Красное солнце пустыни

Часть 3.2. Акеми. Июнь, 16 лет после рождения Наруто.

Natalia Kills — Wonderland

+++

Когда Акеми называет и Ичи, и Канкуро свиньями, она именно это и имеет в виду. Как ей может не быть обидно, когда ее старания не оценили? Как она может не быть расстроена, когда один ее парень ее чуть ли не высмеял, а второй смотрел так, как будто бы она что-то нехорошее сделала? И как ей не обижаться, что находит ее только один из них, и то не сразу? Акеми обычно не любит себя жалеть, старается как можно более адекватно себя оценивать, но ей все еще шестнадцать лет, она все еще девочка, и ей хочется чувствовать себя не просто нужной и желанной, но еще любимой и нравящейся. Канкуро говорит, что любит ее, что нуждается в ней, и она не сомневается в том, что не врет. Он злой, жестокий, насмешливый, но не лживый. Просто ей хочется слышать, что он считает ее красивой, что ему нравится, как она старается его порадовать. Если Канкуро что-то и хвалит, то ее ноги, и ей казалось, что он должен будет оценить их в такой юбке, а вместо восхищенного взгляда и похвалы она получила то, что получила. Ичи вот вовсе не говорит ей о любви, но она и не требует. Акеми хочется услышать от него хотя бы похвалу и комплимент — она же подстраивается под его заскоки, пытается относиться к ним с пониманием. Это сложно, но ради него она над собой усилие делает. После секса ей хочется ласки, поцелуев и объятий, а не нестись в душ или хвататься за салфетки, но она знает, что Ичи это важно. Еще она вроде как знает, что ему нравятся ее волосы, а все равно, даже видя их распущенными, он не проникается. Как ей не должно стать обидно? Обидно ей и сейчас, потому что Ичи, едва только она получила удовольствие, от нее отстраняется и уходит, бросив напоследок, что вернется позже, а она пока может подумать. Осталось только как-то сосредоточиться, потому что думать о чем-то у нее никакого желания нет и не было. О чем? О том, что они оба свиньи и никто не спросил почему она ушла? Акеми лежит на кровати, облизывает искусанные губы и смотрит в потолок, силясь восстановить дыхание. У нее между ног все мокрое, трусики липнут к половым губам и лобку, — Канкуро и Ичи даже вылизывают ее по-разному: один больше дразнит, второй действует напористо, но она кончает одинаково ярко что от языка одного, что от языка второго, — внутри все пульсирует, и ей ужасно хочется избавиться от ощущения пустоты. Ее избаловали, ей теперь мало просто пальцев, особенно своих, потому что они не такие ловкие, длинные и широкие как их. Ей мало, чтобы ее просто трогали, особенно, когда оба ее игнорировали и даже выбрали себе другие комнаты, решив ее проучить. В отличие от них она хотя бы понимает в чем провинилась. А эти двое, кажется, воспринимают ее… как кого? Канкуро-то ее любит, да и Ичи тоже неравнодушен, но ей не нравится, что для них она какая-то дурная девчонка, которая если что-то и делает, то не подумав. Акеми кривится и садится, одергивает короткую футболку и думает сходить в душ и сменить трусики, но вспоминает, что там Ичи. Ей даже гадать не нужно где он, потому что он всегда после секса должен от всего отмыться. Она понимает, что это не из-за нее, но сейчас сама себя накручивает: иногда у нее такое чувство, что ему просто неприятно чувствовать на себе ее прикосновения и нестерпим даже ее запах на его коже. Глупо, конечно, несправедливо, но Акеми не хочет быть справедливой. Она хочет, чтобы ее кто-то из них двоих посадил к себе на колени, — а лучше, чтобы они оба ее обнимали, целовали и просто грели своим теплом, — и убедил в том, что она может нравиться. Акеми ловит свое отражение в зеркале на комоде и начинает поправлять растрепавшиеся волосы, думая уже собрать их в косу, когда слышит в коридоре шум. Значит, все вернулись уже? Ну, в принципе, самое время, комендантский час им был озвучен, в Щимо торчать ночью никто разрешения отряду из Суны не давал. Дейдара чему-то возмущается, но Акеми не вслушивается. Она о нем совсем забыла, хоть и не чувствует стыда — себя ей жальче. И становится еще жальче, когда Ичи вталкивает к ней в комнату набычившегося Канкуро. Она мажет взглядом по старшему Ритсуми, — конечно же, из душа, конечно же, в одном полотенце, красивый, влажный, считай, голый, и у нее наполняется рот слюной от того, как сильно ей хочется опуститься перед ним на колени, — а потом отворачивается, потому что все еще обижается и не хочет снова поддаваться. Взгляд Канкуро она чувствует: от него мурашки по коже, твердеют соски, и между ног снова начинает тянуть и сжиматься. Когда он так на нее смотрит, то обычно наклоняет над первой же попавшейся поверхностью, велит пошире расставить ноги и трется о ее промежность крупной головкой твердого, налитого кровью члена. Трахает ее Канкуро обычно так, как грозился в пещере пару дней назад: после такого секса у нее в самом деле никаких сил на сейсеки не остается. — Ты так и будешь молчать? — рычит Канкуро. Ичи, видит Акеми краем глаза, запирает дверь. — Нет, блять, я серьезно! Тебя этот белобрысый урод чуть не облапал всю, какого хера ты с ним рядом коленями голыми сверкала?! — Куро, — как можно тверже и спокойнее говорит Ичи. — Да что я-то?! Акеми, блять, почему к тебе то один лезет, то второй, а ты послать никого нахер не можешь? Акеми вздыхает и все-таки поворачивается к ним. Канкуро очень ревнивый, она это хорошо знает, но она не пыталась заставить его ревновать. Как бы обижена она ни была, это не повод заставлять его мучиться и создавать всем проблемы. Канкуро злоязыкий, а Иошихиро ему не нравится и так. С первого взгляда по душе не пришелся. — Ты его притащил, чтобы он на меня кричал? — Акеми так и не доплетает косу, бросая эту затею на середине, и встает. — Остынь никто ко мне не лез, никому я не понравилась, — она закатывает глаза и щелкает Канкуро по лбу. — Хватит ревновать, я ни с кем, кроме вас двоих, даже не целовалась. Если это все, то… Это не все. Канкуро притягивает ее к себе, зарывается пальцами в волосы и держит так крепко, что она не может вырваться и отстраниться когда он ее целует. С Ичи полчаса назад все было совсем иначе, он действовал мягко, хитростью заставив ее забыться, а Канкуро идет напролом. Забавно, что только в этом он так и поступает, потому что во всем остальном предпочитает действовать куда осмотрительней. Акеми бьет Канкуро ладонями по плечам, мычит в поцелуй, мстительно кусая его за нижнюю губу и охает, вдруг чувствуя за своей спиной Ичи. Он придвигается к ней, придерживает за бедра и прижимается приоткрытым ртом к ее шее, оставляя на коже поцелуи, поразительно отличающихся от тех, которыми ее то ли награждает, то ли наказывает Канкуро. Это странно и немного страшно, они это не обсуждали, хотя она и соврет, если скажет, что не думала о них обоих разом в одной с ней постели. Думала, представляла, грезила, но не ожидала, что все получится именно так. Короткую футболку и мокрые трусики с нее стягивают чьи-то горячие ладони, эти же ладони толкают ее на кровать. Акеми оказывается верхом на