Красное солнце пустыни

Часть 5.2. Райдо. Октябрь, 17 лет после рождения Наруто.

The Offspring — The Future Is Now

+++

Переезд в военный лагерь, в общем-то, для Райдо ничего не меняет особо. Они с Генмой были одними из последних, кто выехал из палаток в заново отстроенное после атаки Пейна жильё, — сначала нужно было расселить непривычных к таким условиям гражданских, особенно тех, кто были с детьми и стариками на руках, — да и как любому шиноби, имеющим за плечами столько лет карьеры, ночевать где придётся — не что-то новое. Палатка у них всё та же, довольно вместительная, только вот по соседству не только ниндзя Конохи, но и куча незнакомых личностей. Знакомые, конечно, тоже есть, но главнокомандующий распорядился, чтобы все селились не по принципу «свои к своим», а в зависимости от тех дивизионов и групп, в которые их расформировали. Ино, например, попала в Сенто Токубетсу Бутай под предводительством Мифуне-сан, самурая и генерала страны Железа, где проходил Гокаге Кайдан. Там она оказывается без своих сокомандников, которые пригодились в других дивизионах, но с Абураме Шино и Инузукой Кибой, которые будут не меньше, чем за Хинатой, бдеть и за другой подругой. Конечно, рано или поздно им, скорее всего, придётся разделиться, ведь пятая дивизия сформирована для того, чтобы помогать другим по мере возможности. Неясно кто конкретно будет на стороне врагов, но то, что они слышали, заставляет кровь стынуть в жилах — Кабуто, которого ищет Анко, объединился с Акацки и использует запрещённую технику Орочимару, оживляющую мертвецов. С одним из таких столкнулся Тсучикаге, а Ямато и вовсе похитили, и где он, что с ним, сейчас не знает никто. Что касается их с Генмой… по распоряжению Хокаге-сама и Казекаге-сама они должны вот-вот отправиться охранять даймё в сопровождении Мизукаге и её личного телохранителя. Райдо сетует на то, что вроде и должен гордиться таким назначением, — всё же, охрану всех даймё пяти великих стран абы кому не доверят, — но погеройствовать у них точно не выйдет. Да и торчать с сумасбродными феодалами — такое себе удовольствие. Генма лишь посмеивается, заявляя, что вряд ли им медали будут выдавать после войны, а если и будут, то названия наград точно будут нелепыми, их ведь даймё будут выдумывать. При этом он пытается с совершенно серьёзным лицом уверить, что это их работа, и не нужно за это высмеивать — вдруг иначе даймё не поймут кто герой, а кто нет? Они карты-то игральные не всегда могут отличить друг от друга. — Да ну тебя, — Райдо раздражённо отбрасывает в сторону бесполезные свитки, которые они так и не удосужились распечатать дома. — И где, мать его, Иваши потерялся? — Скорее всего с Котетсу и Изумо, — пожимает плечами Генма. Он устроился на спальнике и перекатывает сенбон, не собираясь заморачиваться их вещами. — С такими стариками, как мы этому гению не интересно. — Зато им интересно, — хмыкает Райдо. — Особенно сплетни пособирать. И Ино… кстати, а она где? — Принцесса с отцом, — Генма вот тоже в курсе многого, что происходит в лагере. — Прощаются, он направится в главный штаб вместе с Шикаку-сан и своей командой разведки. — Ясно… Следующие два часа проходят в тишине: Генма, кажется, успел задремать, Райдо наконец-то закончил разбирать и откладывать в сторону то необходимое, что им может понадобиться в убежище, где прячут даймё. Сегодня относительно спокойный день, но это затишье перед бурей. Поэтому все стараются успеть по-максимуму: в том числе, вроде бы, принять ванны. Удобно, что основной лагерь расположен на территории Ю, и здесь повсюду натыканы горячие источники. В опустевшие онсены, чьих хозяев, ясное дело, давно эвакуировали с конфликтных территорий, вход теперь бесплатный. На такой легион места всё равно маловато, но командиры подразделений составили расписания, а кто-то ещё собирается покружить неподалёку в поисках диких водоёмов. Ну и, в конце концов, не всем нравится горячая вода. Ино, вроде, договорилась пойти ближе к вечеру со своими подружками. Соблазнять, очаровывать и уговаривать эта хитрюга умеет как никто, так что командир, ответственный за её распределение не мог устоять и не выделить им место в купальне. Райдо не ревнует, а Генма тем более: Ино без флирта и попыток всем продемонстрировать свою красоту и уникальность — это уже не Ино. Она яркая, самоуверенная, и именно такой она всем и нравится, хотя, конечно, и недостатков у неё куча. Как у всех; с ними просто приходится смириться. К тому же, лично её тараканы их обоих устраивают. Почти устраивают — по крайней мере, когда Райдо не приходится переворачивать тонны глыб в поисках шампуней и кремов для лица и тела. Он всё ещё удивляется, как её средства для ухода пережили атаку Пейна. Из чего сделаны те проклятущие баночки?! Ширануи просыпается в тот самый момент, когда Райдо улавливает в отдалении громкие звуки. Для военного лагеря — ничего удивительного, но тут речь явно про довольно большую и чем-то недовольную толпу. Или, наоборот, довольную, хрен разберёшь. Генма щурится одним глазом, прислушивается и резко садится на спальнике, при этом показательно-расслабленно потягиваясь. Он даже спит с сенбоном во рту. Райдо раньше спорил с Асумой, Гаем, Эбису и Куренай на то, что он однажды его проглотит во сне. Спор был в силе и когда они стали чунинами, а позже вошли в команду телохранителей Йондайме Хокаге. Генма иногда шутил, что Райдо до того докараулился у его кровати в ожидании того самого момента, что в кровать к нему и переселился в итоге. Вместе они никогда не спали, но как-то так получилось, что всем делились и жить в итоге стали вдвоём. До Изумо с Котетсу, этих двух неразлучников, им далеко, но узы у них даже крепче, ведь они и старше. — Пойдём, глянем, что там, — предлагает Генма. — Когда мы выдвигаемся, напомни? — Завтра, с утра, сразу после ванны. Даймё-то, понятное дело, предоставят личный онсен в пользование, но телохранителям будет не до купания, тем паче, в том же источнике, где соберутся все самые важные персоны пяти великих стран. Интересно даже, где в это время будут их жёны и отпрыски — вроде ж, у кого-то точно есть. Но никаких дополнительных субъектов для охраны им не представили, значит где-то в другом месте. Шумную толпу они находят без проблем, причём не потому что это толпа, и она шумная, а потому что Ино сложно не заметить даже издалека. Она в компании подруг: видимо, уже собрались купаться, потому что в руках девушек полотенца. Райдо узнаёт Сакуру, Хинату, Акеми и Накику — скорее всего, это именно она рядом с Икимоно, а не Рира, хотя отсюда не видно какого оттенка глаза девушки. Когда они с Генмой подходят ближе, то замечают ещё и пухленькую Наоми — её уже тоже знают в Конохе, это девушка Инузуки Кибы из Щимо. Сначала Райдо кажется, что она прячется за спинами более напористых и уверенных в себе подруг, но потом вспоминает, что эта добродушная болтушка и сама не робкого десятка. Он вздрагивает, когда понимает, что она просто что-то пытается вталдычить ещё одной девушке — её Райдо и не приметил сразу, так она похожа на призрака со своей белоснежной кожей, чёрными волосами до плеч и холодными голубыми глазами. Никогда ещё он не видел настолько пронзительного и пробирающего до костей взгляда — хорошо, хоть не на него пялится, а на этого странного художника в противоположном конце полянки, который был Анбу Конохи, но переехал в Суну с подачи Тсунаде-сама. Точнее, с её пинка от всей широты души. Впрочем, почти тут же пугающая девушка переводит его на золотистый затылок Ритсуми, и та зябко и нервно двигает плечами, словно её кто-то укусил между лопаток. Это точно Накику, теперь и её золотисто-зелёные глаза видно, она как раз рассеянно скользит взглядом по полю, натыкаясь на Райдо и Генму. Акеми тоже их видит и начинает хихикать, толкая в бок Ино. Та не отрывается от своего занятия: громко и хамовато, как она умеет, высказывает какому-то невыразительному типу с носом-картошкой о том, что «вот сейчас Неджи придёт, и вам придёт пизда, ясно? Не та, в которую вы хотите влезть, всунуть, вставить, попытаться прошмыгнуть, прости Хината, а самая настоящая». Хьюга вся красная от смущения, Сакура поддерживает её за талию — видимо, чтобы в обморок на траву не грохнулась — и параллельно объясняет какому-то другому шиноби, тоже из Ива, что у неё аж два парня, и пусть их нет рядом, они незримо бдят. Какаши-то вряд ли, а вот Узумаки вполне мог попытаться с возлюбленной оставить