Когда взойдёт кровавая луна

Мы аппарируем в овальное помещение, обезличенное белой краской, с десятками дверей, о наличии которых можно догадаться лишь по очертанию проёмов. Резкое перемещение не перемалывает внутренние органы в жидкую кашу, в отличие от последнего раза, когда мне довелось здесь побывать, а блестящий пол под ногами не вызывает желания вывернуть содержимое желудка. Ладонь Драко, крепко сжимающая мои пальцы, надёжно удерживает сознание на стороне рациональной трезвости, а едва сбитое дыхание Невилла внушает уверенность, которую я на самом деле едва ли испытываю. — Какое тут всё… — сдержанно проговаривает Невилл, придя в себя после перемещения, — белое. Шипящий звук слева пресекает любую попытку ответить на этот комментарий, и мне приходится разок моргнуть, чтобы высокая фигура, облачённая в тёмно-синюю мантию с отороченным мехом подолом, приобрела знакомые очертания. Виктор прибыл. Размашистым шагом он быстро преодолевает небольшое расстояние, разделяющее точки аппарации, и всего через несколько ударов моего сердца уже находится возле нас. — Невилл, — склоняет голову в знак приветствия, — рад, что ты здесь, — тёмные глаза обращают свой взор на меня, и морщинки вокруг глаз Виктора разглаживаются, стоит ему очертить зрачками моё лицо. — Гермиона, — тон его голоса становится мягче, и я невольно затаиваю дыхание. Движение со стороны Драко стирает с лица Виктора малейшие признаки расслабления, ожесточая черты и заволакивая взгляд отчуждённой холодностью. Хмыканье Невилла слишком громкое, а моя нервозность слишком осязаема. Драко практически закрывает меня своим телом, нагло прерывая зрительный контакт между мной и Виктором, и всё, что я могу разглядеть, — напряжённую спину и идеально уложенные светлые волосы. — У нас не так уж много свободного времени, — раздаётся голос Драко, лишённый и капли намёка на испытываемые им в данный момент эмоции. — Может, приступим к тому, ради чего, собственно, прибыли? Хмурясь, выхожу из-за нависшей передо мной стены из костей и плоти, совершенно не настроенная прятаться за Драко. От чего бы там он ни собирался меня скрывать. Виктор переводит на меня взгляд, но не задерживается надолго на лице — его глаза медленно опускаются ниже, да так и застывают на переплетении моих с Драко рук. Если я думала, что затаила дыхание, — то ошибалась, ведь только сейчас я действительно перестаю дышать. Я не знаю, почему испытываю это чувство. Иррациональное, бессмысленное. Чувство вины. Будто я обманула Виктора, либо же использовала его в своих целях… Знаю, что это не так, знаю, что между нами ничего нет, кроме воспоминаний, но… Я чувствовала его симпатию и теперь, ощущая его пристальный взгляд своей кожей, не могу никак совладать с собой, испытывая ту самую вину. — Да, — вздёргивает взгляд Виктор, реагируя на слова Драко. — Пройдёмте, — взмахивает рукой, указывая направление. — Нас уже ожидают. Он разворачивается и, пригладив рукой волосы, идёт вперёд. На меня Виктор больше не смотрит. С каждым шагом, приближающим меня к Совету, сердце заходится всё сильнее — до такой степени, что болит в груди. Ладони влажнеют, и воздух становится тяжелее. — Грейнджер, — раздаётся мужской голос над самым ухом, и я невольно вздрагиваю, так как даже не заметила, что Драко наклонился ко мне, а это очень многое говорит о моём состоянии. — Успокойся. Большой палец его руки гладит венку на моём запястье, призывая утихомирить поднимающийся во мне ураган из всевозможных эмоций, и я делаю глубокий вдох. Возьми себя в руки, Гермиона. И, когда огромная двустворчатая дверь силой магии распахивается перед нами, — я совершенно владею собой. До того момента, как понимаю, что в зале пусто. Абсолютная, поглощающая воздух пустота. И только Ройстон Идлвайн, глава Совета, и Пьер Бонаккорд, представитель Франции, — единственные волшебники, находящиеся в этом огромном помещении. Всё моё хрупкое самообладание рушится вместе с основанием, рассыпаясь хрустящим крошевом у моих ног, хотя вполне возможно, это остатки надежды, простодушно взращённой мной. — Это полный состав Совета? — задаёт резонный вопрос Невилл, ни к кому конкретно не обращаясь. — Или я чего-то не понимаю. Я посылаю вопросительный взгляд Виктору, но рука Драко ложится на поясницу, мягко направляя меня вперёд, и я не успеваю словить момент. — Простите, сэр, — Виктор хмурится, обводя взглядом присутствующих, и останавливается на Бонаккорде. — Мы пришли слишком рано? — бросает быстрый взгляд на свои часы. — Я был уверен, что в письме говорилось о начале в семь часов вечера. — Всё верно, мистер Крам, — кивает головой француз и, на едва уловимое мгновение, отводит взгляд. — Думаю, это всего лишь досадное недоразумение. Прошу вас, проходите, — отводит руку в приглашающем жесте, впиваясь в меня глазами. — Мисс Грейнджер, — склоняет голову в приветствии и переводит взгляд на излучающего напряжение Невилла. — А вы, полагаю, мистер Невилл Лонгботтом — я рад видеть вас, а где же мисс Аббот? Мои внутренности окольцовывает сталь. Воздух, который я выдыхаю, чувствуется стылым, искрящимся. Каждая мышца, малейший нерв — вся я превращаюсь в глыбу из снега и льда. Пьер Бонаккорд ведёт себя подозрительно. Настолько, что даже я, совершенно не знающая этого человека, чувствую фальшь. Едва ощутимое прикосновение по линии позвоночника шпарит кипятком, и живительное тепло немедленно распространяется по телу, отогревая меня, заледеневшую. — Ей нездоровится, — коротко отвечает Невилл, и я слегка поворачиваю к нему голову, различив сквозящую прохладу в его тоне. — Надеюсь, ничего серьёзного? — Она поправится в скором времени, сэр. Бросив бумаги на длинный стол, с противоположного конца помещения к нам спешит мистер Идлвайн, на ходу запахивая едва не волочащуюся по полу мантию. В отличие от француза, лицо Ройстона прошито тревогой, и он не пытается скрыть нервность движений и беспокойство в глазах. — Мистер Ройсман, — Виктор делает шаг в сторону приближающегося Главы Совета. — Объясните, пожалуйста, что происходит? Ройстон, даже не останавливая шаг, раскидывает руки в стороны и с выражением полного недоумения оглядывает каждого из присутствующих. — Я отправил десятки сов по всему миру и… — Я отменил вашу просьбу, Ройсман, — голос за нашими спинами вынуждает каждого повернуться и встретить взглядами вошедшего в зал темнокожего мужчину — высокого, с посеребрёнными висками. Кожа его лица покрыта пигментными пятнами, на несколько тонов темнее общего кожного покрова, а практически чёрные глаза, несмотря на солидный возраст, всё ещё хранят в себе цепкость, отражая острый ум. — Надеюсь, вы понимаете, что, прежде чем собирать совет в полном составе, мы должны выслушать этого молодого человека, — его тёмные глаза останавливают свой безумный бег на стоящем передо мной Драко, — в более, скажем так, неформальной обстановке, — он щурится, прежде чем вернуть внимание остальным, и я скорее чувствую, нежели слышу короткое хмыканье перед собой. — Было бы глупо собирать волшебников со всего мира, оторвав их от куда более важных дел, — его лицо искажает улыбка, но приветливой назвать этот оскал у меня не получается. — Я имею в виду исход сегодняшней встречи, мистер Малфой. Несомненно, ваше появление чрезвычайно важно. Мне хочется схватить Драко за руку и уволочь его отсюда. Избавить от этих разделывающих его фигуру взглядов, от этого жадного блеска в старческих глазах. Спасти его от этих людей. Мы совершили ошибку, придя сюда. Я совершила ошибку, позволив этому произойти. Чётко различаю, как ускоряется дыхание Невилла, стоящего по левую руку от меня, и неосознанно дёргаю ладонью в его сторону, натыкаясь вслепую на его бедро. Сгибаю указательный палец и пару раз трусь костяшкой о его ногу, успокаивая. Невилл никоим образом не даёт знать, что чувствует моё участие, но глубокий и медленный выдох говорит мне о том, что я услышана. — Драко Люциус Малфой, — задумчиво тянет мужчина, оценивающе пробегая зрачками по Драко, и я едва сдерживаюсь, чтобы не выступить перед ним и закрыть своим телом Малфоя. — Вы поразительно похожи внешностью на своего отца. — На этом, — раздаётся ровный голос Драко, и я вздрагиваю, — наше сходство с ним заканчивается. — Несомненно, — склоняет голову в знак согласия мужчина. — Раз уж вы здесь. — Несомненно, — небрежно отвечает Драко, и хоть я не вижу его лица, точно знаю, что серые глаза холодны, а в чертах застыло невозмутимое безразличие. — Протеус Корнелиус Фогель — Президент Конфедерации Магов, — наконец представляется мужчина, и ему нужно было бы сделать это прежде, чем есть глазами Драко. — Мисс Грейнджер, мистер Лонгботтом, — слегка поворачивается к нам, блеснув глазами. — Рад, что вам удалось вырваться на свободу, — он останавливается глазами на моём лице, и я, слегка склонив голову, отвечаю ему прямым взглядом. — Позвольте представить вам членов Совета Конфедерации. Наш обоюдный обмен взглядами прерывает Драко, перетягивая внимание Фогеля на себя. — Не стоит, сэр, — превосходство прошивает каждое слово, сказанное Малфоем, и я, не имеющая возможности следить за лицом Драко, едва стою на ногах от волнения и невозможности контролировать ситуацию. — Мне известен каждый из присутствующих волшебников, — Драко делает шаг вперёд, и я начинаю задыхаться от того, что он выходит из зоны моей досягаемости. Но, как только он поворачивается ко мне лицом, лёгкие снова работают в нормальном режиме. — Пьер Бонаккорд, представитель Франции, — слегка кивает в знак почтения, и моя бровь ползёт вверх от подобной вежливости в малфоевском исполнении. — Мистер Ройстон Идлвайн — глава Совета, — в этот раз Драко задерживает взгляд на низкорослом волшебнике, и уголок его губы ползёт вверх. — Глава Совета из далёкой Австралии, — задумчиво тянет, прежде чем перевести внимание на чернокожего мужчину, отменившего полное собрание Совета. — И конечно же, президент Конфедерации магов — мистер Фогель. Кажется, вы были министром магии в Ирландии десять лет назад. Небрежно брошенная фраза горячими щипцами впивается в мой разум, и я вглядываюсь в лицо Драко, пытаясь понять, к чему он упомянул эту, казалось бы, незначительную фразу. Но он не смотрит на меня. Его лицо — высеченная маска: ни чувств, ни эмоций. Пустота. — Очень радует, когда молодые люди так пристально следят за процессами, происходящими в Магическом мире. Бонаккорд прочищает горло, разбавляя сгущающееся напряжение, и мажет взглядом по мне и Невиллу, нервно растянув губы в приветливой усмешке. — Давайте перейдём к делу, — указывает на ряд стульев, огибающих идеально круглый стол. — Прошу вас, присаживайтесь. Происходящее походит на нелепое представление, на абсурд — всё кажется наигранным и неестественным. Атмосферу натянутости не может облегчить ни вежливость, ни мягкость интонаций. Всё не так. Не так, как должно быть. Бросаю взгляд на волшебников, чинно занимающих места, и проталкиваю в горло кислый привкус обеспокоенной мути, сконцентрированной в выделяющейся слюне: представители Конфедерации, бывший пленник