Канкуро, чувствует на своей груди его рот и хнычет, потому что он ее покусывает, дразнит твердые соски и мнет бедра, оставляет на ягодицах звонкие шлепки. Ичи тут же, все еще за спиной, пересчитывает языком позвонки и толкается пальцами её в рот. Акеми послушно обхватывает их губами и сосет, представляя себе, что во рту у нее или его член, или член Канкуро. Ей горячо, жарко и душно, внутренняя сторона бедер мокрая, а от первого же прикосновения к клитору она вздрагивает и вскрикивает. — Давай ты первый, — говорит над ее головой Канкуро, отрываясь от груди и толкая Акеми ниже. Она слишком растеряна, чтобы до конца осознавать что происходит, но ей нравится, все даже лучше, чем она себе могла представить. И то, что ею командуют, делая с ней все, что вздумается, ее только больше заводит. Член Канкуро, оказавшийся перед лицом, Акеми догадливо берет в рот, хотя отсасывать ему во время того, как Ичи буквально натягивает ее на свой член, сложно. Она не может понять в презервативе ли он или нет, но ей как-то все равно — Канкуро-то в нее кончает, ей в принципе нравится секс без резинок куда больше, чем с ними. Акеми старается дышать, открывает рот шире, — она помнит, чему ее учил марионетчик, но опыта все равно мало, — чтобы доставить Канкуро удовольствие. Когда Канкуро нажимает ей на затылок, наматывая волосы на кулак, она давится его членом, по щекам текут слезы, но ей уже не страшно. Он всего ничего держит ее так, а потом дергает за рыжие пряди, и Акеми из-под челки смотрит, как он сам водит рукой по члену. Она стонет все более несдержанно, напрочь забыв о том, что они тут не одни, и кончает. Сперма Ичи белесыми каплями оседает на ее спине, он отстраняется почти сразу, но придерживает за бедра, потому что она, получив второй оргазм, даже на коленках стоит с трудом. Если так ее будут трахать всегда, то у Акеми действительно ни на что другое не будет оставаться сил, и она даже не против. — Мы не закончили, — напоминает Канкуро, вытирая полотенцем Ичи сперму с ее спины и заставляя сесть. Акеми хнычет, — руки и ноги едва ее слушаются, дыхание не восстановилось, а губы и соски заласканные и ноют, — но не сопротивляется когда он поворачивает ее спиной, крепко держит поперек груди и опускает, еще пульсирующую и очень чувствительную, на свой член. Акеми откидывает голову ему на плечо, продолжает стонать, глядя на Ичи и протягивая к нему руки, потому что он ей тоже нужен, очень нужен. Он ее не целует, но трогает грудь. Смотрит так внимательно, словно хочет запомнить все, что видит перед собой. Спереди он, а сзади Канкуро: большой, пышущий жаром Канкуро, который не гладит ее клитор, а щипает. — Трогай сильнее, — велит он Ичи; ирьенин с готовностью трет соски, перекатывает их между пальцами. Акеми жарко и душно, она то ли просит их остановиться, то ли просит не останавливаться ни за что и никогда, и контраст между тем, как по-разному они ее ласкают, сводит с ума. Она кончает в третий раз, сжимаясь на члене Канкуро, который тот даже не думает вытаскивать до тех самых пор, пока у него просто не остается спермы. Акеми падает на простыни, чувствует, как ее обтирают. В нос ударяет запах еживики и смородины, сзади к ней прижимается взмокший Канкуро, а спереди ложится Ичи. Он вот-вот пойдет в душ, уверена она, но сейчас ей точно плевать — у нее ни одной кости в теле не остается, она выжата как лимон и просто хочет уснуть вот так, с двумя парнями, которых любит. Она расслабляется, тихо хнычет пока Канкуро, жадный до прикосновений и ласки, гладит ее по бедру, а Ичи убирает с ее лица волосы, прилипшие к щекам и шее. Ей никогда в жизни не было так хорошо. Если они думают, что это одноразовая акция, то жестоко ошибаются. Акеми понравилось. — Добилась же своего, — теперь уже беззлобно усмехается Канкуро. — Довилялась жопой до того, что мы ее выебали вдвоем. Устроила, блять, шоу с этим хером белым. — Мы бы и без этого так поступили, — Ичи тоже легко улыбается, а вот Акеми их перешучивания выдергивают из сна, в которой она начала проваливаться. — Что я сделала? — с трудом шевеля языком, переспрашивает она. Чем она там виляла, по их мнению? Значит, они подумали, что она им это назло сделала? Что нарядилась ради кого, Иошихиро? Акеми от злости забывает как дышать. Первым это замечает Ичи, потому что он ирьенин и просто очень внимательный. Поглаживающая ее по щеке рука замирает, а в следующее мгновение он чуть ли не валится с кровати. Канкуро летит следом же, и Акеми, у которой непонятно откуда вдруг находятся силы, просто выталкивает их из комнаты, настолько ее выводят из себя их выводы. — Вы оба — свиньи! — выплевывает она, громко захлопывая перед их носами и падая обратно на кровать. Постельное белье скомкалось, стало влажным, ей бы комнату проветрить, но на это сил у нее точно нет. Она для них старалась! Она им понравиться хотела, — это же не плохо и не неправильно, — а они подумали, будто для кого-то еще? Еще и посмеялись над ней, лишний раз напомнив, что в соблазнение она совсем не умеет, даже если оголяет плечи, грудь и ноги, мажет яркой помадой губы и распускает волосы. В этом плане она, видимо, бездарность, как и думала. За дверью слышатся голоса и хохот Канкуро, и это злит ее почти до слез. Это что его там веселит опять? Собственная девушка, которая выкинула его из своей комнаты? Или то, что Акеми забыла, что сердилась на них и обижалась, потому что ей, блять, шестнадцать, она любит их, и ей нравится заниматься с ними сексом? Или вспомнил ее нелепый вид в баре? Она кидает подушку в стену и думает о том, что спать, видимо, пойдет на диван в гостиную, потому что, кажется, у Накику с Саем тоже весело. Она вроде как слышала сквозь дымку удовольствия какие-то звуки, но ей могло и показаться. Дверь снова распахивается, все еще гогочущий Канкуро хватает Акеми и закидывает себе на плечо. Ее запал прошел, сопротивляется она вяло, смотрит на красного Ичи и позволяет им уложить ее в чью-то кровать. Судя по запаху — старшего Ритсуми, который растягивается рядом, в то время как Канкуро устраивается за ее спиной. Акеми не понимает что к чему, но вопросов не задает. Ее с двух сторон облепили оба ее парня, это именно то, что она хотела, и провалиться в сон оказывается легко. Она даже толком не просыпается когда начинается переругивание по поводу Дейдары, хоть и говорит, кажется, что своих никуда не отпустит. Ее, впрочем, никто не слушает: Ичи вылезает из кровати, чтобы угомонить подрывника, распевающего какую-то пошлую песенку, а Канкуро только крепче ее обнимает. Утром Акеми встает первой и уходит в душ, с удивлением замечая, что возле раковины какой-то бардак из баночек. Она все поправляет, рассеянно рассматривая себя в зеркале, чистит зубы и идет на кухню. От прикосновений Ичи и Канкуро, вставших следом, Акеми не то чтобы именно уходит, просто ей почему-то нерадостно. Они ведут себя как ни в чем не бывало, пытаются втянуть ее в разговор, но у нее настроения никакого нет. Ей и на рынок-то идти не хочется, но все идут, а сидеть дома одной какая-то глупость.

