Красное солнце пустыни

Часть 2.10. Мэйко. Июнь, 16 лет после рождения Наруто.

R.Riccardo — Никаких чувств

+++

Состояние Риры стабилизируется, но заметных улучшений не случается. Мэйко уже несколько раз объяснила старой подруге что с той произошло. В какие-то дни она верит, что-то даже вспоминая, а в какие-то смеется и спрашивает, что вокруг за маскарад. Так или иначе, проходит совсем немного времени, и Рира забывает про их разговоры, все приходится начинать сначала. Она спрашивает когда к ней заглянет Данзо. Она спрашивает где ее жених, и почему он не приходит. Она спрашивает почему Мэйко так выглядит. После очередного визита в палату Тамкену приходится поддержать Мэйко за локоть, потому что ей становится нехорошо. Колет сердце, в глазах темнеет, и верный Анбу впервые отказывается ее слушаться и зовет Шизуне. Девочка осматривает ее, качает головой и прописывает лекарства и несколько дней покоя. Мэйко грустно смеется: о каком покое может идти речь, когда такое происходит? Тем не менее, в госпитале она решает не появляться до следующей недели, тем более, что Иноичи по просьбе Тсунаде должен заняться Рирой и ее сознанием. Быть может, он добьется хоть каких-то успехов. Мэйко на очередное собрание совета идет с прямой спиной, хоть и опирается на трость. Волосы собраны в строгий пучок, из которого не выбивается ни одна прядь, а юката темного цвета — от светлых она отказалась давно, после гибели супруга — идеально выглажена. Никому не должно быть известно о ее недомогании, особенно Данзо, который так и ждет момента, чтобы подвинуть ее. Теперь, когда в Конохе помолодевшая Рира, у Мэйко еще больше причин не дать ему желаемого. Кохару и Хомура ее сегодня как никогда нервируют. Они говорят о Наруто, об угрозе Акацки и о том векторе, который избрала в политике Годайме Хокаге. Мэйко может быть во многом не согласна с Тсунаде, но сейчас цели у них общие, и она оказывает ученице Хирузена всю возможную поддержку со своей стороны. — Я не понимаю почему мы из раза в раз обсуждаем одно и тоже. Переливаем воду из пустого в порожнее. Если у вас нет предложений, то о чем мы говорим? — резко обрывает Мэйко, чинно складывая руки перед собой на стол. Она все еще носит на пальце обручальное кольцо, которого легонько касается. Его бы снять, но это дань памяти супругу. Она и так не была ему достаточно хорошей женой, поэтому хотя бы так чтит его. — Ты стала мягче, Мэйко. Это из-за привязанности внуков к Суне? — Голос у Данзо тихий и спокойный, но Мэйко чует в нем насмешку. Даже через столько лет она прекрасно чувствует его, различая все полутона. — С каких пор тебя интересуют мои внуки, Данзо? — Он из раза в раз говорит «внуки», а она непременно уточняет, что они — ее. Это старая игра, в которой каждый из них дает другому знать, что секрет уже давно перестал таковым быть. — Двое отпрысков основной ветви клана Икимоно сидят у наших… союзников с середины зимы. Это вызывает вопросы. — Так задай их мне, раз тебя так беспокоит будущее клана моего покойного зятя. Кохару деликатно кашляет в кулак, переводя внимание на себя. Мэйко прикрывает глаза, но решает, что этот разговор давно уже назревал. Она до конца собрания следит за Данзо, а потом сама же останавливается перед ним. Ей есть, что ему сказать, у него тоже могло что-то накопиться. В нем всегда бушевало море страстей, это сейчас он спокойный и холодный, а прежде таким не был. Мэйко хорошо помнит кичливого мальчишку, который все соревновался с Хирузеном. Она помнит и чудовищно красивого юношу, с которым лишилась девичества и за которого собиралась замуж. Помнит заматеревшего мужчину, лишившегося глаза, от которого и родила свою единственную дочь. Сходство у ее Кагуи с настоящим отцом никогда не было явным, цветами она пошла в мать, как и чертами лица, но ищущий всегда найдет. И Мэйко находила. Видела то прищур того единственного мужчины, которого всегда любила, то специфический поворот головы. Кагуя стала ее ошибкой, но Мэйко никогда о ней не жалела. Кагуя стала самой главной драгоценностью в ее жизни. Кагуя стала той, кого Мэйко полюбила больше всего на свете. Кагуя стала ее смыслом жизни, той единственной радостью, которая никогда ничем не не была омрачена. Ее