Красное солнце пустыни

Часть 3.1. Сай. Июнь, 16 лет после рождения Наруто.

The Wanted — Chasing The Sun

+++

В то время, как у Ящерки в личной жизни случается небольшая — вряд ли же это что-то серьезное — черная полоса, у Сая словно бы все налаживается. Накику больше не бегает от него и не прячет, а находится с ним рядом. Почти постоянно, но ему от ее присутствия нисколько не душно, а совсем даже наоборот. Ему приятно чувствовать ее руки на себе, что он и так уже знал, просто теперь все иначе. Теперь она может прилюдно переплести пальцы с его, погладить по шее, убрать с лица волосы и просто прижаться к его плечу своим. Ему все еще кажется, что это сон, и как только он проснется, то окажется в Суне, а Накику будет смотреть полными обожания глазами на Скорпиона. Или же он просто умер и попал в тот самый мир, о котором как-то читал: загробный, где исполняются все мечты и чаяния покойного. Накику убеждает его, что он жив и здоров, следит за тем, чтобы у него не осталось шрама от раны и не дает ему сомневаться в реальности происходящего. Взгляд, направленный на него, совсем не такой, каким она смотрит на Скорпиона, но он полон тепла и нежности. Она сказала, что любит его, и не как брата, просто по-другому, просто не как Сасори, а как Сая, как его самого. Он долго обдумывает ее слова, пытаясь понять что они значат в целом и для него в частности. Самое же главное, что она его любит, верно? Она любит его, хочет его, не отпускает от себя ночью, перебирая темные пряди у него на затылке и щекоча дыханием щеку. Накику сказала, что он должен вернуться с ней в Суну. Значит ли это, что у него там есть место? Значит ли это, что он может быть там с ней, даже пустить корни, хотя это слово он и ненавидит по определенным причинам? А что же Скорпион? Сай не задает Накику вопросов, потому что не может их пока толком сформулировать, но ему интересно как она представляет себе будущее. Про свое место в Конохе он даже не вспоминает. У него там места ведь никогда не было. Будут ли они жить как Акеми, Канкуро и Ичи? Теперь, когда у Сая есть причины обращать на спутников куда больше внимания, чем прежде, он анализирует их поведение. Момент он выбирает не самый удачный, потому что Ящерка у обоих своих возлюбленных в немилости. Он слышал о ее выходке в пещере, из-за которой недовольство ее поведением только увеличилось. Сам он счел это решение Акеми не самым разумным, но, с другой стороны, она ведь точно знает способности своих ящериц. Раз посчитала допустимым использовать чаиро, значит была уверена в себе и в их силах. Правда, это все равно опасно, потому что помимо ящериц нужно было учитывать еще великое множество факторов, начиная со строения пещеры и заканчивая типом горной породы. Сай не выражает вслух сомнения, что Акеми в тот момент была способна на такой анализ, чтобы не подливать масла в огонь. Он, конечно, все еще с большим трудом разбирается в хитросплетениях человеческих эмоций, но что-то запомнить и понять уже все-таки успел. Например, лучше не говорить никому под руку, особенно, если атмосфера напряженная и к разговору не располагающая. Хотя угадывать когда она не располагающая не всегда получается. Как не всегда получается понять что именно нужно говорить, а что лучше не произносить вслух никогда. Все-таки, это сложно, врожденного чувства такта у него нет, и все ему приходится узнавать методом проб и ошибок. Акеми он подлавливает уже после того, как они заселяются в предоставленный им дом. Ичи и Канкуро с ней не общаются, из-за чего Ящерка явно расстроена и взвинчена. Сай подходит к ней, пока Накику плещется в душе, и кладет руку Акеми на плечо, легонько сжимая. — А? — она поворачивает к нему голову и показывает коробочку с краской для волос. — Я читаю инструкцию, понятно же, что этим мне заниматься. — Я не буду красить волосы! — горланит Дейдара откуда-то с дивана, на который завалился, заняв все место. — Я отказываюсь! Живым не дамся! — Тебя никто не спрашивал, — отрезает Акеми и кивает Саю в сторону. Они выходят из кухни в коридор и заходят в первую же дверь слева. Комната, доставшаяся Акеми, светлая и прибранная, но пустая. На комоде разложены только ее вещи, в углу стоит только ее рюкзак; ни следа чужого присутствия. Сай проходится по помещению и выглядывает в окно: ничего необычного, все чисто. Но, пожалуй, ему надо будет поставить везде печати, чтобы никто не пролез. Акеми, конечно, с помощью ящериц тоже прекрасно может себя обезопасить, только вот есть у нее эта плохая черта: привыкнув жить на территории клана Икимоно, где контроль пространства был постоянный, она забывает, что так не везде. И речь идет не о миссиях, а о той же, например, Суне. Хотя, кто в здравом уме сунулся бы в жилище Гокьедай или апартаменты Канкуро? Он и сунулся, но он, все же, другое дело. И он точно не в здравом уме. — Я хотел у тебя спросить про Ичи-сан и Кукловода, — говорит Сай прямо. Акеми садится на кровать, начиная крутить браслет у себя на запястье. — Что будет потом? — Потом? — переспрашивает Акеми, глупо хлопая ресницами. — Да, потом. Через какое-то время. — Я не знаю. Наверное… наверное, все будет так же? Или мы съедемся, я не знаю, — неуверенно отвечает она. Сай хмурится и смотрит пытливо, потом кивает. — Как хотят Кай и Хошиме, да? — Ну да, как-то так. Примерно. Мне все еще нужно решить вопрос с Конохой, сам же знаешь. — Хорошо, спасибо. Я понял. — Что ты понял? Сай? Сай! Акеми в комнате он оставляет одну и крайне растерянную. Сай пытается представить свое возвращение в Суну и то, что за ним последует. Без Сасори Накику его: она не гонит его от себя, радуется его присутствию и становится с ним мягче. Тут, в Щимо, ей даже в голову не приходит скрывать, что он ей небезразличен. Продолжится ли это в Суне? Или все вернется на круги своя, и она предпочтет Скорпиона? Сай, как она ему уже сказала, никакая не замена, но что, если он ей не так важен? Что, если никогда не станет ей настолько важным и нужным, чтобы не прятать его как постыдный секрет? Всю свою жизнь — точнее, ту ее часть, что он помнит, — Сай принадлежал Данзо. Хозяином Шимура был жестоким и беспощадным; Накику, к которой он прилипает словно банный лист, совсем другая, но все еще жестокая. Она дает ему надежду на то, что они смогут быть вместе, манит тем, что исполнит все его мечты и полюбит в ответ. Вроде бы даже любит, но это не точно. Вроде бы даже любит именно его, но и это не точно. Сай боится, что эта сказка закончится как только они покинут Щимо. Он не сможет больше засыпать и просыпаться в ее объятиях, не получит больше никаких ласковых слов и взглядов. Сай слишком быстро привыкает к хорошему. Накику пахнет особенно вкусно после душа, она вся мягкая, теплая и разнеженная. Сай учится у нее заматываться в кокон, в котором ей так удобно спать, и едва только она забирается к нему под одеяло, как он тут же притягивает ее к себе и укутывает. Девушка тихо смеется, гладит его по волосам и придвигается еще теснее. Сай чувствует ее всем