жабу-посыльника. Но, конечно, не оставил, зря его, что ли, с войны сплавили, ни слова ему не сказав о том, что творится в мире? Наруто пребывает в неведении, в безопасности, и, конечно, будет зол, если обнаружит, что ему бесстыже соврали. Впрочем, это проблемы Сакуры, даже Какаши, но никак не Райдо. — Давай ещё послушаем, — Генма присаживается на пенёк и с интересом смотрит на разворачивающееся действо, подпирая подбородок ладонью. Ино он откровенно любуется, и Райдо глаза закатывает от этого взгляда. Он её тоже любит, но как-то так получилось, что между Генмой и Ино искра пробежала раньше и сильнее. Сам Намиаши не жалуется на такое положение вещей: от девушки он тоже получает свою порцию любви, он ей интересен и как человек, и как друг, и как любовник, и даже лучше, что Ширануи берёт на себя главную роль: Райдо привык на него полагаться, хоть и чуть старше. И Генма куда спокойнее сносит её заскоки, а Райдо иногда требуется время в тишине и покое, подальше от её чрезмерной активности. — Чё за херня, я не понял? — Сабаку но Канкуро вырастает рядом с ними мрачной тенью. — Это что за уроды? Райдо проглатывает замечание о том, что со своей размалёванной и перекошенной от гнева рожей брат Казекаге и сам сошёл бы за весьма неприятного типчика. Это они его знают худо-бедно, а для союзников там ещё меньше привлекательного. Рядом с кукловодом стоит и третий член их отношений, Ритсуми Ичи, который нравится почти всем: у него и характер спокойный и взвешенный, да и на Ино он похож, словно её утерянный брат. То есть, объективно, красивый, хоть и несколько женственный, парень. Чисто внешне, конечно: характеры песочников и у девушек, и парней почти одинаковые, если кто и выбивается из этого правила, то это Мацури и Юката, которые без проблем прижились в Конохе. Но исключения, как говорится, только подтверждают правило. — Решили попытать счастья с нашими красавицами, — внимательно прислушиваясь, ухмыляется Генма. — Да ты не ори, там Сакура с Ино всю работу сделают, а твоя рыжая если и кончит, то не из-за непристойных предложений, а из-за истерики. Смотри, её уже Накику пытается удержать, чтобы от смеха не свалилась. Канкуро щурится, вздрагивает, переводя взгляд на Наоми с её подругой — видимо, он неплохо знаком с последней, при виде её у него такой кислой физиономия становится, что Райдо даже напрягается. Явно же, что в этой черноволосой что-то не так. Хорошо, если Ино её не интересует, а вдруг обидится, что внимание почти всё на Яманака? Хотя, было бы чьё достойное. Или он настолько критичен просто из-за гордыни? Да нет, идиоты какие-то. Им же уже прямым текстом сказали, что заняты и не заинтересованы в спонтанном сексе перед битвой. Интересно, сколько таких тупиц сейчас ходит по лагерю? И следит ли вообще кто-то за порядком? Пока на горизонте никого не видно. Либо «дозорный» и сам влез в эти сомнительные подстрекания. У Райдо, честно говоря, самого кулаки чешутся. Понятное дело, что та же Сакура может одним ударом вышибить дух из этих типов. У неё вон какое выражение лица хмурое, ясно же, что терпение на пределе, которого и так немного в запасе. Да даже Хината в ответственный момент, хоть и не прекратит краснеть, но точно без проблем перекроет потенциальному насильнику все точки чакры на теле, чтобы у него точно там ничего не встало и не засунулось. Возможно, порыв навеян тем, что пока остальные будут сражаться, они с Генмой должны сторожить старых бесполезных пердунов. Возможно, просто общей атмосферой: Альянс, конечно, все одобрили, но если Коноха с Суной друг к другу успели притереться, то с остальными странами у них куда не столь лояльные отношения. Почти каждому есть что вспомнить неприятное из недавнего прошлого. Райдо понимает, что это глупо и по-детски. Ладно ещё подростки, но люди старшего поколения типа него самого не должны поддаваться общей неприязни, и он это ясно осознаёт. Первым на какого-то особо наглого парня кидается, как ни странно, не Канкуро, не подтянувшийся к толпе со слишком уж безэмоциональной мордой Сай, и даже не Сакура. Пакля протянута к Хинате, и появившийся стрелой её кузен — и вроде бы парень — тут же эту конечность ломает под утробный вой парня. Вид у гения клана Хьюга такой злой, что даже Ино от него отшатывается, утягивая за собой и Хинату и Сакуру. Акеми с Накику остаются на месте — первая переводит дух, хлопая глазами и присвистывая, видимо, подбадривая Хьюгу, а вторая с постной мордой глядит на приближающегося к ней художника. На тех двух идиотов, которые всё ещё что-то блеют им эти две не обращают ровным счётом никакого внимания. Райдо отвлекается буквально на пару секунд — слышит за спиной шум драки и поворачивается, а когда вновь переводит взгляд на Ино, то потасовка уже обросла дополнительными участниками. Тут и Канкуро, и Сай, и Неджи уже пытается помимо руки сломать своему оппоненту что-то ещё, и даже Генма, поймав кого-то из Облака в захват, не столько пытается его удержать, сколько подправить физиономию и искривить позвоночник. Какого чёрта?! — Это офигенно! — Ино виснет на его руке, не давая влезть в баталию. — Сексуально! Погоди, Райдо, хочу посмотреть, вмажет ему Генма или нет. — Не вмажет, — Намиаши сначала пытается выпутаться из её хватки, а потом вздыхает и прижимает её к себе. Ладно, пусть, как всегда, разбирается Ширануи. — Мы ведь не хотим проблем с командирами? — Да лааааадно, — тянет Ино, хитро стреляя своими голубыми, тронутыми зеленью, глазами из-под чёлки. — Это если узнают. — Узнают, — сейчас или чуть позже, но точно узнают. Локальная драка перерастает в общую, то тут, то там вспыхивают очаги недовольства и рукоприкладства. Радует, что техники никто не использует: банальный мордобой, попытки выпустить пар от напряжения и нервов. Заканчивается всё тоже донельзя банально: все нелепо застывают, пойманные в техники клана Нара. Шикамару уже двигается к ним, и вид у него не менее свирепый, чем у дерущихся. Райдо даже не знал, что этот ленивец способен скорчить подобную рожу. Особенно выразительно он смотрит сначала на Канкуро, — схлопотавшего синяк на скуле, который уже подлечивает Ритсуми-старший с вертящейся рядом Акеми, — затем на ехидно приподнявшего бровь Генму, выпускающего из захвата что-то стонущего союзника и, наконец, на Райдо. А нет, на Ино, которая удобно устроилась в его объятиях и ничуть не смущается тому, что сама же и спровоцировала всю эту заварушку. — Не армия ниндзя, а какое-то недоразумение, мендоксе! — ноет Нара. — И всё из-за моей проблемной сокомандницы! — Свинина, конечно, за базаром не следит, но они самые первые полезли! — тут же огрызается Сакура. Она держит за шкирку какого-то несчастного шиноби Камня, который, судя по виду, уже душу Ками отдал. — Ненавижу самовлюблённых болванов! — Да кто бы сомневался, — себе под нос бормочет Шикамару. — Всё, остыли? — Где Хокаге-сама? — внезапно выдаёт Акеми, уже начиная икать от смеха. Теперь все взгляды сосредоточены на ней. — Ну, это… — кажется, ей и самой неловко, но смех она остановить не может. — Она просила Кишо Хенка Тенсей продемонстрировать, так у нас наконец-то появился труп! Сакура морщится и, пользуясь тем, что не попала в технику Шикамару, небрежно откидывает от себя несчастную жертву её взрывного темперамента. Накику только глаза закатывает и прижимает ладонь ко лбу. Ей вторит её старший брат. — Вроде жив, — безразличным тоном констатирует Шикамару. — Завтра такое повторите, так я лично попрошу главнокомандующего подготовить песчаные гробы. Вам не стыдно? Может, и стыдно, но пока все слишком обездвижены, чтобы в этом признаться. Когда поздно вечером Ино проскальзывает в их палатку, Райдо удивляется. Он и не надеялся её увидеть, а они уже подготовились ко сну, ведь завтра им нужно выдвигаться с рассветом. У них было довольно много времени в лагере, чтобы провести его вместе — и никогда, конечно, не будет достаточно в такой ситуации — но они не договаривались встретиться сегодня. Точнее, уже завтра. — Как только всё закончится… — Ино скользит на колени к Генме, но протягивает руку к Райдо и тут же обнимает за шею, едва он подходит со своего спальника. Прижимает их к себе обоих и закрывает глаза, явно силясь не плакать. — Хочу, чтобы мы поговорили с папой. — Обязательно, — обещает Генма, ласково проводя ладонью по её волосам. Райдо лишь молча утыкается ей в шею и шепчет, что всё будет как она захочет. Как и всегда. Если мироздание будет к ним благосклонно, и никто не умрёт на этой войне.

