Красное солнце пустыни

Часть 4.5. Акеми. Январь, 17 лет после рождения Наруто.

Аnnapantsu — Surface Pressure

+++

Исаму-джи умирает у нее на глазах. Акеми прижимает его голову к своей груди и пытается заново научиться дышать. Бой начинается совершенно неожиданно. В клане тревога поднимается быстро, но все равно они оказываются не готовы к гигантской сороконожке, которая сносит ударом головы часть поместья. Чудовище издает противный звук, кричит и воет так, что закладывает уши. Акеми вываливается из террариума и едва не падает от того, как дрожит земля под ногами, но вовремя вспоминает, что она куноичи, и у нее есть чакра. Только вот это нисколько не помогает, когда она поднимает глаза на эту махину, клацающую челюстями, с которых течет резко пахнущая и пузырящаяся жижа. Такую тварь Акеми видит впервые и не знает даже, что с нею делать. Акеми отшатывается, прячется и замечает высыпавших на улицу детей. Кто-то из них еще даже в академию не поступил, если они попадутся на глаза этому чудовищу, то ничего не смогут сделать, даже убежать. К тому же, они напуганы, и Акеми кидается вперед, судорожно соображая, где их спрятать, как укрыть и спасти. Лучше всего вернуться в террариум и спуститься на нижний уровень. Оттуда можно будет выйти к реке, но без взрослых она никого отправлять не станет, тем более, вообще еще непонятно что делать. — За мной, быстро. Не паникуем, не кричим, не плачем… Миура, Сато! Следите за младшими, — окликает она двух мальчишек, которые только-только стали генинами. — Никого от себя не отпускайте, сидите под землей, пока за вами не придут. Используйте гуре, давайте бегом. Быстро, быстро! Акеми не оборачивается на крики и неожиданный взрывы. Это Дейдара, догадывается она, использует свои глиняные поделки. Ну, хотя бы на благое дело. Она заталкивает детей в проход, убеждается, что никого не потеряла и выскакивает обратно, едва успевая увернуться от падающей сверху жижи. На глаза ей попадается один из соклановцев с прожженной в груди дырой и страшными ожогами на лице. Прекрасно, думает она, сглатывая, значит надо постараться не влезть в эту гадость. Очень постараться. Акеми перескакивает по обломками и выпускает из свитков чаиро, замечая, что сочленения лап у сороконожки слабые и хлипкие. — Акеми! — она слышит голос дяди и запрыгивает на крышу, ищет его глазами. — Лапы и брюхо, пока Дейдара пытается закинуть ей бомбу в пасть! Исаму-джи кажется ей неожиданно очень похожим на своего старшего брата. Сейчас он как никогда напоминает ей отца: тот же твердый уверенный голос, даже мимика та же. Она на секунду застывает, рассматривая своего дядю, словно видит его впервые, а потом, очнувшись, скатывается вниз и выпускает лески. Эта тварь слишком уж вертлявая, несмотря на свой размер, ее надо если не остановить, то хотя бы замедлить. Акеми перекатывается и тянет, чувствуя, как лески впиваются в ладони, она пускает в них чакру, замечает краем глаза, как Исаму-джи проносится где-то сбоку и слышит смех Дейдары. Отвлекается на него Акеми на секунду и потом не видит, как эта тварь изворачивается и клацает челюстями в тот момент, когда Дейдара закидывает ей в рот глиняную птицу. К его взрыву присоединяются и чаиро: сороконожка падает, но Акеми смеяться не может. Ее взгляд упирается в Исаму-джи, у которого вся грудь в крови, а на губах она пузырится и пенится. К нему уже подлетают другие члены клана, Акеми пробивается сквозь них, отталкивает чужие руки и обхватывает его за лицо. — Нет-нет-нет, — повторяет она, даже не понимая, где и когда его успело задеть. — Изаёй-сан! Она же ирьенин, где она? Изаёй-сан! Бесполезно. Акеми обнимает дядю и пытается дышать. Он не мог умереть, только не так, только не сразу, только не быстро. Она слышит за своей спиной голос Дейдары и крик Яхико, но не может переключиться на них. Акеми не согласна, она не хочет терять Исаму-сан, но ничего не может сделать. Она даже не уверена, что успеет найти Накику или Риру, чтобы его вернуть, потому что не имеет на это права. Она даже плакать не может сейчас, потому что чувствует своих гуре и знает, что Коноха в беде. Что одна жизнь против целой деревни? — Что нам теперь делать? Без Исаму-сама… — А кто теперь? И что… — Надо к госпиталю. — А эвакуация? — Где все дети? Кто пострадал? — Что с кладками? Акеми слышит лишь монотонный гул, в которой не хочет вникать до тех пор, пока не чувствует на своем плече узкую ладонь. Она хочет ее сбросить, но тогда ей придется отпустить Исаму-джи; если она его отпустит, он остынет и точно станет мертвым. Навсегда. — Акеми, вставай, — голос у Изаёй-сан резкий и неприятный, как и всегда. Женщина резко дергает Акеми за плечо, заставляя поднять голову. — Это война, девочка, на войне погибают. Все слезы потом. — Ты от нее чего хочешь добиться? Она ребенок! — У нас нет детей, Нана, они перестают ими быть, как только выпускаются из академии. — Времена другие! — И все равно все умирают. Акеми, возьми себя сейчас же в руки, ты наследница основно… Это война. Акеми распахивает глаза, вспоминая Суну и обожженного Канкуро. Она вспоминает мертвого Гаару, и в ней такая ненависть просыпается, такая лютая злость, что она сама себя почти пугается. — Дети под террариумом, — Акеми медленно опускает Исаму-джи на землю. — К ним присоединятся все, кто не может сражаться. Нана-оба будет отвечать за них. Контролируйте ситуацию с гуре. — Дальше? — У Изаёй-сан требовательный тон. Акеми смотрит на нее, только сейчас замечая, что одета она в темно-зеленое косодэ и черные хакама — ее старая форма с символом их клана на спине. — Дальше… — Акеми поднимается на ноги и обводит всех взглядом, пытаясь понять, что дальше. — Специализирующиеся исключительно в сейсеки отправляются к госпиталю, а … универсалы выступают в качестве поддержки. — И? — И… и с помощью гуре ищут самые сложные участки. В приоритете эвакуация и помощь тем, кто уже сражается… универсалы выступают в качестве поддержки, — она повторяется, но это никого сейчас не волнует. — А бойцы? — Акеми вдруг вспоминает, что это злая Изаёй-сан учила ее читать и писать, она следила за тем, чтобы они с Яхико выполняли домашнее задание и назубок все знали перед всеми экзаменами. — Те, у кого остались чаиро — вступают в бой. Мы способствуем эвакуации, нельзя дать перекрыть выходы из деревни. Призывать всех, кого можно, любая помощь пригодится. — Все слышали? — Изаёй-сан повышает голос, и Акеми не понимает, почему она сама не могла раздать указания, а заставила ее. — Ты — дочь прошлого главы клана, племянница… — Изаёй-сан на мгновение сбивается и