телом, наслаждается этой близостью и засыпает, убаюканный свойственным ей ароматом трав и имбиря. Когда он распахивает глаза, на улице еще темно. Из одной из комнат доносится храп — это Дейдара спит так, словно тут единственный пахал с утра и до самой ночи. На мгновение Сай напрягается, прислушиваясь, но быстро расслабляется. За исключением так шумно спящего подрывника в доме тихо и спокойно. Но почему-то не спокойно самому Саю. Он делает глубокий вдох, и его легкие наполняет запах Накику. Он облизывает губы и готов поклясться, что у него на языке ее вкус. Она рядом, в его объятиях, мирно спит, а у Сая от этого вдруг начинает быстро-быстро колотиться сердце, и член твердеет, недвусмысленно упираясь ей в живот. Сай хорошо знает как сильно она не любит, чтобы ее будили, но ничего поделать с собой не может. Одеяло оказывается откинуто в сторону, белье с Накику стянуто и спрятано у нее под боком, а сам Сай устраивается между ее стройных ног. Его губы оставляют поцелуи на впалом животе, кончик языка на секунду ныряет в ямку пупка и скользит ниже. Как ласкать ее он уже знает: лижет тягуче и расслабленно, проходится вверх по ее половым губами, слегка задевая клитор и начинает его посасывать. Она быстро мокнет, начинает протяжно вздыхать и просыпается, с трудом и явной неохотой разлепляя сонные глаза. Сай считает, что красивее глаз, чем у нее, просто не может быть. — Сай, — шепотом зовет его Накику, кусает костяшку пальца, откидывает голову и выгибается, пока он старательно работает языком. Она пытается сдерживать звуки, рвущиеся из горла и с губ, зажимая себе рот рукой, и вскидывает бедра вверх. Мокрая, жаркая, тесная, вкусная. Ему нравится ее лизать, нравится трахать ее языком, нравится вкус ее влаги у себя во рту. Наверное, это все из-за того, что он очень сильно ее любит. Сай думает довести ее до оргазма так, а потом продолжить покрывать стройное тело поцелуями, но Накику не согласна. Она слегка дергает его за волосы, заставляет приподнять голову и протягивает к нему руки. — Хочу тебя в себе, — это просьба, произнесённая мягким тоном, но для Сая приказ. Кажется, он даже в Корне так охотно и незамедлительно никого не слушался, как слушается Накику. Все, что она ему говорит — это прямая инструкция к действию, не больше и не меньше. Он облизывает мокрые, припухшие и потемневшие губы, подползает, накрывая ее тело своим, и целует. Рот Накику с готовностью приоткрывается, ее язык сплетается с его, пока головка члена трется о ее половые губы, пока не упирается во вход. Один плавный толчок, и Сай в ней, наслаждается уже знакомой восхитительной узостью и жаркой влагой. Один плавный толчок, и он думает о том, что хочет почувствовать эту дикую пульсацию, когда она кончает. Еще один толчок, и Сай понимает, что готов остаться здесь с ней до самого конца света. Если есть возможность не возвращаться в Суну, а застрять тут с Накику, то он согласен. Она его никуда не торопит и не подгоняет. Тихо стонет ему в губы, ласково гладит по плечам. Вниз по виску Сая стекает капелька пота и приземляется ей на щеку, их бедра испачканы ее влагой, его подбородок тоже, но ему плевать. Ему хорошо, ему спокойно, он словно на своем месте: в Накику, на ней, с ней, в ее теплых объятиях, с соприкасающимися грудью и животами, с соединенными телами. Сай кончает внутрь, жмурится от того, как сокращаются ее мышцы, как сама она дрожит и потом расслабляется под ним. Он устраивается рядом, оплетает Накику руками и ногами, словно он какой-то осьминог, и целует в теплое влажное плечо. — Я тебя люблю, — шепчет он, ожидая и не ожидая ответа. — Я тебя тоже, — вздыхает Накику как-то обреченно, но он не обращает на тон внимания, радуясь тому, что слышит. — Можно, я тебя нарисую? Для себя. — Ты и так рисуешь меня для себя, Сай. Можно, — ее губы складываются в самую прекрасную на свете улыбку. — Но пока я буду спать. Вот сейчас и буду, потому что ты разбудил меня ни свет, ни заря, а я хочу выспаться. В порядок Сай ее приводит сам, сам же одевает обратно, такую ленивую и податливую, но за альбомом не тянется. В другой раз, а в этот они просто побудут вдвоем. Они теперь всегда вдвоем. Почти всегда. Накику с него глаз не спускает, дает ему брать ее за руку и сама переплетает их пальцы. Когда приставленный к ним джонин Иошихиро показывает гостям деревню, Саю кажется, что они с Накику на том самом свидании, о которых он столько читал и которые наблюдал со стороны. Он покупает ей такояки с начинкой из имбиря и отварного осьминога и переводит взгляд на их спутников. Иошихиро бесцеремонно вторгается в личное пространство Ящерки. Он ее совсем не знает, явно считая, что не получает замечание не из-за того, что Акеми в основном все равно, а потому что нравится ей. — Разве Ичи-сан и Кукловод обрадуются, что к их девушке… подбивает клинья, — он не сразу вспоминает, как такое называл Аичиро, когда сам Сай завел речь с Юкатой о поцелуях, — другой парень? — Не обрадуются. Сами виноваты, — пожимает Накику плечами, тоже кидая взгляд в сторону парочки. Акеми не выглядит заинтересованной, взгляд у нее грустный, даже несмотря на то, что она вроде бы улыбается. — Мне кажется, что Ящерка не очень понимает что происходит. — Она не понимает. Я с ней поговорю. Накику говорит, а потом вручает то ли Акеми Дейдаре, то ли Дейдару Акеми. У них в отношениях происходит странная метаморфоза: разговоры о чаиро впечатлили подрывника, и теперь Ящерка для него друг, товарищ и младшая сестренка. С одной стороны это хорошо, а с другой плохо, потому что он распускает руки теперь только с Накику. Саю это не нравится, и в баре, в который они идут вечером, он все жмется и жмется к Накику. Канкуро и Ичи с ними пока нет, но он послал им одну из своих нарисованных бабочек, сообщая о месте встрече и заодно о том, что к Акеми клеится приставленный к ним джонин. Почему-то Саю кажется, что сказать им об этом стоит. Иошихиро и самому Саю не нравится, но куда больше ему не нравится куноичи с черными волосами, впившаяся в него немигающим взглядом. — На меня странно смотрят те девушки, — говорит он шепотом Накику, когда они устраиваются за столом. Она поворачивает голову, чтобы понять, о ком он и притягивает его ближе к себе. Ему от этих взглядов правда не по себе, лучше бы они так на него не смотрели. Лучше бы вообще не смотрели. После небольшой паузы Накику качает головой. Вид у нее при этом не очень довольный. — Ты им просто понравился, — она натужно посмеивается, поглаживая его руки. Ей, кажется, ужасно приятно их трогать, она постоянно это делает. — Я не хочу им нравиться. Я хочу нравиться тебе. — Ты мне и так нравишься, Сай. Давай выберем, что будем пить? Тебе послаще или покислее? Или горькое, как мне? Сай задумывается и спрашивает, можно ли попробовать всего понемножку, чтобы понять? Накику хихикает и кивает, ее этот ответ, судя по всему, устраивает, и когда он тянется к ее губам, она не отворачивает лица. Он в восторге. Он счастлив. Страшно только, что в Суне все снова будет совсем не так.