режима Магической британии и представитель элиты из того же государства за одним столом. В закрытом пространстве. Я не знаю, как так получается, но я оказываюсь зажатой между Виктором и Невиллом, а Драко… Он садится напротив и с обеих сторон от него пустующие места. Идлвайн садится возле Виктора, а Фогель и Бонаккорд занимают места возле Невилла. Какую-то долю секунды я тупо таращусь на пустые стулья, осознавая, что мой любимый человек оказывается в полном одиночестве среди себе подобных, и, смаргивая заторможенность, упираюсь ступнями о пол, готовая отодвинуть свой стул и встать. Встать, чтобы сесть рядом с ним. Но стоит мне ухватиться руками за подлокотники, как короткое движение подбородка Малфоя невообразимым образом совпадает с тем, как пальцы Невилла обхватывают мою кисть и удерживают на месте. Всего одного поворота головы — едва уловимого, едва заметного поворота головы хватило, чтобы Невилл понял, чего именно хочет Драко. Я ищу взглядом серые глаза, но Малфой не смотрит на меня в ответ, хотя я прекрасно знаю, что он чувствует на себе моё замешательство. — Мы получили от мистера Крама полный отчёт о происходящем в Индии, — сложив руки перед собой, начинает Бонаккорд. — Что сказать — это вопиющий случай очередной попытки пошатнуть устоявшееся магическое общество — разделить волшебников, воспользовавшись человеческой низостью и слепой жаждой власти, — он опускает глаза в стол. — В каждом из нас таится тьма, и Хатри, к сожалению, поддался её шёпоту. — Учитывая вашу осведомленность, мистер Малфой, — самодовольно звучит Фогель, и моя неприязнь к его личности взлетает на несколько отметок выше, — думаю, вам известно, что попытка переворота в Индийском Министерстве была подавлена вмешательством агентов Конфедерации. От этой новости мой рот едва остаётся закрытым — не без применения всей внутренней выдержки, а вот отвращение, наверняка преобразившее каждую клеточку моего тела относительно Президента Фогеля, едва ли удаётся скрыть. Этот человек на протяжении многих лет подавлял малейшие попытки других волшебников призвать к помощи захваченной Волдемортом Британии, и да, я не идиотка, чтобы не понимать — вряд ли упустившая возможность не допустить захват власти Конфедерации могла бы что-либо изменить, но, чёрт возьми, о Британии хотя бы говорили. — Учитывая вашу осведомлённость, сэр, — парирует Драко, и я никогда не думала, что буду восхищаться его надменностью на грани высокомерия, — думаю, всем хорошо известно, что упомянутый вами, несомненно, величайший успех Конфедерации случился исключительно с моей помощью. Осторожно веду глазами в сторону Идлвайна, но всё, что мне удаётся уловить, не привлекая его внимания, так это крепко сжатые пальцы рук и плотно сжатые губы. Седовласая голова опущена, и не получается разглядеть выражение его лица. Сейчас этот волшебник совсем не создаёт впечатление человека, возглавляющего целый Совет мирового сообщества магов. — Это действительно так, — словесный поединок Фогеля и Драко для меня имеет куда более важное значение, нежели оценка австралийца, и я прячу собственные руки под стол, надеясь, что моё нервное состояние останется незамеченным. — И волшебное общество невероятно благодарно вам за поистине героический поступок, — морщусь от этих слов и чувствую, как взгляд Бонаккорда застывает на моём лице. — Своим вмешательством вы предотвратили настоящую катастрофу, — продолжает вещать Фогель, совершенно не заботясь о том, что, кроме него и Драко, здесь присутствуют и другие люди. — Но позвольте спросить: что подвигло вас принять столь радикальное решение? Вы добровольно перешли на сторону Волдеморта, поддержали его власть и все эти годы жили без стеснений, как я могу полагать. Почему вдруг вы решили так резко изменить свои взгляды? Я вздрагиваю. Резко так. Словно меня ударили. Возможно, я принимаю каждый удар вместо Драко — примеряю эти атаки на себя, чтобы он выглядел таким вот сдержанным. Уравновешенным. Владеющим собой. Я чувствую на колене тепло чужой ладони и с каким-то удивлением отмечаю, что это рука Виктора, сидящего с правой от меня стороны. Он легонько сжимает мою ногу и немедленно убирает руку. Возможно, мне так и не удаётся скрыть внутреннюю враждебность вкупе с опасным беспокойством, и всё это красноречиво отпечатывается на моём лице. Движение напротив цепляет мои мысли и мой взгляд — тянет за собой, увлекает. Драко откидывается на спинку стула и слегка склоняет голову в знакомом мне до боли жесте. Он позволяет лёгкой задумчивости прикоснуться к чертам своего лица, а глазам слегка прищуриться. Малфой выдерживает паузу, не отводя взгляда от склонившегося над столом Фогеля, и, когда молчание становится отягощающим, Драко начинает говорить. Делая одолжение на самом деле. И нет ни малейшего сомнения, что каждый из нас в полной мере понимает оказанную милость. — Мне было всего семнадцать лет, — в голосе Драко не слышатся оправдания, смущение либо что-то подобное. Сплошная ровность тона. И едва уловимая насмешка. — Мне пришлось делать то, что от меня требовали, иначе я бы сегодня вряд ли стоял перед вами, — Драко умолкает, протягивая руку вперёд и пару раз стукнув ногтями по поверхности стола. — Впрочем, точно в таком же положении оказались и другие подростки, как не сложно понять, — он барабанит пальцами по белоснежному покрытию, задумчиво разглядывая неровность отделки. И, когда он резко вскидывает взгляд, возвращаясь к Фогелю, его лицо искажает извращённое подобие интереса. — А сколько было вам, сэр, когда Британия пала? Поправьте меня, если я не прав, но, кажется, уже в те годы вы занимали весьма авторитетную должность в Конфедерации. — Как вы и упомянули — я был Министром Ирландии… — … и членом Совета, — услужливо добавляет Драко, и Фогель плотно сжимает губы. — Именно, — сквозь зубы цедит мужчина. Звук отодвигаемого стула режет слух, и я перевожу взгляд на вскочившего на ноги Бонаккорда. Мужчина резко выдыхает, возвращая контроль над собственным телом, и прямым взглядом упирается в невозмутимого Драко, не обращающего на резкий выпад француза никакого внимания. — Мистер Малфой, — звучит отрывисто, и Драко лениво переводит взгляд на обращающегося к нему волшебника. — Мы уже говорили с мисс Грейнджер и обсудили тяжесть положения Магической Британии. Мы не можем просто взять и ввести войска на территорию этой страны — согласно нашим законам, подобное будет означать, что мы напали на суверенное государство, — Бонаккорд спотыкается о собственные слова, собирая в своей голове некую головоломку. Не отрываясь от Драко. И тот в ответ на столь неприкрытое разглядывание всего лишь приподнимает бровь. В ожидании. — Но вы ведь не за этим пришли, не так ли? — понизив голос, спрашивает Бонаккорд, грузно оседая обратно на свой стул. — И сообщили о планах узурпации власти в Индии не просто так. Мои ладони становятся неприятно влажными, а в висках методично долбит молотком. Во рту неприятно сухо, и в горле дерёт. За чем действительно ты пришёл, Драко? Мне бы глоточек воды. Смочить горло и получить возможность глотать без ярко выраженной боли. Глоточек воды всего лишь. Но. Я вмиг забываю о дискомфорте. В одно мгновение потребности моего тела отходят на второй план. Забываются. Потому что впервые с тех пор, как мы пересекли порог этого зала, Драко смотрит на меня. Вглядывается в мои глаза, а после медленно скользит по лицу, поедая неприкрытую тревогу. За него. — Я не столь, — наивен, искрит льдинками в его глазах выговор. Мне, — склонен доверять тем, кто уже однажды отвернулся от своих первоначальных обязательств и опорочил саму суть этой организации… — Прошу вас подбирать выражения… — ощетинившись восклицает Бонаккорд. Драко же просто поднимает руку, останавливая поток пустых выражений. Невилл тихо хмыкает, выражая собственное отношение к происходящему, а Виктор… Он просто сверлит Драко исподлобья, и его нахмуренные брови практически закрывают глаза. Тело его кажется высеченным из камня и настолько же затвердевшим. Виктор, в отличие от меня, не прячет свои руки, и те, застывшие на столе, мощные и крепкие, сжаты в огромные кулаки. Мне кажется, что если я дотронусь до плеча Виктора, то он даже не почувствует, настолько велика сила его напряжения. — Позвольте мне высказаться, — легко слетает с губ Драко, словно не ему только что попытались предъявить обвинение в неуважении. — Ведь не зря мы собрались здесь, верно? — обводит всех своим взглядом, не задерживаясь ни на ком конкретно. — Для того чтобы послушать одного из тех, кто, — щёлкает пальцами, изламывая брови, — как выразился мистер Фогель, «поддержал власть Волдеморта». Фогель бросает на Драко острый взгляд, в то время как Бонаккорд качает головой, прикрывая глаза ладонью. И лишь неподвижный до этого момента Глава Совета медленно поднимает голову, едва не впервые встречаясь прямым взглядом с Малфоем. На лице Идлвайна нет ни высокомерия, ни показной бравады — ничего из этого. На его лице, искрещённом глубокими морщинами, есть только усталость. — Чего вы хотите, мистер Малфой? — задаёт он вопрос, на который любой из присутствующих желал бы получить ответ. И я в том числе. Вот оно. Цель Драко и причина, по которой он здесь. Витает в воздухе едва уловимо. Оплетает пространство своими сетями, собирая кислород, вытесняя и тот, отяжелевший, оседает на плечи, и вдохнуть затруднительно. И не выдохнуть. Чего же ты хочешь, Драко? — Заключить сделку. Я вздрагиваю от этих слов и от внезапного, резкого выдоха Виктора. Его мощное тело дёргается, задевая край стола, и эти короткие вибрации немедленно впитываются в мою грудную клетку, дёргая сердце, и то, не в силах воспротивиться, ускоряет свой стук. Сонной мухой ползёт мой взгляд по столу, попадая в маленькие ловушки в виде едва заметных углублений, пробирается выше, преодолевая пространство между краем стола и восседающим на стуле мужчиной. Крадётся по чёрному свитеру, минуя крупные узоры вязаных нитей, и мучительно долго добирается до его лица. А там, измученный, усталый взгляд мой застывает. Да вот только я уже не в силах разглядеть ничего. — Я хочу покинуть пределы Англии и получить защиту, — шевелятся губы, которые я целовала бесчисленное количество раз. — Называйте это политическим беженством, если так угодно. В обмен на это я предоставлю список всех стран африканского континента и парочку из азиатского региона, где Волдеморт возобновил, приобрёл либо же наращивает влияние. В ближайшие годы часть этих стран предпримет попытку свергнуть действующую власть тем или иным способом. Как это едва не произошло в Индии. Помимо этого, Волдеморт отправляет выпускников Хогвартса изучать запретную в Европе магию, несложно угадать, с какой целью. Высокопоставленные чиновники, спонсоры, лоббисты — полный список имён ляжет на ваш стол, как только вы выполните часть своих обязательств. Судорожный рокот, зарождающийся в горле Невилла подавляется им же, но я не могу даже пальцем пошевелить — только смотрю на Драко. И чувствую, как болит моё сердце. Краем глаза улавливаю, как