Тени в общаге

Прогулка по району заканчивается поздно — осмотреть все местные «достопримечательности» оказывается довольно трудоёмким делом. Ваня и Слава аккуратно проникают в общагу, также тихо заходя в комнату, боясь разбудить соседей. Мирон оказывается уже спящим, что в целом радует и Светло, и Машнова. Евстигнеев сидит спиной к двери за ноутбуком и, кажется, работает. Он не реагирует на зашедших — то ли не слышит, то ли игнорирует. Слава молчаливо проводит взглядом по другу и по работающему в комнате и, вспомнив, что с дороги не мылся, удаляется в душ. Светло проходит в комнату и садится на свою койку, пытаясь понять, как аккуратно начать диалог с тёзкой, ведь с прошлого неловкого разговора остался осадочек. Однако Охра первым прерывает тишину, довольно сухо интересуясь: — А Слава всегда такой гандон или только по определенным дням недели? — Да расписание уже мной составлено, дай номер — скину. Может отличаться из-за позиции луны и марса. — Не сильно радостно отзывается на подобный, оскорбляющий друга вопрос, Светло. — Чё реально? — Евстигнеев отрывается от монитора и поворачивается к Ванечке. — Нет, конечно. Ты чё еблан? — Смеющиеся, тёмные глаза Светло пробегаются по уставшему от долгой работы за компьютером лицом Ивана. Охра после секундного замирания и непонимания тихо, бархатисто смеётся. — Чем занят? — Фотки ретуширую. — Кратко объясняется тёзка. — Ты фотограф? — Вопрос вырывается прежде, чем Ванечка успевает подумать, потому он спешит исправить ситуацию, чтобы не выглядеть глупо. — Покажи. — Встаёт Светло и бесцеремонно заглядывает в ноутбук. Размеры комнаты не позволяют нормально вытянуться, и Ваня заглядывает в экран через плечо старшего, ненароком обжигая дыханием кусочек шеи парня. Охра интуитивно вздрагивает от ощущения, но упорно делает вид, что ничего не произошло. Глаза, правда, его выдают — он беспокойно проходится глазами по склонившемуся Ванечке и тяжело сглатывает. На экране фотографии какой-то выпечки и кофе, очевидно для кофейни. — На меню фотографировал. — Тихо, будто более хриплым голосом, поясняет Евстигнеев, на что Светло лишь понятливо кивает. — Курилка есть или на улицу надо вылезать? — Парень отходит к своей кровати и ищет в кофте пачку сигарет с зажигалкой, на что Охра вдруг оживляется, встает из-за стола и, хватая свою пачку, кивает Ванечке на выход из комнаты. — Погнали, щас всё покажу тебе. Курилкой оказался обыкновенный общий туалет, с зашарпанным полом и большими окнами. Евстигнеев с довольной улыбкой отворяет ржавую ручку окна, распахивая со скрипом створки. — Тадам! Курилка. — Торжественно объявляет Охра, заставляя Светло улыбнуться. Они поджигают сигареты, устраиваясь удобнее около форточки: Светло облокачивается о подоконник позади себя, чуть присаживаясь на него, а Иван опирается рукой об облупленную стену. Ванечка хочет как-то продолжить диалог, но взгляд падает на чужую руку с татуировками и сижкой. Почему-то становится не до вопросов — во рту пересыхает, он снова пялится на чернила. Чем они вообще его так привлекают? — Чего, нравятся? — Хмыкает Охра, совершенно паскудно улыбаясь. Светло чувствует, как нагреваются кончики ушей от вопроса и старательно уводит взгляд в окно. — Нормальные партаки. — Буркает Ванечка, облизывая губы и выдыхая сигаретный дым куда-то на улицу. — Почему сразу партаки? — Приподнимает бровь Евстигнеев, стараясь не выдавать улыбки от факта того, что парень очевидно разглядывал его. — Ну, дядь, на пальцах как-то не особо прилично татухи бить, если ты не срок мотал. — Пожимает плечами Светло. — А у меня не только на пальцах. — Произносит Ваня, выжидающе, по мнению Ванечки, смотря на него. Парень от неожиданности закашливается сигаретным дымом, но не успевает ничего ответить — в импровизируемую курилку вваливается Машнов, переключая на себя внимание обоих курящих. — Ебать, вы тут… — Немного неловко