смотрит на Исаму-джи. — И племянница ныне почившего. Я не знаю, кто будет следующим, но ты не должна опозорить их память, даже если на совете будет решено передать власть другой ветви. Яхико, вы с сестрой отправляетесь в центр деревни. Поддержка у нее, эвакуация у тебя. Акеми переводит взгляд на Дейдару, который не улыбается, и потом на Яхико. Она хочет коснуться лица брата, но вспоминает, что у нее все руки в крови. — В центр деревни, да, — говорит Дейдара, помогая Акеми забраться на слепленную им глиняную птицу. Яхико взбирается сам. — Я не знал, что они… ну, ты поняла, малышка. — Да, — Акеми поливает руки антисептиком по привычке, просто потому что не хочет видеть на своих руках кровь дяди. И потому что хочет почувствовать запах ежевики и смородины. Лучше бы еще и сандала с кофе, но… — Кто это? — Лидер со своей подружкой, я думаю. Понятно, значит за них взялись настоящие монстры, с которыми сравнится… а кто? Кьюби? Да только Наруто тут нет, а Девятихвостый с радостью разнесет все, что осталось от Конохи. Один раз ему это почти удалось сделать. — Прекрасно, замечательно. Яхико, — она смотрит на брата. — Ты… — В норме. Я хочу в бой. — Эвакуация. Он кидает на нее взгляд исподлобья и утирает слезы, катящиеся по щекам. Акеми очень хочет его утешить, но не может: если начнет, то сама расплачется. Расплачется и ничего уже не захочет делать, ничего не сможет, потому что у нее перед глазами Исаму-джи, чья кровь впиталась в ее одежду. Яхико молчит до тех самых пор, пока они не опускаются на одну из крыш. Оттуда ее младший брат срывается — он замечает Конохомару, и не слышит уже крика Акеми. Вот поганец! Она проклинает все и вся, пытаясь сконцентрироваться, чтобы понять, куда им с Дейдарой идти. Она мечтает найти кого-то из своих, потому что Акеми страшно, но гуре сейчас не сказать, что особенно-то и полезны. — Малышка, нам туда, — Дейдара тянет ее за локоть. — Оставь пацана, не пропадет. Ему еще к Облачку свататься, не в его интересах уми... Фразу он не заканчивает. Акеми кидает на него острый взгляд, потому что не хочет ничего слышать. Она хочет найти хоть кого-то из своих и присоединиться к бою. Ей нужно хоть что-то сделать, а иначе она точно сойдет с ума. Бомбы Дейдары, к счастью, оказываются весьма эффективны. Акеми поддерживает его с помощью ящериц и ниндзюцу, стараясь не смотреть по сторонам. Она и так видит трупы, узнает среди них знакомых и боится увидеть кого-то еще, кто ей дорог. Что, если кто-то из ее команды погибнет? Что, если это будет кто-то из ее друзей? Где, будь все неладно, Сасори-сан и Накику? А Рира? Что с Мэйко-сан? Как бы сильно Акеми на нее ни злилась в последнее время, это ведь все еще ее бабушка. Про Яхико она тоже думает, успокаивая себя тем, что он с Конохомару, а за тем точно присматривает Эбису-сенсей. С Ичи и Канкуро тоже ничего плохого не случится, потому что их тут нет, они еще не скоро тут будут. Акеми уже было плохо, когда чуть было не погиб Канкуро, она надеется, что ей больше не придется видеть его таким. Что Ичи она никогда в жизни таким не увидит. Но сейчас они, к счастью, далеко, а когда вернутся, то все будет… а что будет? Акеми не знает. Она просто надеется, что что-то будет. Лишь бы только это все поскорее закончилось. Лишь бы только никто больше не погиб, но Акеми и сама понимает, что зря о таком мечтает. Погибают все, и Акеми сбивается с шага, замечая в отдалении тела Генмы и Райдо, с ними — Какаши-сенсея. Дейдара резко тянет ее к себе за локоть, потому что в этот момент одно из зданий начинает рушиться. Он цветисто матерится, крепко держа ее и не давая задерживаться. Они слышат, где сейчас идет бой, но Акеми думает об Ино. Если Акеми потеряет Канкуро и Ичи, сразу двух разом, то, наверное, у нее сердце остановится. Она представить не может как отреагирует ее подруга, и малодушно не хочет. Акеми моргает, давится вздохом и перепрыгивает через валун. Оплакивать мертвецов они будут позже, а пока им надо выжить и победить, спасти тех, кто остался и отомстить тем, кто все это сотворил. — Ты бы тоже… такое устроил? — Акеми совсем забыла о том, что Дейдара был одним из Акацки. Вдруг, он и сейчас не против присоединиться к ним? Вернуться в ряды безумцев и снова устраивать подобные кровавые выходки? Что, если он ей не друг, что если он никому не друг? — Я не стал разъебывать Суну, когда Гаара попросил, — после небольшой паузы отзывается Дейдара. — Малышка, давай, не раскисай, да. Ты же хочешь найти данну и крошку? Еще надо Звездочку, а там дальше и братца твоего в охапку. И свалим, да. — Свалим? — Ну а что? Это вообще не твой уровень… и, может, даже не мой, хотя… Договорить он не успевает, потому что их обоих откидывает взрывной волной. Акеми падает на колени, цепляется за какой-то обломок пальцами и вскидывает голову. Перед ними какой-то страшный огромный мужик весь в пирсингах. Улыбается он плотоядно и зло, окидывая их с Дейдарой цепким, но при этом пустым взглядом. — Узумаки Наруто. Где он? — спрашивает он, на что Акеми вдруг сама скалится и режет ладонь о камни. Техника призыва дается ей легко, Чисай тут же появляется в облаке дыма. Наруто дурак, но он их дурак, коноховский и отдавать его кому-то Акеми не собирается. Ему же наверняка захотят сделать больно, так же больно, как сделали Гааре, и ее от гнева начинает чуть ли не потряхивать. То есть, все это, все эти смерти — лишь ради того, чтобы убить одного-единственного человека, никому ничего плохого не сделавшего? — Пошел нахуй, урод, — выплевывает она и не помнит, что происходит потом. Ей уже не страшно, Акеми так зла, что ей уже просто хочется, чтобы это как можно скорее закончилось. И она сама готова сделать все, чтобы положить этому конец. Ее деревня в руинах, вокруг гибнут люди, а все из-за чего? Из-за желания каких-то террористов стать невероятно сильными и изменить мир! Будто им это по силам. Что вообще эти уроды могут сделать? Каким будет мир, который они хотят? Акеми не верит в то, что он может выйти у них хоть сколько-то хорошим, скорее еще более прогнившим и жестоким чем тот, что уже имеется. Она сама, во всяком случае, точно не желает в нем жить, даже видеть его не хочет и костьми ляжет, чтобы никогда не лицезреть. Когда у нее из свитков вылетают мурасаки, Акеми уже не думает о том, сколько чакры потратит и сколько у нее останется, потому что она устала. Устала и в холодной ярости: ей надоело терять близких, ей надоело хоронить родных, поэтому она хочет сделать кому-то так же больно, как больно сейчас ей. А то и больнее. Потому что у Акеми это не месть, а справедливость.