Часть 3.2. Сай. Июнь, 16 лет после рождения Наруто.

Nick Jonas, Nicki Minaj — Bom Bidi Bom

+++

Раньше Сай просыпался быстро и уже готовый начать свой день. У него не было времени понежиться в кровати, он даже не знал, что так можно и не имел такого желания. Все должно было быть четко, без промедлений, потому что для себя Сай не жил. Он был собственностью Данзо и Конохи, не больше и не меньше. Ему казалось, что это правильно. Откуда ему было знать, что он может жить как-то иначе? Что он может что-то хотеть, что-то иметь? Накику пробуждает в нем все эти странные чувства и желания, к которым за три года он постепенно начинает привыкать. Вернуться к тому, как он жил раньше, уже не получится. Сай ведь пробовал, но та жизнь была пустой, лишенной какого-либо тепла и света, кроме того, который можно увидеть проснувшись на операционном столе в неудачный момент. Теперь Сай просыпается медленно и наслаждается покоем. Не всегда, конечно, потому что так делать во время миссий у него, понятное дело, возможности нет. Сейчас он никуда не торопится, оценивает то, как прижимается к нему во сне Накику. Она мягкая, теплая и так вкусно пахнет, что ему вообще никуда не хочется идти. Будь его воля, он бы весь день пролежал с ней в постели, покрывая ее тело поцелуями и наслаждаясь ответными ласками. Сай зарывается носом в ее волосы, клюет губами куда-то в висок и придвигает к себе теснее. Накику тяжело просыпается, но сейчас уже не так рано, чтобы ему надо было переживать о том, что она начнет на него ругаться. Тем более, что будит ее он поцелуями, ладонями, ласкающими бедра и жарким дыханием у нее на груди. Накику сонно тянется, выгибая спину, раздвигает ноги и ловит его за ухо, когда он пытается спуститься ниже. Взгляд у нее со сна мутный, но губы растянуты в улыбку. Она ничего не говорит, тянет выше, и Сай понимает: неторопливо целует, раздвигает ее ноги шире и ловит губами стон, толкаясь в нее пальцами. Он знает, что ей нравится страстный секс с полной отдачей, что она любит, когда он заставляет ее вскрикивать и течь, — и вчера она просила его взять ее так, чтобы если не перекричать трахающуюся троицу, то не ударить перед ними в грязь лицом, — но сейчас ему не хочется быть грубым. Но и просто работать пальцами тоже. Сай смелеет достаточно, чтобы повернуть девушку к себе спиной и поставить на колени. Рукой он зажимает ей рот, давит пальцами на губы, чтобы она разомкнула и обхватила их, — мокрыми от ее же влаги, — а членом прижимается и подается бедрами вперед. Накику мокрая и тесная, выпячивает задницу, чтобы он входил глубже, и почти подвывает от резких глубоких толчков. Она же ни о ком, кроме него не думает? Она же в такие моменты знает, что это он с ней? Она же любит его? Кончая, Сай даже не думает отстраняться. Когда ее мышцы так сокращаются на нем, это нечто невозможное. — Я тебя люблю, — повторяет он, укладываясь рядом. — Ты же меня никакой кикиморе не отдашь? — Не отдам, — перекатывается Накику набок, ласково убирая с его взмокшего лба черные пряди. Гладит его по голове, почесывает ногтями и целует в губы. — Никакой кикиморе, не переживай, утеночек. — Почему утеночек? — удивляется Сай, но Накику только смеется, качая головой, и шлепает его по заднице. Время вставать, раз они проснулись, да и в животе у нее уже урчит. Завтрак должен бы проходить в неловком молчании, но этого не происходит. Канкуро и Накику весело переругиваются, Дейдара стонет и стенает, что его все обижают, Ичи даже вступает с ним в какой-то разговор, и только они с Ящеркой сидят молча. Разница между ними лишь в том, что сам Сай с интересом прислушивается ко всему происходящему за столом, а Акеми явно не в настроении. Она не сердитая, не взвинченная, просто какая-то задумчивая и, кажется, все еще немного расстроенная. Странно, разве они вчера не помирились? Сай моргает, не очень понимая, что у них происходит. Они же вчера были ночью вместе втроем. Конечно, она выставила за дверь Канкуро и Ичи, но Сай слышал потом топот и хлопок двери. Судя по всему, спали они не по отдельности, так что случилось? Акеми — его сокомандница, и он несет за нее какую-никакую а ответственность. Аикава-сенсей это еще три года назад им говорила, что они должны заботиться друг о друге, раз в одной команде. Сай же, как любит говорить Аичиро, пятое, самое важное колесо, потому что запасное, так что он точно с ними. Сай пытается вспомнить, что же он читал про такие ситуации в книгах. Может, надо как-то пошутить удачно? Сай задумывается и трет большим пальцем бок стакана у себя в руках. — Сай? — поворачивается к нему Накику и приподнимает брови. — Ты чего? — Я просто вспомнил, что удовольствие от секса получают дельфины и люди, а свиньи могут кончать непрерывно в течение тридцать минут, — говорит он ровным тоном. Дейдара давится кофе, и Ичи приходится встать, чтобы постучать его по спине и убедиться, что их пленник не умрет. — Бля-ять, зачем ты что-то спросила у него?! — стонет Канкуро, умудрившийся уронить на себя маринованную сливу, и берет у Акеми из рук протянутую салфетку. — А че, свиньи реально так долго, чувак?! — хрипло восклицает Дейдара, округляя глаза и опираясь локтями о стол. — Серьезно? Нахера им столько?! — Судя по изученным на сегодняшний день данным, да. Но удовольствие получаем только мы и дельфины. А свиньи… — Прекрасно, мы то ли свиньи, то ли дельфины, — прерывает его Ичи, возвращаясь на свое место. Он смотрит на вяло ковыряющуюся в еде Акеми и хмурится, тянется, чтобы коснуться ее руки, но она, будто чувствуя это, откладывает палочки и прячет ее под стол. — Сай — пингвин, — бормочет Накику и затыкает рот Сая куском омлета, который сама же палочками в него кладет. — Хотя, скорее, утенок, — Ичи издает смешок, отвлекаясь на секунду, чтобы посмотреть на художника. — Я так и не понял, почему утенок, — обреченно вздыхает Сай, опять не получая ответа на этот вопрос. Рынок в Щимо не такой большой, как в Суне или Конохе, но разнообразие товаров достаточно впечатляющее для маленькой деревни. Их проводница сегодня Наоми, иметь дело с которой всем куда легче, чем с Иошихиро и Саори. Вот она точно дружелюбна, порхает между ними, комментируя то то, то это. Даже указывает, в какой стороне есть художественная лавка и заводит с Ичи разговор о медицинских травах, используемых только у них в Щимо, в который то и дело встревает Дейдара. Сай и сам прислушивается к Наоми с любопытством, расслабляясь еще и потому, что Накику держит его за руку. Они прогуливаются между прилавками, Сай ненадолго останавливается у продавца тканей, рассматривая красивые отрезы на кимоно. В Конохе предпочитают узоры с листьями, есть еще клановые, в Суне он видел облака и веера, здесь же больше горных пейзажей и