Серость

Мир одинокая клякса, пятна на солнце. Тело без чувств, это сказ об уродце. Нарисовавшем мелом, свой силуэт: Ты меня больше не видишь, я тебя нет. Хочется очи прикрыть и прикоснуться Неводом по морю плыть и не проснуться. В нём захлебнуться, солёной испив воды. Мир одинокая клякса, смерть как синоним тоски.

      Тэхён отряхивает руки от краски, вытирает их о белую тряпку, покрытую маслянистыми разводами. Он практикуется всегда, когда есть на это время, по возможности не выпускает кисточки из рук. Он загорается в начале работы и тлеет к её завершению. В его маленькой съёмной квартире нет свободного места, всё завалено разного рода неудачными эскизами — неудачными по мнению самого автора, а посреди комнаты стоит старенький мольберт, на который Тэхён таращится вот уже несколько часов. Ничего. Ничего в голову не приходит. Тэхёну нужна эта работа, чтобы продать её какому-нибудь популярному автору, который, в свою очередь, продаст её за несколько тысяч долларов, выделив автору всего сто, но Тэхёну большего и не нужно. Если за двадцать лет практики слава к нему так и не пришла, это ещё не значит, что придёт теперь. Он водит по холсту сухой кистью, представляя образы, но всё как в тумане. «Мне нужна эта картина через три дня», — уточнил заказчик, поправляя на руке дорогие, явно брендовые часы. Тэхён же пятернёй зачёсывал назад давно не мытые волосы, одними губами держа тлеющую сигарету, и что-то мычал про себя. Мужчина явно хотел побыстрее сбежать из его дома, пропахшего дешёвым виски и ванильными сигаретами. Он не скрывал в своём взгляде презрения, буквально возвышаясь над Кимом. Три дня. У Тэхёна остается всего день. Но холст по-прежнему пуст. Почему? Почему? То сжимая, то разжимая руки, он пытается унять непонятную дрожь, пробивающую всё тело. Если не закончить вовремя, богатого клиента можно потерять навсегда, а он не может, не может дать этому случиться. Откуда этот страх? Тот человек хорошо платит, больше, чем все остальные, его проценты и сумма за заказ вдвое выше, чем ставит Тэхён, но что делать, когда руки окончательно опускаются? Тэхён закуривает пятую сигарету подряд, держит её меж пальцев, опустив фильтром на губы, но не затягивается, просто смотрит на пустой холст через едкий дым. Иногда голову посещают совсем не светлые мысли. Что, если всё, за что он боролся, не имеет смысла? Его творчество. Скудная жизнь. Идеи. Никому не нужны идеи, если их невозможно продать. Тэхён не продавец, он просто выплёскивает душу на холст, бумагу, что угодно, превращая её в серые пейзажи, портреты, арты. Видя в них отражение своего собственного «я», в котором давно потерялся. Мыслительный процесс прерывает звонок в дверь. Тэхён никак не реагирует — это не может быть заказчик (он, конечно, некоторых терпеть не может, но не за то, что они подгоняют по срокам). Если этот незваный гость не перестанет насиловать звонок, Тэхён откроет через пять минут. Ким делает первую затяжку почти истлевшей сигареты и выдыхает дым через нос. Одна минута. Зачем он продолжает бороться? Две. Желание наброситься на пустой холст и растоптать его становится невыносимым. Три минуты. Тэхён задыхается — наверное, слишком долго удерживал дым в лёгких. Четыре. У этого человека за дверью, наверное, стальные нервы. Пять минут. Ким поднимается с места, еле волоча ноги в коридор, даже не думая трогать выключатель, от которого лампа тут же перегорит — перенапряжение, а вызвать электрика для смены проводки нет средств. — Кто там? — звучит как-то неуверенно. Тэхён тушит сигарету о косяк, но ответа не слышит и останавливает пальцы на ручке двери, тянет пропахший краской и дымом воздух и резко отпирает дверь. Если это грабители, они захотят оставить Киму награбленное из других квартир. Парень. Высокий, со смолянистыми волосами, прикрывающий половину лица козырьком кепки, в тёмных штанах и обуви на высокой подошве, в толстовке, рукава которой тянутся ниже кистей его рук. Интересный экземпляр. Если это новый заказчик, Тэхён не против рассмотреть его лицо поближе. — Вы Ким Тэхён? — боязливо спрашивает незнакомец. — Да, — Тэ машет рукой, приглашая