Часть 5.2. Гай. Октябрь, 17 лет после рождения Наруто.

XOLIDAYBOY — Мы не будем спать

+++

Наверное, устраивать очередное соревнование в лагере — это не самая лучшая их с Какаши идея, но, с другой стороны, разве они кому-то мешают? Всего-то шокируют общественность гонкой на руках, но шиноби Листа и Песка уже даже внимания на них не обращают, это остальные союзники, о таком не слышавшие и не привыкшие, отшатываются в стороны и провожают их полными недоумения взглядами. Гая это ничуть не смущает, его вообще ничего не смущает. Чего смущаться, когда они с Какаши в отличной форме? Люди должны стремиться быть в такой же! Останавливаются они синхронно как раз тогда, когда дорогу им преграждает Шизуне. Старшая ученица Тсунаде-сама выглядит недовольной, а у стоящего за ее спиной Сасори печать вселенской усталости на лице. Гай бы устыдился, но за что? Они никому не мешали, дел у них в этот момент не было, от которых бы они отлынивали, так что и отчитывать их не за что. Он отряхивает руки, одергивая зеленый жилет и широко улыбается, демонстрируя идеально ровные и белоснежные зубы. Завтра их ждет война. Гай уже давно не ребенок и не юнец, он многое прошел, многое пережил, в том числе и гибель собственного отца. Майто Дая ни во что не ставили, но он сумел убить четырех из Семи Мечников Кири, хотя сам тоже погиб. Его жертва не забыта, те же Генма и Эбису всегда приходят к нему на могилу в годовщину смерти и никогда не оставляют в этот день Гая одного, пускай ему и не нужна такая поддержка. Чоза-сенсей тоже всегда заглядывает, потому что Гай все еще его ученик, хоть и прошли годы с тех пор, как они трое стали чунинами, а затем и джонинами. Просто какие-то связи не теряются и не становятся менее прочными даже с течением времени. Наоборот, они становятся только крепче и важнее. Отец пожертвовал собой, чтобы спасти команду сына. Понятно, что в первую очередь он думал о самом Гае, но это неважно. Дай показал ему, что значит бороться за то, что действительно этого стоит, и Гай не собирается отступать и сам. Шиноби ведь не только убийцы, они еще и защитники. Даже так — они в первую очередь защитники, потому что убийства без цели не придают никаких сил. Нужно иметь что-то важное и дорогое, чтобы преодолевать все трудности, а без мотивации разве можно чего-то добиться? Гай помнит, что у Какаши прежде тоже не было ничего, что заставляло бы его двигаться вперед. Потом появилась седьмая команда, к которой он привязался, а потом у него случились отношения. Гаю все-таки кажется, что у них немного большая разница в возрасте, — это относится и к Генме с Райдо, — но они все шиноби, а шиноби взрослеют куда раньше. Да и Какаши наконец-то счастлив, Сакура и Наруто тоже явно комфортно себя чувствуют. Про Генму и речи не идет, потому что Ино верховодит всем. Это даже забавно, потому что она ездит и на нем, и на Райдо. Хотя Анко точно также ездит и на самом Гае, к его превеликому удовольствию. Он ловит себя на том, что умудрился задуматься и пропустил часть того, что высказывает им Шизуне. — В лагере! В лагере! — причитает она, сверкая черными глазами. — Вам по сколько лет обоим, я понять не могу? По десять на каждого? — По тринадцать, — почти скучающим тоном подсказывает ей Сасори. Гай вспоминает, что с Шизуне они очень даже ладят. Видимо, из-за того, что оба серьезные и ответственные, хотя Скорпион ведь, так-то, бывший маньяк, убивец и нукенин. Гая, впрочем, это не беспокоит: Сасори уже много лет ведет спокойный и почти примерный образ жизни, его поступки в первую очередь проблемы Суны, — у Конохи своих дураков хватает, — да и Аикава о нем отзывается очень даже положительно. А вот, к слову, и сама Аикава. Выходит из палатки и тут же закатывает глаза, как замечает Гая и Какаши. Рядом с ней Баки и Ибики, и вот это уже интересно. Своих отношений Нанасэ не скрывает ни от кого, не думая даже отрицать, что с мужем окончательно помирилась после нападения Пейна, а с песчаником у нее отношения уже третий, что ли, год. Видимо, они как-то между собой договорились. Гай вот знает, что не сумел бы делить ни с кем Анко, да и она сама бы ему первая все, что только можно оторвала, если бы он попробовал о подобном формате отношений заикнуться. Но раз его дорогую подругу все устраивает, то кто он, чтобы судить? За осуждение обычно отвечает Эбису. Он всегда придерживался очень строгого морального кодекса и был ужасно требовательным не только к окружающим, но и к самому себе. Сколько раз они сталкивались лбами с Генмой, потому что у Эбису есть поразительная способность доставать даже Ширануи, обычно крайне терпеливого. Наблюдать за ними всегда было ужасно забавно. Жаль, что в последнее время команде удается собираться вместе не так уж и часто. Гай по старым временам скучает. Что ж, им нужно победить в этой войне и наверстать упущенное! — Шизуне, оставь их в покое, — лениво тянет Аикава, подходя к ним. — Сама же знаешь, что отчитывать их бесполезно. Скажи спасибо, что у Какаши не нашлось старушки, которую нужно перевести через дорогу. — Я люблю помогать, — Какаши улыбается, Гай тоже. — Ты любишь опаздывать. Я бы не удивилась, опоздай ты на войну. — Такого бы не случилось. — Я бы его притащил! — вставляет свое веское слово Гай. Аикава выгибает бровь и окидывает его с ног до головы выразительным взглядом. — Вы бы отвлеклись на очередное соревнование, — хмыкает Ибики. Видеть его не в привычном черном плаще и серой униформе странно, но они все тут переодеваются в выданную им форму. Она различается: так, например, у шиноби Песка водолазки коричневые, а жилеты песочного цвета, у коноховцев стандартная черно-зеленая форма, а тот же Камень ходит в красном и своеобразных серых жилетах. Во что одеты остальные Гай как-то сразу и не может вспомнить. Ему казалось, что им всем выдадут одинаковое обмундирование, но нет. Просто обычная униформа каждый скрытой деревни, а вот протекторы одинаковые, с надписью «шиноби». Символично, у них же объединенная армия, они все вместе и заодно. Главное, чтобы об этом никто не забывал, а то петушиные бои-то никто не отменял. Особенно это касается молодых шиноби, чья кровь очень горячая. Гай не считает это плохим, просто нужно присматривать за ними, — да и за некоторыми, кто постарше, — чтобы ничего не случилось. — Нам надо выиграть эту войну, — подает голос и Баки. Кажется, у Аикавы вкус в мужчинах стабильный. Сходство Баки и Ибики видно невооруженным взглядом, но в этом вся Аикава: она любит стабильность, у нее даже тренировки всегда одинаковые. — Не все так плохо, мои друзья! — решает немного подбодрить всех Гай. — Мы со всем непременно справимся, мы все молоды и сильны. Вот наше дружеское соперничество… — Я вам обоим ноги переломаю и поправлю только утром, перед отправкой, чтобы не позорились и нас не позорили, — перебивает Шизуне, вдруг становясь копией своей наставницы. Гай даже не сомневается, что она действительно может исполнить свою угрозу, если они ее доведут. — Обойдемся без настолько радикальных мер, — примирительно поднимает руки Какаши. Он тоже понял, что с Шизуне сейчас лучше не спорить. Она капитан дивизии медиков, у нее голова болит за все, что происходит вокруг. А еще за Тсунаде-сама, которую не сможет поддержать в бою, потому что будет в совершенно другом месте. — Не доводите меня, я серьезно, — Шизуне вздыхает и уходит обратно в палатку, на ходу раздавая указания: чунины около нее снуют туда-сюда с ящиками медикаментов, которые нужно будет отправить в оставшиеся лагеря. Тсунаде-сама не зря назначила Шизуне главной, она как никто справится с возложенной на нее ответственностью. Сакура может быть сильнее и талантливее как шиноби, но у Шизуне куда больше опыта, и в меддзюцу она ничуть не уступает. К тому же, младшая ученица Годайме Хокаге нужна на поле боя. Есть большая вероятность, что все в итоге окажутся в одном месте, но в первые часы главное заставить армию работать, чтобы капитаны дивизий могли уделить потом время чему-то более приоритетному. Легко не будет, и пускай все — или почти все — надеются на лучшее, готовиться стоит к худшему. Самого Гая полностью устраивает то, как Каге раздали назначения. По его мнению, во главе каждой дивизии поставили тех, кто умеет и может за собой вести.