стойкая, смелая девочка, которая никогда ни перед чем не отступала, никогда не пасовала и была такой умной, что казалась старше своих лет! Ками-сама, как же она скучает по дочери! Лучше бы это она погибла, а не Кагуя, лучше бы ее похоронили, окруженную белыми лилиями, лучше бы у ее внуков была мать, а не бесполезная бабушка. Мэйко останавливается как только они с Данзо добираются до тенистых деревьев, высаженных лет пятьдесят назад недалеко от скалы Хокаге. Телохранители держатся на почтительном расстоянии, давая им возможность побеседовать наедине. — Сердце шалит? — спрашивает Данзо. Тон у него нейтральный — он просто спрашивает из вежливости, а не ради каких-то своих целей. Почему-то Мэйко кажется, что умри она такой позорной смертью, он больше всех и расстроится. — Да, когда вспоминаю дочь, — безжалостно отвечает Мэйко, отмечая, что на мгновение равнодушная маска на его лице исчезает. Знает, точно знает. — И твою тоже. Когда ты догадался? Делать вид, что в мешке еще есть кот, бессмысленно. Данзо не смотрит на нее, взгляд его единственного целого глаза устремлен вдаль. — На похоронах твоего мужа. — Долго же ты ходил в неведении. — Мне жаль, что она погибла. — Ты говорил, — Мэйко кивает и крепче сжимает пальцами трость. — У нее осталось двое детей. Внуки, Данзо. Я не буду говорить что сделаю с тобой, если ты посмеешь коснуться их. Данзо молчит. Мэйко почти уверена, что вреда он им не причинит, но заинтересованность в них у него есть. Наследие же, его след в этом мире! Она надеется, что Акеми и Яхико об этом никогда не узнают, потому что так Данзо точно забудется. — Ты это мне хотела сказать? — Нет, что ты. Я хотела тебе сказать про Риру и ее внуков, — Мэйко вдруг подается вперед и ловит его за темную ткань халата, скрывающую часть его тела от чужих глаз. — Я никогда не прощу тебя за то, что ты лишил меня сестры и сотворил с нами. Подумай что собираешься сделать, Данзо, потому что я с радостью встречу смерть и тебя с собой заберу. Ты же знаешь, какой я могу быть. На следующий день делегация отбывает в Суну. Мэйко знает, что в ее состав входит и Данзо и радуется тому, что успела предупредить союзников. Он не увидит ни их внуков, ни внуков Риры, не доберется до них никогда и ни за что, а если попробует, то она найдет в себе силы сделать то, на что не решилась в молодости. Просто она любила его слишком сильно. Просто она любит его до сих пор. Просто теперь ее в этом мире, по большему счету, ничего не держит. Если она сумеет помочь Акеми и Яхико таким образом, то это будет хороший финал ее истории. Когда Мэйко заходит в палату к Рире, та спит. У нее спокойное лицо, мерное дыхание. Мэйко дает себе несколько мгновений рассмотреть то ли подругу, то ли дочь, то ли сестру, которую всегда так любила. Красавица, она не соврала, когда говорила внучке об этом. Если бы не Данзо, то за Рирой бы ходили толпы поклонников, как за юной Яманака Ино, подружкой Акеми. Тогда Мэйко казалось, что он о Рире заботится, теперь же она понимает, что он охранял ее. Хенка, будь неладен ее кеккай-генкай. Хенка, который, как оказалось, имеет отношение и к Икимоно. Мэйко усмехается тому, как судьба свела вместе их внуков, как подружились между собой девочки. Было бы неплохо породниться, в очередной раз думает она, но вяло, потому что сейчас не до этого. Хотя Ичи ей, конечно, очень понравился: статный мальчик, красивый, чем-то похожий на ее покойного Сатоши. Но ее дурной внучке, конечно, по душе должен был прийтись Сабаку но Канкуро, как же иначе! В этом она вся в нее, выбор объектов симпатии у них оставляет желать лучшего. Лишь бы только Акеми это не сломало жизнь или не надломило, как ее собственную. Кагуе повезло встретить Икимоно Амена и войти в его семью, получив защиту, которую сама Мэйко вряд ли сумела бы ей обеспечить, вздумай Данзо действительно заинтересоваться своей дочерью. Но Амен мертв уже больше года, и как бы ни противно признавать, внукам куда безопаснее в Суне. Мэйко не нравится, что, по сути, они попали под покровительство этой несносной злыдни Чие и ее маньяка-внука, как не нравится ей и сформировавшиеся отношения с троицей Сабаку, но, судя по той информации, которую она получает, им там