подходит к Иванам первокурсник. Охра заметно напрягается, становится чуть настороженнее, но, на удивление, не выказывает ни капли агрессии. — Я тут к вам курить пришел, господа, двигайте жопы. — Парни в свою очередь отходят чуть правее, уступая место новопришедшему. Машнов с размаху плюхается на тот же хлипкий подоконник, после чиркает зажигалкой, раскуривая свою Оптику. Охра морщится от кислого запаха дешманской сигареты, только сейчас осознавая, что Ванечка смолит то же самое. — Вы как это курите? Воняет мертвым дедом. — На вкус, кстати, также. Так что курим со смирением и принятием. — Ухмыляется Слава, выдыхая клубок дыма прямо в лицо Охры. Тот в свою очередь недовольно кривится и пытается отогнать дым рукой, на что еле слышно хихикает Светло. Разговор сходит на нет, и Машнов, вспоминая свое обещание, прокашливается, готовясь произносить извинение. — Дядь, не обессудь, я не специально твоего товарища задел. Просто языками зацепились, а он у меня без костей, поэтому подвешен хорошо, вот и пизданул лишнего. — поясняет Славче, ловя на себе одобрительный взгляд друга. Евстигнеев, явно удивленный подобным тоном разговора, приподнимает брови и некоторое время молчит, раздумывая. — Да мне, если честно, все равно по большому счету. Ты это Мирону скажи, он тоже иногда с ничего заводится. — Пожимает плечами Охра, но взглядом добреет и снова расслабляется. Они докуривают, сбрасывают хабарики с окна, закрывают за собой створки и возвращаются в комнату. Сон приходит на удивление быстро и достаточно спокойно. И только Слава видит, как Мирон начинает ворочаться и, кажется, даже встаёт. Утро начинается не с кофе, а с будильника Евстигнеева, который разрывается на всю комнату и, по-видимому, беспокоит только Светло. Мирон мирно сопит, Славу вообще хрен разбудишь — Охра тоже не реагирует. Потому несчастному хабаровскому Ване приходится настойчиво расталкивать тёзку. — Сука ты встанешь сегодня или нет? — Выдыхает Ванечка, в очередной раз встряхивая спящего. Он наконец открывает глаза и невдупляюще глядит. — Где? — В пизде. Будильник твой меня разбудил. — Недовольно ругается Светло, прекращая его материть. — Бля, прости пожалуйста. Я от будильников не просыпаюсь. — А зачем ты их ставишь-то тогда? — Чтоб кто-нибудь проснулся и меня разбудил. — Почему-то никто кроме меня не проснулся. — А Мирон тоже мои будильники не слышит уже. — Ванечка прерывает интеллектуальный разговор про будильники, понимая, что ни к чему хорошему он не приведет, и плюхается назад на кровать в надежде уснуть. Надежды оказываются несбыточными: Охра отвратительно громко собирается, то громыхнет ноутбуком, то дверцей шкафа, то закашляется, то споткнется о табурет — не человек, а один громкий звук. — Ёб твой рот. — Светло садится на кровати осуждающе смотря на Ивана. — Не ёб. — Невозмутимо отвечает Охра хриплым со сна голосом, закидывая сумку на плечо и молчаливо удаляясь из комнаты. Ванечка остается озадаченно смотреть в пустоту и пытаться осмыслить сказанное. Получается плохо — в голову лезет лишнее, и то, чего, очевидно, там быть не должно. В какой-то момент это становится невыносимым, и он встряхивает головой, решая найти работу. Ни Слава, ни Мирон так и не просыпаются, умиротворенно сопя в подушки. Ваня завистливо посматривает на них и надевает рюкзак, тоже покидая комнату. Забежав в ближайший магазин за энергетиком, Светло прогуливается неспешно по округам и видит кучу приклеенных на столбы объявлений о работе. Сомневаясь пару секунд, парень фотографирует одно из них, то, которое показалось самым приличным — не предлагало помощь алко- и наркозависимым — и звонит по нему. В течение пяти минут человек по ту сторону провода доказывает, что работа абсолютно безопасна, что крайне настораживает Ваню. В конце выясняется, что работой были закладки, что не особо устраивает ищущего. Так он звонит на несколько