Теперь главное хорошо работать сообща, забыв про старые обиды и разногласия. Не время припоминать былое, когда от их победы так многое зависит. Ведь это не просто война, это война за тот мир, который они знают и любят, тот мир, который с таким трудом строили их предки. Они, увы, не всегда поступали правильно, далеко не всегда знали, как лучше, но их старания нельзя вот так просто стирать. Гай помнит жертву своего отца и не хочет, чтобы оказалось, что все зря. У него и самого есть близкие, есть те, с кем он собирается строить свое будущее. Гай любит свою семью: ершистую Анко, троих прекрасных и самых замечательных учеников, всех своих друзей, которых у него много. И так ведь у каждого. У всех есть что-то невероятно важное, без чего тяжело дышать. У всех есть что-то невероятно ценное, что делает каждый прожитый день лучше. А какие-то террористы хотят отобрать у них все. Гай с этим никак не может согласиться. Да и простить все то горе, которое они уже причинили тоже. Ребенок Куренай и Асумы, например, никогда не узнает своего отца. Разве ж это справедливо? Гай знает, что далеко не все в этом мире честно, но это не повод делать все еще хуже, это причина делать все только лучше. Нужно стремиться к совершенству, стараться изо всех сил, а не сдаваться, погрязнув в ненависти. — Вы всем своим ученикам напутствия раздали? — Аикава обращается к Какаши и Гаю, но смотрит в том числе и на Сасори. Верно; Акеми неофициально, а Сай из-за брака — Ли поздравил его с этим прекрасным событием от лица всей их команды; Гай лично передал кулинарную книгу в подарок, потому что молодой семье важно правильно питаться, — числятся теперь подопечными Сасори. А троица Сабаку ведь ученики Баки, вспоминает Гай. Теперь один из них Казекаге, самый молодой в истории. Будь на месте песчаника сам Гай, то он бы невероятно гордился такими успехами. Ли, Тентен и Неджи он ведь во всем поддерживает, всегда подбадривает, искренне веря, что они могут добиться всего, если только захотят. — Конечно! Мы с Ли будем под началом Какаши, как и Сакура, Тентен и Неджи в первой и второй дивизии. — Моих всех тоже раскидали. Но Аичиро хотя бы с Чиву и Хошиме. — Я бы предпочел, чтобы у меня все были вместе и на глазах, — неожиданно признается Сасори. Взгляд и голос у него спокойные, но Гай достаточно прозорливый и внимательный, чтобы уловить тревожные нотки. Сколько у него подопечных? Трое официальных, еще пятеро или шестеро идут в довесок, как тут не переживать. Гай и сам был бы рад оградить детей от войны, но это невозможно. Он переводит взгляд на Какаши и догадывается, что тот думает о Сакуре, которая хотя бы у него под присмотром будет, и о Наруто, отправленного с Киллером Би на отдаленном острове. Все ради безопасности джинчуурики. Лишь бы только им все удалось, потому что тот же Наруто не привык сидеть и прятаться за спинами своих друзей. В этом с Ли они очень похожи. — Они справятся, — Гай хлопает Сасори по плечу. — Нам нужно верить в наших детей! Нет ничего, что они не смогут преодолеть. — Главное, чтобы в процессе их не стало меньше, — желчно отвечает Сасори, руку с себя, впрочем, не сбрасывая. Гай уже обратил внимание, что у песчаников есть эта черта: они все суровые и сдержанные, свои эмоции стараются прятать, пусть негативным зачастую и дают выход наружу. Это неправильно, деструктивно, но он не тот, кто должен чему-то учить взрослого мужчину. Сасори ведь, в конце концов, старше, пусть и кажется достаточно юным. Его возраст выдают серые глаза человека, повидавшего слишком многое. И белоснежная прядь, седое перо в огненном поле, которое появилось у него недавно. — Нужно верить в лучшее, мой друг! — Нужно мыслить здраво. То же самое ему вечно говорит и Анко. Напомнила и перед их последней встречей. Гаю приятно, что она за него переживает, хоть он и пытается это не показывать слишком уж явно. Анко вообще ужасно стесняется проявлять чувства, поэтому Гай это делает за них двоих: ему же ясно, что она легко относится к сексу, но боится серьезных привязанностей. Постепенно открывается, Гай ее не торопит, терпеливо приучая к тому, что это нормально — полагаться на него. Он уже по ней скучает и надеется, что ей удастся поймать Кабуто, ведь для нее это важно, и вернуться домой целой и невредимой, что важно уже для него. Честно говоря, Гай подумывает над тем, чтобы позвать ее замуж после войны. Отношения у них достаточно стабильные в последнее время, Анко почти что живет у него, так почему бы и нет? Только надо будет подумать как провернуть это так, чтобы не напугать. С нее ведь станется и отказать, что Гай ни в коем случае не примет, точно зная, что это не искреннее желание Анко. — Мы думаем усыновить ребенка, — ни с того ни с сего говорит Аикава, знатно всех удивляя. — «Мы» — это кто? — осторожно уточняет Какаши, тут же получая от Аикавы свирепый взгляд. Почему-то она никогда особо не жаловала Какаши. Еще в детстве считала его слишком сложным и придумывающим себе проблемы. Потом — безответственным, раз он решил не жить, а существовать, потому что так проще и легче. Впрочем, он далеко не единственный, кого эта женщина не любит. Не была в восторге она и от безынициативного Асумы, не водила и не водит дружбы с Куренай. У нее не было точек соприкосновения с Гекко. Просто так как-то вышло, вот и все. Зато она до сих пор хорошо общается с Генмой и Райдо, любит поболтать с Эбису и Ирукой, дружит с Гаем и, кажется, прониклась самой Анко, пусть никогда в этом никому не признается. И еще есть Чиву, на которого она страшно ворчит, но чьи романы читает, что от всех тщательно скрывает. Гаю поведение подруги кажется милым и забавным ребячеством, потому что книги Чиву очень даже хорошие. Ну и что, что это любовные романы? Не всем же философские труды писать или эпос! Чиву пишет о красоте чувства, о верности, обо всем, что важно и нужно знать. У Гая дома вот полное собрание, еще и с подписями, чем он очень гордится. — Мы — это мы, — чеканит она. — Есть мальчик, осиротел четыре года назад, я думаю его забрать. — Морока страшная, — Сасори вздыхает. По сути, он единственный, кто может сказать, что кого-то воспитал. — Лучше несколько раз подумать. Сам Гай молчит и рассматривает Аикаву. Она для себя все уже решила: обсудила со своими мужчинами и пришла с ними ко взаимопониманию. Это взвешенное решение, но у нее они все всегда взвешенные. Неудивительно, что она какими-то образом договорилась и с Баки, и с Ибики. Удивительно, что вообще затеяла в свое время что одни отношения, что вторые. — А я женюсь! — громогласно заявляет Гай и хлопает себя рукой по груди. — Приглашаю всех! — Анко хоть в курсе? — Ибики приподнимает брови и выглядит действительно удивленным. С Анко он ведь хорошо знаком, поэтому понимает, как она может отреагировать на подобное. Особенно, если Гай ей об этом ничего не сказал. — Кажется, тут ничье согласие и не нужно, — Баки эта ситуация, кажется, даже забавляет. — Еще нет, но я сделаю ей такое предложение, от которого она просто не в силах будет отказаться, — Гай широко улыбается, подмигивая всем по очереди и показывая большой палец. Аикава прижимает ладонь ко лбу, бормоча себе под нос что-то о том, что Анко устроит или скандал, или истерику, или и то, и второе. Ибики усмехается и сжимает ее плечо ладонью; взгляд у него при этом очень веселый С Анкой Гай действительно это не обсуждал, но они обязательно поговорят при следующей встрече. Анко станет его женой, потому что он никого другого рядом с собой не видит. Да и она тоже ведь вряд ли от него откажется, учитывая, как яростно ревнует примерно ко всем особям женского пола. Почти ко всем. Все будет хорошо. Пока что главное выиграть и пережить эту войну, а дальше они все смогут начать строить свои жизни так, как хотят. Гай не сомневается в том, что у них непременно получится. Ему вот точно есть ради чего жить и бороться.

