Координата одиночества

Знакомый запах мёда и лекарств, который когда-то давно исходил от кого-то невыносимо доброго и родного, заставил Кочевника вынырнуть из тревожного забытья. А спустя пару секунд - снова яростно бороться за жизнь. Смутно похожий на него самого парень, напавший на него, не был готов к тому, что получит коленом в живот. Потасовка закончилась раньше, чем кто-то из них успел сделать хоть какие нибудь выводы. Они разошлись по углам - Кочевник, хватаясь за все подряд из-за головокружения, ушёл вглубь лазарета, а незваный визитер остался в дверях. Химический свет заливал просторную комнату, резал глаза даже сквозь закрытые веки. Мир имел тошнотворный красноватый фильтр - Кочевник без жалости рассматривал себя в зеркало. Почерневшие и распухшие пальцы, огромные страшные гематомы на спине и животе, кровавые подтеки на шее и бёдрах. Он отвёл взгляд, сморгнул слезы - выбитые клыки были наиболее сильным ударом по собственному восприятию. Но, на удивление, кроме досады он не ощущал ничего, ни страха, ни боли. Гораздо интереснее, чем жалеть себя, он почитал разглядывать кого-то изподтишка, через зеркало - плохая манера, но Коче нисколько не винил себя, что глазеет. Хмурый парень, чуть старше его самого терпеливо ждал - стоял в дверях, не решаясь войти. Он был похож на него самого - такие же острые черты лица, такие же узкие глаза, только живые, не дохлые. И голубые. Кочевник инстинктивно вздрогнул и отвёл взгляд - мать запрещала ему встречаться глазами с кем-то. Наверное боялась, что разные глаза и цветная склера выдадут в Кочевнике демона. - A Ty, widzę, że dziewczyna nie jest chybiona. Nic dziwnego, że inkowi się podobało. (А ты, я смотрю, девка не промах. Не мудрено, что Инку понравилась.)     Будто бы получив приглашение через косвенный взгляд, парень отмер и прошёл в помещение, брезгливо поморщился на свет и принялся рыться в шкафчике - склянки, бутылочки, бинты... Коче мрачно пялился на его сутулую спину и свои чёрные руки - то-ли просто кошмарные гематомы, то-ли начавшийся некроз. Мыслей не было. - Что? Я не говорю по польски. - Я говорю, что ты ему понравилась. На, приложи, рожа у тебя и так синяя...      На удивление, его визитер абсолютно спокойно перешёл на немецкий - его Коче понимал, хоть и с натяжной. Взяв лед, немного потупился, а потом просто плюхнул себе между ушей. Мысли о том, как он выглядит, не приходили к нему до этого момента - парень реагировал на него, как на антропоморфа, а не демона, следовательно... Без сознания Коче валялся, не теряя маскинга. Он, по хорошему, мог бы гордиться собой... Но в голове была лишь мокрая пелена чего-то успокаивающе -обволакивающего, и потому ни гордости, ни отвращения. На простыне оставалась такая знакомая кровь, руки должны были бы гореть от боли, но боли тоже не было. Были лишь холодные капли, скатывающиеся по позвоночнику. - Чувствую себя.. Странно. Ничего не чувствую, я как в плохом кино. - Конечно, промедолом то тебя ширнули именно для этого.    Он продолжал что-то говорить - в неком ступоре Коче смотрел, как блондин туго бинтовал его переломанные пальцы, как вытаскивал иглу из его вены и как напуганно отдернул руки от его фиолетовой крови: - Ты... Демонесса?    В его голосе был неподдельный страх. Не ужас, но уже лёгкая паника. Коче мог бы  посчитать это забавным, даже думал снять маскинг на пару секунд, но.. Ни интереса, ни злорадства. Блаженное равнодушие. - О ком ты говоришь? Я парень. - Так я тебе поверил. Ещё скажи, что антропоморфка, а не тварь.    