Изменение личности

Каз поднял руку и несколько раз щёлкнул по мигающему и гудящему светильнику над своим столом, заставив его слегка покачиваться на подвесных цепях. Антиквариат, моя задница. Старый кусок дерьма. Он перевёл взгляд с заметок со своего второго телефонного разговора с Питом, на «официальный» отчёт, который он получил из Чикаго. «Блядь, разница между ними колоссальная», ‒ подумал Каз. Он был копом достаточно долго, чтобы знать, что иногда то, что действительно произошло, и то, что отражено в официальном отчёте, может отличаться как ночь ото дня. Также он знал, что есть только одна причина такого несоответствия. ‒ Похоже, кто-то прикрылся твоей задницей, а, Кинни? ‒ тихо пробормотал сыщик себе под нос, кладя копию документов в папку. Он полез в карман за номером, который ему дали тем утром, и разблокировал свой телефон. ‒ Это Кравчински. Я хотел бы обсудить с вами пару вещей о мистере Кинни. Завтра, если у вас будет время. У вас есть мой номер. ‒ Каз закрыл телефон, взял пиво «Корону» и выключил свет. Больше он ничего не мог сделать, пока Тейлор не перезвонит.

* * *

Джастин неудобно умастился в одном из старых кресел, напротив большого металлического стола доктора Паттерсона. В кабинете не было ничего тёплого или утешительного ‒ он был скорее прагматично обставлен. И холоден. Джастин понимал, просто чувствовал, что этот холод весьма уместен. Что никакое тепло не сможет облегчить того, что ему предстоит услышать. Того, чего он не хотел слышать. — Мистер Тейлор... — Джастин, пожалуйста. — Конечно, Джастин. Я... — Мартин Паттерсон замялся, думая, что подготовился к этому непростому разговору. И смотря на молодого человека, сидящего перед ним, на надежду и страх, и даже смирение в его глазах, он понял, что к такому удару невозможно подготовиться. «Просто сделай это, Марти», — внутренне увещал он себя. ‒ После сегодняшнего разговора с семьёй мистера Кинни... Честно говоря, Джастин, я опасался, что состояние мистера Кинни выходит немного за рамки моей специализации. Поэтому пригласил коллегу, доктора Элис Маккарти, в надежде, что она сможет дать нам немного больше информации. ‒ Он жестом указал на привлекательную пожилую женщину, стоящую чуть позади кресла Джастина, сложив руки перед собой. ‒ Простите, ‒ выпалил Джастин. — Я не заметил, что здесь есть кто-то ещё. Элис Маккарти подошла, присела рядом с Джастином и крепко пожала протянутую руку. В этом рукопожатии почувствовалась тревога, а на лице проступало замешательство. ‒ Я – Доктор Маккарти. И я очень рада возможности поговорить с вами, Джастин. ‒ Взаимно. Послушайте... просто скажите мне. Что происходит? Что с Брайаном? Доктор Маккарти, тщательно подбирая слова, произнесла: ‒ Доктор Паттерсон попросил меня понаблюдать за его пациентом, мистером Кинни. Я психиатр, Джастин, и меня позвали просто представиться вашему партнёру. Немного с ним поговорить и доложить о встрече доктору Паттерсону. Это ни в коем случае не было полноценной психиатрической оценкой и не предполагалось ею быть. ‒ Психиатрическая оценка? ‒ Джастин откинулся на спинку кресла и испустил измученный вздох. ‒ Господи. Готов поспорить, всё прошло замечательно. Без обид, доктор Маккарти, но Брайан ненавидит даже намёки на терапию или психиатрию. ‒ Проходил ли он раньше психиатрическое лечение? ‒ Нет. По крайней мере, мне об этом не известно. Были... Я пытался. Но он был... не особо... восприимчив. ‒ Джастин вспомнил все те разы, когда он делал небольшие попытки заставить Брайана открыться хоть кому-то ‒ даже просто поговорить с ним. Побои. Его детство. Алкоголь и наркотики. Почти сексуальная зависимость. Боже, этот мужчина был ходячим влажным сном лобового психиатра. ‒ Почему вы подумали, что он нуждается в помощи? Молодой человек закрыл глаза и откинул голову на спинку кресла. Чёрт! Что он мог ей сказать? Должен ли вообще? Джастин прекрасно понимал, что Брайан расценит всё, что он расскажет этим докторами о нём, как предательство. Но... сейчас всё было по-другому. Ещё месяц назад... неделю... чёрт, даже вчера он бы согласился с Брайаном. Но теперь игра кардинально изменилась. ‒ У Брайана была... тяжёлая жизнь. Его детство, насколько