Серебряная дева

— Убивают! Убивают! Призрак! — А-а-а! - визжала истерично барыня, зажавшаяся в угол у шкапа. Рут подорвалась, но бежать никуда не стала. Подстёгивающий её страх заставил сжать покрепче одеяло в руках и, со страхом поглядывая на дверь, оставаться в постели. Не подорвались ни Менаха, ни кто-нибудь другой. Кажется, Прохор побежал к барину: это он обычно своей медвежьей походкой так топотал, что пол скрипел. — Что случилось? - настороженно спросила Рут. — Чёрт его знает, я тудой носу не кажу, - скривив лицо, мотала рыжей копной волос девка. Дальше послышался треск стекла, а через несколько времени в замочной скважине зашевелился ключ. Барыня обычно запирала прислугу в их коморочке, а к утру отпирала. Видно, то ли воровали они что, то ли барыня имела страхи великие. — Так! Быстро уберите стекло в спальне и подайте новую сорочку барину. Женщина была всклокоченна, очень разозлена. Не испытывая судьбинушку, Рут вскочила и, быстро, небрежно одевшись, запихав волосы в чепчик, под ручку с Менахой, побежала к барину. В комнате был погром. На полу валялись осколки стекла, а на подоконнике грязным пятном отпечатался след чьей-то обуви. Менаха с совком и метёлкой рванула убирать стекло. Уж не знаю, что они там с барыней смогли разглядеть в темноте, едва ли освещаемой слабым светом лучины, но вроде осколки поубирали. А в это время Рут взяла чистенькую сорочку господина, чуть не перепутав её с платьем для балерины, которое она почти дошила. Вообще, Рут была очень рада тому, что её назначили портнихой. Она заведовала одеждой не только хозяев, но и служанок. Так, недавно, в одном из шкапов, когда она искала ткани, Рут нашла своё платье, в котором, собственно, приехала. Когда Рут пришла к Менахе с сорочко для барина, Жан сидел на кровати, скованный ступором, да пялился, как дурачок, рассеянным взглядом в одеяло. Рут едва уговорила его забрать порванную на груди сорочку, которую теперь только выкидывать, ну и отдала ему новую. Видеть то, как барин переодевается, было не принято, да только, кажется, ему было плевать на то, что служанки рядом сейчас. Стоило Рут коснуться испорченной рубашки, она почувствовала, что ткань настолько мокрая, что её хоть выжимай. Так противно, но ничего не поделаешь... Больше поспать не удалось. Днём Рут всё занималась вышивкой на корсаже платья для бедной балерины. Надобно было обрамить грудь прекрасной Настурции стекляшками красиво выгравированными, вышить посеребряной нитью цветы. Юбочку из нежного, очень воздушного тюля, выглядевшего подобно облачку, она уже сделала. Там не было ничего сложного: сшить красивенькие, аккуратненькие пантолончики и приделать к ним несколько кусков красивейшего тюля. Сделать плотненький корсаж с огромными рукавчиками из того же тюля тоже не было сложно, а вот вышить на корсаже прекрасного вида цветки, которые были Рут даже неведомы, было задачей не из лёгких, но так ей нравилось это дело, так загорались глаза, стоило взять в руки красивые камушки и нити, что все сложности вмиг исчезали. А вот другой прислуге было интересно отнюдь не вышивка. Менаха, видно, увидала в Рут хорошую подружку, да тут же прилипла к ней с новостями, стоило выкроить горничной пару минуток. — Рутка, тут такое! Гости у нас скоро будут. Портниха озадаченно округлила глаза, не отрываясь ни на минуту от вышивки. Буквой "зю" она сидела уже долго-долго, с самого утра. — Вчера ж к барину призрак являлся. Рут почувствовала, как неторопливой волной по телу прошли мурашки, как внезапно будто бы закипает воздух вокруг. Она вспомнила, как однажды решила погадать на суженного-ряженного. Это больно кольнуло грудь и снова напомнило, что Рут больше не вернётся к матери и сестре... Циля много раз предостерегала её, много раз говорила, как это опасно. Но Рут непреодолимо хотелось узнать, что ждёт её в будущем. Это было на Рождество. Девка в тулупчике быстро выскользнула из дома, чтоб Бейла не заметила, да по сверкающему снегу быстро проскользнула в баню. Она расставила старые зеркала таким образом, чтобы образовался зеркальный коридор. Вообще, Тефлану считают едва ли не прародительницей зеркал, оттого в их культуре красной нитью проходит тема их мистического влияния. По одному из старых обычаев на Рут была только сорочка, а перед зеркальным коридорчиком - быстро зажжённая лучина. Страх сковал всё тело, но она волшебные произнесла слова, которые сейчас бы уже с трудом вспомнила. Правда ничего не происходило. Вот совсем не хотела ей судьба являться. "Так, но я ведь всё правильно делала... Хм, что не так?... Ой! " - с этой мыслью Рут осознала, что забыла снять серебряное кольцо с шеи. Конечно, серебро же нечисть отгоняет, вот и не даёт ей дьявол судьбу увидать. Она осторожно стянула верёвочку с шеи и бросила украшение на полочку позади себя. Стоило ей развернуться обратно, как в отражении за спиной она увидела чёрный силуэт. Чернее в её мире не было ничего, даже ночь меркла по сравненью с этой чудовищной тьмой. Силуэт был окружён фиолетовой дымкой. Чёрт это, дух ли, жених, но оно потянулось к Рут руками. Девка завизжала и, делая слишком много шума, сбежала прямо в сорочке