Красное солнце пустыни

Часть 4.2. Акеми. Ноябрь, 16 лет после рождения Наруто.

Up Send — Super star

+++

К большому негодованию Кибы, главным в их команде назначают Ли. Акеми смеется над тем, как тут же надувается Инузука, но быстро берет себя в руки, потому что взгляд у Тсунаде-сама настолько недобрый и суровый, что ей становится не по себе. Она уже знает, что от Суны отправлены Канкуро, Накику, к которой наконец-то вернулась память, и Сай, и меньше всего хочет, чтобы Хокаге передумала отправлять ее. С Тсунаде-сама ведь станется из вредности так поступить, чтобы проучить совсем распустившуюся Акеми, поэтому ее лучше не бесить. Акеми опускает глаза в пол, изображая покорность и смирение. Тсунаде-сама немного успокаивается, быстро заканчивает раздавать указания и отпускает их, напоследок пригрозив обернувшейся Акеми кулаком. Видимо, чтобы она не забывала, что не на свидание идет со своим марионетчиком, а делом заниматься. Будто бы она может забыть! Акеми даже немного обидно становится, потому что вроде бы она не сделала ничего, что могло бы заставить Тсунаде-сама решить, что она настолько несерьезна. Впрочем, главное, что Хокаге ее отправила на эту миссию. Акеми хочет увидеть Канкуро, по которому соскучилась, Накику, потому что даже поговорить с ней толком не могла из-за перепутанных воспоминаний в голове у подруги, да и на Сая посмотреть, чтобы убедиться, что с ним все хорошо. Жалко, что Ичи нет, но, что поделать, он и так провел с ней почти месяц, Акеми уже и за это благодарна мирозданию, пускай и предпочла бы встречу, не отягощенную никакими переживаниями. — Встретимся с нашими друзьями из Суны и отправимся в Ю, — повторяет Ли, рассматривая карту. — Акеми-чан, ты знаешь группу из Мороза? — Угу, — отзывается она, играя с одной из своих гуре. — Иошихиро — горе-мастер тайдзюцу, Саори горе-ирьенин, так что лучше просить лечение у Кику-анэ, а Наоми милая. — Наоми специализируется в ниндзюцу, — вставляет Киба. — Да, она хорошая. А те двое? — Сам увидишь. Саори просто стремная, а Иошихиро не слушался Ичи, потому что он самый крутой… но, в этом может быть и моя вина. Вроде я ему понравилась, — Акеми невольно передергивает плечами. — Но уже не нравлюсь, я ему дала в нос. Киба начинает смеяться, сверкая острыми белыми клыками, а Ли смешно округляет рот. Он Акеми знает куда хуже, все-таки, они не учились вместе, потому что он на год старше, вот и не знает, что она может и так. — Это… не очень хорошо, — хмурясь говорит Ли. — Нам на этой миссии надо действовать сообща. — Тебя он тоже не любит, кстати, заочно, — Акеми отрывает взгляд от гуре и виновато улыбается. — Почему?! — Я сказала, что у нас в Конохе есть мастера получше, ну и сравнила его с тобой, так что… Хохот Кибы становится совсем уж громким. Он хлопает Акамару, вторящего хозяину лаем, по боку и смотрит на Акеми веселыми черными глазами. — Замечательно! Еще скажи, что кто-то из твоих с ним сцепился… да ладно?! — Заметив, как Акеми закусывает нижнюю губу, Киба присвистывает. — Кто? Канкуро, что ли? — Нет, Ичи. — Да ладно?! Акеми своими парнями в Конохе хвасталась, так что Киба тоже в курсе того, что Ичи спокойный и взрослый. Такие обычно не дерутся, поэтому он и удивляется такому повороту событий. А вот от мудаковатого Канкуро, даром, что тот не большой любитель помахать кулаками, такое можно было ожидать. Акеми накручивает кончик хвоста на палец и улыбается сама, вспоминая, как знатно тогда Ичи встряхнул Иошихиро. Это было очень круто, жалко только, что таким она своего парня видит редко. Ей же понравилось, каким хищным и бескомпромиссным он может быть, когда хочет, и она не соврала, сказав, что это ужасно горячо. Все грани Канкуро Акеми знает и любит: видели глазки, что берут. Она понимает, что у него тяжелый характер, принимает и вспышки его гнева как данность, хоть и делает все, чтобы они случались реже и уж точно не были направлены на нее. Акеми готова быть отдушиной, но не подушкой для битья, да Канкуро и сам ее старается не обижать, потому что любит. А она любит еще и то, насколько нежным и внимательным может быть ее марионетчик. Она уверена, что почти никто не видит его добрым, ласковым и теплым. Даже его смех — настоящий, а не тот насмешливый и глумливый ржач, — ведь не для любых ушей. И девушка она у него ведь первая, никого до нее он не называл своей, и кольцо его матери красуется на ее пальце. Канкуро ставит на ней свою метку, не скрывает привязанности и того, что будет, если посягнуть на что-то, принадлежащее ему. А Акеми действительно принадлежит ему. И Ичи, потому что старший Ритсуми — единственный, с кем Канкуро готов делиться. И вот как раз с Ичи все иначе. Он сдерживается и без инка прячется настолько хорошо, что она и сама не сразу сообразила это. Ему все нужно держать под контролем, это мания уже какая-то, и Акеми не уверена, что это хорошо. Он не отпускает себя, будто бы если позволит себе действительно разозлиться, случится что-то плохое. Она старается не думать, что его нежелание расслабляться как-то связано с ней, потому что, объективно, он и так постепенно все больше и больше перестает заморачиваться рядом с ней и Канкуро. Она никак с этим не связана, просто не может быть, хотя и знает, что на Ичи нет-нет, а давит то, как они сошлись. Будто бы его вина в чем-то есть, если это было ее желание! Ичи бы и не сделал ничего, если бы она сама не попросила, чтобы он уложил ее в свою постель. А то, что он не отказался… а с чего ему было отказываться? Из-за пяти лет разницы или Канкуро? Может быть, стоило бы, но Акеми его не винит. Все же хорошо! Акеми вдруг вскидывает голову и подскакивает на ноги. Отправленные ею ранее гуре засекают приближающийся отряд из трех человек, она видит образы и поэтому даже не ждет, пока Канкуро остановится, влетая в него и крепко обнимая за шею. Его руки тут же обвиваются вокруг ее талии, притискивая Акеми к твердой груди. Они еще в Конохе, поэтому Акеми позволяет себе стащить с его головы капюшон, пройтись пальцами по коротким волосам и звонко поцеловать, ничуть не боясь ни смазать краску у него на лице, ни испачкаться ею. — Привет, — выдыхает Акеми, глядя на Канкуро влюбленными глазами. — Бестолочь, я с тобой за те фотографии еще… — начинает было он, ухмыляясь, но не успевает договорить, потому что из его объятий ее буквально выдергивает Накику. Сай вежливо здоровается с Ли и Кибой, видимо, решив дождаться своей очереди для порции объятий от Акеми. — Ты! — Накику стискивает ее и тут же дергает за длинную прядь у лица. — Какого хрена у Риры свитки с твоими сейсеки? — Так я же всем даю, — удивленно хлопает глазами Акеми. — У тебя все в порядке? — Пигалица тебя ревнует, — хохочет Канкуро, тут же получая от подруги острый взгляд. Он поднимает руки и отходит, оставляя девушек вдвоем. Акеми в свое личное пользование он еще получит. — Ты чего? — Акеми наклоняет голову набок и рассматривая Накику. — Ты меня вспомнила, кстати, уже? — Тебя забудешь. Но родней мы, видимо, так или иначе будем, — она расслабляется и морщится. — Каждому Ритсуми по Икимоно, я не готова делиться своей. — Ты же помнишь про меня и Ичи? — Он не считается, — великодушие Накику поистине безгранично. Акеми не выдерживает и звонко целует ее в щеку, прижимая к себе, пользуясь тем, что у них есть несколько минут друг для друга, пока Канкуро и Ли обсуждают предстоящую миссию как капитаны двух команд. Выдвигаются они уже через пятнадцать минут, не желая терять время. У них впереди дорога через полстраны Огня, а там, недалеко от Ю, им нужно будет встретиться с командой из Мороза. Канкуро, успевает заметить Акеми, от этого в невероятном восторге, если судить по его мрачной морде лица. Видимо, вспомнил Иошихиро и Саори. Последняя так вовсе произвела на него неизгладимое впечатление, а ведь тут еще и Сай. Со своим товарищем по команде Акеми успела перекинуться парой слов и обнять его, потому что соскучилась. Вот он по ней вряд ли — у него одна путеводная звезда в этой жизни. Канкуро бормочет себе под нос, что он утенок с нашедшейся наконец мамой-уткой, на что Акеми начинает хихикать. На коротком привале она прижимается к Канкуро, совершенно беззастенчиво обнимает его за шею и целует в кончик носа, пользуясь тем, что на том нет краски. — Так что, вам понравились фотографии? — улыбаясь, спрашивает Акеми и невинно хлопает ресницами. Ее ничуть не смущает, как его ладони опускаются к ее ягодицам, сжимая и оглаживая. Все равно на них никто не смотрит: Сай прилип к Накику, зачарованно наблюдая за тем, как она пьет воду из фляжки, а Ли громко страдает по Тентен, из-за чего у Кибы уже глаз дергается. — Ты бы знала, сколько раз я кончал, глядя на них. Про Ичи не знаю. — В смысле? — Ему не понравилось? Показалось слишком пошлым или что? — В смысле я не спрашивал, сколько он… — Канкуро пошло двигает бровями, на что Акеми смеется. — В следующий раз тебя буду фотографировать я. — Куро, если ты будешь фотографировать, то дальше первого кадра мы не уйдем, — она коротко целует его в губы. — Как Ичи? — В Суне пока, ищет крысу. Раса слишком много знает для того, кто торчал вначале в палате, потом у себя… В общем, у него пока там дел дохрена. Неудачник, ну, ничего, я расскажу ему, в каких позах трахал нашу красивую девочку. Команда Мороза не ждет их в назначенном месте, когда они добираются до страны Горячих Источников. Они решают разбить лагерь недалеко от Ю, потому что в деревне показываться никому из них пока не нужно. Для начала следует обговорить план действий, а уже потом двигаться дальше. Что задерживает остальных — непонятно. Акеми рассылает гуре, чтобы