Красное солнце пустыни

Часть 3.4. Акеми. Июнь, 16 лет после рождения Наруто.

Лунный бард — Про тебя

+++

Сколько Акеми себя помнит, она всегда куда-то торопилась. Ей было мало того, что давай ей отец: всегда хотелось большего, даже несмотря на то, что объективно готова к этому «большему» она не была. Только сейчас, глядя на своего младшего брата, она понимает и разделяет все тревоги своего покойного отца. Амен-сан не просто так ее одергивал, не просто так пытался заставить сбавить обороты, а потому что очень хорошо видел ее возможности. Он всегда говорил, что оба его ребенка способны, хвалил ту же Акеми за старательность, но развиваться нужно постепенно, а ей все подавай скачками. Может быть, дай она себе больше времени, то с мурасаки проблем бы не было. С другой стороны, Акеми обычно и не испытывает с ними никаких сложностей, прекрасно контролируя своенравных ящериц. Выводить кладки с плотоядными в ее клане не любят по многим причинам, первыми двумя из которых является энергозатратность и нестабильность результата. На развитие мурасаки влияет множество факторов, но самый главный из них — тот контроль, который должен иметь Икимоно над ними. Это единственные ящерицы, которых нельзя передать в чужие руки, потому что слушаются они только того, кто их вывел. Самые крупные, злые и смертоносные в истории их рода были у ее отца. Акеми помнит рассказы о фиолетовых пресмыкающихся, легко разрывающих врагов на куски и лакомящихся плотью. Хидзюцу клана Икимоно всегда считалось несколько грязным именно из-за мурасаки, на разведение которых был наложен негласный запрет. Акеми знает, что старейшины не были довольны решением ее отца использовать их в Третьей Войне Шиноби, как недовольны они и тем, что его дочь без видимых на то причин — ведь сейчас мирное время! — решилась заняться самыми опасными из имеющихся в арсенале клана ящерицами. И это они пока не знают всего об ее опытах с Накику и том, что Яхико тоже уже взялся за плотоядных. Ее по голове за это не погладят, и уж точно не погладят за то, как легко она теряет контроль над теми тремя, которых призвала в этой проклятой пещере. Одну Акеми теряет — самую крупную и красивую, потому что если тех, что помельче она еще чувствует и спешно восстанавливает с ними связь, то эта оказывается напрочь от нее отрезанной. Ее приходится убить, Ичи ловко бьет ее в шею лезвием из чакры, перерезая артерию, а двух оставшихся Акеми ловит уже сама. У Акеми перед ними страха никакого нет, руки она тянет спокойно, накрывая ладонями чешуйчатые морды и ничуть не смущаясь крови на них. Мурасаки хотят плату, а плата у них всегда одна. Акеми не смотрит на Ичи когда режет свою ладонь кунаем и дает ящерицам то, что они требуют. Канкуро, который появляется в пещере чуть позже, тоже не выглядит довольным происходящим, но запечатывает ее мурасаки в свитки, отрывисто спрашивая у Ичи, что блять вообще тут произошло-то? Акеми рассказ не слушает, подходит к умертвленной и с искренним сожалением гладит ее по шее. Эта кладка была неудачной, проклюнулось только одно яйцо, но зато какая красавица получилась, какой выросла сильной! И вот к чему все пришло. Акеми гладит ее, поджимая губы, и пытаясь понять, что же случилось, что она ее потеряла. Ее ладонь скользит по гладкое чешуе, еще не успевшей остыть, а потом замирает. — Старая ты калоша, — говорит она громко и с чувством. Из носа у нее начинает снова течь кровь, когда она, отмахиваясь от рук Ичи, призывает Ганко. Разумный мурасаки отзывается легко и выглядит, кажется, немного виноватым. — Я, девочка, на тебя не жаловался. Матерь сама решила, что тебя нужно по носу щелкнуть, а то ты совсем что-то… отцова дочь, — вздыхает Ганко и подходит к ней ближе; его раздвоенный язык касается пореза на ее ладони, слизывая кровь, а сам он смотрит на нее пытливо. — Ну, перекрыла она тебе немного кислород, но ради твоего же блага, знаешь же. Уму-разуму учит. — Скажи матушке, что я ее поняла, и больше такого не повторится, — натянуто просит Акеми, зажимая нос, из которого сильнее начала капать кровь и не обращая внимания на двух парней, замерших за ее спиной. Когда Ганко исчезает, Ичи первым приседает около нее и берет за плечи. — А подождать было никак? — спрашивает он, но не раздраженно, а встревоженно. Акеми понимает, что переживает он и за Накику, и за нее, но лучше было сделать это сразу, чтобы Кодай но Хаха быстрее простила ее ошибку. Времени много это не заняло, удержать призыв в таком состоянии дольше нескольких минут невозможно. — Если на нее старая ящерица обозлилась, то, видимо, нет, — ворчит куда лучше знакомый с техниками Акеми Канкуро. Он терпеливо ждет пока Ичи остановит кровь, текущую у нее из носа, и тянет девушку к себе. — Я не устал, в отличие от тебя… и от этой красавицы, так что… — Ее он просто подхватывает на руки, и у Акеми нет никаких сил с ним спорить. Она пытается еще спросить, что с Накику, но не выходит: в какой-то момент она опускает тяжелые веки и проваливается в сон. Она не слышит что творится вокруг. Где-то с нотками истерики в голосе объясняется Сай, там же горячечно оправдывается Дейдара, пытается что-то сказать Иошихиро, и уже на него накидывается Канкуро. Все это проходит мимо нее, нисколько ее не волнуя. Просыпается Акеми от холода. Она лежит в палатке, судя по всему, Ичи. От спальника пахнет ежевикой и смородиной, этот запах ее успокаивает, как и второй, сандал и кофе, который она чувствует не сразу. Голова у нее тяжелая, мысли путаются, и она всхлипывает, тут же слыша шорох рядом с собой. Узнает Канкуро: он касается ее лба и щек, гладит по плечам и наклоняется к ней. Она готова поспорить, что взгляд у него встревоженный и тяжелый, но она не видит его глаз в темноте. Ее знобит; Акеми понимает, что это из-за резкой потери чакры и перенапряжения. Такое с ней не в первый раз и, скорее