хорошо. Может, это и к лучшему, что они там. Может, там им дадут то, что они не сумели получить в Конохе, хоть и были любимыми, желанными детьми. Яхико проще, он мальчик, так рано лишившийся матери, что даже не знает, что потерял. Акеми сложнее, она всегда росла диковатой, в чем Мэйко винит себя. Рира всегда пробуждала в Мэйко все лучшее, стоит ли ей надеяться, что Накику тоже будет вытягивать на поверхность все светлое, что есть в Акеми? Мэйко садится на стул около кровати Риры, и только тогда та просыпается. Видимо, у нее был эпизод, и Тсунаде решила дать ей успокоительного. Неплохое решение, нервы Риры лучше беречь. — Опять маскарад? Да что тут у вас происходит? — стонет Рира, открывая глаза. Она садится, перекидывает густые золотистые локоны через плечо. Мэйко вспоминает как плела ей косы, любовно собирала эти волосы в прически и смеялась, потому что Рира была хорошенькая — как самая настоящая куколка, только живая. — Или Данзо теперь такое заводит? Было же для этого какое-то слово, нет? Геронтофоб? Геронтофаг? — Геронтофил. Рира, как только тебе такие вещи в голову приходят?! — восклицает Мэйко, прижимая ладонь ко лбу. Язык вот у нее всегда был без костей. Мэйко не помнит в какой момент все началось, но она как-то проглядела это, и Рира начала говорить все, что у нее в голове. То ли действительно не задумываясь о серьезности последствий сказанных ею слов, то ли делая это специально. Тоже ведь дикая девочка росла, пускай Мэйко и возилась с ней, потому что была на шесть лет старше. Тогда ей казалось, что их разделяет целая жизнь, но только теперь она понимает, что это был пустяк. Ей семьдесят три года, Рире должно быть шестьдесят семь, но выглядит она не старше двадцати. Ровесница собственного внука, ну надо же! Что же с ней делал в той лаборатории этот ненормальный Орочимару? Как Хирузен вырастил такого сумасшедшего гения? И как сама она вовремя не разглядела Данзо и не нашла на него управу? Мэйко вздыхает и прикладывает руку к груди. Сердце нет-нет, а покалывает, видимо, оно устало настолько, что просто уже не хочет работать так, как нужно. Винить его она не может, потому что ей стоило бы поберечь его, а не наносить одну рану за другой. Там даже не все затянуться успели, а она все новые и новые позволяет ему получать. Она прикрывает на мгновение глаза и делает глубокий вдох, чтобы успокоиться. Ее собственные родители, рано покинувшие этот мир. Потеря Данзо и Риры, на которых держался весь ее мир. Гибель супруга, ставшего ее тихой гаванью и тылом. Глупая смерть дочери, оправиться от которой ей так и не удалось. Колючий взгляд медово-карих глаз внучки, не желающей ничем с ней делиться. Вторжение в Коноху, унесшее жизни стольких людей и Хирузена. Мертвое тело зятя, окруженное все теми же проклятыми лилиями. Сердце ее утомилось, бьется не так, как нужно, пропуская удар, а потом выстукивая два подряд. Так быть не должно, это она знает, даже не будучи ирьенином и мало смысля в меддзюцу. Наверное, Шизуне была права, не стоило ей пока заниматься делами. Мэйко ведь так доведет себя куда раньше, чем успеет утащить с собой Данзо в могилу. Вот уж смешно будет: вначале угрожала ему расправой, а потом взяла и бесславно умерла! — Иди-ка сюда, — Рира, заметив ее состояние, подается вперед, сбрасывая с себя одеяло. Ее ладони ложатся на щеки Мэйко, а потом одна соскальзывает вниз к груди. Когти хенка вонзаются в ее грудь, и Мэйко хорошо знает, что это может быть мучительно больно, но в этот раз испытывает только облегчение. Рира не лечит ее, а лишь стабилизирует, влияя на чарку и восстанавливая скорость ее течения в теле Мэйко. Она стара, разумеется, все уже не так, как было прежде, когда достаточно было отоспаться, чтобы стало легче. — Я не понимаю, — тихо шепчет Рира, отнимая руку от ее груди, но не от лица. Взгляд у нее потерянный и растерянный. — Что ты с собой сделала? Тебе должно быть двадцать семь, разве нет? Мэйко, что случилось? И где Нидзиру, куда его отправил Хокаге-сама? Мэйко делает глубокий вдох, сжимает гладкую ладонь Риры в своей и заново начинает весь рассказ о том, что же произошло за сорок лет. Через день Рира все равно все забудет, если, конечно, Иноичи не сумеет как-то ей помочь.