деревьев. Красиво, надо будет потом еще раз пройтись и кое-что зарисовать. Может, купить что-то для Широгику? Ей может понравиться, красиво же. Другое дело, что непонятно, что можно из этого пошить. Вряд ли ей окажется нужно кимоно. В какой-то момент они оказываются у лавки с ювелирными изделиями. Накику залипает на украшения, руку его она отпускает, чтобы примерить какие-то браслеты. К ней тут же прилипает Наоми и вперед торговца рассказывает о том, какие самые популярные камни у них в деревне, и что можно выбрать в качестве подарка домой. Здесь же Сай замечает и красивые резные заколки, около которых останавливается Акеми. — Хочешь что-то взять? — спрашивает у нее Канкуро, приобнимая за плечи. — Эта симпатичная. — Нет, я не ношу заколки, мне не идут поднятые волосы, — качает головой Акеми и убирает с себя руку кукловода. — Купите лучше для сестер что-то, им понравится. — Речь же не о них, — Канкуро хмурится и пытается поймать Акеми за локоть. — Ну, ты чего? — Ничего, — она отступает и складывает руки на груди. Подошедший к ним Ичи говорит что-то о сережках, но и на них девушка смотреть не хочет. Сай помнит, что обычно Акеми с большой охотой любит подбирать что-то для многочисленных проколов в ушах, так что ее полное нежелание изучить все, что есть у торговцев, странное. К тому же, заколки она носит. Сай видел, как она собирала волосы той, которую он ей подарил на день рождения, и не раз. Неужели на самом деле ей не понравилось? Сай возвращается к Накику и тут слышит слово «кольцо». Это заставляет его задуматься уже о собственных делах и о том, что он сам может подарить Накику. Ей нравятся ювелирные изделия и камни, так, может, ей найти кольцо? Сам того не замечая, Сай отходит от своих и застывает у другого прилавка. Здесь тоже разные украшения, кольца в том числе, на которые он растерянно глядит, пытаясь понять какое понравится Накику. Что-то не громоздкое, изящное и тонкое, наверное? А какой у нее размер? Надо же, чтобы оно ей подошло. Сай смотрит на собственную ладонь, вспоминает, как они с Накику переплетают пальцы и прикидывает точный размер каждого. Он так задумывается, что подошедшую к нему Саори замечает только тогда, когда она становится к нему почти вплотную. — Тебе помочь? — спрашивает девушка. Саю очень хочется куда-то сделать ноги, но теперь это будет как минимум некрасиво. Он все еще плохо разбирается в человеческих отношениях, но что обидно, а что нет, уже примерно понимает. — Я просто смотрю, хочу купить подарок, — как можно более нейтральным тоном отвечает Сай, украдкой оглядываясь. Он страстно желает поскорее вернуться к Накику, а не стоять под пронизывающим насквозь взглядом Саори. Куноичи Мороза берет у него брошь, которую он вертит в руках, попутно проходясь по его ладони пальцами, и смотрит из-под густых черных ресниц. У Сая по спине бегут стада мурашек, и это очень неприятное чувство, не такое, какое появляется, когда его трогает Кику. — Девушке? — зачем-то уточняет Саори. Перед ними только женские украшения, кому еще он может выбирать? Сай недоуменно моргает и кивает, не зная, как отвечать на такой очевидный вопрос. — Своей? Сай открывает рот и тут же его закрывает. Они с Накику это не обсуждали, а исходя из того, что он читал в книгах, нужно всегда обсуждать такое. Он хотел бы сказать, что она его девушка, но не может, и потому растерянно молчит. А вот на лице Саори расцветает довольная улыбка. Не менее пугающая, чем все остальное. — Что, если мы вместе поищем подарок? Я буду рада тебе помочь, — она пробегается пальцами от его запястья вверх к локтю, но прежде чем Сай успевает отреагировать, его на себя кто-то дергает. — Не лапай моего сокомандника, спасибо большое, — Акеми тянет его за шиворот и отряхивает, когда они отходят в сторону. — Ты чего? Потерялся и затупил, как маленький. — Спасибо, — выдыхает Сай, нервно оборачиваясь в сторону лавки, но Саори там уже нет. Видимо, решила потом продолжить их разговор. — Она странная. — Ты тоже, — Акеми качает головой. — Но она хуже, еще и на тебя запала. Ему вдруг очень хочется спросить, запала ли на него Накику. Она его любит, сама же сказала, так что, наверное, да. — Как белый хер на тебя? — повторяет Сай прозвище, которое дал Канкуро Иошихиро. Почему он так его назвал понятно: он весь белый и лезет к чужой девушке, все логично. — Он не… неважно, — Акеми трет лоб и берет Сая под руку. — Что ты искал? — Я хотел купить Накику кольцо. — Давай начнем с чего полегче, а то она решит, что ты ее замуж зовешь. — Я могу, — смех Акеми, едва начавшись, обрывается. Она смотрит во все глаза на Сая и забавно округляет глаза и губы. — Моим бы такую прыть, — бормочет, наконец, Акеми обескураженно. — Но давай все-таки попозже. Не думаю, что Кику-анэ сейчас думает о таком. — А ты думаешь? — Ну, я всегда хотела семью, — уклончиво отвечает она, кидая взгляд в сторону Ичи и Канкуро, остановившихся около Накику. — Ну, не сейчас-сейчас, конечно. — Семья у тебя может появиться в лучшем случае через девять месяцев, если ты говоришь о ребенке. А иногда… — Спасибо за уточнение, Сай. Они останавливаются у всяких безделиц: резные зеркальца, деревянные статуэтки, еще какая-то мелочь. Аикаве-сенсей, Аичиро и Каю, кстати, можно тут что-то найти в качестве знака признательности. Гааре вряд ли, как и Широгику. Можно еще для Яхико посмотреть, который из Суны, кажется, вообще не собирается никуда деваться, даже когда ему велят вернуться в Коноху. Хотя, велик шанс, что свой подарок он тут же отдаст Широгику, лишь бы только его любимая фея улыбнулась. — А тебе моя заколка не понравилась? Ты сказала, что не носишь их. — Я… нет, нравится. Просто она для меня слишком красивая, — Акеми как-то грустно вздыхает, но Сай не успевает продолжить с вопросами. На девушке виснет Дейдара, настойчиво уговаривая ее пойти с ним куда-то, чтобы посмотреть на «пиздецки стремную хрень, малышка». О какой хрени идет речь он не уточняет и просто тянет Акеми, в которой вдруг проснулось любопытство, за собой. Сай смотрит им вслед и, понимая, что он снова один, — и в опасности из-за этой пугающей его своим немигающим взглядом Саори, — возвращается к Накику, потерянной им на минуту из виду. Она сама крепко берет его за руку, переплетает их пальцы и требовательно смотрит ему в глаза. — Ты куда пропал? Я уж думала, ты потерялся, и тебя съели, — Накику переводит взгляд куда-то налево. Там Саори разговаривает с присоединившимся к ним Иошихиро, при виде которого лицо Ичи становится деланно равнодушным, а вот Канкуро мрачнеет. Кажется, им всем из этой компании только пухленькая Наоми и нравится. — Не отходи далеко, ладно? Сай кивает, улыбается и больше от Накику никуда не отходит, довольный тем вниманием, которое от нее получает.