всего, не в последний, но этот холод и чувство полнейшей беспомощности каждый раз пугают ее как в первый. К утру ей станет лучше, но пока она мучается и дрожит, не в силах согреться, хотя ее явно отмыли от крови и переодели в чистое, сухое и теплое. И с чужого плеча, потому что мягкий джемпер ей велик. Наверное, это Канкуро, потому что у нее есть привычка что-то у него одалживать, так что он взял с собой на пару свитков с одеждой больше, чем обычно. Она помнит как они собирались, и помнит как умилялась этому — Тебе плохо? — тревожится Канкуро, убирая с ее лица волосы. — Мне холодно, — жалоба выходит тихая, но хотя бы паника в ее голосе не слышна. Акеми старается успокоиться, убеждая себя, что все в порядке. Все на самом деле в порядке, это всего лишь организм так реагирует на скачок. Ей непривычно оставаться настолько выжатой, не с ее запасом чакры. — Где Ичи? — Проверяет пигалицу, с ней все в порядке. Мы подежурили уже, сейчас оставили этого белого хера. — Холодно, — повторяет Акеми несчастно. Ее колотит несмотря на то, что она жмется к Канкуро, обхватившего ее за плечо и крепко к себе прижавшего. Когда в палатку залезает Ичи, Акеми все еще подрагивает, хотя Канкуро и старается ее согреть. — Проснулась? — У нее озноб. — Это из-за потери чакры, — Ичи устраивается за ее спиной, и теперь Акеми с двух стороне греет два теплых тела. Ее обволакивает смесь нескольких вроде как не сочетающихся запахов, но ей нравится. Это ее, родное, которое она никому не хочет отдавать. Может, Сору поблагодарить за то, что она тогда появилась на ее дне рождения? Иначе бы вряд ли Акеми оказалась в постели Ичи и все пришло бы к этому. Она, конечно, ни за что благодарить ее не будет, у нее мысли в голове глупые, они путаются и мешаются до тех пор, пока Акеми снова не проваливается в сон. В следующий раз она просыпается ближе к рассвету. Ее уже не трясет, сердце бьется нормально, и у Акеми не болит голова. Она лениво открывает глаза и рассматривает лежащего перед ней Канкуро, чья тяжелая рука закинута ей на талию. За ее спиной в шею ей дышит Ичи, его ладонь удобно устроилась на ее бедре. Акеми облизывает пересохшие губы и кончиками пальцем очерчивает линию скул Канкуро, потом накрывает ладонь Ичи своей и сжимает. От этого он просыпается. Сонно вздыхает, но быстро фокусируется на происходящем. — Тебе лучше? — хрипло спрашивает Ичи, но Акеми не отвечает. Она смотрит на еще спящего Канкуро, отмечая, что, кажется, он действительно спит. Видимо устал, понервничав вчера. — Ако? — Тише, — шепотом говорит она, поворачивает к нему голову и вжимается задницей в его пах. Ее не знобит, ей уже не страшно, но Акеми все равно хочет избавиться от любых плохих воспоминаний, почувствовать жар двух тел и лежать рядом с ними разнеженная и довольная. Ичи хмурится, кажется, хочет возразить, но в итоге прижимается к ней губами и спускает тонкие штаны, в которые она одета, вниз вместе с трусиками. Акеми его пальцы не нужны, ей нужен твердый член, который, она чувствует, уже в нее упирается. Откуда Ичи достает презерватив она не знает, — и вообще предпочла бы обойтись без него, — но не жалуется и тихо стонет. Этот стон и будит Канкуро. А, может, это ее рука, скользнувшая внутрь его штанов и обхватившая член. Акеми неважно, ей важно что Ичи дышит ей в шею, мерно толкаясь в нее. Ей важно, что член Канкуро уже твердый, а его губы легко находят ее. Она целует одного своего парня и дрочит ему, пока второй трахает ее и целует в шею. Это горячо и грязно, но не грязнее того, что они уже делали. Канкуро придвигается к ней ближе, сжимает грудь, кусает ее губы и порыкивает, толкаясь в ее ладонь. Акеми тихо стонет и отворачивается, чтобы Ичи тоже мог ее поцеловать. Кончает Акеми как никогда тихо, но на удовольствии ее это не отражается. Она дрожит, зажатая между двумя телами, хватает ртом воздух и блаженно жмурится. — Мне больше нравится без резинок, — признается со вздохом Акеми чуть погодя, когда они все обтерлись — Ичи же иначе не может — и вновь устроились рядом. Теперь ее голова лежит на плече старшего Ритсуми, а Канкуро пристроился к ней сзади, зарывшись носом в ее волосы. — Ну не здесь же, — бормочет Ичи потерянно. Он, знает Акеми, и так позволяет ей очень много, да и себе тоже, так что ему не нужно оправдываться. Она целует его в плечо и заводит руку назад и вверх, чтобы зарыться пальцами в короткие волосы Канкуро. Акеми старается быть одинаково ласковой с ними обоими, чтобы они вдруг не решили ревновать друг к другу. Любит она их обоих, и как бы хорошо ей ни было с одним из них, когда они все втроем ей лучше всего. Акеми знает, что им скоро вставать, но пока она позволяет себе понежиться в их объятиях. Что она будет делать когда придется возвращаться в Коноху? Об этом она старается не думать, оттягивая неизбежное настолько, насколько это только возможно. Пока ее никто не трогает, не торопит домой, и непонятно, сколько этот покой продлится. Акеми же знает, что это временно, как знает она и то, что домом своим начала считать Суну. Отец всегда отмечал ее способность адаптироваться, но вряд ли он мог ожидать, что она приспособится к жизни в союзной деревне настолько хорошо, что захочет в ней остаться. Что бы он на это сказал? И что бы сказал узнай, что она встречается сразу с двумя парнями, с одним из которых живет? Пожалуй, над тем, что она отхватила себе старшего сына Йондайме Казекаге он бы точно посмеялся, оценив то бешенство, в котором должен пребывать и пребывает Раса. — Тупо вышло, — после небольшой паузы произносит Акеми. — Мне кажется, что здесь ловить уже нечего. Дейдара же больше схронов не показал? — Нет, но и в основном ничего особо не нашли, — голос Ичи звучит немного раздраженно. Видимо, не отошел после вчерашнего. Акеми не выдерживает и улыбается, снова целуя его в плечо, и накрывает руку Канкуро, легонько