Часть 4.5. Сасори. Январь, 17 лет после рождения Наруто.

Three Days Grace — Lifetime

+++

Сасори не был в Суне, когда на нее напали Акацки, но слышал и от очевидцев, и из отчетов, что это случилось совершенно неожиданно. Разведка о предстоящей атаке не сумела ничего узнать, дозорные не успели никого оповестить, из-за чего деревню застали врасплох. Гааре пришлось буквально разрываться между защитой себя и Суны, и выбор его был очевиден. Он — хороший Казекаге, может даже лучший за всю историю существования деревни, и доказал это, когда предпочел безопасность жителей своей жизни. То же самое происходит и сейчас, когда на Коноху вдруг обрушиваются Акацки прежде, чем кто-то успевает отреагировать. Происходящее ничуть не похоже на спланированное Орочимару вторжение: нападающие даже Сасори кажутся не людьми, а чудовищами. Не будь это союзная деревня и не будь с ним Накику, то он, быть может, даже восхитился бы тем, какой урон оказываются способны нанести Акацки. Не неси он ответственность за Суну и детей, которые у него под опекой, — еще бы понять, где оба Икимоно, Рира и не предаст ли их Дейдара, раз уж его бывшие коллеги здесь, — то мог бы просто понаблюдать со стороны. Лучше всего сейчас было бы схватить Накику и бежать. Сасори не в первый уже раз ловит себя на том, что думает именно о ней. Кику — самая большая ценность, что у него есть. Главная забота, пусть и за остальных детей он тоже волнуется. С той самой пещеры она стала его, и Сасори оказался бессилен как-то на это повлиять. С ней он должен был быть строже. Должен был лучше ее воспитать, большему научить, но вместо этого он ее бессовестно избаловал. Накику не хотелось становиться на путь шиноби, просто в Суне по-другому было нельзя, только не с ее кеккай-генкаем, только не с тем, что там каждый человек на вес золота, особенно способный сражаться. Сасори любит говорить себе, что выбора не было. Сасори любит говорить себе, что это был единственный выход. Сасори любит говорить себе, что был не властен над ситуацией. Сасори прекрасно понимает, что это ложь. Надо было лучше отстаивать Накику в ее нежелании брать в руки кунай. Изначально она все-таки трепетная девочка, хоть и с непокорным характером. Темные глаза с золотым ободком, тяжелая грива волнистых волос и улыбка, которая одновременно и нежная, и лукавая. Куколка, его, но живая, со своими желаниями и привязанностями. Неожиданно Сасори вспоминает Сая. Питомец Накику привязан к ней, — он видел, что Рира нанесла на их пальцы и хмыкнул, оценив полезность этой придумки, — и она оказывается ответственной и любящей хозяйкой. Как и он сам, наверное? Сасори не уверен, что у них здоровые отношения, но у кого они вообще здоровые? Он оборачивается к Накику и ловит ее растерянный взгляд. Нет, ему надо было или вовсе не тренировать ее, позволив скромно жить с ним в их маленьком доме, или гонять ее куда лучше. За нее он боится ведь не только из-за личного отношения, но и потому что он во многом шел ей на уступки, не мучил тренировками так, как того же Канкуро. Желание что-то делать в Накику появлялось в основном только рядом с Икимоно, потому что та тянула свою подругу за собой, не слушала никаких возражений и заряжала ее энтузиазмом. Проклятье, где эта рыжая девчонка? Как ему собрать всех своих подопечных, чтобы убедиться, что с ними ничего не произойдет? Хорошо, что Канкуро и Ичи на миссии, на две головные боли меньше. Плохо, что с ними Сай, потому что Сасори было бы куда проще доверить Накику художнику и заняться делом. Правильнее всего было бы сейчас сбежать, потому что это не их бой. В прошлом именно так Сасори бы и поступил, потому что тогда он был свободен. Теперь, к счастью или к сожалению, — это с чьей точки зрения рассматривать, — его слишком многое связывает с этим бренным миром, поэтому он при помощи нитей чакры успевает вытянуть из-под падающих обломков здания несколько гражданских. Люди напуганы и растеряны. Сасори смотрит на Накику и жестом велит ей подойти. — Никакого боя, используй инка при любой опасности, уводи гражданских. — Она кивает; медлит ровно мгновение: тянется к его губам для короткого поцелуя. Сасори в ответ сжимает ее локоть пальцами, остро жалея, что притащил ее в Коноху. Хотя предсказать, что тут будет опасно, он не мог, как не мог предположить, что на Суну нападут. Так где же вообще безопасно? Где можно жить, ничего не боясь и ни о чем не переживая? — К госпиталю? — уточняет Накику, кивая в сторону, в которой располагается больница. — Да. Мы с Конохой обменялись планами эвакуации как раз для такого случая. После похищения Гаары было решено, что шиноби обеих деревень должны понимать что делать при нападении. Это оставляет их уязвимыми друг к другу, но это же и проявление доверия. Конечно, Хокаге и Казекаге сочли неразумным открывать все сведения, так что известны только места сбора. Вызвано это не недоверием, а пониманием того, насколько опасной может оказаться утечка информации. Сасори не знает куда поведут гражданских и неспособных сражаться и думает было велеть Накику уйти с ними, но медлит. Не лучше ли ей оставаться под его присмотром? К тому же, она своенравна и вполне может его не послушаться. Он на мгновение прикрывает глаза, чувствуя злость и раздражение. Надо было отправить ее с утра в поместье Икимоно, а сеанс у Яманака перенести, потому что рядом с Акеми с ней точно ничего не случится. Сасори сам не понимает, откуда в нем такая уверенность. Может быть из-за слов Кодай но Хаха о том, что Икимоно и Шинпи всегда работали вместе. Может из-за того, что Накику с Акеми умеют подстраиваться друг под друга так, словно приучены работать вместе. Он наблюдал ведь за их тренировками: будто бы с детства вместе, словно они Ино-Шика-Чо, будто бы так и должно быть. А, может, и должно. Сасори моргает, отгоняя от себя все лишние мысли и призывает Хируко. Ему нужно позаботиться о своей безопасности и безопасности Накику, а эта марионетка универсальна. В своих любимцах он уверен, но того же Сандайме Казекаге предпочитает оставить на потом. Мало ли, с кем они столкнутся, не нужно сразу показывать все карты и тратить чакру зря. Свитки с сейсеки, конечно, при них, но это крайний случай, особенно для Накику, которой не повезло иметь весьма скромный запас чакры. Сколько свитков у нее с собой? Для того, чтобы выжить и выбраться должно хватить. — Забирайся, так будет практичнее. Накику смотрит на куклу с недоумением. — И что я в ней делать буду? И с ней? Ты не учил меня управлять марионетками. Призовешь еще одну, а в этой катать меня будешь? — Я думаю о твоей безопасности. — О своей подумай. У меня есть инка, ты меня зря, что ли, мучил? Давай не терять время, я хочу найти имото. Накику, видимо ради подтверждения своих слов, пропадает. Сасори морщится, но сейчас правда не время спорить. — Двигаемся в сторону Икимоно, — приказывает он куда более низким и глубоким голосом чем обычно. Хируко искажает звук, но Накику, знакомая с этой марионеткой, не удивляется. Она появляется, едва только он скрывается в марионетке. — Дальше решим что делать. Два квартала они проходят относительно спокойно, попутно освобождая людей из-под обломков, и Сасори почти верит, что они смогут достигнуть цели, пока не слышит странный шелест. Накику тут же прячется с помощью инка. Ониби должен надежно скрыть ее от посторонних глаз, хотя сам Сасори ее и видит. Молодец — ему нужно знать где она, чтобы не задеть. Если перед ними не просто призванное животное, а кто-то из Акацки, выложиться придется на полную. А сумеет ли он? Как давно он не разминался? Уж не растерял ли хватку, не постарел, не размяк? Сасори парирует брошенные в него клинки из бумаги и принимает оборонительную стойку. Так это, значит, та женщина, о которой говорил Дейдара. Конан, проговаривает про себя Сасори ее имя и едва заметно шевелит пальцами, готовый в любой момент ринуться в бой. — Акасуна но Сасори, — голос у нее глубокий и мелодичный, красивый и ей подходящий. А еще он лишен любых эмоций, кроме