Автобус №63

      

      

> Сдаться

      

> Играть до конца

      Совершенно внезапно из моих поникших глаз выкатились две слезы. Вся носоглотка тотчас же начала и свои метаморфозы, превращая бывшего минуту назад в относительно спокойном состоянии человека в полную размазню. Фарш обратно не перекрутишь, и здесь всё было точно также. Я ещё какое-то время провела за лапанием фигур, (на что Лёня, святой человек, не сказал мне ни единого слова и не требовал придерживаться правила «взялся – ходи»), прежде чем я почувствовала на трясущейся нижней губе соль.       – З-знаешь… – начала я, запинаясь через слово. – З-зачем нам п-прыгать туда-сюда? У т-тебя и так п-почти мат. Давай—Нет, н-не так, я… Я сдаюсь. Вот.       На наш стол очень заметно упали несколько моих слёз, я практически слышала, как капли солёной воды разбивались о деревянную поверхность. Реакцию Лёни на эту выходу оценить было тяжело, ведь пялилась я куда-то между краем стола и полом.       – Юля…       – В-всё хорошо! Ты победил, п-правда! – вдруг встала я, громко шевельнув стулом, привлекая к нам внимание других игроков. – У-удачи в с-следующем матче!       Шмыгая носом, но не вытирая всё вытекающих из глаз слёз, я продолжала смотреть вниз, и практически наугад пыталась выйти из помещения.       – Юля!       На второй возглас Лёни я также не смогла обернуться, ну не получилось этого у меня. Совершенно на ровном месте я расклеилась, а ведь мне даже не была интересна эта чёртова игра. Тогда что только что произошло?       Уже на улице я вовсю размазывала сопли и слёзы по щекам, когда услышала, что кто-то ещё вышел за мной.       – Лёнь, в-всё нормально! Я с-сдалась! – чуть ли не кричала я. Со стороны это всё наверняка походило на абсолютно беспочвенную истерику.       Тем, кто вышел, однако, оказался не Лёня.       – Юля, что случилось? – подбежал ко мне перепуганный Олег Дмитриевич.       Напряжённая глотка рождала какие-то булькающие звуки, а мои кулаки делали моему лицу очень больно, растирая по нему слёзы.       – В-всё нормально… – говорила я голосом маленькой девочки. – Н-нормально, да…       Я почувствовала, как его ладонь легла мне на макушку, и как второй рукой он прикоснулся к моей спине и пододвинул к себе.       – Ты так расстроилась, что проиграла?       Пауза в несколько шмыгов и резких вдохов.       – Н-нет… ну… н-не знаю я…       Я услышала, как вожатый вздыхает и почувствовала, как прижимает меня к себе чуть крепче. Моё мокрое лицо начало пачкать его рубашку. Его рука стала поглаживать мою голову.       – Ну, чего же ты так? Мы же не на миллионы играем, а по дружбе. Чтобы всем было весело и интересно. Здесь не из-за чего так расстраиваться.       – Знаю… Н-но всё равно…       И я с новой силой стала реветь, и мой ор заглушался брюшиной вожатого.       ~ Тут же действительно не из-за чего так реагировать. Что со мной происходит? С каких пор я стала такой сентиментальной, такой шаткой? Куда делась моя прожжённость, куда делось глубокое понимание сути этого мира? Ведь его суть — это то, что ничто в нём не способно было развести меня на какие-либо тяжкие эмоции практически десять лет. Мои нервы давно иссушились, нейроны скукожились, я не должна была так реагировать, тем более не на свой собственный выбор. Я решила сдаться. Я решила покинуть матч досрочно. И почему же тогда я чувствую себя так паршиво? ~       Олег Дмитриевич терпеливо позволял мне плакаться, и так продолжалось практически целых 5 минут. В какой-то момент мой разум запротестовал, не желая больше видеть меня в таком жалком состоянии, и заставил меня отойти от вожатого. Моё лицо пылало самым настоящим огнём, горло дрожало, а из носа всё никак не могли перестать выливаться сопли. Сверля дорожку под ногами взглядом, я попыталась выдать Олегу Дмитриевичу что-то достаточно членораздельное.       – Я… я в б-библиотеку пойду… к-книга там… я взяла книгу п-почитать… – кое-как соединяла слова я. – В-всё в порядке, я т-там побуду.       Не дожидаясь ответа, я со свистом развернулась и побежала в другой конец лагеря, в ту самую библиотеку.       ~ Мне надоело пользоваться его расположением и добротой, и потому я с горем пополам всё прекратила и ушла, даже не услышав ответа. А ведь он беспокоится, он за меня в ответе, ему надо следить за благосостоянием своих пионеров. Выходит так, что мне было достаточно стыдно продолжать плакаться ему в рубашку, но недостаточно, чтобы как следует успокоить вожатого и дать ему вздохнуть с облегчением. Какая же ты запутанная, тупая сука, Юля! ~       От новой подступившей к мозгам горечи я заревела опять. Пришлось пару раз останавливаться в моём бегу, чтобы потереть кулаками глаза, ведь иначе от них не было никакого прока, со слезами ничего видно не было. Так, с остановками, я таки дошла до библиотеки, потянула за ручку входной двери, и…       Она мне не поддалась. В голове всплыл тихенький, небольшой звук. Я вспомнила, как Женя проворачивал ключи в этой двери, пока я витала снаружи всех измерений, когда заходила за ним энное количество времени назад. Я замерла на месте и натурально забурлила, вся моя плоть была готова разорваться на миллиард составляющих и разлететься во все стороны, заляпав собой этот прекрасный реликтовый лес. Я едва сдержалась оттого, чтобы не расшибить себе лоб ударом об эту железную дверь, но вместо этого, как следует размахнувшись, я вместо этого ударила по ней рукой.       – Ай…!       Костяшки приняли на себя самую весомую часть боли. Рука чуть замерла и неестественно тряслась, уже не в унисон с негодующим телом, но в своём собственном негодовании, явно направленном на свою идиотку-хозяйку. Мне было страшно и обидно шевелить ею, как будто бы мне всю кисть только что отрубил палач. На моём ещё не высохшем с предыдущих двух раз лице проступила третья волна слёз, слёз гораздо мне более понятных и знакомых. То были слёзы горькой, горькой обиды: обиды на дверь, что она закрыта, обиды на руку, что она не проломила дверь насквозь, обиды на дверь ещё раз, но уже на то, что она оказалась не просто непробиваемой, но настолько твёрдой, и обида на саму боль как явление, на весь ёбаный мир, и что в эти конкретные минуты он никак не стремился к благостному со мной взаимодействию, и лишь всячески гадил мне и ставил палки в колёса.       Этот плач был тихим и острым. Я свалилась на лавку около входа и лизала больную часть тела в наивной попытке приблизить излечение и спастись от боли. Два стремительных ручейка стекали вниз по подбородку на рубашку и юбку. Соплей уже, казалось, что не осталось вовсе никаких, и я продолжала шмыгать уже опустевшим носом по механической привычке.       – Ты к нам?       Я не услышала его шагов, и даже не сразу распознала его голос.       – Ж-женя?       Парень глядел сверху на меня широкими, но не удивлёнными глазами. В его руке была связка ключей.       – Да, Женя. Тебе, я вижу, игра тоже не очень понравилась?       Я помедлила с ответом, и уже встала со своего места, пока Женя ловко отворял дверь. Уже внутри, я продолжила.       – Я сама не пойму… М-мы играли с Лёней, он п-практически победил, и я решила сдаться, а п-потом…       Я услышала Женин вздох. Вряд ли он нёс в себе какую-либо эмоциональную окраску. Он словно бы вдыхал воздух родных стен и, возможно, даже не обращал такого уж пристального внимания на то, что я говорю.       – А кто в первом раунде был?       – Ч-что? – удивилась я.       – Я спросил – с кем ты играла в первом раунде? – медленно, едва ли не по слогам проговорил он.       – А… Н-ну, со Славой. А что?       Он повёл бровью.       – Неужели? А ты знаешь, что мы с ним живём в одном домике?       – П-причём тут--       – Я с ним поначалу трудно уживался. Он – абсолютный жаворонок и не стыдиться этого. Поневоле, стать жаворонком пришлось и мне. А ещё я думал, что он простой деревенский дурачок, и ничего не смыслит в высоких материях, – Женин голос чуть смягчился, а сам он надел на себя лёгкую улыбку. – И был почти прав. Зато это дало нам повод разговориться. Он болтал о своей сельской повседневности, а я беседовал о недавно опубликованном томике Сартра. И знаешь, никто не ушёл обиженным. С тех пор наше совместное проживание стало мне существенно более… выносимым.       Я была несколько сбита с толка этим ниоткуда взявшимся откровением.       – Женя, я немного не пойму--       – Глянь в зеркало.       Взяв из-за своего стола зеркало на ручке, он передал его мне.       Оттуда на меня глядело нечто отдалённо напоминающее пятнадцатилетнюю девочку. Мешки под глазами были точь-в-точь такими же, с какими я перманентно ходила в своём изначальном теле; узенько глядевшие глаза налились кровью; щёки были розовыми и напухшими от постоянного трения.       – Ну да, я как последняя нюня. Ч-что ты хотел этим сказать?       – Ты перестала плакать.       Мой взгляд медленно поднялся с собственного отражения на каменное лицо Жени, естественного в своём обычном нечитаемом выражении. Из-под очков возвращали мне взгляд его собственные ярко-золотые глаза.       Я метнулась обратно к зеркалу, затем вернулась к Жене, и, проделав это движение ещё пару раз, выпустила из носа небольшой смешок. Мои губы чуть обнажили зубы в неловкой, пугливой улыбке.       – И правда…       Чуть ли не вырвав зеркальце из моих лап, Женя вернул его на место.       – Все мы в жизни ходим разными тропами, – начал он, и по его тону было понятно, что он собирался как следует растечься мыслью по древу. – Каждый отдельный шаг важен и сам по себе, и как звено общей большой цепи под названием «жизнь». Мы шагаем ногами по дорогам, наша кровь шагает по венам, в мозгах нейроны шагают зарядами в различных направлениях, сотворяя мысли. Так уж вышло, что у меня получилось выбрать крайне удачную тропинку в тот момент, когда я спросил тебя о предыдущем сопернике. Не окажись им Слава, мне пришлось бы и дальше смотреть на тебя плачущую, что, скажу я тебе, дело вовсе не из приятных.       Всё это время стоя спиной ко мне, Женя вдруг резко обернулся и чуть ли не ткнул мне в грудь мою «Повесть», а потом пару раз перевёл взгляд с неё на меня и обратно.       – Держи, – произнёс он таким тоном, словно бы разговаривал с щенком, обучая его командам.       Команду я послушно исполнила, но всё ещё пребывала в небольшом ступоре и ощущала, что мне тоже стоило бы что-то ему сказать.       – А… ты с кем играл?       – С Владом. Половину игры он заговорщицки уговаривал меня начать играть по его «интересным» правилам, – выделил он предпоследнее слово с неприкрытым отвращением, – а ещё половину возмущался моему на это предложение отказу. Я ему проиграл.       Проиграл это логично, иначе бы сейчас со мной здесь не разговаривал, а продолжал в следующем матче. Но как так вообще вышло?       – Наш пострел везде поспел, как говорят, – продолжал Женя. – К Владу это относится на все сто процентов.       ~ Я что-то припоминаю из моего столовского разговора с Владиком, как он, мол, перепрыгнул несколько классов, или вроде того. Неужто попался ребёнок индиго, самородок-вундеркинд и в спорте, и в науках? ~       – Ещё бы он только не скакал везде, как макака, цены бы ребёнку не было. Мечтать не вредно, я полагаю.       Отвлёкшись от того, чем он всё это время занимался, Женя посмотрел на меня и поднял бровь.       – Не тяжело так с книгой стоять? Может, присядешь?       Действительно осознав некоторую комичность своей позы (как струнка вытянувшаяся пионерка с талмудом в обеих руках, прижатым к телу), я поняла, что Женя намекает, мол, нам обоим пора переключиться на наши дела.       – П-присяду.       Сев за читальный столик, я продолжила оттуда, откуда завершилось моё чтение в прошлый раз.       ~ Надо будет попросить у Жени закладку. ~       