царапая его так, как он любит. — Пусть это мудачье со своими контрабандистами разбирается без нас, — фыркает за ее спиной Канкуро. — Мы им и так двух пленников добыли. Не стараниями этого белого хера. Да уж, не его стараниями точно. Акеми не может не согласиться с тем, что они вчера в самой заднице оказались из-за Иошихиро, а пленники им в руки попали точно не благодаря ему. Скорее, вопреки. — Хочу домой, — наконец Акеми выпутывается из их объятий и садится. Ичи следует ее примеру, а вот Канкуро разваливается на спине и смотрит на нее снизу вверх до тех пор, пока она не наклоняется к нему, чтобы поцеловать. — Домой? — тихо переспрашивает Ичи. Акеми отрывается от губ Куро и шлепает его по груди, намекая на то, что пора вставать. — Домой. Поставлю свою черепашку на полочку. Там же еще есть место? — Акеми начинает рыться в сумке и не замечает двух улыбок, появившихся на лицах ее парней. Пока Канкуро возится с кофе, а Наоми с завтраком, Акеми отлавливает Дейдару. Ей уже успели вкратце рассказать, что он спас Накику, поэтому она хватает его за плечи и притягивает к себе. Он от неожиданности даже не знает что делать, только неуверенно кладет руку ей между лопаток. — Спасибо, что не бросил Кику-анэ и не попытался дать деру, — отстраняясь, говорит Акеми и целует его в щеку. — Если согласишься покраситься в рыжий, то я украду тебя в свой клан, — Дейдара моргает, а потом расплывается в широкой улыбке. — Чаиро, малышка, ну покажи мне уже, раз я такой хороший! — канючит он, приобнимая ее за талию. — У них кишки разлетаются когда они взрываются? — Увидишь когда покажу, — и, наверное, разочаруется, потому что чакру они концентрируют в кончике хвоста, и именно он, отпадая, и взрывается. За завтраком решено вернуться в Щимо. Команда Суны узнала все, что ей требовалось, а шиноби Мороза получили двух пленников, которых теперь нужно допросить. Задерживаться здесь в самом деле нет никакого смысла, да и в Щимо тоже. Если Дейдара ничем им больше не поможет, то можно возвращаться обратно в Суну. Акеми, которой тут совсем не понравилось, уже поскорее хочет отправиться назад. Желательно, конечно, добраться домой без происшествий. И избегая пещеры, от который и ее, и Ичи уже тошнит. На пленников Акеми сажает сейсеки, решив, что ей нужно наполнить ящериц, а этих двоих не так уж и жалко. Доводить их до обморока она, конечно, не собирается, но не щадит до тех пор, пока не наполняет несколько. В ее действиях никакой деликатности, никакой осторожности. Чего ей церемониться с теми, кто пытался их убить? В воротах Щимо, где они останавливаются, чтобы передать пленников заранее оповещенным шиноби, Акеми ловит Накику за руку и обнимает, прижимаясь щекой к ее волосам. — А что вы сделали с этой, из фильмов ужасов, пока я спала? — спрашивает она у подруги. В лагере они успели немного поговорить, убедились, что обе в порядке, но обсудить что-то времени у них не было. — Кстати, твой брат напугал Иошихиро. Он с ним даже говорить, по-моему, боится теперь. — Ну, Саори напугала не я, а Сай. Хотя, мне кажется, что напугать ее самой мне тоже придется. — Она очень стремная. — Возглавляет наш с тобой личный топ. — Акеми согласно усмехается и целует Накику в висок. Они еще какое-то время вот так и стоят, пока Сай не подходит к ним, требовательно протягивает Накику руку и не уволакивает за собой. Девушка не сопротивляется, видимо, ей нравится у Сая такой мрачный и тяжелый взгляд. Акеми ее понимает, потому что от злых Канкуро и Ичи у нее тоже внизу все скручивается морским узлом. При том, конечно, условии, что они не на нее злы. Акеми провожает подругу взглядом и усмехается тому, как по-хозяйски рука Сая обвивается вокруг ее талии, когда он наклоняется к ней, что-то рассказывая. Из-за этого она даже не сразу замечает, как к ней подходит Иошихиро. С джонином Мороза Акеми не разговаривала с тех самых пор, как Ичи его так встряхнул, что ей захотелось восторженно ему поаплодировать. Говорить им было не о чем, да она и не хотела: обоим ее парням Иошихиро не понравился, а вчера повел себя по-скотски, что она ему простить не может. Он подверг их всех опасности, просто решив, что Ичи не достоин его уважения. Ее это особенно злит, ведь старший Ритсуми недаром считается одним из самых ценных шиноби Суны. На парня она смотрит спокойно, но не сказать, что дружелюбно. Раз миссия, можно сказать, закончилась, то и любезничать с ним никакого резона нет. — Я хотел поговорить. — Акеми вспоминает, как замечательно в свое время поговорила с Ичи и морщится. — А я не хочу. И о чем? Что ты не умеешь работать в команде, или что? — Вчера я проявил себя не лучшим образом, но… — Но? Ты оправдываться будешь? Ты даже не лучший мастер тайдзюцу, которого я знаю. — Что? — Иошихиро напрягается, явно не ожидая услышать такого. — Что ты сказала?! — У нас в Конохе есть два Зеленых Зверя, которые уделают тебя, даже не вспотев. И это я не говорю про клан Хьюга. Я не знаю кто сказал тебе, что ты настолько хорош, но нет. — А эти двое, с которыми ты трахаешься, значит достаточно хороши, чтобы раздвигать для них ноги? — Видимо, она задевает его слишком сильно, раз он начинает так огрызаться. Акеми, впрочем, это нисколько не трогает. Она наклоняет голову набок, смотрит на него насколько секунд, а потом резко бьет кулаком в нос. Это как раз видят обернувшиеся на шум Ичи и Канкуро, но на них она даже не смотрит. Замах у нее выходит короткий, но удар хороший: Амен-сан сам ставил, смеясь, что вместо пощечины куда лучше расквасить зарвавшемуся парню нос. Именно это она и делает, не морщась, когда трет кулак. — Они настолько хороши, что я им даже отсасываю с радостью и всегда глотаю, — даже не пытаясь говорить тихо, признается Акеми и обходит Иошихиро. — Мудак. Хвост она перекидывает через плечо и подходит к своим, про беловолосого джонина уже даже не думая.