я знаю, было чертовски паршивым. Не знаю деталей. Только то, что его отец был физически жестоким мудаком, а мать ‒ чокнутой религиозной ледяной королевой, которая не прекращала насилие и проклинала его за то, что он гей. Он по максимальному разорвал отношения с семьёй, когда ему было восемнадцать. Даже не признался родителям в своей ориентации, пока ему не стукнуло тридцать. Боялся любить своего сына, потому что думал, что превратиться в своего отца. Винил себя за всё плохое, что случается с теми, кого он любит. ‒ Брайан много пьёт, принимает наркотики, чтобы что-то почувствовать или, наоборот, заглушить. Использует секс, чтобы забыться. Знаете, он легенда — Жеребец с Либерти Авеню. ‒ Джастин сделал небольшую паузу и ухмыльнулся. ‒ Он как-то сказал мне, что лично переосмыслил понятие распущенности. Все его хотят, и он усердно поддерживает этот миф. Но это всего лишь миф. Потому что он не такой, каким хочет казаться. Он не тот мудак, каким все его считают. Я видел его, жил с ним и любил его вот уже пять лет. Это совсем другой человек. Весёлый, добрый, нежный мужчина. Он просто так… боится дать этому волю. Джастин сделал прерывистый вдох и смахнул слёзы, о которых не подозревал. Как можно объяснить, кем является Брайан Кинни? Ведь он даже не был уверен, что сам его знает. Доктор Маккарти подошла к кулеру с водой в другой конце кабинета, наполнила стакан и протянула его Джастину. Ей нужно была минутка, чтобы осмыслить полученную информацию, как сказанную, так и невысказанную, которую предоставил молодой человек. Алкоголь, наркотики, беспорядочные вязи, боязнь любви и быть любимым, жестокое детство, неблагополучная взрослая жизнь... В добавлении к тому, что она знала из карты Кинни и сегодняшних наблюдений, у неё, по крайней мере, появилась рабочая гипотеза, с которой можно было начать. ‒ Наблюдая за вашим партнёром, я увидела злого, растерянного человека, который даже не помнил, во что был одет до попадания в больницу. И который не мог вспомнить, что произошло в его палате чуть ранее. Казалось, он изо всех сил пытается оставаться в реальности. И, Джастин... это может быть тяжело услышать и понять... но я подозреваю, что это не совсем новое явление. Исходя из того, что вы мне рассказали, он уже некоторое время пытается ухватиться за реальность. ‒ Мистер Кинни, пока я находилась в его палате, сильно расстроился – даже испугался. Мне пришлось назначить ему седативное. Вы являетесь его доверенным лицом, что даёт вам право принимать медицинские решения в случае, если мистер Кинни не в состоянии сделать этого самостоятельно. На данный момент, по моему профессиональному мнению, он неспособен действовать в своих лучших интересах. Хотя я по-прежнему считаю, что целесообразно провести полное неврологическое обследование, мне хотелось бы получить ваше разрешение на проведение полной психиатрической оценки. Есть ли у меня ваше разрешение? ‒ Делайте всё, что необходимо. Я просто хочу вернуть Брайана. ‒ Он замялся, отгоняя подступающий страх, и прямо спросил: ‒ Что именно вы подозреваете? Я имею право знать. Доктор Маккарти задумалась на секунду и глубоко вздохнула, прежде чем решиться на полное откровеннее с партнёром её пациента. ‒ На данный момент существует одна убедительная возможность, основанная на том, что мне известно. Она связана с типом диссоциации. Диссоциация — это функция нашего разума, которая позволяет нам отстраниться от чего-то, с чем мы не хотим иметь дело. В повседневной жизни мы все используем её в той или иной степени, например, когда витаем в облаках. Мы можем доехать до места назначения и не вспомнить, как туда добрались. Но в ответ на экстремальную травму человек может диссоциироваться более постоянным образом. Это защитный психический механизм позволяет человеку вынести злоупотребление или травму. ‒ И, прежде чем продолжить, она остановилась и убедилась, что Джастин смотрит ей прямо в глаза. ‒ Вы знакомы с термином «диссоциативное расстройство идентичности»? Джастин почувствовал знакомые тиски напряжения, сжимающие грудь, и попытался не поддаться подступающей панике, регулируя дыхание. Просто дышать. Вдох. Выдох. Иисус. Блядь. Христос.