Часть 3.2. Канкуро. Июнь, 16 лет после рождения Наруто.

XOLIDAYBOY — Малышка хочет движа

+++

Иногда понять «женщину», как выражается Нара, для Канкуро — непосильная задача. Канкуро не понимает загонов Темари по своему лосю, не понимает Накику, которая вдруг начинает повсюду за собой таскать Сая — не то чтобы художник ему не нравился, но он объективно странный, между ним и Скорпионом пропасть буквально во всём — и совершенно не понимает настроения Акеми. Поначалу ему кажется, что она просто выдохлась после их вчерашнего эксперимента, поэтому не лезет к ней, а вместо этого за завтраком затевает шуточную перепалку с Накику, которая фыркает, что из-за вида его голой жопы долго не могла глаз сомкнуть. Ну-ну, глаз сомкнуть она не могла, скорее всего, из-за чего-то другого, он их с Саем слышал и ночью, и утром тоже, словно бы они решили таким образом отомстить им с Ичи, а ещё до кучи Дейдаре, стонущему, что они о нём совершенно не думают, не заботятся и, вообще, издеваются. Кажется, подрывник уже позабыл, что он им не друг и даже не приятель, а пленник. Акеми, видимо, тоже об этом забывает и тащит того с собой на рынок. То ли чувствует вину за то, что бросила Дейдару в баре, то ли что. Это Канкуро тоже не понимает, но Акеми у него… у них с Ичи жалостливая, так что неудивительно, что даже над нукенином трясётся, сохраняя, впрочем, дистанцию. Тот к ней с пошлостями больше не лезет, и Канкуро бы сказал, что это успокаивает, но его в принципе веселил этот неадекват и его попытки пикапа, так что ревности марионетчик никакой не испытывал. Это вот Иошихиро его выбешивает, белый хер, который зачем-то пытается пристать к чужой девушке. В баре джонин Мороза ненавязчиво намекнул, что такой красивой и нежной куноичи злыдни не пара, и это по непонятным причинам уязвило Канкуро. Акеми, он знает, его любит, в том числе даже за поганый характер, а какому-то придурку из жопы мира, который её всего день как знает, вообще не стоило что-то вякать на эту тему. На рынке Акеми показательно равнодушно отказывается от предложений купить для неё что-то, и Канкуро в какой-то момент зло выдыхает и отходит в сторону, оставляя её на Ичи: он не знает уже как с ней нормально разговаривать, а делиться девушка не хочет. Канкуро прямо сейчас хочется закатить глаза, как Шикамару, и протянуть «женщины, мендоксе», что он и делает, пусть и про себя. Ичи присоединяется к нему спустя пару минут и говорит, что Акеми ушла отбивать Сая у его новоявленной поклонницы. Белый хер и классическая баба-монстр из фильма ужасов, потрясающе, вместе бы хорошо смотрелись, чего их потянуло на ниндзя из чужих деревень, которые тут максимум на пару недель зависли? На Сая ему похер, конечно, это проблема Накику, но всё же. С другой стороны, а его почему потянуло именно на Акеми из Конохи? Канкуро даже объяснить себе не может причины — он просто её любит, вот и всё. Она такая, какая ему нужна, без кого он просто не хочет больше быть. И он не хочет, чтобы она возвращалась в Коноху, значит, нужно будет задуматься о том, как оставить её в Суне. Конкретных сроков отбытия Акеми обратно в Лист никто не знает, и она сама тоже, но ведь Канкуро понимает, что её пребывание в союзной деревне не навсегда. Приказом Хокаге она, может, и поступила в распоряжение Гаары, но всё ещё числится союзным шиноби, и в картотеках Суны нет её имени и личного номера. Ичи дёргает его за рукав и кивает в сторону своей сестры. Та где-то потеряла своего птенца, — кто он там, пингвин или утка, а, может, уже дельфином стал, — занятая разглядыванием украшений. Кику как сорока, летит на всё блестящее, хотя в итоге редко что-то покупает, предпочитая, чтобы ей делали подарки. Хорошо устроилась. Вот почему Акеми не может взять и нормально принять от них какой-то? Она же носит тот браслет, который он ей когда-то подарил, так что случилось-то? — Может, она как-то повлияет на Ако? — вздыхает Ичи, теребя свой хвост. — В конце концов, они подруги, и женские заморочки им понятнее. — Не боишься у своей сестры просить совета? — хмыкает Канкуро. — Ты же её знаешь, она может такого подсказать, чисто из вредности, что ещё хуже сделает. — Она меня всё-таки любит, — не очень уверенно тянет Ичи. — Ну, и если не ради нас, то ради Акеми, вряд ли ей нравится видеть её в таком состоянии. — Тогда бы сама уже что-то сделала, а не выгуливала бы своего птенчика за ручку, — фыркает Канкуро, но в итоге кивает. — Ладно, просто поговорить нам же ничего не стоит. Это стоит им недоумённо-ехидного взгляда и очередной тирады о том, что все мужики — болваны. Кроме, видимо, её драгоценного утёнка, которого она уже начинает искать взглядом. Хотя, по мнению Куро, тот из них как раз самый больший влюблённый болван, чего только стоили его высказывания за столом поутру. — Научитесь разговаривать. Словами. Через рот. — Тон у Кику недовольный, её отвлекли от разглядывания блестяшек. — Комплименты делать, я не знаю, напоминать, что она вам дорога. Нет, Куро, не комплименты заднице или пошлости в духе Дея. Неужели не видно, что она девочка у нас диковатая, которая себя не ценит почти? Подарок ей я куплю, а вы идите лучше найдите онсен, говорят, тут неплохие горячие источники, можно проверить после обеда. Онсен отправляется искать Ичи, к которому в сопровождение навязывается пухленькая Наоми. Весёлая девчонка и видно, что хохотушка, полная противоположность этой Саори. Та стоит возле белого хера, и Канкуро может только надеяться, что ни за обедом, ни в источниках те не составят им компанию. Но, конечно, всё не может идти так, как он хочет. Иошихиро напоминает, что Каге обязал его сопровождать дорогих гостей, так что сначала джонин Мороза приводит их в какой-то отстойный ресторанчик, где подают что-то из местной кухни — пресное и со странным жёстким мясом. Канкуро даже не уверен, что хочет знать чьё оно, хотя вообще-то он большой мясоед и в принципе любитель плотно и сытно покушать. Ему всё не нравится, его всё бесит. Пигалицу, видимо, тоже, потому что по правую руку от неё сидит Дей и всё пытается её приобнять. Саори всё так же прожигает взглядом Сая, Ичи молча жуёт свою калошу, — то есть, простите, бифштекс, — а Акеми о чём-то разговаривает с Наоми. Точнее, несколько апатично отвечает, потому что куноичи Щимо, кажется, не сильно требуются ответы, изо рта её льётся сплошной монолог. Вытерпеть весь этот фарс сложно, и Куро оставляет в покое несчастное животное, которое явно померло в муках, прежде чем попасть на стол, и выходит из ресторана, попутно утягивая за собой Ичи. — Ну что, ты нашёл нам онсен? — Есть неплохое местечко на окраине деревни, — кивает Ичи. — Там спокойно и красиво, и нет такой толпы желающих принять ванну, как в центре деревни. Правда, они под открытым небом, но, думаю, в июне мы не замёрзнем. — Если что, подлечишь, ты же у нас медик, — хмыкает Канкуро. — Просто лучше пойти через пару часов после еды, а не поздно вечером. — Ичи не зануда, но у него есть что-то общее с Каем, сокомандником Акеми. Впрочем, Канкуро тоже не хочет ждать вечера. У него на Акеми большие планы, и у Ичи тоже, вряд ли им составит большого труда утащить её куда-нибудь от всех, в том числе нежелательных лиц типа белого хера. Он должен уже понять, что катить яйца стоит в другую сторону. Любую, которая не лежит на пути к его девушке. Местечко