контролировать пространство вокруг, избежать неприятных сюрпризов и заранее знать о появлении союзников. Хотя ей, честно говоря, куда комфортнее и приятнее работать в том составе, что уже есть. Канкуро и Ли ставят палатки, в то время как Сай прячет лагерь, а Накику с Кибой и Акамару проверяют окрестности. Ничего необычного или из ряда вон выходящего, но это и неудивительно: им нужно двигаться восточнее, но без остальных этого не сделать. Акеми не нравится то, что их вынуждают ждать, но сделать с этим ничего не может. Только скорчить недовольную мину, когда ее гуре наконец засекают опоздавших. — Итого, мы потеряли день, — хмыкает Канкуро, садясь на придвинутое к костру бревно и широко расставляя ноги. — Замечательно сотрудничаем. Десять из десяти. — Может быть, их что-то задержало, — миролюбиво предполагает Ли, хотя видно, что и он недоволен. Рок очень обязательный и пунктуальный, можно что угодно говорить о нем и его любимом учителе, но они ужасно ответственные. Сай привычно жмется к Накику при виде Саори. Куноичи Мороза кидает на него взгляд и уже не отводит глаз, в то время как ее подруга с радостным щебетом крутится около встретившего их Кибы. Наоми все такая же улыбчивая и веселая, радостно всем машет рукой, рассыпается в извинениях и клюет Кибу в губы, как-то очень удобно устраиваясь у него под рукой. Она его пониже, вся округлая и мягкая, но при этом очень подвижная, эдакий веселый мячик. Иошихиро вот не говорит ничего, пока не окидывает взглядом всех собравшихся. Он мажет взглядом по Акеми, потом по привычно уже набычившемуся Канкуро. — Приятная встреча. У нас возникли небольшие осложнения в дороге. — Мы уж догадались. Или вам еще надо день, чтобы отдохнуть с дороги? — язвительно интересуется Канкуро, не пытаясь даже скрыть недовольства. — Мы так и сами можем делом заняться, а вы отдыхайте. — Нам действительно хотелось бы не терять время, — вступает в разговор Ли. — Чем быстрее мы разберемся с проблемой, тем лучше. В конце концов, это угроза для нас всех. У Иошихиро, видимо, свое мнение об этом. Он явно хочет начать спорить, но Наоми не дает ему и слова сказать. — Нет-нет, нам тоже хочется все обсудить как можно скорее! Нам ведь нужно будет выдвигаться уже утром? — Да. Мы примерно прикинули план действий, но ждем ваших предложений, — Ли кивает на место у костра, предлагая всем присоединиться. Акамару недовольно ворчит, когда мимо него проходят, но устраивается поудобнее и прикрывает глаза. Впрочем, он не спит, а прислушивается ко всему, готовый чуть что подскочить. — Учитывая специфику наших врагов, лучше избегать контакта, — кратко резюмирует Канкуро. — Не все поклонники Джашинизма обладают кеккай-генкаем, но они опасны. Пытаться убить их смысла нет: в первую очередь нужно обезвредить, а потом… — Любого можно убить, если хорошенько постараться, — хмыкает Иошихиро. Акеми замечает, что Канкуро дергается, и тут же прижимается к его плечу. Не хватало им только ссоры. — Если выкачать из них чакру, — соглашается Накику. — Но для этого их надо вначале скрутить, знаешь ли. — И какие у вас предложения? — Для начала — узнать где они, сколько их, и исходя из этой информации, действовать дальше, — Ли не повышает голоса, говорит четко и уверенно, в этот момент очень напоминая Гая-сенсея. — Нам главное удостовериться, что они никому не причинят вреда, а после разберемся, что с ними делать. Если получится убить, хорошо, нет… — Главное, чтобы не добрались до нас, — Киба приобнимает Наоми за плечи.— Если дадим пустить себе кровь, то все, наша песенка спета. — Пустим на них ящериц? Вряд ли можно восстановиться, если их сожрут? — предлагает Саори с такой хищной улыбкой, что всем становится не по себе. Сай крепче сжимает руку Накику, потому что смотрит в этот момент девушка именно на него. Несчастный, думает Акеми, которой теперь и самой хочется раздобыть где-то какой-нибудь амулет от злых духов. — Я не могу использовать мурасаки, — Акеми качает головой и вздыхает. — Не в бою точно. — Вначале мороз, теперь влага? Что еще тебе мешает? — Иошихиро приподнимает бровь, окидывая ее насмешливым взглядом. Обиделся, ну и ладно, ей все равно. А вот Канкуро и Кибе, у которого срабатывает старое доброе «наших бьют», нет. — Или ты, раскрашенный, свою подружку поберечь решил? — Для выведения кладки плотоядных я использую свою кровь, я не знаю, не коснется ли меня использование техник джиханкье, — Акеми наслаждается тем, как улыбка Иошихиро меркнет, а потом добавляет. — Но да, меня берегут. Договориться оказывается сложновато, но в конце концов они приходят к тому, что с утра отправятся на разведку, оценить врагов, и после вернутся в лагерь. Расходятся все по палаткам, оставляя Ли дежурить первым. После него по очереди будут Иошихиро, Сай и Канкуро. Акеми, которой предстоит тратить чакру больше всех, решено пока не трогать, как и Накику, чей запас и так невелик. К тому же, в случае чего, именно ей нужно будет скрывать отряд, так что ей нельзя быть уставшей. Кибе и Акамару тоже решают дать сегодня выспаться, а вот Наоми и Саори проснутся бдить ближе к утру. Акеми забирается к Канкуро и падает на его спальник. Они все быстро умылись в ближайшем горячем источнике, и как бы ей ни хотелось провести там время со своим парнем, она решила подождать его в палатке. Скорее всего, они даже не единственные, кто сегодня будет развлекаться: Сай от Накику не отлипает, а Киба и Наоми очень соскучились друг по другу. Бедный Ли, скучающий по Тентен! Ему придется куковать в одиночестве, как и Саори с Иошихиро. Лишь бы только куноичи Мороза не додумалась попытаться забраться в палатку к Саю. Вот это будет номер! Акеми легко может представить себе, как ее оттуда вышвырнет Накику. Ритсуми вообще ужасно жадная и делиться не любит, а тут еще какая-то кикимора из фильма ужасов посягает на ее Сая. То, что Сай ее — никаким сомнениям не подвергается. Акеми забавляет, какой он радостный теперь, когда снова с Кику-анэ, и она помнит его. Ну и славно, на него уже смотреть больно было, пока он в Конохе страдал по поводу их разлуки. По всей видимости, ему теперь лучше всего оставаться в Суне, вряд ли Коноха обеднеет, отпустив туда одного своего шиноби, пускай и Анбу. — Меня бесит этот белый хер, — рычит Канкуро, залезая в палатку. На Акеми он пока не смотрит и просто скидывает вещи в угол. — Мудила! — Забей на него. В крайнем случае, оставим его этим фанатикам, — равнодушно говорит она. — Я не его хочу обсуждать, если что, Куро. Я соскучилась. Этого хватает, чтобы Канкуро опомнился и взглянул на нее. Акеми ведь уже и разделась, раскинулась на его спальнике, устроив одну ладонь у себя на груди, а второй поглаживая низ своего живота. Взгляд Канкуро скользит от одной ее ладони к другой, и Акеми зазывно раздвигает ноги, давая ему увидеть, что она уже влажная. Влажная, горячая и очень сильно соскучившаяся. Канкуро стягивает с себя футболку, спешно избавляется от штанов и накрывает тело Акеми своим. Она вдыхает запах сандала и кофе, вздрагивает просто от жара, исходящего от Канкуро, от его веса на ней, и толкает его в плечо. Она хочет его очень сильно: едва только они разрывают поцелуй, которым он сминает ее губы, как она заставляет его устроиться на спине. Ее ладонь обхватывает твердый член, на его шее она оставляет поцелуй и спешит опуститься ниже. Акеми так и не научилась пока брать члены в рот до самого основания, но она очень старается и получается у нее все значительно лучше. Ей нравится ласкать что Ичи, что Канкуро, ей доставляет удовольствие видеть их довольными и счастливыми, поэтому она всегда делает все, как ее учил Канкуро. И сейчас она мокро лижет головку, скользит языком по всей длине и играет с мошонкой. Это забавно, но именно Ичи нравится, когда она ведет себя агрессивнее в такие моменты, а Канкуро вот нет. Он любит, чтобы Акеми давилась его членом, но редко сам толкается ей в рот, наматывая волосы на кулак, чаще это она старается взять как можно глубже, чтобы он уперся ей в горло. В этот раз за волосы он дергает ее не потому что хочет кончить ей в глотку. Акеми откидывает голову назад, делает жадный вдох и устраивается на нем сверху. У нее мокрые губы, но Канкуро это не волнует. Он садится, давит ей на бедра, чтобы она опустилась на него, и целует, кусает, вылизывает языком так, что Акеми не может не хныкать от восторга. Ей его пальцы даже не нужны, она хочет, чтобы он почувствовал, какая она тугая и тесная, чтобы точно убедился, что она его ждала. — Я тебя люблю, — выдыхает она ему в ухо, когда Канкуро в нее изливается. Она его любит и кусает его нижнюю губу, чтобы не вскрикнуть, потому что о ней он не забывает: толкает на спину, трет ее клитор и заставляет ее изогнуться. Акеми тяжело дышит и притягивает парня к себе, обнимает за мокрую от пота шею и никуда не хочет от себя отпускать. Никогда. — Моя девочка, — шепчет ей Канкуро, укладываясь на ее груди и лениво целуя торчащий сосок. — Самая сладкая. Моя любимая. — Скучал? — Это глупый вопрос, но Акеми хочется услышать подтверждение. Ей хочется точно знать, что ему в Суне без нее плохо. То есть, она не хочет, чтобы ему было действительно плохо, нет, просто пусть еще раз скажет как сильно он ее любит и как в ней нуждается. — Еще бы. Может, мне тебя украсть? Может и украсть. Акеми гладит его по затылку и думает о том, что с радостью бы дала ему это сделать, не окажись это чревато целым рядом проблем, которых она не хочет доставлять Суне. Она прикрывает глаза, гладит Канкуро по затылку и шее, проваливаясь в сон пока слушает, как он скучал по ней там, дома, куда ей нужно поскорее вернуться.