других номеров, но и они не приносят пользы. Зато Светло перенимает важнейший навык — умение максимально красиво описывать продажу тела и наркотиков. Крайне устав от бесплодных поисков работы, Ваня решает заглянуть в первое попавшееся кафе у метро в надежде на то, что именно в нем там сейчас нуждаются. Парень уверенно врывается в небольшое уютное здание и, завидев бариста, подходит к нему с очаровательной улыбкой. — Здрасьте, вашему кафе, случайно, сотрудник не нужен? — Интересуется Светло на манер дурацкой фразы про женихов. — Нужен. — К Ваниному удивлению, быстро отвечает работник кафе, так легко и невозмутимо, словно к нему каждый день подходят вот такие искатели. — Что делать надо будет? Я хоть сегодня готов выйти. — Прямо спрашивает парень. Бариста на такую готовность улыбается и достает телефон из кармана, записывая себе номер Светло и скидывая его владельцу, чтоб тот закрыл поиск работника. — Ну тогда сейчас тебя научу всему, будешь вторым баристой. Только у нас вакансия на вечернюю смену, так что будешь допоздна. — На эти слова Ваня лишь кивает и проходит вслед за сотрудником на маленькую кухоньку, готовясь впитывать нужную информацию. Слава просыпается, видит уже бодрствующего Мирона и не наблюдает Иванов. Он лениво встает с кровати, протирает глаза и неловко пялится в Фёдорова. — А где? — Не до конца формулирует вопрос Машнов, но еврей его понимает. — Мой Ваня на работе, твой, видимо, пошёл её искать. — Пожимает плечами Янович. — С каких пор мы делим их на мой и твой? — А они общие? Слава кивает, неразборчиво кидая в ответ «справедливо». Неловкость и напряжение все ещё присутствуют, как слон в комнате, которого очень сложно не замечать. Вроде бы надо извиниться, а вроде бы и не за что. Еще и настроение паршивое после пробуждения. — А ты чего не на работе? На деньги маман или ты мать продал? — Решает ухудшить ситуацию Слава. Мирон дергается, сначала вскидывая брови, а потом неодобрительно зыркая на хабаровское быдло. — А ты чего не на работе? Или ты Ванечкина наложница? — «Кусает» в ответ Фёдоров и Славу слегка корёжит. Всё-таки обвинения в гомосексуализме задевают его сильнее остальных. — Оставь пидорские наклонности при себе, Мирон. — С заметным отвращением выплевывает Машнов. Кажется, Яновича это цепляет, и он смотрит на второго с некоторой долей обиды. Дальнейшее времяпрепровождение сопровождается оглушительной тишиной. Славче накидывает на себя какие-то вещи и поспешно выскакивает из комнаты, а после и из общаги. Работу ему и правда надо искать. Правда, как — вопрос неясный. Машнов заходит в парочку торговых центров, в непонятное офисное здание, из которого его выгоняет охранник, он даже умудряется зайти в промышленную зону, где на него крайне недовольно косятся. Уже под вечер он всё-таки достигает цели — заходя на удачу в детский дом культуры, там его отрывают чуть ли не с руками, когда он говорит, что может быть сисадмином. Слава этому радуется, тем более, оказывается, что на работе можно появляться далеко не каждый день. Единственное — нужно быть на телефоне. Найти заработок, который не будет пересекаться с твоим учебным графиком и выматывать тебя настолько, что на основную деятельность просто не будет хватать сил — уже великое счастье. Евстигнееву повезло больше остальных: во-первых, подработка соответствует его факультету, во-вторых, иногда он еще и получает удовольствие от нее. В тех самых редких случаях, когда симпатичные тянки просят сделать фоточки для инсты. Но, разумеется, спрос, в основном, на скучные и однотипные снимки, которые, безусловно, очень важны для отдельных семей и их архивов, однако творческого виденья не требуют. Сейчас Ванька топает в общагу после фотосессии на колхозной свадьбе. Мягкий августовский ветерок приятно обдувает лицо, может, выбраться на прогулку, пока еще в футболке не холодно? Охра уже машинально достает