This Bitter End | Этот горький конец

Гермиона — настоящее время, май 2010 года Недели перетекают в месяцы, и Гермиона с изумлением обнаруживает, насколько органично вновь переплелись их с Драко жизни. Никто не удивился возобновлению их отношений, скорее, казалось, что на протяжении последних пяти лет они просто стояли на паузе, а судьба наконец-то решила нажать на кнопку воспроизведения. Более того, Джинни и Гарри, судя по всему, вздохнули с облегчением, стоило Гермионе им признаться. Образовавшийся в её груди клубок переживаний постепенно распутывался — Драко снова без возражений приняли её друзья и семья. В первый визит на ужин в коттедж Поттеров даже Рон пожал ему руку, а Сьюзен предложила подержать Хита, хотя Драко вежливо отказался. Гермиона с лёгкой печалью наблюдала за происходящим, понимая, что Малфой не испытывает неприязни ни к ребёнку, ни вообще к Уизли, а его отказ продиктован страхом причинить Хиту вред. Тремор Драко десятикратно усугубился. Гермиона чувствует его судороги, даже после приёма зелий. Когда она держит кисть Драко в своей, каждые пару минут, подобно ритмичному тиканью, его пальцы сводит. Ночью, когда они вместе лежат в постели, укутанные тишиной, она проводит пальцами по его рукам, массируя и расслабляя появившиеся за день зажимы, пока Драко не поддаётся действию зелья сна без сновидений. Это стало их обычной рутиной. Однако, несмотря на все старания Гермионы, Драко всё равно продолжает угасать. Эту правду трудно проглотить. Без ощутимого прогресса все усилия по выращиванию чего-либо — чего угодно, — чтобы замедлить ухудшение состояния Драко, оказались тщетными. Они с Гермионой попали в игру в ожидание с одними лишь крупицами надежды. В последний раз они переключили внимание, когда в прошлом месяце написал Невилл. Он предложил попробовать смешать китайскую жующую капусту из-за её свойств к росту с лапчаткой гусиной из-за её спазмолитических характеристик. Он предположил, что сочетание этих двух компонентов наилучшим образом поможет снизить уровень кортизола в крови Драко и других пациентов, находящихся под наблюдением, и Гермионе пришлось согласиться. Последние четыре недели она работала с Роджером, стараясь найти идеальный баланс между этими ингредиентами. Речь шла не об изменении уже имеющегося варианта зелья, а о создании чего-то нового. Наиболее существенным препятствием оказалось то, что лапчатка гусиная — очень нежное в варке снадобий растение. Роджер тщательно подошёл к процессу её выращивания, и последние полнедели их разработка находилась под сдерживающими чарами, пока оседали минералы. Но любопытство Гермионы невозможно удовлетворить. Каждый вечер она интересуется состоянием зелья, зная, что прежде чем Драко сможет его попробовать, у них есть ещё как минимум неделя. Предвкушение — не более чем бельмо на глазу. Игра в ожидание. В терпение. Не самая сильная сторона Гермионы, особенно когда тёмные круги под глазами Драко стали постоянным наглядным напоминанием, что время идёт, а выбора у них по-прежнему нет. Она вздыхает, в последний раз оглядывая себя в зеркале и откидывая волосы через плечо. Сегодня должен был состояться плановый осмотр Артура, но Молли написала на выходных, интересуясь, не сможет ли Гермиона проведать его в Норе. Они устраивают скромный обед в честь полугодового юбилея Хита, и Молли беспокоилась, что посещение Святого Мунго в сочетании с праздником потребует от Артура слишком много сил, с чем Гермиона согласилась. Она написала ответ, сообщив, что не возражает и что они с Драко придут. — Готова? — спрашивает он, прислоняясь к дверному косяку. Гермиона встречается с ним взглядом в зеркале и чувствует, как что-то трескается в её ослабевающей решимости, стоит ей отметить его внешний вид. Драко выглядит усталым. Он проснулся посреди ночи в холодном поту, и Гермионе потребовался почти час, чтобы справиться с его лихорадкой, прежде чем они смогли снова заснуть. И вот сейчас, при свете полуденного солнца, на неё смотрят все проявления его беспокойного сна. Серебристые радужки глаз потускнели, а в поведении ощущается некая вялость. Даже обычно безупречный наряд Драко кажется каким-то странным: бордовый джемпер, заправленный в широкие брюки цвета хаки, свободно висит на плечах. И всё же, несмотря на все страдания, Малфой прекрасен — настоящий ангел недугов. Грейнджер без энтузиазма улыбается. — Вроде бы. Когда она поворачивается, Драко протягивает ей руку, и она с готовностью берёт ту, идеально переплетая их пальцы.