одной: вселенской усталости. Она выглядит молодо, но Сасори не обманывается — они ровесники, он в этом уверен. Ее выдает взгляд; так смотрят те, кто прожил слишком долго для шиноби и повидал многое. — Как жаль, что наша встреча произошла при таких обстоятельствах. А вот это уже интересно. При каких обстоятельствах она хотела бы, чтобы эта встреча произошла? Сасори ждет, анализируя ситуацию и делает выпад тогда, когда Конан бросает в него слепленное из множества бумажек копье. Хвост Хируко отражает удар, рисуя вокруг тела несколько резких кругов, но острие, выброшенное вперед, не затрагивает женщину. Она взмывает в воздух с помощью все тех же бумажных крыльев. Хитрая тварь. Сасори знает, что преимущество марионетчика зачастую зависит от его расположения, а возвышенность дает лучший обзор. Видимо, Конан придерживается той же тактики. — Я бы предпочел вовсе обойтись без встречи, — он ищет глазами Накику, видит ее в стороне у обломков. Внимания она к себе не привлекает, это хорошо, но бой затянется, а у нее не хватит сил прятать себя долго, особенно, если она решит укрыть кого-то еще. Нужно или увести отсюда Конан прежде, чем та заметит девушку, или же каким-то образом быстро с ней расправиться. — Мы хотели завербовать тебя. — Я бы отказался. — Мы бы тебя убедили. Они обмениваются серией коротких ударов, присматриваясь друг к другу и ища брешь. Найти ее так сходу не удается. Сасори думает было подпалить Конан, но это слишком легко, наверняка она что-то предусмотрела, чтобы самая простая и логичная атака не нанесла урона. — У вас недостаточно хорошие условия работы. — Уж Дейдара-то все про них рассказал. — А может, это просто ты смягчился? Трое детей, трое подопечных. Люди расслабляются с теми, кого любят. Конан смотрит в сторону, и вдруг ее бумажки облепляют весь корпус Хируко. Сасори двигает пальцами, избавляется от этого плена, и вновь ищет Накику взглядом, потому что разговор этот ему не нравится. Подружка Лидера слишком много о нем знает, слишком прицельно бьет, и Сасори вдруг понимает, что ошибкой было не привести детей в Суну и осесть там. Ошибка не в том, что он лепил из нее куноичи. Не в том, что привел ее в Коноху. Не в том, что не оставил с Икимоно. Он просто не смог за ней уследить и о ней позаботиться. Хотя себе же и обещал всегда это делать. Сасори видит, как Кику помогает кому-то выбраться из-под груды строительных камней, посылая свой инка на жертв. Видит ее плечо, изгиб шеи и даже то, как размыкаются губы, когда в ее тело вонзается несколько бумажных снарядов. Она бы не успела их отбить, не успела бы снова скрыться, а он не успел ее защитить. Кровь у Накику ярко-алая, как у любого смертного существа, пачкает одежду и обломок стены дома, на который падает девушка. Это хотя бы быстрая смерть, отмечает Сасори. Дверца Хируко распахивается, потому что он не может больше находиться в марионетке. Его взгляд устремлен к безжизненному телу Накику, а руки сами тянутся к свиткам, закрепленным у него на спине. Пальцы едва заметно подрагивают от напряжения. А сердце в груди бьется неожиданно спокойно. Сасори знает, что больно ему будет потом: так же было, когда погиб его единственный друг Комуши. Больно станет потом; больно станет, когда ярость, накрывшая его с головой, отступит. — Лишившись всего, не захочешь ли ты присоединиться к нам? — голос Конан все такой же мелодичный и спокойный. — Акахиги: Хякки но Сооэн, — Сасори вскидывает руки, от которых тянутся поблескивающие нити чакры и атакует, не думая ни о чем. Сотня марионеток, сотня нитей чакры. У него, увы, их не сто, а меньше, но он восполняет недостающих теми ниндзя Листа, которые уже мертвы, теми гражданскими, которые у него под рукой. Лучшая часть, конечно, это те шиноби, которых он убил прежде, чем на его пути оказалась троица Ритсуми. Все-таки он действительно постарел и размяк, все-таки слишком долго не убивал, все-таки слишком хотел мирной жизни. Их с Конан бой больше похож на танец двух злых кобр. Красивый и смертоносный, потому что они не замечают ничего вокруг себя. Сасори теряет куклу за куклой, но наносит удары, видит кровь и хочет залить ею всю Коноху. Он хочет найти каждого, кто стоит за этой атакой и пополнить свою коллекцию марионеток. Сасори же псих, маньяк, убийца, он никого не щадил и не жалел, никогда не был преисполнен лишними сантиментами. Пока не появилась Накику. До нее он убивал для себя и ради себя, теперь же он убивает из-за нее. Потому что это его девочка, которая должна быть с ним, должна жить в безопасном мире. Сасори казалось, что создать его он должен в Суне, но теперь ему понятно: создать его надо везде, а мешают ему Акацки. А он не привык, когда ему кто-то мешает. В какой-то момент Конан начинает отступать. Она еще что-то говорит, но Сасори не слышит, ему вообще наплевать, поэтому он даже не преследует ее. Оставшиеся марионетки такими же безжизненными телами оседают на землю, а он подходит к Накику. Ее красивые глаза распахнуты, только золото в них потухло; на лице застыло удивление: сама не поняла, что случилось. Может, это и к лучшему. Сасори касается холодной щеки, надавливает на веки, пряча пустой взгляд. Чувствует ком в горле и жжение в груди; ему хочется расцарапать кожу и добраться до сердца, ломая ребра и раздирая плоть. Он не смог ее уберечь, не смог, несмотря на все безмолвные обещания. — Это не конец, — шепчет он зачем-то, ведь Накику не может его услышать. Он берет ее на руки, — миниатюрную и легкую, — прижимает к груди и отталкивается от земли. Ему нет дела до Конохи, ему есть дело до нее. Ему нет дела до будущего этого мира, если в нем не будет ее. Тело Накику нужно спрятать, чтобы оно никак не пострадало, а ему — найти Акеми и Риру. Пока есть время, они должны воскресить Кику, должны успеть, пока ее душа не ушла в Джодо. Это вышло с Гаарой, значит выйдет и с ней, тем более, что хенка Риры развит куда лучше, а Акеми теперь четко понимает, что ей нужно делать. Это никакой не конец, потому что он этого не допустит. Накику вернется, снова откроет глаза, ее сердце будет биться в груди. Если понадобится, то Сасори собственной жизненной энергией пожертвует ради того, чтобы его куколка была жива. Потому что она должна быть живой и здоровой, красивой и веселой. Должна ныть, что он не ночует дома, суетиться на кухне, перебирая специи, и ругаться с Чие по поводу их огородов. Она должна выводить новые кладки с Акеми, ведь ей нравится это делать и она любит Икимоно, кажется, даже больше, чем собственных брата и сестру. Она должна быть с Ичи и Широгику, потому что их трое и не должно быть меньше. Она должна быть с Саем, потому что иначе этот несчастный совсем потеряется в этом мире. Она просто должна быть здесь, а не в Джодо. Точно, Сай. Сасори находит небольшую пещеру возле Конохи, скрытую от чужих глаз, и аккуратно кладет Накику на землю. Она мертва, Сай не мог не почувствовать это. Зная его, он уже должен повернуть обратно и как ненормальный мчаться сюда, не слушая ничьи приказы. Лучше вернуть Накику к жизни прежде, чем он явится, иначе, чего доброго, что-нибудь с собой сотворит. Сасори-то, по большему счету, все равно, но к Саю она привязана. — Я скоро вернусь, — обещает Сасори, ласково касаясь лица мертвой девушки и стирая рукавом кровь с ее губ и подбородка. — Я скоро вернусь, и все будет хорошо, я обещаю. Рира и Икимоно, вот кто ему нужен. Лишь бы только с самой Акеми ничего не случилось, потому что из всего клана только она знакома с Кишо Хенка Тенсей; заменить ее некем: ни у кого просто не окажется достаточного количества чакры. К тому же, если и с ней что-то случится, то Сасори не знает, что будет делать с Ичи и Канкуро. Да и сам, что будет делать, потому что это все его дети, он за них за всех несет ответственность, нравится ему это или нет. Сасори оборачивается на выходе из пещеры, смотрит на Накику еще раз и клянется себе, что не допустит больше подобного. Даже если защищать ее придется кому-то другому, ведь свое слово он так и не сдержал.