Часть 3.1. Акеми. Июнь, 16 лет после рождения Наруто.

Без обид — Любовь бывает зла

+++

И, конечно же, они придумывают ей самое худшее наказание, какое только могут: Канкуро и Ичи игнорируют ее всю оставшуюся дорогу до Щимо. Акеми и так пытается к каждому из них подлезть, и эдак, но все тщетно. Старший Ритсуми смотрит на нее прохладно и как-то разочарованно, что ли, а марионетчик злой как собака, даром, что держит себя в руках достаточно, чтобы не огрызаться. Оба говорят исключительно по делу и в палатке с ней спят явно только ради того, чтобы она не выкинула что-то еще. Свою вину Акеми признает и осознает, почти клянется больше так необдуманно не поступать, ее вроде как даже выслушивают, но потепления никакого нет. Ей кажется, что если она будет вести себя тише воды и ниже травы, то оба парня ее простят, поэтому Акеми очень старается быть паинькой. Она даже не пытается лечь к одному из них ночью, уже столкнувшись с весьма суровыми взглядами, и спит на своем собственном спальнике. Он пахнет странной смесью кофе и ежевики, потому что и Канкуро, и Ичи уже успели на нем поспать, и это ее чуточку успокаивает. Простят же они ее, правда? Куда им деться-то. Акеми очень хочет сказать, что все делают ошибки и можно было бы от нее уже отстать, но она молчит. Она молчит и не говорит, что Канкуро, как дурак, кинулся за Гаарой, даже не собрав себе отряд, потому что хотел остановить похитителей младшего брата. А Ичи, как она выпытала у Усе-сан, получил шрам на бедре и едва не погиб, спасая товарища, хотя должен был отступить. Об этом Акеми вполне благоразумно не заикается и душит в себе детское желание топнуть ногой и обидеться в ответ. В доме, который им выделяют, Ичи и Канкуро почти демонстративно делают вид, что ее робкий вопрос о том, где спать не слышат. Зато его слышит Дейдара и тут же предлагает составить ей компанию, за что получает от Канкуро леской по лбу. Да уж, нахватался от своего наставника. Акеми хочет это отметить вслух, но вспоминает, что с ней они оба не разговаривают, так что можно и не пытаться пошутить. Чего еще они хотят от нее добиться она уже не понимает и начинает дуться в ответ, ничуть не менее демонстративно отодвигая от себя поставленную перед ней кружку с кофе и вставая на ноги. Ничего ей ни от одного не нужно, ни от второго, раз они так себя ведут. — Я не голодная. Пошли, я тебя покрашу, чтобы тебя хотя бы сразу не признали, — она ловит Дейдару за плечо и тянет подрывника за собой в ванную. Канкуро смотрит ей вслед очень недобро, но у нее тоже в груди свербит от обиды и на него, и на Ичи. Нашлись же воспитатели, блин, себя бы вначале воспитали, а потом за нее брались! Красить Дейдару решено в коричневый. Не совсем темный, не совсем светлый, а такой своеобразный цвет, делающий человека непримечательным. — Ты чего дергаешься-то постоянно? — не выдерживает в какой-то момент Акеми, взмахивая кисточкой. Дейдара сидит на табурете и то похлопывает ладонями по коленям, то дергает ногой, то еще как-то шевелится, будто бы его за задницу что-то кусает. А, может, и кусает. Что там происходит с задницей подрывника она точно не хочет знать. — Мне скучно, малышка! Ты знаешь, что такое скучно? Мне никогда не нравилось скучать, да! — А мне так весело тебя красить, придурок! Не знала, чем заняться, решила тебе имидж сменить. — У тебя недотрах, да? Так это легко исправить, просто расслабься, малышка, а я всем займусь! Акеми не выдерживает и швыряет кисточку в раковину, оставляя на белом фаянсе темную полоску и садится на бортик ванной. Можно сказать, что у нее недотрах, хотя скорее даже не это, а отсутствие внимания. Она не знает кому в голову пришла светлая идея так ее наказать, но попадание оказалось в самое яблочко: ей уже хочется или на стенку залезть, или замотаться в одеяло и поплакать от того, насколько же мир к ней несправедлив. Плакать она, конечно, не будет, поэтому просто ходит недовольная и расстроенная. — Да ладно? Я угадал? А твои чего, ммм? — с неподдельным любопытством спрашивает Дейдара, поворачиваясь к ней лицом. — Ой, только губы не дуй! Ты мне напоминаешь малышку Куротсучи. — Кого? — непонимающе спрашивает Акеми, слыша незнакомое имя. — Внучку старика Ооноки, это который Сандайме Тсучикаге. Я же его учеником был, да! Лучшим, замечу. — Почему ты свинтил тогда, тем более в Акацки к психам, если ты его учеником был, еще и лучшим? — Потому что меня не ценили, ну пизданул я технику, чего сразу орать было? Акеми задумчиво смотрит на него, наклоняется вперед и стирает со лба мазок краски пальцем. Дейдара хорохорится, но ей почему-то кажется, что он очень скучает по дому. Его выражение лица изменилось, когда он упомянул бывшего наставника и его внучку, так что вряд ли так уж он и равнодушен по отношению к тем, кого оставил в прошлом. Сложно все-таки воспринимать Дейдару как безумного убийцу, когда видит она перед собой дурного парня девятнадцати лет от роду. — Хочешь, я тебе потом покажу чаиро? — зачем-то предлагает Акеми и морщится от того радостного вопля, который издает Дейдара. Тот мигом переключается на разглагольствования об искусстве. В чем-то Акеми его даже понимает, потому что выведение кладок, особенно таких новых, как у них с Накику, это тоже своего рода искусство. Другое дело, что оно должно, по ее мнению, оставаться в этом мире, а то толку от взрывов? Раз — и все. На свою беду она заикается об этом вслух и потом еще часа два от Дейдары отделаться не может. Жаловаться, впрочем, она не собирается: лучше уж так отвлечься, чем сидеть в тишине и вспоминать, как ее игнорируют Ичи и Канкуро. В любой другой ситуации Акеми бы обрадовалась, что ее парни так поладили, но сейчас это только раздражает. В феврале она под боком у Накику пряталась от Канкуро, а теперь эти двое друг в друга вцепились, чтобы ее проучить. Наказание, по ее мнению, совсем не соответствует преступлению. Акеми думает было пожаловаться Накику, но вовремя себя останавливает. Подруга следит за Саем, постоянно с ним рядом, они даже ночуют в одной комнате и в одной постели. Акеми очень хочется вытрясти из кого-то из них двоих что между ними происходит, потому что ей страшно интересно, но приходится себя останавливать, чтобы не докучать им и дать спокойно во всем разобраться. Ей же никто не мешал в собственных отношениях разбираться. Она о них и думает все то время, что им дают на отдых после долгой дороги. Приставленный к ним джонин, Иошихиро, встречает их очень дружелюбно и гостеприимно. Он примерно ровесник Ичи, может, чуть младше, но ввиду того, что он крупный, широкоплечий и мускулистый, как и положено бойцам ближнего боя, специализирующихся в тайдзюцу, возраст его угадать сложно. Беловолосый и белокожий с льдисто-голубыми глазами. Акеми отмечает это, потому что он весь одноцветный, но особо его не рассматривает. Он весь одноцветный, слишком накачанный, ей такие, как оказалось, совсем не нравятся. Скучно. Зачем ей на него смотреть, когда у нее уже есть кем любоваться? И даже не один человек, а целых два. А вот он, кажется, ее рассматривает очень даже внимательно. Пока Ичи и Канкуро, который увязывается с ним — видимо, чтобы не оставаться наедине с Акеми — уходят по делам, Иошихиро показывает остальным Щимо. Накику на них странно посматривает и в какой-то момент отпускает Сая, чтобы дернуть Акеми на себя. — Он к тебе яйца подкатывает, — говорит она такими тоном, словно это очевидно. Акеми моргает, непонимающе хмурясь. — Ты о чем? — Ты его слушала вообще? — Не особо, — признается она совершенно честно. Накику вздыхает, гладит ее по голове и просто повторяет свои слова. Акеми они кажутся страшной глупостью. Иошихиро просто вежливый, вот и все, где тут подкаты вообще? Тем более к ней. Ладно бы к той же Накику, хотя, конечно, наличие Сая рядом вполне может отпугивать любых желающих. — Мне нравятся твои волосы, — говорит ей в какой-то момент Иошихиро, становясь к Акеми почти вплотную. У него на лице играет улыбка, взгляд веселый и игривый. — Ты очень яркая и красивая. — Загляни в Коноху, там таких как я — целый клан. Да и дома тоже полно, — смеется Акеми, не обращая особого внимания на комплимент. Канкуро вот на что-то не расщедрится никогда, у него все сводится к тому, чтобы прокомментировать