***

Гермиона не представляла, чего ожидать на выходе с Драко из камина в гостиной в Норе, но точно не рассчитывала на тихую обстановку. Она предполагала увидеть так хорошо ей знакомые заливистый смех и веселье, а не тоскливую атмосферу, которая будто висит в доме, как дымка. Она поднимает взгляд на Драко и видит, что он блуждает глазами по комнате, осматривая её с тем же любопытством. Рон и Гарри сидят вместе на одном из выцветших клетчатых диванов, а Сьюзен и Джинни тихо разговаривают с Перси, держащим на руках Хита. Вдалеке слышно, как на кухне Молли готовит обед, но в гостиной царит что-то непривычное. Гермиона озирается по сторонам в поисках Джорджа, Билла и Артура, но их отсутствие ощутимо. Где все? Рука Драко дёргается в её руке. Гарри поднимает голову и мрачно улыбается, жестом приглашая Малфоя присоединиться к нему и Рону. — Пойду найду Артура. Ты в порядке? — бормочет Гермиона, глядя на Драко. Его ладонь холодная и липкая, и даже в тёплом свете гостиной Норы Грейнджер видит, как на его лбу проступили капельки пота. — В порядке, просто устал. Гермиона достаёт из кармана джемпера палочку и невербально накладывает на Драко охлаждающие чары. Он легонько сжимает её кисть в знак благодарности и, вытянув из хватки свою, идёт к Гарри и Рону. Наблюдая за тем, как Драко пожимает плечами во время разворачивающегося разговора, Гермиона чувствует, как расслабляется спина, а напряжение уходит из тела. Видеть, как Гарри и Рон с такой готовностью принимают место Малфоя в её жизни, очень приятно. О большем она и не мечтала — ни в этой жизни, ни в какой-либо другой. Гермиона скрещивает руки и проводит большим пальцем по браслету своих часов, направляясь к Молли. Она не снимает их с Нового года и скромно улыбается при воспоминании об этом. Когда тем вечером Драко вернулся из своей квартиры, его взгляд сразу же остановился на опаловом циферблате. На его лице промелькнула целая волна эмоций, прежде чем он взял руку Гермионы в свою и поцеловал каждый кончик пальца вперемежку со словами: «Я люблю тебя и никогда не перестану любить». Часы — часть Грейнджер, надпись с гравировки на их обороте запечатлена на её коже и в её душе. Они свидетельствуют об их отношениях и росте. «Все дороги ведут к тебе». С поворотами, развязками и объездами. Но, тем не менее, к тебе. Гермиона машет Джинни, Сьюзен и Перси в знак приветствия, прежде чем пройти на шумную кухню. Пряди рыжеватых волос с сединой обрамляют доброе лицо Молли. Она широко улыбается Гермионе, левитируя блюдо с сэндвичами на раздвинутый стол. Кивком отметив, что всё готово, она убирает палочку в потрёпанный цветочный фартук и поворачивается к Гермионе, раскрывая руки для объятий. Грейнджер с готовностью принимает этот жест, наслаждаясь ощущением материнских ласк. Даже после размолвки с Роном матриарх семейства Уизли никогда не открещивалась от места Гермионы за их семейным столом. Их с Артуром постоянное присутствие утешало — неослабевающая любовь служила одним из ярких маяков в безрадостные годы жизни. По этой же причине неспособность спасти Артура измучила Гермиону так же сильно, как и беспомощность в спасении Драко. Это разрушение её краеугольного камня, основы её сущности. У неё всегда имелся план, решение, но сейчас? У неё нет ответа, и она не может выиграть время. Каждый день — это утраченное время, выбиваемая из-под ног почва, а выхода всё нет. Гермиона никогда не поймёт, как Уизли могут смотреть на неё с признательностью или как Драко может отвечать на её любовь. Не тогда, когда она их подводит. Подводит их всех. Но