Сквозь пелену нездорового безразлиия внезапно и ярко прорезалось желание плюнуть в эту нахальную рожу, так похожую на его собственное лицо. - Я не девка и не демон. Это не моя кровь.    Мать не говорила ничего на тему его настоящей природы. Но она в принципе никогда и ничего прямо не говорила. То, что он демон, Коче учился скрывать на практике - видел страх и отвращение на лицах солдатов, побледневшего Евгения,  брезгливую рожу того, кто... Коче смазал с собственных бедер кровь. -  Меня, кстати, Царь зовут. А ты?..    Парень все не уходил, продолжал назойливо маячить на грани реальности, зыбкой и мерзотной. Кочевник дёрнул головой, пытаясь скинуть морок и вернуть себе ясность бытия: - А я ухожу. Спасибо за "радушный" приём, но я ухожу.    Не сумев вспомнить эту фразу по немецки, Коче поднялся и бросил её через плечо на русском. Ноги казались каким-то деревянными, они не гнулись, а мир слегка покачивался, как при опьянении. Невольно вспомнился резкий запах дешёвой водки, которую он пил на похоронах. Парень ему не препятствовал, просто стоял с каким-то жалостливым лицом - ощущая его взгляд кожей, Коче развернулся к выходу. За дверным проемом не было ничего, кроме пустого белого коридора. Простреливающей горячей рези тоже не было, как и привычных линялых джинс - голые ноги, сбитые колени. Пару шагов он сделал нерешительно, подсознательно готовясь к удару в спину, но его не последовало. Шаг, второй, третий, он переходит на бег,  вперёд по коридору, не разбирая дороги. Желание скинуть маскинг и бежать на всех четырёх лапах стояло в глотке, как и дико бьющееся сердце, но чёрные выломанные пальцы под бинтами нисколько не обнадеживали. В носу щипало, лёгкие горели с каждым хриплым выдохом, а висках стучало "ты вещь вещь вещью был вещью останешься, не беги, только хуже будет", но он продолжал ломиться вперёд, как в ночном кошмаре. На самом деле, он был полностью готов к удару. На самом деле, он знал, что так и будет, что он налетит в лучшем случае на стену, а в худшем - на ужас во плоти. Зелёные глаза с красной поволокой, ровная белозубая улыбка: - О, явился. Сам! Своими ногами! Вот дела, я определённо маловато возложил на тебя.    Коче задыхался от боли, стоя на коленях. Она прорвалась даже сюда, за пелену промедола - огненная и всепожирающая. Мужчина смотрел на него сверху вниз с нездоровым интересом и какой-то гипертрофированной веселостью, с головой выдающей в нем наркомана. От отвращения и жалости к себе Кочевника вывернуло кровью ему под ноги. Не столько от физической нагрузки и не столько от увечий, сколько просто от злости и бессилия. Мужчина поморщился, но все равно схватил хвостом его за морду - парень смогнул слезы и вызывающе уставился на него. Может, он и признал себя вещью, но отказаться от больной жажды жизни оо был ещё не готов: -  Herr? Ich bin überrascht, dass ich Sie wieder hier sehe. Ich dachte, ich wäre schon in der Hölle. (Господин? Я удивлен, что снова вижу вас здесь. Я думал, что уже в аду.)    Он хрипло рассмеялся, чувствуя, как кровь стекает вниз по стенке горла. Мужчина удивлённо вскинул брови, сжимая его челюсть: - Kleines Zeug. Und du fängst im laufenden Betrieb an. Ich bin der Wirt der Hölle. (Маленькая дрянь. А ты схватываешь на лету. Я хозяин "ада")     Молчание длилось всего пару секунд, но за эти мгновения Коче успел переосмыслить несколько вещей. Реальность как-то странно растянулась, зависла, как будто Кочевник был гораздо быстрее неё. В этом искаженном восприятии, ему внезапно пришло осознание - этот мужчина вовсе не такой страшный, каким он показался а их первую встречу, когда сидел на "троне" и орал на Крупье, что тот бездарная шваль. Вообще то, он был даже красивым. Красивым мудаком. - Hat es dir gefallen, Hure? So wie du, nutzlose und erbärmliche Zuchtfehler, nur gefickt werden kannst, kannst du nicht mehr tun. ( Тебе понравилось, дрянь?  