Часть 5.2. Накику. Октябрь, 17 лет после рождения Наруто.

The Cranberries — Zombie

+++

До онсена они, всё же, добираются. Во избежание неприятных ситуаций, по типу такой, которая произошла с десяток минут назад, женские и мужские бани чётко разделены: одно дело, что кто-то добровольно в палатках трахается, совсем другое — набить разнополых полуголых ниндзя в один источник. Даже тем, кто не страдает от излишней скромности, не особо хочется, чтобы на них пялились похотливые, скользкие и около личности. И даже среди незнакомых женщин и девушек расслабиться не просто, но они хотя бы своей группой, которая занимает прилично места и позволяет абстрагироваться от лишней суеты. К сожалению, абстрагироваться от Яманаки, которая и выбила им право на совместную ванну, уже не получается. Накику начинает сожалеть, что решила присоединиться, хотя признаёт, что в одиночку даже не сунулась бы сюда. Естественно, первой Яманака трясёт именно её — она более-менее в курсе интимных историй остальных подруг, а вот средняя Ритсуми для неё загадка такая же, как и её «хахали». Вообще-то, один из «хахалей» — её муж, а второй в два раза старше, можно было бы и уважительней к ним отнестись. Но та же Накику почтительностью не заморачивается, так что пропускает пренебрежительное словечко мимо ушей. Акеми вот всё ещё дуется, что они с Саем расписались не только без её присутствия, но ещё и в компании двух то ли нукенинов, то ли уже нет. И если Дейдару она готова простить — удивительно, насколько эти двое спелись! — то Суйгетсу в качестве свидетеля Сая уже меньше. Мечник из Тумана, в принципе, всем понравился, но и доверия ему особого нет. Хотя Дейдаре было ещё меньше, и в тюрьме он сидел дольше. Возможно, поэтому? Подрывник не пытался скрыть своей подлючей, хаотичной натуры, а вот Хозуки сразу пошёл на попятую. Опять же, учитывая всё, что Накику слышала об Учихе — может, и неудивительно? Да и с Рирой они себя ведут так, словно знают друг друга вечность, и Широ Суйгетсу явно проникся — с ней он подхалимничает, не обращая внимания на совершенно безучастное выражение лица девочки. По младшей сестре не поймёшь что она думает о бывшем пленнике, которого сама же притащила в Суну. Точнее, по указке Куро. — Рассказывай про татушку, что там, как, оргазм по тридцать минут, это правда? — Если бы Кику прямо сейчас что-то ела и пила, то точно бы подавилась. — Я думала, у нас Ако-имото ведущая рубрики «невероятное очевидно», — тянет она, пока Акеми продолжает хихикать под боком. Икимоно даже забыла, что вообще-то должна губы надуть в обиде, настолько её торкнуло с неудачной попытки шиноби из Ива и Кумо их закадрить. — Она, кстати, спрашивала у Генмы, если он спит с сенбоном? А у тебя, Сакура, про то, носит ли Какаши маску в душе? — Спит, конечно, — отмахивается Ино, в то время, как Харуно что-то неразборчиво бубнит. — Не переводи тему, так что там с оргазмом? — Мой муж — не свинья, — закатывает глаза Накику. — Так что нет. И вообще, откуда ты об этом услышала? — Об оргазме? — О татушке и её… свойствах. — От братца, — а, ну да, Яманака же считает, что Ичи теперь их общий брат. — Ладно, ладно, я уже успела выловить Риру. Кстати, она выглядит как-то бледновато, не находишь? Кику пожимает плечами — она с бабкой, которая теперь сестра, в лагере не пересекалась. А Ичи уж точно не знает обо всех подводных камнях их с Саем связи, он ей и так мозг выел, а если бы знал детали… не Рира же ему растрепала? Точно нет, они друг друга вообще игнорируют. — А ты? — не дожидаясь ответа, Ино переключается на свою лучшую подругу, и Накику облегчённо вздыхает. Ладно хоть до Сасори не дошла. — Не скучаешь по члену всеобщего героя? На него бы много кто был не против кхм присесть, если ты понимаешь, о… — Я ИМ СЯДУ, ИДИОТКА, — от вполне явной угрозы вздрагивают все присутствующие в онсене девушки. Накику даже заинтересованно оглядывает всех тех, кто отвёл взгляд: совершенно точно, половина особей здесь была бы не против присесть на Узумаки. Слава о нём давно улетела за пределы Конохи. — Так сяду, Свинина, что потом не встанут. Коротко и лаконично. И доходчиво. Про Копирующего ниндзя Ино даже не спрашивает: их отношения вроде как тоже давно не секрет, и связываться с Харуно, пытаясь отбить у неё горячо любимых сенсея и напарника точно никто не попробует. Да и отсутствующего тоже: на него Сакура не сядет, но право вмазать по смазливой роже Учихи в обиход другим точно уж не уступит. — Собственницы, — фыркает Ино. Словно она не такая же. — А у тебя, Тентен? Зверь же, правда? Если Гай-сенсей покорил нашу Анко-семпай, то твой недалеко ушёл? Накику краем глаза замечает, как Хината пытается слиться. Уже чувствует, что и до неё очередь дойдёт. Только вот Акеми ей не позволяет, обвивая руками талию Хьюги и продолжая хихикать куда-то в покатое белое плечо. — Не жалуюсь, — отрывисто улыбается Тентен. — Мне его одного хватает. — Один хорошо, а два лучше! — заявляет Ино. — Не смотри так на меня, верю, что твой и в единственном экземпляре может тебя утомить, это же Ли… блин, это же Ли! Тен, серьёзно, мне прям интересно. Как ты там разбудила зверя? А, может, ему фоток твоих наделать? А если он выпьет, то…. Тентен махает руками и смеётся, потом переводя под водой указательные пальцы в сторону Хинаты. Мимо Ино это не проходит незамеченным. — А ты! Вот уж бомба! — Ино приходится понизить тон, когда с одной стороны Сакура, а с другой Накику тыкают её в бок и в живот. Кику рада бы быть у бортика, так же, как Яманака, откинувшись на камень спиной, но, увы, ей приходится стоять в воде, которая ей доходит до шеи. — Кстати, Неджи воспользовался тем презервативом, который я когда-то ему всунула? Судя по румянцу Хьюги, точно воспользовался. Ино чуть ли не в ладоши восторженно хлопает, хотя Накику уверена, что она и так давно в курсе. — Он тебя так защищал сегодня! Просто шик! Искра! Буря! Безумие! Не то, что мои. Чистой воды провокация. Генма и Райдо куда старше и действовали рационально. Хоть и позволили себе лишнего при «задержании» проблемных элементов: Генма уж точно. Только вот разбираться после ванны со своими вспетушившимися парнями придётся лишь Акеми, Кику и Хинате. Ино ещё трясёт Акеми, выпытывая все грязные подробности секса втроём и реакции на те фотки, которые они делали совместно, но Кику это слушать не желает: речь о её брате и Куро. Который вроде и не брат, и не самый близкий друг, но семья. Она вылезает из воды, смазано со всеми прощается, зная, что ещё увидит их завтра утром, и направляется к своей палатке. Точнее, их с Саем, который на неё злится. Знать бы только за что: поговорить они не успели, потому что ванна, всё же, предпочтительней выяснений отношений с мужем. Она, к тому же, вообще ничего не сделала, чтобы заслужить его неодобрение. Да и Сай не показал ничего внешне, только ввязался в бессмысленную, затеянную даже не им драку, но вот через связь Накику чувствует, что он не просто зол, а ещё и глубоко на неё обижен. Не в первый раз, конечно, но злился он на неё в основном до того, как они поженились, до того, как Рира им через хенка передала чакру друг другу, так что и ощущается это совсем по-другому. Прав был Ичи, когда говорил, что побочные эффекты могут быть опасны и непредсказуемы. Только они с Саем так и не сочли необходимым дойти до Риры и спросить нормально это или нет. В их большой палатке пусто. Сасори, если и зайдёт сегодня, то только попрощаться. Он будет командовать четвёртой дивизией, чей лагерь прямо на границе Ю и Щимо. В ней как раз будет Тема-чан. Сама Накику, Сай, Рира, Дейдара и Широ распределены в Кишу Бутай, отряд внезапного нападения, которым будет командовать Куро. Суйгетсу Сасори забрал для каких-то других целей, Акеми в пятой, Ичи в дивизии ирьёнинов под началом Шизуне… И, вполне вероятно, в какой-то момент все смешаются, подстраиваясь под врага. Мокрое полотенце Кику даже не развешивает на верёвке, натянутой между сухими палками — раздражённо кидает куда-то в угол палатки и складывает руки на груди. Приближение Сая она чувствует издалека, точно так же как и его недовольство. Ей куда больше нравится, когда он возбуждён, хоть и в контексте войны это совсем не к месту. Но пока же ничего ещё не началось! — Почему ты им ничего не сказала? У Накику рот приоткрывается от такого глупого вопроса. Он на что злится, что она решила проигнорировать навязчивых ухажёров? Взгляд Сая тёмный и тяжёлый. Внутри ворочаются одновременно возбуждение и ответная злость; Сай от неё отодвигается, шарахается даже, и стискивает зубы. Очень сложно отделить её эмоции от его. Ничего хорошего в этом, конечно, нет, но приходится приспосабливаться к тому, что есть. Либо пробовать искать Риру, которая не факт, что сама сможет объяснить нормальны ли их реакции или нет. — Что, например? — Накику вздёргивает подбородок. Ей невыносимо хочется схватить его за ворот водолазки и притянуть к себе. Но ярость и гордость сильнее. В разы. — Ты хоть раз попробовал что-то сказать этой стрёмной кикиморе? Она вообще не в нашей команде, а словно на тебя поисковую печать прилепила. — Да, — шипит Сай сквозь зубы. — Перед тем, как мы покинули Щимо и в Ю, но ты меня тогда сама заткнула. — Потому что ты только мямлить и можешь! — Неправда! — Правда! Без меня ты вообще ничего не можешь! — это, конечно, проблема, но уж совершенно точно не так Накику хотела её решать. Её сейчас просто несёт на волнах ярости, которые с каждым сказанным словом всё выше и выше. Чья она вообще, её или его? — Знаешь, что? Я внятно могу оттолкнуть тех, кто меня не интересует, или хотя бы их игнорировать! А ты вот вообще не знаешь как свои границы обозначить! И какие они у тебя вообще?! И кто у тебя помимо меня вообще есть и был? Что там с историей твоего брата?! Сай отшатывается так резко, словно она Сакура, и зарядила ему пощёчину, почти выбившую из него дух. Накику тяжело дышит, пытается взять себя в руки — это не её ярость, не её поведение, это не её обычное состояние, она понимает, но, чёрт возьми, как же надоело! Она считает себя виноватой за то, какой он придурок, раз только на неё и смотрит, но разве здесь только её вина? Разве она обязана отвечать за чужую чрезмерную привязанность? — Свали отсюда, — шипит Накику, хоть в этом и нет смысла: Сай сам выскальзывает в ночь из-под плотного брезента. И она опять остаётся одна. Ворочается в коконе из одеяла минут двадцать, но заснуть не может. Конечно, не может, ведь правая рука горит огнём. И его левый безымянный палец, скорее всего, точно так же. Как и всё внутри вообще. Какой же дурой она была, когда согласилась на подобное, прав был Ичи! Как только эта мысль появляется в её голове, градус ярости спадает. Теперь внутри ворочается что-то совершенно отличное: грусть, сожаление, даже страх. И это, пусть и не её мысли и ощущения, но и не чужеродные. Они оба перегнули палку, правда же? Терять кого-то из близких Накику точно не хочет, тем