Часть 2.10. Сасори. Июнь, 16 лет после рождения Наруто.

Ofenbach ft salem ilese — Feelings don't lie

+++

— Вы думаете, это была хорошая идея, Сасори-сан? Сасори отвлекается от очередного перечитывания послания Мэйко-сан и переводит внимательный взгляд на Усё. — Что конкретно? — Отправлять в Щимо… — секретарь мнётся, но продолжает всё тем же строгим, спокойным голосом, — такой состав? Нет, конечно, Сасори не считает, что это самая лучшая на свете идея. Но и разделять их было бы глупо. Чиё с Яхико и Широ позавчера выдвинулись на Косен, завтра уже прибудет делегация из Конохи с таинственным главой Корня, и Сасори не сомневается, что свои патрули Данзо выставил где-то на границах. Вполне возможно, что один из них мог следить за группой, порученной Ичи. Но если бы те и попробовали вмешаться, то Сасори уверен, что как минимум Накику они бы не тронули — она нужна им живой. И внучка Гакари тоже. Сколько Данзо знает про положение вещей ещё стоит понять. А ведь ещё есть Акацки… Сасори внимательно оглядывает Усё, в очередной раз убеждаясь, что личный секретарь Казекаге вот точно знает слишком много. Он давно находится в опасном положении: обычно от тех, кто много знает в любой момент могут избавиться. Сасори первый бы так сделал, но Усё зарекомендовал себя, и Скорпион, и Гаара доверяют ему как себе. Этот неказистый с виду мужчина — настоящее сокровище, и в верности его не приходится сомневаться. А ещё у него поразительная способность быстро, чётко и подробно записывать всё, что может быть полезным Казекаге и самому Сасори. — Они справятся, — впрочем, уверенности в том как именно у него нет. Но Ичи опытный и рассудительный парень, как капитан он определённо проследит за тем, чтобы все остались живы, и от их полуофициальной миссии была хоть какая-то польза. Сасори третий день подряд ночует в своём же кабинете, на неудобной кушетке. Но сегодня неплохо бы вернуться домой, по разным причинам. Ему надо обсудить с двоюродным дедом назревающий консилиум с Конохой, ему надо выспаться как следует перед завтрашней встречей, даже если Сасори давно уже не нужно много времени для сна. Он себя, может, и не обратил в марионетку, но тело готовил для вмешательства ещё до того, как иронией судьбы спас внуков бедовой Риры. Ему не нужно много спать, секс его интересует исключительно в эмоциональном плане, а не в физическом, хоть и дарит какое-никакое наслаждение. Он даже ест и пьёт куда меньше среднестатистического шиноби, а способен на куда большее. Это всё очень полезно в его положении советника, но Сасори понимает, что если чего-то и хотел после возвращения в Суну — это на самом деле жить в отдалении и, как ни странно, спокойно копаться в огороде со своими подкидышами. Не случилось. Оказалось, что и Суну он на самом деле как-никак любит и хочет поднять с колен, чтобы та же Коноха не маячила перед носом примером куда более удачного процветания. Конечно, программа обмена и помощь Листа очень продвинули в развитии деревню Песка, но теперь случился оживший Раса, будь он неладен. И пусть на место Казекаге он так и не вернулся, — очень удачно обнаружилось, что Йондайме не совсем психически здоров после опытов Орочимару, — действующему он всё-таки мешает одним своим существованием. Сасори много времени проводит с Гаарой. Гаарой, Усё, собственной бабкой и двоюродным дедом. В совете они стоят особняком, и многие члены, конечно, недовольны таким их положением. С ними ещё Баки, но бывшего сенсея Сабаку Сасори просит не так явно выражать свою позицию поддержки. Он самый молодой из всех и лучше, если старейшины будут считать, что он сохраняет нейтралитет. Сасори приказывает себе не скучать по Накику, от которой отдалился в последнее время, хотя связывающие их нити никуда не делись и не денутся. Когда они