Красное солнце пустыни

Часть 3.7. Сасори. Сентябрь, 16 лет после рождения Наруто.

HOYO-MiX, 文驰 — Rondo Across Countless Kalpas

+++

Пожалуй, только Канкуро и находит всю эту ситуацию забавной. Смех у него нисколько не добрый, скорее истерично-злорадный, хотя, конечно, Накику он любит и ничего плохого ей не желает. Просто он в бешенстве из-за того, что Акеми вернулась в Коноху, расстроен, что не сумел ее даже проводить и нервничает, что за ним пристально следят. Сасори прекрасно знает своего ученика и все, на что тот может быть способен. Из всей троицы Сабаку именно Канкуро тот, кто может выкинуть все, что угодно, лишь бы добиться своего. Хуже всего — он не дурак, хитрости у него хватает, но не хватает пока опыта. К тому же, присутствие Расы рядом делает Канкуро нетерпимым и раздражительным, так что даже самый хороший и продуманный план, скорее всего, даст сбой. И из-за того, что его держат в ежовых рукавицах, он теперь глумится, а у Сасори без него хватает забот, так что сейчас он на ученика никакого внимания не обращает. Плевать, пусть зубоскалит, сколько влезет, у них сейчас другая проблема. Накику. Всегда Накику; она как была самой главной заботой Сасори, так ею и осталась, только теперь эта вздорная девчонка придумала новый способ довести его, — и, видимо, добиться седины у него в волосах, — каким-то образом умудрившись потерять память. Широгику такой испуганной и растерянной Сасори не видел никогда и надеется, что больше не увидит. Миссия, на которую их отправили, не была настолько уж сложной, они справились, но Накику вернулась в таком состоянии, что даже он растерялся. Ее воспоминания видоизменились и перепутались, почему-то она забыла с кем конкретно как связана, решив, что они с Сасори женаты, а у него еще и младшая сестра есть. Над этим Канкуро тоже очень долго и с удовольствием смеялся, пока Ичи не заехал ему по голове, видимо, устав от этого цирка даже больше Сасори. Накику помнит Акеми, считая ее своей золовкой, и не очень понимает, почему ее так долго нет. В какой-то степени это действительно забавно и говорит о том, насколько важное место подруга занимает в ее жизни. Акеми даже может это оценить, но лучше будет, если они поскорее приведут Накику в порядок, пока тот же Сай не нашел какой-то способ самоубиться. Он все бормочет, что Накику обещала его не забывать, что у него было плохое предчувствие, и выглядит так, что в гроб и то краше кладут. Сасори солжет, если скажет, что мальчишка так уж и сильно его волнует, но это груз Накику, и она точно расстроится, когда придет в себя и поймет, что он с тоски наложил на себя руки. К нему Сасори приставляет теперь уже Дейдару, веля тому следить, чтобы его смотритель ничего дурного не сделал. Подрывник, кажется, к ним всем сам привязался. Или просто прибалдел настолько, что покорно и, что главное, безропотно со всем согласился. Накику осматривает Ичи, ее осматривает сам Сасори, потом — Чие, а потом каждый мало-мальски хороший ирьенин Суны. Никто не может понять, что с ней произошло и что с этим делать. Чие предполагает, что это может быть как-то связано с хенка. Если это так, то все очень плохо, потому что своими силами они точно не справятся. Накику вот совсем не понимает что с ней не так, ведет себя с ним, словно он действительно ее муж. С остальными она доброжелательна, но не более, хотя к тому же Саю тянется. Помнит то ли на уровне подсознания, то ли физически, но этим ему только хуже делает. Художник ходит серый и взволнованный, выглядит несчастнее Ичи, переживающего, что он ничего не может сделать. Сасори уже не знает даже кого успокаивать, ведь и Широгику винит себя. Да уж, замечательная первая миссия, лучше не придумаешь. Он даже отмечает, что девочка скучает по Яхико: есть у Икимоно способность как-то подбадривать просто находясь рядом. Видимо, влюбленного в нее мальчика ей теперь особенно не хватает. Всем тяжело, даже Сасори, вынужденному признать, что их конспирации с Накику настал конец и без брака. Что толку после того, как она придет в себя, делать вид, что они друг другу лишь опекун и подопечная? Зато у Расы будет поистине восхитительная реакция. Что Йондайме Казекаге думает на этот счет Сасори пока не знает, потому что к нему он не заглядывал. В кои-то веки в Суне всем не до него. — И что нам делать? — устало спрашивает Гаара, опираясь ладонями в стол. Темари, усевшаяся в его кресло, трет виски, а развалившийся на диванчике Канкуро фыркает, за что тут же получает леской чакры по лбу. — Да что я сделал-то?! — восклицает он. — Я вообще собирался предложить махнуть в Коноху! — Думаешь, Хокаге-сама или кто-то из клана Яманака может помочь? — подает голос прислонившийся к стене Ичи. Он вертит в руках раскрашенную склянку, хотя в обычное время не имеет тяги что-то подержать. Видимо, очень уж переживает. Тсунаде-сама, бесспорно, лучший ирьенин в мире, а лучше представителей клана Яманака никто не разберется в происходящем в чужой голове. Разумно обратиться именно к ним, раз уж все возможные варианты здесь, в Суне, они уже опробовали. Ничего не помогает, Накику на всех смотрит раздраженно и удивленно. И Сасори от этого уже устал. Она требует его внимания, потому что он ее муж, — она в этом уверена, во всяком случае, — и злится, не получая его. Сасори не считает, что у него есть такая уж и сильно развитая совесть, но спать с ней, пока она в таком состоянии, не хочет. К тому же, тогда Сай точно что-то с собой сделает, что Накику он потом никак не объяснит. Она своего утенка любит и даже бережет, со всей ответственностью подойдя к вопросу содержания этого питомца. — А если не они, то Рира, — вздыхает Сасори, окидывая всех собравшихся тяжелым взглядом. — Видимо, другого выхода в самом деле нет. — Мы с Темари останемся в Суне, — кивает Гаара и переводит взгляд на Канкуро. — И ты тоже. — Да почему, блять?! — предсказуемо злится Канкуро, ударяя кулаком по подлокотнику. Конечно же, он понадеялся, что его опустят в союзную деревню, и он сможет повидаться со своей девушкой. С тех пор, как они сошлись, ему удается держать себя в руках куда лучше, чем прежде. Даже к тому, что их отношения теперь рассчитаны на трех человек, он относится спокойно, проводя неожиданно много времени и с Ичи, но без Акеми бесится. Все-таки, в первую очередь хорошо на него влияет именно она, сдерживая все самые темные его порывы. Сасори устало вздыхает, действительно жалея, что брата и сестру Икимоно дернули обратно в Коноху. С ними здесь у него было на одну головную боль меньше. — Потому что иначе ты что-нибудь учудишь в Конохе, и будет скандал. — Например, — ехидно улыбается Темари, — сделаешь вашей с Ичи девочке ребеночка. — Да даже если и сделаю! Что я, по-твоему, ответственность на себя не возьму или что?! — тут же накидывается Канкуро на сестру так, что она приоткрывает в шоке рот, не ожидая такого запала. — Никто не будет делать Акеми никакого ребенка, — резковато обрывает Ичи, кидая острый взгляд на Канкуро. — Мы с тобой это уже обсуждали, угомонись! — Да ебись оно все конем! — выплевывает Канкуро, поднимаясь на ноги. — Тогда хоть затрахай ее там, я не знаю! Канкуро громко захлопывает за собой дверь. Темари ждет несколько секунд, а потом, бормоча что-то о глупых младших братьях, идет за ним следом, чтобы успокоить. Оставлять его одного, когда он в таком состоянии, нельзя. Гаара качает головой и смотрит на Ичи. — Никаких детей, — говорит он тихо и четко, а взгляд у него тяжелый и серьезный. — Ты уверен, что это нужно мне говорить? — Ты старше их обоих. Канкуро упрямый, а Акеми легко может пойти у него на поводу. Знаешь же их. — Я прослежу, — вздыхает Ичи. — Но проблема у нас пока в Накику. И проблему эту решить можно только в Конохе. В союзную деревню Гаара отправляет небольшой отряд, во главе которого стоит Сасори. Ичи идет как ирьенин, Сай и Широгику под масками Анбу, для надежности, как телохранители, ну, и сама Накику, конечно. И, в виде довеска, Дейдара, которого они теперь таскают с собой просто, чтобы не потерять, судя по всему. Чие тоже порывалась, потому что ей, кажется, неожиданно понравилась компания Мэйко-сан, но в итоге решила остаться дома. Слава Ками, потому что Сасори не уверен, что выдержал бы этот цирк. Со слов Темари, в прошлый раз старые калоши знатно напились, и Сасори не испытывает ни малейшего желания лицезреть эти пьяные рожи. Он бы лучше с Аикавой и Шизуне выпил и, как ни странно, Гаем, который несмотря на крики о силе юности, оказался и собеседником интересным, и просто достаточно рассудительным человеком. Да даже с Хатаке Какаши пить лучше, чем с этими женщинами. На очередном