Часть 4.5. Дейдара. Январь, 17 лет после рождения Наруто.

Davuiside, Vte — Ashley Look at Me (BR FUNK)

+++

Птички, которые Дейдара тащил до Конохи, оказываются полезными уже спустя четыре дня их присутствия в союзной деревне. А старший Ритсуми ещё глаза закатывал и ехидничал по поводу того, что надо было хотя бы Сая попросить их в свитки запечатать. Сам Дейдара никогда не интересовался фуиндзюцу, но и в рюкзаке место нашлось, да. Как в воду же глядел! Чего-чего, а атаки Лидера на Коноху Дейдара почему-то совершенно не ожидал, о чём честно сообщил Акеми. И тем более он таких жутких гигантских каракатиц, которых, судя по всему, призвал Пейн, никогда не видел. По сути, Дейдара был шестёркой, с которой никакими планами и не делились: ему платили за выполнение заданий, предоставляли кое-какие блага, но не более. Он не был приближённым Лидера как Конан, да и видел-то только до сих пор лишь их силуэты. Эти странные глаза — риннеган, что ли — он узнаёт, когда на их с Акеми пути становится человек-монстр, который сносит их с одной из крыш взрывной волной. Сопляк, да, это херня, а не взрыв! Дейдара суёт ладонь в поясную сумку, как только группируется позади Акеми, но застывает, заставляя себя рационально думать. Хочется, конечно, сделать максимально большую бомбу и запулить в этого протыканного штырями лысого урода, но запас глины ограничен, а где достать тут новую — ещё придумать надо! Пирсинги в этом мощном теле везде, но явно сделаны с отсутствием эстетического вкуса: взять те же чёрные кнопки в руках и какая-то выступающая жесть в подбородке. Дейдара всяких чудовищ в жизни навидался — чего стоит акула Кисаме — но от этого ему становится не по себе. Особенно от совершенно пустого и мёртвого взгляда: словно перед ними не человек даже, а какое-то механическое существо. Скорее всего, так и есть. Слепленный из живой плоти бездушный монстр. Дейдара чешет бровь — задевая собственный пирсинг, вспоминает о крошке — и с напряжением осматривает поле боя. То, что хрен напротив не даст им уйти и так понятно, непонятно, что им с малышкой делать. С Акеми они практически не спарринговались вместе и тем более не тренировали совместные техники, ему глину-то выдали буквально месяц назад! Были бы тут крошка, Облачко или Звёздочка — то другое дело! Хотя, в поместье Икимоно они вполне удачно с малышкой разобрались с многоножкой, да. О Рире Дейдара не хочет думать сейчас, потому что боится, что у него совсем мозги отключатся. Если он не уследит за Икимоно — Сасори-данна ему башку открутит, а то и подумает, что он заодно с Акацки опять, и ему прямая дорога то ли на тот свет, то ли обратно в тюрьму. Ни туда, ни туда он не хочет, Дейдара хочет обратно домой, в Суну, желательно со всеми его… друзьями?.. и похер на Коноху и остальной мир. Ну, не совсем похер, потому что они, конечно, союзники, и если Акацки тут победят, то и до Суны рано или поздно доберутся снова. Дейдара же чувствовал, что так и будет. Не надо быть в курсе планов подобной организации, чтобы понимать, что эти отбитые на многое готовы ради каких-то там великих таинственных целей. Дейдара успевает достать одну из птичек и превратить её в большую, когда чудище внезапно вытягивает кисть одной руки второй, демонстрируя какую-то металлическую щётку внутри. Кажется, он действительно не настоящий человек: то ли очередной эксперимент Орочимару, то ли марионетка, в которую себя, по слухам, когда-то хотел превратить данна. Дейдара передёргивается, пытаясь представить Сасори с тросом в груди и встроенными лезвиями в ладонях. Вроде бы тоже искусство, но живые существа Дейдаре всё-таки больше нравятся. Особенно враги, которых можно красиво взорвать. Пока не взорвали их. Мурасаки, призванные Акеми, кидаются на лысого, пытаясь вгрызться в его плоть, чем немного отвлекают противника. Тем не менее, он успевает выстрелить своей рукой и Дейдара в последний момент приказывает птице подхватить Акеми, уже натянувшей лески между пальцами. Сам он остаётся на крыше, лихорадочно соображая, пока птица делает широкий круг над зданием. Акеми что-то кричит, но Дейдара не может разобрать — он сам едва успевает откатиться в сторону, когда очередной «снаряд» в виде кисти руки летит уже в него. И не тот же самый, и не вторая рука — оказывается, откуда-то вылезла ещё одна пара. А вдруг у него их там десяток под плащом припрятан? Под распахнувшимся плащом, собственно, видно голый мощный торс, наполовину уже проеденный мурасаки. Чисай, разумный призыв Акеми, тоже вгрызается в шею противника, но тот прикладывает его очередной непонятно откуда вылезшей конечностью, и удар настолько сильный, что ящер практически тут же исчезает в облачке дыма, а Акеми издаёт полный ярости крик. Спрыгивает она с такой высоты, что Дейдаре приходится перегруппироваться, чтобы её подхватить, и не без помощи чакры. — Проблемная ты, да! Сидела бы на птичке, чего тебя сюда несёт? — Мы должны работать вместе! — Акеми спрыгивает и отскакивает на пару метров, избегая очередного выпада противника. — Это из-за тебя Чисай… Акеми сама себя обрывает на полуслове когда видит, что её мурасаки бесполезны в данном бою — добравшись до «внутренностей», они сами отпадают и разбегаются, ведь внутри только металл, никаких органов, мышц и сухожилий. Никакой крови. Теперь мурасаки опаснее для них самих, и Дейдара вспрыгивает уже сам на свою птичку, походу бесцеремонно хватая за шиворот рыжую, пока она делов не натворила. — Ну нахуй, отступаем! Я не знаю, что это за чмо, он не из Акацки точно, да! — В чёрном плаще с облаками? — шипит малышка. — Может, просто новый член? — Многочлен! — нервно хихикает Дейдара, приказывая птице подняться выше. Одновременно с этим он сбрасывает на преследующего их врага двадцаток мелких птичек. — Катсу! Взрывы не сильные, но должны вывести из строя их противника хотя бы на пару секунд. Увы, реагирует он быстро и точно: очередным снарядом из руки хватает птицу за хвост и резко дёргает так, что Дейдаре приходится схватить малышку в охапку и смягчить им приземление очередным увеличением заранее подготовленной маленький птахи. А над ним ещё смеялись! Запасы — это полезно, да! — Надо что-то с ним делать! — Акеми тяжело дышит; взгляд её прикован к приближающемуся монстру. — Я отвлеку, а ты… — Малышка, ты ведь понимаешь, что это опасно, да? — Ты видел, что происходит? — взвизгивает Икимоно, кидая в медленно приближающегося врага чаиро. — Какаши-сенсей, Генма и Райдо мертвы! Мой дядя мёртв! Нам надо остановить этих уродов! Любой ценой! Кажется, этот странный член Акацки и так знает, что его жертвы никуда не уйдут. Кажется, Дейдара сейчас даже не способен оценить насколько красивый взрыв получается у его обожаемых чаиро, потому что он внезапно видит мелькнувшие силуэты Риры и Хьюги Хинаты. Это отвлекает его ровно настолько, чтобы не заметить как противник отталкивается от земли с помощью ракетных установок в ногах, а в шести руках, которые теперь видно, потому что он сбросил с себя плащ, появляются острые лезвия. Акеми не в истерике, но она выдохлась из-за бесполезных призывов, и реакция у неё заторможенная. Дейдара, прежде, чем понимает что делает, сбивает её с ног, толкает на очередную птицу и на этот раз приказывает ей отлететь выше и дальше. Не хватало малышке стать очередной случайной жертвой. Дейдара спрыгивает вниз, пробегает среди обломков зданий и на некоторое время пропадает из поля зрения