ключи, надеясь, что Мирон прикупил пельменей каких-нибудь, ибо живот голодно урчит. В комнатке, ожидаемо, никого, кроме Федорова, нет. Уставший Ваня здоровается и плюхает тяжелый рюкзак с камерой на свой рабочий стул, присаживаясь к Мирону на край кровати. — Во-первых, я заебался, во-вторых, я хочу есть. У нас что-нибудь найдется? Уже на кухне Охра с аппетитом поедает пельмени, пока Янович пьет кофе и что-то в телефоне пишет. Затем отрывается от экрана и кладет мобильник на стол со стуком, отхлебывая. — Слушай, я все хотел тебе сказать, что меня этот Слава уже доконал, — Ваня скептически приподнимает одну бровь, а Янович вздыхает, — не спорю, он, может, парень не плохой в душе, но такой токсичный, сука! Я обычно не выхожу из себя из-за пары подколов, но он умудряется сказать такую чушь обидную, что я начинаю гнать в ответ! — Мирон смешно жестикулирует, и Охра собирает в кулак все силы, чтобы оставаться на вид серьезным. Проблема же действительно есть: этим двоим еще жить придется в одной комнатке долгое время, а они уже цирк устроили. — Полностью понимаю, да, этот Славик не особо приятная личность, — начинает парень, закидывая в рот еще один пельмень, — но ты попробуй в следующий раз на его негатив отвечать максимально добродушно. Чтоб ему, суке, стыдно стало, — Охра смешно подмигивает, доедая до конца порцию горячей пищи. Федоров улыбается благодарно: даже если слова Вани были очевидными для него, на душе почему-то стало легче. Как и всегда после разговоров с давним другом. Но вот высказал Янович далеко не все: больше всего тревожит отнюдь не поведение нового соседа. — Вань, прикинь, я вижу периодически чувака, который из нашей общаги выходит, и он один-в-один Шокк. Я уже начинаю думать, что это реально он, — Федоров нервно смеется, начиная привычно дергать края одежды, а Охра напрягается, что заметно по его татуированным пальцам, стучащим по клеенке стола. — Да не, не может быть. Миро, у тебя уже Шоккдеформация, отвечаю, — Янович цокает и глаза закатывает, — Ну правда, сам подумай, нахуя ему тут быть, если он давно уже окончил вуз и куда-то съебал? — Мирон шепчет «справедливо» и отхлебывает из кружки. Доводы Евстигнеева успокаивают, но не слишком то сильно: Шокк может выдать что угодно. За окном стало темнее. Так проходит оставшийся август, напряжение остается, но не так явственно чувствуется: все утыканы по работам, а вечером уже не до язв. На удивление, даже Слава, обычно в любых обстоятельствах языкастый, по вечерам хотел лишь поесть и упасть на мягкую кровать. По первой в доме культуре работы для него более чем достаточно: переложить провода интернета, потому что прошлый работник «криворукий мудак», показать теткам как правильно выключать компы и получить задание со звездочкой — создать сайт. Но это за отдельную плату и за отдельное время. Руководителем оказалась молодая, но волевая женщина — Светлана Игоревна, которой приглянулся слегка наглый Славик. Он ей честно и сообщил, что сайтов в жизни не создавал и вообще не обещает, что справится, а она лишь махнула рукой, сказав, что, если создаст — получит еще одну должность и больше денег, а если не создаст, но попытается, получит половину. В общем, не жизнь, а сказка. Светло старается лишний раз не пересекаться с новыми соседями, особенно с тёзкой. Нет, диалог у них, конечно, пошел, но собственное мироощущение после недолгих разговоров каждый раз пошатывалось, что вообще не нравится Ванечке. Еще и прозвище дебильное — «Ванечка». Благо Славче этого еще не слышал, а то точно бы приелось и разлетелось. Работа баристой оказалось удивительно веселой — столько ебанатов Светло давно не видел. А рецепты различных кофеёв выучились очень даже быстро. Потому просыпался он уже когда Охры не было, а возвращался, когда тот уже спал. По крайней мере практически всегда. Но всему хорошему наступает конец — первое сентября. Начало