Координата одиночества

Огнетушитель с зловонным шипением заливает зелёные языки пламени, они дохнут и тухнут под белым порошком. Инквизитор зло затаптывает оставшиеся, заметает хвостом пентакль. В помещении горит химический свет, выжигает белизной все тени. Ящер стоит посреди этого бестелесного ничто, сложив руки на груди и расшвыряв инструменты призыва, держит ярко-красный огнетушитель хвостом. Крупье усмехается, замечая серьёзное и задумчивое выражение на его лице: — Что, опять облажался? — Рыжий, подойди. Тихий рокот и прищуренные зелёные глаза с красной поволокой, на дне которых горит решимость и жажда власти. Инквизитору уже перевалило за две сотни лет, и, если первую сотню можно было по глупости свалить на везение, то вторая сотня открывала перед ящером алчную жажду ответов. Ещё на войне в родной Германской Конфедерации он загорелся идеей стать если не бессмертным, то подобным божествам, и с тех пор огнём и мечом прокладывал себе дорогу. И, если другие искали богатства и славы, то он искал знаний и власти, даруемой ими. Началось все в лютеранской церкви, а закончилось в пентакле — Инквизитор никогда не искал лёгких путей. Не искал он и мирной дороги, считая ультранасилие единственным критерием победы. Крупье поджал хвост, чтобы ящер по привычке не наступил на него шипованным берцем, и подошёл. Несмотря на отсутствие каких-либо паранормалтных способностей и даже предметов, от Инквизитора все равно веяло холодом и расчетливой злобой: — Я устал от этого боя с тенями. Найди мне эту сучку с Кроликом. И того иммортала с катаной тоже найди, хочу посмотреть на натуральное бессмертие. Вот и в этот раз. «найди» — приказ, а не просьба, когтистые пальцы на ошейнике и резкий рывок в сторону, словно он — животное. Крупье шипит от боли и секундного ужаса, но возразить не смеет — джинны покорны своим хозяевам. Инквизитор скучающе смотрит на кубок, полный крови, и вязкую мучнистую пенку огнетушителя на её алой поверхности. — А знаешь что, рыжий? Телку с Кроликом тащи целиком, слышал, что она тоже ошибка рассовой селекции. А иммортала. Мне плевать, хоть убей, главное наколдуй мне тут все по красоте. Он неопределённо машет рукой, пинает кубок и меланхолично смотрит, как порошок пожирает алые разводы. Пентакль уже не горит, но даже так Крупье замечает, что он не замкнутый, а следовательно опасен и бесполезен. Горько хмыкает и суёт руки в карманы. Он сам виноват, донёс хозяину о новом поле битвы слишком поздно — после становления Пустоши и последующего распада столицы места для нового господина не осталось. Инквизитор конечно мог ввязаться в очередную борьбу за власть, он даже лично приезжал на Пустоши, но… Ящер решил сосредоточиться на знаниях и Европе, а не на сомнительном удовольствии мародерства в песках. — Ты меня понял, Рыжий? Давай, кабанчиком метнись. Крупье его называли только при посторонних, наедине же — ему не давали имени. Максимум на что он мог рассчитывать — «ошибка рассовой селекции» или же «Рыжий». За свою долгую жизнь он так и не научился нормально реагировать на такие дешёвые обзывательства и каждый раз зубоскалил как в первый. Шутил, скалился, но делал. Крупье кивнул и исчез — поспешил скрыться с глаз, пока тот, кого Инквизитор призвал и накормил отправленной кровью, не решил поесть и плоти. Всю свою жизнь он занимался тем, что прислуживал — Чингисхану, Бороне, австрийцам, американским гангстерам, легитимному правительству, нацистам. Джинны и созданы для того, чтобы быть на побегушках, исполнять все пожелания Сильных мира сего. Скажут «колдуй» он и колдовал. Скажут «делай» он и делал. И при этом никого не волновало, как он это делает. Вот и сейчас Крупье мрачно смолил папиросу, стуча когтями по клавишам. Если найти кого-то на Пустоши, несмотря на кличку, проблем не составляло, то вот найти того, кто с этих Пустошей сделал ноги уже становилось задачей близкой к невыполнимой. Дело все в том, что никогда нельзя быть уверенным в том, что антропоморф в принципе покинул Пустошь, а не умер где-то на заброшке.

×××

      Ветер колючий, бьёт в лицо и обдирает глотку мелким песком. Мужчина надвигает на лицо платок и натягивает капюшон, зло щурится на коричневое небо. На Пустошах все дышит смрадом одиночества и брошенности. Пепел, толстым слоем покрывший асфальт, хрустит под ногами, как чьи-то кости. Он медленно двигается по крышам, высматривая антропоморф внизу — их нет, лишь газетные обрывки, битое стекло и песок. Крыши покосились, обвалились, дома тоже покосились и навалились друг на друга. Информации Крупье никто не дал, то, что удалось выяснить, звучало крайне сомнительно. Таких совпадений просто не бывает. Не было никогда и впредь быть не должно. Мужчина нервничает и перепрыгивает между крыш, одновременно боясь и желая увидеть тех, кого когда-то потерял. Шестое чувство у джиннов, как и у демонов, гораздо сильнее, чем у антропоморфов. Вот потому то Крупье и нервничает — боится встретить лицом к лицу тех, кого предал и променял.