паче мужа, которого чуть ли не силком затащила под венец. Она вздыхает, откидывает одеяло и встаёт, ориентируясь на незримую нить, что ведёт её к Саю. Находит она контрастную чёрно-белую фигуру на самом краю лагеря. Вздрагивает, когда понимает, что он тут не один, а она успела вовремя: такая же контрастная Саори сидит возле костра буквально в паре метров. Хотя и вдалеке от огня, словно боится в нём растаять. Накику останавливается, потому что Сай даже головы не поворачивает в её сторону, и ей ужасно хочется демонстративно удалиться. Почему она должна к нему бежать вообще? Накику замирает, сжимает челюсти до скрежета, и он всё же оборачивается. Скользит по ней настолько равнодушным взглядом, что её прошибает дрожь. Возвращаются все те страхи, которые были в пещере: любовь — это что-то эфемерное, готовое в любую минуту испариться. Он слишком молод и неопытен, чтобы её чувствовать. Слишком от неё зависим. Призвать инка не составляет труда, проводник всегда готов откликнуться. Она только забывает о том, что от Сая, с их обоюдной связью, теперь никуда не спрятаться. Он оказывается перед ней в мгновение ока. — Для тебя ведь это тоже что-то значит? — спрашивает он. Кику моргает, хмурится и вопросительно вздёргивает бровь. Если он об их отношениях, то это даже не смешно, зря она, что ли, каждый раз повторяет, что он ей важен? — Почему ты им ничего не сказала? — снова тот же вопрос, что и получасом ранее. — А что я должна была сказать? — Ну не идиот ли? — И зачем? Игнорировать раздражитель — самая лучшая стратегия, знаешь ли. — Тебя Сасори научил? — бормочет Сай, делая шаг вперёд. — Прости, ты, наверное, права. Ты же игнорировала подрывника. А Сай пытался игнорировать эту стрёмную Саори. Их куноичи Щимо точно не может видеть, раз они под инка, но смотрит будто бы в нужном направлении. А вдруг она не просто ирьёнин, а сенсор, и техника на неё не действует? Тускло-зеленоватый ониби на вопрос ответить не может, только трепыхается где-то внутри, светит отблесками в глазах и тянется к Саю — уже не потому, что Кику приказывает его спрятать, а потому что через связь к нему стремится. И её чакры на художника требуется куда меньше, чем на других союзников. Даже меньше, чем на неё саму. Если хорошо подумать, то эту связь им вообще-то следовало бы тренировать. Преимущества в ней точно можно найти. А недостатки… Накику прячет лицо в ладонях и отстраняется. На войне это может быть проблемой. Да, благодаря Гааре и Сасори она с Саем не просто в одной дивизии, но ещё и в одной мини-группе, и это совершенно точно можно назвать коррупцией. Сасори командует другим дивизионом, но именно поэтому, а ещё потому, что не спас её в Конохе, теперь пытается защитить любыми способами. Её это, понятное дело, радует. Но и раздражает неимоверно тоже: она не настолько бесполезная. Она убивала людей. Ходила на задания, пусть и не на самые опасные и не одна. Она, ёкаи его дери, защитила Сая, когда на него напали «коллеги» из Корня. — Не надо думать о плохом, — Сай, забыв о своём раздражении, падает на колени, утыкается лбом ей в живот, обхватывая руками за талию. Дрожит, и совсем не от возбуждения. Про Саори он забыл, но они всё равно под инка, и плевать вообще видит их эта страшила или нет. Накику зачем в храме амулеты приобретала? Хер поймёшь, конечно, действенные или нет: один-единственный, который у неё с собой, лежит в рюкзаке в палатке. — Прости. — Это я должна извиниться, — вздыхает Накику. — Хотя нет, с хуя ли? В любом случае, до этих гандонов мне никакого дела нет, и ты сам это знаешь. Сай хмыкает куда-то ей в тазовую косточку. Им определённо стоит вернуться в палатку. — Я виделся с Исаму-сан, — внезапно произносит Сай. Накику замирает, потому что ничего вроде такого в этом нет, но… — Он ничего не смог найти конкретного. Ни про Икимоно с Шинпи, ни про Фуюдзора. По крайней мере, того, что могло касаться нас. Возможно, Кодай но Хаха ответит когда-нибудь на вопросы. Но мне кажется, что придётся копаться в архивах Анбу… или даже Корня, если такие остались. Ему, конечно, важно найти упоминания о семье. А ей — понять что из себя представляли Шинпи. Печать на Рире, которая, оказывается, была, пропала, но бабка не торопиться делиться сведениями. Накику подозревает, что половины она и сама не знает, а другую хочет сохранить для себя из эгоистичных причин. Рира любит выглядеть таинственной, особенной и неповторимой. Что ж, сражаться за знания Накику совсем не планирует. Она вообще надеется, что после войны все они смогут наконец-то спокойно зажить, как можно меньше вспоминая про будни шиноби. Не поймут до конца прошлое — и хер с ним. Куда важнее ведь настоящее. Накику по привычке хватает Сая за запястье и тянет до их палатки. Он уже не сопротивляется, — совсем как раньше, — покорно следует за ней, и едва она толкает его на спальник, послушно падает. Вскидывает голову. Теперь злится она. Он всегда так и будет потакать её желаниям? Никогда даже не возразит? И почему её вообще это бесит? До сих пор же устраивало. — Это не слабость, — говорит Сай. — Я люблю тебя. И ты имеешь право злиться. — Это ты злишься, пингвин! — восклицает Накику, но обнаруживает себя на его коленях, с его членом, упирающимся ей в бедро. — Знаешь, что? — Я люблю тебя, — с напором повторяет Сай, хотя его взгляд как будто говорит об обратном, что ужасно пугает. До сих пор она не представляла, что могло бы случиться, если бы он внезапно её… даже не возненавидел бы, а просто решил, что она не стоит его внимания. — Я… — Знаю, — выдыхает Сай ей в губы. — Прости, Тосакин. Прости. — За что? — Почему Тосакин? Её так Суй только зовёт, но он всем придумывает прозвища, связанные с подводным миром. И зачем она спрашивает? Хотела ведь, чтобы он извинился. — Я разозлился, — это и так понятно. Но дальнейшее признание и её шокирует: — Я разозлился и хотел понять, если ты тоже можешь разозлиться. Если меня не будет рядом. Хитрый жук! Он использовал связь, чтобы её спровоцировать! Накику готова уже его убить, но возбуждение прошибает, словно разряд тока через всё тело. Хитрый. Мать его. Жук. Обрекла сама себя, называется. Она даже представлять не хочет, что может почувствовать, если он вдруг откинется. А ведь она умерла во время атаки Пейна на Коноху. И всё ещё помнит его истерику. Сай смотрит своими чуть раскосыми, большими, тёмными глазами и улыбается так, словно всегда умел это делать. Робкая, довольная, счастливая улыбка, едва трогающая его пухлые бледные губы. Едва заметная ямочка на остром подбородке. Забавная родинка возле уха. Голубая вена, тянущаяся от плеча к ключицам, которую так явно видно сквозь белоснежную тонкую кожу. Проклятая связь заставляет её откинуть голову и застонать, впиваясь ногтями в его плечи и чувствовать что-то похожее на оргазм, хотя они даже и не ласкали друг друга. Да это не связь даже, не только она — понимает Кику. Обмен чакрой лишь усиливает то, что уже есть, а не создаёт что-то чуждое им обоим. Тут и Риру не надо спрашивать, всё и так очевидно. Когда Сай опрокидывает её спиной на спальник, Накику уже не сопротивляется. Но в голове её шум: какое-то важное воспоминание пытается прорваться сквозь дымку, но не может. Золотистые когти вырываются без её ведома, врезаясь в его тело. Кого касается это воспоминание? Должно вроде бы её, ведь это у неё проблемы с памятью. Но Накику кажется, что оно связано с Саем, потому что слишком уж сильно они слились друг в друге, и при этом она всё равно знает, что без труда может отделить их мысли. Она видит улыбку совершенно незнакомого парня с серыми — или седыми? — волосами, спадающими на худые плечи. Ей кажется, что это парень, хоть она и видит лишь нижнюю часть лица. Он размыкает губы, — а губы Сая в это время оставляют следы на её шее, — и чётко выговаривает: «Я не хочу причинять тебе боль… Я мёртв… Я освободился от «Не»… Ты ведь закончил свой рисунок?» — Почему ты плачешь? — Сай прерывается и обеспокоенно вглядывается в её лицо. Она точно знает, что инка в них всё ещё горит. — Я что-то сделал не так? — Прости, — теперь она, всё же, извиняется, хоть и не знает за что. Это его брат? Это было в прошлом? Никак не могло быть, ведь седой парень в её воображении осознавал, что уже мёртв. — Твой блокнот… — Это неважно, — хмурится Сай. Это очень важно. Важнее, чем очередной перепихон уж точно, и плевать чьи гормоны тут взбунтовались. Накику отпихивает мужа, не оглядывается даже на него, выныривая из палатки. Что её оттуда гонит, она и сама не знает. Знает только, что он остаётся на месте и там же ночует, а она — буквально в двух шагах, рядом с Дейдарой и Рирой. Что там у бабки-сестры с подрывником её даже и не интересует, хотя те залезли под одно одеяло. Но и на её вторжение в их общую палатку не возмутились, даже не проснулись; с другой стороны, тут и Широ через перегородку. Война начнётся совсем скоро. Дейдара всё так же храпит, когда не дома — поразительно, как это не мешает остальным, особенно Рире, которая вроде как у него под боком. Этой ночью ей снятся сплошные кошмары, которые не кошмары вовсе, а воспоминания. И не только её. Утром она просыпается в своей палатке, в коконе из одеяла, но одна. И их с Саем связь молчит, словно он сумел её обрубить. Не совсем, конечно, — серебряно-чернильная чакра всё так же бежит по вязи узора, но мужа Накику не чувствует. Не представляет даже, как найти его в лагере. Знает только, что он жив и рядом. Что ж. Накику призывает инка, вылезает из палатки, наплевав на оставленные вещи — как у всех остальных, тут ничего особо важного — и направляется к Куро, собирающему свою команду у кромки леса. Садится в стороне от всех и злорадно наблюдает за тем, как Сай потеряно оглядывается, прибывая минутой позже. На этот раз он её не видит — и хорошо. Если бы не война, она не показалась бы вовсе. Но Кику выходит на свет, когда последние члены спецотряда подтягиваются на полянку. Куро кратко объясняет в чём заключается их задача. Когда Сай создаёт чернильных птиц, она уже было направляется к Заджи из Конохи, как художник перехватывает её за запястье. — Скорпион мне доверил тебя, — сквозь зубы произносит её муж. Верно, ведь Кику сама ни на что вообще не способна. Лентяйка, да ещё с генами не повезло. То память потеряет, то просто ступит и ничего не сможет сделать, да? — Ага, — равнодушно говорит Накику, залезая на птицу позади Сая. — Ну, что ты тормозишь? Ему больно от её реакции, она это чувствует. А ей больно от его. Сколько в этом настоящего, сколько притворного, сколько своего, а сколько чужого? Накику закрывает глаза и подставляет лицо ветру. Она даже не думает о том, чтобы обнять Сая за талию: с его-то птицы она точно случайно не слетит. А если и слетит, то кто-нибудь её поймает. А если не поймает, то какая ей будет разница? Она и в атаку Пейна умерла, даже не заметив этого. Вряд ли удар о землю с такой высоты будет намного болезненней. Для неё, по крайней мере.