Часть 4.2. Сакура. Ноябрь, 16 лет после рождения Наруто.

Немного нервно, Обними Кита — Любить мудаков

+++

Если кто-то спросит Сакуру о том, когда она избавилась от своей влюбленности в Саске, она, наверное, скажет, что случилось это в Суне, во время спасения Казекаге. Ей вдруг так обидно стало за себя и за свои чувства, так тоскливо от того, что она ему на самом деле не нужна. Вот у нее глаза и открылись. Акеми ведь упрекнула ее совсем не зря: лучше бы Сакура переживала о Наруто, о нем думала, а не о Саске, который их бросил и едва не стал причиной гибели их друзей. А потом и вовсе хотел убить уже их. Разве так поступают друзья? Почему та же Акеми в Суну летит, и ей там рады, — ее там ждут, словно она часть семьи песчаников; у нее даже парень оттуда, точнее два, — а Саске, их сокомандник, взял и вычеркнул их из своего сердца? Сакура смотрит по сторонам и понимает, что ни она, ни Наруто, ни Какаши-сенсей действительно ничего для него не значат. Через них Саске нужно перешагнуть, о них он даже не пожалеет и просто пойдет дальше к своей цели. Саске хочет отомстить, но Саске не хочет справедливости, у него нет никакого желания именно наказать Итачи, он хочет расквитаться с ним, вот и все. А что будет после — уже неважно. С Сакуры словно пелена спадает, и ей становится противно от самой же себя. И ужасно, до невозможности стыдно перед Наруто. Он же старается и ради нее, пытается сдержать слово, хотя лучше бы уже о нем забыл. Раз сказал, что вернет Саске домой, то именно это и сделает! Только вот Сакура уже думает, что места Саске тут не найдется. Где? В команде, которая научилась жить без него? С ней, отпустившей свою детскую влюбленность и наконец-то оценившей то, что у нее есть? А есть у нее Наруто, который добрый и хороший, за которым нужен глаз да глаз, потому что он неловкий, в чем-то наивный, в чем-то упрямый, в чем-то невозможно дурной. Он же сначала дерется, потом мирится и начинает дружить, не дает никому унывать и искренне верит, что все можно исправить. Наруто очень сильный, но как Сакуре не переживать за него? Он всю жизнь жил без присмотра и без заботы, и теперь ей за это стыдно, хотя ее вины в этом нет. Но раз она может быть с ним рядом, раз теперь уже в состоянии защищать его так же, как он всегда защищал ее, то почему ей не делать этого? Наруто любит ее, Сакура это знает, как знает и то, что он еще до отношений не дозрел. Ему еще рано, а вот ей — в самый раз. И она обращает внимание на их учителя, на которого, к тому же, ужасно злится. Какаши-сенсей всегда выделял Саске, это факт, который лучше не отрицать. Он видел в нем себя, жалел мальчика, но это привело к тому, что он не уделял должного внимания ни Наруто, ни уж тем более ей. Стоит признать, что ему повезло: за двоих оставшихся у него учеников взялись Тсунаде-сама и Джирайя-сама, научившие их всему, что знают сами. Сакура считает, что для нее все сложилось лучшим образом, но раздражается, когда Какаши-сенсей пытается что-то им говорить, и в один прекрасный день не выдерживает. Сакура — ученица Годайме Хокаге, она во многом стала на нее похожа. И мнение свое она тоже научилась отстаивать, научилась говорить, что ее злит и беспокоит, и отказалась быть той вечной плаксой, которой была. Слезами горю не поможешь, утешать ее тоже не надо. Ей нужно знать, что она может положиться на своего учителя, что он видит ее так же хорошо, как и Саске, что он перестанет выбирать из раза в раз того, кто этого не достоин. Скандал с Какаши-сенсеем выходит знатным, зато после него Сакура перестает звать его сенсеем, когда они наедине. И перестает быть девственницей, обогнав в этом Свинину, потому что той ночью оказывается в постели Какаши. Ему стыдно, он пытается ее избегать, что-то говорит о Наруто, о разнице в возрасте и обязательствах, но ее это мало волнует. Сакура наконец-то видит не то, что хочет получить, а то, что ей нужно. Поддержка, стабильность, понимание и любовь. Дать ей это могут только Какаши и Наруто, и она сама готова им в ответ давать не меньше. Отвязаться от себя Сакура Какаши не дает, вынуждает смириться с тем, что теперь она у него есть. Если у Акеми выходить быть с двумя в Суне, а Ино вроде как решила, что ей в хозяйстве пригодится не только Генма-семпай, но и идущий с ним в комплекте Намиаши, то чем она хуже? Чем те, кого любит она, хуже? Какаши пытается отказаться и мягко подталкивает ее к Наруто, но сдается, когда она заявляет, что ему пора взять на себя ответственность за своих учеников. И добавляет, что действительно его любит. Не влюблена, а любит, что куда глубже и серьезнее того чувства, которое она испытывала по отношению к Саске. Какаши сдается и учится расслабляться рядом с ней, и теперь главная загвоздка в Наруто, которого нужно подготовить и подтолкнуть. Сакура находит в себе смелость поговорить об этом с Джирайей-сама. Жабий Саннин хохочет, слушая ее, а потом треплет по волосам. Ей кажется, что он должен отпустить какой-то пошлый комментарий, но нет: он обещает ей помочь и просит позаботиться о Наруто. Будто бы Сакура и так этого не делает. Любовь Сакуры к Какаши — это разом и страсть, и желание стать опорой и поддержкой, избавив от всех мучающих его кошмаров. Любовь Сакуры к Наруто — это бесконечные нежность и благодарность за все и необходимость защитить и сберечь то светлое, что в нем есть. Любовь к ним обоим — это то, что делает ее счастливой и заставляет двигаться вперед. Сакура ловит себя на том, что беспокоится теперь уже не за Саске, а из-за него. Едва только им сообщают о том, что братья Учиха наконец-то нашли друг друга, и велят выдвигаться, она не может оторвать встревоженного взгляда от Наруто. С ними Неджи и Хината, но на Хьюг на привале Сакура никакого внимания не обращает. Вместо этого она ловит Какаши за локоть и уводит, чтобы поговорить с ним с глазу на глаз. Наруто уже крепко спит, Неджи скрылся в своей палатке, а оставшаяся у костра Хината не станет следить за ними. — Меня колотит от мысли о том, что мы его найдем, — признается Сакура, прижимаясь к Какаши и пряча лицо у него на плече. — Я боюсь, что он что-то… как-то… Мы же его не вернем, и Наруто будет опять винить себя. — Его нужно будет отвлечь, — рука Какаши, замершая было между ее лопаток, снова начинает ее поглаживать. Он все еще боится, что Сакура передумает, что опомнится и вспомнит о том, кого всегда любила. Глупость, потому что она Саске-то толком и не любила, просто влюбилась в образ, который сама же и придумала. — Будем рядом. Конечно, они будут рядом, но Сакура боится, что этого окажется мало. Она боится, что Саске доведет Наруто до какой-то черты, а ей не удастся его удержать даже с помощью Какаши. Она откидывает голову и стягивает с его лица маску. Свое лицо Какаши все еще никому не показывает, предпочитая прятать его за черной тканью. Исключение он делает теперь во время медосмотров, которые ему обычно проводит или она, или Тсунаде-сама. Сама Сакура впервые увидела его лицо только в их первую совместную ночь. Ему нравится прятаться за маской, а Сакуре нравится чувствовать себя исключительной. Все-таки приятно осознавать, что у него она — самая дорогая и любимая девочка. Единственная, в общем-то, и только ей можно видеть его. Ей и Наруто, но с Наруто пока все сложно и ничего не решено. Решится, она в этом уверена. — Поцелуй меня, — требует Сакура и немного успокаивается, когда получает желаемое. Губы у Какаши тонкие, но красивые, сухие, но не потрескавшиеся. Ей нравится с ним целоваться, нравится пропускать в рот его язык и самой проскальзывать внутрь его. С Наруто все иначе, но Наруто вот только шестнадцать исполнилось, и пускай он и провел три года с автором самых популярных эротических романов, остался он при этом удивительно невинным. При мысли об этом Сакуру колотит уже совсем по другой причине. Почему-то