Такие, как вы, бесполезные и жалкие ошибки селекции, можете только быть  насадкой на член, большего вы не можете)    Даже шею сжимал ему также, как это  делали до него на Сахалине. У него был ровный, насмешливый голос, и душил он спокойно, со знанием дела. Голова кружилась от недостатка кислорода, но в целом, он чувствовал себя как в кино - как будто уже заранее прочитал сценарий и теперь просто ждёт развязки. От чувства какой-то закольцованности, сюрреалистичности ситуации, Коче сипло рассмеялся. Бессмыслица, тлетворность которой растворилась в промедоле, встала комом в горле. Мужчина мигом скинул свою напускную улыбрчку: - Du kleiner Teufel.. (Ах ты ж сучонок..)    В следующий миг мир резко качнуло влево, в голове ярко вспыхнуло. Проморгавшись после пощёчины, Коче вытер рукавом рот. В правом ухе все ещё противно звенело, вкус крови усилился, но ему уже нечего было терять: - Тогда зачем же ты припёр меня с Сахалина, если такие, как я, годятся только для ебли? Не многовато ли мороки из-за насадки на член?    Все ещё мутный, даже более туманный, чем до промедола, мир вновь покачнулся. Кочевник, как завороженный, смотрел, как мужчина вытащил из-за ремня тяжёлый ствол пистолета. Как щелкнул затвором с наигранной ленцой. "Надо бежать - мне плевать" - пронеслось в голове лихорадочной чередой. Внутри все похолодело, когда зелёные глаза вновь посмотрели на него: - Я, вообще-то, давал тебе фору. Но, боюсь, милосердие мне не к лицу..    Он улыбнулся, поднимая взгляд. Кочевник шумно сглотнул, когда ствол упёрся ему в яремную впадину - пульс мгновенно подлетел до сотки, жилка судорожно билась о холод металла. - А теперь подумай, зачем я припер тебя. Может быть, к интересному выводу придёшь.    Выстрел эхом отразился от белых стен коридора и понёсся дальше, окрасив пол в фиолетовый. Кочевник захрипел и повалился на бок - больно не было, но он задыхался. ×××     Снова этот запах, снова лекарства и мед, на этот раз резче, потоком. И первая мысль, которая пробивается через пелену животного ужаса и желания забиться под плинтус - мысль о катане. Коче подрывается, позвоночник хрустит, ребра простреливает и он валится вперёд с жалким рыком, переходящим в скулеж. Пол ледяной, но это нисколько не помогает - он рефлекторно захлебывается, судорожно пытаясь вдохнуть. Чьи-то шаги грохочут, как надвигающийся апокалипсис, реальность из-за них содрагается, а у него нет сил даже отнять голову с собственных рук. Слезы крупными каплями текут по лицу, он цепляется пальцами за свою шею, пытаясь наполнить лёгкие чем-то, кроме жидкого пламени. Ноги, а точнее заношенные конверсы, останавливаются рядом с ним. Кочевник не видит его лица, хрипит и извивается за полу. - Дыши, твою мать, дыши! Ты не умираешь! Дыши! Ты жив, блять, живой, дыши кому говорят!   