гостя внутрь. — Вы за картиной? Тишина. Он вдруг замолчал. Всё, что его интересовало, имя? Может быть, это один из критиков художников, покупающих картины у Тэхёна? Их множество раз обвиняли и пытались поймать за руку, найти, на чём подловить. Да, если не ты автор своих работ, в мире продажного искусства это настоящий скандал. Но Тэхёну с этого ничего не будет, ни славы, ни денег. Немного потаскают по судам, заставят оформить авторство, но большего не предложат. Странный гость продолжает молчать, покачиваясь на своих двоих в узком коридоре. — Вы что-то хотели? — начинает Тэхён. Он не любит тратить время впустую. Глупо — ведь уже два часа он только этим и занимается. — Я хотел заказать свой портрет, — хрипит парень. Голос невзрачный, чего нельзя сказать о нём самом — высокий и яркий, одет во всё чёрное, но когда ты почти два метра ростом, не заметить тебя в толпе невозможно. Особенно если ты похож на киллера из криминальных фильмов — не хватает только пушки за спиной. — Вы знаете мои расценки? — У меня только десять долларов. Смешно, но… — Вы предлагаете мне всю сумму? — Тэхён не проходит внутрь без гостя, как делает это обычно. Он ждёт. — Да, — тот тянется пальцами к маске на лице, и лучше бы он этого не делал. Тэхён никогда так долго ни на кого не смотрел. Его черты аккуратные, лицо болезненно худое, впалые скулы, но яркие, невообразимые тёмные глаза, которые утягивают Кима за собой. — Я могу узнать ваше имя? Вы хотите продать картину после? — Тэхён никогда не ходит вокруг да около. Обычно заказчики сами начинают с этого диалог — заставляют подписать бумаги о том, что художник полностью отказывается от авторства. Никому не нужны проблемы. Суды. Потеря своего имени. Тэхёну нужны от них только деньги. На славу он давно наплевал. — Нет, зачем её продавать? — ясно, перед Кимом наивное дитя. — Чтобы выручить больше денег, — усмехается Тэхён. Так живёт большая часть его клиентов. — Чонгук. — Что? — Меня зовут Чон Чонгук, — за всё время разговора он не взглянул на Тэхёна, а если и так, тот не заметил. Чонгук. Странный и закрытый. — Хочешь повесить портрет в своём кабинете? — предполагает Тэхён. Если ты богат, тщеславие иногда берёт верх над разумом, и люди, охваченные странным желанием, завешивают своими портретами весь дом. Странно ходить по коридорам и видеть везде собственное лицо. Сумасшествие. Человеком уже давно изобретено зеркало. — Просто посмотреть, — Чонгук долго осматривается, словно ищет, куда можно присесть, боясь спросить разрешения у Тэхёна. — Простой портрет? Может, хочешь что-то добавить? — Тэхён выдавливает краску из тюбиков на палитру, выбирая цвета слишком вдумчиво, но кроме палитры чёрного, ничего не попадается, только голубая, почти морского цвета краска разбавляет серые пятна. — Нет. Нарисуй меня, как видишь, — Чонгук усаживается на стульчик, что скрипит под его весом, как будто вот-вот сломается. Наверное, он никогда не был в доме художника. Ожидал увидеть тут роскошь, дорогие картины, прислугу и дворецких, наливающих чай по первому чиху хозяина. — Хорошо, садись туда, — Тэхён кивает на кресло, в котором любит читать стихи, отвлекаться от мира, проваливаясь в строки забытых временем поэтов. Чонгук молчит. Присаживается, но не вальяжно, не откидывается на спинку, не закидывает ногу на ногу, напротив — он очень закрыт и зажат. Если так дальше пойдёт, картина выйдет неудачной. Словно у Тэхёна есть другие… — Расслабься хотя бы немного, — Тэхён улыбается, совсем забыв о своём первом правиле — сначала он должен увидеть деньги. Но с этим заказчиком всё как-то сразу пошло не по накатанной. Тэхён не назначил дату, а сразу взялся за работу, наплевав на первый заказ. Придумает что-нибудь утром, у него есть ещё один день. Попытка Чонгука расслабиться выходит комичной — он то приподнимает брови, то дёргает нижней губой, стискивает зубы, явно чувствуя себя неуютно, но Тэхён молчит, устанавливая холст на мольберт, кладя рядом палитру с красками. — Останешься в куртке? — интересуется он, вертя кисточку в руках. Рядом с Чоном хочется закурить. — Нет, сейчас, — Чонгук торопливо снимает с себя куртку, открывая