Фогель бросает настороженный взгляд Бонаккроду, но это всё, на что я способна в этот момент. — Мы можем это устроить, — осторожно произносит Идлвайн, не сводящий глаз с Драко. — Скрыть вас от агентов режима. Сердце пропускает удар, и я нервно втягиваю тяжёлый воздух носом, да так сильно, что кажется, у меня вот-вот пойдёт кровь. — Побегу мисс Грейнджер, мисс Аббот и мистера Лонгботтома способствовали Блейз Забини и семья Нотт — уверен эти фамилии вам известны, — Драко звучит деловито и собранно. Нет ни намёка на прошлую насмешливость и легкомыслие. — Семья состоит из двух взрослых и ребёнка. Этих людей будут проверять в первую очередь, когда я покину страну, — они осведомлены о нашем сотрудничестве. — Вы хотите, чтобы мы скрыли от Волдеморта пятерых чистокровных? — подаёт голос Бонаккорд, ища взглядом глаза Драко. — Вряд ли британское общество не заметит их исчезновения. — Семерых, — поворачивает к нему голову Малфой и прямым взглядом режет старческие глаза. Семерых… Конечно же. Драко Малфой никогда бы не оставил их столкнуться с последствиями своего выбора. Никогда бы не предал. Не бросил. Он никогда не сжигает мосты. Никогда. И стоит ли мне быть оскорблённой? Униженной? Мне, ради которой этот мужчина — чистокровный будущий лорд, глава величайшего рода Англии — пожертвовал практически всем. Опустошённой стоит ли мне быть? Прямо сейчас, на моих глазах он рушит всё своё прошлое. Находясь в настоящем. И он же пытается из созданных им же руин выстроить будущее. И если я знаю Драко настолько хорошо, как однажды пыталась доказать Пенси, то решение Малфоя не должно вызывать во мне ничего, кроме ожидаемого принятия. Семерых… Конечно же… — Простите? — нервная улыбка секундной вспышкой прорезает лицо француза, прежде чем он снова возвращает себе серьёзное выражение. — Вы упомянули пятерых, не позволив мне закончить, — кадык на горле Драко едва заметно вздрагивает, но я уверена, что никто, кроме меня, не замечает этого, так как каждый из волшебников практически вжирается в лицо чистокровного, ожидая продолжения. Только Невилл ничего не ждёт. — Нарцисса и Люциус Малфой тоже в этом списке. — Твою же мать… — шепчет Невилл, прижимаясь щекой к своему плечу, и когда я перевожу на него свой взгляд, то вижу, что его глаза крепко зажмурены. Темнокожий мужчина резким движением отодвигает от себя стул, и я морщусь от скрежещущего звука. Он возвышается над столом огромной тенью, закрывая собой льющийся откуда-то свыше свет. Опирается ладонями о столешницу и цедит сквозь стиснутые зубы: — Ваш отец — военный преступник и убийца, — обвинения летят точно в цель, ударяясь о сидящего в одиночестве мужчину. — Он дважды поддержал Волдеморта в его стремлении захватить власть, и вы настолько самонадеянны, что… — Президент Конфедерации переводит дыхание, сжимая пальцами край стола, и мои глаза застилает красной пеленой. — Люциус презренный Пожиратель, предатель своей страны и низкий чел… — Президент Фогель! — оглушительным рёвом разлетается мощный голос Главы Совета, и поднявшийся с места Идлвайн в моменте воспринимается куда выше, нежели превосходящий его в росте волшебник. Они сверлят друг друга взглядами, и Идлвайн делает шаг в сторону, намереваясь выйти из-за стола, но тонкий перестук ногтевых пластин о дерево притягивает всеобщее внимание к всё так же одиноко восседающему светловолосому волшебнику. — Позвольте рассказать вам одну историю, — не поднимая глаз от действий своих пальцев, спокойно говорит Драко. — Уверяю, всем будет интересно, — вскидывает взгляд, задерживая его на стоящем Фогеле. — Это не займёт много времени. Ройстон Идлвайн прикрывает глаза и, делая вдох, возвращается на своё место, ну а Фогель же… Его прищур с лёгкостью можно определить как неприкрытую подозрительность, и во всей его внушительной фигуре беспрекословно читается враждебность. Они с Драко сверлят друг друга взглядами, и ни один из них не дрогнет. Президент Конфедерации криво усмехается и, сдавшись, со всем достоинством занимает своё место. Драко даже виду не подаёт, что взял верх, — его лицо всё так же беспристрастно и всё так же нечитаемо. — Десять лет назад, — Драко кривит рот, возвращая своё внимание обратно на пальцы, поглаживающие шероховатость стола, — вскоре после известных нам всем событий, власть Англии была захвачена Лордом Волдемортом, — предплечье Невилла, к которому я прикасаюсь локтем, заметно напрягается. — Большей части волшебников-полукровок, сквибам, а также некоторым чистокровным удалось сбежать за пределы магических границ, — Драко умолкает в задумчивости, пока остальные вынуждены ожидать его последующих слов. — И стать недосягаемыми для руки нового правителя. Они пребывали вне зоны воздействия магии, и, как следствие, вне компетенции волшебного сообщества. Перепуганные, подозрительные, не доверяющие никому беглецы вели затворнический образ жизни, справедливо надеясь, что в мире маглов им ничего не грозит со стороны Нового режима, — усмехается, и улыбка эта отнюдь не добрая. — Они могли колдовать, обращаться к магии — ничего особенного, обычное дело, если ты достиг семнадцатилетнего возраста. Ведь в таком случае всё, о чём ты должен беспокоиться, — сохранность твоей магической сущности от маглов, среди которых ты живёшь. Но вот странное обстоятельство, — три коротких стука по столешнице и кривая улыбка. — На протяжении всех этих лет практически каждый из беглецов, кто имел глупость затеряться среди маглов на полуострове, был обнаружен режимом и насильно возвращён в Магическую Британию… — Зачем нам выслушивать то, о чём мы и так знаем? — на повышенных тонах перебивает Фогель, заметно теряя последние крохи терпения. — Мне всё больше кажется, что эта встреча является ошибкой — нам не стоило вступать в контакт с элитой нынешней Британии. Я уверен, что это какая-то уловка, Мистер Малфой… — Позвольте продолжить, Фогель, — рявкает Драко, и это не фигура речи, он действительно буквально рычит. Президент ошеломлённо затыкается и во все глаза впивается в лицо Драко. — Я ещё не закончил, — куда более мягко проговаривает Малфой и вонзается взглядом в глаза Фогеля. —Тем более, что мы подбираемся к главному вопросу во всей этой истории, — Драко слегка наклоняет голову и несколько раз ударяет указательным пальцем себя по виску. — Каким образом режиму удалось выследить тех, кто в соответствии со всеми имеющимися указами, изданными обоими мирами, защищён от преследования и обнаружения там, где не действуют законы магического мира? Пелена из слёз мигом застилает глаза, и, хоть мой разум всё ещё пытается анализировать каждое произнесённое Драко слово, а взгляд всё ещё блуждает по его лицу в поисках ответов, — душа уже знает. Душа знает всё… — Бред! — клокочет Фогель, едва слюной не брызгая, но это всего лишь бравада. Всего лишь слова, а слова, как известно, не способны остановить катастрофу. — Я хочу дослушать, мистер Фогель, — осаждает вспыльчивость Президента мистер Идлвайн и кивает Драко, побуждая того продолжать. — Если мне не изменяет память, — Драко хмурится, обращаясь к своему разуму, но это лишь игра на публику, не более, — Статут Конфедерации о секретности гласит, что для обеспечения мира и сохранения тайны волшебникам возбраняется вмешиваться в дела простецов при помощи магии, — он использует старинное определение понятия маглов, таким образом цитируя статьи Статута, коим уже сотни лет. — Возбраняется любым способом зачаровывать их, кроме как с целью защиты и исцеления их от иного магического воздействия или с целью сохранения тайны существования магического мира, — голос Малфоя звучит монотонно, а на лице застыла маска, наглухо скрывая его истинные эмоции. — Убийство простецов, нанесение вреда им, их имуществу или иное преступление против простецов приравнивается к преступлению против мага, — Драко вскидывает брови, одаривая насмешливым взглядом Фогеля, Бонаккорда и Идлвайна. — И ответ виновный несёт перед своими согражданами и главами магических общин держав всего мира. Стул, на котором сидит Виктор, скрипит от смены положения последнего, и Драко, следуя за звуком, окидывает Крама задумчивым взглядом, вспоминая что-то, чем он, конечно же, со мной не поделился. — Каждый волшебник, который будет злонамеренно каким-либо способом затевать, возбуждать, — Драко начинает по очереди загибать пальцы, уж слишком сильно уделяя этому процессу внимания, — подстрекать, поощрять, продолжать, благоприятствовать, помогать, поддерживать или содействовать раскрытию тайны существования магического мира, — делает паузу и слегка повышает голос, — да будет наказан со всей строгостью в соответствии с законами своей общины. Я больше не смотрю на Драко — я пожираю взглядом Фогеля. Этого огромного мужчину с крепко сомкнутой челюстью и подрагивающими крыльями носа. Я вижу, как бьётся вена на его виске, и руки, сжатые в замок, смыкаются всё плотнее, придавая тёмной коже более светлый оттенок. Я не отвожу от него взгляда, потому что подсознательно чувствую — Драко обращается именно к нему. — В случае, если тайна существования магического сообщества будет раскрыта, — продолжает Малфой зачитывать выдержки из Статута, и я чувствую, как тело Невилла начинает дрожать, — и простецы, кроме тех, для которых посчитали приемлемым сделать исключение, узнают о волшебном мире, глава магического сообщества будет отвечать перед Международным магическим трибуналом. Никто не решается нарушить опустившуюся тишину, позволяя той стать звенящей — такой навязчивой, что даже в ушах слышится её перезвон. — Вы процитировали нам короткую выжимку из закона, который мы знаем наизусть, — нарушает молчание Президент, маскируя истинные чувства под сарказм. — Впечатляюще. Драко не выглядит смущённым или задетым, отнюдь — он даже кивает один раз головой в знак согласия. — Это для того, чтобы немного освежить вашу память, — он отодвигает стул, не создавая при этом ни единого звука, и встаёт на ноги. — На протяжении десяти последних лет Министерство Магии отслеживало применение волшебства всех групп магов на территории магловской Британии — даже если всплески происходили ненамеренно. — Это невозможно, — хлопает по столу Бонаккорд, бегая глазами по своих коллегам в поиске поддержки, прежде чем вскинуть взгляд на Драко. — Вы же сами только что озвучили пункты Статута, и если предположить, что уже само по себе звучит глупо, что подобное происходит сейчас… — О, я прошу вас, советник Бонаккорд, — в этот раз в голос Драко прорывается нетерпение. — Вы ведь слышали историю мисс Грейнджер. Слышали, как именно её поймали и как поймали в лесах Инвернесса ещё одного волшебника. — Это мало что доказывает, — глухо вмешивается Виктор, но Драко просто отмахивается от этих слов: — Тогдашний Министр магловской Британии, заключил договор с Волдемортом о том, что ему позволено охотиться за волшебниками далеко за пределами границ магической части страны. В этот раз уже очередь Идлвайна вскочить из-за стола, полагаю. Иначе как объяснить то, что я мечусь глазами от одного волшебника к