Часть 3.4. Сай. Июнь, 16 лет после рождения Наруто.

Thirty Seconds to Mars — Stuck

+++

Сай не помнит, чтобы когда-то испытывал такую сильную злость. Даже когда Накику бросила его одного после их первой совместной ночи — тогда он не злился, а недоумевал. Даже когда она же бегала к нему тайком, а прилюдно миловалась со Скорпионом и ему же позволяла себя брать по ночам. Он сам не знает на что конкретно злится — если подумать объективно, она ни в чём не виновата, кроме того, что почему-то себя не уберегла. Но то, что она кинулась защищать этого пошляка злит Сая, что в его же руках она оседает, теряя сознание, тоже. У него дрожат руки и, не доверяя себе, он позволяет Дейдаре нести Накику до лагеря, сам исполняя роль конвоира. Первая группа уже здесь, только Канкуро отсутствует — по словам Наоми, он отправился ко второй. Забавно, на Канкуро сидит его богомол, но Сай настолько зол, что даже не думает призывать и проверять свою шпионку. Права была Широгику, когда сказала, что злость заставляет делать глупости. Среди присутствующих сейчас единственный ирьёнин — Саори, но она не торопится проверять состояние Накику, да и Саю вообще не хочется, чтобы эта странная жуткая куноичи её трогала, он ждёт Ичи и бесится оттого, что Акеми со своими парнями, кажется, не торопится. Что конкретно их задерживает он не знает — в их пещере тоже, наверняка, стоит блокировка, так что нарисованных лазутчиков он не чувствует. Покидать лагерь Сай не планирует: какой бы коктейль из негативных эмоций ни бурлил внутри него, оставлять бессознательную Накику без присмотра он не хочет. Вместо того, чтобы заниматься своими прямыми обязанностями, куноичи Мороза подходит к нему и опять тянется своей бледной рукой к его, но Сай не даёт себя тронуть, вместо этого сам хватает за запястье и слегка отталкивает. Он знает, что ссориться сейчас — это плохо, что капитан может потом ему высказать за несдержанность, но терпеть пристальный взгляд и нежелательные прикосновения больше не желает. — Меня не нужно проверять, Саори-сан, — ледяным тоном говорит Сай. Девушка чуть кривит губы, но продолжает смотреть не мигая. — Я не пострадавший, и ваша забота лишняя в данных обстоятельствах. — Это тебе так кажется, Сай-кун, — голос у неё, к слову, довольно приятный, только Саю это интересно лишь с той точки зрения, что он не усугубляет его и так расшатанные нервы. — Ты не ирьёнин, насколько я знаю. — Вы обо мне не знаете ничего, — отрезает Сай. — И ваше пристальное ко мне внимание мне неприятно. — Мне показалось… — Вам показалось. Кроме того, я не хочу расстраивать свою девушку. — Они всё ещё не обсудили, конечно, этот момент, но Саю уже наплевать кем их видит Накику. Себя он видит с ней, её; её — своей. Если придётся самому решать за неё, то он пойдёт на поклон к Сасори сразу, как вернётся в Суну. Сай догадывается, что если он так сделает и всё расскажет Скорпиону, Накику не будет в восторге. Но она сама виновата, она сама его берёт за руку, дарит обещания, что возьмёт за него ответственность и что никому никогда не отдаст. Она не только говорит, но делает это при свидетелях, так что, наверное, понимает, что это уже никакая не тайна? И что ему делать в Конохе, если его решат туда вернуть? Когда вся сознательная часть его жизни уже прошла в Суне? — Это та, которая сейчас сосётся с тем идиотом? — Губы Саори искривляются в пугающей ухмылке. Сай резко оборачивается к спальнику, на который уложили Ритсуми и, действительно, видит её сидящей и слившейся в поцелуе с Дейдарой. Он даже моргает пару раз для верности, чтобы убедиться, что у него не начался горячечный бред. Саори опять пытается взять его за руку, он же не обращает ни на что внимания, даже на то, что последняя группа, кажется, вернулась в лагерь. Дейдару он хватает за распущенные каштановые пряди и тянет, мечтая снять при этом с подрывника скальпель. Видимо, у него почти получается, потому что Дей начинает голосить, пугая всех присутствующих, вмешивается Иошихиро, до этого тихо сидевший в своём углу, и даже Канкуро появляется, затевая перепалку с белым хером. Накику то ли всё ещё не пришла в себя, то ли что: сидит, хлопая ресницами, и не реагирует на происходящее. — Да ладно тебе чувак! — Дейдара не выглядит особо испуганным, но послушно приподнимает руки, замирая, когда Сай его оттаскивает на пару метров. — Я всего-то хотел разбудить спящую красавицу, разве нельзя? Я её спас, да, заслужил уж невинный чмок, да? — Сай, — подаёт голос Накику, немного отмирая. — Отпусти его, он идиот. Она сама косится в сторону спорящих Канкуро и Иошихиро, и Саю внезапно хочется и её за волосы оттаскать. Ну или трахнуть, наматывая их на кулак, так, чтобы она умоляла его продолжить, зовя по имени. Почему она так спокойно относится к посягательствам на неё? Почему этот болван из Акацки никак не угомонится и не переключится уже на кого-то другого? Почему он перестал приставать к Акеми, а к Накику продолжает лезть? Почему у Накику есть Сасори? Почему Скорпиона никуда нельзя деть, а вот его, Сая, можно? Почему? Почему? — Да, отпусти, я идиот, — пыхтит Дейдара. — Надо было её сначала в палатку затащить, да. Это оказывается последней каплей, и Сай, наплевав даже на то, давал ли какие-то распоряжения капитан по поводу ночлега, просто подхватывает на руки Накику и делает то, что не сделал Дейдара: затаскивает её в палатку. Что делать дальше он не особо