Грейнджер отбрасывает эти мысли, обнимая Молли за плечи и вдыхая успокаивающий аромат корицы и гвоздики. — Гермиона, дорогая, как ты? — спрашивает Молли, отклоняясь назад, чтобы ласково потрепать её по щеке. — Всё хорошо, Молли, спасибо, — отвечает она, сжимая плечи Молли, и делает шаг назад. — Здесь чудесно пахнет. Молли отмахивается и берёт кухонное полотенце, чтобы вытереть руки. Это нервная привычка, появившаяся у неё после потери Фреда. За прошедшие после войны годы она постепенно сошла на нет, но после диагноза Артура вновь заявила о себе. — О, спасибо. Я приготовила любимые сэндвичи Артура и Рона — с ростбифом и суп из картофеля и лука-порея, — непринуждённо говорит она, отводя взгляд. — Молли… — Гермиона делает шаг в сторону, пытаясь встретиться с ведьмой глазами, — где Артур? Она сглатывает, смотрит вниз и скручивает полотенце, пока не белеют костяшки пальцев. — Он… — она делает паузу, быстро моргая, и Гермиона понимает, что Молли едва не плачет, — он в старой комнате Рона — отдыхает. Утро выдалось весьма тяжёлым, милая, — мрачно заканчивает она. — Ох, — потому что что ещё Грейнджер может сказать? Артур находится на последних неделях заболевания, и прогноз уже не остановить. Это неуправляемый поезд, шальной бладжер, и катастрофа неизбежна. — Я пойду проверю его… У меня в сумке должны найтись несколько запасных зелий… Гермиона отходит в сторону, открывая свою сумку-портфель. Она уже привыкла к тому, что для Драко нужно брать с собой дополнительные зелья. С тех пор как он потерял сознание в лаборатории по возвращении после зимних праздников, она всегда старается держать под рукой жаропонижающие, болеутоляющие и умиротворяющие снадобья. — Ему очень повезло с тобой, дорогая, — со всей серьёзностью произносит Молли, и Гермиона поднимает голову, сразу же понимая, кого она имеет в виду. — Это мне повезло с ним, Молли. Молли тянется к ней, поглаживая по щеке, и улыбается. — Разумеется, милая. Гермиона крепче сжимает умиротворяющий бальзам, с силой вдавливая его в ладонь, пока не чувствует, как края пузырька глубоко впиваются в кожу. — Знаешь, что самое прекрасное в любви? — спрашивает Молли, поворачиваясь, чтобы собрать разномастные столовые приборы и отправить их на стол. — Когда следуешь зову сердца, оно всегда приводит тебя домой. У Гермионы болит в груди, рёбра распирает от таких слов, пока её душа не оказывается нараспашку от силы её любви. Она не вполне осознаёт, почему простое высказывание Молли производит такое глубокое впечатление, но не может отрицать охватившей её уязвимости: она знает, что слова Молли правдивы. Её любовь к Драко чиста и непорочна — он в её жилах и вплетён в её нутро. Это чувство способно охватить несколько жизней и пронестись через весь космос. Гермиона знала об этом, но, услышав, как другие говорят об их связи, оказалась застигнута врасплох. Она вспоминает, как раньше смотрела на Билла и Флёр, а потом на Гарри и Джинни и гадала, найдёт ли она когда-нибудь человека, который будет взирать на неё так, словно она — его единственная сила притяжения, якорь, привязывающий к земле. Она понимает, что нашла такого человека в лице Драко, что её сердце больше не бьётся в её груди. Она отдала его на хранение ему — легко, охотно, добровольно. Таков её путь домой, её путь к нему. — Спасибо, Молли, — шепчет Гермиона и поворачивается к лестнице. Когда она ступает на площадку наверху, дубовая дверь поскрипывает, и Гермиона осторожно стучит, открывая её. Стоит зайти в комнату, утопающую в сувенирной продукции «Пушек Пэддл» и рукодельных одеялах, как