* * *

Майкл лежал на спине, глядя в потолок и фокусируясь на маленьком пятнышке от воды, прямо над ним. ‒ Это нужно заделать. От этих слов Майкл моргнул и глянул на своего мужа. ‒ Что? ‒ Потолок. Надо его перекрасить, замазать это пятно. ‒ Ах. Да. Кажется, где-то в подвале завалялось немного краски. Хотя, наверное, недостаточно. Займусь этим завтра, ладно? — сказал Майкл и продолжил созерцание потолка. Бен перевернулся набок, лицом к Майклу и, подперев голову одной рукой проговорил: — Он в безопасности, Майкл. Сейчас он в самом безопасном для него месте. Майкл вздохнул и заложил руки за голову. Он не совсем согласен с Беном. И, конечно, тот это знал. Бен всегда казалось знал, о чём думает Майкл, особенно когда речь заходила о Брайане. Конечно, Майкл был рад, что Брайан «дома» — наконец-то. Однако он не верил, что пребывание в больнице ‒ лучшее для него решение. У него не было обнаружено никаких физических повреждений. Никаких переломов, травм головы. Доктор сам сообщил им об этом. Брайан должен быть дома. С семьёй. ‒ Бен, мне хочется надрать ему задницу. Как он мог просто так исчезнуть? Так повести себя? Я думал, он покончил с дерьмом от Аниты или кого-то там ещё. Мы все знаем, как он скучал по Джастину. Но если ему была нужна наша поддержка, какого ж хера он тогда просто не попросил о ней! ‒ А когда он вообще просил о ней? ‒ Бен перевернулся обратно на спину, взял очки и книгу. ‒ Майкл, ты ведёшь себя так, как будто он сделал это специально, чтобы задеть тебя. Ты всегда находил оправдания для него. Но даже ты должен признать, что это выходит далеко за рамки его обыденного поведения. Майкл молчал. Он понимал это. Правда, понимал. А ещё понимал, что его гнев и обида исходили больше из страха. За Брайана. За себя. Даже за Джастина, чёрт побери. Брайан всегда был рядом, даже когда вёл себя как мудак — Брайан всегда был, ну, Брайаном. А тот человек, которого он видел в больничной палате, ни в коем разе не был Брайаном. У него возникла странная мысль, что мир как будто немного сместился со своей оси.

* * *

Карл Хорват, спускаясь вниз, потуже затянул пояс халата. С того момента, как Дебби встала с кровати, он инстинктивно понял, что она вряд ли скоро вернётся обратно. Добравшись до подножья лестницы, он услышал её на кухне. А учуяв запах чистящего средства «Pine Sol», понял, что она занимается собственной формой обезболивания. ‒ Дорогая, возвращайся в постель, ‒ окликнул он её ещё до того, как добрался до кухни. Хотя прекрасно понимал, что она не послушает. Такая уж у него жена. Когда вокруг всё летит к чёрту, она убирается или готовит. Завернув за угол, увидел её ‒ на четвереньках, в фиолетовых перчатках до локтей, яростно драящую старый линолеум. ‒ Мне нужно вымыть этот пол, Карл. Он грязный. ‒ Дебби. Ты же буквально вчера его мыла. ‒ Я, блядь, лучше знаю, когда мне нужно мыть полы. Карл медленно прошёлся по мокрому полу и налил им два стакана молока. И, поставив их на стол, легонько прикоснулся к плечу Дебби. ‒ Мы оба знаем, что драяние этого проклятого пола до кристального блеска ничего не изменит. Давай, присядь со мной. Дебби швырнула щётку в ведро с водой, стоящие поблизости, переместилась на корточки и взглянула на мужчину, склонившегося над ней. Она была блядски зла. На пол. На ведро. На Карла. На этот проклятый мир. И вдруг, также внезапно, её гнев иссяк, плечи затряслись, и из неё вырвался тихий всхлип. Господи! Как же ей было больно, страшно и тревожно. Карл поднял Дебби с пола и, усадив на стул рядом с собой, взял её за руку. ‒ Знаю, дорогая. Но он жив. ‒ Но кто он, Карл? Кто он, на хуй, такой? Глядя на то, как эта женщина ‒ сильная, как черт, красивая, немного сумасшедшая — разваливается на части, Карл никогда в жизни так сильно не желал знать ответ.