привале он подсаживается к Саю, пока Накику и Широгику уходят умываться к реке. Ичи идет следом, потому что ему неспокойно, оставляя у костра их вдвоем. Сасори не знает, что именно нужно сказать Саю, но тот заговаривает с ним сам. — Она меня забыла, — убито произносит он, глядя на потрескивающие в огне дрова. — Будто я ничего не значу. — Справедливости ради, она забыла и своих брата с сестрой, — резонно отмечает Сасори. — И твое кольцо она не сняла. — Другое дело, что сочла за обручальное, подаренное Сасори, и теперь пытается вытрясти из него, куда он дел свое собственное и почему так часто задерживается на работе. Новое украшение на ее пальце он конечно же заметил. Догадаться, кто его подарил, было несложно, — сложно было понять, как Сай смог подарить ей нечто подобное, — поэтому вопросов у Сасори не возникло. Они с Накику разговоры о свадьбе решили отложить, а он подарил ей колечко в крыло носа. Красивое, с блестящим камушком, потому что Накику сорока и любит такие вещи, и этому подарку она тоже обрадовалась. Она носит их оба, хотя не помнит, как вообще получила. Сасори не пытается поставить себя на место Сая, но хорошо понимает его чувства. Да тут много ума и не нужно, чтобы понять, что испытывает этот несчастный страдалец: он разбит, ему обидно, хотя это и не вина Накику. — Она не специально. Накику не берет своих слов назад. Вот увидишь, она первая же будет за тебя переживать, как только придет в себя. — А если не придет? — Придет, — обещает Сасори с уверенностью, которой у него нет. Будущее он, все же, не видит, чтобы вот так легко его предсказывать. Сай переводит на него потухший взгляд и ничего не говорит в ответ. Не верит, конечно же, потому что поводов для этого у него нет. Сасори тяжело вздыхает и встает, а на его место тут же подсаживается Дейдара. Удивительно, но подрывник принимается неумело поддерживать Сая. Выглядит это нелепо, но лучше уж так, чем если бы он мутил воду. Особого доверия к нему нет, но Дейдаре некуда идти, не к кому возвращаться, а тут ему весело, пускай время от времени о нем забывают, потому что проблемы не заканчиваются. Их становится все больше и больше, непонятно уже, как этот снежный ком остановить. Еще пару мгновений Сасори за ними наблюдает со стороны, а потом отходит. Он думает о случившемся и морщится, понимая, что во всей этой ситуации есть и его вина. Он должен был не жалеть и баловать Накику, а тренировать ее куда больше и усерднее, что он и начал делать, но вот только этим летом. Кто знает, как бы все сложилось, окажись девушка более подкована и умела? У нее же есть талант, просто нет желания его развивать. Накику бы предпочла спокойную жизнь и возню в огороде вот этому всему. Может, ему стоило настоять на том, чтобы хотя бы ее не трогали? Может, лучше было бы осесть в самом деле где-то еще, а не в Суне? Рассуждать об этом можно бесконечно, а жалеть о чем-то бесполезно. Былого не изменить, ничего уже не вернуть, и ему придется жить с последствиями своих решений и поступков. Самое главное, чтобы Накику пришла в себя. Ему льстит, что она помнит его и считает мужем, но он хорошо понимает, что это не его драгоценная куколка. Сасори не хочет жить в иллюзии, не хочет эту иллюзию вместо своей любимицы. Накику должна опомниться, и если им где-то и помогут, то в Конохе. Чие, конечно, ворчала, что можно было бы еще и в Суне побиться над подопечной, но Гаара решил, что терять время они больше не могут. Кто знает, не зависит ли от этого ее состояние? В Коноху они прибывают на третий день и, не задерживаясь в воротах и никого не разыскивая, отправляются во дворец Хокаге. Шизуне выглядит озабоченной, но, как и у Усе, у нее это обычное состояние, как уже понял Сасори. — Шизуне-сан, — вежливо здоровается он, останавливаясь около помощницы Тсунаде. — Сасори-сан, рада вас видеть. Подождите буквально пару минут, у Хокаге-сама в кабинете… в общем, подождите пару минут, — Шизуне морщится и скрывается за дверью, откуда раздаются не такие уж и приглушенные крики. Кажется, Тсунаде отчитывает за что-то команду генинов, но Сасори не сказать, что вслушивается. Из кабинета через несколько минут вылетает всклоченный мальчишка и едва не врезается в Широгику. Он мажет по ней удивленным взглядом, но оборачивается на крик Хокаге. Выглядит при этом не таким уж сильно испуганным. Видимо, эта стычка у них далеко не первая. — И только попробуй что-то еще такое устроить! Твой дед был бы в ужасе, что б тебя! — Слышу от алкоголички, не умеющей играть, — огрызается парнишка и ловко уворачивается от полетевшей в него увесистой папки. Ее ловит Сай, молча сжимая в руках до тех пор, пока они не оказываются в кабинете. Накику оставляют с Широгику и Дейдарой за дверью, потому что ей не нужно знать о происходящем особо много. Она, конечно недовольна, но успокаивается, получив от «мужа» поцелуй. Тсунаде-сама не сказать, что выглядит радостной от их визита. На Сая, которого она узнает, так и вовсе смотрит без восторга, но выслушивает их и прижимает ладонь ко лбу. Сасори на мгновение даже проникается сочувствием — дураков в Конохе не меньше, чем в Суне, а то и больше, и с каждым надо разбираться, чтобы они не наворотили никаких дел. — То есть, вы хотите сказать, что помимо чокнувшейся и впавшей в юность бабки, у нас еще есть и ее внучка с примерно теми же проблемами? — подытоживает Хокаге и переводит взгляд с Сасори на свою помощницу, а затем на Ичи. — Мальчик, мне тебя уже жаль. — Мы полагаем, что это может быть как-то связано с ее кеккай-генкаем. Ни один из известных нам способов все исправить не помог, — спокойно и совершенно честно признает Сасори, пусть и без какого-либо удовольствия, их поражение. Да, Суне до процветающей Конохи еще очень далеко, особенно в медицине. Казекаге пусть и делает все, чтобы с помощью союзной деревни подтянуться и в этой сфере, считая ее особенно важной по целому ряду причин, все равно не может ускорить процесс. На все нужно время: ирьенинов готовят не день и не два, обучение сложное и должно проходить правильно, чтобы специалисты были достойные. Несколько долгих мгновений Хокаге молчит, просто глядя на них нечитаемым взглядом. Сасори видит, что она обдумывает все услышанное, и ему хочется поторопить ее, но стоит признать, что помощь нужна им, так что лучше женщину не дергать. Ему ведь прекрасно известно, насколько у нее крутой нрав и тяжелая рука. Наконец, она хлопает ладонью по столу и поднимается на ноги. — Мне надо будет осмотреть ее самой. Шизуне, скажи, чтобы подготовили все для анализов, пусть освободят ту же палату, в которой была Рира. Оповести Яманака, Иноичи должен быть в Конохе, если не сможет, то хотя бы Морино, но это в крайнем случае, — отдает она командным тоном распоряжения. — И вызови Ширануи и Намиаши, они мне будут нужны. — У них выходной, Тсунаде-сама, — возражает помощница, на что Тсунаде приподнимает бровь так выразительно, что Шизуне страдальчески морщится. Видимо понимает, что плакал выходной ее товарищей. — Получат два подряд в следующий раз, — жестко пресекает она продолжение дискуссии. — Как только Накику придет в себя, хочу, чтобы они с Акеми продемонстрировали мне Кишо Хенка Тенсей в действии. — У вас есть ненужные трупы? — с вежливым интересом осведомляется Сасори, и острая улыбка, в которую складываются ярко накрашенные губы женщины, ему не очень нравится. Слишком похожа на его в бытность нукенином. — Ради такого я найду, кого убить. Что ж, до тех самых пор, пока это не кто-то из его подопечных, Сасори дела до этого нет. Ему не нравится, что в Конохе знают об этой технике, но Акеми все еще куноичи Листа, да и воскрешение Гаары так или иначе сделало эту технику известной. Там было слишком много свидетелей. Да и работает она только когда эти две подружки вместе, и теперь им даже бесконечный запас чакры джинчуурики вроде Наруто не должен быть нужен. К тому же, разве плохо, что о Суне говорят что-то хорошее? Как и об их плодотворном союзе с Конохой? — Можете пока прогуляться до поместья Икимоно, мои телохранители зайдут за вами, как только все будет готово, — Тсунаде-сама берет с полки толстый потрепанный фолиант и отпускает их, принимаясь перелистывать страницы. Она еще что-то говорит Шизуне о том, что ей нужна медицинская книга клана Нара, но их это уже не касается. Пожалуй, лучше всего им будет остаться у Икимоно. Если верить словам Акеми, то в поместье очень сложно проникнуть незамеченными из-за привычки ее соклановцев пускать своих гуре сновать по всей территории. Данзо, насколько Сасори известно, сейчас отвлекся, но лучше перестраховаться и быть уверенными, что он не попытается