врага. Ему хватает, чтобы сделать глиняного клона и, вроде даже, обмануть противника, который устремляется за ним. Руками он больше не стреляет, но в какой-то момент его черепная коробка раскрывается и, судя по тому, что оттуда вылезает, это куда более мощная бомба, способная запустить ударную волну. Радиус атаки непонятен, но, скорее всего, именно этой херью их с Акеми и снесло в самом начале. Дейдара действует на опережение, появляясь из ниоткуда и накидывая на противника только что слепленных паучков, которые блокируют взрыв, заставляя его идти не наружу, а внутрь. Одной из рук эта человеческая каракатица пытается отцепить насекомых, но сзади на него уже запрыгивает глиняный клон. Сверху в довесок прилетает чаиро и Дейдара быстро складывает печати «Дотон: Могурагакуре но Дзюцу», чтобы не попасть под собственную разрушительную технику. Металлические ошмётки разлетаются во все стороны, и ударная волна сносит пару домов поблизости. В творящемся хаосе Дейдара даже не чувствует себя виноватым, всё равно отсюда уже сбежали все, кто мог. Всё это он прекрасно видит будучи под землёй, но ему быстро приходится вылезти на поверхность: большинство печатей с него сняли, но не все ограничения, так что запас его чакры сейчас как никогда мал. Акеми, которая уже приземлилась, без слов сажает ему на шею заполненную сейсеки, и пару секунд они смотрят на разбросанные тут и там металлические ошмётки. — Это был красивый «бум», — тихо говорит Акеми. — Нам теперь надо найти моего брата. — Да, малышка, подожди три минуты, иначе я буду бесполезен. Даже хуже, просто грузом. И ты сама не в кондиции, да. Куда делись её мурасаки он предпочитает не спрашивать. Скорее всего, обратно в свитки, вряд ли же бы Акеми им позволила идти творить ещё больший беспредел и жрать случайно попадающихся в лапы жителей Конохи. Спустя несколько минут они находят непослушного братца Икимоно. Генины как раз готовятся дать отпор ещё одному протыканному уроду. Правда, этот нравится Дейдаре ещё меньше, потому что он призывает какие-то тентакли, которые пихает в рот людям, и смотрится это отвратительно. Против минетов Дейдара ничего не имеет, но это какое-то извращение, да. Особенно перед мелкими. Подмога в виде Акеми и Дейдары отвлекает очередного «Пейна», и Конохамару, который создаёт расенган, удаётся его задеть, как и Яхико своей курисагамой. Особо большого урона противнику они не наносят, но заставляют отступить. Пока противные щупальца не дотянулись до парней, Дейдара приказывает птице снизиться, и Акеми, сама злая как тысяча ёкаев, хватает брата за шиворот. Дейдаре ничего не остаётся, как схватить второго, который ещё и драться с ним пробует, видимо, не разобравшись что они вообще-то на одной стороне. Враг отступает, и у Дейдары внезапно сосёт под ложечкой. Что-то не так, что-то идёт неправильно. Не слушая возражения малышки, он разворачивает птицу в сторону поместья Икимоно. У них, несмотря на сейсеки, не так много чакры, никому они сейчас не помогут, куда лучше них справляются слизни, явно разосланные по Конохе Годайме-сама. Взрывная волна, уже которая по счёту, застигает их почти что у ворот поместья. Они кубарем падают на землю, и Дейдара пытается отдышаться, ясно чувствуя, что у него как минимум половина рёбер переломана. Первое, что он видит, поднимая взгляд — это рухнувшая стена главного холла поместья. Всё левое крыло уничтожено, и кто-то с рыжими волосами наполовину похоронен под обломками. Это, слава Ками, не Акеми и не её мелкий брат — оба натужно кашляют поблизости, и Сарутоби тоже вроде бы подаёт признаки жизни. Сквозь звон в ушах Дейдара пытается понять что произошло, что ещё может произойти, но когда он встаёт на ноги и, шатаясь, делает несколько шагов вперёд, перед его глазами открывается ужасная картина. Конохи больше нет. Что-то осталось на периферии, но в середине вместо дворца Хокаге, госпиталя, академии и прочих зданий — огромный и пустой кратер. Если как следует приглядеться, кто-то там ещё двигается, кто-то подозрительно похожий на Узумаки, которого так ищут. Дейдара почему-то не хочет думать о том, сколько эта атака унесла жизней одним махом. Он и не представлял себе всего, на что способен Пейн. Конечно, его собственный эпический суицидальный взрыв мог бы причинить подобные разрушения, но… но Дейдаре совершенно не хочется умирать, чтобы продемонстрировать свои возможности. Да и чакры у него сейчас точно не хватит. Красно-синяя ящерица всё ещё сидит у него на шее, откуда-то приползает маленькая Катсуя, и Дейдара чувствует, как становится чуть легче дышать. Слизни облепляют и малышку с детьми, которые снова рвутся в бой. Только с кем теперь сражаться? И как? Дейдара устало присаживается на ствол поваленного дерева и пытается понять где ему искать Звёздочку. Сасори-данну и крошку. Они же не могли быть в эпицентре этого всего, правда? Данна бы точно не позволил, да. Конан не просто так хотела его завербовать в Акацки, да, и если Дейдара сумел вытащить тех, с кем был, то и Скорпион точно сумеет, иначе быть не может. Сколько времени он так сидит, Дейдара не знает. Ждёт, пока рёбра не перестают ныть, а чакра не восстановится хотя бы наполовину. Кто-то прибывает к ним: кажется, какой-то ирьёнин, который ведёт за собой детей из гражданских, прося Акеми позаботиться о них. Девчушка начинает приказным тоном раздавать наставления своим подтянувшимся живым родственникам. Хотя голос её слегка дрожит, но отрывистые фразы уверенные и чёткие. Никуда сбегать Дейдара не планирует, но ему хочется отойти от толпы, проверить глину и наделать ещё снарядов, ведь всё, что у него было, он уже использовал. Запасов мало, ещё есть у данны, но… Сасори появляется настолько неожиданно, что Дейдара вздрагивает: на него Скорпион не смотрит, проходит было мимо, но Дейдара останавливает его, начиная скороговоркой приводить аргументы зачем ему нужна ещё глина и что хорошего он успел сделать. Взгляд по нему скользит равнодушный и почти такой же мёртвый, как у этого многорукого металлического хрена, на что Дейдара аж внутренне обмирает, потому что не уверен, что Сасори сейчас его не прикончит на месте. Голос Скорпиона тихий, ровный и лишённый любой эмпатии. Только сейчас он понимает, что крошки рядом с ним нет. Что одежда Сасори вся испачкана кровью. А с правой стороны в красно-рыжих волосах затесалась седая прядь. — Держи, — свой мешок Дейдара получает. На кратер в центре деревни и происходящее там Скорпион даже не оборачивается. — Это всё? — Звёздочка… — Нужна мне, Сай её ищет. — Хорошо, — Дейдара облизывает губы. — Я понял, Сай… почему Сай ищет Звёздочку? И что Сай вообще делает в деревне, разве они не отправились на свою миссию? Дейдара слышит последние наставления Акеми, слышит её громкий всхлип, видит Ичи, которого она крепко обнимает, утыкаясь ему в грудь и позволяя себе если не плакать, то глухо выть от боли и горечи. Но кукловода не видно, что опять же странно. Они разделились? — А крошка?.. Ответа он не получает, но он и не нужен. Сасори ищет Акеми, а Сай — Риру. Нетрудно догадаться для чего. Накику каким-то образом не пережила атаки. Будучи вроде как под присмотром опекуна. Дейдара запрещает себе сейчас любые эмоции по этому поводу, но, никому ничего не говоря и ни у кого не спрашивая разрешения, срывается с места. Плевать, что там происходит и насколько это опасно, Звёздочку он должен найти сам и как можно быстрее.