понимает, потому что тяжело дышит и точно не собирается с ней любезничать или пытаться доставить ей удовольствие. Хотя смотреть на неё больно: она такая красивая, растерянная и не сопротивляющаяся совершенно, что хочется её по голове стукнуть и к себе прижать. А что, если бы он не успел? А что, если бы в пещере не было этого треклятого Дейдары, чтобы быть с ней рядом? Или пленник бы взял и попробовал укрыться сам, а не её укрывать? Что там вообще конкретно произошло и почему? Он только со слов подрывника примерно представляет, но он ему вообще не доверяет, хоть и знает, что с печатями на нём как-то прямо уж сильно соврать Дейдара не может. — Кто я для тебя? — хрипло спрашивает Сай. — Кто я конкретно для тебя? Утенок? И что будет, когда мы вернёмся в Суну? Утёнок вырастет, и ты его просто отправишь в свободный полёт? Какие у тебя на меня планы? — Сай, — тихо начинает Накику, но он ещё не высказался, так что права слова ей не предоставляет. — Ты же не думала об этом, да? Ты просто решила отложить это на потом? Ты играешь со мной? Я не понимаю. Ты ведь не уйдёшь от Сасори ко мне? — Нет, — эта уверенность в её голосе и искреннее сожаление как танто, вставленный в грудь и для верности прокрученный несколько раз. — Тогда что ты будешь делать со мной? Ты сказала, что никому меня не отдашь. Ты просто убьёшь меня, чтобы я никому не доставался и тебе не мешался? Хотя, ей совсем не обязательно его убивать, он и сам, кажется, готов прямо тут умереть от разрыва сердца. — Что за бред? — Накику хмурится, но, в отличие от Саори не пытается ни прикоснуться к нему, ни просто наклониться ближе. Она сидит там, куда он её посадил: на его спальнике, в забавной позе лягушки с ногами по обе стороны от тела. — Слушай, это не лучшее место, чтобы обсуждать… — А где? — Сай срывается на крик, потом оглядывается на вход в палатку и понижает голос. — И когда? И так ясно, что нам тут нечего искать. Если не завтра, то послезавтра мы отправимся обратно. И что потом? — Потом… — медленно, практически по слогам произносит Накику. — Тебе, наверное, стоит задуматься о том, что ты всё ещё Анбу Конохи? Тебя никто не отпускал навсегда, и не только мне нужно решать что делать, чтобы мы могли быть вместе. Он почему-то не ожидает от неё такого заключения. — Мы можем пожениться. Это, в конце концов, действительно самый простой вариант. Если они поженятся, то Тсунаде-сама точно разрешит ему переехать в Суну. Накику забавно вылупляет глаза, внезапно давясь слюной. Кажется, она собиралась ещё что-то добавить. — Не гони коней, — кашляет Накику, наконец немного меняя положение: она откидывается назад, стучит себя по груди и смотрит на него очень странно. — Тебе ещё семнадцати нет, откуда такая прыть? — Я читал, что в некоторых случаях браки разрешены с шестнадцати. — Это если бы я от тебя залетела, — закатывает глаза Накику, — … нет, Сай, о таком варианте даже не думай. Некоторое время они оба молчат, не смотря друг на друга. Саю не хватает ни опыта, ни знаний, ни духу как-то её уговаривать. Что вообще нужно делать в таких ситуациях? Как объяснить, что весь его мир давно уже крутится вокруг неё одной, и сходить с орбиты он не желает и не может? — Это может пройти, — тихо говорит Накику, наконец. — Говорят, любовь живёт три года. А секс… — Это не любовь, ты мне уже говорила. — У него третий год уже пошёл, неужели к ноябрю всё просто возьмёт и само собой потухнет, как она настаивает? Ему с трудом верится, да и до ноября ему что делать тогда? — А что, у Ящерки с твоим братом и Кукловодом тоже так будет? И разве твоя любовь к Скорпиону длилась всего три года? Он, к слову, слышит, как Ичи переговаривается о чём-то на улице с Дейдарой. Сай только надеется, что прямо сейчас ирьёнин не станет заглядывать к сестре. А, может, с ним поговорить? Он старше, он, наверное, лучше знает свою сестру? Хотя, куда там, если кто лучше всех сейчас и знает Накику, то это разве что Акеми и он сам. И, конечно, Сасори. Всё опять в него упирается, будь он неладен. Злость у Сая возвращается метровой волной, и он не может больше сдерживаться: делает резкий выпад, хватает Накику и тянет на себя, тут же начиная дрожать от того, как знакомо и уютно она пахнет, как её тёплое тело идеально подходит его собственному, как удобно её стройные ноги обхватывают его узкие бёдра; ей даже не приходится слишком уж широко их расставлять, и, кажется, ей это нравится. Её золотистые, слегка вьющиеся, локоны очень красиво контрастируют с его, чёрными, как и золотисто-песочная кожа с бледной. Они и с эстетической точки зрения смотрятся очень красиво, но самое красивое для Сая то, как она на него смотрит, когда в её взгляде нет вины и растерянности: её и так тёмные глаза становятся почти чёрными, золотистый ободок у зрачка вспыхивает словно пламя, длинные ресницы трепещут, и он знает, что что бы они ни говорила, она его хочет, хочет для себя и ни для кого другого. Это не просто секс, ведь ему нравится знать о ней все достоинства и недостатки. Такие мелкие детали, как добавлять практически к любой пище имбирь и пытаться уже несколько лет безуспешно вырастить эстрагон ему кажутся настолько милыми, что сердце удар пропускает каждый раз, когда она, не отдавая себе отчёт, наглядно демонстрирует ему те факты, которые он уже заучил о ней. К тому же, Накику помогла ему открыть и в себе новые вещи: он, оказывается, любит не только