воспользоваться случаем и добраться до кого-то из Ритсуми. — Ну что, мы скоро за твоей сестрой? — Накику, едва только завидев его, прижимается к нему и обнимает за пояс. Сасори привычно обхватывает ее рукой за плечи, только сейчас замечая рядом с ней красивую блондинку. Невольно, он тут же переводит взгляд на Ичи, потому что сходство у этих двоих огромное, почти как у Кику с Рирой. Будто бы потерянные двойняшки, хотя девушка скорее ровесница Акеми, пусть и выглядит немного старше. Из-за фигуры, наверное, но Сасори больше интересует сходство. Рира же из Конохи, может быть, какая-то дальняя родня? — А! — восклицает девушка, отмахиваясь от пытающегося подкатить к ней Дейдары. Тот поет дифирамбы ее груди и бедрам, ничего нового. Странно только, что она еще не заехала ему по лицу. Видимо, посчитала забавным. — Мой брат близнец! Только выглядишь как-то не очень. Красивые люди должны следить за собой, чтобы радовать окружающих. — Приму к сведению, — Ичи, все же, улыбается, кажется зная, с кем говорит. — Прими-прими. Глазки моей Акеми тоже надо радовать, знаешь ли. Улыбка на губах Ичи становится чуть более искренней, отмечает Сасори. — Не подскажешь… — А где второй-то? — перебивает она и окидывает всех взглядом, останавливаясь на Сасори, на которого смотрит с любопытством. Потом моргает и вежливо наклоняет голову. — А, Сасори-сан, рада знакомству. — Это Яманака Ино, подруга Акеми, — спохватившись, представляет Ичи. — И она мне о вас всех рассказывала, ну, кроме вот, — Ино кивает на Сая и Широгику, не видя их лиц из-за масок. — Но я несколько иначе представляла… впрочем, неважно. Все, это весь ваш состав? Шикамару расстроится, — вздыхает она, прикладывая палец к губам, которые тут же растягиваются в улыбке. — Но Акеми обрадуется. Она вчера вернулась с миссии. Ино провожает их до развилки и сворачивает на улицу, где расположено поместье Яманака, но им и не нужно показывать дорогу. Ичи точно помнит, куда им надо идти, да и Сай тоже знает, хоть и молчит. Его сейчас вообще ничего не интересует, кроме Накику. Сасори не нужно велеть ему снять маску, чтобы точно знать, какими печальными глазами он смотрит на девушку, на него ни разу не обернувшуюся. Накику потом придется очень постараться, чтобы привести его в порядок. Там действительно все безнадежно, она влюбила его в себя так, что от этой любви не избавиться, не выдрать из сердца и ничем не заменить. Все же, Сасори этого несчастного даже жаль. Врагу не пожелаешь таких мучений, а у Сая чувства к Накику стали чем-то первым, что вообще принадлежит ему, чем-то сокровенным и делающим его счастливым. А вот Ичи и Канкуро счастливыми делает совсем другой человек, к счастью, куда менее проблемный. Если бы еще и эта, как ее называет Чие, шилохвостка была такой же бедовой, то Сасори бы точно собрал все свои пожитки и всех своих подопечных и перебрался куда-то на Косен. Видимо, все с тем же составом проблемных детей, но у моря можно было бы хотя бы жить спокойно. — К… — Ичи говорит очень тихо, чтобы никто посторонний их не услышал. — Думаю, мы пойдем потом? — Завтра, — Сасори замечает, как расслабляются плечи Ичи. Видимо, встречаться с бабушкой у него желания нет. Что ж, винить его сложно, потому что это совсем не та женщина, которую он знал. Это даже не та женщина, которую знал Сасори. — Можешь остаться с Акеми, если хочешь. В отличие от Канкуро, его поощрить можно, но вряд ли сам Ичи согласится. Он слишком уж обязательный, скорее рыжая девчонка увяжется с ними. Хотя, тут у нее и выбора нет. Накику же считает, что это ее любимая золовка, вон как ждет встречи! То, что она помнит его, считая своим мужем, неудивительно, удивительно, что Акеми отложилась в ее памяти именно как его сестра, к которой она так сильно привязана. Сасори вздыхает, когда они останавливаются у ворот поместья Икимоно. Он здесь прежде не был: Акеми во время последнего их визита в Коноху заглянула к своим буквально на минутку, никого с собой не пригласив. Они тогда торопились, не до знакомств и гостей было. Ичи как раз тянет руку, чтобы постучаться, как на улицу выходят долговязый юноша с пожилой женщиной, держащей его под руку. Это явно соклановцы Акеми, хотя особого сходства Сасори и не видит, кроме рыжих волос парня. Видимо, дальняя родня; клан, насколько ему известно, достаточно большой и многолюдный. — И что шиноби Песка потеряли у наших ворот? — высокомерно интересуется пожилая женщина, окидывая собравшихся неприветливым взглядом. Глаза у нее карие, но цветом ближе к сырой земле, ничуть не выразительные. — Не помню, чтобы мы имели дела с вами. — Мы к Акеми, — как можно миролюбивее говорит Ичи, на что получает суровый взгляд. — Нельзя ли позвать ее или Яхико? — Ах, Акеми, — цедит женщина, и Сасори совсем не нравится, с каким неодобрением она это делает. Акеми, конечно, фыркала, что старейшины ею обычно не сказать, что довольны, но он не ожидал, что настолько. Ичи, видит он, тоже напрягается. — Да кто бы сомневался, что эта сумасбродка кого-то притащит сюда за собой. — Э, не обижайте малышку, малышка милая! — неожиданно подает голос молчавший до этого Дейдара. К Акеми он, кажется, действительно привязался, раз теперь смотрит исподлобья и явно готовится сказать какую-то гадость. Или пошлость, чтобы эта недовольная тут же от инфаркта и умерла. — Малышка? Что за фамильярность. Не потерплю такого в своем доме. Это поместье Икимоно, и посторонним… — Изаёй-сан, я решаю, кто желанный гость в нашем доме, а кто посторонний, — раздается еще один голос за воротами. Мужской, глубокий и очень спокойный. Икимоно Амен был высоким и крупным мужчиной, легко управлявшимся с кусаригамой, доставшейся его сыну. Этот человек похож на него, но выглядит как-то мягче. Он поправляет сползшие на кончик носа очки и неожиданно пронзительным взглядом окидывает собравшихся. Оценивает, примеривается, и Сасори понимает, что это младший брат покойного главы, Исаму-сан. После гибели Амена именно он занял его место. — Исаму-сан, я, все же, считаю, что девчонка… — Принадлежит к основной ветви, Изаёй-сан, в отличие от вашей внучки, поэтому имеет полное право приглашать кого-то в наш дом. — Моя внучка! — давится вздохом женщина. — Моя внучка, в отличие от… — Вы шли проведать дочь, не смею вас больше задерживать, — на губах Исаму-сан очень вежливая улыбка, взгляд холодный, но теплеет, когда он снова смотрит на гостей. — Не знал, что мы кого-то ждем, но проходите… если я спутаю имена, то поправьте меня. Акеми и Яхико мне много рассказывали, так что я думаю, что узнаю вас. Сасори-сан, Ичи-кун, Накику-чан. — Всех кроме Анбу, конечно. И мирового преступника под камуфляжем. — Мы здесь по делу, но решили заглянуть. Если можно, то я хотел бы с вами переговорить наедине. Можем ли… Накику, которая даже не вслушивается в то, что происходит вокруг, вдруг вскрикивает, вырывается из его рук и летит куда-то вперед. Сасори вытягивает шею и видит, как она влетает в Акеми, которая выглядит одновременно счастливой и ошарашенной, и куда более ошарашенной она становится, когда вслушивается в лепет своей подруги. Глаза ее делаются круглыми, как блюдца, и смотрит она даже не на Ичи, а на Сасори, будто бы спрашивая его, что случилось за тот месяц, в течение которого ее не было в Суне. — Акеми-чан! — причитает Накику, крепко обнимая ее. — Это какой-то кошмар! Что у тебя за миссия тут такая? Говорила ему, что тебя пока рано куда-то отправлять, но разве твой брат меня слушает? — Мой брат? — заторможено переспрашивает Акеми. — Твой брат. Но ладно, мы с Сасори раз здесь, то заберем тебя домой, — продолжает Накику, и Сасори кажется, что лицо Акеми никогда не перестанет быть таким вытянутым и удивленным. А глаза такими огромными. Выражают они сейчас крайнюю степень озадаченности и изумления, которые Сасори прекрасно понятны. Жаль, что у него в самом деле нет фотокамеры, чтобы запечатлеть этот момент для того же Канкуро. Вот уж кто сейчас ржал бы как гиена, нисколько не проникшись моментом. Все-таки, его ученик мудак, хоть в присутствии своей девушки и ведет себя значительно лучше. Девушка эта осторожно отстраняет от себя Накику, соображает, что ей нужно подыгрывать, и на мгновение прижимает ко лбу руку, на безымянном пальце которой поблескивает кольцо. Все же хорошо, что Канкуро они оставили дома. Мало ли. — Вы хотели поговорить, — кашляет Исаму-сан в кулак, совершенно не понимая, что происходит, и Сасори, опомнившись, ему кивает, оставляя пока всех на Ичи. Он уверен в том, что старший подопечный справится с этим кавардаком, а Акеми уведет их в ту часть поместья, которая выделена ее семье. Где потише и поспокойнее.