учёбы и официальный вход во взрослую жизнь. Новый коллектив, новые люди, новые обязанности. Хабаровский Ваня немного сонно шатается за особо социальным Славой, который перезнакомился уже со всеми первашами и пошел дальше. Светло иногда вставляет пару слов, но в основном отмалчивается, иногда отпуская дружелюбные улыбки. — Если ты так улыбаешься клиентам в кофейне, то я не удивлюсь, если она скоро закроется. — Фыркает Машнов, критично оглядывая друга. — Иди нахуй, я самый вежливый и дружелюбный человек. — Ага, а я балерина. — Закатывает глаза Слава, высматривая кого-то в толпе. — Кого ищешь, Вячеслава Волочкова? — Язвит Ванечка, поправляя солнцезащитные очки. — Еврея. — Лаконично отвечает Машнов, после слегка наклоняясь к другу и шепча. — Видишь его? Вон. Смотри какой уставший. — Ну да, уставший. Может фрилансит? — Кидается новомодным словечком Светло. — Хуянсит. Не работает он. — Отчего-то очень уверенно говорит Слава. Ваня вопросительно глядит на друга. — Я по ночам слышу, как он просыпается и ходит. Бессонница у него видимо. — А тебя это чем ебёт? — Пожимает плечами Светло. — Да я заснуть не успеваю и слышу, как он метелится по ночам. Интересно даже, чего он так? — Поясняет Машнов, отводя глаза от Мирона уже в другую сторону. — Да мало ли причин? Может ты ему на нервы действуешь. — Фыркает недовольно Ванечка. — Ага, и в кошмарах являюсь. — Скалится Славик, смеясь. Первые пары проходят довольно легко: общий английский и общая физра. На физкультуре по заветам школы подписываются правила безопасности, рассказывается о форме, а точнее о ее отсутствии: мол ходите в чем хотите, только ходите. Однокурсники тоже оказываются приятными людьми, Славе удается даже разговорить тихого паренька с направления фотографии. Он кажется немного странным, но добродушным. Пара девочек с психфака, едко комментирующие токсичность Машнова, пацан с факультета Славы и еще одна мадама с философского. Компания в целом появляется приятная. Шутки, истории и в целом болтология — так проходит целый учебный день. Ощущения хорошие, но в отличии от Машнова, Ванечке еще на работу ехать. Слава спокойно отправляет друга на рабочую каторгу, а сам уже видит красивую девушку с художественного. Девушку зовут Саша, фамилию Машнов, на удивление, запоминает — Куромушка. Красивая, звучная и тут же пробуждает все поэтические наклонности Славы. Даже вспоминается, что когда-то родственники из Орла рассказывали, что Куромушка — божья коровка в местных поговорках. Машнов и не замечает, как уже час гуляет с девушкой, неся какую-то несусветную чушь и даже не язвя через слово. — А потом, Светло… — Раздаётся громкий и дурацкий, с дребезжанием Летовской расстроенной гитары, звонок. Саша смущенно отводит глаза и ждет пока Машнов договорит. Тому по звонку говорят, что нужно срочно явиться на работу — у какой-то тётки слетело что-то в компе и нужно это починить. Он неловко улыбается, убирая телефон. — Извини, мне на работу нужно. — О, ты уже работаешь? — Удивляется Куромушка, ласково улыбаясь. — Не против если я с тобой пройдусь? — А? Да, конечно! — Слава неловко посмеивается, удивленный тем, что девушка не сбежала от него после часа философских, и не только, высказываний. — У тебя на звонке стоял Летов или мне показалось? — Будто стесняясь уточняет Саша, а Машнов думает, что тонет в этих карих глазах. Охра и Мирон после первых пар в этом году как приличные студенты — едут бухать. Любимый дешевый бар уже со знакомыми барменами встречает тёплым светом ламп и приятной тихой музычкой. Людей не так уж и много, место нишевое, атмосфера и люди — хорошие. Стаканчик виски Евстигнееву, джин — Мирону. — Ты уставший последнее время. — Издалека начинает Охра, подводя Фёдорова к правде. Разговаривать им начистоту никогда не было сложно — слишком давно знакомы и слишком много знают друг про друга. Но работа, которой в конце