      

** *

      Солнце клонилось к закату уже после ужина, а сейчас и вовсе наступало самое настоящее сумеречное время. Мне даже пришлось включить настольную лампу для лучшего чтения!       Надо сказать, я достаточно быстро оклемалась от того нервного срыва, спасибо Жене, но так и не сумела выявить его природу. Ещё одна мысль посетила мою голову лишь сейчас – чужая реакция. За мной не пошёл вожатый, но я думаю, что его успокоил своим уходом Женя, и он точно знал, где будут находиться как минимум двое из его отряда в ближайшее время. В конце концов, я сама отказалась от его тёплых объятий, хотя никто меня силком из них не вытаскивал. На его месте я бы себе в кровь изжевала пальцы от беспокойства за ревущую девочку, убежавшую неясно куда, но хочется верить, что Олег Дмитриевич человек большей выдержки, чем я, и что он не дожёвывает последнее мясо на пальцах в данный момент, а максимум держит мой пунктик где-то внутри своих извилин.       Другое дело Лёня. Он же теперь точно будет себя винить в том, что меня расстроил. А ведь не он это сделал, а… А кто тогда? Нет, я не говорю, что он должен себя так чувствовать, но что-то же явилось для меня толчком к этому пришествию. Однако я так и не могу понять что.       На ум почему-то вновь приходят его глаза, самые зелёные из всех, что я когда-либо видела, цвета настоящей травы и листьев, какого-то платонического идеала зелени, каких у обычных людей просто не бывает.       Не могут же это быть линзы? Хотя кто их знает, раз волосы красят в безумные цвета, то что мешает носить цветные линзы? Женя, вон, точно что-то носит, жёлтых глаз в природе просто не бывает. Ведь так?       – Жень? – окликнула я его.       – Хм? – отозвался он мне, не отрываясь от собственной книги.       – А как у тебя, н-ну, глаза жёлтые?       – То есть?       – Т-ты какие-то линзы носишь, верно?       – Я ношу очки, если ты вдруг не заметила.       – Ну так, я не об этом, я к т-тому что, цвет у них такой, н-необычный… – стала ещё сильнее спутываться в словах я.       – Лучше скажи честно, если не осилила произведение. Подберём тебе что попроще.       Он так и не соизволил измениться ни в тоне, ни в позе. Другими словами, чтиво интересовало его куда пуще.       Я вздохнула и невольно уставилась на часы. Скоро должна пройти вечерняя линейка. У меня есть шанс успокоить всех своим там появлением, или же я могу забить и до отбоя читать о самурайских баталиях.       ~ Вряд ли мне стоит так высоко о себе думать. Олег Дмитриевич точно знает где я, со мной Женя, а Лёня… Мы всё равно пересечёмся на линейке или на завтраке, там перед ним и извинюсь. ~       И всё же это гнетущее чувство неопределённости сковывало меня своими путами всё туже и туже. Кажется, будто бы я стою на каком-то судьбоносном перепутье, и что от этой линейки зависит если не судьба вселенной, то как минимум моя.       

      

> Остаться в библиотеке

      

> Пойти на линейку