Грейнджер тут же накрывает волной ностальгии. Дубовый и табачный аромат, безошибочно принадлежащий Рону, проникает в лёгкие, когда она делает ещё один шаг к Артуру. Она смотрит на него, прислонившегося к изголовью кровати, с закрытыми глазами и прохладной тканью на лбу, и чувствует, как что-то колет в груди. На добром лице человека, ставшего ей с годами отцом, появились глубокие, как ущелья, морщины. Несмотря на все попытки с оптимизмом воспринимать диагноз, магическая дисплазия чрезвычайно состарила Артура. В редеющих медно-рыжих волосах стало больше седины, а скулы выдаются так, будто их вырезали. Та ниточка внутри, которую Гермиона научилась сшивать, контролируя свои эмоции во время обучения в Целительской академии, трещит, угрожая порваться. Она сдерживает жгучие слёзы и делает ещё шаг вперёд. — Артур? — зовёт она, осторожно присаживаясь на край кровати. Она подаётся вперёд и кладёт ладонь на его предплечье. Он горячий и потный, отчего Гермиона хмурится. — Артур? — повторяет она, сжимая его руку. Она видит, как подрагивают его веки, и он медленно открывает глаза. Голубой взгляд расфокусирован, и Артуру требуется мгновение, чтобы привыкнуть. Блеск, который всегда был ярким, как и в глазах его непоседливого сына, пропал. Как будто Гермиона смотрит в холодную, бесконечную пустоту тепла. — Миона, — говорит он хриплым голосом. Она пытается улыбнуться, пока призывает стакан и наполняет его свежей водой с помощью палочки. Гермиона помогает Артуру, поднося стакан к его пересохшим губам, и он делает большой глоток. Она ставит воду обратно на тумбочку, а он шепчет кроткое «спасибо». — Как твои боли? Артур двигается, приподнимаясь, чтобы сесть повыше у спинки кровати. Гермиона подмечает, как трясётся его рука, когда он тянется ей вверх, снимая полотенце со лба и вытирая им лицо. Он посмеивается, но тихо, не тем звонким тембром, какого она привыкла ожидать от этого жизнерадостного человека. — Чувствую себя так, словно меня задавило стадо гиппогрифов, дорогая. Накладывая диагностическое заклинание, Гермиона не может удержаться от лёгкой улыбки. Температура Артура граничит с повышенной, а его надпочечники работают на пределе возможностей, о чём свидетельствуют быстро растущие показатели кортизола, но именно уровень его магического ядра вызывает у Гермионы зуд. Он там, пульсирует под кожей, напоминая, что она облажалась. Пятнадцать процентов. Столкнувшись с первым пациентом, страдающим магической дисплазией, Гермиона была уверена, чересчур уверена в своих силах. Она думала, была убеждена, что сможет создать лекарство в рекордно короткие сроки, что спасёт их всех. Но теперь, сидя напротив Артура, она оказывается перед лицом истины: шансы невелики, а время ограничено. Артур — не первый её пациент, теряющий магию, и он не последний. Драко. Но в том, чтобы наблюдать за тем, как двое любимых людей попадают в щупальца болезни, есть что-то ломающее, изнуряющее. Они не пойманы дьявольскими силками, и решение проблемы — не слепящий свет, и неважно, насколько ярко, по словам других, сияет сама Гермиона. Она не может освободить их, не может спасти — её время на исходе… Это суровая правда, которую следует принять и с которой нужно смириться. Вдохнув, Гермиона почти что задыхается и взмахом палочки развеивает чары. Она чувствует себя так, словно её разрывают на части. Раздирают на куски. Будто погребённой под тяжестью своих неудач. Такого врага не победить силой любви. Ведь она и любит, и старается, и готова пролить кровь за них обоих. И всё же? Этого недостаточно. — Гермиона, девочка