другому. — Не может быть! — он поднимает обе руки вверх, отбиваясь от сказанного. — Главы магловских стран не имеют полномочий принимать подобные решения! Я готова поклясться, что улавливаю в глазах Драко победный блеск, но он быстро прячет своё превосходство одним лишь взмахом ресниц. Вцепившись глазами в негодующего Главу Совета, Драко, словно хищник, вгрызается в теряющую силы добычу и просто добивает брыкающееся создание. — Даа, — тянет похвально, словно ребёнка считать научил. — Именно. Обеспокоенный вмешательством магического представителя в дела маглов, Министр немедленно обратился к Конфедерации за помощью, — где-то с левой стороны давится воздухом Бонаккорд, чертыхается Невилл и даже Виктор бормочет ругательства, но я плохо разбираю звуки, отличные от слов, которые слетают с малфоевских губ. — К Главе совета, — Драко отрывает взгляд от Идлвайна и переводит сгущающуюся серость на одного опустившего голову волшебника. — К Вам, мистер Фогель. Кажется, в этот самый миг должен раздаться взрыв — бомба, начинённая взрывчаткой из обличительных слов и прямых обвинений, та, что призвана смести с оглушительным рёвом осмеянную Малфоем наивность, веру в справедливость и честность. Но на деле же не звучит ничего. Просто тишина. Просто… — Не желаете сказать, что же вы сделали? — добивает Драко, и я знаю, что козыри ещё не на столе. В рукаве запрятаны. — Нет? Тогда я сделаю это за вас: Вы склонили Министра маглов к подписанию договора о разрешении вести охоту на волшебников по всей территории людской части полуострова. — Ты знал, Фогель? — трёт грудную клетку Идлвайн, хватаясь другой рукой за спинку стула. — Все эти годы знал, что Волдеморт на постоянной основе охотится на волшебников на территории немагической Англии? Фогель вскидывает голову и невидящим взглядом впивается в стоящего возле него австралийца. — Это чушь! — качает головой. — Неужели вы не видите, что он пытается опорочить моё имя, и как президент Конфедерации... — хватает ртом воздух, израсходовав последние запасы на оправдания. — Это просто слова, — оборачивается в сторону Драко, и тон его голоса наливается льдом. — Слова приспешника преступного режима. Кто в трезвом уме поведётся на этот фарс? В ответ на это Драко просто пожимает плечами, а я словно зритель в театре — просто наблюдатель. И ничего не могу поделать, чтобы повлиять на сюжет разыгранной передо мной игры. Я не главный герой этого представления. Главный герой во всей этой истории — он. Драко Малфой. — У меня есть воспоминания бывшего Министра, — низким голосом подводит первую черту. — И в этих воспоминаниях весьма чётко виднеется ваша фигура. Как, впрочем, и сам разговор, — я больше не смотрю на Фогеля. Не испытываю желания наблюдать, как уничтожают другого человека. Пусть даже такого порочного. — Вы не стёрли память этому маглу, ведь он должен был понимать, почему идёт на такой шаг. — Как тебе удалось добыть эти сведения? Виктор. Кажется, это Виктор спрашивает. — Легилименция, — просто отвечает этот чистокровный волшебник, словно про погоду говорит. — Я подумал, что если уж Конфедерация не гнушается проворачивать дела вне закона, то чего уж мне стесняться. Я не осознаю, что даже не моргаю, вперившись прямым взглядом в профиль Малфоя, и, лишь когда его образ смазывается, а глаза жжёт огнём, — на секунду прикрываю веки. Он отправился в магловский Лондон, выследил бывшего Министра, которому сейчас около семидесяти лет, если не ошибаюсь, и применил к нему магию. Чёрт побери, Малфой влез в голову человека, нарушив тем самым озвученные им ранее законы, и кроме того… Моё сердце стучит сильнее, и, возможно, оно уже давно заходится, встревоженное, но мой разум настолько поглощён происходящим, что заметила я этот болезненный стук только сейчас. … нет ни единого шанса на то, что Драко не осознавал, насколько рискует применением магии на территории людского Лондона. И ни единого шанса, что по следам засветившегося на радарах Министерства волшебника уже не спущена свора ищеек. И то, каким образом он попал в Исландию сегодня… Сколько раз он проделывал эти авантюрные, несущие угрозу его жизни поступки? И господи, он владеет Легилименцией. — Агенты Волдеморта используют обычных маглов для того, чтобы вычислить местонахождение волшебников: считывают мысли, применяют Непростительные и убивают, если посчитают, что те тем или иным способом могут воспрепятствовать достижению поставленных целей. Мать мисс Грейнджер, — Драко делает крошечную паузу, и я чувствую его взгляд на себе, но не могу найти сил ответить тем же, — была убита режимом, а её смерть представлена как самоубийство. Если бы у вас была возможность опросить других заключённых, уверен, они бы смогли рассказать много ужасающих деталей их поимки, ведь многие из них контактировали с маглами, некоторые даже успели обзавестись семьями, родить детей… Они все погибли при весьма странных обстоятельствах. Объяснимых для людей, конечно же… И эта очередная черта, подведённая им по его же собственному усмотрению. Вторая вроде, но только глупец начнёт подсчитывать итоги. — Остановитесь, мистер Малфой… — сдавленно шепчет Бонаккорд. — Достаточно. Смешок грозится вырваться из моего рта, но я всего лишь издаю какой-то жалкий всхлип — смятый и ничтожно тихий. Мне бы сказать, что никакие просьбы прекратить что-либо не способны заставить Драко остановиться на полпути к своим целям, и он будет идти до самого конца, невзирая на просьбы и мольбы. Он пришёл сюда не для того, чтобы пресмыкаться перед этими волшебниками — какая глупость — наивность — с моей стороны рассуждать именно так. — Вот почему уважаемый Президент отменил заседание Совета в полном составе, — давит Драко, предсказуемо не поддаваясь просьбам Бонаккорда. — Вы, мистер Идлвайн, и вы, Бонаккорд, находитесь здесь исключительно из-за того, что отозвались на просьбу мистера Крама встретиться с мисс Грейнджер, — он понижает голос, и удивительно, что я способна до сих пор различать интонации, — как я могу судить, за спиной мистера Фогеля. Он пришёл к ним хищником в ночи. Молодой, неискушённый опытом и практически всю жизнь запертый во тьме. Он видел свет лишь издали, сквозь зарешечённые стены своей клетки, и куда ему тягаться с этими мудрыми, убеждёнными в своей нерушимой власти зверями? В конце концов он всего лишь один против целой стаи… — Я хотел сберечь свою страну от войны, — глухо отзывается Фогель, и я просто закрываю руками лицо. — Ирландия — единственная страна, граничащая с Англией по суше. Волдеморт в первую очередь заявился бы по наши души. Мы не были готовы дать отпор, — речь волшебника ускоряется, будто он боится, что ему просто не дадут договорить. — Ирландия была бы захвачена в считанные дни. Волдеморт хотел вернуть беглецов, и, получив своё, он успокоился, — оправдательные ноты заменяют более уверенные, но… — В договоре чётко прописаны пункты, которые власть магической Британии обязана придерживаться, и малейшее отступление несёт за собой наказание… — Не хочу вас разочаровывать, — слышу голос Драко, но не могу поднять голову и посмотреть на него. На самом деле я не могу посмотреть ни на кого. — Десять лет назад Волдеморт не собирался нападать на другие страны. Он использовал ваши страхи против вас же, усыпив бдительность, и позволил думать, что ему достаточно клочка земли. А поимка беглецов просто очередная демонстрация его силы — показатель того, что, если он захочет, вы спляшете под его дудку. На протяжении этих лет британская Комиссия по экспериментальным чарам изучает запрещённые Конфедерацией заклятия и зелья, совершенствует те, что чаще всего применяются, и использует на пленниках, что потеряли интересующие режим способности. После того как эксперименты получают отметку «успешно», знания передаются в Хогвартс. Для изучения студентами школы, — Невилла натурально колотит, но я не вижу его дрожь, просто чувствую как тремор его тела своей кожей. — Как вы думаете, сколько ещё лет Волдеморт просидит в своём изолированном, неприкосновенном мирке, используя безответственную глупость внешнего мира для подготовки к началу войны? … Один против целой стаи. Чем он мог пригрозить? Оскаленными зубами? Грозным рыком? Едва ли. Он просто ходил кругами, испытывая собственное терпение и наблюдал. Наблюдал. Выискивал слабые места, вынюхивал самого тщедушного из стаи. Надломленного. Какая ирония, что им оказался главарь этой стаи. — Всё, что я делал, — вздрагиваю от силы крика и только сейчас понимаю, что Ройстон не сидит за столом, а находится где-то дальше. Надо же, я даже не заметила его перемещений, — ради безопасности всего магического общества! — Интересно, — хмыкает Драко, и его спокойствие бьёт куда более сильно, нежели крики Президента. — Оценят ли ваш героический поступок другие волшебники, свято уверовавшие в силу Конфедерации, что способна защитить их от порабощения, и маглы, которые узнают не только о существовании волшебников, но и о том, что те беспрепятственно бродят среди них, — меня трясёт от услышанного, но эмоций никаких во мне нет. Я словно выжжена вся изнутри. — Вы не обезопасили магический мир — вы просто оттянули неизбежное, и теперь, кроме вас, в грядущий ад попадут ваши дети и внуки. Вы нарушили не только Статут, но и предали всё мировое магическое сообщество. — Как ты посмел… — шелестит Идлвайн. — Протеус, что ты наделал… — Ройстон, позже, — сорванно упрашивает Бонаккорд, и моё воображение рисует выражения лиц этих волшебников, раз уж глаза не способны вобрать этот образ. — Не сейчас, пожалуйста. Смешок Невилла — нервный и едкий — мягким мячиком бьёт мне в висок, но я даже не реагирую — я словно сижу под водой и она давит на меня, и вонючая, гнилая тина опутывает тело, и оно, обездвиженное, медленно погибает. — Всё, что я сегодня рассказал вам, — записано в сотнях писем. Если со мной или кем-то из моей семьи что-то произойдёт, эльфы дома Малфоев доставят эти письма с детальным описанием происходящего в каждую страну: министру магии и министру маглов. И если волшебников не удивит появления эльфа перед глазами, то уверяю, власти магловского мира будут не так спокойны. Что же до их реакции на происходящее в Конфедерации… Даже я не берусь давать оценку. … И когда наступил подходящий момент — молодой хищник вцепился в горло главарю, пуская кровь, и остальные, раздавленные проявлением немощи своего вожака, поджали уши и опустили морды, зарываясь в землю влажными носами. Подчиняясь воле хищника. Не принимая его как равного себе. А как превосходящего по силе каждого из них… — Вы не посмеете, — страх, неверие, отрицание. Это составляющие голоса Бонаккорда. И его самого, наверное. — Это разрушит наш мир. — Я посмею, — хмыкает Драко, и я вжимаю подушечки пальцев в свои веки. — Ещё как посмею, — его голос слышится рядом, а я не могу совладать с леденящей кожу дрожью. — Ваша репутация, будущее, а возможно, даже жизнь находится в моих руках. Мне плевать на решения, которые вы примете, — тёплая ладонь ложится на моё правое плечо, и я впервые чувствую хоть