на улицу, даже не захватив чуни, она улепётывала на крыльцо дома. Ох, знали бы вы, что с нею Бейла сделала, стоило ей об том узнать. Потому для Рут была душещипательна тема призраков и чертей всяких. Верила она в них, даже несмотря на запреты церкви. — Так вот, барин вызвал изгонятелей духов! - продолжила через считанные секунды Менаха. - Вроде бы дворяне. Потому шуму наделали. — А, вот оно что. Экзорцисты. Странно, конечно, призраки вроде следов не оставляют на полу, а я их видала... Что, неужто сами Сильверстримы приедут? — А чёрт их знает. — ... Ну, а чего, ты только поэтому пришла? Помощь нужна что ли? — Дак нет, ерунда. Я об другом, - Менаха придвинулась ближе и чуть ли не в самое ухо шептала Рут. - Нашего Прохора мучали сильно. Рут крепко задумалась: "Прохор... Ох, его нелёгкая судьбинушка. Конюх, а ведь сын ремесленника. Такой умелый мужик: и игрушки Блёнуэну делал, и карниз чинит, и лошадей подковывает. Дак с этими фабриками никакого житья им нет, душат их сильные. Эх, теперче ещё и это ему на участь". — Отчего же мучают? — Дак он же призрака не поймал, ещё и стекло сломал. Вот теперче его побили, наверное, выдворят. За такое барин всех жестоко наказывает. Да и... Есть там ещё одна причина. Рут взгрустнулось. Допытаться, в чём же всё же причина не вышло. Девка весь остальной день сидела на том же месте и всё думала о бедном Прохоре, представляя в красках его разбитое лицо. А на следующий день она успела кончить вышивку, и барин отчего-то таки взял её с собой в гости к Хагаю. Там у Настурции должно было быть представленье. Дорога была не самая приятная. Наедине с Жаном, в маленькой бричке было крайне страшно... Но он не выражал к Рут никакого интереса. И, когда она всё же попробовала его уговорить написать письмо в её деревню, он строго её отчитал и заставил ехать на улице, рядом с извозчиком Хагая, от которого ужасно несло перегаром. Конечно, Жан приехал шустрее всех, чтоб Рут успела собрать актёршу. А, нет, правильней балериншу. Или балерину? Это не так важно, как казалось Рут. Намного важнее было то, что, по рассказам самой танцорши, происходило после представленья... Вроде, знакомство двух бедных девок произошло совсем недавно, а вроде уже так давно. С господином Хагаем она, слава Богу, не встретилась. Жан, стоило им приехать, бросил портниху свою в бричке и побежал к другу. А Рут проводили к чёрному входу в дом. Настурция была в тот день особливо грустна. Даже несмотря на то, что у неё была отдельная комнатушечка без окон, только с большим количеством одежды и хлама, что больше напоминало кладовую, на маленьком столике с кривым зеркалом стояла свеча. Рут боялась, что стоит ей неаккуратно повернуться, так сгорят. Платье-то из тюля! Рут когда шила-то костюм, случайно кусочек тюля положила близёхонько к лучине, да чуть барский дом не сожгла. Настурция тоскливо смотрела на отражение портнихи, кусала свои и без того кровоточащие губы, засохшие недавно грубыми корками, когда её подруга рассказывала о том, что приключилось с нею с последней встречи. У Настурции же всё было, как всегда. Столичный учитель танцев приходил, бил её, заставлял долго, до изнеможения танцевать и морил её голодом по дня два-три, пока ему Хагай платил. А после, Настурция получала и от самого Хагая. Послушать бы со стороны кому разговор двух девок, так ужаснуться можно было. Рут помогала танцорше надеть платье, затянуть корсет: нечто, заставлявшее Рут ужаснуться. Осторожно она поддерживала юбку, чтобы не полыхнула случаем. — Рут, мне больно, - внезапно прошептала Настурция, прерывисто вздохнув. — Ах, прости... Рут внезапно поняла, как сильно она затягивает корсет на платюшке танцорши. Это получилось случайно, не подумайте чего такого... Девка просто-напросто задумалась. Частенько стали мысли её одолевать, глаза застилать. То об деревеньке родненькой, то об судьбинушке злой. Никогда прежде Рут не видывала такой неудобной одежды, кроме как на барыне. Больно становилось, стоило представить, как рёбра хрустят, а шнуровка туже затягивается. — Как тебе моё творенье, а? - спросила с улыбкою Рут, проводя ласково по складочкам платья, расправляя их. — Чудесно. Так прекрасно, ты правда волшебница, - заулыбалась Настурция, крутясь перед зеркалом. Балерина села на неширокую лавку под запылённым, заляпанным зеркалом и, снимая свои чуни, достала из ящика тугие, облегающие стопу, балетки. Рут опять поплохело от вида её ступней, изуродованных, стёртых в мясо пальцев. Настурция вопросительно посмотрела на неё, а портниха сделала вид, что любуется другими платьями. Перед самим выступленьем в комнатушку завалилось ещё человека четыре: актёры крепостного театра. Они были самые обычные женщины, девки. Рут стало отчего-то совсем неловко. Одна Настурция тут была в богатом, прекрасном платье, а остальные - в ситцевых платюшках, самых обыкновенных на вид. Может, у них так было заведено. Но понять Рут так и не смогла, чем же так отлична от обычных красивых крестьянок точно такая же Настурция, и чем же она заслужила их презренье в их взгляде, если в том, что обременяющий глаз барина упал на неё, она сама никакой вины не несёт.