Часть 3.7. Акеми. Сентябрь, 16 лет после рождения Наруто.

HOYO-MiX, Anthony Lynch — Take the Journey

+++

Акеми скучает по Суне. В этом нет ничего удивительного, потому что она привыкла жить там, у нее там и Канкуро, и Ичи, и вообще, кажется, все будущее, которое только можно себе представить. Коноху она любит, но почему-то домом перестает считать очень быстро. Здесь ее клан, здесь прошло все ее детство, но тянет ее из зеленой и богатой деревни в песчаные просторы, которые еще развивать и развивать. Она ничего не может с собой поделать, она хочет туда, ей надо туда и все. Ей плохо без Канкуро и Ичи. Не настолько, чтобы она не могла спать, но настолько, чтобы сон к ней шел не сразу, чтобы ее рука сама проскальзывала между ног, чтобы на рынке она нет-нет, а искала их глазами или думала о том, что можно им привезти. Она же вернется еще в Суну, не навсегда же останется тут, в Конохе, верно? Бабушка, конечно, наверняка предпочтет запереть ее в стенах деревни, но у нее это вряд ли получится. Все-таки, ее власть не безгранична, а теперь еще и Рира, переселившаяся к ней, требует особенно много внимания. Акеми, впервые увидев эту женщину, потеряла дар речи. Сходство с Накику поразительное, хоть и не полное. Рира оказалась куда более мимичной и совершенно несдержанной. В первые же минуты знакомства она прокомментировала то, что Акеми хорошенькая и начала засыпать ее вопросами о внуках, которых внуками-то и считать толком не может. — Так что, у меня там пацан есть? Мэйко, поженить не хочешь? — хохотала Рира, подкидывая в воздух кунай и тут же его ловя. Акеми отметила, что делает она это очень ловко. Рука у нее натренированная, что удивительно — она столько времени провела у Орочимару, а тело все равно ничего не забыло. Ее на миссии, интересно, отпускать будут? Хотя с тем, как Мэйко-сан над ней чахнет, то вряд ли. Чего доброго, ее опять кто-то украдет, хоть тот же змеиный саннин, если у него остались еще какие-то непоставленные на ней опыты. Или Данзо, раз уж он так интересуется хенка Ритсуми. Акеми, в целом, это даже на руку. Бабушка так хоть от нее отвлеклась, опекая свою драгоценную Риру. — Я уже предлагала, но моя внучка… — Мэйко-сан кинула на Акеми очень острый взгляд. Про ее отношения с Ичи и Канкуро она ей уже высказала. Узнала от Чие-сан во время той их пьянки и пришла то ли в ярость, то ли в ужас. А, может, и в то, и в другое. — Решила крутить хвостом. — Да пусть крутит, пока молодая! Это ты всегда была серьезная до тошноты, фу, — закатила глаза Рира и подкинула кунай особенно высоко. Акеми отсчитала восемь поворотов, прежде чем на кончике лезвия сомкнулись тонкие пальцы. — Как только потрахаться с кем-то решила, ханжа отмороженная. Еще и дочь заделала же! — Рира, да что у тебя за язык такой поганый-то?! — воскликнула Мэйко-сан, а Акеми предательски начала смеяться. Смеялась она, впрочем, недолго, потому что потом бабушка ей задала жару за Суну. Случился очередной скандал. Акеми было немного неудобно, потому что Рира честно пыталась их как-то разнять, но у нее ничего не вышло. Да там ни у кого бы не вышло. Мэйко-сан не одобряет ни Суну, ни песчаников, ни то, как ее внучку, а теперь еще и внука, туда тянет. Чие-сан ей много чего наговорила, так что у нее и через месяц хватает тем для разговоров. А Акеми не видит ничего плохого в том, что делает, как не видит ничего плохого и в своей привязанности к Суне. Скандалить ей, впрочем, не нравится, поэтому от бабушки Акеми предпочитает малодушно прятаться. Будь ее воля, она бы и от своего клана спряталась, но с этим сложнее. Ее отсутствие не было одобрено старейшинами, и они не упускают момента, чтобы ткнуть ее носом в то, как же мало времени она уделяет своим обязанностям. Акеми не сказать, что задевает чужое мнение, но приятного мало. Кому вообще понравится слушать о себе гадости? Новые кладки стариков не волнуют, они напирают на то, что Акеми совсем от рук отбилась. Ничего нового ей они не говорят, бубнеж у них один и тот же, который она, в основном, пропускает мимо ушей. В конце концов, не сказать, что это ее вина, что старейшины от нее не в восторге. В клане очень любили ее отца, но не мать. Кагуя-сан хоть и была дочерью Гакари Мэйко, хоть и считалась хорошей и умелой куноичи, но не принадлежала к старому роду и не желала подчиняться установленным правилам. Клан мужа она очень уважала, но сама себя к ним причислять не собиралась, о чем сразу и сказала. Это ведь Амену-сан именно она была нужна, это он трижды звал ее замуж, прежде чем она кое-как согласилась. С кучей оговорок, которые даже непонятно как приняла старая глава клана, прабабушка Акеми, которая умерла незадолго до первого дня рождения правнучки. Мать считали выскочкой, гордячкой и задирой, и Акеми признает, что в чем-то все были правы. У Кагуи-сан был действительно сложный и тяжелый характер, она никому не давала спуску и уж точно не позволила бы кому-то так разговаривать со своими детьми. Яхико ее совсем не помнит, в отличие от Акеми, у которой просыпаются все самые худшие материнские черты, когда на нее начинают давить. Так она не выдержала и нахамила на первом же общем завтраке одной из своих теток, поднявшей страшный крик. Исаму-джи пришлось долго успокаивать старуху, напоминая ей о ее месте в клане, разговаривать потом и с Акеми, которую ему пришлось наказать, отправив работать в террариуме. Будто наказание, ха! Там хотя бы ее ровесники возятся, с ними поинтереснее, чем со старыми козлами, от которых ее тошнит. Поразительно, как похожи все наделенные властью старики в Суне и в Конохе, будто бы скопированы друг с друга. Акеми при мысли о них всякий раз морщится, не представляя даже что творится в их головах. А ведь это самые уважаемые люди, чуть ли не вершители, мать их, судеб! Акеми ловит себя на том, что повторяет какие-то выражения Канкуро, и крутит кольцо на пальце. Это тоже вызывало у всех вопросы, — помолвочное, сразу разглядели женщины и зашептались, — но объяснилась она только с дядей, от которого скрывать то, что у нее кто-то есть, не стала. Все-таки, его дядю любит и не хочет, чтобы до него долетели какие-то дурацкие чужие слухи. Акеми, конечно, шилохвостка, как зовет ее Чие, но никого, кроме Ичи и Канкуро, у нее нет и не будет. Разве ж плохо, что она любит двоих, они договорились между собой, и у них все хорошо? Она даже никого ни у кого не отбивала! Сора не считается, потому что она для Канкуро была развлечением, а с Аими Ичи расстался сам еще до того, как Акеми забралась ему в постель. Все это она кратко и рассказывает своему дяде, на что он только вздыхает и сетует, что знать не знает, что с ней делать. Он не ругается, ничего ей не запрещает, за что Акеми ему благодарна. Они же оба понимают, что запреты бы все равно не помогли. Ками-сама, как же она по ним скучает! Акеми скучает и переживает еще из-за того, что даже попрощаться не успела ни с одним, ни со вторым. Особенно обидно за Ичи, которого дольше не видела. Вдруг они там оба решат, что не так уж это и интересно — ее ждать? Вдруг поймут, что можно найти кого-то поближе и попроще? Акеми знает, что Канкуро ее любит, знает, что Ичи тоже, вроде как, любит, хотя и не говорил об этом, — а мог бы, и из-за этого она тоже переживает, — но иногда представляет, что они ее уже забыли. Кольцо на пальце в такие моменты кажется ей каким-то особенно тяжелым. А потом Акеми умывается холодной водой и гонит эти мысли прочь. Ей за себя становится даже стыдно, потому что ни Ичи, ни Канкуро подобных сомнений не заслуживают. Кукловод себя, конечно, вел отвратно в начале весны, но это было уже давно, и с тех пор он ни на кого, кроме нее, не смотрит даже. Да и вряд ли бы он дал ей кольцо своей матери, будь все несерьезно. Чтобы не скатиться в тоску, Акеми старается занять себя миссиями и делами в клане. В конце концов, у нее есть и обязанности, и какие-то заботы, и друзья, с которыми она давно не виделась. Как бы сильно она ни скучала по Суне, это никакой не повод запираться в своей комнате и сидеть в поместье безвылазно, выбираясь исключительно на миссии. Акеми таскается везде с Аичиро и Каем, проводит время с Хошиме, с которым перебирает всех девушек, которые могут понравиться их ледяному принцу. Задача на самом деле сложная, потому что Кай ужасно придирчивый. Придирчивей только Неджи, но у того глаза словно приклеены к Хинате. Внимание Акеми на это обратила конечно же Ино. — Я тебе говорю, он ее даже не раздевает глазами, а трахает, — поделилась Яманака, пока собирала свадебный букет. Кто-то из гражданских заказал оформление торжества и, конечно же, цветы для невесты. — Так уж и трахает? — с сомнением протянула Акеми, сидя на стойке и обрывая какой-то цветочек. — Любят, не любят, любят… Любят же? Куда бы за эти несколько недель делись чувства, правда? — Так уж и трахает, почти как твои тебя сейчас в своих влажных фантазиях. И любят, отдай сюда, пока не нагадала себе фигни какой-то, — Ино выдернула стебель у нее из рук. — Ты мне лучше скажи, как оно, что? Давай-давай, рассказывай, шлюшка! — Что оно как? — Акеми нисколько не обидевшись на обзывательство, подняла на подругу глаза. — С двумя, блин, что еще я могу спросить? Не тупи, мне хватает, что Шикамару у меня хоть и гений, но тупой, да и Чоджи звезд с неба не хватает! Ино потянулась за лентой и ножницами, чтобы сделать красивый бантик. Как у нее получается все вот это Акеми до сих пор не понимает. Они в академии, вроде, учились чему-то похожему, но с тех пор ее знания порядком поблекли. Да и не сказать, что ей это так уж и сильно было нужно, у нее немного другая специфика работы, никак не связанная с икебанами. — А, ну… честно говоря, я больше сплю с Куро, потому что Ичи чаще на миссиях. — А когда они оба в Суне? — С обоими, — пожав плечами, ответила Акеми. — Или вместе, или с кем-то одним, когда рядом и не занят. — С обоими, — повторила Ино и повернулась к ней лицом. Взгляд у нее сделался пристальным и пронзительным, даже хищным. Она очень красива, поэтому легко забыть о том, что она еще и умная и, когда хочет, страшная. — Как? — В рот и сзади… ну, или я сверху, ну и все еще в рот. Ну, или рукой. Вообще, чередуем. Чередовали. В Щимо и, недолго — из-за миссии Ичи — в Суне, а потом они с Канкуро остались вдвоем, и развлекаться пришлось более привычными и традиционными способами. — А оба сразу? У нас с тобой внизу две дырки, не все же ртом работать и руками, — Ино поставила букет в вазу, отошла на несколько шагов, рассмотреть издалека, и довольно себе кивнула. — Мы не успели, — Акеми тут же сникла. Они вообще много чего не успели и теперь даже непонятно когда попробуют. Заметив это, Ино подошла к ней и обняла за плечи. — Не переживай, у меня вообще из-за этих козлов секса нет. Мудаки, блин, моралисты хреновы! Акеми легко догадалась, о ком говорит Ино, и сочувственно вздохнула. Ей повезло, что ее хотя бы не отшивали. Наверное, откажи ей Ичи в тот самый первый раз, то они, мало того, что вместе бы точно не были, так еще и она бы от позора не знала куда деться. — Они тебе хоть что-то сказали? — устроив голову на груди Ино, спросила Акеми. Раньше она немного завидовала и ей, и Хинате, потому что у нее таких форм нет. Теперь ее это ничуть не беспокоит, потому что Канкуро и Ичи нравится ее грудь именно такой, небольшой и аккуратной. Идеально, как говорил несколько раз Канкуро, помещающейся в ладони. — Что я еще маленькая. Ну ничего, я найду момент и им устрою… Ино своего добьется, Акеми в этом ни на минуту не сомневается. Она в свою подругу верит, как и в то, что Саске никогда не вернется в Коноху. И, кажется, сама Сакура начала в это верить. В один из дней Акеми совершенно случайно заметила Какаши-сенсея и Сакуру с покупками. Шли они явно не к ней домой и громко обсуждали что надо приготовить, чтобы накормить Наруто, потому что нельзя есть один только рамен. Неужели, Сакура решила думать о ком-то еще, кроме проклятого Учихи? Может, Сакура наконец-то решила обратить внимание на Наруто? Это было бы неплохо, тогда ведь и Хината может успокоиться и перестать по нему вздыхать. С Неджи ей точно будет лучше, потому что он уже с нее сдувает пылинки. Она заслуживает восхищенных взглядов кого-то заботливого, кто ее будет ставить впереди всех остальных. А Акеми, блин, заслуживает Ичи и Канкуро, по которым ужасно скучает. Миссий в Суну, как назло, нет, будто ее бабушка как-то вмешалась, сделав все, чтобы ее туда не отправляли. И Канкуро с Ичи тоже не спешат, но они наверняка заняты: у первого Раса, а у второго миссии. Понятное дело, что у них нет возможности вырваться, но ей немного обидно, что они этого как-то все же не делают. Обида иррациональная и глупая, поэтому на ней Акеми старается не зацикливаться. Они же ниндзя, и у них масса обязанностей, которые нельзя вот так просто бросить. Хотя Канкуро, конечно, был бы не против. Он любит Суну, он хороший шиноби, но ведь и