тофу, но ещё и соевые ростки и панировочные кольца кальмаров. Алкоголь он предпочитает не пить, но в следующий раз точно не возьмёт кислое. И она тоже знает что ему нравится больше всего, когда он возбуждён до предела. Только на этот раз её руку на своём члене Сай перехватывает, надавливает на запястье — совсем не так, как он делал это с Саори — и быстро выхватывает свиток с кисточкой. Накику охает, когда оказывается связанной опять в той же позе лягушки, но с руками, плотно прижатыми к телу чернильными верёвками. У Сая всё ещё перед глазами склонившийся к ней Дейдара, и он торопится стереть с её губ чужой поцелуй: мокро, пошло, покусывая губы до тех пор, пока она не начинает хныкать. Как она сама когда-то его целовала, опрокидывая на свою кровать. В ней она когда-нибудь спала с Сасори? Или там только он, Сай, побывал? Можно ли считать это какой-никакой победой в противостоянии, о котором Скорпион, скорее всего, и не догадывается даже? Наверное, ему не стоит этого делать, ведь Накику совсем недавно валялась в обмороке, а в палатку в любой момент может заглянуть её брат. Но Сай отодвигает в сторону её мокрые трусики и подаётся бёдрами вперёд, насаживая её на себя и издавая приглушённый стон, который, впрочем, вполне реально расслышать тому, кто по какой-то причине может находиться по ту сторону брезента. Ей он предупредительно зажимает рот свободной рукой, а второй сминает ягодицу, направляя как ему удобно. Трахает он её не грубо, но и не нежно. Глубоко, и не под тем углом, который не доставляет ей дискомфорт: в какой-то момент он видит, что ей больно, на ресницах застывают слёзы, но Кику не жалуется, только шире раскрывает тёмные глаза и смотрит. Не так, как Саори: у неё даже инка не такой пугающий, как совершенно обычные светло-голубые глаза. Хотя, может, у этой куноичи из Щимо есть секретный кеккей-генкай? Смотрит Кику на него и видит его, не пытается отвести взгляд или прикрыть веки. Он кончает, не дожидаясь даже когда она его имя произнесёт — ведь он всё ещё крепко зажимает ей рот — и её тоже не дожидаясь. — Если хочешь меня, — ласково шепчет Сай ей на ухо, убирая влажную прядку, прилипшую к её виску, — назови меня своим. По-настоящему. Я больше не хочу прятаться в тенях. Кику не отвечает когда он отнимает свои пальцы, просто кивает и опускает взгляд на их всё так же переплетённые потные тела. Засыпает он с ней, как обычно, но в какой-то момент в палатку заглядывает Ичи, очень недовольный, и выгоняет художника на дежурство, чтобы наконец-то проверить состояние сестры. У костра Сай находит не спящего в кои-то веки Дейдару, пристально на него смотрит и получает такой же серьёзный прищуренный взгляд. Злость, которая вроде бы поутихла, снова поднимает голову. Саю кажется, что пока он не очутится в Суне, пока не получит хоть какой-то конкретики о будущем, она так и будет ждать в нём момента, чтобы вырваться наружу.

Часть 3.4. Накику. Июнь, 16 лет после рождения Наруто.

Sia — Fire meet gasoline

+++

— Кику, что случилось в той пещере? — Ничего серьёзного, — потому что это, может, и не совсем правда, но развивать тему она не собирается. Тем более, с Ичи, у которого своих загонов хватает. Состояние её вполне удовлетворительное, Дейдара, может, и похвалился уже десять раз, что её спас, но про то, по каким причинам пришлось её спасать уточнил очень обтекаемо, за что Накику ему в глубине души благодарна. За это да, а за то, что, едва она продрала глаза он полез к ней с поцелуем — не особо. Если она его не вырубила сразу, то по двум только причинам: во-первых, спросонья вообще не отразила до конца что происходит, во-вторых удивилась, что самопрорекламированный «гений постели» оказался на голову хуже в поцелуях, чем тот же Сай два года назад. То ли Дейдара никого не целовал, прежде чем присунуть, то ли что, но Накику на обмозговывании этого несоответствия настолько зависла, что губы подрывника с её исчезли только когда его за волосы оттащил злой, как тысяча ёкаев, Сай. Накику сначала залюбовалась им, немного позабыв про собственную обиду, потом оглянулась в поисках кикиморы: та, конечно, тоже не сводила восхищённого взгляда с её утёнка, хоть и делала это с противоположной стороны лагеря, не пытаясь приблизиться и влажно на него подышать. Утёнок внезапно стал опять хорьком, высказал ей поток претензий, попутно трахнув так, что Кику пришлось немного даже подлечивать себя, хотя она не могла не признать, что даже такой секс ей понравился, без всяких оргазмов. Взгляд чёрных глаз, одновременно злой и заглядывающий ей в душу врезался в память больше, чем многие их совместные ночи. — Слушай, я просто отвлеклась, ясно? Ничего не увидела с инка, вот и расслабилась, моя вина, — вздыхает Кику, когда Ичи снова заводит шарманку про то, как ему надоело быть капитаном такого недисциплинированного взвода, и что он удивлен, что некоторые тут чунина получили. Брата такой ответ не устраивает, но он всё-таки покидает её палатку ближе к рассвету, удаляясь то ли досыпать, то ли варить кофе. Сай к ней не возвращается, и на обратном пути до Щимо тоже молчит, следуя на этот раз в конце процессии. Только один раз, когда к нему опять начинает приставать эта стремота, Сай останавливается, что-то тихо говорит с угрожающим видом, и ирьёнин Мороза наконец-то отшатывается к своей подружке, более не беспокоя его хотя бы до деревни. Кику это замечает только потому, что