Он закончил её после ухода Чонгука, и его словно ударило по голове чем-то тяжёлым. — Красиво, — шепчет Чонгук, стоя за спиной художника. — Похож на тебя. Не сравнивай. Не делай этого. Тэхён отходит на шаг, глядя на Чонгука через плечо, и кивает. — Тэхён-ши! — доносится неприятный до зубовного скрежета голос. Субин… Почему он просто не проигнорировал его? Тот кладет руку на плечо старого знакомого и слегка сжимает. — Надеюсь, ты зашёл сюда от нечего делать? — Я привёл Чонгука. Он хотел посмотреть, — Тэхён кивает на своего спутника. — А, Чонгук, — Субин тянет ему руку в знак приветствия, но остаётся проигнорированным. — Субин, приятно познакомиться! Он высокий, возможно, даже выше Тэхёна, в деловом костюме и явно дорогих часах на руке. Пальцы украшают серебряные кольца, губы искажены в натянутой улыбке. — Тэхён, пошли к следующей картине, — не обращая внимания на Субина, на которого с первых секунд знакомства смотрел с отвращением, Чонгук удаляется. — Строптивый у тебя друг, — Субин радостно хлопает в ладоши и подмигивает — главная звезда выставки, готовая к восхищению публики. — Присматривай за ним. Тэхён рад, что Чонгук повёл себя с ним именно так. Он не хотел терпеть эту личность рядом дольше необходимого. Кстати, о Чонгуке, где он? Найдя парня возле полотна с разбитым новогодним шаром, в котором прорисованы осколки рук с открытыми ранами, Тэхён замирает. Больно. Может быть, Чонгук прав и всё это время он просто обманывал себя? Пытался сбежать от осознания того, что продаёт свою душу другим людям? Чонгук вскрывает раны Тэхёна каждым своим вопросом, каждой новой картиной, к которой подходит. Его словно охватывает боль, как если бы она была материальной, представляла собой бесконечные цепи с шипами, которые, когда делаешь резкие движения, только туже затягивается. Дышать тяжело. Почти невозможно. — Тэхён? — Чонгук наблюдает со стороны, боясь произнести хоть слово. — Выйдем на улицу? — умоляет художник и, не дожидаясь согласия, направляется к выходу на ватных ногах мимо скопища людей, совершенно их не замечая. Чонгук плетётся следом, успев заметить ещё несколько картин, мнётся около них, стараясь запомнить детали, чтобы потом вернуться. На улице уже довольно прохладно, солнце давно зашло и на небо высыпали звёзды. Тэхён стоит чуть в стороне и курит, запивая дым горьким кофе, и вручает стакан подоспевшему Чонгуку. — Зря я пошёл, — цедит Тэхён сквозь сжатые губы, развеивая дым перед лицом. — Это твои работы, это ты, — Чонгук берёт стакан, в котором обычный капучино. Тэхён, наверное, не знал, какой кофе любит его спутник, и взял по классике. Чонгук делает несколько глотков, обжигая язык, и толкает Тэхёна в плечо. — Я знаю, просто долго убегал, — вытирая губы большим пальцем, Тэхён опускается на землю, садясь на одну из ступенек. — От чего? — Чонгук не понимает. — От себя, — многозначительно повисает в пространстве. — От самого себя. Боль настигает его в секунду. Цепи вот-вот оторвут голову, если затянутся ещё туже, вскроют артерию острыми шипами, оставив истекать в луже собственной крови. Тэхён правда уверовал в это — что на тех картинах от него ничего нет, что всё это простые заказы ради денег. Почему Чонгук так быстро сломал его представление? Кофе помогает согреться, хотя весенний ветер не такой уж и холодный, но мороз — он внутри. Тэхён не хочет туда возвращаться, но то, как Чонгук смотрел на его работы, вызывало восхищение. От его затаившегося дыхания, от сменяющихся эмоций на его лице, желания побыть с картиной ещё немного щемит в груди. Рядом с Чонгуком работы Тэхёна стали для него особенными, обнажили его душу. Он вспомнил, что умеет чувствовать.