стать у Наруто первой кажется ей чем-то правильным и ужасно милым. Какаши ведь тоже понравилось оказаться первым у нее и начать всему учить, разве нет? А вот учиться быть счастливыми им придется втроем, вместе. — Это плохая идея, — шепотом говорит ей Какаши, когда она сама толкает его к ближайшему дереву и опускает руки вниз к его ширинке. Он пытается их убрать, но лишь словами, потому что сам же зарывается пальцами в ее волосы и целует снова. Лицемер, все на нее пытается перекинуть ответственность, ему везет, что она его любит. Член Какаши Сакура обхватывает ладонью, гладит и сжимает именно так, как он любит — сам же учил. Она бы и на колени перед ним встала, хотя ее почему-то смущают оральные ласки. Ее не заводит отсасывать, но ей нравится, как при этом наслаждается процессом Какаши. Он сам тоже ведь охотно между ее ног устраивается, так что это честно, что она ему отвечает. Просто сейчас не до этого. Он раскатывает презерватив по члену, хотя Сакура и на таблетках, — дома они не используют резинки, сейчас это чтобы не пришлось долго себя в порядок приводить, — и толкается в нее. Она мокрая и растянутая его пальцами, принимает легко и хорошо, специально сжимаясь на нем. Сакура выпячивает задницу, стоя на коленках на траве, и пошло обсасывает его пальцы, которые он пихнул ей в рот, чтобы она не стонала. Сакуре нравится быть громкой, потому что ей хочется, чтобы Какаши точно знал, что она наслаждается. Хотя то, как она кончает, должно о чем-то говорить. Перед тем, как они возвращаются в лагерь, он целует ее в висок и улыбается, слыша очередное признание в любви. В отличие от Наруто, Какаши редко что-то говорит, но Сакуре и не нужно. Ей хватает того взгляда, — они вообще научились уже понимать друг друга и без каких-то лишних слов, — который он на нее кидает, а все остальное не имеет значения. Или имеет? Например то, как Наруто рвется в бой в попытке найти Саске, как вначале сталкивается с Итачи, — Сакура думает, что ее сердце остановится, когда он об этом говорит ей, — а потом и с этим уродом в маске, которого они уже видели в Суне. У нее руки чешутся самой заехать ему по роже, но он, чтоб его, слишком силен и быстр. Она внимательно следит за ним, перекрикивается с Неджи, потому что оба не могут понять что он такое, но Наруто их не слушает. У него, как всегда, одна дорога — вперед. Он видит цель и идет к ней, его никак не остановить, никак не образумить, и Сакура уже смотрит на Какаши, готовясь просто вырубить Наруто, но это оказывается не нужно. — Будто нам уродов мало, — выдыхает она, останавливаясь около Неджи. Они как никогда хорошо друг друга понимают и, глядя на говорящее алоэ, испытывают одинаковые чувства. В Акацки, судя по всему, берут только самых отбитых. — Не то слово, — Неджи кидает взгляд на Хинату, чтобы убедиться, что с ней все в порядке, и снова смотрит вперед. — Мы не успеем. — Наруто это скажи. Конечно, они не успевают. К тому моменту, как они добираются до места битвы, нет ни тела Итачи, ни самого Саске. Последний мог и сбежать, а вот его старшего брата явно забрали Акацки. Сакура пытается поймать Наруто за руку, сжать его ладонь в своей, но он качает головой и отходит. Говорить он ни о чем не хочет, переживая, что опять не справился, снова подвел. Только вот кого? Сакура бы рада уже из него всю дурь выбить, но боится что-то ему повредить. Лечить-то сама будет, но зачем? Она вздыхает, когда они на обратном пути в Коноху останавливаются в какой-то маленькой гостинице. Комнат три, но Сакура решает, что спать с Хинатой у нее желания нет, поэтому настаивает на том, что должна остаться с Наруто, которому сейчас тяжело, ну а Какаши проведет ночь один. Может быть нет или не всю. Неджи она выгоняет к его кузине, и тот даже не спорит. Сакура ловит Какаши в коридоре, одетого в юкату, и решает, что раз все уже улеглись спать, то она может позволить себе его поцеловать. Ей даже в голову не приходит, что обычно крепко спящий Наруто может вдруг зачем-то встать и увидеть их. Она слышит его возглас и успевает обернуться, чтобы только увидеть его взгляд: недоумение и обида, боль, которой там быть не должно. — Иди к нему, — велит Какаши так, словно она сама не знает! Сакура отстраняется от него и заталкивает Наруто в их комнату, держит крепко и не дает отвернуться, когда он пытается спрятать взгляд. Ей это совсем не нравится, не так она хотела, чтобы он обо всем узнал, все думала, как бы помягче его ко всему подвести, но не вышло. Не беда, думает Сакура, она и с этим сейчас разберется. — Ты и Какаши-сенсей… — говорит Наруто медленно и так убито, словно она ему нож в сердце вонзила. С его точки зрения именно это и произошло: Сакура дала ему все основания полагать, что он ей наконец-то нравится. Наруто никак не ожидал ни ее предательства, ни предательства Какаши. Только вот никто никого не предавал и не предаст. Сакура толкает Наруто на футон и сама устраивается перед ним на коленях. — Какаши, — поправляет она его. — Для меня он Какаши. И для тебя тоже. Я… Акеми любит двоих, Ино хочет двоих, а вы мне оба нужны, понимаешь? Наруто поднимает на нее свои голубые глаза. Он выглядит таким растерянным, что у Сакуры сердце щемит. Он слишком милый, слишком беззащитный, хотя и способен защитить всех, кого знает. Что ей с ним таким делать? Она ловит его ладонями за лицо и целует, садится ему на колени и не отпускает до тех пор, пока не чувствует его неуверенные прикосновения к своей спине. — Я знаю, что очень часто была к тебе несправедлива, но ты очень дорог мне и ему, — она покрывает его лицо короткими поцелуями, решая, что все сделает сама. Наруто и так много делает, поэтому она может о нем позаботиться. Пусть просто наслаждается ее лаской, пусть получает удовольствие от всего того внимания, которое она готова ему отдавать, пусть привыкает, что она будет о нем заботиться. О нем и о Какаши, потому что они есть друг у друга, и это никогда не изменится. Сакура не позволит чему-либо — или кому-либо — встать между ними тремя. Теперь она в состоянии защитить тех, кто ей дорог, а не прятаться за их спинами, дрожа и плача, но пока ей не об этом надо думать, а о другом. Сакура может показать Наруто как к ней нужно прикасаться, как приятно получать ласку и дарить ее в ответ. Еще она может показать ему как правильно надеть презерватив, но не делает этого. Ей хочется почувствовать его внутри себя, именно его, а не латекс. Сакура падает на спину, утягивая Наруто за собой, улыбается, замечая румянец на его щеках и восторг, плещущийся в его голубых глазах. Все-таки, Наруто не совсем дурак, и с Джирайей-сама не просто так ходил три года. Он знает, что ему делать, просто пока плохо умеет, но Сакура уверена, что научится он очень быстро. Он все важное схватывает на лету, так что и в сексе быстро разберется, тем более, что все данные у него есть. Сакура любуется им, подмечая, насколько же они с Какаши разные, но оба невероятно красивые и желанные. В следующий раз она ему обязательно скажет, как же сильно он ей нравится. И в следующий раз он кончит не через пару-тройку спешных толчков, а позже, может быть, даже с ней. Она обнимает его, прижимая к себе, и целует в висок. — Я люблю тебя, Сакура-чан, — почему-то шепотом говорит Наруто. Она вздыхает целует его в висок еще раз, поглаживая по спине, и смотрит в потолок, чувствуя себя прекрасно. На губах у нее самая довольная и счастливая улыбка из возможных, а на душе наконец-то становится по-настоящему спокойно. Она сама не кончила, все произошло слишком для нее быстро, но сейчас просить Наруто о чем-то еще она не хочет — и так хорошо. А будет еще лучше когда она заявит Саске, что он может катиться куда хочет, потому что у нее есть Какаши и Наруто, а лучше них найти кого-то невозможно.

Часть 4.2. Накику. Ноябрь, 16 лет после рождения Наруто.