моя, пожалуйста, не плачь из-за меня. Она смотрит на Артура, смаргивая пелену перед глазами, пока слёзы текут по щекам. — Мне очень, очень жаль, Артур. Он качает головой. — Тебе не за что извиняться. Ты не навлекала на меня эту болезнь. — Но я не сумела тебя спасти. — Нет, но это не значит, что ты не продолжишь спасать других. Ты упорна, милая, и для тебя это ещё не конец. — Артур передвигает руку, беря ладонь Гермионы в свою. — Как думаешь, сколько ещё продержится моя магия? — Где-то два-четыре месяца? Артур кивает, на его лице отражается облегчение. — Это хорошо. — Хорошо? — и она не может сдержать полный неверия смешок, срывающийся с губ при этом слове. — Я больше не хочу испытывать боль, Гермиона. И в этом вся суть. Последние недели течения болезни всегда самые худшие, самые тяжёлые для организма, поскольку ядро до конца борется за своё существование. Симптомы обостряются и почти не поддаются лечению, и Артур как раз на последней стадии. Для него облегчение наступит после всего, пусть уже и без магии. Гермиона понимающе кивает и убирает руку, чтобы достать из своего портфеля умиротворяющий бальзам. — Вот, — говорит она, откупоривая его. — Прими это, а потом я наложу охлаждающие и расслабляющие мышцы чары, чтобы ты отдохнул. Артур берет пузырёк и залпом проглатывает его содержимое. Гермиона ставит пустой флакон на прикроватную тумбочку и с отработанной лёгкостью накладывает два заклинания. Она наблюдает, как над Артуром материализуется серебристо-голубая дымка, окутывая его словно защитным коконом, а затем впитывается в его кожу. Когда охлаждающие чары начинают действовать, Артур облегчённо вздыхает, и Гермиона улыбается. — Постарайся немного поспать, Артур, — ласково говорит она, наклоняясь вперёд и целуя его в щёку, прежде чем встать. Гермиона смотрит на него, следя за тем, как вздымается и опускается его грудь, пока он погружается в спокойный сон. Она закидывает сумку на плечо и с тихим щелчком закрывает дверь в спальню. — С ним всё в порядке? Испугавшись вопроса, Грейнджер поднимает глаза. На перила опирается Сьюзен, в зеленоватых глазах которой читается беспокойство. Цвет её радужек светлее, чем у Гарри, но в них та же бездна любви. Её каштановые волосы заплетены в две косы, стянутые на затылке. У Гермионы возникла большая симпатия к Сьюзен. В период, когда Артуру поставили диагноз, она стала маяком поддержки, краеугольным камнем благоразумия. Она органично вписалась в жизнь Уизли и никогда не смотрела на Гермиону с осуждением. — Нет, не в порядке. — Нахмурившись, Грейнджер подходит к Сьюзен с распростёртыми руками. Она крепко обнимает её, вдыхая аромат ванили. — Знаю, что ты чувствуешь себя виноватой, Гермиона, но ты делаешь всё возможное. Мы все это понимаем. — Сьюзен отклоняется назад, встречаясь с ней взглядом. — Всё будет хорошо. Гермиона кивает, утирая слёзы с ресниц. — Я могу чем- то помочь? Она качает головой. — Нет, он отдыхает. Не думаю, что он сможет спуститься к обеду. Он уснул ещё до того, как я вышла из комнаты, — вздыхает Гермиона, плотно скрещивая руки на груди. — Наверное, так даже лучше. Пришли Джордж, Билл и Флёр и начали играть в волшебные шахматы, вызвав немалый переполох. Гермиона тихо и беззаботно хихикает, когда слышит вдалеке голоса. Сьюзен бросает на неё многозначительный взгляд, шагая вперёд и переплетая свою руку с её. — Пойдём; думаю, твой волшебник нуждается в спасении от настойчивых заверений Рона, что «Пушки» попадут в плей-офф в следующем году. Когда я уходила, он выглядел так, будто у него вот-вот лопнет аневризма. И Гермиона