Часть 4.5. Хината. Январь, 17 лет после рождения Наруто.

Алёна Швец — Нелюбовь

+++

Как и любой другой житель Конохи, Хината не ожидает того ужаса, который совершенно внезапно происходит в их деревне. Она стоит со своей командой и смотрит на то, как умирают люди, разрушаются здания, и не понимает куда бежать и кому необходимо помогать в первую очередь. Улицы разрушаются гигантскими призванными тварями, отовсюду доносятся сквозь шум и грохот, крики и стоны боли. Хината делает что может — пытается координировать гражданских, указывая им куда направляться, и подлечивает раненных. Киба и Шино оставляют её, уходя искать родителей, но, конечно не одну: с ней её верный телохранитель и друг Ко, который с детства за ней приглядывает. Почти как Неджи-нии, но того сейчас нет в деревне — он на миссии с командой три, и Хинате одновременно из-за этого и радостно, и грустно. Радостно, потому что они вне опасности, грустно, потому что она за пару последних лет привыкла, что кузен всегда рядом, и просто его присутствие поблизости вселяет в неё чувство безопасности и собранности. У неё есть Ко, но это не то. Ко совсем не похож на Неджи-нии, хотя они оба из побочной ветви. Ко постарше, он намного более мягкий, искренний и очень преданный клану человек, хотя влюблённости Хинаты в Наруто не одобряет. Он и к Неджи относится с подозрением, потому что считает его слишком резким, гордым и самоуверенным, но вслух ничего не говорит. — Хината-химе, возможно, вам лучше будет эвакуироваться вместе со всеми. — Я — куноичи, — Хината говорит это не резко, но решительно и бескомпромиссно. Она куноичи, и её долг защищать деревню. Кем она будет, если оставит своих друзей разбираться одних? Очень быстро она понимает, что атака спровоцирована лидером Акацки, и они пришли сюда в поисках Наруто. Хината радуется опять — тому, что Наруто тоже не в деревне, что он в безопасности, что никто из жителей его не выдаст. Потому что, пусть большинство его ненавидели когда-то, но теперь все сплотились в своём нежелании отдавать Узумаки каким-то страшным монстрам. Пусть и ценой собственной жизни. Всё это только подпитывает внутри неё волю огня, заставляет идти вперёд, несмотря на то, что ей хочется плакать оттого, сколько вокруг трупов и разрушений. В какой-то момент рядом с ней появляется Рира, объясняя, что старейшины вне пределов досягаемости, — и судя по её хитрому лицу, Мэйко-сан пришлось «убедить» с хенка покинуть свой дом, — а она сама направляется в академию, где, судя по всему, находится Годайме-сама. Они вместе добираются сначала до госпиталя, затем до академии, но не успевают больше ничего: огромная ударная волна разделяет их, сносит в сторону, и Хината приходит в себя только когда понимает, что она каким-то чудом жива и даже не сильно пострадала, в отличие от своего верного телохранителя. — Ко! У него сломана нога, явно серьёзно травмированы внутренние органы, содрана кожа в нескольких местах… Хината тут же призывает медицинскую чакру, но она не медик и не может сильно помочь, ему нужен ирьёнин, и довольно срочно. — Я сейчас, мне надо найти… — Хината-химе! Вам нельзя от меня удаляться! Ваш отец не простит мне, если с вами что-нибудь случится. — Но ты важнее, — она закусывает губу и оглядывается по сторонам: кто-то же должен был ещё выжить! Не только ведь они одни. Но всё, что она видит: трупы, трупы и трупы. Хотя нет, в некоторых местах из-под каменных глыб вылезают люди, но большинству, как и Ко, самим нужна помощь. Рира снова появляется из ниоткуда, её светящиеся когти входят в тело Ко, и тот издаёт слабый вскрик. Лечить девушка не умеет, но она явно сканирует его чакру и, в конце концов, отнимая руку, поворачивается к Хинате. На лице — хладнокровная маска, которую Хината уже видела, но к которой всё ещё с трудом привыкает. Рира меняется слишком резко для нормального человека, успеть за этими изменениями невозможно. — Я ускорила его регенерацию, не умрёт, — кратко сообщает куноичи. У неё на голове капюшон, прячущий золотые волосы, в руках — знакомый кунай со странными зазубринами на лезвии. — Найду ирьёнина, а вы сидите тут, ясно? Не хватало ещё, чтобы лезли во взрослые разборки. Хината не успевает возразить — как не лезть во взрослые разборки, если это касается всей деревни? Деревни, которой больше нет! Что с её семьёй? Что с её друзьями? Рира исчезает прежде, чем Хината придумывает ответ. В компании мини-Катсуи они с Ко пытаются передвигаться, и в какой-то момент бьякуганом видят Наруто. Сомнений быть не может — это он, и Хината готова ломануться к нему на помощь, как её останавливает окрик телохранителя. — Хината-сама! Если вы сейчас вмешаетесь в бой, то станете для него лишь грузом. Это не ваша битва. Она чуть ли не до крови закусывает губу и останавливается. Он прав, конечно прав, но всё равно слышать это неприятно. Неприятно, что она настолько слабая, что не может помочь любимому человеку, любимой деревне. Неприятно, что она ради этого готова оставить позади и бросить тут травмированного Ко, пусть и, как могла, перебинтовала, да и с вмешательством Риры он чувствует себя чуть лучше. Конечно, Наруто-кун научил её не отступать, а идти к своей цели, но разве при этом она должна бросать тех, кто точно так же от неё зависит? Ко — её телохранитель из побочной ветви Хьюга, но он ещё и её друг, её родственник, такой же живой человек, который не заслуживает, чтобы ради другого его в немощном состоянии оставили совсем одного, пусть и с Катсую-сан. И всё же, она не выдерживает. Все детские воспоминания проносятся у неё в голове, все сожаления по поводу того, что она не сделала. Хината срывается с места, не слушает очередной оклик за спиной и атакует Пейна, врезаясь кулаком в землю и заставляя его отступить. — Хината! Что ты тут забыла?! Она не обращает даже внимания на Наруто. Распрямляется и смотрит в эти странные глаза, расходящиеся сиреневыми кругами, скрывающими белки. Хотя, ей ли говорить о странных глазах? Любое додзюцу смотрится пугающе и неприятно для обычных людей. Наруто говорит, что она не справится, как будто сама Хината этого не знает. Знает, но не может стоять в стороне. Знает, но не может просто смотреть. У неё в груди жжёт от осознавания того, что, возможно, Наруто просто ждал здесь не её. Что ему, по большому счёту, без разницы, кто сейчас стоит рядом, что он никогда не заметит и не поймёт её чувств. И, соответственно, причин, по которым она сейчас стоит напротив человека — монстра — уничтожившего деревню. — Я всегда пыталась догнать тебя, чтобы идти рядом. — Признание даётся ей на удивление легко. — Потому что я люблю тебя, Наруто-кун. Ответа она не слышит. Даже не оборачивается, чтобы посмотреть на него. Хината прекрасно знает, что Наруто любит не её. Знает, что, возможно, это ошибка — признаваться ему, ведь Узумаки вполне способен винить себя потом, когда всё закончится, за то, что не может ответить ей взаимностью. Возможно, он просто не слышал. Возможно, он не понял. Хината освободилась от груза, который долгие годы лежал у неё на сердце, и теперь уже даже смерти не боится. Она встаёт в атакующую стойку уже не ради своих чувств и ради Наруто, а ради себя самой — девушки, которой надоело быть слабой, но которой всё равно хочется, чтобы и её любили, холили и лелеяли. Возможно, когда-нибудь у неё всё это будет. Если сейчас она выживет. И Хината атакует. Пытается обломать штыки, удерживающие Наруто, но оказывается отброшена в сторону. Раз, два, но