Demi Lovato — Cool For The Summer

+++

Накику прекрасно понимает, что память к ней вернулась не полностью. У неё за последние два месяца что-то то хаотично всплывает в голове, то уходит, и даже за более ранние сроки появляются белые пятна, например, когда она смотрит на Сая и пытается вспомнить как они познакомились. Она помнит как он выпускал крыс на базаре в Суне, помнит, как пьяный лежал на ней когда они вышли на улицу после дня рождения Акеми, помнит даже как они впервые переспали, а вот момент их знакомства от неё ускользает. Вопросов она, впрочем, не задаёт, потому что и так видит, что её утёнок переживает, когда она переспрашивает, например, дату его рождения. Она в принципе не уверена, что знает; что вообще этим интересовалась. — В конце месяца, — тихо говорит Сай, подтаскивая свой спальник ближе к её и доставая из свитка для них общее покрывало. — Двадцать пятого. На самом деле, я не уверен, ведь и Сай не моё настоящее имя. — Оно мне нравится. — Потому что оно ему очень подходит. У Кику нет предпочтений, она своё-то имя считает довольно странным: зачем маме понадобилось к слову «хризантема» присобачивать приставку «На»? Саю она пытается подобрать какое-то другое из тех, что знает, но ни одно ему не идёт так, как Сай. Не Кенджи же? Это имя ей по непонятным причинам тоже нравится. Оно у неё ассоциируется с чем-то красивым, Тамкеном, например. Хотя личный Анбу Мэйко-сан ей нравится чисто с эстетической точки зрения, потому что ей хватает и Сасори с Саем. Она с удивлением понимает, что хотя её безграничная любовь к Сасори никуда не делась — особенно после того, как он где-то нарыл себе эти квадратные очки! У Усё, что ли, выпросил пару со стёклами-пустышками? — Сая она любит не меньше, а в чём-то даже больше. Он ведь её, следует за ней везде, постоянно волнуется и потеряется, если она вдруг отпустит его руку. Заботиться о Сае не запарно и не тяжело: он ведь у неё ничего не требует. Единственное, что он вообще у неё просил на её памяти, это решить вопрос с его позицией в её жизни. Может, конечно, она что-то ещё забыла, но ей всё равно, потому что ей просто приятно иметь его рядом. Кику вспоминает, как он вернулся в Суну, когда она копалась с Широ в огороде. Как услышала ворчание Чиё-баа по поводу того, что «калоша Тсунаде этого блаженного снова нам подкинула». Она успела только голову повернуть и почувствовать запах бумаги и угля, смешанный с потом и травами. Он, видимо, пользовался её шампунем, потому что эта смесь ромашки, эстрагона, алоэ, лаванды и прочих растений — определённо та же самая, какая в её флаконе дома. Никто ей так и не объяснил причину, по которой Хокаге оставила её «телохранителя» в Конохе. Накику вспомнила, конечно, что никакой он не телохранитель, и даже не официальный любовник, потому что Сасори его скорее считал то ли её питомцем, то ли ребёнком-подкидышем. Её, всё же, не перестанут никогда завораживать его угольно-серые, почти чёрные, большие раскосые глаза, особенно когда они становятся совсем большие: от страха, от неуверенности, от боли даже, хотя она и не любит видеть эту эмоцию на его лице. Особенно, когда причиной становится она сама. Пусть даже и не специально. — Почему ты меня забыла? — это был первый раз, когда она слышала у него настолько обвиняющий тон. Он, конечно, уже говорил ей, что ненавидел, но это было в других обстоятельствах и навеяно порывом злости. Впрочем, может, она опять что-то пропустила? — Я думал, ты больше никогда про меня не вспомнишь. Ты же обещала. — Прости. Не все обещания можно выполнить, иногда они не зависят от нашей воли, как ты видишь. — Я тебя никогда не забуду. — Никогда не говори никогда. — Я никогда тебя не забуду. Я знаю, что это ненормально, и я не хочу тебе надоесть, но я не знаю как без тебя теперь. Не знаю, не могу и не хочу. Это даже Тсунаде-сама поняла. Хотя я ей составил список аргументов, по которым… Она заткнула его поцелуем и припахала поливать фасоль в теплице. Надо было ещё восстановить то безобразие, которое воцарилось на грядках в её отсутствие. Дея она тоже отправила подвязывать помидоры и ему, неожиданно, очень понравилось возиться с кустами. Наверное потому, что этот болван срывал красные плоды, кидался ими в Сая и орал «бум». Чиё-баа, поглядев на эту картину, сообщила, что её внук, видимо, совсем ослаб мозгами, подбирает всех идиотов и селит у себя, и поделать с этим уже нечего. И ушла пить наливку на пару с гогочущей Рирой. Бабку Накику тоже помнит. Точнее, помнит, что она у неё есть. Картинка молодой девушки окончательно вытеснила ту, которую Кику смутно вызывала в памяти. Ей едва исполнилось семь, когда бабуля пропала, да и до этого они виделись лишь раз в пару месяцев. Воспринимать девушку, которая лишь отдалённо характером похожа на бабушку, не получается даже сестрой. Широ зовёт её Рирой-анэ, хоть и не в восторге от её вызывающего поведения, Ичи — предпочитает вообще не упоминать в разговорах. Накику с ней тренируется, потому что ей якобы важно развивать хенка, и Сасори больше не собирается её щадить: он в любой удобный момент выпинывает её на тренировки, и с инка в том числе. Миссия, которую они получили, как раз должна проверить её способности. Раньше, помимо себя, её хватало на сокрытие двух-трёх человек, а сейчас у них отряд из девяти, и все работают на разных дистанциях. У них, конечно, есть мидори в свитках, над которыми они старались с Широ и Яхико, но их время действия — минут пятнадцать, не больше, да и сама Кику не может похвастаться большими запасами чакры, а ведь именно инка очень энергозатратный — он ведь часть её чакры сам по себе. Кодай но Хаха, матерь ящериц Икимоно, весьма своенравная и странная, но и инка ведь точно такой же. Этот маленький проводник, болотный огонёк внутри её тела, контролировать сложно — его можно призвать, можно попросить его помощи, можно воспользоваться тем, что он даёт, но развивать его приходится с боем, потому что надо понимать и договариваться на подсознательном уровне. Кого прятать, кого нет, кому показываться — кому нет, радиус, и так далее. Широ как-то попыталась ей объяснить свои ощущения и работу с инка, но для Кику это дремучий лес и вязкое болото. Как было, так и осталось. То ли её инка какой-то не такой, то ли она просто не умеет с ним договариваться. Неудивительно, конечно: что Сасори, что Чиё-баа частенько жаловались на её эгоистичный и избалованный характер, хотя им-то не помешало бы в зеркало посмотреться. — Что ты хочешь в подарок? — спрашивает Накику, когда Сай заворачивает их в привычный кокон. Вообще-то тут можно было бы и без него обойтись: на удивление влажно и душно, даже её волосы ещё больше завиваются, а у Акеми, у которой они вообще-то прямые, забавно топорщатся на кончиках. — Тебя. — Я серьёзно. — Я тоже. — Что помимо меня тебе вообще нравится? — вздыхает Накику. — И я сейчас не о еде и не о напитках. Ну, и не о сексе. — Тосакин. — Ты хочешь, чтобы я подарила тебе золотую рыбку? — Кику моргает и приподнимает голову, чтобы посмотреть на его слишком уж серьёзную рожу. — Её легче достать, чем пингвина, — немного неуверенно говорит Сай. — Да, наверное, я хочу себе… питомца. Аквариум. За ней ведь не сложно ухаживать? И у неё красивый хвост и плавники. Волнистые. Накику звонко смеётся. Вот уж неожиданно, Сай захотел себе рыбку! Хотя, он ведь вроде любит читать энциклопедии о животном мире? Она не уверена, но это даже мило. — Хорошо, будет тебе тосакин. А теперь спать, ты третий в очереди на ночной дозор. Сай спать не хочет, и это понятно уже через пять минут: он периодически вздыхает, пальцами одной руки переплетается с её, поглаживая кольцо с чёрным опалом, а второй выводит круги в районе её поясницы. Он всё ещё пахнет углём, бумагой и травами, потому что теперь пользуется исключительно её шампунем. — Что не так? — мямлит Кику ему в грудь, прикусывая металлическую серёжку в соске. Классная всё-таки была идея сделать Саю пирсинг в этом месте. Может, ещё что-то проколоть? И Дейдаре до кучи? Рира, вон, себе тоже выпросила в пупке. — Твоя ба… Рира убрала мою печать с языка, которую поставил Данзо. Но она сказала мне, что ей «слишком поздно». И она ничего никогда не говорила о Корне. На ней наверняка тоже есть что-то, что её связывает. Что даже с хенка не разрушить, хотя ваш кеккей-генкай имеет огромные возможности. — К чему ты клонишь? — Я хочу татуировку. — Ты уже попросил подарок, — напоминает Накику, переворачивая его на спину и начиная поцелуями спускаться ниже. Он слишком много думает, а ему надо отдохнуть. Может, если она его утомит, то все дурные несвоевременные мысли вылетят из его головы? — К тому же, я не спец в таком, скорее ты сам себе набить можешь, а я по пирсингам. — Я хочу парную татуировку с хенка. Ты можешь вливать чакру в объекты и в людей, я видел. И привязывать её. Ты можешь сделать так, чтобы я мог чувствовать твою, я знаю, Рира-сан мне об этом говорила. О такой возможности. — Пусть она и делает, я такое не умею, — ворчит Накику, стаскивая с художника штаны и оставляя лёгкий поцелуй на выступающей тазобедренной косточке, по которой вьётся голубая вена, слишком ярко просвечивающая сквозь тонкую белую кожу. — Мы можем попросить её, если… ох. — Посмотрим. — Может быть. Впрочем, она всё равно себя с ним связала, добровольно. Зато так этот утёнок не потеряется в каком-нибудь Щимо. — Теперь хватит думать. Ей сложно взять его член в рот целиком, но сегодня у её нет цели пробовать, она просто старательно лижет и посасывает головку, медленно и дразняще, с удовольствием слушая тихие всхлипы. Кладёт её на язык, надрачивая ладонью член по всей длине резко и быстро, до тех пор, пока не чувствует горячую солёную жидкость, которую сглатывает и старательно собирает губами остатки. Его руки от своей промежности она отталкивает, когда