не может удержаться от отрывистого смеха, слетающего с губ. Послеполуденное время проносится быстро, неся в себе тяжесть от отсутствия Артура, которую ощущают все. Однако по мере того, как тянется день, Гермиона не может не уловить, что меняется поведение Драко. Она замечает, что, хотя он и не грубит, в разговоре ведёт себя более скованно и сдержанно, нежели в момент их появления в Норе. Как только Билл взваливает Флёр на плечо и уносит на задний двор вслед за остальными членами семьи, серебристые глаза Малфоя смотрят куда-то вдаль. Гермиона провожает взглядом удаляющуюся пару, и звонкий смех Флёр ещё долго разносится из-за захлопнувшейся двери. Оставшись лишь вдвоём на кухне, Гермиона поднимает голову и сжимает руку Драко, привлекая его внимание. — С тобой всё в порядке? — нерешительно, почти неуверенно спрашивает она, касаясь кончиками пальцев его челюсти. Она видит, как Драко морщит лоб, как угрюмо поджимает губы. — Мы можем пойти куда-нибудь ещё… куда угодно? И от того, как он произносит «куда угодно», у Гермионы замирает сердце. В его тоне звучит надлом — она чувствует, как от Драко волнами исходит беспокойство. — Разумеется. И она без колебаний тянет его за собой к камину, чтобы уйти.

***

У Драко до сих пор нет водительских прав, но это не мешает Гермионе бросить ему отцовские ключи и забраться на пассажирское сиденье. Со времени, прошедшего с Нового года, он стал уверенно водить машину, за исключением того случая, когда на дороге их остановил полицейский и Гермионе пришлось наложить на бедного магла Конфундус. Малфой нашёл это забавным, а Грейнджер лишь недовольно хмурилась. Но на сей раз, пока Драко везёт их в пригород, она не делает ни одного замечания, ни одного ехидного комментария, чтобы его поддразнить. Весна новым покрывалом расстилается на обширных равнинах и холмах. На каждом километре пути Драко и Гермиону ждёт пышная зелень и белые кизилы. Ни один из них не говорит, но повисшая тишина не вызывает дискомфорта — она просто присутствует в машине, как давно потерянный друг. Гермиона не пытается её заполнить или нарушить, а просто, как в детстве, опускает окно, позволяя своей руке скользить по ветру. Драко смотрит на неё боковым зрением, и, когда кудри хлещут её по лицу, она видит, что в его глазах мелькает первый намёк на веселье. Но это мгновение мимолётно, и он возвращает взгляд на дорогу, ритмично постукивая большим пальцем по рулю. Гермиона не знает, делает ли Драко это в такт мелодии, звучащей в его голове, или чтобы скрыть тремор; она не спрашивает, а он не поясняет. Грейнджер не понимает, что послужило причиной этой спонтанной поездки, но когда Драко сворачивает на знакомую дорожку, она украдкой бросает на него взгляд. Весёлость, вспыхнувшая в его глазах, исчезла, оставив после себя лишь холодный оттенок серебра — жёсткий и твёрдый, как неподдающийся ковке металл. Гермиона ёрзает на сиденье, чувствуя себя неуютно впервые с тех пор, как они ушли от Уизли. Драко крепко сжимает челюсти, что ещё больше подчёркивается проступающей на его коже светлой вечерней щетиной. Он не смотрит на Гермиону, когда сбрасывает скорость, направляя Porsche к пруду. Она сжимает пальцы на коленях, а тревога стучится в голову, требуя, чтобы на неё обратили внимание. Может, Рон или Гарри сказали что-то, что он превратно понял? Гермиона чувствует, как падает, погружаясь в пучину беспокойства. Она вздрагивает, когда Драко глушит двигатель и переводит машину в режим парковки. Смотрит на пруд, с волнением вглядываясь в его стеклоподобную поверхность. Ей хочется, чтобы Драко