действительно загляденье. Канкуро сразу облюбовывает широкую, пышную ель, которая своими ветвями закрывает симпатичный закуток, и даже если у него нет планов трахать Ако прямо тут, торчать в воде с остальной дурной толпой он тоже не хочет. Он опирается на бортик, закидывает назад голову и ждёт, что Ичи приведёт их маленькую обиженку: меньше шансов, что она откажет именно его вежливой просьбе. Акеми подплывает сама, смотрит, насупившись и куда-то не в глаза, а чуть выше его плеча. — Если ты хотел со мной поговорить, мог бы и сам подойти, — бурчит она. Ичи за её спиной только ухмыляется, поганец. Фиг знает, что он там ей наплёл, но Канкуро придётся импровизировать, потому что он-то не говорить хотел, а лаской, пальцами и губами показать ей всё, что нужно. Акеми вот прекрасно знает, какой у него поганый рот, и что он в любой момент может ляпнуть глупость — для неё, конечно, глупость, он не Сай всё-таки. — Девушки любят ушами, — одними губами произносит Ичи, повторяя то, что им высказала Накику пару часов назад. Ещё она добавила нелицеприятное «а мужикам лишь бы брюхо набить и член вставить», но Канкуро знает, что сама она так не думает, это просто её Дейдара уже заколебал нежелательным вниманием. Канкуро прочищает горло и чувствует себя идиотом. Может, он, всё же, похож на Сая больше, чем думает. — У тебя красивые длинные ноги… — начинает Канкуро, и Ичи закатывает глаза к небу. Придурок, сам бы тогда пробовал, чё он на него-то скинул вступление? Иногда он прямо точная копия своей сестры. Которая Кику, конечно, а не умница Широ. Акеми скептически приподнимает бровь и складывает руки на груди. Вода как раз примерно до сюда ей доходит в этой части бассейна, так что никаких ног, конечно, не увидеть. Почему он начал говорить про них вообще? — И волосы мягкие. И рыжие. — Ты заметил, да? — ехидно, но как-то растерянно тянет девушка. — И три года не прошло. Тебя Сай покусал? Что происходит? — Он просто пытается сказать, что тебе не нужно краситься и стараться, чтобы быть красивой, — мягко говорит Ичи, кладя ей ладони на плечи и начиная их разминать. Акеми всё ещё напряжена, но ирьёнин знает, что делает, так что в итоге она неосознанно жмурится от удовольствия. — Если ты хочешь привлечь чьё-то внимание… — Я не хочу ничьего внимания привлекать! — Акеми говорит это громко, но тут же вспоминает, что в этом уголке они, может, и одни, но не в онсене. И добавляет, уже тоном ниже. — Вы идиоты, я просто хотела… — она сопит пару минут, но всё же выдыхает: — Я вам понравиться хотела. А не кому-то ещё. — Но ты нам и так нравишься, — чешет затылок Канкуро. Что за глупости у неё в голове? — Может, как раз тебе, например, стоит задуматься, что не надо каждый раз так реагировать, когда рядом со мной стоит какой-то парень? Они же не из-за меня… — Из-за тебя! Это ты просто не замечаешь очевидного! — В любом случае, почему ты злишься? — Потому что ты моя! Наша! А не каких-то Коджи, Хренджи и белого хера! Ичи издаёт смешок и прижимает к себе порывающуюся было уплыть Акеми. — Всё, тайм-аут, — тихо говорит он. — Мы не хотели ссориться, мы хотели провести с тобой время. Особенно пока у нас есть возможность не беспокоиться обо всём остальном. Канкуро, честно говоря, вообще уже хочет забыть про дурацкую миссию, которую им всучил Сасори-сенсей. Он не настолько ленивый, как пигалица, но у него просто сейчас совершенно другие проблемы в голове, а не всякие неуловимые Акацки, которым непонятно что нужно. Хвостатые нужны, а зачем — покрыто мраком тайны. Рядом слышится плеск воды, отвлекая всех троих: какой-то самоубийца решил то ли пригласить их к остальным, то ли проверить чем они втроём тут занимаются. Канкуро хватает Акеми за руку, и, посылая чакру в ноги, выпрыгивает из бассейна, подхватывая её на руки. Девушка не успевает пикнуть, а он быстрыми скачками добирается до пустой мужской раздевалки и уже там запихивает её в индивидуальную душевую кабинку, прижимая к стене. — Красивая, — шепчет Канкуро ей на ухо, прикусывая мочку уха. На зубах и языке он чувствует нагретый металл её многочисленных серёжек. — А если с тебя полотенце снять, ещё красивее. Расставишь для меня свои красивые ноги? — Канкуро, ты болван! — она пытается его ударить кулачком, но стонет, когда он начинает облизывать её дальше, поднимаясь по ушной раковине. Ичи к ним присоединяется только спустя пять минут, что-то бурча о том, что ему пришлось разбираться с любопытной Наоми, которая потеряла часть своих подопечных. Можно подумать, это ей вручили группу из Суны, а не белому херу. Доводить Акеми до того состояния, чтобы она упала и не встала в этот раз не собирается никто: всё-таки, у них ещё дома будут возможности, а до вечера много времени, они могут сбежать от остальных и погулять втроём. Пигалица, конечно, разозлится, что на неё опять спихнули подрывника, но это же ответственность Сая, раз он следит за печатями, нет? Куро понимает чего хочет Акеми, и он сам этого же хочет — остаться без лишних сопровождающих, которые и так постоянно вокруг, и ближайшие три недели ещё будут. — Зачем мы вообще сюда пришли? — ворчит Акеми, — если в источнике посидели буквально минуту? И я всё ещё думаю, что вы свиньи! — Свиньи, свиньи, — посмеивается Куро, приподнимая её за бёдра, отрывая от стены и прислоняя к Ичи, который уже где-то раздобыл какое-то то ли молочко, то ли масло для душа. — Только оргазма по полчаса не получаем. Хотя, вечером можем организовать несколько заходов, и ты попробуешь, красавица. Если и не полчаса, но того, который он получает, растягивая её, тугую и горячую, Канкуро вполне хватает. Он даже управляется довольно быстро, оставляя место Ичи. Чуть позже Акеми сидит на коленках ирьёнина в общей раздевалке, пока тот ей расчёсывает мокрые волосы и предлагает заплести косички. Интересно, где научился? Не у Сасори-сенсея же пошёл курсы брать. Канкуро роется в своих вещах и вытаскивает-таки тот подарок, что они с Ичи для неё купили. Ничего из Щимо Канкуро не нравилось, и Кику подсказала им, что нашла ларёк купца из страны Снега, славящейся в том числе своими передовыми технологиями. Заводные механические игрушки, конечно, и в Суне, и в Конохе можно отыскать, но эта конкретная черепашка с секретным ящичком под панцирем понравилась и Ичи, и Канкуро, и, главное, оба были уверены — понравится Акеми. Она любит всё милое, коллекционирует, как они успели узнать, статуэтки, которые стоят на полочке в спальне Канкуро — он специально освободил для них место. — Я же сказала, что… — Мало ли, что ты сказала, — Канкуро видит, что глаза Акеми вспыхивают от восторга, когда она подмечает как переливаются крохотные многочисленные огоньки, инструктированные в панцирь. Её и как ночник можно использовать, а если поставить на пол и завести механизм, то в темноте комнаты они будут кидать красивые отблески, пляшущие на потолке и стенах. — Хочешь вернуться в источники, или ну их? — Хочу вернуться, — Акеми аккуратно убирает подарок к себе и притягивает их за руки, так, чтобы они втроём прижимались плечами. — Ненадолго; раз уж мы пришли, давайте хоть отогреемся. А потом можно и сбежать, да? — Как ты захочешь, — говорит Ичи, приобнимая их обоих. Руки у него длинные, так что и стараться не надо сильно. — А можно просто найти другой онсен. В котором ещё меньше народу. Желательно, никого, кроме нас.