какая она мокрая, тугая или что-то подобное. Ичи вроде как дамский угодник, но сама Акеми от него тоже особо много не слышала. Красивой он ее как-то назвал, только он тогда выпивший был, а она в раздрае. Стыдно даже вспоминать. Все сложилось, конечно, хорошо, но видок у нее точно был жалкий. Странно, что у Ичи на нее тогда встало. Он-то здоровый, конечно, просто она сама не сказать, что какая-то действительно необычная и цепляющая. Красивые в ее понимании Ино и Хината, Накику и Широгику. Часть ее родственниц в клане, с вьющимися рыжими волосами и куда более тонкими чертами лица. Ее собственная мать была красивой, и Акеми жаль, что она похожа на нее совсем не в том, в чем ей хотелось бы. Акеми вздыхает, накручивая на палец кончик перекинутого через плечо хвоста. Ей тоже хочется слышать что-то хорошее, хотя… ладно, неважно. Она вздрагивает, когда чувствует прикосновение к плечу. — Дома? Разве ты не из Конохи? — Его взгляд опускается к протектору, который повязан у нее на поясе. Акеми спохватывается и кивает, не желая вдаваться в подробности своей жизни, тем более личной. Про Коноху она думает, скучает, но с домом у нее уже начала ассоциироваться Суна, и что с этим делать она не знает. Когда-нибудь ее дернут обратно. Пока это не получается из-за Данзо, судя по всему, потому что Мэйко-сан обычно всегда выступает против него. Акеми помнит, что когда-то они были в одной команде, но знать не знает, что же такого произошло, что они теперь друг друга настолько сильно терпеть не могут. Наверняка что-то серьезное, о чем ее бабушка не расскажет даже под угрозой смертных пыток. Мэйко-сан ужасно скрытная. У ее секретов, блин, есть секреты, и Акеми знает это очень хорошо, уже привыкнув к тому, что из себя на самом деле представляет ее бабушка. Иошихиро предлагает им всем вечером собраться в баре, и Акеми неожиданно загорается от этой мысли. Дейдара хохочет над тем, как меняется ее выражение лица, но даже не пошлит — со всякими пошлостями он теперь переключается на Накику. Сая это бесит, судя по тому, как темнеют его глаза, но Дейдару это не останавливает. Он, кажется, вообще никого и ничего не боится. Вернувшись домой Акеми заскакивает в душ и принимается искать в своих вещах ту красную помаду, которую она с собой прихватила и подаренные духи. Ладно, дуться можно до скончания веков, а она этого делать не хочет. Она, в конце концов, была неправа, так что надо уже идти на мировую. В Щимо еще не так уж и холодно, поэтому она легко может надеть короткую юбку. Канкуро нравятся ее ноги, Ичи — когда она распускает волосы, и оба залипают на ее губах, особенно потемневших и припухших. Ей очень хочется им понравиться, чтобы они наконец-то сменили гнев на милость. Она соскучилась по ласке и теплу, соскучилась по поцелуям и по сексу. Но больше, конечно, просто по ним двоим. — Расстаралась, — отмечает Накику, обнимая ее за талию и устраивая голову на плече. Акеми хочет поцеловать ее в висок, а потом, вспомнив о своих накрашенных губах, просто ласково о него трется носом. — Не юбки, а минеты спасают отношения! — подсказывает Дейдара, подталкивая их вперед, за что тут же получает по руке от Сая. — Да ладно, чувак, я правду сказал! Просто открываю глаза малышке и крошке на правду жизни, ок?! Кладезь народной мудрости, ни дать, ни взять. Акеми, впрочем, к этому его совету даже готова прислушаться. Она не имеет ничего против того, чтобы приласкать ртом и Канкуро, и Ичи, лишь бы только дали ей возможность. — Мы вернемся, и я найду способ тебя заткнуть, — бормочет Сай, переплетая свои пальцы с пальцами Накику когда они заходят в бар. — Не обращай на него внимания, — советует Накику, а Дейдара, которого выпустили на условный вольный выгул, несется к барной стойке. Иошихиро машет им рукой. Он занял для них столик, но рядом с ним Акеми не видит ни Канкуро, ни Ичи. Разве они не должны присоединиться к ним? Еще, конечно, только семь, но неужели дела не закончились? — Я послал им бабочку, сказали, что скоро подойдут, — угадывает ее мысли Сай. Она благодарно ему улыбается, но заметно скучнеет. Ну вот где они шатаются? Акеми вообще сюда только ради них и согласилась пойти, потому что этот бар ей вообще никуда не уперся. Будто бы она баров не видела в той же Суне и не знает что они из себя представляют, ха! Запоздало за столиком Акеми замечает еще пару куноичи. Они представляются, но имен она их не запоминает, вместо этого поглядывая в сторону входа до тех пор, пока Иошихиро не загораживает ей обзор. Игнорировать его как-то неудобно, поэтому Акеми поддерживает разговор, правда, без какого-то особого усердия. Иошихиро очень милый, обижать его не хочется, ведь он так старается их развлечь. Не его же вина, что все ее мысли о двух парнях, которых она любит и для которых нарядилась? Им должно понравиться, думает Акеми, поправляя волосы и стараясь не кусать губы, чтобы не «съесть» помаду. Да что может не понравиться? Она красиво нарядилась для них, и, может, правда уже готова прислушаться к совету Дейдары. Не потому что хочет замять конфликт, а потому что хочет помириться. Акеми не должна была сажать на себя сейсеки, ну и взрыв тоже был не самым умным планом. В общем, ей есть над чем работать, лишь бы только эти двое уже перестали морозиться. В какой-то момент Акеми, все же, отвлекается, потому что к ним за столик возвращается Дейдара, ставя на него четыре стакана с яркими цветными напитками. — Девочкам и чуваку, — гогочет он, потом смотрит на Иошихиро и еще двух девиц. — Сорян, вас не увидел. Че почем, че обсуждаете, ммм? — Дейдара заваливается на диванчик, заставляя потесниться Накику. Та, впрочем, совсем не против, прижимается к Саю, мигом устроившему руку у нее на колене. Подсмотрел где-то, что ли? Канкуро и Ичи приходят чуть позже, и улыбка, которая появляется при виде них на ее лице, тут же гаснет от взгляда марионетчика. Ирьенин тоже глядит как-то не сказать, что сильно довольно и воодушевленно, и Акеми не может понять, что не так. Иошихиро как раз оставляет их, так что Канкуро наклоняется к ней и дергает за рыжую прядь. — Ну и для кого ты так вырядилась? — спрашивает он так недовольно, что у Акеми даже слов не находится. Она хлопает ресницами, кидает взгляд на севшего напротив Ичи, потом на обошедшего стол и устроившегося рядом с ним Канкуро и просто опускает глаза на полупустой стакан перед ней. Для кого она вообще могла вырядиться? И почему сразу вырядилась? Неужели все так плохо? Акеми становится не по себе настолько, что ей сразу хочется умыться и переодеться, хотя ничего такого на ней и нет: у блузки небольшое декольте, ну и юбка короткая, а на губах яркая помада. Может, просто дело в том, что это не ее? Одежда не подходит ей, а она самой одежде, вот Канкуро и ткнул ее в это носом в свойственной ему бесцеремонной манере. Ичи тоже ведь ничего не сказал? Почему только Накику ее тогда не остановила? Еще пару минут Акеми молча сидит, а потом уходит в уборную. Отражение в зеркале ее теперь уже совсем не радует, обида душит так, что становится нечем дышать. Она аккуратно стирает с губ помаду, тщательнейшим образом трет руки мылом, чтобы смыть с них хоть немного запах парфюма, и, пользуясь тем, что в баре становится наконец-то людно, выскальзывает из него на улицу. Вот теперь отказывать себе в желании завернуться в одеяло с головой она точно не станет. Она всего лишь хотела понравиться тем, кого любит, принарядилась ради них, надеясь увидеть, как зажигаются довольными огоньками их глаза, получить в награду улыбки и точно знать, что ею остались довольны. Это же нормально надевать что-то, что нравится любимому человеку, чтобы его порадовать? Или Акеми не так поняла, и это ей нужна энциклопедия Сая? Акеми возвращается домой, глотая непрошенные слезы, и выкидывает в мусор дурацкую помаду и несколько красивых резинок и заколок для волос, — как у Ино, у которой все красивое, — потому что, видимо, подходит такое только красивым девочкам, а не просто ярким как она. Акеми хочется содрать с себя и браслет, и многочисленные сережки в ушах, но они же простые. Вот с ними нормально, а все остальное у нее смотрится глупо, будто с чужого плеча. Обидно. Акеми запирает дверь в свою комнату и заворачивается в одеяло. Обидно.