подползает выше, грозясь не дарить ничего, если он сейчас же не уснёт. Когда Сай выскальзывает из её объятий на дежурство она не отображает, зато просыпается в какой-то момент оттого, что ей снится кошмар, перетекающий в реальность. Ей кажется, что в палатке внезапно стало холодно, а где-то на периферии зрения маячит тёмная тень. Но никого, конечно, нет, а спать ей больше не хочется — страшно. Сай, практически залетающий обратно под брезент, выглядит не лучше, что-то бормоча о призраках, и только в его объятиях Накику успокаивается достаточно для того, чтобы ещё чуть-чуть отдохнуть. Отправляться на разведку они решают все вместе, но оставляя пару человек в лагере. Первыми — Кибу и Наоми, и если в обычное время Инузука точно был бы против, то тут он просто фыркает, чешет Акамару за ухом и кивает, как-то пошло ухмыляясь сияющей улыбкой Наоми. Главное, чтобы за лагерем следить не забывали, а не трахались всё то время, что остальных нет. — Нам нужно доработать мидори… когда это станет возможным, — говорит Накику, двигаясь в построении рядом с Акеми. Впереди Ли с Иошихиро, за ними Сай и Канкуро, потом одинокая Саори, которая, конечно, пользуется случаем прилипнуть взглядом к художнику, и Акеми с Накику — завершающие. У них нет чёткого понимания где конкретно искать культистов, но где-то рядом с бывшей деревней шиноби. Инузука мог бы помочь, если бы у него был пример запаха, но пока ящерицы Акеми и нарисованные шпионы Сая принесут в поиске больше пользы. Инка Кику даже не пробует призвать — хранит чакру для того, чтобы в случае чего всех укрыть. Учитывая всё, что она слышала про Хидана и про его способности, в драку, если там настоящие последователи, а не мелкие культисты, вообще лучше не вступать, а по-тихому смыться и передать информацию, дожидаясь подкрепления из более взрослых и опытных шиноби. Тому же Сасори, который мог пойти с ней но, конечно, не пошёл. Он попросил не лезть на рожон, но предупредил, что она должна серьёзнее относиться и к тренировкам и к анализу ситуации и вообще ко всему вокруг. Приставил к ней Сая и ушёл о чём-то беседовать с Бывшим-сама. Видимо, об их уже не особо секретных отношениях. — И оруще-сруще-блюющую, — вздыхает Акеми. — Когда я вернусь в Суну, нам вообще много над чем надо будет поработать! И попробовать ещё раз выловить Кодай но Хаха, эта старая перечница явно знает уйму всего, только не хочет ничего рассказывать! — Рира тоже, наверняка, много знает, — Накику вспоминает слова Сая. — И твоя бабушка. — С моей бесполезно разговаривать, она свои секреты решила, видимо, с собой в могилу унести, к тому же я у неё в немилости из-за Куро. — Сай предполагает, что на Рире какое-то ограничение, более мощное, чем печать на языке, и… Их диалог прерывает возглас Ли, и отряд останавливается, собираясь на одной из мощных ветвей дуба. Из-за проклятой влажности Кику чувствует, как под одеждой неприятно течёт пот; скоро можно будет костюм выжимать, наверное. К вечеру неплохо было бы найти речку или озеро — на горячие источники она даже смотреть не хочет. — Мыши Сая обнаружили несколько потенциальных мест, где располагаются группы людей, — объясняет Рок. — Мы можем обследовать два, что ближе к лагерю, утром, а после обеда попробовать заглянуть в те, что дальше. — Я отправлю гуре, — Акеми прикрывает глаза, нащупывая связь с ящерицами. — Эти места тоже защищены печатями, — предупреждает Сай. — Мои мыши смогли лишь обнаружить их, но не проникнуть внутрь. Это что-то вроде фермы или маленького селения. — Почему ты думаешь, что это культисты? — встревает Иошихиро. — Может, обычные люди? — Которые печатями защищают своё жильё? — закатывает глаза Канкуро. — Мирные фермеры, ага. Прямо как Сасори-сенсей на… Накику тыкает его в бок, чтобы немного успокоился. Опять распаясничался, никак его не отпустит рядом с этим джонином из Щимо. Ли тоже кидает не сильно довольный взгляд на марионетчика, но только вздыхает и думает. Чувствует ответственность за свой отряд и за всех разом: даже несмотря на то, что у суновцев, формально, капитан — Куро, кукловод предпочитает уступить право предлагать идеи и решение Ли в тех случаях, когда ему нечего возразить. — Разделяться — плохая идея, но и идти целой толпой, наверное, не стоит, — наконец, решает Рок. — Дождёмся гуре Акеми-чан и… — … закинем туда плотоядных ящериц? — подаёт голос Саори. Какая-то она слишком кровожадная для ирьёнина! — Я уже объясняла, что лучше этого не делать, — напоминает Акеми. — К тому же, мы не знаем точно культисты это или кто-то ещё, — Накику чувствует на себе пронзительный взгляд голубых глаз, встречает и не отводит своего. Вот ещё, пусть эта мегера не думает, что у неё с прошлого раза шансы возросли. — Лучше понаблюдать и не вступать в схватки не будучи уверенными в силе противника, у нас не было целью уничтожение, по крайней мере, наш Каге ни о чём таком не говорил, да, Куро? Кику чувствует в своей потной ладошке чужую ладонь и краем губ улыбается Саю. Даже его прямые волосы от влажности начали слегка виться, что вызывает у неё какой-то приступ умиления. Канкуро бормочет что-то согласное, хотя по нему видно, что он и сам не прочь размяться. В итоге, гуре возвращаются с неоднозначными донесениями, практически повторяя то, что и так уже известно от Сая. С ним и Ли Накику и отправляется в первую разведку. Это действительно ферма — выглядит как обычная ферма — с плантациями кукурузы и пятёркой покосившихся домишек. Ничего особо подозрительного, помимо печатей, выставленных по периметру — на деревьях, на заборах, на самих домах и амбаре. Изучив фуиндзюцу издалека, Сай качает головой и советует не подходить близко к ним: они мало того, что сигнальные, но и с дополнительными возможностями, которые ему неизвестны. Сай, конечно, хорошо разбирается в этом, но наизусть все не помнит и подозревает, что тут могут быть и какие-то экспериментальные, комбинированные элементы. Спустя пару часов ничего конкретного узнать не получается: они видят пару человек, мало похожих на шиноби, которые снуют между домами, и всё. Сай оставляет одну змею на максимальном возможном расстоянии, и их мини-группа возвращается к остальным. На второй объект опять идёт Накику, на этот раз с Акеми и Канкуро, а остальные решают проверить ещё одно местечко, обнаруженное случайно, и тоже ферму. Саю это разделение не нравится, но, скрипя зубами, он не возражает вслух, кидая ей нечитаемый взгляд. «Успокойся», — одними губами произносит Накику, прыгая следом за Куро. Акеми уже передала ей новых сейсеки, и в этот раз они используют мидори, чтобы пробраться ближе к пещере, спрятанной за водопадом. Тут тоже есть печати, и вглубь пробраться незамеченными им, скорее всего, не удастся. По широкому залу на входе, прямо за завесой воды, не понять — обжитая она или нет. Впрочем, чему-то Накику всё же от Сая научилась: она рассматривает печати поближе и понимает, что они старые и, скорее всего, нарушены: то здесь, то там видно смазанные линии и полустёршиеся штрихи. Кику вопросительно смотрит на Куро: они могли бы попробовать проникнуть, но он качает головой, решая, что лучше обсудить всё с Ли и, если и соваться, то уже завтра с утра. После обеда Накику, Сай и, к огромному неудовольствию обоих, Саори остаются в лагере. Киба выглядит настолько полным сил, что Ли даже как-то странно дёргается, не уверенный, видно, что тот чего-нибудь не выкинет. Отставать от своего товарища он, впрочем, не желает и перед едой устраивает себе тренировку, за которой с изумлением наблюдают Иошихиро и Наоми. Последняя аж хлопает в ладоши, когда Ли на одной руке пропрыгивает пятнадцать кругов вокруг лагеря. — Мне осмотреть тебя? Ты выглядишь не очень, — предлагает Саори, когда они остаются втроём. Не ей, конечно. — Я тут, — напоминает Накику. — И я сама могу осмотреть своего парня, спасибо. — Ты не ирьёнин. — А тебя никто о помощи не просил, — злится Накику. Вот прицепилась же, как вирус какой-то. Сай у нее за спиной прячет лицо и как-то съёживается, обхватывая руками за талию. Они всё ещё сидят у костра, на котором разогревали еду. Погода только резко сменилась, откуда-то налетел прохладный ветер, и теперь всё её влажное тело неприятно продувает. Неясно какая погода тут летом, но сейчас Накику всё бесит, особенно необходимость оставаться с этой неприятной куноичи. — Что тебе непонятно? Он мой. — Это ты так думаешь, — жутко ухмыляется Саори. — А Сай-кун ничего подобного не говорил. — Я… — открывает рот Сай, но Кику пихает его локтём в живот. — Если ты думаешь, что «Сай-кун» дар речи теряет из-за твоей убийственной красоты, вынуждена разочаровать, у него ступор от твоих попыток его изнасиловать этими стрёмными зенками. Или сожрать, не знаю даже. Саю приходится всё же вмешаться, чтобы их разнять. Когда спустя пару часов все возвращаются в лагерь, Акеми глупо хлопает глазами, смотря на Куро так, словно он может объяснить, что же тут случилось. Наоми бросается к подруге, у которой значительно укоротились волосы, а Кику уже оставила попытки подправить обмороженное плечо и не полностью затянувшуюся царапину на щеке. — Ты решила ей имидж сменить, как Соре? — тихо интересуется Акеми, пока Сай то ли гордо, то ли недовольно объясняется с Ли и Иошихиро. — Решила, что запарно искать монастырь с амулетами против нечистой силы, — бурчит Кику, расчёсывая собственные волосы, до которых злая Саори добраться не смогла, благодаря заколке. — Так она хотя бы меньше пугает. — И всё равно стрёмная, — хихикает Акеми. — И всё равно на него смотрит, — вздыхает Накику. — Может, её и закинуть к этим, вместо мурасаки? — И белого хера туда же, — гогочет Канкуро, подслушивающий разговор. — Звучит как план. Больше никогда на свете она не согласится на миссию, если в свитке с заданием будет значиться слово «Щимо». И Сая, конечно, не пустит.