они с Наоми и Дейдарой посередине были прямо перед заключительной тройкой: заминка длилась меньше полминуты. Скандала с Каге, как того боялся Ичи, не выходит: во многом благодаря тому, что контрабандистов удалось выловить и сдать в тюрьму для допроса, а Иошихиро признал-таки свою вину. Однако, последние взгляды, которые друг на друга кидают обе группы у ворот совсем не дружеские и не мечтающие о новой совместной коллаборации. Разве что Наоми выглядит искренне расстроенной, что гости уезжают так быстро, и с ней все прощаются довольно тепло. Накику удивляется как такая позитивная и доброжелательная девушка может быть подругой Саори и, пусть и про себя, желает ей найти компанию поприятнее. В обратный путь они решают выдвигаться в тот же день, пусть и вечером. Никому больше необходимого не хочется оставаться на чужой территории, и даже Дейдара не спорит, хоть и ворчит, что могли бы ему уже, наконец, выдать нормальный спальник. Он в каком-то странном состоянии после всей этой некрасивой сцены с поцелуем: вроде бы и не растерял своих поганых привычек что-то вякать, но к ней особо не лезет и затыкается каждый раз, как Сай с непроницаемым выражением лица поворачивает к нему голову. За ручку Сай с ней тоже больше не ходит: на привалах занимается рисованием, а если подходит к Накику, всё ещё посматривая как-то недовольно, то прижимает к себе за талию, либо и вовсе, не стесняясь, приподнимает её, чтобы усадить себе на колени. В первый раз, когда он так сделал, Канкуро заржал было, получил немигающий взгляд Сая и, булькнув, затих, что-то пробормотав о проклятиях, монахах и святых амулетах. Про любовь Сай тоже больше не говорит, а ночью они вместе просто спят, пусть его привычка оплетать её руками и ногами никуда не делась, а член стабильно и вечером, и утром упирается ей в живот, намекая, что он вроде бы совсем не против секса, но по каким-то причинам не собирается уступать реакциям организма и если и трахается, то только во сне, иногда даже постанывая, особенно если она опускает руку и касается его, горячего и готового. Но неизменно её руку перехватывает и устраивает у себя на бедре. Кажется, она недооценила степень его обиды. Про свою собственную она уже давно забыла, потому что впереди Суна, до которой осталась всего пара дней пути, а что там делать ей так и не понятно. В этом он был прав. В этот раз они не пытаются передвигаться слишком быстро, предпочитая сохранять чакру и устраивать больше коротких отдыхов, а перед ночёвкой возятся по часу, как следуя маскируя и защищая лагерь ловушками. Повторного нападения не хочется никому, свои ошибки они учли, и Ичи выглядит вполне довольным, что команда наконец-то стала действовать слаженно и слушать его наставления. — У вас что-то случилось? — на привале в Траве к ней подсаживается Акеми, отлипая от своих. Накику как раз греет воду для скромного ужина: заварной рамён, а на закуску ещё остались маринованный сельдерей и острая капуста. — У нас это у кого? — У тебя и Сая. Он странный. — Он всегда странный, — напоминает Накику. Если не считать, что он решил ей не давать, пока они не доберутся до Суны, то, в принципе, ничего. — Просто немного отлип от меня, как видишь, занимается своими делами. — Это из-за того, что Дейдара тебя поцеловал? Накику сдувает с лица чёлку и кидает взгляд через плечо. Подрывник смотрит прямо на неё, вроде даже виновато, и пытается улыбнуться, хоть и выходит криво. Идиот, да ещё и трепло. — Не совсем. — Это из-за Сасори. Из-за неё, если быть точной, но из-за Сасори, которого никуда никогда не убрать из того уравнения, которое себе в голове составил Сай. — Интересно, что решат с Деем, когда мы вернёмся в Суну? Не такими уж ценными оказались его сведения. — Ну, не посадят же обратно в тюрьму, — хмурится Акеми, поджимая под себя ноги и играясь с серой ящерицей, которая заползает к ней на колени. Кику несколько минут смотрит на это и призывает Окоджори. На ящерицу горностай косится немного ревниво, но она не на хозяйке, так что он быстро успокаивается и играет с её пальцами, рассеянно щекочущими беленький живот зверька. — Всё-таки, он хороший. — Хороший? — хмыкает Накику. — Он всё ещё нукенин, и связан печатями. Она, конечно, и сама не хочет, чтобы Дейдару возвращали в темницу, всё-таки привязалась к этому шуту, и он её спас, к тому же. Но будет ли этого достаточно, чтобы его отпустили? И куда конкретно его отпустят? Просто проводят до границы и выпнут, напоминая, чтобы больше не показывал носа в стране Ветра? Вряд ли же Гааре или Сасори придёт в голову так поступить. — Я не хочу возвращаться в Коноху, — вдруг говорит Акеми. Накику удивлённо поднимает на неё глаза, решая, что с Дейдарой попозже надо будет тоже переговорить. Хотя бы на тему того, как он видит собственное не слишком-то радужное пока будущее. — Точнее хочу, но ненадолго, проведать родных и друзей, и… — Акеми запинается и начинает вскрывать подготовленные стаканчики с лапшой, потому что вода уже достигла необходимой температуры. — Кажется, я слишком привыкла жить в Суне. — У Канкуро в апартаментах, ты имеешь в виду, имото? — Ну, не конкретно у него, — слегка краснеет Акеми. — Как ты думаешь, если мы поженимся… — Ещё одна, — стонет Кику. — Тебе шестнадцать, Ако! Какая женитьба? И за кого конкретно ты собралась, за Куро или за Ичи? Я не помню, чтобы у нас или у вас была возможность оформить двойной брак