августа стало больше, не щадит — потому нормально поболтать времени было не особо. А из поведения Мирона очевидно — что-то не так. Подобные моменты и маленькие тревожные звоночки Евстигнеев научился определять давно. — Спать не могу. — Выдыхает очевидную мысль Мирон, делая глоток горячительного напитка, прежде чем продолжить мысль. — Мне продолжает казаться, что я вижу Диму. — Когда Окси называет Шокка по имени, это не звоночек, это ебучая сирена. Охра аж подбирается, встревоженно перебирая в голове слова успокоения. — Миро, его не может быть здесь. Он закончил уник и даже не здесь. Кто его пустил бы в нашу общагу? Тем более жить? — Рационализирует Ваня, перебирая всевозможные варианты. — Да знаю, а спать все равно не могу. — Тяжело выдыхает Мирон, берясь за голову, тоскливо взбалтывая алкоголь в стакане. Евстигнеев тоже вздыхает, а потом слегка хлопает по столу ладонями и объявляет. — Значит сегодня мы хорошенько нажремся и ты проветришь свою бедовую голову. А завтра не будет никаких Шокков, только русское похмелье. — Подытоживает Охра, пихая товарища в бок. Несколько пропущенных стаканов, еще пара шотов настоек и Мирон уже не помнит про Бамберга, жалуясь на более насущное. — Нет, блять, ты представляешь? С утра, почти первое, что он сказал, это гадости про мать! — Пьяно размахивает рукой Фёдоров, которому уже явно хватит. — Да-а, — протягивает Ваня, — ты ему явно покоя не даешь. — Хохочет Евстигнеев, сбавляя агрессию в шутки. — Ну я его в ответку пидором назвал. — А он что? — А он быдло хабаровское! — В сердцах скидывает злость с сердца Мирон. После мгновенно успокаиваясь. — Светло получше будет. — Фыркает Мирон. — А он че? Вроде нормальный. — Максимально бесстрастно пожимает плечами Охра, что цепляет взгляд Окси: не только же Евстигнееву знать все повадки друга. — Да понятно там все, за друга вступается, иногда язвит. Тем и бесит. Оказывается еще и нож с собой таскает, знал? — Мирон внимательнее приглядывается к эмоциям Охры. — Пожалуй три язвы в одной комнате — это перебор. — Вяло соглашается Евстигнеев. — А про нож ты как узнал? — Курить пошел, а там ставню заело. Пришел Светло, тоже курить, взял и ножом окно открыл. Сказал, что дед научил. — Тихо смеется Мирон. — Будто от Ванечки и ожидалось. — Пьяненько улыбается Охра, допивая очередной стакан виски. — Ванечки? — Удивленно вскидывает брови Фёдоров, слыша ласковое обращение и расплываясь в дурацкой улыбке. — Иди ты. Просто прозвище. — Дёргает плечом Евстигнеев, вскидывая фак. — Не припомню чтоб ты меня Мирошенькой называл. — Смеётся Окси, не позволяя другу соскочить с темы. — Да отъебись. — Недовольно фырчит Охра, вставая, чтобы оплатить счет. Ночь, открывающая год пьянка закончена, два друга шатаясь бредут до общаги. Уже на входе они сталкиваются с соседями по комнате — оба только вернулись с работы. — Первый день и сразу пить? — Смешливо фыркает Слава, мысленно удивляясь, что первыми напились не они со Светло. — Так отметить! — Заявляет Мирон, с трудом заваливаясь внутрь здания. — У алкоголиков всегда найдется повод. — Не успокаивается Машнов, заходя следом за евреем. А Охра придерживает дверь, пропуская Светло первым. Ванечке почему-то кажется это странным, но он снова молчит, закатывая глаза, на чужую перебранку впереди. Евстигнеев заходит после тёзки, смотря на уставшую фигуру. Пока впереди слышатся язвительные уколы, Иваны молча бредут. Светло старается даже лишний раз не дышать — говорить особо не хочется, а разбираться с последствиями еще больше не хочется. Тем более перед глазами все еще стоит дед, который очень хотел эспрессо, называя его капучино. Но Охра радости от молчания не разделяет, стараясь начать диалог. — Как первый день? — Нормас. — Бесцветно отвечает Светло, лениво поднимаясь по лестнице. — Как думаешь они сожрут друг друга? — Не оставляет попытки разговорить Ванечку Евстигнеев. — Если