она поднимается, активирует Стиль мягкой руки: Кулаки льва, и у неё даже получается задеть противника. К сожалению, приходит в себя он куда быстрее, чем она наедялась. Ей, и правда, не тягаться с врагами такого уровня. Хината подброшена высоко в воздух и, падая, она понимает, что это конец. Она слышит голос Наруто, зовущий её по имени. Перед тем, как провалиться в беспамятство, Хината почему-то остро жалеет, что рядом с ней нет Неджи или Ко. Она не хочет, чтобы они корили себя за её глупость. Она не хочет, чтобы Хиаши-сан их наказывал за её несдержанность. А потом наступает темнота. — Дурная девчонка, — это первое, что Хината слышит, когда открывает глаза. Над ней нависает знакомое лицо, пурпурно-золотой глаз видно смутно, а второй горит ярким жёлтым пламенем. — Ты сдохнуть решила? Говорила же тебе не лезть. Хотя, определённая польза в тебе была — ты раздраконила джинчуурики. — Наруто-кун… — Хината кашляет кровью и только сейчас замечает, что рядом с Рирой ещё и Сакура. На её глазах слёзы, но губы сжаты в упрямую линию. — Он сражается, — кратко и резко говорит Сакура. — Не двигайся! Не могу не согласиться, дурная ты башка, Хината! Будет ли Сакура её ненавидеть, когда узнает, что Хината призналась Наруто в чувствах? Останутся ли они после такого подругами? Ей-то теперь легче, даже несмотря на невзаимность чувств, но расскажет ли Наруто своей возлюбленной о том, что Хьюга зачем-то полезла ему помогать, лопоча что-то о любви? Пока Сакура заканчивает лечение, Рира встаёт и перехватывает… кажется, это Неджи-нии, вернулся со своей командой. Рядом и Ко, и Хината сама не сдерживает слёз, которые тихо текут у неё по щекам. Ещё ничего не закончилось, ничего не ясно, деревня не в безопасности, но у неё внутри воздушный шарик, который готов её унести куда-то в небо. Взгляд у Неджи обеспокоенный и приклеенный к Хинате всё время разговора. О чём конкретно говорит Рира, Хината не слышит, к тому же отвлекается на Тентен, которая присаживается рядом с Сакурой и ласково гладит Хинату по волосам, словно пытаясь смягчить резкое поведение ирьёнина. Хината не винит Сакуру — она просто собрана и пытается помочь, Хьюга ей ещё и дополнительных проблем доставила, ведь лучшая ученица Годайме и так разрывается, чтобы помочь пострадавшим, поэтому её не было возле Наруто, а Хината была. Поэтому она больше ничего не спрашивает и послушно лежит, пустыми глазами глядя в небо. Не возражает она и когда Неджи берёт её на руки, заявляя, что должен доставить в поместье — если от него что-то осталось — и лично убедиться, что всё будет в порядке. Рира отправляется с ними, и именно она заходит первой к Хинате в комнату чудом устоявшего дома. Не всё поместье оказалось целым, но дальние дома, которые располагались ближе к лесу, не разрушились. Наверное, даже хорошо, что отца и Ханаби нет в деревне. Хината не уверена, что выдержала бы сейчас разговор с Хиаши-сан. Она даже не знает, как конкретно он бы отреагировал. Похвалил её за смелость? Отругал за безрассудство? Разочаровался бы, что она полезла без всякого плана, подвергнув себя риску и ничего толком не сделав? — Ради дурачка туда полезла, причём чужого, — цокает Рира, присаживаясь прямо на футон и подкидывая в воздух кунай. — Когда у тебя рядом такой глубоко влюблённый юноша. Дуры бабы, всё-таки, вам всё не те нужны. — Рира-сан! — Опять это «сан»? — Рира… — а она не девушка, что ли? И про кого вообще она говорит? У Хинаты, конечно, есть подозрения, но верить в это сложно. Она очень любила Неджи-нии в детстве. Везде за ним ходила хвостиком и купалась в лучах его заботы. А потом умер его отец, и кузена словно подменили. Дошло до того, что Хинату он пытался убить на экзамене, и пока Наруто его не образумил, вёл себя… Это очень сложно, вновь научиться доверять человеку, который тебя обидел. Отцу, Неджи, даже Ханаби, которая ничего плохого не сделала, но словно бы и смотрела на неё иногда с таким же холодом, как и Хиаши-сан. Она ещё маленькая, конечно, но её сестра, и Хината жалеет, что между ними не такие близкие отношения, как могли бы быть. Возможно, это и её вина тоже. Хината ведь никогда вслух не могла пожаловаться на то, что ей больно, обидно, неприятно. Она могла только плакать и извиняться. И надеяться, что всё само по себе станет лучше. А потом она влюбилась в Наруто и решила взять с него пример. Решила стать сильнее. — За что ты его любишь? — равнодушным голосом спрашивает Рира. Кунай делает несколько оборотов, и изящные пальцы смыкаются на лезвии. И снова подкидывают оружие в воздух, теперь чуть выше. — Разве любят за что-то? — тихо спрашивает Хината. — За всё. Он светлый, добрый, всем помогает… до него хочется дотянуться. И даже жители деревни теперь это понимают. — Такого легко любить, правда? — усмехается Рира. — Особенно издалека, когда не знаешь, каким он может быть, когда постоянно рядом. Когда ведёт себя как дебил, лишённый такта и может кого-то ненароком обидеть. Когда громко храпит и мешает спать или делает неприемлемые для тебя вещи, которые ты даже не ожидаешь от него. — К чему вы клоните? — Просто к тому, что мы часто неправильно истолковываем свои чувства. Нам кажется, что мы этих людей знаем, но мы не знаем, потому что видим только то, что на поверхности. А когда копаем чуть глубже… иногда любовь оборачивается ненавистью. И грань между этими чувствами очень тонкая. Впрочем, ты и сама должна это знать, да? Рира оставляет Хинату в смятении. Её слова вроде бы и точные, а вроде бы и слишком размытые, всё намёками. Про кого она говорила — про Хинату или про себя? Как личной сиделке Риры ей, конечно, рассказали какие-то факты про эту женщину… девушку, но ничего лишнего, так что можно только гадать что случилось у неё в жизни, в той, которая доступна её памяти. Хината закрывает глаза и вызывает перед закрытыми веками образ Наруто. Конечно, она его любит. Она всегда будет готова кинуться ему на помощь. Ведь Узумаки всегда помогает другим, и ей в том числе. Ей и другим. И разницы для него никакой нет. Ей хочется узнать, что с деревней, что с Наруто, что со всеми остальными. Она уже достаточно восстановилась — видимо, Сакура, объединившись с Рирой, знатно её подлатала. Хината даже чувствует в себе достаточно жизненной энергии, чтобы снова присоединиться к битве. Только нужна ли она там? Не сделала ли уже достаточно и хорошего, и плохого? Поэтому она остается на месте, лежит на футоне, позволяет слезам в последний раз течь по щекам и признаётся себе, что в погоне за любовью Наруто она всё равно недостаточно думает о себе. Потому что ей сейчас плохо, больно и одиноко. Она не сдастся, будет и дальше падать, вставать и идти вперёд, но наедине с самой собой ей хочется пожалеть ту маленькую девочку, которая всё ещё внутри неё: обиженная, недолюбленная; может быть, и ценная для клана, но из-за происхождения, а не за личные заслуги. Она не отвечает на тихий стук того, кто к ней явился, но посетитель решает, что всё равно войдёт в личные покои химе клана. Хината только поворачивает голову и встречается взглядом со светлыми — почти такими же как у неё — глазами Неджи. Его лицо не равнодушная маска: он зол, испуган, чем-то недоволен, все эти эмоции проскальзывают и сменяют друг друга почти так же быстро, как у Риры. — Нам нужно поговорить, — заявляет Неджи, спокойно, но твёрдо. Хината не уверена в этом, но кивает. Она же пообещала себе больше не отступать. И у неё тоже есть, что сказать Неджи-нии.