просто высказал всё, что у него на уме, чтобы избавился от всего, что его мучает, от всего, что на него давит, подобно короне. Грейнджер справится с этим, сможет вынести всё что угодно — она достаточно сильна ради них обоих. Она должна быть сильной. Она ощущает руку Драко на своём бедре и смотрит вниз, отрывая взгляд от водной глади. Гермиона улыбается одними уголками губ, когда кладёт свою ладонь поверх его, переплетая их пальцы. Вроде столь простой жест, но он говорит о многом. Он мощный. Он передаёт чувства, когда слова не помогают. Он — символ поддержки и надобности. Гермиона держит руку Драко в своей. Она даст ему всё, что он потребует, — всё, что поможет. Но пока они сидят в тишине, убаюканные присутствием друг друга. Их касаний достаточно. — Мне кажется, я для тебя обуза, Гермиона, — заявляет Драко спустя мгновение хриплым, будто свинцовым от навалившихся на него невзгод голосом. — Почему ты так говоришь? Он поворачивается, и в его глазах читается горечь. — Я боюсь завтрашнего дня, Грейнджер. Раньше я жил в страхе перед будущим без тебя, а теперь — в страхе покинуть этот мир, оставив в нём тебя. — Он наклоняется вперёд, обхватывая её щеку. — Мы не приблизились к пониманию того, почему у меня так быстро прогрессирует болезнь… Что, если с исчезновением магии она не прекратится? Что, если такова моя судьба? Я не могу привязать тебя к этому — ко мне. Гермиона поднимает их руки и целует костяшки его пальцев, а затем подносит его ладонь к своей груди, прижимая ту к сердцу. — Ты чувствуешь это, Драко? — спрашивает она и льнёт щекой к его прикосновению. — Грейнджер… — Я люблю тебя — всеми фибрами своей души. Люблю тебя. Я не брошу тебя и не сдамся, — говорит она твёрдо, с уверенностью, словно лишь одной силой своих слов может воплотить это в реальность. — Гермиона, мы должны быть реалистами в этом вопросе… — Ты ждёшь, что я отступлю? — Она отстраняется от Драко, отпуская его руку, и гнев искажает её лицо, смешиваясь с болью. — Вполне вероятно, что я не смогу дать тебе будущее… Уизли… Поттер… Гермиона видит, что Драко рассержен; серебристые глаза распахнуты от досады, пока он молит её о понимании. Он слёзно смотрит на неё, упрашивая услышать его мысли такими, какие они есть на самом деле, услышать то, что осталось недосказанным. И вдруг в её голове что-то щёлкает. Ключ встаёт на место. Драко отворачивается и смотрит в сторону пруда. Дети, семья. Они никогда не говорили о планах на будущее, но это подразумевалось. Они оба хотели — хотят — детей. — У нас всё равно может всё получиться, — шепчет Гермиона, придвигаясь ближе и кладя руку ему на щёку. Она обхватывает челюсть Драко и наклоняет его голову, заставляя посмотреть ей в глаза. — Твои магические способности не определяют, есть у нас совместное будущее или нет. — Что, если я умру, Гермиона? — вопрос крадёт у неё воздух, вырезая его из лёгких острием ножа. — Зачем ты так говоришь? Она сердится, раздражается из-за того, что он сказал… Что он вообще подумал… Нет. Мира без Драко не существует. — Моя ситуация куда хуже, чем у остальных; кто даст гарантию, что это прекратится? Гермиона хмурится и тянется вперёд, убирая волосы с его глаз. Когда она заговаривает, её голос дрожит: — С тобой всё будет хорошо, Драко, у нас всё будет в порядке. — Она прикрывает глаза и прижимается губами к его лбу с максимально возможной уверенностью. Кончиками пальцев впивается в его плечи, обнимая и притягивая его голову к своей груди. Грейнджер наклоняется и целует его в волосы, шепча: — Обещаю, Драко, с тобой всё будет хорошо — ты мой.