вместе — прикосновений вполне достаточно, чтобы делать их счастливыми. Точнее, ему этого достаточно, а ей нет, потому что она моложе, упрямее, порывистее, чего стоят её высказывания «Бывшему-сама». Она ещё совсем молодая девушка, и она связывается с Саем. Сасори понимает, что это от недостатка внимания, что это в характере Накику: воспользоваться чем-то или кем-то чтобы заглушить свою злость, а под руку ей так удачно попадается влюблённый парень, который совсем как ребёнок следует за ней куда она позовёт. Бывший или не бывший Анбу, совершенно ничего не смыслящий в человеческих отношениях. Сасори его даже жаль: он глупо плывёт на свет путеводной звезды, только чтобы не заметить острые рифы и потонуть. Впрочем, этот коноховец — не его проблема. У Сасори их и так выше крыши, так что Кику он оставляет разбираться самой с тем, что она затеяла. Не сможет и сама обратится за помощью — тогда он и будет думать что с этим делать. — Зря я тебе отдал Ритсуми на воспитание, — ворчит Раса, как только Сасори заходит в его палату. — Ладно, старший нормальный, но эта выскочка и её младшая сестра… Сасори уже слышал о том, что вчера произошло. Йондайме успел переговорить о матримониальных планах и с собственными детьми, и со старшими сиблингами Ритсуми, и, внезапно, решил озаботится младшей. То, что ей всего двенадцать Бывшего-сама не остановило: в некоторых странах, вон, и в тринадцать замуж выдают. А тут можно просто составить спискок потенциальных кандидатов заранее. Всё равно все свои, из Суны. Гаара подругу одну не отпустил, а Икимоно и вовсе за ней везде ходил хвостиком, когда не тренировался или не отправлялся на те миссии, которые ему поручали Гаара и Чиё. Дожидались они Ритсуми в коридоре, но в какой-то момент Яхико что-то услышал из-за неплотно прикрытой двери, Широ своим мелодичным голосом заявила, что замуж не собирается в принципе, а посвятить себя Анбу, и случился очередной скандал. Расу еле успокоили, вколов что-то, Яхико за ухо оттащил разъярённый главный ирьёнин, которого даже присутствие Казекаге не смутило. А теперь Сасори предстоит выслушивать очередные жалобы этого мужчины, который считает, что лучше всех знает что и как нужно Суне. Может, всё-таки Акеми права, и стоит подумать о том, чтобы пополнить свою коллекцию ещё одним Казекаге? Вряд ли же кто-то сильно расстроится, кроме, разве что, пары членов совета, которым самим место в его свитках. И Гаары, который верит, что отец однажды придёт в себя — в того, кем, по рассказам, был до смерти жены. — С ними тоже всё нормально. Сасори опирается о передвижной столик и сверлит взглядом Расу. Йондайме выше Сасори, но почти кто угодно выше Сасори, даже Акеми, вполне возможно, скоро его перегонит. Повезло, что Накику миниатюрная, в отличие от брата, так что, хоть у неё и средний рост, но она всё равно смотрится рядом куда мельче, ещё и за счёт своего худенького телосложения. — Накику нужно больше тренировать хенка. И пока она молодая… — Ей восемнадцати нет, — обрывает Сасори. — Она не будет сейчас клепать детей. Ты не можешь заставить наших шиноби делать то, что тебе захочется, к тому же, у тебя на это нет никаких официальных полномочий. — Как ты разговариваешь с Казекаге? — Бывшим. А я действующий член совета, — напоминает Сасори, равнодушно разглядывая ярость на лице Расы. — Ты — нукенин! — Бывший, — устало повторяет Сасори. — Меня оправдали и, кстати, в совет я вступил не по собственному желанию. Смирись с тем, что времена изменились, — он подаётся чуть вперёд, распахивает глаза и пугающе ухмыляется, зная, что это произведёт на Йондайме впечатление. — А если не захочешь, я найду на тебя управу. Я бывший, но нукенин S-класса, тут ты всё правильно подметил, Бывший-сама. У меня свои способы заставить человека исчезнуть раз и