да, то у меня станет в два раза меньше работы. — Жестоко. — Посмеивается Евстигнеев. — Реалистично. — Буркает Светло, ускоряясь. Ваня слегка ёжится — холодом так и веет. Нормально же общались, что произошло? Уточнять как-то неловко — они просто соседи по комнате. Да и какое Охре дело. Парни оказываются в комнате, Слава падает на кровать моментально. — Ты че, прям в уличном спать будешь? — Интересуется Фёдоров, пошатываясь в попытке переодеться. — Да, я не пидор. — Фыркает Машнов, пытаясь натянуть на себя одеяло. — Что пидорского в пижаме? — Слегка подвисает Мирон, натягивая домашние штаны. — Все пидорское. — Неопределенно машет рукой Слава, очевидно отмахиваясь. — Вячеслав, мне кажется вы слишком часто упоминаете пидоров. — Подъебывает Охра, еле добираясь до шкафа. — Иван, вам определенно кажется. — Беззлобно огрызается Машнов, утыкая голову в подушку, скрываясь от света. — Хабаровские привычки не дают забыть о пидорах. — Тихо смеется Светло, тоже с размаху падая на кровать. — Ты на чьей стороне воюешь? — Вскидывается Слава, недовольно зыркая на друга. — Исключительно на социалистической. — Заявляет дальневосточный Ваня, понимая, что сил переодеться у него нет. — А спать в уличном тоже хабаровская привычка? — Язвительно интересуется Мирон, заползая под одеяло. — Угу, еще после фазанки все это знают. — Ворчит Машнов, пытаясь уснуть. — Фазанка? — Уточняет Охра, с трудом пытаясь понять смысл слова и стягивая с себя одежду. — Сразу видно кто с чигиря, а кто нет. — Решает поддержать инициативу друга Светло, поворачиваясь и натыкаясь на татуированное тело Евстигнеева. Во рту моментально пересыхает, а Ванечка молчаливо и слегка отчужденно разглядывает узоры на подтянутом теле. Опять это дебильное чувство, и что с ним делать — Светло решительно непонятно. Он всю жизнь был нормальным пацаном и нравились ему только девчонки. И такие чувства тоже вызывали только девчонки. Стоило только переехать в столицу и вот, он, уже соевый гомосексуалист, заглядывающийся на мужиков и их партаки. Как вообще его жизнь свернула сюда? Ваня встряхивает головой, поспешно отворачиваясь и заворачиваясь в одеяло. Ему это сейчас точно не нужно. А Евстигнеев отчетливо видел, что Ванечка пялился. И от этого ощущения почему-то очень хорошо и паскудно одновременно. Парни постепенно укладываются спать, Ванечка после смены и общения с людьми спит как убитый, Охра, изрядно подпитый, тоже достаточно быстро уснул. А вот Машнову никак не идет сон, перед глазами до сих пор лицо Саши и ее тихий нежный смех. Славе никак не получается выкинуть это из головы, он ворочается, пытается думать об отвлеченном. А потом слышит, что Мирон нетрезвой походкой куда-то выходит. Вертолеты после алкоголя дело привычное, потому Машнов не придает этому значения. Алкоголь никогда не был верным решением и никогда не был выходом. Но вот он опять пьяный, пытается не думать ни о чем. Подташнивает, спать вообще неохота, несмотря на позднее время. Ноги подкашиваются, а вся накопленная энергия и злость так и просится наружу. Так и хочется набить кому-то лицо, потому что один мудак его вынуждает так себя вести. Тошно от всего вокруг, люди раздражают. Холодно, надо было одеваться по погоде. Вон там стоит какой-то странный парень. — Есть че попить? — Парень слегка напугано дергается, он за кем-то смотрел или за чем-то. Это неважно. Пацан слегка нервно протягивает водичку. — Спасибо, молчаливый благодетель. — Из каждого слова сочится яд, но пареньку напротив, кажется, абсолютно плевать на это. Возможно, оно и к лучшему, возможно так и надо. Но почему-то так и хочется начать наезжать, начать драку, почувствовать кровь. Кровь. Вот уже и рука летит наверх, замахиваясь. Но в итоге просто протягивает бутылку стеклянного боржоми в ответ. Нетрезвая походка, тепло, место для сна. Нужно успокоиться, как бы не хотелось сделать что-то «плохое».