Часть 3.1. Ичи. Июнь, 16 лет после рождения Наруто.

Bring Me the Horizon — YOUtopia

+++

Как ирьёнин, Ичи редко примеряет на себя роль капитана. У него, конечно, не только медицинские техники в арсенале, он и ниндзюцу неплохо владеет, особенно суитоном, но всё же на передовую старается не соваться, а если и нести ответственность, то за здоровье членов команды, а не за выполнение миссии. Ему кажется, что Канкуро в их отряде бы лучше смотрелся в роли главного, но Скорпион решает по-другому, и Ичи ничего не остаётся, как согласиться. Он действительно старше и ответственней, но на этом его качества, кажется, заканчиваются, потому что в его группе сестра, возлюбленная и то ли брат, то ли кто, которые слушаться его не считают нужным и поступают по-своему. Впрочем, к Канкуро претензий у Ичи нет, как и к Саю — тот вообще сражался за свою жизнь, только в конце глупо подставился из-за Накику. Которая и ринулась его спасать вместо того, чтобы оставаться с пленником. Удивительно, что на спящего подрывника никто внимания даже не обратил, хоть какая-то удача. Ичи поджимает губы, понимающе переглядывается с Канкуро и весь путь до Щимо пусть и общается с сестрой и Акеми, но суровым тоном, напоминая, что самоволие в таких ситуациях может стоить им жизней. И не только им. Он знает, что, возможно, перегибает палку, особенно с Акеми, но надеется, что девушки понимают, что оспаривать его авторитет не стоит. Накику огрызается и прилипает к художнику, то ли чтобы брата избежать, то ли действительно к нему воспылала чувствами — не понять. Ичи пробует поговорить с ней ещё раз после их заселения в домик, спрашивает про то, что у неё происходит в личной жизни, но Кику молчит и игнорирует его попытки разобраться. Отлично, раз она такая упрямая идиотка, Ичи решает с ней тоже разговаривать чисто по делу. И пока дел нет, а есть два дня отдыха, то пусть носится со своим чёрно-белым птенчиком. Это в бою Сай показывает хладнокровность и собранность, достойные Анбу, а в жизни ходит, раскрыв клюв, за Накику, смешно даже. Посмотреть на них со стороны — мама-уточка вывела утёнка на прогулку. Это не его дело, Ичи понимает, Накику же не лезла в его отношения с Акеми и Канкуро, но поговорить однажды им стоит, обоим, потому что они не становятся ближе, а, скорее, наоборот. В доме комнат хватает на всех, хотя Кику демонстративно селится к Саю, а для подрывника выделяют ту, из которой сложнее всего выбраться наружу. Печати Сая, конечно, пока работают на совесть, да и сам Дейдара, судя по всему, сваливать не планирует, но всё же это нукенин, и стоит быть начеку. Ичи и Канкуро оба, не сговариваясь, берут себе по комнате, уже после того, как Акеми заносит вещи в ту, что слева по коридору, выходящую окнами на юг. Она намёк понимает и расстраивается, но Ичи всё ещё зол, а какие причины у Канкуро он не знает, но судя по всему, такие же. Долго игнорировать девушку Ичи не собирается, но ему нужно время остыть, чтобы не поругаться, вот и всё. С ней он хочет быть искренним, а не просто поддакивать ради того, чтобы замять конфликт. После обеда Ичи с Канкуро изучают деревню отдельно от остальной группы, а ближе к вечеру Ичи снова идёт во дворец местного Каге, на этот раз со свитками, которые Гаара передал в качестве компенсации за предоставленное жильё и возможность беспрепятственно передвигаться по стране. К ним, конечно, всё равно приставляют джонина из местных и, так как группа из Песка планирует заниматься поисками на большой территории, их просят заодно взять с собой пару шиноби Мороза, которым тоже поручены свои задания. Ичи такое положение вещей совсем не нравится, учитывая, что у них член Акацки, которого, пусть и решили как-нибудь замаскировать, но лучше бы перебздеть. Отказаться он тоже не может, прекрасно понимая, что у Каге к нему тут же появятся вопросы. Приходится соглашаться, кивать и уверять, что коллаборация пойдёт на пользу обеим странам. Ну-ну. Когда Ичи возвращается в их дом спустя пару часов, там только Канкуро, сам вернувшийся, видимо, совсем недавно. Видок у него ещё более хмурый, чем последние несколько дней. — Я получил послание от Сая, — объясняет Канкуро, стаскивая с себя костюм и выискивая что-то среди вороха одежды, скинутой на кровать. — Они пошли в бар, куда их позвал этот белый хер. И, видимо, он конкретно решил свои яйца подкатить к Акеми. Ичи ни в какой бар идти не собирался. Но он вздыхает и понимает, что пойдёт. Во-первых, проследить, чтобы Канкуро ничего не выкинул: в таком настроении кукловод способен удивительно метко плеваться ядом и очень вызывающе себя вести, а конфликты в чужой деревне в первый же день им не нужны. Они вообще им не нужны, им ещё работать вместе. Ну и, во-вторых, надо посмотреть что там за «подкат яиц», может, это просто Сай преувеличивает. Вряд ли же что-то на уровне Дейдары, который комментарии про секс вставляет в каждое предложение? В баре оживлённо и людно, Ичи старается ни к кому не прикасаться, проталкиваясь к столику, где обосновались их напарники, но получается плохо, даже учитывая, что Канкуро перед ним прёт напролом, как бык на красную тряпку. У столика Ичи уже даже не обращает внимания на кукловода, только предупреждающе сжимает его локоть и получает в ответ нервный кивок: да, понял, что ты от меня хочешь, отстань. Ичи садится и переводит взгляд на Акеми, которая решила почему-то выделиться: распустила волосы, накрасилась, ещё и юбку короткую надела. Протест, что ли, решила выразить таким образом? Но это глупо, потому что она должна знать, что ни Канкуро, ни Ичи на неё долго злиться не смогут. Он искренне недоумевает как ей в голову могла прийти такая мысль, и его, честно говоря, это расстраивает. Краем глаза он ловит какой-то обречённо-осуждающий взгляд сестры, но когда смотрит на неё, та уже отвлекается на Сая, жмущегося к ней, словно пытается слиться в одно целое. Ичи даже не думал, что кто-то подобный мог понравиться его сестре, которая и глядела-то всю жизнь на одного Скорпиона, как на спустившегося к ним с неба святого духа, но вот она с улыбкой подставляет лицо для поцелуя и сжимает ладони художника в своих. Когда Ичи снова ищет глазами Акеми, её уже нет: видимо, отошла в уборную, зато возвращается Иошихиро, недоумённо оглядываясь, в поисках, очевидно, той же самой ярко-рыжей копны волос. Канкуро сидит рядом, набычившийся и всем своим видом громко сообщающий окружающим, что к нему лучше не лезть. Никто и не пробует, собственно. — Вы будете что-то пить? — предлагает одна из девушек, которые внезапно подсаживаются поближе. Канкуро бросает ей незаинтересованный взгляд и только отрицательно мотает головой, тут же отворачиваясь. — Это Наоми и Саори, — представляет Иошихиро. — Мы часто работаем вместе, они пойдут с нами на ту миссию, о которой вы говорили с Каге. Наоми — низенькая и пухленькая, что весьма странно для куноичи, но, возможно, у неё какие-то техники наподобие тех, что использует коноховский клан Акимичи. Её подруга куда выше, ростом, наверное, с Акеми, хоть и не с такими длинными ногами. Черноволосая, со светло-голубыми глазами и немного пугающим взглядом: кажется, ей даже моргать не нужно. По крайней мере, пять минут спустя она всё ещё молча и неподвижно сверлит взглядом съёжившегося под боком у Накику художника. Этот-то чем уже успел её разозлить? Хотя, Саю много и не надо: вполне возможно, он просто поделился каким-то очередным неуместным фактом из прочитанного. Всё-таки, у его сестры очень странные вкусы на мужчин. Ичи внезапно вспоминает, что в баре с ними ещё подрывник и, нервно вскакивая, добирается до стойки, ища глазами эту ходячую неприятность. Кому пришла в голову тащить преступника в бар Ичи не знает, но он ещё выскажется по этому поводу. Могли просто дождаться их с