что-то. — Или не примете, — раздаётся над головой, и я опускаю руки, жмурясь от яркого света, бьющего в мои глаза. — Обеспечьте безопасность тем людям, которых я упомянул, и я клянусь, что сохраню ваш низкий подлый поступок в тайне. — Непреложный обет… — … Нееет, — давление ладони исчезает, но всё ещё чувствую прикосновение его пальцев. — Нет. Вам придётся жить с мыслью, что один неверный шаг в сторону, способный причинить вред моим близким, и я ввергну этот мир в хаос. … Но ни мудрость, ни жизненный опыт, ни многолетняя власть не привели к пониманию действий того, кто видел свет лишь издалека. Он пришёл не для того, чтобы примкнуть к зверям этой стаи. Он пришёл, чтобы сожрать каждого из них. — Это шантаж! — А я Драко Малфой — парочка очевидных фактов. — Мы можем спрятать вас, Ноттов и Забини по миру, но ваши родители — отец… — Семья Малфоев владеет особняком на юге Франции. Вам только нужно наложить чары сокрытия. Мне плевать, как вы это устроите. — Мы не можем дать стопроцентной гарантии того, что агенты Волдеморта не вычислят вас спустя время. Любая магия поддаётся воздействию, если знать где искать. — Тогда постарайтесь, чтобы никто не узнал, где именно нужно искать. Меня поглощает… безразличие. А может, это равнодушие или же полная апатия? Я не могу определить своё состояние. Я вижу, как шевелятся губы, мой слух улавливает какие-то звуки, но в целом я не могу воспринимать хаос, в центре которого нахожусь. Представление закончилось, Гермиона. Занавес уже опустился. — Грейнджер, — продирается сквозь туман в голове. — Мы уходим, — висок опаляет горячим потоком воздуха, и я отмираю. — Ну же, вставай. В отличие от Драко, я не настолько изящна и, чиркая деревянными ножками стула по полу, издаю противный скрежет. На негнущихся ногах направляюсь к выходу, но, по правде сказать, совершенно не различаю, где именно он находится. — Я хочу сказать… — ударяется в спину баритон Невилла, и звучание его голоса позволяет моему сознанию выиграть ещё один бой за собственную ясность. — Невилл… — мой голос и не голос. Так, сплошное карканье. — Нет, Гермиона, — упрямство этого человека мне хорошо знакомо. В конце концов мы навсегда останемся гриффиндорцами. — Я хочу. — Кто бы удивился… — едва слышно бормочет Драко, и я бросаю в его сторону быстрый взгляд. — Когда я сегодня шёл сюда, я надеялся… — прочищает горло Невилл, и я становлюсь сплошным слухом, вглядываясь в профиль моего однокурсника. — Несмотря на прошлый визит Гермионы в это место, на его результаты, я всё ещё хранил в себе надежду, — его скулы приобретают алый оттенок прямо под моим взглядом. — Я думал, что именно скажу вам — Совету из десятков самых уважаемых волшебников мира, сильных, гордых и властных, — рот Невилла язвительно кривится, и я натужно сглатываю, смаргивая подступающие слёзы. — Я думал, что мои слова если и не затронут души, то хотя бы заденут умы. Я хотел ответить на озвученное ранее о невозможности ввести миротворческий корпус Конфедерации в Британию в связи с тем, что это нарушает установленные законы Конфедерации. Я хотел сказать, что те, кто нападают, не обременены узами порядочности и не придерживаются общепринятых законов. Потому что им плевать на эти законы — они нарушили главный из них. Они напали. В то время как те, кто защищается вынуждены следовать всем уставам, придуманными теми, кто ратует за мир без войны, — моё сердце так болит, отзываясь на каждое произнесённое Невиллом слово. Так сильно болит. — Волдеморт напал на законную власть Магической Британии, узурпировал её и бросил гнить в тюрьмы несогласных. И не понёс за это никакого наказания. Ощущаете иронию? — он смотрит на стоящих напротив волшебников исподлобья, сжимая пальцы в кулаки, и в голосе его металл. — Зло не придерживается правил. Зло вынуждает придерживаться правил противоположную сторону, и не это ли является наибольшей силой тьмы? Никто из них не ответит на заданный вопрос, да и смысла нет. Время отвечало. На протяжении десятка лет. — Много лет назад подобные вам вверили судьбу нашей страны, жизни волшебников и их детей в руки семнадцатилетнего подростка, — Невилл ведёт челюсть и резко вдыхает. — Вы знали, что Гарри идёт к своей смерти задолго до того, как Реддл возвратился из ада, в котором гнил как крыса, — сбоку слышится фырканье Драко, но я просто фиксирую звук его голоса, не более. — Да, он был вонючей и побитой крысой, — продолжает свой монолог Невилл. — Но крысой с огромной властью. Вы видели, что происходит, но не хотели верить, слышали слова Дамблдора, Гарри, Гермионы и других волшебников о кошмарах, просочившихся в некогда спокойный мир, но не хотели слушать. А когда все те ужасы стали настолько реальными, что даже слепой не мог отрицать происходящее, вы сами стали крысами, — я затаиваю дыхание, во все глаза пялясь на Невилла, но ему и дела нет до моего шока. — Но не такими, как Реддл. Поджав хвосты и забившись по углам в надежде, что происходящее не настигнет вас, вы крепко закрыли глаза и заткнули уши. Вы крысы, джентльмены, — лицо Невилла искривляет презрительная усмешка, и он делает один шаг назад. — Позор всем вам и каждому по отдельности. Я не буду желать вам услышать во снах крики матерей, вопли горящих заживо детей и видеть предсмертную агонию лучших из нас. Я не желаю вам ничего. Вы жалкие. И слабые. Несмотря на власть, сосредоточенную в ваших руках, — резко развернувшись Невилл размашистым шагом направляется к двери, а я же только и могу, что провожать его взглядом. И когда он хватает дверную ручку — выдыхаю наконец. Потому что этот парень бросает горящий взгляд через плечо и режет им по онемевшим представителям Конфедерации. — Ничего ещё не кончено, — цедит, а в глазах насмешка. — И не будет, пока Волдеморт ходит по этой земле. Спрятавшихся крыс выкуривают из самых затаённых уголков. И это обязательно произойдёт. Никогда не забывайте об этом. И уходит, прикрывая за собой дверь. Оставляя каждого присутствующего тупо пялиться на место, где только что стоял. — Что ж, — тихо проговаривает Драко, мягко подталкивая меня к выходу. — Это было ожидаемо… В отличие от Невилла, мне нечего сказать всем этим людям. Я ухожу, глядя исключительно перед собой. Возможно, это последствия потрясения или же я до сих пор пребываю в состоянии стресса — я не знаю. Я знаю только то, что, выйдя в коридор, я вижу Невилла, прислонившегося к белоснежной стене лбом и крепко зажмурившего глаза. — Невилл, всё, — бросаюсь к нему, поглаживая ладонью его спину. — Всё. Он качает головой, так и не открывая глаз. — Как ты перенесла разговор с ними в прошлый раз? — вся сдерживаемая им горечь одним махом заливает его голос. — Я готов разнести это здание в щепки. Или проклясть кого-нибудь, — выдыхает сорванно. — Желательно бы совместить. — Это было предсказуемо, — успокаивающе тихо произношу, уговаривая его прийти в себя. — Они давно всё решили, и это заседание не более чем возможность выведать у Драко информацию, — хмыкаю пренебрежительно. — Теперь понятно, для чего они согласились на эту встречу, господи. Невилл немного поворачивает лицо ко мне и приоткрывает один глаз. — Ты говоришь о Фогеле? — Преимущественно о нём. — Могу представить, как он наложил в штаны от страха быть обличённым, — намёк на улыбку ослабляет сковавшее внутренности напряжение, и я тоже улыбаюсь. — Это немного приносит облегчение. Резкий удар дверного полотна о стену заставляет нас повернуться и впиться взглядами в раскрасневшегося и взъерошенного болгарина, стремительно приближающегося к нам. — Виктор? — едва не бросаюсь к нему навстречу. — Что там? — Это катастрофа, — опускает глаза в пол, и я не могу прочитать его истинные чувства. — Не уверен, что Совет перенесёт такой удар и президентство Фогеля… Я не знаю, что будет дальше… — вскидывает голову, но на нас не смотрит. — Ройстан на грани срыва и… у меня нет слов, — сжимает указательным и большим пальцами переносицу, прикрывая веки. — Я не могу поверить в то, что это действительно правда. Как Фогель мог так поступить? — Нам нужно убираться, — холодность тона Малфоя сводит на нет общий накал ситуации. — Здесь делать больше нечего, — краем глаз улавливаю его движения, и моё тело бессознательно тянется к нему. — Крам, — деловито нарезает фразы Драко, и я хмурю брови в смутной подозрительности. — Необходимо обсудить план передачи всех доказательств, собранных мной, прежде чем я вернусь в Магическую Британию. Очевидно, я не могу доверять документы ни одному из этих волшебников. — Да, — кивает в согласии Виктор, так и продолжая вглядываться в потолочные своды. — Да, давайте аппарируем. Смаргиваю наваждение, протягиваю руку в сторону, цепляясь пальцами за рукав свитера Малфоя, и тяну на себя, привлекая его внимание. — Драко, — говорю как можно тише. — Время кормить Айлана. Его взгляд медленно оглаживает моё лицо, задерживаясь на, несомненно, покрасневших глазах, и на долю секунды я различаю вспышку гнева, но внутри меня ничто не реагирует на проявление этой эмоции. Я знаю, что этот гнев направлен не на меня. — Лонгботтом, — не отрываясь от разглядывания моего лица, произносит Драко. — Как ты относишься к тому, чтобы позволить мистеру Краму посетить твой дом? Мои глаза расширяются в панике от этих слов, и мне хочется что-то сказать, но… — Учитывая, — разносится усталый ответ, — что в скором времени мы покинем долину, и то, что Виктор едва ли не единственный, кто заслуживает доверия из всей этой шайки… Добро пожаловать. Распахнутость взгляда сменяется подозрительностью в прищуре, и пристальность моего внимания вызывает у Малфоя лишь вопросительно приподнятую бровь. — Драко? — дёргаю подбородком, подступая к нему, намереваясь во что бы то ни было добиться ответов на вопросы, которые я не могу ещё чётко осознать, но они уже беспокоят мой разум. — Всё в порядке, Грейнджер, — опускает слегка голову и обхватывает мою ладонь. — Не волнуйся. Малфой тянет меня к точке аппарации, где нас уже ждут Виктор и Невилл. Его пальцы, сжимающие мои, ощущаются как никогда реально. Я умышленно не смотрю на Виктора, чётко осознавая, что его глаза опять непрерывно вглядываются в переплетение наших рук. В этот раз наша трансгрессия осуществляется в непосредственной близости с границей защитных чар, укрывающих долину, и я успеваю заметить неприкрытый интерес Виктора к этому месту. В какой-то момент наши взгляды пересекаются, но это длится менее чем секунду, и он быстро переключается на спросившего его что-то Невилла. Моя ладонь всё ещё в ладони Драко. — Ты знал, что они не изменят свою позицию по поводу Британии, — тихо обращаюсь к Драко, напряжённо всматриваясь в идущих впереди нас Крама и Невилла. Большой палец Драко знакомо делает кружок на моём запястье, и в его голосе нет ни капли удивления моим высказываниям. — Вы очень наивные, Грейнджер, — тянет в излюбленной манере. — Такие гриффиндорцы, — хмыкает, осматривая затихшую в осенней спячке долину. — Ну и Крам, конечно, удачно вписался в вашу компанию. — В этом и был твой план, не так ли? — смутные вопросы наконец