вправду думает иногда не той головой, что у него на шее, а той, что между ног. И как же Акеми скучает что по одной его голове, что по второй! Как же она скучает и по Ичи, которого еще дольше не видела. Как они там оба? Чем заняты? И кем? Хотя, это глупый вопрос, потому что ни один из них налево не пойдет. Она в этом уверена, но это первая их разлука, поэтому в голову лезут всякие глупости. Акеми останавливается посреди террариума и решает, что на сегодня, пожалуй, все. Она проверила все кладки, всех покормила, а уборку малодушно спихнула на так удачно подвернувшегося под руку кузена. Выходит Акеми, снимая с себя налипших тут и там ящериц, и бредет через сад к себе в комнату. Она задумчиво смотрит под ноги, накручивает на пальцы кончик перекинутого через плечо хвоста. Акеми все пытается прикинуть, чем бы еще можно было заняться, — пойти, что ли, подоставать Кая? — и вдруг замирает уже около своей комнаты, когда гуре приносят ей те образы, которые она никак не ждет. Акеми напрочь забывает о том, что одета в старую футболку, что по поместью вообще не стоит бегать, потому что ей плевать. Она буквально вылетает из дому, даже не успев сунуть ноги в шлепки, и едва не падает, когда на ней виснет Накику. Акеми стискивает ее в объятиях, радостно улыбается, вдыхая знакомый аромат трав и имбиря, жмурится и тут же распахивает глаза, чтобы найти ими Ичи. И вдруг до нее доходит смысл того, что говорит ей Накику. Вот теперь Акеми забывает обо всем в прямом смысле слова и упирается взглядом в Сасори. Кажется, она очень много пропустила и теперь совсем ничего не понимает. — Брат, да? — неуверенно переспрашивает она, когда Исаму-джи уводит Сасори-сан в кабинет. Она все же выпускает Накику из рук, пользуясь тем, что ее отвлекает… да, это точно Широгику. Яхико будет в восторге, когда вернется домой. Она дает младшей сестре Ритсуми отвести старшую в сторону, а сама поворачивается к Ичи и виснет теперь у него на шее, потому что мир ее сужается до него одного. Акеми привстает на цыпочках, заставляя его наклониться, и прижимается к его губам своими. Соскучилась она настолько, что даже поцеловать его толком не может, почти сразу же прячет лицо у него на плече и жадно вдыхает запах ежевики и смородины. К нему примешивается и пыль, и пот, потому что он вот, с дороги, но ей совершенно все равно. Она не такая брезгливая, как он, хотя от мысли затащить его в душ ее бросает в дрожь. Ичи держит ее крепко и сдергивает резинку, зарываясь пальцами в рыжие пряди, на что Акеми невольно улыбается. Канкуро нравятся ее длинные ноги, а Ичи — то, как длинные гладкие волосы чувствуются у него под ладонями. Она соскучилась так сильно, что даже рук разжимать не хочет, хоть и понимает, что просто стоять с ним в обнимку не может. Дел у них, судя по всему, хватает, но еще пара мгновений у нее точно есть. — Я не успела попрощаться даже, прости, — бормочет Акеми, отстраняясь и заглядывая ему в лицо. Она чувствует себя за это ужасно виноватой и переживает, что Ичи мог обидеться, — хотя они же шиноби, глупо обижаться на нечто подобное, — но он только головой качает и целует ее еще раз. Коротко, потому что они стоят посреди коридора в поместье Икимоно, и Накику уже зовет свою «золовку». К ней присоединяется Дейдара, требующий и себе порции обнимашек, потому что он заслужил. От Ичи Акеми узнает, что конкретно случилось в Суне. Она кивает, запоминая, и начинает подыгрывать Накику, чтобы не раздражать и не нервировать ее. Вечером Кику нужно будет остаться в больнице, и все судорожно соображают, что же можно придумать, чтобы ее уговорить. — Вы же хотите с братом детей, а Тсунаде-сама лучше всего помогает парам, у которых с этим проблемы, — наконец, говорит Акеми, не сильно-то веря в то, что несет. — Вообще, чтобы не было проблем, нужно… — начинает гоготать Дейдара, но Акеми больно бьет его по ноге под столом. Смотрит она при этом искоса на Сая, которого узнает даже несмотря на его маску. Кто еще это может быть такой несчастный и молчаливый? Она пока не может даже подойти к нему, спросить, как он. Канкуро-то спалил ей самым бессовестным образом то, что ее лучшая подруга спит со своим опекуном, и Акеми потом все вытрясла еще и из Накику, потому что ей нужно было знать что там происходит и как. Обмениваться опытом-то надо! Так что теперь она переживает и за Сая, потому что он очень ведь ранимый, даже если со стороны кажется иначе. Накику на Сая сейчас даже не смотрит, и Акеми, на секунду представив себя в такой ситуации, кидает на товарища по команде очень встревоженный взгляд. В какой-то момент она пытается его поймать для разговора, но он как-то очень уж изящно уходит, не давая к себе подступиться. Не хочет ни о чем говорить, видимо, переживает все молча, что б его. Ладно, с ним Широгику, так что она присмотрит за своим любимым тайчо. Поскорее бы Накику привели в порядок, иначе тут все с ума сойдут. Она переводит взгляд на Ичи и сжимает его руку своей, переплетая пальцы. В том, что он переживает, у нее никаких сомнений нет. Сестер он очень любит. После ужина Исаму-джи снимает очки и трет уставшие глаза. Время еще не такое уж и позднее, но он сегодня очень рано встал, поэтому явно хочет поскорее удалиться к себе. Он бы мог; Сасори-сан уже ушел с Накику в больницу и останется там с ней. С ними же пошел и Сай: он просто молча встал, прилипнув взглядом к Накику и незаметно для всех исчез. Бедный, явно же хочет убедиться, что с ней все будет хорошо. Или просто просидеть около нее, потому что пока это единственный способ быть рядом. — Акеми, надо гостей устроить. Комнат хватит на всех, но Широгику-чан может лечь с тобой, чтобы было веселее, — предлагает Исаму-джи. Комнат даже в этой части поместья легко хватит на всех, хотя того же Дейдару лучше держать под присмотром. Акеми сомневается, что подрывник куда-то сделает ноги, тем более, что ему уже пообещали показать чаиро, да и он вроде как привязался к ним, но лучше перебдеть, чем недобдеть. — Спасибо, мы… — начинает было Ичи, но Акеми, вдруг ловит его за руку и тянет, заставляя встать. — Мы ночуем у меня, — заявляет она и на осуждающий взгляд своего дяди пожимает плечами, нисколько не стесняясь и не стыдясь. — Да ладно, обо мне тут что только не говорят, пусть хоть повод будет. — Делай что хочешь, — после небольшой паузы вздыхает Исаму-джи и качает головой. Он не сказать, что в восторге от этого, но, видимо, решает не спорить. — Только не смей потом огрызаться, когда кто-то из старейшин что-то скажет. А они скажут, сама же знаешь. Огрызаться Акеми и не собирается. Она собирается выпячивать свое счастье, которое вот оно, у нее есть: высокое, светловолосое, с бирюзовыми глазами и очень красивой улыбкой. Есть еще одно, но оно сейчас в Суне, но Акеми и им обязательно похвастается, потому что Канкуро тоже красивый. Ичи она тянет за собой в комнату и нерешительно замирает, после того как плотно закрывает раздвижные двери, украшенные спрятавшимися меж высокой травы яркими ящерицами. Как хорошо, что она успела прибраться! Акеми кидает взгляд на полки, проверяя, чтобы все было на своих местах, и вдруг краснеет: там у нее стоит антисептик, который Акеми стащила перед отбытием в Коноху. Рядом лежит и старый кунай Канкуро, а на кровати валяется его майка, которую она взяла с собой, но от Ичи тоже что-то хотелось. Недолго думая, она просто стянула у него одну из скляночек, решив, что он и не заметит пропажу. Ловя его взгляд, она нервно смеется, надеясь, что он не станет ее ругать. — Может быть, я заходила к тебе, — поняв, что он увидел антисептик, признается Акеми и теребит свой браслет. — Может быть, не один раз. Но я, честно, ничего не трогала, только один взяла, потому что ты им всегда пахнешь, и мне хотелось… — Иди сюда, — Ичи улыбается так, что у Акеми мурашки по коже бегут. Она смотрит на него круглыми глазами, облизывает губы и послушно подходит. Ее руки снова обвиваются вокруг его шеи, она прижимается к нему всем телом и стонет в куда более несдержанный и грязный поцелуй. Ичи покусывает ее губы и скользит по нижней языком, намекая, чтобы Акеми приоткрыла рот. Она сейчас вообще на все, что угодно согласна, даже тут у двери готова ему отдаться или опуститься перед ним на колени. Акеми на все готова, но знает же, что ему в душ надо, поэтому разрывает поцелуй и толкает его в сторону ванной, раздеваясь на ходу. Ей-то с себя особо снимать нечего, только длинную футболку и трусики, а вот на Ичи одежды куда больше, и она, подрагивающими от возбуждения пальцами, помогает ему избавиться от нее. Ее потряхивает, так сильно она его хочет, так сильно соскучилась и так ей не терпится поскорее прижаться к его голому телу своим. Как ей вообще надо было держать себя в руках, когда он вот, тут, и она может делать с ним все, что хочет? Когда может скользить по его плечам ладонями и оставлять на шее темные следы, один из которых он завтра наверняка забудет свести? Да никогда бы в жизни она не пустила его спать куда-то еще! Кто включает воду Акеми не помнит, не помнит, кто первым оказывается под струями воды, потому что это ее вообще не волнует. Ее волнует то, как Ичи сжимает ее ягодицы, как приподнимает ее и целует оказавшуюся перед его лицом грудь, посасывая набухшие соски. Растягивать себя Акеми не дает, — зачем, когда она уже вся готова? — потому что хочет почувствовать его всего, а влаги между ног у нее и так хватит, чтобы он легко проскользнул в нее. Ичи прижимает ее к холодному кафелю, а сам он горячий то ли сам по себе, то ли из-за льющейся сверху воды, но контраст выходит прекрасный. Выходит все почти как в тот раз у него в квартире: ее нога снова закинута на его плечо, он придерживает ее, насаживает на себя, и Акеми приходится закусить губу почти до крови, чтобы не начать громко вскрикивать от того, как ей хорошо. Немного, самую малость, неприятно из-за глубины проникновения и самой позы, но не настолько, чтобы это заставило ее остыть. Даже наоборот, легкая боль только подстегивает. В Суне ей можно стонать столько, сколько душе угодно, а здесь она старается быть тихой, хотя и скулит от замечательного чувства наполненности, от его члена внутри нее и губ на ней. Это не сравнится с тем, как она сама сбрасывает напряжение, все намного ярче и лучше. Может быть еще и из-за того, что Акеми ужасно соскучилась. Ичи двигается в ней резко и быстро, держит крепко, уверенно, и Акеми жмурится от восторга и удовольствия, и, все же, стонет, когда наконец-то кончает сама и чувствует, что он спускает в нее. К черту презервативы, без них же намного лучше, хоть потом и приходится приводить себя в порядок.— Я тебя так люблю, — тихо признается Акеми и обнимает его за шею, не желая отстраняться. Очень любит и очень соскучилась, будь ее воля, то вообще бы никуда не отпускала. Она не видела его полтора месяца и теперь хочет восполнить отсутствие ласки и тепла. По прикосновениям, по его запаху, да просто по нему всему. — Я скучал, — говорит в ответ Ичи. Это не совсем то, что она хочет услышать, — и, может быть, ей чуточку обидно из-за этого, — но ей и таких слов хватает. Главное же, что он о ней думает, правда? Акеми улыбается и целует его в подбородок, игриво прикусывая и тихо смеясь. После душа она быстро меняет простыни, опять же, зная, что нравится Ичи спать на чистом и свежем, когда он возвращается домой. Акеми видит, что он устал и с дороги, и из-за переживаний, и хочет сделать все, чтобы ему было удобно. Она поправляет подушки, не забывает задернуть шторы, а иначе свет с утра будет бить в глаза, и потом уже забирается к Ичи под одеяло. Ложится к нему под бок и тесно прижимается. Будь тут Канкуро, было бы еще лучше, — хотя она не знает, как бы они уместились на ее кровати, — но ей и так хорошо, почти как дома. Она впервые с момента своего возвращения в Коноху засыпает легко и быстро, согретая его теплом. А утром Акеми, проснувшись первой, откидывает одеяло и будит Ичи губами на его твердом красивом члене, наслаждаясь тем, как парень дышит и дрожит от удовольствия. У нее получается все лучше, она теперь может до самого основания взять так, чтобы головка упиралась ей в горло. Канкуро все-таки оказывается очень хорошим учителем. Акеми же — очень усидчивая и прилежная ученица, которой хочется доставить своим парням как можно больше удовольствия. Она ласково играет с его мошонкой, старательно сосет и даже не думает отстраниться, когда он кончает, проглатывая все до последней капли. — Доброе утро, — Акеми старается кокетливо улыбнуться, копируя Ино, но не выдерживает и громко смеется, когда Ичи тянет ее к себе, переворачивает на спину и подминает под себя, устраивая ладонь между ее разведенных ног. Как же она любит вот так начинать свой день! Как же она просто любит быть с Ичи и Канкуро, без которых действительно уже не представляет своей жизни. Без них и без Суны, без всех, кто живет там. Поскорее бы уже вернуться домой.