Часть 5.2. Акеми. Октябрь, 17 лет после рождения Наруто.

Nodahsa — Омут

+++

Бедная Хината из онсена вылетает красной как рак. Тентен идет за ней следом — чувствует ответственность, ведь это возлюбленная и по совместительству кузина ее товарища по команде. За ней в самом деле нужен присмотр, хотя она может прекрасно за себя постоять. Просто Хината очень хорошо воспитанная, нежная и робкая девушка, которой тяжеловато отстаивать свои личные границы. Не хватало еще, чтобы Неджи, по-соколиному зорко следящий за ней, налетел еще на кого-то. Им всем нужно действовать сообща, а не устраивать новые драки. Хотя в той сваре, которая случилась днем, все же есть и что-то хорошее, думает Акеми. Все драчуны спустили пар и немного успокоились. Так все будут склонны меньше горячиться и рисковать собой завтра, когда им придет время разойтись по своим постам и думать о том, как выжить и победить. Каждый шиноби на счету, никому нельзя допускать ошибок, потому что они могут слишком дорого стоить им всем. Такая ответственность не может не давить — от них зависит то, увидят ли они все следующий день, увидят ли его их близкие, и будет ли вообще у них всех будущее. Отвечают они все, по сути, за ошибки стариков, за ошибки тех, кто не умел решать проблемы, а заставлял их копиться и копиться до тех пор, пока этот снежный ком не стал таким большим, что его, катящийся со склона вниз, уже никак не остановить. Можно только разбить, но на это нужно очень много сил. Хватит ли их у всех собравшихся, сумеют ли они справиться с угрозой, которая над ними нависла? Акеми очень надеется, что хватит. Не может не хватить, их здесь столько собралось! Она откидывает голову, прижимается спиной к бортику и решает посидеть в воде еще чуть-чуть. Накику сбежала самой первой, наверняка выяснять отношения с Саем, который на нее очень недобро смотрел. Сакура тоже торопливо смыслась, потому что у нее еще дел выше крыши, хоть она и не отвечает ни за какой отряд и уж тем более ни за одну дивизию. Тентен и Хината вот ушли сейчас, да и Ино засобиралась. Все хотят провести эти последние мгновения спокойствия с теми, кто им дорог. Акеми не исключение, просто ей нужно найти в себе силы улыбаться и дальше. Днем, в компании подруг, делать это было легко. Сложнее оставаться бодрой наедине с собой, сложнее не думать обо всем плохом, что может произойти, сложнее не вспоминать Коноху. В этот раз не будет никого, кто смог бы их спасти, не будет никого, кто, как по волшебству, бы вернул всех погибших к жизни. Им всем нужно верить в лучшее, но готовиться к худшему, понимать, что кого-то они видят в последний раз, что кто-то не доживет даже до завтрашнего вечера. Шиноби учат этому, и все равно каждая потеря остается раной на сердце. Акеми вспоминает безжизненное тело своего дяди и хочет поклясться, что не допустит ничего подобного, но клятвам ее — грошь цена. Она осознает, что в этом море она лишь капля, даже не самая большая и значимая. Как же капле поднять волну, как выстоять? Как может она что-то сделать, когда потеряла тех, кто казался ей сильнее всех в мире? Они с братом часто вспоминают вырастившего их отца, но Акеми, в отличие от Яхико, помнит еще и мать. Она помнит, как Кагуя-сан учила ее держать кунай, как показывала ей лески и объясняла, как с ними управляться. Самое острое лезвие в мире, говорила мать, водное. Нет ничего, что выстояло бы перед струей воды, под высоким давлением делающей жидкость твердой. Только вот как из капли превратиться в лезвие Акеми не знает. Она вытягивает перед собой руку и рассматривает выкрашенные в бирюзовый ногти, шевелит пальцами, а потом шлепает по воде. Пора вылезать, а то она рискует превратиться в сморщенную сливу, и тогда Канкуро ее точно засмеет. Да и что ей и дальше тут сидеть в одиночестве? От мыслей толку не будет. Можно думать сколько угодно, но это ничего не даст. Акеми вылезает и быстро переодевается. Это пока просто футболка Ичи — она вообще любить таскать их или у него, или у Канкуро, — и шорты до колена, а завтра она наденет стандартную униформу шиноби Конохи. Она бы предпочла свой обычный костюм, но всем велено одеться в выданные комплекты. Они удобные, просто непривычные и глядя на то, какие все одинаковые, Акеми становится немного не по себе, потому что все серьезно. Вначале Акеми думает было пойти сразу в их с Ичи и Канкуро палатку, но в итоге сворачивает в другую сторону. Исаму-джи разговаривает с каким-то шиноби из камня и передает ему свитки, тут же отмечая что-то в списке, который держит в руках. У нее сердце щемит от мысли о том, что его она может видеть в последний раз. Опять. С другой стороны, молния ведь дважды в одно и тоже место не бьет, верно? Хотя, это слабое утешение. Акеми не хочет терять никого из тех, кто ей дорог. Больно будет одинаково сильно и одинаково долго, совсем неважно, кто именно умрет. Дядя, кузены, Ичи с Канкуро, Накику с Ино и Хинатой, ее сокомандники, наставница, Сасори-сан, Дейдара и Широгику — список этот Акеми может продолжать до бесконечности. После войны будут похороны, потому что будут погибшие, но она малодушно надеется, что ей повезет, и хоронить будут кого угодно, но не тех, кого она любит. Акеми не хочет никого оплакивать, ни по кому тосковать, ей хватает того, что у нее нет родителей, что она скучает по ним и не может не грустить оттого, что они не видят всего, чего они добились с Яхико. Она даже с Ичи и Канкуро никогда их не познакомит, они не увидят ее детей, и почему-то из-за этого у нее всегда колет в сердце. Это нечестно, но что в этом мире вообще честно? Несколько мгновений она просто смотрит на дядю. Они с ее отцом похожи, но при этом разные, их не спутать. И, все-таки, из Исаму-джи вышел хороший глава их клана, толковый, понимающий и знающий, что он делает. Если бы он не вернулся к ним, то Акеми даже не знает, что бы было со всеми ними. Она точно знает, что было бы плохо и тяжело, особенно его сыновьям и им с Яхико. Исаму-джи был дома чаще, поэтому к нему все они и бегали. Как бы сильно она ни любила отца, то, что дяди в их с Яхико жизнях было больше — это факт. Исаму-джи, словно чувствуя на себе ее взгляд, поднимает голову и тепло улыбается. Позывает и заключает в объятия. Акеми вдруг понимает, что забыла в онсене полотенце, но не плевать ли? Главное, что у нее свободны руки и она может обвить ими дядю, спрятав лицо у него на плече. — Моя дорогая девочка, — он отстраняется и оглядывает ее взглядом с ног до головы. — Как ты? Все хорошо? — Да-да, конечно, — поспешно кивает Акеми. — Просто хотела увидеться… а где мальчики? — Мои сыновья уже разошлись, обоим рано вставать. Один в первой дивизии, второй в пятой. Акеми кивает. Членов ее клана рассортировали: специализирующихся в гуре отправили в основном в разведку; шиноби с сейсеки постарались распределить равномерно, ведь чакра может оказаться нужна везде, но большую часть оставили с ирьенинами; а смешанных специалистов, каких на самом деле немного, отправили в пятую дивизию поддержки. Исаму-джи — ирьенин и будет под началом Шизуне-сан, как и Ичи. Почему-то Акеми это немного успокаивает, хотя они, скорее всего, будут в разных лагерях. Она вспоминает последний инструктаж, который провел им Сасори-сан. Мужчина обвел всех тяжелым взглядом и велел в первую очередь думать о том, чтобы не умереть. Никакого напрасного риска, только командная работа, не терять сокомандников из виду и, по возможности, не разделяться. Ему не понравилось, что те же Ичи и Акеми оказались изолированы от остальных, но на это он уже никак не мог повлиять. Запихнуть всех своих в отряд внезапного нападения уже было ему не по силам. В конце он отловил и саму Акеми, крепко сжав ее локоть. — Сколько у тебя при себе свитков? — спросил Сасори-сан. — Полных? — хотя о чем еще он мог говорить? Речь шла именно о тех, в которые она запечатала необходимое для Кишо Хенка Тенсей количество сейсеки. — Пять, это без тех, которые мне нужны для себя. — Потому что Акеми расходует много чакры на призывы и даже с тем, сколько у нее есть и как быстро она восстанавливается, ей нужно поддерживать себя. — А у Риры и Накику? — По четыре, как и у всех. Ичи ведь чуть не убил ее, когда поймал на том, сколько чакры у нее тратится на сейсеки. Акеми пришлось постараться, чтобы его успокоить и убедить, что это не только ее. И ведь она не солгала: в Суне она качала ее у всех добровольцев с более или менее большим запасом чакры, и, с разрешения Гаары, у заключенных. Ей было важно подготовиться к войне как можно лучше, поэтому они с Накику тратили уйму сил и времени на кладки. Так, помимо улучшенных обычных, двуглавых огнедышащих шииро и предназначенных для инка мидори у них вышла еще одна новая кладка. Момосиотю получились уже трехглавыми, но коричневыми с нежно-персиковой полоской на спине. Самое главное, что питаются они любым мусором, поэтому на войне должны быть полезными. Если они столкнутся с противниками типа тех, которые у них были в Конохе, то точно будут. Во всяком случае, Акеми надеется, что все не зря. Только вот эти четыре свитка, которые она передала Рире и Накику — это максимум, который может им понадобиться. Ни одна из них не сможет использовать Кишо Хенка Тенсей больше чем два-три раза за сутки, так что четвертый здесь просто на всякий случай. И это еще надо учитывать, что труп должен быть максимально целым, да и от времени многое зависит. А еще от того, в каком состоянии сами девушки. Уже от мыслей о том разговоре у Акеми начинает ныть в висках. Ей все кажется, что она могла бы сделать что-то еще, но что? Что она еще может сделать? Исаму-джи касается ее лица, и Акеми прикрывает глаза, чувствуя, что дядя умело избавляет ее от едва начавшей беспокоить ее боли. Он, как и Ичи, сразу понимает, когда кого-то что-то беспокоит, на то они оба и ирьенины. А Акеми сейчас беспокоит все и сразу. Она вздыхает и не хочет никуда уходить: ей словно лет пять, и родительские руки могут укрыть и защитить ее от всего. Только они не могут. У нее перед глазами проносится бледное, почти забытое воспоминание о матери, о ее звенящих на запястьях браслетах и тяжелых серьгах в ушах. — Ты слишком много думаешь, Акеми, — он гладит ее по волосам и улыбается. — Помнишь правила шиноби, которые ты учила в академии? — Основные? — переспрашивает она, не совсем понимая, к чему Исаму-джи вспомнил об этом. — Да, конечно. — Перечисли. — Выполнение миссии это первый приоритет шиноби. Он не должен показывать слез. Обязан следовать приказам командира. Не показывать слабостей, искать скрытый смысл в скрытом смысле, но… — Ты никогда этого не понимала, я знаю. Исаму-джи смеется, качая головой, а потом делается серьезным. Акеми всегда поражал этот переход что у него, что у отца: все мускулы их лиц застывали, а мягкая кожа походила почему-то на восковую маску. Нечто подобное она видела и у Ичи с Канкуро, когда они перестраивались, менялись так быстро, что она и моргнуть не успевала. И, конечно, ни один из перечисленных не сравнится с Рирой. — Послушай меня внимательно. Нас учат отключать эмоции и следовать всему своду этих правил, но ты должна помнить, что все зависит от