формируются в слова. — Ты не собирался бороться за введение войск в Британию — ты хотел выторговать свободу для себя и остальных. Его шаг всё так же твёрд, а голос всё так же уверен. Его не смущают ни мои слова, ни мои выводы. Его вообще ничего не смущает. — Я боролся за жизнь своих близких, Грейнджер, — улавливаю поворот головы и тут же поднимаю свою в ответ, находя его сверкающие в темноте глаза. — С чего ты вообще придумала, что я буду добиваться торжества справедливости? У меня нет ответа на этот вопрос. Мне нечего сказать. Наверное, поэтому мы просто смотрим друг на друга, и каждый пытается найти в глазах другого уязвимость или же неприятие совершённых поступков. Но прислушиваясь к себе, я не ощущаю ни осуждения, ни порицания… Только страх. Поглощающий. Удушающий. — Твоя вылазка в магловский мир… — задыхаюсь, обменяв глоток воздуха на испуг. Я знаю, что тревога полностью поглощает мой взгляд, а боязнь за безопасность Драко подкашивает ноги, иначе как объяснить то, что его ладони — сухие и тёплые, обхватывают моё лицо, фиксируя, а сам он практически вплотную прижимается ко мне? — Они ничего не найдут, — мягко звучит его голос, и губы едва ощутимо касаются моего подбородка. — Как можно найти волшебника, которого там уже давно нет? — Но разве они не могут поступить так же, как и ты, — выйти на министра и влезть в его голову? — Вряд ли, — ухмыляется высокомерно. — Я применил Обливиэйт, — моё тело непроизвольно вздрагивает от этого заявления, но Драко просто дёргает подбородком в сторону дома Невилла и Ханны, тёплым средоточием света освещающего часть долины. — Мы пришли. Он тянет меня внутрь, не позволяя и рта раскрыть таким образом, и всё, что я могу, — сверлить глазами его спину. — Малфой, — шиплю змеёй, упираясь ногами в пол. — Ты… — У вас есть ребёнок? Этот вопрос стирает блуждающие ранее в голове мысли, и слабость жидким варевом просачивается в кости, размягчая ткани, и я впиваюсь ногтями в кожу рук Драко не для того, чтобы привлечь внимание, — для того, чтобы устоять. Словно в замедленной съёмке я наблюдаю, как Виктор оказывается рядом с растерянной Ханной, держащей на руках моего сына, краем глаза улавливаю, как Невилл озадаченно чешет лоб, хмурясь, и чувствую, как из моих пальцев выскальзывает рука Драко. — О, — сглатывает Аббот, испытывая неловкость. — Это… Она переводит взгляд на Драко, надвигающегося на неё с изяществом товарного поезда, и нет ни капли сопротивления в её глазах в тот момент, когда он, не произнеся ни слова, протягивает руки, и ей приходится передать малыша ему. Драко перехватывает Айлана и, накрыв ладонью маленький затылок, прижимает сына к плечу. Он не позволяет никому увидеть свою привязанность и, метнув в Виктора нечитаемый взгляд, разворачивается спиной ко всем нам, и направляется к панорамному окну, скрывая своё лицо и свои эмоции. Это мой ребёнок, Крам. Драко не требуется произносить эти слова вслух. Ему не нужно обозначать собственную важность в судьбе этого мальчика. Его действия говорят убедительней любых существующих в этом мире слов. — У, — коротко выдаёт Айлан, надёжно спрятанный широким размахом плеч своего отца, и я медленно перевожу взгляд на растерянного Виктора. Я буквально вижу, как понимание развеивает замешательство в карих глазах, и смело встречаю это озарение. Мой подбородок тянется выше, а позвоночник распрямляется в идеально ровную линию. Руки по швам, волосы назад и упрямость в глазах. Мне нечего стыдиться. Этот ребёнок — плод моей искренней любви к его отцу, пусть он и не самый искренний человек. Но он мой человек. Да, я не состою в браке с Драко, что для консервативного магического общества является едва ли не катастрофой, не являюсь ему ровней, исходя из идиотских соображений чистокровных ублюдков, и вообще по законам логики мы совершенно не подходим друг другу. И что? Что? Я не буду оправдываться перед кем бы то ни было — пусть даже это и Виктор. Не собираюсь прятать свои глаза, своего сына от бывшего Пожирателя и свою любовь к нему же. Я слишком многое вынесла, через многое прошла и потеряла тоже очень много. Очень многое я потеряла, чтобы испытывать хоть что-то подобное смущению. И если Виктору по каким бы то ни было причинам тяжело принять это — значит так тому и быть. Это его решение. И он прекрасно это читает в моих глазах. — Как он? — перевожу взгляд на переминающуюся с ноги на ногу Ханну. — Отлично провёл время, — чересчур воодушевлённо кивает головой девушка, отмерев. — Кажется, ему доставляет удовольствие пачкать подгузники по несколько раз за десять минут, — её лицо озаряет неподдельная улыбка, и я не могу не поддаться этой искренности, улыбаясь в ответ. — Маленький проказник. Кладу ладонь на предплечье Ханны и легонько сжимаю: — Спасибо тебе, — и, получив очередную улыбку, направляюсь в сторону Малфоя. Я практически подкрадываюсь к этим двоим, прекрасно понимая, что Драко слышит мои шаги. Но мне всё же удаётся выцепить момент, когда губы Малфоя коротко прижимаются к виску Айлана, вертящего головой в разные стороны. Малыш с нескрываемым восторгом вперемешку с удивлением разглядывает собственное отражение в окне, но, когда замечает меня, немедленно поворачивается, выискивая взглядом. — Привет, мой сладенький, — сердце заходится в тянущем спазме, и я успокаиваю это беспокойство, вдыхая запах своего ребёнка. Он тянет ручки навстречу, и Драко передаёт мальчика мне. Я чувствую на себе внимательный взгляд и вскидываю свой, с готовностью падая в серебристые воды. Не знаю, что он там прочитал, но, наверное, Драко нравится увиденное: его рот растягивается в самодовольной ухмылке, а эти непозволительно красивые глаза сосредотачиваются на моих губах. Выдыхаю коротко, борясь с детским желанием тыкнуть Драко пальцем между рёбер и стереть эту ухмылочку. — Я покину вас ненадолго, — объявляю я, ни к кому конкретно не обращаясь, и взмахиваю волосами, специально чиркнув кончиками по всё ещё ухмыляющемуся лицу. Перехватываю покрепче Айлана, решившего пожевать мои пряди, и ухожу в ближайшую комнату. Когда я кормлю своего сына, прислушиваясь к нестройным голосам за дверью, — навязчивое чувство собственной незначительности ядовитой иголкой точит мой разум. Я честно пытаюсь заглушить гадкий привкус нежеланной мной отдалённости от разворачивающихся событий, но у меня выходит из рук вон плохо. Мысли, что я сейчас должна быть со всеми, — принимать активное участие в оценке доказательств, добытых Драко, обсуждать всевозможные ситуации и, возможно, продолжать бороться, — не дают мне покоя. Айлан сжимает пальцами кожу на груди, и я стискиваю зубы, чтобы не застонать от боли. Когда я выхожу в гостиную с сытым малышом на руках, то замечаю, что Драко так и стоит на том же месте, где я его и оставила, а вот остальные расселись за обеденным столом. Когда я направляюсь к переноске, чтобы уложить туда Айлана, то чувствую на себе каждый взгляд, направленный в мою сторону. — Это не может так закончиться, — звучит голос Невилла, и я понимаю, что прервала его на полуслове, а теперь парень продолжает свою мысль. — Не может, — едва не сплёвывает. — Каждый раз, когда мы миримся с очередным провалом, случается нечто, что даёт надежду на совершенно иной исход. Но раз за разом мы натыкаемся на стену. Судя по витающей напряжённости, разговор в данном ключе продолжается весьма длительное время, а моё появление лишь затормозило его ход. — Пробей её, — раздаётся голос Драко, и хрипота в его тоне означает лишь то, что он наверняка хранил молчание, пока остальные обсуждали события сегодняшнего дня. Но, как только Драко вступает в разговор, голоса затихают, и лишь только сопение полусонного Айлана раскачивает застывшую тишину. — Стену, — уточняет Драко, засунув руки в карманы. — Пробей стену с обратной стороны. — О чём ты? — едва слышно спрашивает Невилл, вонзаясь взглядом в спину Малфоя. Который так и не удосужился развернуться к собеседникам лицом. — Бунт, — он пожимает плечами, будто сказанное им само собой разумеется. — В резервациях. Теперь уже и я сверлю взглядом чистокровного волшебника, и, если бы взгляды могли воздействовать физически, — спина Малфоя давно бы превратилась в располосованное полотно. Это сравнение всколыхивает непрошенные воспоминания, и я натужно сглатываю, пытаясь избавиться от картинок прошлого. — Едва ли это выполнимо, — осторожно начинает Невилл, не спуская глаз с невозмутимого Малфоя, продолжающего всматриваться в панораму за окном. — Как минимум нужны сотни волшебных палочек, и это я не говорю о том, каким образом их можно доставить… — парень умолкает, откинувшись на спинку стула, и уголок его губы ползёт выше. — Если, конечно, ты не собираешься помочь. — Доставить могу, но ты же понимаешь, что для меня слегка затруднительно найти такое огромное количество палочек. — Я могу организовать это, — раздаётся голос Виктора. — Думаю, у меня есть такая возможность. Я не знаю, как это устроено, но я готова поклясться, что губы Драко в этот момент растягиваются в довольной ухмылке. Я не вижу ни его лица, ни его глаз — я просто чувствую его энергетику, и у меня начинают дрожать руки. Потому что аура его тёмная сейчас и плотная — такая же, как и в тот момент, когда он приходил ко мне в подвалы Министерства. Самовлюблённый. Самоуверенный. Нахальный и дерзкий. Я читаю высокомерие в размахе его плеч, путаюсь в циничности, что прямой линией — идеально ровной — пересекает его спину, и нечто, похожее на опасливость, щекочет кончики моих пальцев. Тонкий всхлип ребёнка разрезает воздух острой заточкой, и Драко резко разворачивается на звук взлетевшего до невероятной высоты плача. Внутри меня будто обрывается всё. Бросаюсь со своего места к покачивающейся в воздухе переноске и обхватываю руками тёплое тельце своего мальчика. Я вмиг забываю об окружающих, о разговорах и о самой обстановке вокруг меня в целом — я полностью сосредоточена на своём ребёнке. Оказавшись на руках, Айлан затихает, но лишь на несколько секунд. Прижимая его к себе, чувствую, как напрягается его живот в спазме и внутри буквально бурлит урчание. Лицо малыша приобретает красноватый оттенок, а сам он беспрерывно двигает ножками, подтягивая их повыше. Его такая очевидная боль переливается в меня, и я ощущаю, совершенно реально, как у меня сводит живот. Тёмная тень перекрывает льющийся из окон свет, и я перевожу взгляд от Айлана на стоящего возле меня Драко. Его светлые брови изломаны, в глазах тревога, а руки то и дело поглаживают спинку извивающегося в моих объятиях ребёнка. — Грейнджер, — наполненный беспокойством голос Драко призывает собраться, — что такое? — Кишечные колики, — отвечаю, слегка повысив голос, чтобы перекрыть плач ребёнка. — Нужно обратиться к целителю. — Нет необходимости, это пройдёт, — качаю головой, совершенно позабыв, что за нами наблюдают. — Надеюсь, к месяцам четырём. Это нормальное явление, — быстро добавляю, увидев в глазах Драко несогласие. — Что, конечно, не приносит облегчения ни мне, ни ему. — Есть способ утихомирить его боль? — Массаж мог бы