Часть 3.7. Ичи. Июль — сентябрь, 16 лет после рождения Наруто.

Shawn Mendes — There's Nothing Holdin' Me Back

+++

Ичи казалось, что он вздохнул с облегчением, вернувшись из Щимо, но, оказалось, это были цветочки. Ягодки наступили после, казалось бы, пары недель затишья, но оно было то самое, перед бурей. Конечно же, окунуться в любовное приключение с головой ему бы никто не дал, да и Канкуро с Акеми тоже, так что миссии возобновились; конкретно у него — довольно длинные, иногда даже за пределы страны Ветра, но и тут ничего нового. Только вот отправляясь на одну из относительно коротких он вернулся в Суну и обнаружил, что Акеми с Яхико нет, Скорпион гоняет злых Накику и Канкуро только так, особенно, последнего, и только у Темари наконец-то относительно довольное лицо. Тут и гадать не надо: так как Раса всё ещё не сдох и не пропал, скорее всего, она помирилась со своим лосем. Поговорить с подругой он, впрочем, не успевает, как и с сестрой: когда он не был с Канкуро и Акеми, Ичи был на миссиях, так что у него возникает такое чувство, что он из реальности выпал на год, а не на месяц с небольшим. Кукловод, едва освободившись в день его возвращения, утаскивает его прямо из кабинета Гаары в середине отчёта, но Казекаге только тяжело вздыхает и махает рукой. Темари сочувственно и вместе с тем облегчённо улыбается. Она очень ответственная, так что весь груз заботы — в том числе душевного равновесия — о братьях ложится на её плечи. Обо всех новостях он узнаёт у своего… а кем теперь ему, к слову, приходится Куро? — Я, блять, кольцо ей мамино отдал, уверен, что её бабка узнала и специально её отсюда выдернула! — Ты… что? — Не грузись, подари тоже, за тебя её проще отдать будет, ну, мы уже это обсуждали. — Куро… — Ичи устало опускается на кровать, позабыв даже о том, что простыни на ней, скорее всего не первой свежести. — Мы обсуждали, да. Ты же не попробовал ей ребёнка заделать, пока меня не было? — Нет, иначе бы Гаара мне личный песчаный гроб соорудил, — огрызается марионетчик. — Или Сасори-сенсей. Он тоже не шибко-то довольный ходит, из-за этих утят пигалицы. Ичи хлопает ресницами и недоумённо склоняет голову. Он, честно говоря, не думал, что сестра решится и в Суне свои мутки с художником продолжать, хотя его, конечно, жаль было. И кто там ещё затесался в семью крякающих? — Приём, Ичи, художник и этот пошлый хер Дейдара теперь живут у Сасори-сенсея, блять… ты точно после Щимо с нами тут, а не у инопланетян? — Вы разве мне говорили?.. — бормочет Ичи. Ужас, он совсем забыл даже о сёстрах. Но и они ведь с ним не говорили весь июль! Надо уже хоть заглянуть в поместье Гокьёдай… и проверить, что там за цирк. Вместо этого Ичи отправляется в душ — у Канкуро, тут уже даже его сменная одежда есть, и это не считая средств за уходом и антисептиков. Как-то незаметно он перетащил сюда и зубную щётку — одну из — и пару комплектов постельного белья. Что делать — непонятно, его в Коноху в ближайшее время, скорее всего, никто не отпустит, а Скорпион, по словам Канкуро, своего ученика уж тем более, боится, что тот наворотит делов. И всё же Ичи очень хочет увидеть Акеми. Он слоняется по улицам Суны и вспоминает о кольце Каруры-сан: после Канкуро о нём ещё напомнил в разговоре Сасори, когда Ичи зашёл к тому в кабинет. Расспросить о том, что конкретно происходит у Скорпиона дома Ичи, конечно, не рискнул, — проще с сестрой всё-таки поговорить, или с той же Широ, — зато советник поделился тем, что случилось между Расой и Акеми из-за подарка старшего сына Йондайме. Если Ичи и хочется чакрой-скальпелем Бывшего-сама ночью случайно кончить, сделать этого, к сожалению, не получится. Вряд ли Акеми оценит, что он не пришёл к ней потому, что заперт в темнице. С другой стороны, причину заключения она бы оценила точно. Ноги сами его доводят до ювелирного магазина. Ичи всё ещё считает, что задумываться о браке им всем слишком рано, но, разглядывая витрину, он видит вдруг по ту сторону Сая и, для верности тря глаза руками, заходит внутрь. Вид у художника растерянный, когда он оборачивается с чем-то, зажатым в пальцах. Мастер вот выглядит весьма воодушевлённым, ровно до тех пор, пока не понимает, что эти оба друг с другом знакомы. — Ты что тут делаешь? — Я хотел заказать подарок для Кику, — совершенно честно отвечает парень и поднимает на него свои большие и чуть раскосые чёрные глаза. Пингвин, как есть. — У меня есть отполированные минералы, которые я случайно нашёл, я думал сделать вставку в кольцо. Они красиво блестят, ей понравится. Опять кольца, чтоб их. Но Ичи уже невольно начинает и сам скользить взглядом по прилавку, где выставлены и готовые модели, и заготовки по типу простого тонкого золотого ободка, который Сай вертит в правой руке. Когда он показывает ему два камешка: один совсем крошечный, второй куда больше, Ичи прищуривается и смотрит на продавца, точнее на то, как он поспешно удаляется в подсобку, даже не предлагая продемонстрировать товар. Ладно, то, что Сай может не разбираться в камнях, не сильно удивляет Ичи. С другой стороны, он же, кажется, уже кучу энциклопедий вдоль и поперёк изучил! Или исключительно про животных и их сексуальные повадки?! — Пойдём, тут рядом есть честный ремесленник. А тот, что побольше спрячь. — Ичи уже дарил украшения сёстрам: Кику вообще сорока, которая любит всё блестящее, Широ не против покрасоваться серёжками, да и Темари, помнится, Ичи на день рождения дарил браслеты на ноги. Так что он неплохо знает к кому стоит обращаться по таким вопросам. — Ты что, собрался ей предложение делать? — Она не согласится, — печально заявляет художник, и у Ичи лицо вытягивается. Ещё один с матримониальными планами! Ладно, пусть Кику сама с ним разбирается. Или Скорпион, раз зачем-то к себе поселил. — Эти камни, правда, такие редкие? — Редкие и довольно дорогие, так что не вздумай их показывать ещё кому-то, лучше отдай на хранение Накику, — та точно оценит. — Или Сасори-сан. Хотя, этот вполне может как забрать себе и сделать что-то опять же для Кику, так и продать, заполнив не шибко богатое государственное хранилище. Нет, точно нет, а то вдруг старейшины раньше растащат на «благо деревни». С этих станется — на составление нового списка женихов и невест, например. Из страны Тишины вроде как раз какой-то дипломат прибыл, незаконный сын даймё, который ищет себе невесту, обещая, в случае, если его узаконят, финансово помочь стране Ветра. Непонятно только почему у себя на родине не ищет или в той же более процветающей Конохе. Хотя, зачем более процветающей Конохи сдался какой-то непонятный дипломат? Пока Сай обсуждает свои дела с ювелиром и показывает какие-то зарисовки, Ичи рассеянно разглядывает то, что мастер успел показать из личных запасов. Большинство — слишком уж вычурные, которые Акеми бы точно не понравились. Но одно цепляет его взгляд: оно тоже тонкое, с переплетением, похожим на хвост ящерицы, и турмалин в нём ярко-бирюзовый, под цвет его глаз. Ичи знает, что Акеми нравится бирюзовый. Догадывается даже, что из-за Канкуро, но оттенки их глаз очень разные, и Ичи всё-таки покупает приглянувшееся. Он не совсем уверен когда и как его можно подарить, но прошлый его подарок Акеми сама нашла, так что в крайнем случае, и с этим также пройдёт. Глупая мысль, конечно, но она почему-то появляется в его голове. Коробочку он до поры до времени оставляет у Канкуро: кладёт в ту черепашку, которую они купили Акеми в Щимо и которую она, видимо, забыла забрать, потому что не думала, что надолго покинет Суну. Он скучает, но покорно берёт очередную миссию у Усё: Гаара обещает, что попытается разузнать что да как в Конохе. Но к дню рождения Накику Казекаге так ничего конкретного сказать не может. Семейные посиделки немного приободряют Ичи, учитывая, что он в кои-то веки позволяет себе даже выпить настойки Чиё-баа, к своему удивлению просыпаясь почему-то в комнате с тысячей печатей на стенах, и только потом соображая, что это та самая гостевая, где они пару раз спали с Акеми. Спали ещё до того, как это перестало быть прямым смыслом слова. С одной стороны он обнаруживает сопящего Канкуро, закинувшего на него руку, с другой — храпящего Дейдару, закинувшего ногу. Прекрасно. Что, интересно, Чиё-баа подмешивает в свой напиток, что с трёх бутылок на такую толпу их развезло до подобного состояния? Ичи брезгливо спихивает с себя чужие конечности и шарится в карманах в поисках антисептика. Чувствует волну паники, когда не находит ни антисептика, ни карманов: это не его штаны, а какие-то пижамные шорты, которые он оставил у Кику лет пять назад. Ичи даже не помнит, чтобы он переодевался. Но не помнить один-единственный вечер это не так страшно, как не помнить свою собственную жизнь. — На что конкретно меня проверяют-то? — тянет Накику, глядя на него как любой другой недовольный пациент на своего лечащего доктора, чьими услугами он не впечатлился. Его самая проблемная сестра не подвела: как только её упустили из виду, она взяла и… впрочем, со слов Широ виноватой Кику не была: их застали врасплох. Чиё-сама считает, что дело в хенка, но ведь и та дамочка с когтями могла что-то спровоцировать? Яд из организма вывели: он оказался не таким уж и сильным, царапины залечить было тоже плёвым делом, так что, чёрт подери, произошло? Неужели, и правда, дело в кеккей-генкае? — А то мне уже сообщили несколько версий. — Надо убедиться, что после миссии и яда всё восстановилось… — Ичи