Часть 3.2. Дейдара. Июнь, 16 лет после рождения Наруто.

The Servant — Orchestra

+++

Дейдара, даже если бы его не сдерживали фуиндзюцу Сая, сбегать бы сейчас и не подумал. Он думал об этом когда его только поймали, когда он дохера времени сидел в камере, но с тех пор, как его выпустили, мнение своё поменял. Во-первых, он не считал, что его так уж сильно ценили в Акацки. Там ему даже об искусстве не с кем было поговорить — в пару ему приставили какого-то блаженного в маске, который большую часть времени вёл себя как сбежавший из психиатрического отдела пациент. В бою он Дею никогда практически не помогал, зачем его держали в такой серьёзной организации Дейдара искренне не понимал. Тем не менее, он слонялся по миру, выполняя порой совсем уж странные поручения Лидера. Пока их с напарником не послали за Казекаге, и Дейдару не победили, — почти играюче, — какая-то розовая сопля из Конохи и бывший легендарный нукенин из Суны, который, по слухам, остепенился и ковырялся в огороде когда не заседал в совете. Про Сасори Дейдара слышал много, и хотя искусство этого человека сильно отличалось от его собственного, он не мог не уважать преданного своему делу артиста. В конце концов, выращивать кабачки — это тоже искусство, да. В приюте, где вырос Дейдара, тоже был огород, и Дея заставляли там иногда работать, и у него никогда не получалось. Он не понимал какими талантами надо обладать, чтобы собрать урожай хоть с чего-то, помимо кустов картошки. В общем, Сасори он про себя окрестил данной, — мастером, — сумел договориться о заключении взаимовыгодного соглашения и сразу просёк, что его свобода передвижения если и будет от кого-то зависеть, то от рыженькой хорошенькой куноичи, которая иногда к нему заглядывала. Видно же, что самая жалостливая и молоденькая, пусть и пытается хорохориться и нагнать страху. С другой стороны, он слышал про клан Икимоно, особенно его заинтересовали их взрывные ящерицы, чаиро, и Дейдара всё мечтал увидеть как это смотрится в действии. У них и кишки при взрыве на всех разлетаются, или те сразу сгорают до пепла? Увы, ни с кем из клана рыжих коноховцев он до сих пор не пересекался, а тут вот возникла возможность. В итоге, малышку Дейдара оценил по существу, хотя ему было очень жаль, что крошка вырубила его своими светящимися когтями в пещере, и он пропустил всё самое интересное. А потом ещё раз вырубила, уже в палатке, наверняка, чтобы спокойно потрахаться у него под боком с отмороженным черноволосым художником. Сай тоже был артистом, но разговаривать с Дейдарой об искусстве не торопился, смотрел на него постоянно волком, словно мечтал, чтобы он провалился сквозь землю. Ну и ладно, он ему, Дейдаре, тоже не нравится — какой-то асоциальный идиот, а даже у него есть секс, причём, кажется, регулярный. Все вокруг Дейдары трахаются как кролики, и только ему никто не даёт! А ведь рыженькая тройничок практикует! Почему её старшая подружка с неё взять пример не хочет? Её опекун там, что ли, бдит над нравственностью подопечной? Дейдара дёргает себя за каштановый локон и пытается найти плюсы в своей новой внешности. Не так уж сильно его меняет цвет волос, но, кажется, никому и в голову не приходит, что в группе один из участников — пленник и нукенин. То ли идиоты, то ли просто не стали проверять его по спискам розыска. По своим шикарным волосам Дейдара скучает, но зато, наверное, с более тёмным оттенком локонов его голубые глаза кажутся выигрышнее? Он задаётся этим вопросом, внимательно следя за тем, как Ичи куда-то за склонившуюся над водой елью утаскивает малышку. Неужели они прямо тут трахаться будут? Да ну, вряд ли, малышка не настолько отчаянная. Дейдара не знает почему вдруг среди этих странных шиноби чувствует себя на своём месте. Они не устают ему показывать своё пренебрежение, некоторые не гнушаются напоминать что он тут для дела, а что потом с ним будет — не знает никто. Делают вид, что он их совершенно не интересует, но, тем не менее, Акеми везде тащит его за собой, Накику исправно протягивает ему по утрам чашку кофе, да даже капитан пытается занять какими-то разговорами, а не игнорирует, как мог бы. Вроде бы мелочь, а приятно. Даже будучи учеником Тсучикаге, Дейдара не чувствовал себя ни частью деревни, ни частью какой-то более мелкой группы в социуме. Он, конечно, никогда не был таким потерянным и оторванным от жизни, как Сай, у него под боком росла и Куротсучи, но они не были близки. Дейдара ни с кем не был близок, и отсутствие друзей компенсировал желанием чего-то добиться. Он нисколько не жалеет о том, что украл свитки с киндзюцу, позволившие его кеккей-генкаю быть ещё эффективнее, но, побродив по миру, он так и не нашёл для себя подходящего места. Сейчас он просто наслаждается жизнью: следит за тем, какой интересный фильм разворачивается перед его глазами и поглядывает на двух цыпочек из Щимо. Пухленькая миленькая, но слишком шумная — Дейдара и сам громкий, он любит, чтобы внимание было на нём, любит провоцировать и смотреть что из этого выйдет, так что не любит конкуренцию. Ну, и фигура не в его стиле: его не смущает десяток лишних килограмм, но эта слишком мелкая. Хотя он сам невысокий, да. Черноволосая Саори пугает даже Дейдару своим немигающим взглядом, и он очень рад, что смотрит она не на него, а на Сая, который имел неосторожность появиться из мужской раздевалки раньше, чем Накику вышла из женской. Где она, кстати, застряла, все уже давно тут? Дейдара уже собирается выйти и проверить, не самоудовлетворяется ли крошка в душе, как Саори, «случайно» оказываясь возле жмущегося к бортику художника, теряет полотенце. Особо ничего и не видно, но картина занимательная. Фигурка у девушки что надо, и пусть соски не торчат напоказ, под приподнимающимся от воды паром всё-таки можно угадать очертания подтянутой груди. — Вы можете простудиться, Саори-сан, — тоном профессора выдаёт Сай, не делая никаких попыток помочь голой куноичи выловить бесславно потонувшую ткань. — Советую вам не выходить из источника в таком виде, потому что вы можете заработать цистит. Или нарушение функций половых органов. Дейдара издаёт смешок. По художнику не понять — то ли он серьёзно вдруг вспомнил какой-то факт из прочитанного, то ли научился сарказму. Он столько времени ошивается вокруг крошки, что мог бы уже даже понять как им пользоваться. — Опять эта кикимора на него влажно дышит, — Накику плюхается рядом и уже собирается отчалить к своему утёнку, как Дейдара ловко прихватывает девушку за талию и притягивает к себе. Она даже не сопротивляется, но хмуро и очень недобро поглядывает на разворачивающуюся сцену. То ли думает о том, как бы