навсегда, а в моей коллекции всегда есть лишнее место. Угроза его не пустая. Бывшие поколения Сасори не интересуют почти: они наделали дерьма и не сумели его разгрести. А вот будущее ещё не потеряно, по крайней мере, Сасори хочется на это надеяться. Он вспоминает тёмные с золотом глаза Кику, её мягкие прикосновения и нежные поцелуи, и его немного отпускает непонятная ему самому злость. Кику себя считает его куклой, но она не кукла — ни внешне, ни по сути своей. Она просто девчонка, живая, дышащая, которая не хочет быть ниндзя, а жить своей маленькой жизнью в их доме. Ему следовало гонять её упорнее, чтобы она была готова ко всему, что может с ней случиться во внешнем мире. Та же Икимоно куда более компетентна, куда более трудолюбива и всегда готова самосовершенствоваться. Впрочем, она родилась в старом клане ниндзя, а Ритсуми вообще родители не готовили к такому будущему. Ещё не поздно исправить ошибки: когда дети вернутся из Щимо, он вплотную займётся её подготовкой. Самое главное, чтобы за это время ничего с ними не произошло. Вечер Сасори проводит в компании Баки и Усё, заглядывая в бар «Бывший-сама». Он и про «Акасуну» уже слышал, конечно, но прятаться под масками не собирается: куда проще зарезервировать частный зал и не заморачиваться. Да и звездой вечера он быть не хочет. Усё странно дёргает головой, оглядываясь по сторонам и, вероятно, спрашивая себя что он тут вообще делает. Он пробует было вякнуть, что дома его ждёт матушка, которая уже подыскала ему очередную невестку, но Баки молча кладёт руку на плечо секретаря и сжимает так, что у того все возражения тают на языке. — Что, кстати, у тебя с Аикавой-сан? — спрашивает Сасори, обращаясь к коллеге по совету и откидываясь на спинку диванчика. — Когда вы вообще в последний раз виделись? — Пару месяцев назад. Она должна приехать с делегацией, разве вам не дали список гостей? Дали, конечно, он его уже десять раз прочитал. Только интересовали его другие личности. — Без команды? — Без, это на пару дней, а они на миссии. Удивительно, насколько хорошо Баки осведомлён о том, чем заняты подопечные его любовницы. Дальнейших расспросов Сасори не затевает — ему тоже не хотелось бы, чтобы кто-то лез в его частную жизнь. Сасори знает, что поздно лучше никому не возвращаться, тем паче, что завтра делегацию ожидают чуть ли не на рассвете, а он точно должен быть в числе встречающих. Не потому, что того требует этикет, а потому что ему важно знать всё, от начала до конца. Но после недолгих посиделок вместо того, чтобы сразу вернуться домой, Сасори наведывается в апартаменты, занимаемые Саем. Он не сомневается, что этот странный Анбу рассказал ему максимум возможной информации, по крайней мере всего, что касалось Накику. Бедный парень потерял голову; ему уже не то, что преданность Данзо, но и преданность Конохе стала под вопросом. Не потому, что он предатель, а потому что он просто не знает больше какое у него место в мире и что ему делать с самим собой в Суне. На это не было ответа ни у Хокаге, ни у Мэйко-сан, которая в двух словах упомянула художника. Пока Данзо жив, тот должен быть подальше от Конохи. Официально его всё равно даже нет в картотеках, так что художник получил свой личный номер ниндзя с самыми краткими данными лишь вступив в команду четыре, а потом информация слегка дополнилась с его участием в поисках Учихи Саске. Две официальные миссии, вот и вся история его существования, пусть на самом деле это совсем не так. Обезвредить ловушки Скорпиону не составляет труда, к тому же заметно, что Сай не сильно старался обезопасить своё временное жильё. Единственная занятая комната почти пуста, в шкафу минимум личных вещей, а те, что есть аккуратно сложены и прибраны. Сасори находит какой-то альбом с портретами команды четыре, тут