Канкуро, Ичи бы посидел дома, а теперь ему хочется вылить на себя весь бутылёк с антисептиком. Он незаметно протирает руки и внезапно обнаруживает подрывника прямо перед собой, почему-то в одиночестве со стаканом, а не в попытках подцепить какую-нибудь местную девушку. — Чувак! Я тебя уже минуту зову, чё, не признал? А я говорил не трогать мои шикарные волосы, да! Но разве же малышка меня слушала? Она у вас миленькая, чувак, зря вы ей не даёте, да. — Тебя спросить забыли, — устало огрызается Ичи. — Хватит уже к ней лезть. — Я не лезу, да, мы подружились — Дейдара демонстрирует широкую лыбу. — Честное-пречестное, лизать больше не буду. Ну, если только подразнить… ладно, ладно, понял, не смотри на меня так, да. Кстати, я её уже давно не видел. Она в туалете утопилась? Выглядела расстроенной, да. Ичи мрачнеет: действительно, прошло уже минут десять, как Акеми пропала из-за столика. Он оборачивается, но её легко узнаваемых волос не видно. Накику о чём-то перешёптывается с Канкуро, Сай потерянно смотрит на Кику, пребывая в своих каких-то мыслях. Иошихиро завёл диалог со своими знакомыми. — Может, она сбежала, ммм? — продолжает Дейдара, одним махом приканчивая содержимое своего стакана и подмигивая барменше. — Эй, красотка, ещё один. — Как ты планируешь расплачиваться? — Я? Никак, у меня же нет денег, да. Я тут по приглашению. Но если малышка решила сбежать от платёжки, то рассчитываться придётся крошке. Ну, а я потом могу своим телом расплатиться с ней. — Ты про мою сестру сейчас говоришь, — напоминает Ичи. — Закрой хлебало и иди за стол. Чтобы я тебя больше ни с одним стаканом не видел, ясно? Расплачивается он сам, и барменшу просит больше этому не наливать. У столика он тянет за локоть сестру, которую Сай отпускает с большой неохотой, и отводит в сторонку. Ичи замечает, что на освободившееся место тут же плюхается черноволосая… как там её звали? Кику это тоже замечает и хмуро смотрит на брата. — Давай быстрее, что у тебя опять? — Где Акеми? — Убежала, — хмыкает Накику. — Я думала, ты пошёл её утешать, а у тебя, видимо, мозгов не хватило. — Куда? — Я не знаю. Она ушла в туалет, может там, а может нет. Иди проверяй, дурачина. — Я следил за Дейдарой, — злится Ичи. — Кажется, вы его сюда привели и забыли о том, что он вообще-то наш пленник. — Сай знает, что он поблизости через печати, и следит за ним. — По-моему, он следит только за тобой, причём уже пятый день подряд. — Не преувеличивай, — небрежно бросает Накику. — Что конкретно ты от меня хочешь? Чтобы я за ним присмотрела? Ладно, обещаю, глаз с него не спущу, иди найди имото, пока она вас не кинула, придурков, и не свалила в закат с Иошихиро. Ичи скрипит зубами, но насмешку пропускает сквозь уши. Он только кивает и просит Накику присмотреть также и за Канкуро. Ичи знает, что должен сам это сделать, он ведь капитан, но сейчас ему хочется как можно скорее покинуть это место, от которого у него уже голова раскалывается и найти свою обидевшуюся зазнобу. В конце концов, чьё бы внимание ей ни хотелось привлечь и по каким причинам, полного игнора и от него, и от Канкуро она не заслужила. Раз уж Накику и Сай заняты друг другом, кто-то должен же ей составить компанию. Ичи совсем не хочется, чтобы она грустила, ей не идёт быть грустной. В туалете, как сообщает заглянувшая туда Кику, Акеми нет. Сай, который поспешно подлетает к ним, бормочет, что Акеми вернулась в дом. Ичи приподнимает бровь, и художник признаётся, что оставил на всякий случай на всех мелких соглядатаев, чтобы быть в курсе передвижений группы. Неплохо, но очередная самоволка. Сай извиняется и показывает чернильного шмеля, снимая его с волос Ичи — видимо, тот сидел на резинке. Времени на очередные разговоры с командой у Ичи нет — соберёт всех и тогда каждому выскажет что о них думает. Он не прощается с Канкуро и со всеми, кто успел подсесть к ним за столик, выходит на улицу, где уже стало довольно прохладно, и по тёмным улицам выходит за ворота. Через час остальные тоже подтянутся: несмотря на то, что завтра второй выходной, ночью находиться в деревне им запретили, особенно без сопровождения. В доме тихо и темно. Ичи стучится в комнату Акеми, но она не отвечает. Дверь заперта на замок, но девушка не подумала или не знала, что на всякий случай у него есть дубликат ключей от каждой комнаты. Он без труда находит нужный, ведь на связке всё предусмотрительно помечено, заходит внутрь и глядит на фигуру, замотанную в одеяло, как любит делать его сестра. Может, Акеми и пытается сделать вид, что спит, но по дыханию Ичи без проблем понимает, что она притворяется. — Ты обиделась? — Нет, — тут же сопит Акеми. Ичи не может удержать смешок. — Тебе смешно, да? Вы свиньи! Ты и Куро! Оба! Голос её звучит глухо из-за одеяла, что веселит его ещё больше. Определённо, она обиделась. Это так мило! Ичи проходит и садится на краешек кровати, а гусеница вместе с коконом пробует отодвинуться, но у неё плохо получается. Ичи замирает, затем резко выбрасывает руку и ловко хватает её за щиколотку, видную в просвете ткани, тяня на себя. Акеми взвизгивает и сама откидывает одеяло в сторону, пытаясь вырвать конечность из хватки. — Сейчас защекочу, — донельзя серьёзным тоном обещает Ичи. — И будешь снова улыбчивая и весёлая. — Я не хочу… Ичи! Не надо! — он проводит свободной рукой по её стопе, и Акеми снова взвизгивает, куда громче, и настолько забавно пытается сдержать звуки, рвущиеся изо рта, что Ичи сам смеётся. Кроме Акеми только Широ боится щекотки больше, Кику вот меньше, но и у неё чувствительнее всего ноги. В конце концов, Акеми не выдерживает и хохочет так, что у неё слёзы на глазах выступают. Он пользуется этим моментом чтобы втянуть её в поцелуй, поднимаясь пальцами по икрам, бёдрам, к бокам, с куда большим напором, уже не щекоча, а лаская. Акеми успокаивается, судорожно выдыхая ему в губы. Обижается она всё ещё или нет — он не знает и не спрашивает, но она отвечает охотно, даже очень, стонет, выгибается и просит, чтобы он потрогал её ниже. Ичи даже не раздевает её: просто отодвигает в сторону трусики, тут же входя в неё двумя пальцами. Она влажная, но не так, как ему бы хотелось. Следом за пальцами он спускается губами, убеждается, что у него достаточно слюны во рту, чтобы прикосновение его языка было мокрым и приятным. Акеми хнычет, и этот звук очень приятно слушать, особенно когда она начинает что-то бессвязно бормотать, прося больше. Она нетерпеливая, ей хочется всего и сразу, чтобы чуть позже повторить, но Ичи решает её помучить, поэтому кроме пальцев и языка не предлагает больше. Ей, впрочем, этого хватает, чтобы спустя десять минут затрястись и кончить с громким криком. Про себя Ичи пока не думает, он, хитро улыбаясь и вытирая с подбородка слюну, обещает вернуться чуть позже, пока она решает, хочет продолжать дуться или нет. В душе он немного расслабляется, успокаивая собственный стояк, но, когда выходит, они уже не одни. Самая злая из присутствующим, внезапно, Накику: тащит Дейдару чуть ли не за шкирку, а тот всё норовит обнять её за талию. Сай выглядит ещё потерянней, чем в баре. А по Канкуро уже не понять — у него морда такая, словно он сожрал кирпич и стал им. — Я даже спрашивать не буду что у вас там успело случиться, — Ичи поправляет на поясе полотенце. — Все живы? — Как видишь. — Я не про наших, — уточняет Ичи. — Да. Ответ краткий, но большего, судя по всему, не будет. Ичи пару минут внимательно смотрит на Канкуро, потом осторожно сжимает за плечо и подталкивает в сторону комнаты Акеми. Канкуро молчит, но не сопротивляется. Не пробует вырваться, просто покорно следует за капитаном команды. К девушке они заходят теперь вдвоём, и Ичи, предусмотрительно захватывая с собой связку ключей, снова запирает дверь на замок.