Часть 4.2. Суйгетсу. Ноябрь, 16 лет после рождения Наруто.

OneRepublic — All The Right Moves

+++

У Суйгетсу были великие планы, по крайней мере, в рамках родной страны, однако все их обломали сначала смерть его старшего брата, а потом Орочимару. Ничьим подопытным кроликом Хозуки становиться не хотел, да кто ж его спрашивал? Ни сам змеиный саннин, ни Учиха, который решил у него учиться, несмотря на то, что его тело должно было стать новым сосудом для Орочимару, ни Карин, которая, наверное, единственная его навещала в его «пробирке». Хотя нет, ещё был Якуши Кабуто и — раза два или три — Карин приводила с собой золотоволосую девушку, которая представилась Рирой. Суйгетсу она очень понравилась, хохотушка, которая не против была с ним позубоскалить на тему их общих надзорных — ведь она точно так же оказалась пленницей Орочимару и его прихвостней. Никакой свободы им не давали — оба нужны были саннину для каких-то анализов и проб, связанных с его ниндзюцу и её кеккей-генкаем. Что не мешало им бесить Карин своими подколами, ведь заткнуть им рты перманентно она не могла. Суйгетсу терпеть не мог что эту рыжую надзирательницу в очках, что Орочимару, что Учиху, и совершенно не ожидал, что последний после того, как самолично вернул сбежавшего Хозуки к Орочимару два года назад, в итоге его же и освободит. Не поверил даже сначала, пригрозил Саске расправой, но в итоге решил к нему присоединиться. Учиху стоило уже поблагодарить за то, что он избавил его от противного и безумного конохского гения, можно вернуть должок, к тому же Учиха заявил, что его цель — убить старшего брата, который везде таскается с Хошикаге Кисаме. Земляка Суйгетсу по понятным причинам — Самехада — встретить желал куда больше, чем охотиться за Итачи, хотя помощь Саске вроде как и не особо была нужна. К тому же, в Акацки оставался и бывший напарник Итачи — Джузо, который тоже был мечником из Тумана. И именно у него сейчас был Кубикирибочо, который, по мнению Суйгетсу, должен был принадлежать ему, как ученику Забузы-сан. К сожалению, помимо полезного Суйгетсу, хоть он и не завладел пока нормальным мечом, Саске зачем-то решил обзавестись ещё парой напарников: психом Джуго и рыжей надзирательницей. Причём, если Джуго ещё можно было терпеть, Карин выбешивала уже просто своим существованием. Она ставила над ним опыты. Она боготворила Орочимару. Она глядела дурным взглядом на Саске, словно этот отмороженный был парнем её мечты. А его, Суйгетсу, только лупила. И продолжает это делать каждый раз, когда он, по её мнению, говорит что-то не так. Сучка. — Лучше бы тут Рира была, — фыркает Суйгетсу, складывая руки на груди, когда они прибывают в какой-то очередной крошечный посёлок. — С ней хоть интересно. — Её забрал Лист, — Саске кидает искоса равнодушный взгляд, но тут же отвлекается на заточку катаны. И с неудовольствием признаётся: — Если бы у Орочимару вышло то, что он хотел с её этим хенка, убить его было бы куда сложнее. — С чем-чем? Он что же, планами с тобой делился? — веселится Хозуки. Карин краснеет и отводит взгляд, и сразу становится понятно, кто сливал Учихе секретные данные. Влюблённая идиотка. Почему-то бесит больше всего не факт того, что она идиотка, а что влюблённая. В Учиху. Что там может нравиться, в этой постной, равнодушной морде? У Саске вон единственная цель в жизни это брата порешить, а что он будет дальше делать — так, наверное, и вовсе не знает. И Джуго не знает, и Карин, которая смыслом своего существования видела работу в лабораториях Орочимару. Это он хотел заполучить все легендарные мечи и переформировать знаменитую организацию Кири, но, видимо, пока придётся заниматься другими делами, попутно пытаясь забрать себе хотя бы Кубикирибочо и Самехаду. В конце концов, он из мира выпал на несколько лет из-за долбанного саннина, ещё бы понять что вообще вокруг происходит. Суйгетсу, конечно, поржал, когда они освобождали других пленников Орочимару в южном убежище: пафосно заявил, что великий змей сдох от руки Саске, и Учиха теперь несёт мир во всём мире. Ну, вдруг кто проникнется, и им будут бесплатные услуги предоставлять в тех же онсенах? Пока, правда, ничего подобного не предоставляют, хотя учитывая по каким помойкам они шарахаются… до таких, видимо, никакие слухи не доходят. Тот же Сора-ку, куда они заглянули, чтобы пополнить снаряжение и получить какое-никакое приличное оружие. Хотя котики Суйгетсу даже понравились, в отличие от людей там проживающих. Лучше бы они «Неко» звались, чем «Хеби». Тупое название, зачем поминать змея после того, как его же и порешили? Саске, вон, и второго в итоге теряет, когда натыкается на Бива Джузо и едва выживает, спасённый призванным Мандой. Главному обитателю пещеры Рьючи везёт меньше хозяина: он умирает, проклиная Саске. — Ты совсем не умеешь с животными обращаться, — сетует Суйгетсу, присаживаясь возле своего бедового напарника. — Знатно тебя отделали. Приятно знать, что Джузо-сан не растерял хватки с тех пор, как был коллегой моего брата. — Ты за кого вообще? — злится подтягивающаяся с Джуго Карин. — Да мне всё равно, — пожимает плечами Суйгетсу. — Мне меч нужен. — Он в паре километров отсюда, — сплёвывая кровь, говорит Саске. — Иди и забирай, можешь добить этого придурка, если он ещё не истёк кровью. Суйгетсу действительно находит Джузо там, куда указал Учиха. Проткнутого собственным мечом, какая ирония. Который вернулся в деревню когда убили Четвёртого Мизукаге, прошёл через руки Момочи Забузы и Мангетсу. Теперь «Обезглавливающий» наконец-то достанется младшему Хозуки. По словам Саске, мечник был с каким-то типом в дурацкой маске, тоже из Акацки, но сейчас рядом нет никого похожего. — Жаль, что не я с тобой встретился, — говорит Суйгетсу, присаживаясь на корточки перед хрипящим мужчиной, у которого с каждым вдохом и выдохом с губ течёт новый поток крови. — Но ты достойно сражался против Саске. Пожалуй, я не против прекратить твои мучения. Но Кубикирибочо я забираю, уж не обессудь. Хоронить мечника он, конечно, не собирается, к тому же за ним уже приходит Карин, чтобы поторопить: Саске нужны лечение и отдых, но Учиха на месте сидеть долго не желает, учитывая, что у него как раз появилась информация о местонахождении брата. На этот раз они останавливаются в гостинице, снимают, правда, одну комнату и проводят время в попытке подлатать Саске. Вроде даже собираются переждать тут ночь, но не выходит: Карин, вышедшая на разведку, возвращается обеспокоенной, заявляя, что за ними охотится отряд из Конохи, среди которых сенсоры. Её с Джуго Саске отправляет отвлекать погоню, в то время, как Суйгетсу вместе с ним направляется к убежищу Учих на северо-западе страны Огня. — Убьёшь ты его, и что будешь делать? — лениво интересуется Хозуки, хотя ему, по-большому счёту, всё равно. Он сам встретит Кисаме, отберёт у того Самехаду и пойдёт далее своим путём, никак не связанным с Хеби. — Решу, — кратко информирует Саске. На диалог он, как обычно, не настроен. Ну и ладно, ну и плевать. Кисаме их как раз и встречает, с удивлением и злобной усмешкой поглядывая на Кубикирибочо. Хер его знает, что за отношения были у двух мечников в одной организации, но большей реакции Хошигаки себе не позволяет. Суйгетсу же смотрит на Самехаду, прекрасно зная что скрывается под бинтами. Ему кажется, что они поладят, хотя меч явно признал Кисаме хорошим хозяином, раз никуда до сих пор от него не делся. На подначки и провокации человек-акула не реагирует, хотя в какой-то момент, когда Суйгетсу решает просто-напросто его атаковать, всё же парирует удар. Бой не успевает даже как следует завязаться: странный тип в маске, про которого рассказывал Саске, прибывает вместе с человеком-растением и сообщает о смерти Итачи и крайне плохой кондиции второго Учихи. Ну кто бы сомневался, он и после прошлого боя не успел восстановиться, этот придурок. И даже с проклятой печатью он всё-таки шестнадцатилетний пацан, а не всемогущий Рикудо-саннин. Суйгетсу не беспокоится о Саске, не беспокоится и об остальных своих спутниках, и всё же почему-то остаётся с ними, когда Акацки