незаметно прикончить Саори, то ли о том, что секса её не-парню сегодня не видать. — Я — ирьёнин, Сай-кун, можешь за меня не волноваться, — куноичи Мороза очень, очень медленно заправляет длинную чёрную прядь за ухо. И смотрит. Даже Дейдару отсюда прошибает, ничего удивительного, что Сай начинает пятиться с удвоенными стараниями. — Убери свой язык от меня, — Дея больно щипают в бок, и он охает, потому что сам не отобразил, что его правая рука решила лизнуть Ритсуми за плечо. — Крошка, ты вкусно пахнешь, что я могу поделать… — Я могу, завязать тебе его морским узлом, например, меня отец учил в детстве, — ядовито отзывается Накику. На Дейдару она не смотрит. — Слушай, гавнюк, если тебе всё равно кого лапать, иди на ней потренируйся флиртовать. — Она меня пугает. — А я нет? — приподнимает подбородок Накику, выглядя так надменно, как только может. — Или тебя давно не усыпляли с хенка? — Ну вот что ты такая злая? Мы же прекрасно смотримся вместе, крошка. Может, у тебя ещё одна сестрёнка есть, только не такая ханжа? Накику на мгновение меняется лицом, выглядя почти испуганной, но тут же возвращает себе вид принцессы, которой надоел её холоп. — Кстати, с хенка я могу влиять на потенцию тоже, — шепчет Накику ему на ухо. Дейдара сначала удивляется, но, слыша продолжение, резко отдёргивает от неё руку. — Могу поставить, а могу положить. Контролируя поток чакры, можно много интересного с организмом сделать. — Верю, — хрипло говорит Дейдара. — Иди, отбивай своего птенчика, а то она на него сейчас залезет. Впрочем, ей даже делать ничего не требуется: Сай уже заметил свою маму-утку и с широко раскрытыми от ужаса глазами плывёт к ним, кажется, даже не реагируя на то, что Дейдара опять пристаёт к его путеводной звезде. Странно, что этот чувак не догадался печать на крошке поставить, чтобы не теряться. Онсен они покидают в итоге втроём. Малышка и её кукловод с доктором куда-то сгинули, никого не предупредив, а ниндзя Щимо остались отмокать после долгого разговора между Накику и Иошихиро. Что уж там она ему высказала — Дейдаре подслушать не дали. Сай, отойдя от посягательств на его честь со стороны Саори, утащил подрывника с собой в раздевалку, испугавшись, видимо, что его и тут могут найти и изнасиловать. Дейдара не против, чтобы его кто изнасиловал, хотя и не хочет быть на месте Сая, такая кандидатура бы и ему не понравилась. В конце концов, секса у него не было уже… да никогда не было, если уж честно. Были попытки с кем-то поцеловаться, с одной девчонкой даже почти дошло до постели, но потом возник Тоби и обломал всю малину. Ещё бы Дейдаре не хотелось возвращаться в пару к этому долбоёбу! — Она тебе настолько нравится? — скучающе спрашивает Дейдара, ожидая, пока Сай скрупулёзно проверяет на нём печати. — Крошка, я имею в виду? — Я её люблю, — отрезает Сай. — Так что хватит к ней лезть. — Она сама за себя может постоять, чувак, — хмыкает Дейдара. — Да и за тебя тоже. Сай отстраняется и как-то слишком уж внимательно заглядывает ему в глаза, щурясь, словно пытается анализировать полученную информацию. Почему такой может кому-то нравиться, а он, Дейдара, не нравится никому? Ну ладно, Ящерке он нравится, хоть и не в том смысле, но от этого не менее приятно. Хоть она и бросает его каждый раз, как сама же куда-то тащит. — Я же не прошу чего-то запредельного, если те втроём трахаются, почему мы не можем? Тебя я всё равно трогать не собираюсь. — Заткнись. Они ждут Накику у выхода, а потом идут, к удивлению обоих парней, в какой-то салон ювелирки. — Ты мне не дала, крошка, чтобы я тебе подарки дарил, ммм, — тянет Дейдара, но Накику даёт ему подзатыльник и договаривается с хозяином о доступе в кабинет, попутно что-то спрашивая про разные типы украшений. Себе она прокалывает нос. Сама. Тут же подживляет свежий канал медицинской чакрой, и, вертясь перед зеркалом, с улыбкой рассматривает маленький сверкающий камешек. — Потом кольцо поставлю, теперь выбирай, где тебе будем делать, — обращается она к художнику. — Если ты хочешь, конечно. — Где тебе понравится? — тут же спрашивает Сай. Кику хмурится и заявляет, что важно не её мнение, а его; после пяти минут пассивных споров Сай делает какие-то зарисовки в своём альбоме и решает, что проколет себе соски. Дейдара сидит на диванчике, поглядывая на то, как Сай терпеливо сносит страдания, — он же шиноби, в конце концов, для них такая хрень как укус комара, — а потом с каким-то детским восторгом на лице спрашивает, если он может считаться бунтарём. Идиот, как есть. — А ты? — Накику переводит на него взгляд своих жёлто-зелёных глаз, и Дейдара зависает. Она смотрит не устало, не язвительно, не желая дать ему подзатыльник, а с какой-то искрой энтузиазма, словно предлагает вступить в их личный клуб по интересам, отметившись знаком отличия. Дейдара сглатывает слюну, внезапно понимая, что у него во рту пересохло. — У Ако-имото все уши вдоль и поперёк в дырках, тебе бы, наверняка, тоже понравилось приобрести лишнюю, да? — Крошка, мне нравятся чужие дырки. — Не хочешь, как хочешь, — пожимает плечами Накику, тут же отворачиваясь и готовясь убрать любезно одолженные инструменты. — Я такого не говорил, — быстро произносит Дейдара, подскакивая со своего места. — Эй, чувак, как артист, ты что думаешь? Где мне пойдёт больше всего? Я, конечно, и так красавчик, но почему бы и мне не присоединиться? — Только не на пенисе, — с серьёзной миной советует Сай. — Думаешь, неудобно? — с любопытством спрашивает Накику. — По-моему, это интересный вариант. — Я не хочу, чтобы ты трогала его пенис. — А мне нравится идея, — ехидно бросает Дейдара. — На брови или на губе, — в конце концов вздыхает Сай. — Но я не хочу, чтобы ты его губы трогала тоже. — Может, ладонь проколоть, там тоже рты везде, — смеётся Накику. — У меня ещё на груди есть, — гордо выпячивает оную Дейдара. — А в штанах у тебя пенис или рот? И можно ли считать, что это как вагина, только с зу… — начинает Сай, но Накику быстро затыкает его поцелуем. В итоге, она прокалывает Дейдаре хрящ уха и бровь с левой стороны. Украшения он выбирает сам, невольно вспоминая о «проколах» лидера, которые ему явно не для красоты были нужны. Они гуляют втроём по тёмным улицам ещё какое-то время, а потом Кику заставляет их вернуться во временный дом, напоминая, что уже завтра пора отчаливать на миссию. При этом она кидает на Дейдару странный взгляд, но он в кои-то веки предпочитает игнорировать её внимание. Он помнит, что именно должен показать всем в Щимо. Другое дело, что показывать особо нечего. Но возвращаться в темницу он не хочет. В Акацки тоже. Дейдара не знает, чего же он теперь хочет на самом деле.