Часть 3.1. Накику. Июнь, 16 лет после рождения Наруто.

MEDUZA ft James Carter ft Elley Duhé ft FAST BOY — Bad Memories

+++

Саори Накику не нравится уже спустя пять минут после того, как Сай обращает её внимание на двух куноичи, о чём-то шепчущихся в дальнем углу столика. И если пухленькая скорее со смущённым хихиканьем, вторая сверлит Сая прямым и немигающим взглядом. То, что художник им понравился, у Кику сомнений не вызывает, о чём она ему и сообщила, но такое пристальное внимание к его персоне не нравится ей самой. С Саем у неё ничего официального, хоть она и не пытается уже скрыть их отношения — от кого? Тут все свои, и вряд ли кто-то из их компании пойдёт жаловаться Сасори или распускать слухи. Но Накику решает, что Сай — её, и то, что она не говорит это вслух, даже ему самому, ничего не меняет. Он её, потому что он и так за ней везде ходит и не устаёт повторять, что любит. А ей внезапно по душе такое внимание. Оно ей нисколько не надоедает, искренняя привязанность Сая не раздражает, а вызывает у неё приступы тошнотворного — как сказала бы Темари — умиления и щемящей нежности. То, как он округляет свои чуть раскосые бездонные глаза и глядит на неё, как на иномирнее чудо её умиляет. То, как он постоянно тянется к ней руками и губами тоже. То, как он запоминает все её привычки и заранее угадывает что она хочет тоже. Кажется, это он какое-то иномирнее чудо, где ещё можно отыскать второго такого заботушку? В общем, Сай — её, и никакая мымра из Щимо посягать на него права не имеет. А она, сучка такая, посягает. Кику вроде бы и знает, что Саю это не интересно; это даже неверное определение, потому что эти две девушки его скорее пугают, но не беситься не может. Она помогает Ичи проверить туалет в поисках Акеми, вставляет ему на место мозги, получая на руки Дейдару, которого сюда, между прочим, притащила Ако-имото, и до кучи Куро. Иошихиро осторожно спрашивает её если всё в порядке, когда она возвращается к столику, но Накику только медленно кивает головой, глядя на Саори, чинно высиживающую на её месте. Видимо, яйцо там собралась снести, коза. Сай маячит тенью за спиной Накику — успел ли он обменяться парой слов с Саори она не знает, но его пальцы у неё на талии слабо подрагивают. И вряд ли от возбуждения. Дейдара плюхается рядом с Саори, уже что-то пошло ей предлагая, но той не интересно, она даже не шевелится, — эта девушка своим странным поведением с Саем может посоперничать, — и подрывнику тут же становится скучно. — У нас всё в порядке, — внезапно хмыкает Канкуро, тяжело исподлобья глядя на Иошихиро. Накику закатывает глаза: с ним она уже успела тихо переговорить, напоминая, что затевать разборки в баре — это не очень хорошая идея, но у Канкуро на всё своё мнение. Он пообещал не провоцировать никого, но, видимо, то чем он сейчас занимается у него за провокацию не считается. Какой-то дурдом, сборище идиотов, а самые нормальные отсюда смылись. Акеми, конечно, дурочка, что сбежала, не поговорив, да ещё и Дея зачем-то уговорила с ними взять, но на фоне этих двух баранов она просто сверхразум. Кику считает, что стоило дождаться Ичи и Канкуро, оставить старшего брата с подрывником дома, раз уж всем невтерпёж было куда-то пойти, и не было бы никаких проблем. Куро, сколько бы ни игнорировал свою девушку, точно бы сразу от неё отвадил Иошихиро. Но получилось что получилось. Накику остаётся только надеяться, что Ичи сумеет эффективно успокоить обидчивую рыжую. Кику самой не нравится видеть имото в таком состоянии, но она ей помочь не может: и так уже объяснила в чём проблема с джонином Мороза, хотя та, кажется, так и не поняла. — Впрочем, — продолжает Канкуро, — скучновато. Не хочется долго засиживаться, у нас бары получше вашего, хотя, это логично, у вас и деревня нашей меньше, раз в тридцать, наверное. Накику пользуется тем, что стоит рядом с Канкуро и пинает его под коленку. Тот даже не вздрагивает. Вот мудак. Не хочет засиживаться, так и валил бы — ей тоже меньше проблем. — Крошка, садись ко мне на коленочки, — предлагает Дейдара, со вздохом допивая то, что есть в его стакане. Ичи сказал, что новый ему барменша не даст, и правильно: выпил он в итоге больше всех, Кику едва пригубила тот коктейль, что он ей принёс, а Сай из того набора, который они заказали для него, успел попробовать лишь кисловатый шот, которым тут же поперхнулся: не из-за алкоголя или вкуса, а из-за этой черноволосой девки. Хватка художника на её талии становится сильнее, и Сай наклоняется, дыша ей куда-то в шею. — Я тоже хочу уйти, — почти жалобно произносит он ей на ухо, отодвигая вьющуюся прядь. — У нас же всё равно комендантский час. Да, неплохая идея. Ей уже не хочется ни пить, ни веселиться, тем более в такой компании, тем более следя за самыми проблемными членами группы. В итоге Дейдару ей приходится уводить силой, Канкуро обменивается ещё парой «любезностей» с Иошихиро, причём последний успевает что-то сказануть на прощание с ухмылкой, отчего Канкуро странно подбирается и деревенеет. Что конкретно — Накику даже спрашивать не собирается. Но догадывается, что что-то, связанное с Акеми. Видимо, джонин Щимо понял причину смурного настроения кукловода и решил не оставаться в долгу, раз тот сам начал язвить. Дорога до дома занимает больше времени, чем могла бы: Дейдаре, конечно, дали больше пространства, но Сай предупредительно поставил на него ещё одну печать, которая ограничивает использование чакры в том числе для быстрого передвижения, так что прогуливаются они пешочком, вдыхая становящийся всё холоднее воздух. В Суне по ночам тоже холодно, но здесь климат несколько другой, не сухой, а влажный, потому что они куда ближе к морю. Хорошо, что у неё под боком есть тёплый Сай, который ещё и закутывает её в плащ: Накику почему-то не сообразила захватить свой, понадеявшись, что в июне тут будет не так мерзко, как обещалось. Надо было слушать Сасори, всё же. Ладно хоть рюкзак собирал он, так что под боком есть всё необходимое, запечатанное в свитки и аккуратно рассортированное. Сама она в них не лезла, но Саю позволила сделать ревизию, так что он тоже в курсе всего, что у них есть в запасах. Не было бы у неё Сасори, она бы, может, пораздумывала бы над тем, чтобы когда-нибудь выйти за него замуж. Правда, переезжать в Коноху ей совсем не хочется, это Темари не так уж и против однажды туда перебраться. Только сейчас у старшей Сабаку со своим гением разлад, потому что тот оказывается идиотом похлеще Канкуро и Ичи, так что может она и передумала. Нара ей нравиться не перестал, но парень очевидного не замечает и вместо того, чтобы позвать Тему-чан на нормальное свидание говорит ей какие-то глупости. В дом Накику заходит в самом скверном расположении духа, потому что Дейдара успевает по дороге выбесить и её и Канкуро своими замечаниями, при этом кукловод своей жутко неподвижной морды лица не меняет. Рожа у него обычно ехидная, так что Кику даже страшновато становится, что у Куро что-то с лицевыми нервами. Ладно, Ичи посмотрит — они вроде как сблизились, настоящие братаны, мать их. К слову про Ичи, тот выходит из душа навстречу в самом благостном настроении, и Кику хочется его по башке ударить, потому что он не заслужил вообще вот ни разу. Ей хочется зайти к Акеми, но Ичи уже затаскивает туда Канкуро, а Дейдара ехидно замечает, что если малышке сегодня достанется аж от двоих, то крошка может не завидовать, а получить то же самое в собственной постели. Его тоже кулак тянется стукнуть, но у неё сил никаких не остаётся, ей холодно и хочется заползти в душ, желательно не одной, но и, конечно, не