вид на подтянутые руки, усеянные синяками, скорее всего, от капельниц, но Тэхён молчит, стыдливо пряча взгляд. Не стоило просить об этом. Для портрета хватило бы и лица. — Постарайся расслабиться. Сядь в ту позу, в которой тебе максимально удобно, — Тэхён кладёт кисточку на подставку и ждёт, пока клиент мечется в кресле, переваливается с бока на бок. Зачем ему всё это? Может быть, это его последние деньги. Так не пойдёт. — Подожди, — Тэхён поднимается с места, сокращает дистанцию между ним и Чонгуком за два шага, нависает над парнем и кладёт его руки на подлокотники. Дрожь? Почему он весь вдруг затрясся? Дурак Тэхён, что же ты наделал… — В-вот так? — Чонгук наконец откидывается назад и смотрит ровно в его глаза. Тэхён выдерживает этот контакт с трудом. — Да, — еле слышно произносит Ким. Собственный голос подводит, и он несколько раз откашливается. — Да, правильно. Сможешь пробыть в таком положении несколько часов? Двигаться будет нельзя, — Тэхён отходит обратно к мольберту, садится на стульчик без спинки, забираясь на него с ногами. В такой позе почему-то всегда удобнее. — Думаю, смогу, — звучит не очень уверенно, а ещё его взгляд вдруг начинает бегать из стороны в сторону. Боится? Или просто изучает дом Тэхёна? Если честно, у него в квартире и смотреть-то не на что, только если вы не любите захламлённые помещения, владельцы которых словно забыли про чистоту, или их это не особо волнует. Тэхён — первое и второе сразу. Сжимая сухую кисточку, Тэхён несколько раз макает её в серую краску, а после застывает напротив чистого холста. Тяжело. Почему не получается? Дыши, главное — дышать. Вдох. Ладони начинают резко потеть, к горлу подступает тягучий ком, который невозможно сглотнуть без труда, дыхание неровное. Чонгук тоже замечает это? То, что происходит с Тэхёном? Он надеется, что нет. — Всё нормально? — неожиданно для обоих спрашивает Чонгук, заметив, что рука Тэхёна зависла в воздухе. Да, всё нормально, Тэхён? Ответь. Не сиди столбом. — Да, — откликается Ким. — Разумеется, просто подбираю цвета. Врёт и не краснеет. Чонгук и правда не шевелится, практически не моргает. Тяжело ли ему это даётся? Почему это происходит? Почему Тэхён просто смотрит на Чонгука, не приступая к портрету? Наконец Ким делает первый мазок на холсте и, кажется, не провальный, ведёт выше, оставляя чёткий след, иногда окунает пушистый кончик в более тёмные цвета, но к голубому не притрагивается — светлые тона лучше наносить в последнюю очередь, чтобы не разводить грязь. Иногда поглядывает на Чонгука, чтобы сравнить контуры лица с теми, что выходят на холсте, и раздосадовано выдыхает. Чонгук в жизни намного красивее. Наверное, отобразить его идеальней, чем сделала это природа, у Кима не выйдет. У Чонгука уже порядком затекла шея — это видно по тому, как он из последних сил напрягает мышцы, чтобы не наклонить голову, как тяжело поднимаются его плечи, а дыхание становится неравномерным. Наверное, он никогда не позировал или не сидел долго в одной позиции. Но Тэхёну это жизненно необходимо — чтобы человек как можно дольше оставался на одном месте. Исправлять готовую картину совсем не хочется, к тому же, это почти невозможно. Чонгук не похож ни на кого. Тэхён впервые за долгие годы рисует кого-то в своё удовольствие и не хочет, чтобы это заканчивалось. Появляется мысль воссоздать копию портрета этого странного паренька для своей собственной коллекции, портретов в которой до этого не было и быть не могло. Чон слегка сжимает кулаки, надеясь, что это не запрещено. Тело вот-вот сведёт судорогой. Хочется упасть на мягкое сиденье, а лучше — опуститься на пол, чтобы отлежаться, но он этого не делает, терпит. Ради чего? Тэхён не понимает. Давно не ценит своё творчество. Люди научили его этому. — Готово, — два часа спустя Тэхён откладывает кисть в сторону. С холста на него смотрит темноволосый Чонгук, окружённый лунно-серым фоном с небольшими вкраплениями лазурных пятен. С холста он ему улыбается, в жизни же — нет. Чонгук продолжает сидеть на том же месте, только теперь во взгляде читается страх. Он стискивает штаны руками и просит Тэхёна