и старые рисунки, на которых Акеми и Аичиро ещё генины, и новые, на одном даже находятся Кай, рыжий Хошиме и безликая девушка посередине. Здесь ни одного зарисовка Накику, но Сасори не сомневается, что и такие у него есть. Он кладёт чужую вещь на место и задумчиво смотрит в узкое окошко. Сасори никогда не сталкивался с Данзо и с Корнем, но что-то про него, всё же, слышал. Однажды Рира заночевала у Чиё, когда ему было лет десять. Она спала в соседней комнате и во сне бормотала проклятия, обещая отомстить за то, что что её друг и почти что старший брат сделал с собой и с ней. Она произнесла слово «Корень» в каком-то нейтральном контексте, но Сасори тогда не понял о чём речь, теперь понимает. Мэйко-сан не упоминала ничего подобного в своём сообщении, и Сай вряд ли в курсе, но Сасори знает, что Рира была под крылом Данзо. Знал ли об этом Орочимару? И что конкретно саннину известно о хенка в целом и о Рире в частности? Явно же неспроста она помолодела, тут не обошлось без её кеккей-генкая и, возможно, даже не без мутаций, с ним связанных. Сасори слышал, что Орочимару был в Акацки. Что Акацки могли узнать уже от него? Слишком запутанный клубок, и если попробовать его распутать, повлиять это может на всех. Точнее, уже влияет, как ни крути. Рира стала практически копией Накику — разве что чуточку старше, с другим цветом глаз и оттенком волос. Она не помнит ничего, и Сасори уж тем более: когда он зашёл к ней в палату, она посмотрела на него как на красивого молодого парня, не более, отпустив шуточку про то, что рыжих у неё в поклонниках ещё не было. Хорошо, что он не позволил Накику увидеть Риру. Помимо опасности в лице Данзо непонятно, как бабушка и внучка отреагировали бы друг на друга. Сасори возвращается к себе уже за полночь; Почтенный Брат удалился спать, не дожидаясь его. Что ж, встанет Эбизо спозаранку, и Сасори придётся, чтобы обсудить дела. Вместо того, чтобы идти в кровать, Сасори проходит по выложенным камнями тропинкам в огороде, по обочинам которых горят солнечные лампочки, расставленные Широ и Яхико. Он заходит в мастерскую, обращая внимание на то, сколько здесь начатых и незаконченных марионеток: у него никогда не хватает времени на то, чтобы завершить работу. У него нет времени ни на то, чтобы сходить в кинотеатр, ни на то, чтобы как следует взяться за своих подопечных. Они все, даже Ичи, в какой-то степени ещё дети. И одного из детей, по иронии, самую своенравную, он трахает. И любит не как ребёнка. Чего ждёт от него Накику ему и так ясно. Только он совсем не уверен, что это лучший вариант для всех. Хотя, было бы забавно объявить Расе, что жениха себе старшая Ритсуми уже нашла, и даже из Суны. Сасори в списке Йондайме, который он вручил куноичи, нет, но это ещё веселее. А ведь помимо неё есть Акеми, за которой ему поручено было следить. Акеми, которая вьётся между Канкуро и Ичи. Есть Широгику и младший брат Икимоно, которые, вроде, и не доставляют проблем, но Сасори в кои-то веки рад, что ими в основном занимаются Чиё и Эбизо. Есть Гаара, который старается, но который не может, в том числе в силу возраста, вынести на себе всё. И есть Темари. Темари, которая сидит в темноте мастерской чуть ли не со слезами на глазах, потому что не выдерживает ни давления, ни ответственности, ни отца, ни «этого лося, чтоб у него рога отвалились». Она тоже завтра участвует в переговорах, как главный посол Суны в Конохе. И «лось» будет, Сасори знает. Он баюкает Темари на своей груди и в итоге относит в дом, кладя заснувшую миниатюрную девушку на кровать Накику. Темари, может, и выглядит суровой, но она тоже где-то внутри нежная и жаждет, чтобы о ней заботились. Сам он в эту ночь так и не засыпает. Ждёт рассвета, подвязывая в огороде ростки фасоли, вытянувшиеся в отсутствие хозяйки.