ситуации, — голос у него тихий и спокойный. Акеми легко забыть, что ее дядя уже был на войне, что не только лечил, но и убивал, что пережил это все и до сих пор жив. В отличие от своего старшего брата. — Так, — кивает она, чуть хмурясь. — Помимо правил есть ниндо. Мы следуем Хи но Иши: волей огня мы стремимся к миру через любовь. Не ненависть, как этот несчастный мальчик Учиха. К чему он клонит Акеми не понимает, но слушает его внимательно. Исаму-джи ведь не просто так ей это говорит. — Я знаю, да. А у нас… ну, у папы, было «поболит и пройдет». — Верно, Акеми, но даже если ты держишь спину прямо и у тебя кремень вместо кожи, внутри все равно будет больно. Ты сильная девочка, ты через многое прошла и хорошо держишься, но самое важное, что у тебя есть — это ты. — А товарищи? — Шиноби поддержки, как и ирьенины, должны беречь себя, чтобы сберечь остальных. Помни об этом, потому что у тебя есть сейсеки, у тебя есть чаиро, мурасаки и кииро, новые кладки — это все нужно на войне, поэтому ты не должна действовать опрометчиво, как твой отец. — Папа… — Действовал опрометчиво, Акеми. В этом была его сила, но это было и его слабостью. Будь умнее, а после войны поговори наконец с бабушкой. Мэйко-сан уже готова принять и Канкуро-кун, лишь бы ты начала уже с ней разговаривать. А мы с тобой там посмотрим, как будет лучше всего перевести тебя в Суну официально. С губ Акеми срывается смешок. Один, второй, а потом она вдруг начинает смеяться, потому что ей неожиданно делается легко на душе. Она еще раз крепко обнимает дядю, шепчет ему, что очень его любит и уходит. Ей не хватает Яхико, но, к счастью, он в безопасности в эвакуации. Война — это не то, что он должен видеть, не то, в чем должен участвовать. Широгику здесь, но она и старше, и Анбу, в отличие от Яхико и Конохомару, которые рвались в бой. Акеми рада, что не ей пришлось осаждать своего младшего брата. Наверное, они бы поссорились, потому что она ужасно боится его потерять, а он упрям как стадо породистых ослов. Почти такой же упрямый, как Канкуро. Акеми делает крюк, чтобы переговорить еще и со своими товарищами по команде, — она проверяет, чтобы у Аичиро и Кая были ее свитки, заодно залезает в сумку к Хошиме, которую тот оставил Каю, и докладывает туда еще один просто на всякий случай, — и потом идет уже к себе. Ей надо еще раз проверить инвентарь, убедиться, что она ничего не забыла. Времени пополнять запасы потом не будет, не на поле же боя это делать. Кто знает, что их ждет завтра. Когда Акеми подходит к их палатке, — ее ставили Ичи с Канкуро, на троих, игнорируя любые косые взгляды, — то понимает, что оба парня уже там. Интересно, как давно они вернулись? Впрочем, это не так уж и важно. Главное, что они оба здесь и у них впереди целая ночь, которую они проведут втроем. А утром разойдутся, и Акеми страшно хочет оттянуть этот момент. У нее, разумеется, ничего не выйдет, на опоздания ни у кого нет права. Все равно никуда не деться, они все уже здесь, и Акеми бы ни за что не променяла это на эвакуацию. Лучше уж быть с теми, кто ей дорог, чем сидеть вдали и грызть ногти, не зная, что с ними и как они. Оставь ее в Суне, она бы, наверное, с ума сошла от беспокойства. — И где ты шаталась? — спрашивает Канкуро, методично перебирая кунаи и сюрикены. Привычка проверять ее оружие появилась у него года три назад, когда она впервые оказалась в Суне. До сих пор припоминает ей тот плохо заточенный кунай, который выкинул в реку на экзамене. — Кому-то еще глазки строила? — Акеми никому их не строила, — Ичи как раз застегивает свою сумку и откладывает ее в сторону. Рядом с ней она замечает еще две, принадлежащие Канкуро и ей. Видимо, все трое пришли к выводу, что все перепроверить еще раз будет правильно. Акеми смотрит на их сдвинутые вместе спальные мешки и жалеет, что не взяла с собой большой футон. Так было бы удобнее спать втроем. Или нет, потому что от земли идет холод, они бы точно заболели, и тогда Ичи пришлось бы экстренно лечить их с утра пораньше. Меньше всего им нужно тратить силы и чакру там, где это не требуется. Акеми вот помнит, что ей и техникой призыва надо пользоваться с умом и не прибегать к помощи разумных ящериц, если без этого можно обойтись. Ей придется кого-то вызвать, скорее всего Чисая, с ним ей работать комфортнее всего, но далеко не сразу, чтобы потом не оказалось, когда прижмет, что она не может больше воспользоваться этой техникой. — Вот именно! Не строила я глазки, подкатили они сами, — фыркает она, закатывая глаза. — И вообще, пялились на Ино-чан и Хинату-чан. — И облизывали глазами твои голые ноги, я видел, — Канкуро вообще почему-то всегда кажется, что на нее смотрят. Хотя Акеми уверена в обратном даже после Иошихиро и его попыток за ней приударить. — А вот с этим соглашусь, — на губах Ичи, впрочем, улыбка. Его ситуация позабавила, пускай убирать синяк с лица Канкуро удовольствия не доставило. Будто других забот ни у кого нет! — Вы идиоты, — Акеми решает, что раз ее парни такие ответственные, то ей можно ни о чем не переживать. В конце концов, они уже перепроверили ее сумку, а она точно знает, что дала им по лишнему свитку, потому что ей так спокойнее. Акеми чувствует на себе взгляд Канкуро, но просто лежит на спальнике и смотрит на потолок их палатки. Сквозь натянутую на штыри плотную непромокаемую ткань не проникает никакой свет. Она вдруг думает, что была бы не против поспать под открытым небом в последний раз. Нет, глупая мысль. Ее Акеми от себя поскорее гонит, потому что сегодня никакой не последний раз. Ни у нее, ни у Ичи, ни у Канкуро. Ни у кого из них и их семьи, точка. Если постоянно думать о чем-то плохом, то оно обязательно случится. — Я тут говорила с Ямато-тайчо, — Акеми слышит, как парни поднимаются на ноги. — В общем, он сделает нам новую кровать, когда будет в Суне. Мы втроем на нынешней едва помещаемся. — Хорошая идея. Я сам хотел заказать, но руки не дошли, — хмыкает Канкуро и ложится к Акеми. Ичи присоединяется к ним парой минут позже. Акеми наслаждается их близостью и теплом, ее обволакивает знакомыми и родными запахами, без которых она уже не смыслит своей жизни. Это и не нужно, продолжает она себя уговаривать, потому что у них впереди еще очень много счастливых лет. — А что мы сделаем с бардаком Канкуро? — Ичи целует ее в висок и ложится на бок. Акеми, недолго думая, поворачивается к нему лицом и устраивает свою руку поверх руки Канкуро. — Отъебемся от него, — Куро прижимается к ней сзади и дышит ей в шею. Спят они всегда по-разному, но с Акеми между ними. Иногда это Канкуро лежит за ее спиной, а иногда Ичи. Иногда ее нога закинута на старшего Ритсуми, а иногда она устраивает голову на плече марионетчика. Сама она во сне ничего не чувствует, спит крепко и хорошо. А ведь когда-то они были врагами, — Суна и Коноха, — готовы были друг друга убить, но теперь вот, в отношениях, и Акеми любит их обоих. И они ее любят, думает Акеми, не вслушиваясь даже в их перепалку по поводу квартиры Канкуро. С этим тоже нужно будет что-то решить, потому что Ичи и так уже, по сути, живет с ними. Просто обсуждать это все лучше уже после войны, в самом деле. Все равно она останется в Суне: Исаму-джи не ждет ее возвращения в Коноху, видимо, знает, как договориться с Тсунаде-сама, чтобы ее действительно не дергали. Это хорошо, потому что оставлять свой дом Акеми не хочет совершенно. — Я вас люблю, — говорит она тихонько чуть погодя, когда они уже все лежат под одеялом, тесно прижавшись друг к другу. — Очень сильно. — И я тебя, — шепчет ей в ухо Ичи. — Люблю, — губы Канкуро касаются ее лба, и Акеми позволяет стуку его сердца, которое она слышит ухом, убаюкать ее. Ни о каком сексе сегодня не идет и речи. Акеми наслаждается тишиной, стрекотом цикад на улице и теплом двух человек, которых она любит так сильно, что сама даже этому удивляется. Ей отчаянно хочется, чтобы эта ночь никогда не заканчивалась, чтобы они так и оставались все вместе в безопасности, но, увы, подниматься им приходится с первыми лучами солнца. Они переодеваются молча. Акеми застегивает жилет, поправляет штаны и искоса посматривает на Канкуро и Ичи. Оба собранные, сосредоточенные и серьезные. Она надеется, что производит такое же впечатление, хотя на самом деле страшно нервничает. Ичи целует ее на прощание долго и тягуче, томно даже. Будто бы старается ей запомниться и сам пытается ее запомнить. — Будь осторожным, — просит его Акеми, хотя ей бы себе этот совет посоветовать. — У вас с Куро в сумках по гуре, так я вас легче найду, когда все закончится. — Хорошо, — Ичи улыбается, но взгляд у него серьезный, а не веселый. — Ты тоже не дури, маленькая. Она не будет. Точнее, постарается. Вернее, все сделает, чтобы выжить. Акеми кивает ему, с трудом сдерживая слезы, и поворачивается к Канкуро. Он притискивает ее к себе, обхватывая сильными руками, и она обнимает его в ответ так же крепко. Ей немного завидно, что Накику и Сай в одной команде. Она сама бы не отказалась, чтобы Ичи и Канкуро были у нее перед глазами, чтобы она могла им в случае чего помочь. — Все будет хорошо, — обещает Канкуро и прижимается своим лбом к ее. Акеми кивает и целует его сама, крепко обнимая за шею. Хочет запомнить его вкус, будто бы вообще способна его забыть. — Выебем этих ублюдков, и все сразу станет хорошо. Акеми слабо смеется, неохотно отпуская его, и выходит из палатки. Они расходятся в разные стороны, даже не оглядываясь. Она знает, что если обернется, то никуда не уйдет, не захочет расставаться и, чего доброго, еще и расплачется. Акеми старается не думать о том, что ей всего лишь семнадцать, потому что ей уже семнадцать. На сборе пятой дивизии Акеми замечает Ино и тут же подходит к ней. Чуть поодаль она видит Кибу с Акамару, Хану и Шино, о чем-то переговаривающихся. К ним она присоединится чуть погодя, а пока хочет узнать, все ли в порядке у ее подруги. — Я решила рассказать обо всем папе, когда это закончится, — заявляет Ино, но взгляд у нее потерянный и боязливый. Видеть ее такой Акеми не привыкла, поэтому спешит ободряюще улыбнуться и сжать ее ладонь в своей. — Это не так страшно, честное слово. — Как ты так легко сказала все своему клану? — Просто я подумала, что самое худшее, что может случиться — изгнание. Но вряд ли дядя позволил бы подобное, так что было не очень страшно. Ино задумчиво кивает и смотрит куда-то вдаль. То ли молится, то ли представляет себе разговор с отцом, не понять. Акеми молчит, видя, что Ино хочет что-то добавить, но пока обдумывает эту мысль. Она не торопит ее, тем более, что несколько минут у них еще есть. В отряде Акеми нет никого, кого она бы знала, но ничего, как-нибудь разберется, все будет в порядке. — Я хочу, чтобы папа нас принял. — Примет. Он не умеет тебе ни в чем отказывать, однозначно примет. Ты же его любимая дочь, он и веревки из себя позволяет тебе вить. — А мама? — А что с ней? Разве не главное, чтобы ты была счастлива? — Да, ты права, конечно, так и будет. На самом деле никто не знает как будет, но лучше верить в будущее, чем думать только о плохом. Они одержат победу над врагом, спасут мир и вернутся — каждый к своей жизни.