помочь, — целую пушистые волосики Айлана. — Да, мой хороший? — перехватываю его поудобнее и глажу живот. — Мама сейчас поможет тебе, — кидаю быстрый взгляд на Драко. — Я отойду ненадолго. Когда я появляюсь в гостиной в следующий раз, проходит не менее получаса. Раскрасневшиеся лица, взъерошенные волосы и нервные заломы губ — вот что я вижу. И острый взгляд серых глаз, направленный на меня, я тоже вижу. — Задремал, — выдыхаю, внутренне усмиряя бурлящую досаду оттого, что пропустила, несомненно, множество важных вещей. — Не волнуйся. Какая-то обида бередит мой разум, что мечется в несправедливости собственного положения, ведь его лишили возможности внести вклад в общую проблему. — Но каким образом… — подает голос Ханна, и я смаргиваю тревожащие меня ощущения. — Я хочу сказать, что нужен кто-то, кто способен собрать людей. Этому человеку должны доверять и… — Ровена, — выдыхаю я, переводя на Аббот взгляд. Каким-то образом я молниеносно улавливаю, о чём идёт речь. — Она способна повести за собой не только Первую резервацию — всех освобождённых в ходе мятежа пленников. Мне становится немножечко легче. Чувство собственной значимости хоть и не способно восстановиться от одной произнесённой вслух идеи, но это хоть что-то. — Ровена умерла, Грейнджер, — звучит безразлично со стороны. — От африканского вируса. Болезнь унесла десятки жизней в Первой Резервации. Мои глаза наполняются слезами. Настоящими, солёными слезами. И в этих влажных разводах я вижу себя, сидящую с опущенной головой на деревянном ящике в помещении Дезинфекции, — мои волосы растрёпаны и острижены абы как. А внутри бурлящая боль — концентрированная и всепоглощающая. И её я вижу. Деловито рыскающую в вещах и вытаскивающую из тканевых недр металлические ножницы. Я даже не понимаю, что, уйдя в себя, в реальности смотрю на Драко, хоть и не вижу его совсем. Лишь когда он дёргается в мою сторону, видения покидают меня, вытекая жидкими каплями с уголков глаз. — Кто ещё погиб? — вмешивается Невилл, и в его вопросе даже не сквозит беспокойство — там всё до костей пронизано тревогой. Ханна кидает на него острый взгляд, но это лишь мгновение — доля секунды, не более. Вперив глаза в столешницу, девушка крепче стискивает зубы — до такой степени, что даже на расстоянии я вижу очертания её челюсти. — На данный момент это не имеет никакого значения, — кидает Драко, не сводя с меня глаз. — Джинни Уизли, — хруст слишком крепко сжатых пальцев оглушительным щелчком разбивает густое напряжение, и мне не нужно смотреть, чтобы знать, кто именно так реагирует на это имя. — Она идеально подходит на роль организатора, — выдыхаю с облегчением, совершенно не отдавая себе отчёта, что испугалась смерти Джинни. — Её даже не придётся упрашивать организовать мятежников. Логично предположить, что вы можете начать с моей Резервации, а дальше уже разбирайтесь сами. — Невилл, Ханна, — сдавленно проговариваю, едва владея собой. — Вы понимаете, что это значит? Невилл медленно встаёт из-за стола, опираясь ладонями на столешницу, и в его взгляде, направленном на меня, разгорается огонь тысячи костров. — Мы можем вернуться и возглавить восстание, — твёрдо звучит его голос. — Воскресить Орден из пепла. Мерлин, мы освободим резервации одна за другой и… — У вас будет полное право просить введения миротворцев, — вмешивается Виктор, вскинув голову в сторону Невилла. — А с учётом имеющихся на руках Конфедерации доказательств преступлений режима, Совет, скорее всего, проголосует за, и Фогель после случившегося сегодня вряд ли осмелится противоречить… Если вообще сохранит должность. — Гермиона, — потрясение в глазах Ханны переливается в её голос. — У нас есть шанс… Мы можем… — Она не пойдёт, — уничтожает острым клинком едва воскреснувшую радость. Этот холодный, жёсткий голос уничтожает. — Что, прости? — смаргиваю жалящую вспышку смутной боли, переводя взгляд на натурально разделывающего меня глазами Малфоя. — Ты не будешь участвовать в этой войне. — Почему?! — с вызовом и нервным надрывом выдавливаю вопрос, остро чувствуя на себе взгляды Виктора, Невилла и Ханны. Краска смущения заливает лицо, будто огнём полоснуло, и я давно не испытывала подобного унижения. Как он мог заявить подобное — так безапелляционно и так нагло? В присутствии посторонних людей? Вскрик Айлана, вздёргивает сердце, и к горлу подкатывает горький ком. Я перевожу взгляд на дверь комнаты, где находится мой сын, и немедленно направляюсь к нему. — Да, — разбивается о мой затылок приглушённый голос, — действительно, почему… Я провожу с Айланом буквально минут десять — не более. Сменяю очередной подгузник, при этом ведя борьбу с собственным ребёнком за сохранение волос на моей голове. Глаза щиплет от непролитых слёз, вызванных смущением, злостью и обидой, и от этого движения мои слишком нервные и рваные. Но когда я немного провожу времени наедине с собой, скрытая от чужого внимания толстыми стенами, тревожащая мысль, маячившая на краю взбудораженного сознания, наконец перекрывает собой иные мысли. Почему Драко не заходит? Он ведь слышал, что Айлан не спит. Так почему он не заходит? Обеспокоенная, быстро подхватываю сына на руки и иду в общую комнату. Подскочившая внезапно ко мне Ханна, с готовностью забирает у меня ребёнка, и такое чувство, что она уже поджидала меня за дверью. Мне не нужно рыскать взглядом по комнате, чтобы понять — Драко здесь нет. Его нет. Это знание перебивает собой ощущение устремлённых на меня взглядов, и мне дела нет ни до сочувствий, ни до сожаления, ни до ещё чего бы то ни было, что они выражают. Мне всё равно. На всё плевать. Кроме одного. — Где Малфой? Мне достаточно доли секунды, чтобы считать неловкость, насквозь пропитавшую тела присутствующих, и я крепко стискиваю зубы, впиваясь ногтями в ладони. — Он ушёл, Гермиона, — осторожно отвечает Невилл, так, словно я могу взорваться в любой момент. Кажется, да — я могу. Не разбирая перед собой дороги, не произнося ни звука, я просто иду к выходу из дома. Перебираю ногами, натягиваю на себя пальто, толкаю рукой дверь и выхожу на улицу. Странно так, ветра уже нет. Наверное, он, разогнав тяжёлые тучи, устремился куда-то ещё, не сдерживаемый ни границами, ни мирами. Свободный, вольный ветер. Прикрываю глаза и поднимаю лицо, подставляя разгорячённую кожу свежему воздуху, позволив прохладе остудить выжигающую внутренности кровь. Треск сухой ветки вздёргивает образовавшийся в горле ком, и, кажется, я сейчас согнусь пополам, извергая из себя этот сгусток, что является клубком рвущегося из тела крика. Он здесь. Драко здесь. Распахиваю веки, смаргивая слипшиеся ресницы, что мешают полноценному зрению, и упираюсь взглядом в высокого мужчину, появившегося словно из ниоткуда. Он стоит напротив меня — высеченный из мрамора. Такой же крепкий. И такой же холодный. Чужой. Злой. В его глазах холод и вьюга — настолько жалящая. Безжалостная. Когда я видела его таким в последний раз? Когда чувствовала на себе этот лёд? Когда? Так давно, кажется, что уже и забыла, каково это. Забыла, каким он может быть, нет, Гермиона, — какой он есть. Забыла. Внутри меня пусто. Даже горечи не осталось. Досады нет, обид никаких и всех тех эмоций, подкармливающих моё гневное недовольство, тоже нет. Пусто. — Прежде чем я уйду, — обращается ко мне, но голос его неживой. Механический. — Позволь мне ответить на все твои вопросы, — Драко даже не подходит ближе, чтобы иметь возможность говорить тише. — Те, что у тебя на языке, и те, что могут возникнуть в дальнейшем, — холодно, как же мне холодно от его интонаций. — Возможно, я никогда не вернусь в Англию. Не увижу свой дом, не ступлю на свою землю, — уголок его рта дёргается, и это единственное подтверждение его бешенства, что лишь отблеск в глазах, не более. — Но мой сын однажды вернётся и получит то, что ему причитается, — своё наследие. Малфои никогда не проигрывают, Грейнджер, — втягивает воздух через нос, и жестокость искажает гладкие черты лица. — И мой сын не проиграет — у него будет титул, земли и золото. И уважение — это тоже будет. Я не позволю никому испоганить будущее моего ребёнка. Никому, — слегка опускает подбородок, продолжая истязать меня словами. — А теперь, что касается тебя… Челюсть Драко дёргается, и я прослеживаю это движение затуманенным взглядом, не способная на большее. Я не чувствую себя, не ощущаю даже биения своего сердца, будто оно перестало стучать в тот самый миг, когда осознало, что он просто ушёл, не попрощавшись. — Ты пойдёшь туда, и я последую за тобой, — низко рокочет оглушающий в своём спокойствии голос. — Если тебя убьют, я буду преследовать твоего убийцу до последнего вздоха, а потом, когда месть свершится, — я подохну. Я просто пойду и найду свою смерть: от Непростительного, от магловского пистолета либо же от пыток. Похер. Потому что нет ни единого шанса, что я буду жить в этом сраном мире, в котором нет тебя. Поняла? Смысл сказанного долетает до меня, впитывается сквозь кожу, и непролитые слёзы находят выход, но я едва ли чувствую мокрые дорожки. — А Айлан… — давит Драко, и не стоит удивляться, что он применяет ко мне свои тактики, проверенные годами на других. — Наш сын повторит судьбу Поттера, — он умолкает, но на мгновение лишь. — Кто его вырастит? Кто возьмёт ответственность за отпрыска Пожирателя и маглорождённой? — голос его становится выше, но глаза всё так же холодны. — Лонгботтом? Возможно, если останется жив, — беспощадно продолжает, не обращая внимания на моё оцепенение. — Или же мой отец, к примеру? — болезненный толчок в груди сопровождается очередной слезой, и я судорожно всхлипываю. — Нам обоим известно, каким он будет любящим родителем. Скорее всего, смотря на мальчишку, Люциус вряд ли узнает меня — уверяю, в чертах своего внука он всегда будет видеть ту, ради которой погиб его единственный сын. Такой жизни ты желаешь нашему ребёнку? — горький смешок срывается с его губ и растворяется в сумрачной темени. — Быть сиротой, непонятым обоими мирами, не помнить ни отца, ни матери — не знать ничего, кроме враждебности и нелюбви. Каким он вырастет, Грейнджер? И кем станет? Меня словно протащили по острым камням. Словно выжали все соки. Высушили дотла, и я могу рассыпаться от малейшего дуновения ветра. Или от собственного движения. Каждое произнесённое Малфоем слово, немой упрёк во взгляде и эта отчуждённая холодность душат горло, наносят раны рваные, и я истекаю кровью — вот прямо здесь, перед его глазами. А он. Всего лишь головой качает. И отступает назад. Ещё дальше от меня. Дальше. От. Меня. — Мне нужно идти, — бросает равнодушно. — Нужно много чего подготовить прежде, чем я покину Британию. Эти слова бьют по лицу наотмашь, и я вздрагиваю от нахлынувшей паники, но даже это не в состоянии помочь оживить онемевшее тело, словно мои ноги вросли в землю, и не пошевелиться мне, не сдвинуться с места. — Разве у тебе ещё нет пару часов в запасе? — хриплым шелестом, на издыхании. — Я сделал всё, что хотел и больше нет смысла задерживаться. — Но я не знаю, когда вновь увижу