хочется протянуть руку и погладить этого ершистого ёжика по голове, но он сдерживается. Она его сестра, в детстве они были очень близки, но она его не помнит и не узнаёт. И почти всех, кроме разве что Сасори и Акеми. Удивительно, но Ичи даже рад, что именно им она может довериться. Скорпион Кику точно не оставит, пока не приведёт в порядок, а Акеми… она просто солнце, рядом с которым хорошо всем. — Отдохни дома, поняла? — У меня дома появилась куча непонятных мужиков, — фыркает Накику и переводит взгляд на Сая, бледной тенью сидящего у окна. Сасори ушёл по делам и в сопровождающего поставил художника. — Зачем и от кого меня охранять? Мой муж это придумал, чтобы не признаваться, что потерял своё кольцо на работе? Или он там… Ичи резко встаёт и выходит в коридор, не зная точно хочется ему расплакаться или расхохотаться. Сначала Рира-баа, теперь это. Он протирает руки антисептиком и устало приваливается спиной к стене. Проклятый хенка. Как хорошо, что Широ его не унаследовала. Новоиспечённая Анбу тоже сама не своя, и сейчас её успокаивают Гаара и Усё-сан, стоящие дальше по коридору. Когда Накику выходит из кабинета, где он её осматривал, то крепко хватается за локоть Сая: она всё-таки к нему тянется, особенно когда рядом нет Скорпиона. Который ей сказал, что Сай и Дейдара — телохранители, нанятые им для её безопасности. Бывший пленник, а теперь почётный телохранитель даже послушно подлетает к своей подопечной с другой стороны и тоже подхватывает под локоток. В любой другой момент Сай бы возмутился, а сейчас лишь угрюмо глядит перед собой и в никуда, еле переставляя ноги. Цирк, это какой-то цирк, блять. Прав Канкуро, когда истерически ржёт над ситуацией — так хотя бы крупицы нервов, наверное, можно сохранить. А не ходить с похоронной рожей, как у того же несчастного любовничка, чьё кольцо красуется на безымянном пальце Накику, верящей, что оно от любимого мужа. Единственное хорошее во всей этой хрени: Ичи отправляется сопровождать сестру в Коноху. Он наконец-то увидит Акеми. Без Канкуро, правда: тот зол, но оттаскивает его в вечер перед отбытием и, криво ухмыляясь, советует купить фотоаппарат и хотя бы успеть запечатлеть Акеми в разных позах, чтобы дрочить было приятнее. Ичи прописывает ему очередной подзатыльник, но не сдерживает смеха и остаётся ночевать в итоге вместе с кукловодом. Вдвоём на его кровати, остро осознавая, что посередине пусто и холодно. Путешествие в Коноху проходит смазано. Ичи малодушно скидывает большинство обязанностей на Скорпиона, хоть и бдит за сёстрами: в том числе за Широ, с которой успел хотя бы переговорить и немного успокоить. Не самая лучшая первая миссия, но Широ справилась как звезда, не повезло, что её отправили с сестрой-лентяйкой. Вслух Ичи, конечно, этого не говорит — он их обеих любит, и Широгику расслабляется в его объятиях, хоть и не оставляет надолго Накику одну. Ну, как одну: тут целый взвод, чтобы за ней тайно бдеть. Накику такое положение вещей напрягает, хоть ей и объяснили, что у неё некие «проблемы со здоровьем», а ещё они хотят навестить её золовку, которая как раз на миссии в Конохе. Ичи даже не представляет, какое выражение лица будет у Акеми. Они ведь и Хокаге очень обтекаемо сообщили о цели визита, боясь, что послание мог перехватить тот же Данзо. У него опять слишком много мыслей в голове, особенно много в ночь перед прибытием в Коноху. Он спрашивает себя о чём конкретно уже известно старейшине, — бабушке Акеми, — что будет, когда он снова окажется лицом к лицу с собственной бабушкой? Он не может позорно бежать от неё, хотя она не помнит их и, по сути, уже совершенно чужая женщина. Не женщина даже, девушка, которой, судя по её воспоминаниям, окончательно поселившимся в её голове, всего на год больше, чем ему. Ичи крутит в пальцах коробочку с кольцом: черепашку он решил оставить в Суне, посчитав, что Акеми вернётся и будет рада её там найти. Ему показалось, что лучше большая часть забытых или специально ею оставленных там вещей должна оставаться на своих местах. Акеми — Икимоно и часть Листа, это бесспорно, но… Но все «но» теряются, как только он попадает в поместье Икимоно. Он уже был здесь, когда пришёл утешать Акеми, узнав о гибели её отца. Правда, тогда здесь было тихо, потому что большая часть её семьи отсутствовала. Здесь же Мэйко-сан показывала им старые фотографии и явно намекала, что не прочь породниться с внуками дорогой подруги. Мог ли он тогда, испытывая ужасное чувство неловкости, предполагать, что всё придёт к тому, что есть сейчас? Он не собирается делать Акеми предложение и тащить под венец, но у него в кармане лежит кольцо, которое ведь всё равно не просто подарок, а обещание того, что всё серьёзно, и если оно таким для них троих останется, то Ичи с радостью возьмёт на себя обязательства. Без всяких списков и давления. Просто потому что он этого хочет. Канкуро вряд ли отвалится в этом уравнении, но даже если и такое вдруг случится, Ичи всё равно планирует остаться с Акеми. Другое дело, что и она сама может передумать. Вдруг уже передумала? Ичи, конечно, подозревает, что в Суне она не появлялась из-за решения Мэйко-сан или, может, даже клана, но не может не переживать, что и сама не просит у Хокаге миссий. Это ведь не в её характере — не пробовать, она боевая девочка, которая отстаивает своё мнение и свои хотелки, отчего иногда Ичи даже испытывает чувство неловкости: настолько открыто и беззаботно она может о них заявить вслух. Например, когда Акеми — в своём репертуаре — буквально ставит главу клана перед фактом, что они будут спать вместе. Ичи соврёт, если скажет, что ему не нравится эта идея или если в этот момент Акеми не кажется ему самой прекрасной девушкой на свете: как всегда яркой, но ещё игривой, при этом твёрдой в своих решениях; настоящая глава. Исаму-сан очень приятный человек, и, наверняка, может нести на себе обязанности клана, но Ичи кажется, что и Акеми бы смогла стать хозяйкой большого поместья. Только она не станет, потому что они с Канкуро ждут её в Суне. И не только они: даже Кику, позабывшая про родных сиблингов, уверена, что её дорогая золовка туда должна вернуться как можно быстрее. Накику не ночует в поместье; с ней Тсунаде-сама забирает вечером и официального опекуна, который в представлении Накику официальный муж, а на самом деле пока-не-официальный любовник. Широгику отдаёт свою маску Дейдаре, хотя в этом нет смысла: «телохранителей» не затребовали, пусть Сай и не послушался, удалившись, видимо, сторожить Кику то ли под окнами, то ли на крыльце госпиталя. Широ выделяют отдельную комнату, хотя Яхико тоже попробовал что-то вякнуть о том, что поспит вместе с гостьей, но от дяди получил такой взгляд, что быстро убрался к себе и до утра не казал носу из комнаты. Не факт, конечно, что он в ней был — судя по довольной мордочке рыжего мальчика, где-то с младшей Ритсуми он всё-таки успел пересечься. Всё это за завтраком Ичи и узнаёт. Слава Ками, завтракают они отдельно от большого семейства, присутствуют лишь Яхико, Широ, он сам с Акеми и Исаму-сан. Его дядю тоже звали Исаму-сан. Но он был совсем другим. Молодым: с Ичи у него была разница всего в двенадцать лет. Когда Ритсуми Исаму погиб, ему едва стукнуло двадцать три, а сейчас он был бы даже младше Скорпиона. Широгику пошла в него и цветом глаз, и цветом волос. А вот характером дядя был в Риру-баа, хотя они вообще ни разу не кровные родственники. Ичи мотает головой, отвлекаясь от непрошенных воспоминаний, и чувствует на себе два взгляда: обеспокоенный от Акеми и задумчиво-изучающий её дяди. Руку девушки он ловит и ласково сжимает под столом, благодаря одновременно и за волнение и за всё то, что они проделывали ночью и утром. Коробочка в кармане жжёт бедро через ткань, но сейчас не время и не место. Хотелось бы ему, чтобы время и место подразумевало меньше хлопот, только вот он сильно сомневается, что проблему с Кику удастся решить мгновенно. С другой стороны, тут есть клан Яманака, может, им действительно повезёт быстро всё поправить в её бедовой голове? Но разве удалось поправить бедовую голову Риры-баа? Только стабилизировать её состояние, чтобы она не забывала всё заново, а остановилась на одном моменте своей жизни, пусть и со знанием, что с тех пор прошло больше сорока лет. Что конкретно с ней сделал Орочимару? Каким боком тут причастен хенка? Ичи не задыхается, но чувствует себя не очень хорошо. Акеми извиняется вместо него, тянет за руку и уводит. Не в свою комнату, но в какой-то закуток, где большое окно выходит в сад, толкает на широкий низкий подоконник и кладёт прохладные ладони на его горящие щёки. — Ты в порядке? — Да, всё нормально. — Он накрывает их сверху своими. — Никак не приду в себя от всего этого… Я люблю тебя. Это вырывается само собой, потому что он действительно её любит. Придумает, как забрать её обратно в Суну, если Канкуро такой идиот, что у него идеи самые отчаянные. Он придумает, и придумает что им делать дальше, ведь, как сказал Гаара, он старше и ответственнее. Надо только сначала придумать что делать с собственной семьёй… Ичи отвлекается и совсем не видит, как у Акеми вытягивается лицо. Он утыкается ей в шею, притягивая к себе и устраивая между широко расставленных ног. Он сидит на подоконнике, она — в его объятиях, за окном шелестит листва, которую не услышишь в Суне, и ему кажется, что всё будет хорошо. Вместе они найдут выход из любой ситуации.