Его сгребли за волосы и поставили на ноги насильно. Колени наконец прогнулись в правильном месте и Коче рухнул, вцепившись в ноги говорящего. Его трясли за волосы, как игрушечного, он все ещё рыдал, но... В панике, он ощупал свою шею. Раны не было. Пулевой дыры, из которой хлестала кровь, проломленной трахеи, обжигающей крови не было. Ничего не было. Просто шея и чудовищные гематомы, вспыхивающие тупой болью от любого касания. Новая волна ужаса сковала ноги. - Я же умер... Слова вырываются из глотки хриплым кашлем, Коче держится за шею, пытаясь осознать объективную реальность. - Не умер - не жил! Дыши твою мать, дыши!     Страх и жалость к себе смешиваются в омерзительный коктейль, как и непонимание - Кочевник давится паникой, но кое как душит её и вскидывает голову на говорящего, пытаясь придти в себя. Мир болезненно яркий и какой-то острый. Крупье выглядит уставшим и напуганным, под его глазами залегли глубокие тени, а сигарета почти дотлела до губ. Коче пялится на него достаточно долго, чтобы необходимость озвучивать повисший в воздухе вопрос отпала - Я? Умер? С какой это милости Янге? Ну подумаешь, наваляли мне по первое число. Пф! Бывало и хуже. Вставай вставай, не умер - не жил, что бубнить то?    Мужчина отпустил его волосы и помог встать на ноги - Коче трясло и тошнило, ему было дико холодно, а в голове мельтишили вопросы один абсурднее другого - Где моя катана? Я точно был с ней. А потом она...    На самом то деле, катана не значила для него ровным счётом ничего. Это был.. Подарок? Какого-то антропоморфа, который был просто похож на него. Но ничего более. Крупье погано усмехнулся, но катану вернул - по ощущениям, просто напросто вытащил из-за спины, как в мультфильмах. Кочевник чувствовал себя слишком избитым и мёртвым, чтобы задаться вопросом, а потому тупо повторил: - Я же умер.   Но катану взял. Крупье нисколько не удивился, пожал плечами: - Ну умер и умер, чего тут такого? Впервые что-ли? - Ну типо. Обычно антропоморфы умирают однажды и навсегда. - Да? А ты антропоморф что-ли?    Он вскинул брови и весело рассмеялся. Коче открыл рот, желая начать спор, но вовремя его закрыл, опустив голову. Голые ноги с чудовищными гематомами и двойные колени. Вновь стало мерзко, на этот раз уже от себя. Он не чувствовал себя ни антропоморфом, ни вещью, а потому продолжал уверять себя в обратном сквозь мигрень и тошноту, цепляясь ломкими пальцами за катану. - Цуба. - Что? - Цуба. Штука, которую ты теребишь, аналог гарды в японском холодном оружии.   Ощущение, что он попросту пропустил какую-то значительную часть разговора стремительно росло, но Крупье лишь пожал плечами: - Без понятия, откуда она у тебя - я если что про катану, а не про цубу - я рассмотрел её, катану, пока ты был в отключке. В ней точно есть какая-то.... Мм... Уловка?.. Но ты бессмертен точно не по причине того, что её держишь. Так сказать, подтвердили опытным путем. - Это ты меня так типо отвлечь пытаешься? Спасибо конечно, о великая энциклопедия, но мне не хочется сейчас слушать про катаны.    Сострил Коче и тут же почувствовал вину. Он чувствовал себя отвратительно - кровоподтеки жгло от малейшего движения, мигрень тупым буром раскалывала череп, страх и вкус рвоты скопились на корне языка. К тому же кровь. Собственная демоническая кровь, что ярким неоном высохла на бёдрах, остро напоминала о том, что он в очередной раз пережил. А Крупье пялился на него - не с жалостью, как это обычно делали взрослые, и не с упреком за эту визгливую истерику, а с виной. Виной антропоморфа, что не имел собственной воли. Коче отвёл взгляд, желая извиниться, но Крупье среагировал раньше: - Ну уж извини, чем могу, тем и помогу.      На удивление, в голосе его не было и капли вины. Он все же был хорошим актёром - актёром, достойным клички дилера казино.