тебя! — вскрикиваю, используя последние крохи внутренних сил на эти слова. — Ты разве не хочешь побыть со мной эти часы? Упрямство сковывает его плечи, поражая, или же это всё тот же лёд, что искрится в его взгляде, действует на меня так оглушающе, я не знаю. — Иди к Айлану, — ровно произносит Драко, продолжая погребение меня своей бесчувственностью. — Он наверняка соскучился по тебе. Горячая волна из боли омывает мои кости, сжигает дотла мои внутренности и сшибает напрочь немое созерцание того, как этот человек уничтожает меня безжалостно. Намеренно. По собственному выбору. — А ты? — ехидство перекрывает пласт мучительной агонии, и я рада. Рада чувствовать нарастающую злость. — Ты не соскучился? — кривлю губы, отвечая взаимностью на его жестокость. — Вот просто так уйдёшь? Он не отвечает. Только руки сжимает в кулаки. И смотрит. — Мне нужно идти. Это последнее, что я слышу от него прежде, чем Драко исчезает так же внезапно, как и появился передо мной. Оставляя стоять меня в одиночестве, раздираемую противоречиями и невысказанными словами. С пролитыми слезами лишь. «... Я люблю тебя. Всегда помни об этом…» Я люблю тебя. Я люблю тебя. Люблю тебя. — Я буду помнить, — шепчу холодными губами. — Должна помнить. Позже, когда Виктор уходит, коротко попрощавшись, а я наконец добираюсь до своей постели — бессонница надёжно укрывает меня в своих объятиях. Я остро нуждаюсь в успокоении, и мой сын сполна справляется с этой задачей. Он тихо посапывает, запрокинув руки над головой, и его носик морщится во сне. Наклоняюсь к маленькому тельцу и глубокими вдохами вбираю в себя его запах. Целую сжатые кулачки и стираю капли собственных слёз, разбивающихся о нежную кожу. — Прости меня, — шепчу, пробуя на вкус жидкую соль. — Прости меня. Я никогда тебя не оставлю — всегда буду рядом. Прости меня за недостойные мысли. Прости, что позволила тщеславию затмить свой разум. Прости, что потерялась между тем, что должна, и тем, что действительно важно. *** Зима наступает тихо и незаметно. Для меня. На самом деле моя и без того однообразная жизнь стала ещё монотонней — я будто поставила её на паузу. С тех самых пор, как Драко ушёл. Я помогаю собирать информацию, составляю список необходимых заклинаний и трав, что наверняка понадобятся друзьям, когда они вернутся в Британию. Со слов Невилла я знаю, что Драко продолжает держать связь с Виктором, и это немного облегчает ноющую боль внутри меня. Он в порядке. С ним ничего не произошло. И он продолжает делать то, о чём говорил: борется за своих близких. Невзирая ни на что. Уложив Айлана спать, я спускаюсь в гостиную, где гремит чайником Невилл, скрадывая время ожидания Ханны из города. Останавливаюсь посреди лестницы и какое-то время просто наблюдаю, как его руки ловко справляются с заваркой. Опустив голову, тихо спрашиваю: — Ты осуждаешь меня за то, что я не пойду с вами? Этот вопрос мучает меня длинными, лишёнными сна ночами. Разъедает мозг, и я не могу забыть, что уже однажды сбежала. Как и не могу забыть всеобщего презрения, стоило мне предстать перед теми, кому не посчастливилось жить на свободе. Руки Невилла замирают над крышкой, и широкие плечи опускаются. — Гермиона, — он оборачивается, находя меня своими глазами. — Никто всерьёз не ожидал от тебя участия, — он не лукавит, подкупая открытостью своего взгляда. — Как можно? Ни я, ни Ханна никогда бы не позволили тебе оставить Айлана, да и на кого его оставить? — пожимает плечами. — Малфой взбесился, и это вполне объяснимо. — Я знаю, – опускаю взгляд, не в силах избавиться от тянущей муки, что никак не покидает меня. – Если бы Ханна забеременела, — подходит ближе, кладя руки на мои предплечья. — Не знаю… я бы лично ползал на коленях перед Конфедерацией, чтобы защитить её и своего ребёнка. Поднимаю на Невилла взгляд и падаю в тёмные омуты, наполненные пониманием, поддержкой. Заботой. И никакого осуждения там нет. Несмело улыбаюсь, и Невилл тут же ухмыляется в ответ полноценной улыбкой. Его лицо светлеет, а вокруг глаз разбегаются мелкие лучики морщинок. Сердце наполняется теплом, и едва ли не впервые за долгое время я не ощущаю отголосков леденящего холода в костях. Звон разбивающейся посуды впивается в наши тела внезапной дрожью, и Невилл выхватывает волшебную палочку из кармана брюк, но не успевает развернуться, чтобы выпустить заклятие. Его тело взмывает над полом и с громким хрустом ударяется о стену, оседая. Мозг не успевает осознать происходящее, и только мысль, что моя палочка находится в библиотеке на первом этаже, горящей молнией освещает потемневший разум. — Айлан, — хрипит Невилл, заваливаясь на бок, и я с оцепеневшим от ужаса взглядом тупо наблюдаю, как по светлой стене расползается кровавая полоса, — Айл… Тянусь рукой к выпавшей из рук Невилла палочке, но громкий крик мучительной боли разделывает слух, и я понимаю, что это я. Я кричу. Руку обжигает силой выпущенного заклятия, и кожа прямо перед глазами пузырится, вздуваясь, и эти волдыри лопаются с тошнотворным звуком, источая запах горящей плоти, и шок на мгновение отключает защитные механизмы, сигнализирующие об увечьях. В ушах нарастает свистящий шум, окружающие предметы теряют чёткость, и меня ведёт в сторону. Я падаю на спину, накрывая собой тело Невилла, и полоток надо мной кружится, и разъедающая кислота наполняет полость рта, и язык ощущается слишком большим — распухшим. Рука пульсирует от кончиков пальцев до самого плеча, и насколько это кошмарно, если я слышу тонкое шипение плавящейся кожи? Ясность зрения приглушается, сжимаясь в одну точку, и лишь вопрос нескольких мгновений, пока темнота полностью не лишит меня способности видеть. Айлан, — шепчет гаснущее сознание. Айлан, — прорывается сквозь нарастающую глухоту. Айлан! — вопит встрепенувшийся разум, и сердце с утроенной силой перекачивает кровь, заставляя подняться на ноги. Цепляюсь здоровой рукой о перегородки перил, подтягивая тело, но ноги отказываются слушаться, и я с ужасом понимаю, что не могу встать. Прижимаю раненую конечность к груди и, сцепив зубы от невыносимой боли, переползаю через безжизненное тело Невилла, отталкиваясь ступнями от его бёдер. Стон боли глухим мычанием ломится в плотно стиснутые губы, и я не выдерживаю эту пытку, выпуская боль. Превозмогая агонию, ползу вверх, цепляясь пальцами за ступени. Слегка отросшие ногти сгибаются от силы моей хватки, соскальзывают с гладкого дерева, увлажнённые кровью. Слёзы нескончаемым потоком заливают лицо, но я не могу позволить себе стереть эту влагу — мне нужно добраться до сына. Тихие шаги за спиной — спокойные, размеренные, как насмешка над моими попытками избежать того, что мне уготовано. Словно загнанное животное, я пытаюсь отсрочить неизбежное — сдираю конечности в кровь, не замечаю нанесённые травмы в слепой борьбе за собственное выживание, но будь я проклята, если умру на этой чёртовой лестнице. Будь я проклята. Бешеные дозы адреналина хлынут в мою кровь, и я резко вскакиваю на ноги, ударяясь боком о стену, что служит мне опорой. Бегом преодолеваю оставшиеся ступени и, игнорируя то, что в глазах двоится, а во рту уже собралась желчь, наваливаюсь всем телом на дверь, ведущую в комнату Айлана. Боль пересиливает истерику, и я, сохраняя в себе остатки не охваченного паникой ума, непонятно как умудряюсь передвинуть тяжеленный комод от стены, подпирая им дверь. Бросаюсь к спящему в кроватке ребёнку и подхватываю его на руки. От неожиданности Айлан резко просыпается и начинает плакать от испуга. Его крики вонзаются в мою грудь смертельными заточками, убивая сердце, что и так работает на износ. Реальность наконец доходит до моего истерзанного разума. Я в закрытом пространстве. Без палочки. Без возможности сбежать. С испуганным ребёнком на руках. И когда комод с громким скрежетом отъезжает в сторону, ударяясь о стену, — остатки разума полностью поглощаются всеобъемлющим, всепоглощающим ужасом. Остатки храбрости в моей крови выжигаются подступающей жутью, и я просто стою возле детской кроватки, пряча заходящегося в крике ребёнка в своих объятиях. Медленно, очень медленно дверь раскрывается силой намерения волшебника, пришедшего сеять смерть, и кажется, я должна чувствовать смрадное дыхание жнеца, предвещающего скорую кончину, но во мне нет ничего. Ничего, кроме сожаления. Я не увижу первые шаги своего ребёнка. Не услышу «мама», обращённое ко мне. Не узнаю, кого он полюбит, с кем подружится… Каким станет мой мальчик. Я ничего не узнаю. И что в сравнении с этим сожалением то, что Люциус Малфой нашёл меня? Какая разница, как ему это удалось? Какое значение имеет то, что его палочка направлена на меня, а в глазах его горит безумие. Чистое, незамутнённое безумие. Такое же, как и его кровь. — Как ты посмела? — брызги слюны вылетают из его рта вместе со словами и пачкают изогнутые в презрении губы прозрачными каплями. — Ты… грязное отродье, — волшебное древко в его руках трясётся, повторяя движения тела, но это неважно уже. — Что ты наделала?! — его голос взлетает до немыслимых высот, и Айлан затихает, увлечённый этим звуком. — Ты отравила разум моего сына, совратила его, — я просто смотрю на этого человека, не чувствуя ничего от произнесённых им слов. — Опорочила своей кровью мой род. Ты понимаешь, что уничтожила… — он запинается, и только сейчас я замечаю, что его одежда грязная, а волосы потеряли былой блеск. Не знаю, зачем мой мозг фиксируется на этих деталях. — Ты стёрла… Я должен был убить тебя ещё тогда, сжечь твое тело и развеять прах. И не было бы ничего этого. Все из-за тебя. Как ты могла… Он всё ещё смотрит на меня. Говорит что-то. Его палочка всё ещё направлена в мою сторону, но глаза Люциуса не видят меня. Безумие в потухшем взгляде пожирает его разум, и произносимые слова теряют связность, сигнализируя о теряющих нить мыслях. И чудовищный ужас, не поддающийся описанию, сковывает каждую мышцу моего тела, страх сносит напрочь всё человеческое, что есть во мне, оставляя только животное, лишённое разума, чувств и эмоций. Потому что сумасшествие в тысячу крат страшнее холодной мести. Потому что вместе с моей, Люциус Малфой вполне способен отобрать жизнь у моего ребёнка. — Я всё исправлю... — бормочет Люциус, но сам он давно уже не здесь. — … Исправлю… Есть ли смысл умолять о милости сохранить жизнь его же внуку? Услышит ли он мою мольбу… Или же разъярится ещё сильнее, не дав и слова вымолвить… Зелёный огонёк набирает яркость на кончике острого древка, и я крепче прижимаю к себе сына, готовясь подставить спину, как только Люциус начнёт произносить Непростительное, и уронить ребёнка в кроватку, чтобы он не поранился. И только сейчас, вглядываясь в яркий изумруд, превратившись в сплошной слух, мысль о Драко серебристой ленточкой мягко простирается сквозь мой разум. Мне остаётся только надеяться на то, что он переживёт случившееся. Что не будет сожалеть о нашей последней встрече. И словах. Сказанных вслух и невысказанных. Мне жаль, что я так и не сказала о своей любви к нему. Переживи это, Драко. Ради нашего сына. Переживи.