Часть 3.7. Широгику. Сентябрь, 16 лет после рождения Наруто.

Christina Aguilera — Loyal Brave True

+++

Не переживать Широгику не может, хоть и успокоилась после разговора с Гаарой, Усё-сан и братом. Неприятно признавать, что именно ей выпала «честь» присутствовать с сестрой одной, когда она очнулась совершенно не помня кто она такая на самом деле, но это, действительно, не вина Широгику. И не вина Накику тоже. Просто так получилось, и никто не знает почему. Больше всех, в любом случае, страдает Сай-тайчо, отмахиваясь от любой поддержки. С тех пор, как он надел маску горностая, которую ему соорудила и раскрасила Широ, он её так и не снимает, словно надеется, что она к его лицу прирастёт. Широгику не считает, что это хорошо — так к кому-то привязываться, забывая о себе, но что она может сделать? Только напоминать, что он не один, и что всё образумится. Образумится ведь? Яхико тихо стучится к ней в окошко уже за полночь, но Широгику не спит, так что со вздохом откладывает альбом и открывает створки. Она соскучилась по другу, хоть и не может сказать, что постоянно о нём думала, но видеть парня приятно. Он смотрит на неё уже немного по-другому: не с таким глупым выражением на лице, как в Суне, хоть и с большой привязанностью и восхищением, как и раньше. Широгику заключает, что она ему всё ещё нравится, но, видимо, Яхико действительно взялся за ум и начал больше работать над собой. Она его обнимает и позволяет посидеть часик на подоконнике, рассказывая последние события и слушая то, что есть рассказать у него. Яхико и про Гаару спрашивает, потому что они тоже подружились. Он предлагает ей на следующий день показать Коноху, ведь раньше она тут ни разу не была и, чуть подумав, Широ соглашается. У сестры ей делать нечего: там и так Сасори-сан и Сай-тайчо; Дейдара под присмотром, хотя Широ уверена, что он и сам никуда не хочет убегать: зачем? Он уже обжился в поместье Гокьёдай, развлекает старушку Чиё и просит Широ нарисовать ему комиксы с супер-ниндзя подрывником в главной роли. Ичи занят своей девушкой, и дёргать его у Широгику нет никакого желания. Как и смотреть на бабушку, которую Широ не помнит совсем. Ей едва год исполнился, когда бабушка пропала, и не было трёх, когда они покинули Косен. Вернувшись на остров с Чиё и Яхико Широгику нашла поместье Росоку — заброшенное и пустое, без мебели и без украшений и, конечно, без фотоальбомов, в которых она могла хотя бы посмотреть на лица родных. Ей говорили, что она похожа на Исаму-джи, Ичи — на их отца, а Накику вся в бабушку Риру, но Широ не помнит, как выглядели эти люди, так что может только на слово верить. Ичи говорит, что фотографии есть у Мэйко-сан, но это фотографии её молодости, если уж и смотреть на такую Риру-баа, то вживую, раз она у старейшины живёт. Но пока Широгику решает всё же не торопиться. Прогуляться по селению Листа и сравнить с Суной ей кажется очень хорошей идеей: это и отвлечёт от плохих мыслей, и как Анбу ей будет полезно изучить пусть и союзную, но чужую деревню. Широгику шпионить не планирует, но Сай-тайчо учил её анализировать всегда окружение, чтобы понимать с чем она сталкивается и как это обернуть себе на пользу. Он сам, правда, что-то не следует этому правилу, когда попадает в орбиту Накику — а он там теперь практически постоянно. Пингвинёнок, но забавный и милый, только слишком уж печальный и сам себя накручивает. Ночевать в чужом доме непривычно, и, хоть Широгику и высыпается, не может сказать, что сон её был глубоким и спокойным. Ей даже показалось, что когда среди ночи она проснулась от неприятно-тяжёлого ощущения в груди, в углу стояла какая-то тёмная женская фигура, укутанная в длинные чёрные волосы. Ей почудились светящиеся во тьме холодно-голубые глаза, но это, наверняка, из-за того, что перед всей этой историей с Накику они с Гаарой ходили в кинотеатр на фильм ужасов. А ещё она наслушалась ворчания Кику-анэ о стрёмной куноичи Щимо, которая хотела съесть Сая-тайчо. Широгику себе не кажется впечатлительной, но тут её проняло, и она с головой закуталась в одеяло, вроде бы и заснув снова быстро, но подскочив в итоге в едва наклёвывающихся сумерках. Ичи за завтраком тоже выглядит нездоровым, и Акеми его уводит. Яхико вопросительно смотрит, но Широгику только пожимает плечами, хоть и догадывается, что у брата мог случиться приступ паники. Ему она не поможет, а вот Акеми вполне способна. Широ вежливо кивает дяде Яхико и Акеми — Исаму-сан, какое совпадение — и следует за другом в уже знакомый двор. Начинают они экскурсию с главного террариума, и Широгику замечает, как Яхико всё косится на её подстриженные в каре волосы. Они всё ещё пушистые и непослушные, так что на той длине, которая позволяет ей при необходимости забрать их в два очень коротких хвостика. Что поделать, Кику-анэ может и любит со своей тяжёлой и объёмной копной скакать по жаре и в бою, а Широгику считает, что для Анбу это лишнее. Она не стала перекрашивать жемчужно-белые пряди: у её костюма есть капюшон, который без проблем их скрывает. — Тебе так тоже хорошо, — наконец, вздыхает Яхико и озвучивает свои мысли. — Но жаль, конечно. — Нам лучше всё лишнее снимать, а волосы ещё и мешаются, когда лезут на лицо. — отвечает Широгику, играясь с маленькой гуре из кладки Яхико. — Не всем, конечно, но мои мне очень. Яхико улыбается, когда замечает, что серёжку с жемчужиной она всё-таки носит. И больше не комментирует, как пулемёт начиная тараторить про своих ящериц и про то, что они могут зайти за Конохамару, Удоном и Моеги чтобы пообедать. — Это твои сокомандники? — интересуется Широ, вышагивая по оживлённым улицам Конохи. Тут всё ярче, разноцветнее и веселее, но Суну Широ любит больше. Может потому, что привыкла — она себя только в ней и помнит. А у Гокьёдай даже довольно зелено. Не так, как на Косен, который тоже очень красивый, но всё равно не родной. — Нет, друзья детства, — Яхико пинает какой-то камешек и странно дёргает плечом. — Со своими я… ну, с сенсеем мы не ладим, и я же столько времени провёл у вас, что мы как-то отдалились. — Я в академии ни с кем не дружила, — легкомысленным тоном отзывается Широгику. Видимо, Яхико всё-таки неприятно признавать, что в команду он не вписался, пусть и не в нём причина, скорее всего. По крайней мере, Широ не может представить, что в нём. — Ну, ты, наверное, заметил, что у нас никогда не было моих сверстников. — Почему? — Мне хватало семьи. И Гаары. И высшего балла в академии, за который её многие считали зазнайкой. Ичи в своё время выпустился третьим, но он экстерном проходил программу, а Кику хоть и была в первой десятке, но теорию она вывозила только из-за хорошей памяти и феноменального умения импровизировать, а вот в практике всегда была не сильна именно из-за лени. Ну и потому что Сасори-сан ещё в детстве её баловал. Фаворитизм был заметен всем и даже Широ с определённого возраста, впрочем, сестра в него вцепилась как клещ, ещё бы он её не выделял. Широгику очень нравится внук бабули Чиё, но она объективно понимает, что человек он непростой и может быть страшным. В своё время Кровавый Скорпион порешил огромное количество народа, и даже печально известные Учихи есть в его коллекции, которую уже много лет никто не видел. Широгику хотелось бы надеяться, что это те самые, которые её лишили семьи, но, конечно, вряд ли. И, конечно, она не спрашивала. Яхико и Гаара стали её первыми настоящими друзьями. Конечно, она и с Мацури-чан и Юкатой-чан общалась, но те, в принципе, со всеми дружелюбные, и скорее их можно назвать близкими приятельницами для всех, чем близкими друзьями. Акеми-чан тоже стала подругой, но, в первую очередь, подругой Кику-анэ. И пусть Яхико довольно своеобразный, он и рядом не стоял с Конохамару. Этого парня она вспоминает — он чуть не влетел в неё у кабинета Хокаге. Хамоватый, громкий, впрочем, Яхико таким тоже умеет быть, это Широгику уже знает. Помнит его выступление перед Бывшим-сама, там было много из лексики Чиё-баа, которой она ужасно гордилась и постоянно использовала в совете. Внук погибшего Сандайме Хокаге ведёт себя очень странно и зачем-то демонстрирует ей секси-но-дзюцу спустя полчаса знакомства, с гордостью заявляя, что выучил его у Наруто-нии. Можно подумать, он шокировал её видом обнажённой девушки, у которой всё прикрыто облачками. Можно подумать, она свою сестру голой никогда не видела. И даже не совсем в пристойных моментах, которые видеть ей бы не хотелось, честно говоря. Слава Ками, Сай-тайчо был сзади, и всей прелести порнографической сцены Широ не рассмотрела. Иначе ей было бы стыдно взглянуть ему в глаза после такого. Вот Дейдара-кун бы точно оценил. Удон на это только тихо вздыхает, отворачиваясь и прикрывая глаза и покрасневшие скулы, Моеги подозрительно кривится, а Яхико начинает ржать но, замечая каменное выражение лица своей феи, быстро осекается. — Ты иногда мне Ханаби напоминаешь, — бормочет он, подзатыльником возвращая своему другу прежнюю форму. — Жаль, что её так просто на прогулку не вытащить. — Мне неинтересны ваши развлечения, — раздаётся сзади по-детски звонкий, но полный надменности голос. Широгику оборачивается и видит красивую девочку с молочно-сиреневыми глазами и длинными каштановыми волосами. Про клан Хьюга она, конечно, слышала, хоть и видела мельком только Неджи-сан, который со своей командой помогал преследовать похитителей Казекаге. Он тоже выглядел жутко серьёзным и с такой же идеально ровной спиной. Ханаби в итоге к ним не присоединяется, но её сопровождают до квартала клана Хьюга, и по пути младшая наследница даже задаёт какие-то вопросы про Суну. Что конкретно у неё вызывает вежливый интерес — Широ не знает, но делится в том числе и сведениями о Казекаге, которые не считаются тайными. То, что он погиб, и его воскресили с помощью совместной техники Кику-анэ и Акеми-чан давно уже не секрет, и по этому поводу бабуля Чиё до сих пор ворчит на своего внука. Но многие, в том числе Хокаге-сама, интересуются тем, как это конкретно работает. Девочка на прощание лишь коротко машет им рукой, утверждая, что у неё тренировка: её уже ждёт отец у ворот поместья, и ребята почтительно склоняют головы, хотя взгляд белых глаз, который достаётся Широгику, не сказать, чтобы сильно дружелюбный. Даже если у них союз, старые кланы до сих пор помнят войны между странами, а те события, которые произошли несколько лет назад в Конохе и вынудили как раз заключить мир и вовсе свежи в памяти даже относительно молодых людей. Открытой враждебности ни в Суне, ни в Конохе никто, впрочем, не проявляет, на улицах уж точно. Сасори-сан, когда вернулся в Суну, вот получил куда больше ненавистных взглядов, да и теперь он пытается не разгуливать по улицам деревни, хотя с тех пор, как её покинул в пятнадцать лет туда он как раз не совался. Сандайме Казекаге он убил где-то за пределами деревни. Широ не вслушивается в разговоры ребят, она рассматривает окружение, лица людей и обращает внимание на все отличия от Суны. Ловит пару раз взгляды Яхико, но он её не отвлекает: знает, что болтать она не особо любит, и, наверное, думает, что ей интереснее сама деревня, что, впрочем, так и есть. И холодный взгляд на себе чувствует задолго до того, как ей удаётся найти обладателя. Мужчина, стоящий в стороне от циркулирующей массы с перебинтованной верхней частью лица, так, что видно лишь левый глаз. Он неприятный, и не из-за обвислых щёк и складок у переносицы или из-за крестовидного шрама на подбородке, а из-за ауры, которую Широгику чувствует без всякого инка. Проводник трепещет внутри её чакры, предлагая спрятать её, но Широ усилием воли останавливает порыв. До сих пор инка никогда так не своевольничал, разве что в ту ночь, когда их семью убили в Росоку, но тогда, по словам Ичи, она его и пробудила, неосознанно и даже не умея им пользоваться. Холодный взгляд совершенно точно направлен на неё, а потом он переходит на Яхико и скользит дальше; мужчина делает вид, что дети, идущие по улице, его совсем не интересуют. У Широ руки чешутся выхватить танто из-под накидки, но размахивать оружием в чужой деревне посреди толпы — не самая лучшая идея. Яхико и Конохамару тоже замечают странного мужчину и быстро кивают ему. — Кто это был? — спрашивает Широ, когда они удаляются достаточно далеко. Моеги и Удон как раз заняты каким-то спором, и отвечает ей Конохамару, который вышагивает по правую руку: — Данзо-сама, один из старейшин. Он друг моего… был другом моего дедушки. — И был в команде с Хирузеном-сама и Мэйко-баа-сама, — подхватывает Яхико. — Но у меня от него мурашки по коже, честно говоря. Конохомару фыркает, но видно, что и ему не сильно-то приятен слишком суровый на вид пожилой мужчина. Хотя, если он ровесник Мэйко-сама и Хирузена-сама, то сохранился, можно сказать, неплохо. Конечно, не так хорошо, как её собственная бабуля, судя по рассказам. И совсем не так, как та же Тсунаде-сама, но она — самый могущественный ирьёнин мира, то и не удивительно. Данзо — это имя Широгику уже слышала. Она знает, что это бывший начальник Сая-тайчо. Знают ли Яхико и Конохамару? Вряд ли. Она решает не говорить, потому что для них это лишняя информация. Вообще-то, она и сама это услышала случайно, так что та же Кику-анэ может посчитать, что это лишняя информация и для неё самой. Это если она вспомнит кто вообще такая Широгику. Пока что сестра думает, что она — её новая напарница из Анбу. Кику-анэ и Анбу. Смешно. Она, конечно, ходила с ней на миссию под маской, но до этого все такого рода задания выполняла и без оной, довольствуясь маской водолазки, закрывающей нижнюю часть лица и инка, которого хватало для тех рангов, которые ей разрешали брать. И это несмотря на то, что ей выдали чунина. Непонятно за какие заслуги. Они гуляют до обеда, вместе покупают какую-то уличную еду, и Широгику немного расслабляется, включаясь даже в разговор, хотя большей частью по-прежнему молчит и слушает. Непонятно сколько времени они останутся в Конохе, но по Суне она уже соскучилась. По Гааре и по Чиё-баа, по Эбизо-оджи и Мацури-чан с Юкатой-чан. И по Темари-чан с Канкуро-кун. Странно, ведь она их не видела всего четыре дня. И, конечно, она скучает по своей старшей сестре. Когда Яхико молча берёт её за руку на пути к поместью Икимоно, Широ даже не вздрагивает, а сжимает его ладонь в ответ. Она, может, и Анбу, но тепло и поддержка нужны всем. И хорошо, когда кто-то это понимает даже без слов.