уволакивают и труп Итачи и, до кучи, Саске. Им предлагают остаться в одном из схронов, потому что к месту гибели старшего Учихи уже вот-вот подтянется преследовавшая их команда из Конохи. Карин нервно ходит из угла в угол, Джуго сидит на каком-то валуне и не отсвечивает. Конечно, ни нормального душа, ни туалета, ни спальни в том месте, куда их привели, нет, зато поблизости есть вполне себе неплохой горячий источник, и Хозуки считает, что пора бы и помыться, причём его товарищам ещё больше, чем ему. А ещё — заглянуть куда-нибудь в магазинчик, купить свежий йогурт и свежей же водички. Отсутствие привычной пищи его начинает подбешивать, портя вроде бы лёгкий, пусть и несколько кровожадный характер. По крайней мере, из всей четвёрки Хеби Суйгетсу считает себя самым адекватным и приятным. — Пошли, очкастая, — Суйгетсу тянет Карин за локоть, оставляя Джуго самому решать хочет он ванну принимать или нет. — Твоего драгоценного Саске-кун нам явно же раньше завтра не покажут, у нас куча времени есть. Я собрался за йогуртом, можешь ему тоже чего-нибудь прикупить, что он там у нас любит, помидоры? Вот, сделаешь томатный суп, может он тебе и даст. — Ты… дебил! Суйгетсу успевает увернуться до того, как кулак прилетает ему в голову в очередной попытке превратить её в воду. — Или ты можешь купить йогурт, и тебе дам я, — хохоча, предлагает Суйгетсу, двигая бровями. Он в этой плоскогрудой истеричке, конечно не заинтересован… но ему так нравится её дразнить! Этот румянец ей куда больше идёт, чем то идиотское выражение лица, которое появляется при взгляде на Саске. И ноги у неё красивые, не зря она ходит в шортах, пусть на Учиху должного эффекта они не производят. Он вообще, кажется, не воспринимает Карин как девушку. Суйгетсу и сам любит её подколоть, что она настоящий мужик, — что внешностью, что характером, — но так не думает на самом деле. Через пару лет, наверное, и вовсе красоткой станет, особенно если округлится побольше. Она-то в плену у Орочимару не была, неужели саннин её голодом морил? Карин, к тому же, любит фастфуд типа окономияки. — Сейчас я тебе дам, тунец — обещает девушка, потрясая кулаком. — Только поближе подойди, рыбина. — Если я тунец, то самый дорогой, селёдочка, — поёт Суйгетсу, двигаясь в сторону источника. Рядом с водой не только его ниндзюцу улучшаются, но и в принципе реакция, рефлексы и самочувствие. — Смотри, не протухни от желчи. Ты умеешь вообще улыбаться? Сразу говорю, та жуткая лыба, которой ты пытаешься соблазнить Учиху не считается. — Ты задрал меня уже! Карин предсказуемо кидается на него, ожидая, что он отскочит, но вместо этого Суйгетсу хитро ловит её за талию и закидывает в горячую воду, до которой всего пара метров. Прямо в одежде — всё равно у неё запасная есть в свитке, а если что, он не против одолжить ей свою. Рюкзаки остались в схроне, ну у него на всякий пожарный всегда есть свиток со сменкой при себе. Сам он раздевается, пока Карин отплёвывается и отфыркивается, надёжно проверяя мешочек с деньгами, который лежит у него в кармане — вытащил у Узумаки, пока она отвлекалась. Ловкость рук и никакого воровства, всё равно потратят на общие нужды, а от неё ещё попробуй добейся желаемого. Йогурт Карин считает необоснованно дорогой и бесполезной едой, и явно исключительно потому, что её ест Суйгетсу, а не божественный Саске-кун. — Какого хера ты голый?! Мы вообще-то в магазин шли! — вспыхивает девушка, отворачиваясь, когда он приближается к воде. — Ты как будто не видела меня голым кучу раз в той пробирке, — закатывает глаза Суйгетсу. — И вообще-то тут ты главная извращенка, я видел, как у тебя кровь носом шла, когда ты ночью посматривала на Учиху. — Я не о таком думала! — Я знать не хочу, что ты думала, давай раздевайся. — Это… ещё зачем? Голосок у неё настолько тонкий, что Суйгетсу невольно усмехается. Посмотрите на эту невинность, неужели она всерьёз считает, что он сейчас её тут насиловать будет? Сдалась ему эта плоскогрудая истеричка, пусть своего Саске добивается, который на неё никогда не обратит внимания. Суйгетсу видит её спину, напряжённые плечи под мокрой и облепившей тело одеждой и вздыхает. Дикого желания она у него не вызывает, а вот желание позаботиться о себе — почему-то да. Кто о ней вообще когда-то заботился? У него-то хотя бы брат был, пусть и не сказать, что в Кири каким-то образом приветствовались нежные и доверительные отношения между жителями деревни. Скорее, совсем наоборот. И Суйгетсу с детства рос, участвуя во всеобщем насилии и жестокости, будучи учеником Забузы-сан. Саске ему рассказал о том, что случилось с его наставником. Внезапно, Суйгетсу проникся этой историей, хотя, конечно, никому и никогда не расскажет этого вслух. — Затем, чтобы одежда высохла, пока мы ходим до магазина, ну что ты как маленькая, — он сам тянет её курточку за воротник. Карин разворачивается и до того, как её ладонь встречается с его лицом, Суйгетсу коварно уходит под воду, попутно и шорты с неё стягивая до колен — это куда проще. Выныривая, он гогочет, наблюдая за тем, как девушка путается в одежде, злобно на него зыркает и со вздохом вселенского терпения решает-таки раздеться, хоть и остаётся в майке. Простынет, как пить дать, не жарко уже, особенно по вечерам. Но не будет же он с боем её раздевать — Карин, чего доброго, разозлится по-настоящему, и тут он от неё никуда не денется: подловит и окрутит печатями и цепями, как уже сделала один раз. — Напомни, почему мы купаемся вместе? — сквозь зубы цедит Карин, демонстративно отплывая подальше. — Потому что от тебя иначе начнёт пованивать? — невинно спрашивает Суйгетсу, откидываясь локтями на бортик и ничему не смущаясь. — Я просто слежу, вдруг Саске-кун как в себя придёт, так сразу от твоего запаха откинется? — Я вкусно пахну! — От тебя парфюмом шманит на три километра, который, кстати, стоил как месячный запас йогуртов. Откуда ты на него деньги нарыла? И зачем надушилась сейчас? — Я… — Карин краснеет, но тут же берёт себя в руки. — Не твоё дело! И если бы мы купили столько йогуртов, ты бы их сожрал за неделю! — В любом случае, твои искусственные феромоны на него не действуют. — Ой, заткнись, а! Ты чего вообще лезешь в наши отношения? Хороший вопрос. Ему самому бы знать. — Жалею тебя, дуру, — наконец, находится Суйгетсу. — Ясно же, что ты не сдалась ему. Вдруг, он по мальчикам? Он так упорно преследовал своего брата… возможно, там всё дело было в неразделённой любви… — Фу! — кривится Карин. — У тебя и правда язык без костей, как у Риры. — Моя потерянная сестрёнка, — усмехается Суйгетсу. — Видела, у нас даже цвет глаз похож! — Она из Листа, — каким-то странным тоном говорит Карин. Явно что-то знает больше про пленницу Орочимару, но не говорит. Впрочем, ему конкретно сейчас Рира не интересна, как и все остальные подопытные саннина. — Короче, забудь, селёдка, это герой не твоего романа. — Мне лучше знать, — неожиданно сухо обрывает Карин и вылезает из воды. — Пошли за едой. Видимо, твой поток глупостей можно заткнуть только йогуртом. По пути она с ним, понятное дело, не разговаривает, хотя согласилась надеть предложенные им вещи. Они ей великоваты, но, как ни странно, Суйгетсу кажется, что в них она смотрится милее, чем в своём костюме. Он искоса бросает на неё взгляды, но больше не пытается провоцировать. И счастливо вздыхает, когда наконец-то получает стаканчик с трубочкой, втягивая в себя долгожданную вкусняшку. Он собирается покинуть Хеби, но так и не покидает. Вместо этого надевает чёрный плащ, ладно хоть без красных облаков, кривится, когда слышит пафосный монолог Саске, что теперь они не змеи, а ястребы, и их новая цель — уничтожение Листа. Никто не в восторге от этой идеи, но все всё равно почему-то продолжают следовать за Учихой. Суйгетсу смотрит на красно-рыжие волосы Карин, которые у него прямо перед носом, и про себя решает, что хоть он-то должен присмотреть за этой дурёхой. Она его, конечно, бесит, не только из-за мерзкого характера, но и за всё, что с ним делала по указке Орочимару. Но он уже привык к тому, что с ней под боком жизнь становится как-то веселее.