повернуть картину к нему. Ладно, художнику не привыкать выполнять пожелания заказчиков, пусть и таких странных и молчаливых. Обычно его заговаривают до смерти, тысячи раз меняют позицию и ещё бог знает что вытворяют. Как только у Тэхёна хватает терпения, неизвестно. Даже ему самому. Чонгук прикрывает глаза, сжимая зубы до скрипа, пока Тэхён поворачивает холст с высохшей краской в его сторону. Не готов. Не готов. Не готов. Чон мотает головой, отстраняясь, а по его щекам текут вполне реальные слёзы. Он ожидал, что будет легче. Тэхён ждёт, но такой реакции не представлял даже в самых смелых фантазиях, а что предпринять — не понимает. Чонгук, ты ещё более загадочный, чем могло показаться на первый взгляд. Открой глаза, Чонгук. И он открывает. В них читается всё и ничего одновременно, губы разомкнуты в глухом всхлипе. — Так плохо? — тут же растерянно спрашивает Тэхён. Но заказчик продолжает молчать, собирая слёзы рукавами кофты. — Нет, — неразборчиво прилетает в ответ. Он вытирает руки о штанины, вертит головой, а сердце словно вот-вот пробьёт грудную клетку. Дышать невозможно, эмоций слишком много, в нём словно взрываются тысячи фейерверков одновременно. — Спасибо, большое спасибо! — тараторит Чонгук, поднимаясь на ватных ногах, а Тэхён теряется. Что с ним такое? — Так зачем тебе портрет? — улыбается Тэхён, откладывая кисть в сторону. Кажется, ему уже не нужны деньги — эмоций Чонгука вполне достаточно. Тэхён не знает, что сказать, словно забывает все слова разом, когда клиент отвечает. — Я перенёс операцию на глаза, и никогда не знал… — он заикается вполне реально. — Не знал, как выгляжу, до сегодняшнего дня. В этой тишине всего слишком много. Тэхёну бы провалиться под землю, чтобы никто не увидел его немого удивления, страха и безысходности одновременно. В глубине души он надеется, что это глупый розыгрыш, но Чонгук вряд ли бы стал так шутить. — Ты… что? — переспрашивает Тэхён, отворачиваясь. Дурак. Какой же ты дурак, Ким Тэхён… — Я был слеп практически с самого рождения, — объясняет Чонгук, подходя ближе к картине, опускается на корточки и тянется к холсту. Краска высохла, поэтому он может спокойно водить по нему указательным пальцем. — Когда провели последнюю операцию, неделю назад, мне принесли зеркало, но я отказался. Хотел, чтобы первый раз был особенным, — Чон усмехается. Кажется, его идея звучит безумней, когда её кому-то рассказываешь. — Я искал именитых художников в журналах, чтобы случайно не увидеть своё лицо в отражении экрана телефона, а потом случайно наткнулся на твоё объявление в газете. Цена не была указана, и я решил попытать счастья. Счастья. Чонгук сейчас испытывает именно его? Из всех художников, почему именно Тэхён? Из всех заказчиков, почему именно Чонгук? — Не нужно платить. Это тебе мой подарок. С выздоровлением, — Тэхён еле поднимается на ватных ногах, держась за голову, другой рукой вцепляется в грудь, сжимая футболку в районе сердца. Так не бывает. Это нереально. Этот Чонгук — нереальный. — Спасибо, — Чонгук садится полностью на пол, не отводя взгляда от картины. — За то, что показал мне меня. Чёрные волосы, такие же тёмные глаза, обрамлённые пушистыми ресницами, а лазурная краска дополняет весь образ. Худые плечи и шея с едва выступающими венами, припухшие губы, улыбающиеся вопреки всему. Чонгук улыбается? Он умеет? Не верится. Серый цвет действительно ему подходит, делает его будто живым. Впалые щёки, наверное, последствие лечения. Пелена из слёз почти размывает картину перед глазами, поэтому Чонгук быстро моргает, не желая упустить момент. Момент знакомства с собой. Чонгук заказал портрет, потому что не хотел видеть шрамов, которые нанесли ему в больнице во время лечения, следов от инъекций и язв. Он хотел увидеть себя здоровым, пусть даже не по-настоящему. Это правда лучше, чем отражение в зеркале, это то, каким его увидел Тэхён, человек, которого он не знал до сего дня. Наверное, в реальности Чонгук не такой красивый и художник приукрасил действительность, но он узнает это, когда наконец решится посмотреть на своё отражение, а пока… Пока ему достаточно одного портрета. Спасибо.