или завести себе гарем! — Ну, если попросить Казекаге, он же не откажет? — бесхитростно выдаёт Акеми, хлопая глазами. Вот ведь наивная. — Смотря какого, — шутит Накику, чтобы немного разрядить атмосферу. — Прошлый точно не согласится, особенно когда услышит о всех участниках будущего союза. Но нет, это зависит не только от Казекаге, но и от совета, и от даймё. Так что прости, придётся выбирать. Ну, или просто жить вместе, не оглядываясь на брак. Кому, в конце концов, так уж сильно важно что там за подпись стоит на какой-то бумажке? Сасори вот её никогда не позовёт в такого типа отношения, они, скорее всего, навсегда останутся тайными, за запертыми дверьми их дома. Конкретика нужна только Саю, который внезапно оказывается нужен ей. Накику не думала, что сама так привяжется к этому чудику, но вот она — пару дней без его бессменного присутствия под боком, и ей уже некомфортно с этой пустотой. А ведь его тоже в любой момент могут выдернуть обратно в Коноху. Вдруг этого козла Данзо инсульт разобьёт? Хотя, судя по всему, именно самым большим уродам обычно везёт, и ничего с ними не случается; взять того же Расу. Лапша, которую они купили в Щимо, такая же невкусная, как и большинство того, что они там пробовали. Слишком быстро разваривается и по текстуре напоминает мыло. Кику не съедает даже половины своей порции, да и остальные с куда большей охотой жуют сельдерей и капусту. Этой ночью Дейдара опять спит с ними: он кочует из одной палатки в другую, потому что, конечно, оставлять его совсем уж без присмотра всё ещё никто не собирается. Он в соседнем отсеке, отгороженном плотной тканью, вроде бы уже похрапывает, причём, судя по разномастным звукам, даже не одним из своих ртов. — Ты так и будешь меня игнорировать? — спрашивает Накику, чувствуя тёплое и не совсем уж спокойное дыхание Сая на своей шее. — Я не игнорирую тебя, — а вот голос у него ровный и нейтральный. — Я уже сказал тебе, чего я хочу. — И что? — злится Кику, тяня его за чёрную прядь и заставляя запрокинуть голову. — Ты ведь лежишь тут, со мной, в любом случае. Или ты решил, что можешь наказать меня отсутствием секса? И себя тоже заодно? — Ты спишь со Скорпионом, — зачем-то говорит он то, что они и так оба знают. — И со мной. — Ты только сейчас сообразил, что это плохо? — Почему обязательно плохо? Акеми спит с двумя. И они все вместе. И это всех устраивает. Накику приподнимается на локте и неверяще смотрит на Сая. Он ей сейчас серьёзно предлагает… как он себе это представляет? Как она должна об этом рассказать Сасори? «Прости, любимый мой, я уже несколько месяцев трахаюсь с одним парнем, а теперь он переезжает жить к нам»? Внезапно другая, не менее пугающая мысль пронзает её сознание: а Сасори точно ничего не знает про Сая? Он ведь совсем не дурак, и раз уж Сай их подловил, то и Сасори вполне мог понять, что она в собственной кровати не всегда ночевала одна. Накику совсем не такая хитрая, какой себе хочет казаться, и сама же сейчас в Щимо вела себя так, словно они с Саем пара. Даже если никто из семьи ничего не ляпнет, всегда есть Дейдара, которому вообще без разницы что кому болтать, вон Акеми он уже успел наябедничать то ли на себя, то ли на Сая. — И тебя такое тоже устраивает? — А у меня есть выбор? Я хочу быть с тобой, и ты сказала, что я твой, — он молчит некоторое время и всё-таки тянется к ней с поцелуем, лёгким и нежным, хоть при этом елозит бёдрами, потому что ему явно некомфортно от того, что его твёрдый член неудобно заперт в штанах. — И я умею готовить, — добавляет он, отрываясь. Это, конечно, тот самый аргумент, который первым стоит озвучить её опекуну. Вдруг он настолько охренеет, что согласится не раздумывая? — А что мне делать? — она, конечно, не про готовку и не про распределение обязанностей в семье. — Я не уверена… Сай, я не знаю, если это хорошая идея. Раньше, конечно, стоило об этом думать. — А какая идея хорошая? Мы можем хотя бы поговорить, правда? Вряд ли он меня прикончит на месте… — особой уверенности в его голосе, впрочем нет. Они говорят про бывшего маньяка, который сейчас заседает в совете Суны. С Конохой, конечно, мир, союз, дружба, жвачка, но Сай — это немного отдельная ситуация. — Не кидай меня. Я хочу научиться жить нормально, но без тебя я не смогу этого сделать. Что ж, каждому свой опекун. Не Сасори ли ей сам когда-то говорил, что несёт ответственность за тех, кого приручил? Ей, видимо, тоже придётся научиться. — Ладно, мы поговорим, — в конце концов, ей всё равно придётся признаваться и в своих ошибках в том числе. Это страшно, она не знает, какой реакции ждать, но тайное всегда становится явным, и, наверное, будет лучше, если она первая придёт на поклон. Никуда же Сасори её не выгонит? Она с ним уже десять лет, он от неё не откажется, даже если и грозился; но на то были другие причины. Да и в принципе, у них и так постоянно дома куча народу. Если Сай переедет к ним, разве что-то сильно изменится? Спустя пару часов Кику прокручивает в голове и так и сяк сценарии того, что может случиться, даже когда Сай уже давно спит, размотав её тунику и уткнувшись лицом в ложбинку между грудей. Он всё равно сдаётся ей, если немного надавить, не может сопротивляться ни собственной похоти, ни её настойчивости после данного обещания. И так уже сколько дней терпел. Когда приходит её очередь дежурить, Накику понимает, что этой ночью так и не сомкнёт глаз.