с этим идиотом. Она сдаёт его Саю, который сам уже глядит на подрывника так, словно готов оставить его немым, и хватает полотенце, заползая под горячие струи. Она очень надеется, что никаких звуков из комнаты Акеми не услышит до тех пор, пока не уснёт, в крайнем случае она уже себе самой готова с хенка ввести снотворное. Сай проскальзывает в кабинку спустя пять минут — непонятно, что он сделал с Дейдарой, но выглядит самодовольным. Ладно, ей, честно говоря, насрать даже жив там подрывник или нет. Она не успевает даже обнять Сая, когда до неё доносится первый стон. — Ками-сама, залей мне уши чем-нибудь! — бормочет Накику, спешно намыливая его бледные плечи. Сай глубоко дышит, и его твёрдый член дёргается, упираясь ей в живот, видимо, заражаясь атмосферой, творящейся в чужой комнате. — Как ловцы жемчуга на Косен делают? — он склоняет голову к плечу и жмурится, когда она ладонью проводит по длине его органа, а потом мягко массирует мошонку. Он собирался продолжить мысль, но вместо этого только сдавленно охает и притискивается ближе, зажимая её в углу кабинки. Накику внезапно вспоминает, как он точно так же зажимал её дома, в Суне, после того, как она переспала с Сасори. Это воспоминание ударяет её похлеще контрастного душа: ей всё ещё ужасно стыдно за себя, стыдно признаваться самой себе, что тянет её и к тому вдумчивому сексу, который ей дарит опекун, и к этому парню, который умеет трахать её до звёзд под глазами, и сейчас ей хочется от него именно такого, чтобы тоже покричать и, может, даже перекричать эту не слишком-то сдерживающуюся троицу. Забавно, насколько им всем наплевать что на Дейдару, что на тот факт, что все трахаются под одной крышей. Кику поворачивается в его руках, упирается руками в нагретый кафель и толкается ягодицами навстречу Саю, самого его отпихивая от себя. Он всё ещё поглаживает её легко и нежно, будто боится спугнуть, и Кику грязно ругается, когда до неё долетает очередной неоднозначный — и вместе с тем весьма однозначный — звук. Вода приглушает, конечно, как и несколько дверей и коридор, который их разделяет, но стены дома не настолько уж и толстые. — Сай, — сквозь зубы шипит Накику, отрывая одну руку, чтобы схватить его, поднести к губам и пошло облизать пальцы. Ей так нравятся его руки, эти длинные, тонкие пальцы, не слишком выступающие мышцы и ярко выделяющиеся под белоснежной кожей голубые вены. — Этот белобрысый болван правильно сказал, у неё там двое. Но я же знаю, что ты меня и один можешь взять так, что я потом засну без снотворного. Дерзай. — Он больше не блондин, — Сай это Сай, но его глупые и несвоевременные реплики её давно не смущают, особенно когда он до упора в неё входит и тут же берёт бешенный ритм. Он, может, и пингвинчик большую часть времени — эти птички действительно забавные и неуклюжие, как он сам в социуме — но у Сая, как и у Икимоно, есть своеобразный талант адаптироваться к ситуации. Не всегда и не со всеми, но Накику хватает того, что с ней он умеет это делать после первой же просьбы. Кричать она не кричит — её рот занят другим, но стоны прорываются, вторя его хриплому дыханию прямо над ухом. Кику теряет связь с собственными ногами — они подкашиваются, руки её скользят по мокрому кафелю, и Сай в итоге подхватывает её, легко устраивая на невысокой тумбочке возле раковины. Колени разъезжаются в стороны, и выглядит она наверняка ужасно пошло и вызывающе, потому что Сай из неё выскальзывает и пару секунд она чувствует не его внутри себя, а его пальцы, раздвигающие её половые губы и его рваный стон, а ещё взгляд, который ей даже видеть не нужно, чтобы от него по всему телу мурашки пробежались. — Я люблю тебя, — в очередной раз повторяет парень, снова наваливаясь на неё всем телом и снова заполняя собой пустоту внутри неё. — Я не хочу без тебя, не хочу возвращаться. Куда возвращаться? Кику не вслушивается особо в его слова, она почти готова и без стимуляции клитора кончить, дрожит так, что тумбочка вибрирует, а ещё ритмично ударяется об стену. Накику протягивает правую руку, задевая стоящие на раковине баночки и бутыльки, нечаянно сносит всё на пол, но ей и не до разлетевшихся по полу ёмкостей сейчас. Она вцепляется в фаянсовый край и при очередном глубоком толчке, когда Сай замирает, выдыхает его имя. Оргазм её очень странный: не как обычно, потому что он-то, может и спустил в неё сперму, но её мозг не послал сигнал мышцам влагалища сокращаться. При этом у неё кружится голова, и чувство эйфории заполняет откуда-то изнутри, и ей нисколько даже не жаль, что всё закончилось так. Они ведь могут в комнате продолжить. До которой, правда, ещё нужно добраться. Кику снова заползает под душ, стирая с бёдер текущую по ним липкую белесую жидкость, лениво наблюдает за тем, как Сай наспех прибирает учинённый ими бардак, рассматривает этикетки с озадаченным выражением и в итоге ставит всё на тумбочку в одну кучу, а на раковину только то, что её. Офигеть, он даже запомнил каким кремом для лица она пользуется и каким мылом моет руки. — Куда ты там собрался без меня возвращаться? — вяло спрашивает Накику когда Сай снова влезает к ней в кабинку. Главное, на второй виток не пойти, потому что в комнате рыжей вроде как тоже успокоились, но не факт, что надолго, их там, всё-таки, больше. — Ещё скажи, что с этой кикиморой. — С какой? — спрашивает Сай, выключая воду и заматывая её в полотенце, прежде чем сушить себя. — Кикимора это что-то из фольклора стран другого континента? — Нет, из местного, — хмыкает Накику, беря полотенце поменьше и занимаясь его волосами. — Такой злой, безобразный ёкай, который портит людям настроение и лезет, куда его не просят. — Тогда зачем мне с ним куда-то уходить? — глупо моргая, спрашивает Сай, снова тянясь к её телу руками. — Я не хочу никуда ни с кем уходить, я хочу быть тут. С тобой. — Ты и так тут со мной, — напоминает Накику. На мгновение уголки его губ опускаются, а взгляд становится грустным, но она не успевает понять с чем это связано, а он уже прижимается губами к её виску, и лица его не видно. — И ты мой, ясно? Она чувствует, как он яростно кивает и почти ожидает, что он скажет ей то же самое, но он не говорит. Сасори ей тоже сказал, что она его, а Накику почему-то не сказала, что он — её. Да и чья она теперь на самом-то деле? У неё такое чувство, что она своей собственной никогда не была и не будет. Возможно, и Саю не стоит говорить что-то подобное? Он же не её игрушка. Она не считает его своей игрушкой. Он нравится ей таким, какой он есть, и менять его она не планирует, ведь, пожалуй, помимо Сасори, Широ, Ичи и имото он ей нравится больше всех остальных. А в чём-то даже больше. Но отдавать она его не хочет. Никому. Тем более какой-то кикиморе из Щимо. Пусть та даже не думает, что у неё есть шанс. Кику знает, что Сай на неё не посмотрит, но какой-то поганый червячок сомнения подтачивает её изнутри, так что Кику опять накидывается на него, смотрящего своим растерянным взглядом, выпихивает их, наконец-то из ванны, теряя по пути полотенце — все всё равно заняты, а их комната совсем рядом с ванной — и чуть не врезается в Канкуро, сверкающего в коридоре голой жопой. С ним рядом стоит Ичи, и Кику, отрываясь от Сая, сначала пару секунд осмысливает происходящее, а потом что-то булькает, вздрагивая и делая шаг назад. Всё её возбуждение пропадает, как и желание затрахать Сая до смерти. Ей хочется, чтобы он её унёс отсюда, обернул вместе с ней в одеяло так плотно, чтобы больше ничего не слышать, и прогнал крепкими объятиями все кошмары, которые явно будут её преследовать сегодня ночью.