* * *

Он видел, как свет начал просачиваться сквозь щели этих ужасные жалюзи на окне. Почувствовал запах дезинфицирующих средств и антисептиков. Ощутил резь от капельницы в руке, а также металлический привкус во рту от прикушенного языка. И услышал тихое сопение мужчины, спящего в кресле рядом с его койкой. Джастин. Блядь. Блядь. Блядь. Какого хуя Джастин здесь делает? Разве он не должен был быть в грёбаном Нью-Йорке? Но вот он здесь. Он знал, что находится в больнице, но понятия не имел почему. Или в какой. Или как долго. Казалось, в последнее время всё именно так и происходило. Без предисловия. Или контекста. Просто происходило или возникало. И у него было такое ощущение, что он постоянно оказывался посреди событий в своей жизни, ничего не понимая и не помня, как сюда попал. Разве он не искал чего-то раньше? Разве не стоял вон там? Разве не собирался уходить отсюда? Очевидно, нет. Господи, он просто хотел, чтобы его оставили в покое. Чтобы просто подышать. Или нет. ‒ Блядь, мне нужна выпивка, ‒ подумал он вслух, ‒ чтобы мой мозг заработал. ‒ Привет, ‒ сказал Джастин, просыпаясь. ‒ Какого хуя я здесь делаю? И какого хуя ты здесь делаешь? ‒ А вот и Брайан Кинни, которого я знаю и люблю, ‒ Брайан. Это был Брайан. Слава Богу. — Джастин. Почему ты здесь? — Я вернулся домой. ‒ Так ты уже достиг славы и богатства? Покорил мир искусства в Нью-Йорке? Сколько же, блядь, я тут провалялся? Джастин слегка засмеялся и глубоко вздохнул. Он не был готов к такому разговору с Брайаном. ‒ Ага, ты эдакий Рип Ван Кинни, а я ‒ огромный грёбаный успех. ‒ Джастин, ‒ голос Брайана стал напряжённым. Он хорошо знал Джастина и понимал, когда тот увиливает. ‒ Брайан... ты в больнице. Думаю, ты и сам это понял, хотя бы по качеству белья. ‒ Ага, ага. Оно царапает мою избалованную задницу. Ну так ты собираешься мне сказать, что, на хуй, происходит? Брайан сразу заметил, как Джастин отвёл от него взгляд. Пиздец. Наверное, всё очень плохо. Он почувствовал, как участился пульс и пересохло в горле. Господи, он не хотел снова через это проходить! ‒ Это Рак? Он вернулся? ‒ Боже, нет! Брайан... у тебя был какой-то... приступ. Я не могу это объяснить, но ты… Мы с Карлом нашли тебя... И привезли тебя сюда вчера рано утром. ‒ Приступ? Блядь! У меня был сердечный приступ? ‒ Нет! ‒ и тут Джастин понял, что понятия не имеет, как объяснить это Брайану. ‒ С твоим сердцем всё в порядке. Рака нет... Чёрт, Брайан. Я пойду за доктором. ‒ Джастин наклонился и, поцеловав Брайана в лоб, вышел из палаты. Холод поселился в животе. Ледяной ком глубоко внутри рос, пока не заполнил каждый сантиметр его тела. Он застыл. На каком-то уровне он всё понял. Намёк на клетчатые рубашки и Библию, на дешёвые духи и ещё более дешёвый виски... на то, что время потеряло своё обычное значение. И он просто знал. Брайан, блядь, Кинни никогда больше не будет существовать.